Текст книги "Бабочка"
Автор книги: Кэтрин Харви
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)
– Расскажите мне, пожалуйста, преподобная Дрейк…
– Зовите меня просто Мери. Знаете ли, очень многих смущает тот факт, что я имею духовный сан. У меня нет церкви. Приход, откуда я сюда пришла, не мог смириться с моим новым статусом. Женщины, имеющие духовный сан, многих раздражают, хотя я не понимаю почему. Даже в Библии не указано, что женщины не могут быть священниками. Много веков назад они были священниками, пока мужчины не присвоили себе исключительное право быть посвященными в духовный сан. – Мери снова улыбнулась, у нее была обаятельная улыбка. Женщина располагала к себе людей. Единственным утешением для Беверли было то, что Мери жила рядом с ее матерью.
– Мери, расскажите, пожалуйста, мне о моей матери. Я хочу знать все.
Мери вздохнула, откинулась на спинку стула и начала свой рассказ.
– Наоми была в отчаянном положении, когда я познакомилась с ней. Последний мужчина, которого она любила, обошелся с ней несправедливо. У вашей матери была необыкновенная способность любить, она готова была к самопожертвованию. Но предметом ее любви очень часто оказывались негодяи, недостойные этого сильного чувства. Эта история не нова в стенах нашего дома. Я думаю, это произошло в 1973 году. Приют был переполнен, не было не только свободных кроватей, но и диванов. Наоми была готова спать на полу. Первое время она спала в спальном мешке на полу. Она прожила у нас три года, и мы все к ней очень привязались. Наоми была нашим поваром, она прекрасно готовила, а ее гамбургеры были просто сказочными. – Лицо Мери просветлело. – Но Наоми была не только поваром. Она сама взяла на себя обязанность ухаживать за больными. Серьезных больных мы, конечно, отправляли в клиники. Наоми была просто удивительной сиделкой. Она самоотверженно выхаживала больных, нуждающихся в ее помощи было очень много, те, кому она помогала, до сих пор вспоминают ее с благодарностью. Многих женщин она просто вернула к нормальной жизни, заставила поверить в свои силы. Внимания, тепла и добра у нее хватало на всех. Нам ее очень не хватает.
Беверли смахнула слезу со щеки.
– Расскажите мне о вашем доме, – попросила она Мери.
Мери рассказывала, что оказалась нежелательной в своем приходе. Тогда она покинула его и приступила к созданию приюта для женщин с трудной судьбой. Она всю жизнь мечтала помогать несчастным женщинам. Рента за дом была очень низкой, местные жители помогали, чем могли. Проблема состояла в том, что женщин с исковерканной судьбой много, приют же может вместить лишь немногих. Притом многие приходят беременные или с детьми, напуганные, без копейки денег, прячущиеся от своих обидчиков. У многих не было смены белья.
– Нам отдают старую одежду, – объяснила Мери. – Я даю объявления в газеты с просьбой помочь. К сожалению, у меня недостаточно денег, чтобы давать объявления в популярные газеты, и наш приют, конечно, не такой известный, как благотворительная организация Армия спасения и другие, которым помогают гораздо больше, так как их знают лучше. Мы вполне обходимся тем, что получаем. Форма помощи может быть самая разнообразная. Мы рады всему – деньгам, одежде, еде, даже пеленкам. Некоторые специалисты консультируют наших женщин бесплатно. Два раза в неделю к нам приходит психиатр. Мой знакомый врач также приходит, когда у него есть время.
Зазвонил телефон. Мери подняла трубку, говорила очень быстро. Закончив говорить, она пояснила:
– Это из супермаркета насчет индеек. Мне надо найти где-то деньги, чтобы заплатить еще за пятьдесят индеек. – Она улыбнулась. – Когда речь идет о еде для моих девочек, о гордости приходится забывать, я взываю к вашему великодушию и прошу вас помочь нам деньгами, тогда мы сможем организовать хороший праздничный обед. Мы были бы очень признательны, если бы вы помогли нам в приобретении индеек.
– Я с удовольствием вам помогу.
Молоденькая девушка вбежала в комнату.
– Преподобная Мери! У Синди начались схватки!
– О Боже! Я оставлю вас.
В ожидании Мери Беверли достала чековую книжку. Она задумалась об обитателях этого дома с их робкими надеждами и мечтами. Они часто рассказывали похожие друг на друга истории. Дом был старый, запущенный, но со своими сложившимися традициями и обычаями. Он был так непохож на дом Хэйзл. Беверли подумала о своей матери, напуганной, скрывающейся от полиции, вечно в поиске пристанища. Чего ей стоило вонзить нож в сердце человека, которого любила, но чьи оскорбления больше выносить не могла, и что пришлось ей пережить, когда она от всех пряталась, страшно одинокая, напуганная до смерти! Беверли не могла больше сдерживать слезы. Если бы я нашла тебя! Я бы взяла тебя домой. У меня тебе было бы хорошо и спокойно. Мы снова могли бы мечтать, как мы это часто делали в детстве.
Вернулась Мери, запыхавшаяся.
– Бедняжка! Это ее первая беременность. Она просто в панике. Никаких схваток у нее нет, просто болит желудок. Ей всего пятнадцать лет, с одиннадцати она без родителей. Ее привезли в прошлом месяце. Она путешествовала автостопом и одному водителю предложила себя в качестве платы за проезд и еду. – Потом она посмотрела на плачущую Беверли. – Ваша мать у Бога сейчас, мисс Хайленд, ей там хорошо, поверьте мне! Перед смертью она долго мучилась, но сама смерть была легкая, она была окружена людьми, которые любили ее!
Беверли вытерла слезы.
– Я никогда не смогу вас отблагодарить за все, что вы сделали для моей матери. – Беверли достала ручку с золотым пером. – Скажите, много ли женщин приходят к вам в поисках крыши над головой?
– Больше, чем вы можете себе представить, и количество желающих растет с каждым днем. К сожалению, я не могу приютить всех. Многим приходится отказывать. Но я никого не выставляю на улицу, помогаю найти временный приют. У нас есть договоренность с небольшими дешевыми гостиницами, владельцами пустующих домов. Они дают временный приют нашим женщинам, а мы как может помогаем им.
– Сколько коек, по вашему мнению, вам нужно?
Мери засмеялась.
– По крайней мере, в десять раз больше, чем имеем. В конце нашей улицы стоит полуразрушенный дом. Я давно к нему приглядываюсь. Он продается. Уже несколько месяцев я уговариваю владельца сдать его нам. В качестве арендной платы мы предлагаем капитальный ремонт. Владелец дома старый, упрямый глупец, но я думаю, что мне удастся уговорить его. Я не отстану от него. Я могу быть очень настойчивой в интересах дела.
– Это вам. – Беверли вручила Мери чек. – Я не знаю есть ли у вас счет в банке.
– Спасибо, мисс Хайленд. Бог прислал вас в ответ на мои молитвы.
Беверли поднялась и протянула руку.
– Теперь мне надо идти. Я вам очень признательна за то, что вы уделили мне так много времени. Я так долго искала свою мать. – Она крепко сжала руку Мери.
– Я вас очень хорошо понимаю. Пути господни неисповедимы. Сначала Господь послал нам Наоми, а теперь ее дочь. Благодаря вашей помощи мы сможем устроить великолепный праздник в День благодарения для наших женщин, которые…
Она потеряла дар речи, когда увидела чек, медленно опустилась на стул и зашептала:
– Благодарю тебя, Господь! – Затем перевела взгляд на Беверли и сказала: – Это сон, или я наяву вижу чек на пятьсот тысяч долларов?
– Я хочу, чтобы вы построили новое здание, которое было бы воплощением вашей мечты: современным, удобным, где бы царили любовь и уважение к людям. Там должно хватить места для всех желающих, женщины должны себя там чувствовать в полной безопасности. Наберите штат квалифицированных сотрудников. Пускай этот приют станет родным домом для его обитателей, пускай они обретут там душевное спокойствие. Я пришлю вам своих адвокатов, они вам помогут. Как вы считаете, это возможно, вы осуществите это?
– Осуществлю? – переспросила Мери, не отрывая глаза от чека. – Конечно! – Слезы навернулись у нее на глаза.
Когда они шли к машине, ставшей предметом всеобщего внимания, Беверли спросила:
– Почему вы занялись этим? Почему вы выбрали именно эту сферу деятельности?
– Очень давно я была замужем. Мой муж постоянно бил меня. Я не знаю, почему я мирилась с этим. Но однажды он напился и ударил моего сына по голове. Я схватила моего мальчика и убежала, укрышись у священника. Там я открыла для себя Бога и нашла свое призвание.
– А ваш сын?
– От удара очень сильно пострадал мозг, сделать абсолютно ничего нельзя. Сейчас он в клинике, ему тридцать лет, но он даже не может сказать, как его зовут. Возможно, я основала приют, чтобы искупить свой грех, не знаю. Но я точно знаю, что вас послал мне Бог. Я назову приют вашим именем.
– Спасибо. Но я бы хотела, чтобы он носил имя Наоми Берджесс. Моя мать ничего не имела в жизни, пускай у нее будет что-нибудь после смерти.
Операционная. Яркий ослепляющий свет падал на операционный стол, где под зеленой простыней лежал пациент в критическом состоянии. Было тихо, только еле слышно гудели сердечный монитор и вентилятор. Четверо специалистов в зеленых халатах с белыми масками спасали жизнь человека. Самым высоким был хирург. По его лицу градом катился пот, сестра не успевала вытирать его. Воздух будто наэлектризован, в глазах присутствующих застыл страх. Смерть этого важного пациента может повлечь за собой обострение международной обстановки.
– Скальпель! – Операционная сестра подала хирургу скальпель. Он готов был уже приступить к операции, когда доктор Маркус, сидящая в углу, подошла к столу, выхватила скальпель из его рук и сказала:
– Я не так учила держать скальпель. Ты его держишь, будто собираешься резать салями.
– Какая разница, черт побери! – закричал хирург. – Кого это волнует?
– Меня! – заорала в ответ Маркус и швырнула скальпель на пол.
– Оперируйте, – донесся усталый голос. – Оперируйте, прошу вас. Доктор Маркус, можно вас на минутку. Она презрительно взглянула на хирурга, резко повернулась и вышла из операционной.
– Доктор Маркус, дорогая, – сказал режиссер, взяв ее за локоть и отведя в сторону. – Понимаете, если вы постоянно будете делать замечания, мы никогда не закончим.
– Ваш хирург просто идиот. Так нельзя держать скальпель. Ему надо научиться прежде всего держать скальпель правильно, а он даже слушать об этом не хочет.
– Доктор Маркус, милая, – сказал режиссер и отвел ее в сторону от операторов. – Это такая мелочь. Никто внимания на это не обратит. Это же телефильм. Она с раздражением посмотрела на режиссера.
– Послушайте, Барри Грин взял меня в качестве научного консультанта. Если никто не прислушивается к моим советам, я не вижу смысла в сотрудничестве с вами.
– Хорошо, хорошо. Успокойтесь, пожалуйста.
Доктора Маркус не очень интересовало, что ей собирались сказать. Она повернулась и решительно пошла прочь.
Линда жила на побережье, ее дом был у подножья утеса, на сваях, выходящих из воды. Во время приливов волны бились о сваи, и дом раскачивало. Брызги поднимались вверх, и соленый морской запах наполнял дом. В доме было четыре комнаты, он был старый и стоил полмиллиона.
Апрельским вечером Линда ждала Грина. Шел дождь, море штормило. Казалось, Тихий океан восстал против всех сооружений на сваях и хотел их свалить. Волны равномерно бились о сваи. Океан напоминал живой организм. Он, казалось, говорил с Линдой, то повышая тон, когда волны с силой разбивались о сваи, то понижая, когда они отступали. Линда ходила по комнате. Она уже начала беспокоиться и поставила пластинку Бетховена. Музыка Бетховена вторила мелодии океана. Линда задумалась о подводном царстве, о водорослях, которые обвивали сваи ее дома, о подводных жителях, она вспоминала многочисленные бессонные ночи, когда слушала шум океана, размышляя о своем одиночестве.
Линда не стремилась к такой одинокой жизни. Ей всегда хотелось иметь семью. Она делала все возможное, чтобы сохранить два своих непродолжительных брака, она всегда стремилась иметь друга, которого любила бы верно и преданно. У нее были поклонники. Но как только дело доходило до интимных отношений, появлялись проблемы. Линда сразу же испытывала отчуждение, и отношения на этом заканчивались.
Она посмотрела на часы над камином. Прошел уже час, как позвонил Барри. Линда решила расторгнуть контракт со студией. Барри уговаривал ее подумать и не поступать опрометчиво. Он хотел заехать и поговорить с ней. Линда пригласила его в свою дорогую лачугу.
Раздался звонок, Линда открыла дверь. На пороге стоял Барри со свертками в руках. Его машина стояла рядом с машиной Линды. По пути он заехал в магазин и купил хлеб, бифштексы, шампанское. Когда он разложил содержимое своих свертков на столе, она поняла, зачем он пришел и почему она его пригласила.
Они говорили о телефильме, он уговаривал ее остаться.
– Я не допущу возражений, – сказал он, когда они сели около камина. – Обещаю, он во всем будет тебя слушаться. Мужчины такие упрямые.
Они говорили обо всем на свете. Барри следил за тем, чтобы их стаканы были наполнены вином.
Линда старалась расслабиться. Она заставила себя улыбаться, смеяться. Шампанское ударило ей в голову. Она сняла туфли и поджала ноги под себя. Барри очень привлекателен, – подумала она. – С ним очень легко. Он общительный, доступный, невысокомерный, всегда спокойный. Он подчиняет себе людей, но делает это очень незаметно. Это распологает людей.
Нельзя было отказать ему и в чувстве юмора.
– Я рассказывал о моем двоюродном брате? – спросил он, когда открыл еще одну бутылку. Он придвинулся к Линде и наполнил ее бокал. – Абэ, мой кузен, ехал в, поезде на верхней полке. Женщина на нижней полке не давала ему спать. Она не переставала повторять: Я хочу пить, я умираю от жажды. Абэ спустился со своей полки, пошел в конец поезда, принес ей воды. Забрался на свою полку и только задремал, как вдруг услышал: Я так хотела пить.
Линда засмеялась и подняла свой бокал. Есть ей больше не хотелось, еду можно было убрать в холодильник.
– У вас здесь очень уютно, – сказал Барри. – Ваш дом очень дорогой. Вы, должно быть, много за него заплатили.
– Да. Мне с этим домом страшно повезло.
– Сейчас вы можете просить за него даже миллион, и желающих купить будет много, его купят сразу же.
– Сваи дома постепенно разрушаются. В один прекрасный день он может уплыть на Гавайи.
– Вы когда-нибудь там были?
– Я занималась в интернатуре в Гонолулу.
– Серьезно? Почему вы стали хирургом?
Она вспомнила операционные, хирургов, сложные операции по пересадке кожи, всех, кто спасал ее после аварии, в которую она попала в детстве.
– Чтобы доказать, что я могу выполнять сложную и ответственную работу. Моя лучшая подруга – педиатр. Она хотела быть патологом, но после долгих уговоров дома и давления на работе она уступила и стала педиатром. Студентам медицинских институтов сейчас рекомендуют специализироваться в области гинекологии, дерматологии, очень многие становятся семейными врачами. Исходят из соображения, что женщина-пациент себя свободней чувствует с женщиной-врачом.
– Я помню, когда мой сын собирался ехать в летний лагерь, ему надо было пройти медицинский осмотр. Но узнав, что врач-женщина, он отказался идти, жене пришлось очень долго его уговаривать. Она сказала ему, что ей долгое время приходилось консультироваться у врачей-мужчин, теперь его очередь идти на прием к врачу-женщине.
– Я не знала, что вы женаты.
– Я не женат. Мы развелись десять лет назад.
– Я тоже разведена.
– Почему?
– Не получилось.
Они замолчали. Линда смотрела на огонь в камине. Барри не отрывал глаз от нее.
– Не могу поверить, что вы одна. Такая красивая женщина, как вы…
Она обернулась. Свет от камина падал на его лицо, оно казалось еще интереснее.
– Сейчас я не одна, да?
Он обнял ее.
– Конечно, нет.
Линда улыбнулась, ей было очень хорошо. Сильный дождь барабанил по крыше. Океан ревел. Мир за окном был холодный и враждебный. Но комната Линды была уютной, она наполнена мягким светом, в ней тепло и комфортно. Линда чувствовала, как ее внутренее напряжение постепенно ослабевало.
Барри прикоснулся к ней губами, поцелуй его был нежный, неторопливый, как будто он только и хотел ее поцеловать. Но, конечно, он хотел большего. Его рука ласкала грудь Линды. Ласки его были приятны. Она обвила руками его шею и ощутила сильное влечение к нему.
– Пойдем в спальню, – прошептал он.
Постель уже была разобрана. Служанка всегда разбирала постель, когда Линда приходила поздно. Но все выглядело так, будто для этого она и пригласила Барри. Поцелуи Барри становились более настойчивыми, жадными, ласки более требовательными.
– Подожди, – сказала Линда и пошла выключать свет.
Он подошел к ней сзади, обнял и поцеловал в шею.
И вдруг она почувствовала, как вся напряглась. Она даже слегка отпрянула от него. Из соседней комнаты просачивался свет, и Линда подошла к стеклянной двери задернуть занавески. Комната погрузилась в темноту. Линда была в объятиях Барри. Она целовала его, прижималась к нему. Потом они стали торопливо раздеваться. Вдруг Линда обнаружила, что в ванной комнате горело ночное освещение, и она пошла прикрыть дверь в ванную комнату. В этой кромешной темноте Барри не мог найти ее.
– Трудно совсем без света, – сказал он.
– Я предпочитаю в темноте, – ответила она и легла на кровать. В своей спальне она ориентировалась одинаково хорошо как при свете, так и в темноте. Барри был в этой спальне впервые.
Линда услышала глухой удар и затем его голос:
– О! Черт! Моя нога!
Она села и протянула Барри руку.
– Иди сюда.
– Извини, любимая, я ничего не вижу. – Он включил свет, Линда не успела его остановить. Она вскрикнула и натянула на себя одеяло. Хромая, Барри подошел к кровати. Когда он хотел обнять Линду, она вся напряглась.
– Что случилось? – спросил он.
Линда ничего не ответила. Но продолжать было бесполезно: свет, ушибленная нога – все было не так. Пропали вся страсть и все желание, как случалось уже много раз. Очень часто в постели с обожателями у нее вдруг пропадало желание заниматься любовью.
Она словно вся застывала. И сейчас мысль об интимных отношениях с Барри повергла ее в страх.
– Что случилось, Линда?
– Я не могу. Прости.
– Но почему?
– Не могу и все.
Он положил руку ей на плечо. Она отодвинулась.
– В чем дело, Линда? Я виноват в чем-то?
– Нет. Все дело во мне. Было бы лучше, если бы ты сейчас ушел, Барри.
– Давай поговорим, может быть, мы поможем друг другу.
Она покачала головой, не в состоянии говорить. Раздраженная, униженная, она проклинала себя за то, что форсировала события.
За соседним столом разговаривали на повышенных тонах. Джессику мучило любопытство. Она хотела посмотреть на этих людей, но сделать это надо было незаметно. Огромная пальма между столами мешала ей. Она слегка повернулась и сквозь листья пальмы стала наблюдать за парой, сидящей там. Мужчине и женщине на вид было лет по сорок. Они горячо о чем-то спорили, говорили друг другу обидные слова. Женщина еле сдерживала себя, чтобы не разрыдаться, у мужчины руки были сжаты в кулаки. Из разговора Джессика поняла, что это была супружеская пара. Дети их учились еще в средней школе.
– Ты не можешь так с нами поступить, – услышала Джессика. – Неужели ты можешь оставить меня и детей после восемнадцати лет совместной жизни? Нам будет очень тяжело.
Они расходились, и один из них влюбился в человека намного моложе себя и хотел начать жизнь сначала.
– Мне только сорок три, мне не вечно будет сорок три. Я тебя больше не люблю.
На что противоположная сторона заметила упавшим голосом:
– Ты себя обманываешь, бросая нас ради человека, который тебя на двадцать лет моложе.
Пожалуйста, не бросай меня, – прозвучала просьба.
Джессика оглянулась, ей было искренне жаль их. Она себя неловко чувствовала из-за того, что подслушала чужой разговор. Джессика была поражена, узнав, что жена уходила к более молодому мужчине.
– Джессика! Что ты будешь заказывать?
Она посмотрела на Джона. Ему сорок. Он привлекателен, но при свете свечи казался просто неотразимым. Его волосы цвета соли с перцем были необыкновенно красивыми.
– Я… м… – начала она, открывая меню.
Джон обратился к своему знакомому, которого пригласил в ресторан и на которого хотел произвести впечатление, так как был заинтересован в нем.
– Моя жена любит подслушивать чужие разговоры.
– Меня просто интересуют характеры людей, – сказала она в свою защиту. Джон засмеялся.
– Признайся, Джесс, ты же очень любопытна.
Подошел официант в футболке и шортах. Он скорее походил на спортсмена, чем на официанта.
– Что вы хотели бы заказать? – Он обворожительно улыбнулся Джессике.
«Он мог бы работать в «Бабочке», – подумала Джессика. – Он отвечал бы всем требованиям».
– Джессика, – сказал Джон, – мы ждем. Что ты закажешь?
Она взглянула в меню.
– Бифштекс с кровью и запеченную картошку.
– Какой соус желаете? – спросил официант.
– Принесите помидоры вместо картошки, – вмешался Джон.
Джессика вспыхнула. Она сразу отвернулась и стала делать вид, что рассматривает лодки.
«Бабочка», она там давно не была. Даже после ночи страстной любви с ее ковбоем. Частично это объяснялось тем, что она очень занята. Дело Латрисии Браун принесло ей популярность. Телефон ее офиса не смолкал. Количество клиентов увеличивалось с каждым днем. Они не справлялись с объемом работы и набирали новых юристов. Джессика думала о расширении фирмы.
Другой причиной было ее самочувствие последние несколько дней.
Ночь с Лонни была сказочной, ни с чем не сравнимой. Несколько дней после этой встречи Джессика чувствовала себя молодой, полной сил. Но когда эйфория прошла, сомнения закрались в ее душу. Она испытывала стыд из-за того, что с необыкновенной страстью отдалась мужчине, которого совсем не любила и мало знала. Временами это походило на страх. Джессика получила религиозное воспитание. Она росла и ее убеждения складывались под влиянием монахинь и священников. Ее пугали дьяволом и страшным наказанием за грехи. Сейчас ее мучили угрызения совести. То, чем она занималась в «Бабочке», считалось по всем религиозным канонам страшным грехом.
Джессика решила не ходить пока в это заведение. Ее религиозные убеждения одержали верх. Ей надо было хорошенько все обдумать.
Она посмотрела на мужчину, сидящего напротив нее за столом. Она забыла, как его зовут, и была в панике. Джон взбесится. Он предупредил ее, что очень заинтересован в сотрудничестве с этим человеком. Она должна произвести на него благоприятное впечатление, так как его будущий деловой партнер большое внимание уделяет отношению в семье и постоянству, это одно из требований, которые он предъявляет к своим компаньонам. Она должна отвечать на его вопрос про знаменитостей, часто ли имеет дело с ними, а она никак не может вспомнить, как его зовут.
У него скандинавская фамилия. Она взглянула на Джона в надежде на помощь, но он не понял ее взгляда.
– Видите ли, – начала она, – большинство моих клиентов не известны широкой публике, они работают за кулисами, господин… – она подняла бокал и сделала несколько глотков, – господин Рамуссен. В основном это сценаристы, писатели, работники типографии. Очень немногие из моих клиентов известны.
Он засмеялся и сказал:
– Моя жена в восторге от фильма «Северная окраина, пять». Латрисия Браун, несомненно, талантливая актриса. Я внимательно следил за тем, как вы боролись, чтобы ее оставили в фильме.
Джессика чувствовала, как растет недовольство Джона, хотя он старался это скрыть.
– Моя работа не такая интересная, как многие думают. Мы могли бы поговорить о чем-нибудь более интересном.
Джон и Рамуссен заговорили о марафоне, выпуске продукции какой-то компанией, о конкурирующей фирме. Джессика сидела тихо и вела себя так, как подобает, жене Джона, любящей и верной. Ей здесь уже надоело, и она с большим удовольствием ушла бы.
– Скажите, пожалуйста, господин Фрэнклин, – сказал Рамуссен, когда принесли обед, – что вы думаете о Дэнни Маккее? Вы считаете, он победит на выборах?
– Я бы очень хотел, чтобы он стал нашим президентом. Мы, конечно, будем голосовать за него.
– Мне Маккей совсем не нравится. Я не буду за него голосовать, – сказала Джессика.
Джон посмотрел на нее с удивлением.
– И давно ты интересуешься политикой?
– Я всегда интересовалась политикой, и ты это прекрасно знаешь.
Снова подошел молодой официант. Джон отказался от десерта для себя и Джессики. Когда Джон оплачивал счет, Рамуссен попросил Джессику взять автограф у Латрисии Браун для его жены.
Пара за соседним столиком тоже поднялась. Женщина плакала.
– Джон, я думаю, нам надо поговорить, – сказала Джессика, когда они возвращались из ресторана.
– Конечно, дорогая. О чем?
Она выглянула из окна. Густой туман окутал город. Джон был хорошим водителем. Дорога, по которой они ехали, была одной из самых опасных. Там почти каждый день происходили аварии.
– Джон, я считаю, что нам надо встретиться с консультантом по вопросам семьи и брака.
– Что? – Он мельком взглянул на нее и продолжал смотреть на дорогу. – Консультантом? Это еще зачем?
– Поговорить о наших отношениях. Последнее время мы не понимаем друг друга.
– Ты все преувеличиваешь. У нас все в порядке. Просто ты немного устала.
– Джон, мы действительно должны обратиться к специалисту. Ты пойдешь, если я договорюсь о встрече?
– Поскольку ты считаешь, что в наших взаимоотношениях не все гладко, ты и иди.
Джессика по тону мужа поняла, что разговор окончен. Она не хотела затевать ссору, к тому же в таком неподходящем месте. Они доехали до дома, не проронив ни слова. Джессика сразу пошла спать. Джон еще немного поработал.
Джессика сидела у себя в офисе. Она удивлялась своей способности перевоплощаться. На работе она следила за выполнением законности, от нее зависели судьбы людей. Дома же ее мнение никого не интерсовало. Она была просто женой Джона Фрэнклина.
В комнату вошел ее секретарь Кен с коробкой пончиков. Когда он ей предложил пончик, она отказалась. Но когда Кен отнес коробку с пончиками на кухню, Джессике страшно захотелось съесть хотя бы один.
Джессика старалась сконцентрироваться на работе, она говорила по телефону, диктовала письма, просматривала отчеты судебных дел, заставляла себя думать только о деле. Вчера она практически не дотронулась до обеда, утром выпила только чашечку кофе. Сейчас было около часа дня. У нее от голода начала кружиться голова. Она пошла в ванную комнату, закрыла за собой дверь и стала внимательно изучать себя в зеркале. Костюм подчеркивал все недостатки ее фигуры. Джон сказал, что он ее полнит.
Может быть, она снова поправилась? Джессика страшно перепугалась. Когда она последний раз взвешивалась? Она так и эдак поворачивалась перед зеркалом, критически изучая свое отражение. То, что она увидела, ее огорчило. Мысль о пончиках с яблоками, посыпанных сахарной пудрой, не давала ей покоя. У нее текли слюнки. Она была страшно голодна.
Джессика вышла из ванной комнаты и незаметно прошла в маленькую кухню. Она очень боялась, что ее увидят. Открытая коробка стояла на столе. Она вмиг подскочила к столу и заглянула в коробку. Пончики с яблоками были на месте. Она вздохнула с облегчением, аккуратно завернула пончик в салфетку и вернулась в свой кабинет. Положила пончик в стол и решила съесть его только днем, предвкушая удовольствие, с каким будет его есть.
Неожиданно ей стало не по себе. Неужели все снова повторится? С пончиками у нее были связаны не самые приятные воспоминания. Тринадцать лет назад, когда она была еще студенткой, хрупкой, стройной, у нее была очень своеобразная диета. Она могла голодать несколько дней подряд. Но как только в студенческое кафе привозили пончики, она неслась туда, покупала десять штук, затем бегом в общежитие, запиралась в комнате и проглатывала все за считанные секунды. В этот момент она вела себя, как преступник, который боится, что вот-вот его поймают. Затем уничтожала салфетку и выбрасывала крошки, чтобы никто не узнал о ее кутеже. Следующие несколько дней она постилась, как бы наказывая себя за обжорство.
Год стационарного лечения в клинике, где ее заставляли принимать пищу по часам, затем амбулаторное лечение не прошли даром. Джессика научилась контролировать свой аппетит.
Сейчас Джессика испугалась рецедива болезни.
– Фред, – сказала она, входя в офис. – Я себя не очень хорошо чувствую и хочу немного отдохнуть. Ты справишься без меня?
– Конечно, Джесс, – ответил Фред. – Что-нибудь серьезное? Ты действительно не очень хорошо выглядишь.
– Не беспокойся, я просто немного устала, и мне надо отдохнуть. Если кто-нибудь позвонит, урегулируй все сам, мне не звони, меня не будет дома.
Она ехала быстрее обычного, остановилась у первой попавшейся будки и набрала номер «Бабочки», сообщила, что будет там через час.
Затем Джессика поехала на пляж, где полчаса ходила босиком по песку. Морской воздух, волны успокаивали ее.
Джессика не была полной, она это понимала. При росте пять с половиной футов она весила сто десять фунтов [2]2
Рост Джессики составил 1 м 68 см, а вес – 50 кг ( Прим. ред.).
[Закрыть]. Но тем не менее, глядя на себя в зеркало или на свои фотографии, она видела полную женщину. Она панически боялась растолстеть. Надо было отвлечься от этих мыслей.
Джессика смотрела на горизонт, на просторы Тихого океана, щурясь от яркого солнца.
Еще в институте подруга Джессики, Труди, предложила что-то вроде игры, целью которой являлось преодоление страхов. Надо было четко сформулировать, что пугает, а затем постараться найти способ избавиться от страха.
– Что такое полнота? – имела обыкновение спрашивать Труди.
Они сидели в своей крошечной комнатке, двери были закрыты, чтобы не мешали разговоры и смех, доносящийся из коридора.
– Что для тебя означает полнота?
Джессика удивлялась тому, как быстро вспомнила литанию [3]3
Литания – молитва у католиков, которая поется или читается во время торжественных религиозных процессий ( Прим. ред.).
[Закрыть]: Полнота – потакание своим желаниям, недостаток силы воли, ума. Полной быть просто неприлично. Полным не сопутствует удача. – Она зарыдала. – Полные рискуют потерять уважение людей, окружающих их, а также любовь. Полные…
– Неужели ты всему этому веришь? – спросила Труди.
– Не знаю! Мой врач считает, что мною движет страх успеха. Но это совсем наоборот. Я до смерти боюсь неудачи.
– Джессика была уверена, что больше никогда не поедет в «Бабочку». Ей было очень стыдно перед Джоном. Она боялась, что он узнает об этом. Но теперь, когда она в сопровождении работника заведения шла по коридору в свою комнату, ей казалось, что этот коридор никогда не закончится. Ей нетерпелось увидеть своего друга. Она была страшно возбуждена, и ей хотелось поскорее оказаться в его объятиях, предаться любовным наслаждениям. Ей просто хотелось быть с человеком, который не относился к сексу, как ее муж. Джон отказывал Джессике в сексе, когда считал, что она ведет себя неподобающим образом, и предлагал ей секс только в качестве награды.
Она сама испугалась своих мыслей. Она так поздно поняла, что Джон использовал секс как средство власти. Сейчас она следовала его примеру. Их споры с Джоном всегда заканчивались одинаково. Он унижал ее, оскорблял ее чувство достоинства, уничтожал морально. Когда Джессика чувствовала себя совершенно ничтожной, раскаивающейся и полностью подчиненной ему, он награждал ее любовью. Если ее сломить не удавалось, то он награждал безразличием и презрением. Джессике казалось, что их интимные отношения никогда не были проявлением любви, они не способствовали родству душ.
