Текст книги "Бабочка"
Автор книги: Кэтрин Харви
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)
Зал аплодировал. Люди у микрофонов пытались говорить без очереди. Председатель снова и снова стучал своим молоточком.
Президент поднял руку, прося тишины, и когда порядок восстановился, он сказал с едва скрываемым гневом:
– Если вы так легко можете обозначить наши проблемы, мисс Хайленд, тогда, может быть, вы знаете, как можно их решить? Потому что, если это действительно так, я бы хотел услышать ваши предложения!
Беверли посмотрела на него. Предложения? О да, у нее есть предложение.
– Каково будущее Голливуда? – тихо спросила Беверли, повернувшись и обращаясь к аудитории. – Каков будет образ нашего города в будущем? Как вы себе представляете это, господин Манджиони, или вы, мисс Уитерс? Когда вы заглядываете на несколько лет вперед, что, вы там видите? Каков образ Голливуда? – Она повернулась опять к микрофону и уже более громким голосом сказала: – Это то, что мы должны решить здесь и сейчас. Мы должны решить, какое направление развития мы примем, и затем действовать в соответствии с этим. Сконцентрируем ли мы внимание на туризме? Будем ли основное внимание уделять бизнесу? Или мы будем городом телевидения и кино? Но каким бы мы ни видели будущее нашего Голливуда, мы должны принять этот вызов сегодня и начать работать на благо лучшего будущего. Мы должны не бояться мечтать о лучшем месте для жизни и работы. Мы должны не бояться ставить перед собой высокие цели. – Она подняла руку и сжала кулак. – Мы должны, наконец, взять на себя смелость сделать Голливуд великим снова!
Все вдруг вскочили на ноги, одобрительно шумя и хлопая. Аплодисменты были просто оглушительными. Люди подбегали к Беверли, чтобы пожать ей руку, похлопать по плечу. На сцене президент мрачно собирал бумаги. Председатель стучал молоточком, но безрезультатно. В зале все старались протолкнуться поближе к Беверли, чтобы она знала, что они на ее стороне, что давно пора, чтобы кто-нибудь выступил против этих ребят, и всякие другие вещи, которые она не расслышала, потому что слишком много людей говорили одновременно, и в зале стоял безумный шум. У Беверли слегка кружилась голова. Но чувствовала она себя просто великолепно. И неожиданно ей все стало ясно: ее цель, ее предназначение, ее будущее.
Он повернулся и оказался на ней, как будто, загорая, поменял положение – пять минут на спине, пять минут на животе. Потом он сделал несколько быстрых движений нижней частью туловища и без сил распластался на ней.
Сначала Труди даже не поняла, что это все, и с удивлением посмотрела на него. Но он не видел ее недоуменного взгляда – он уже спал.
Труди освободилась из-под него и взяла сигарету. Глубоко затянувшись, она встала с постели и подошла к окну, из которого были видны огни университета. Территория университета была похожа на небольшой городок. В доме напротив в самом разгаре была веселая и шумная вечеринка. Боже мой, девочка, – мысленно сказала она своему отражению в окне, – что ты тут вообще делаешь?
На самом деле она очень хорошо знала, что она делает здесь, в квартире какого-то парня, которого она едва знала, которому, как выяснила, приехав к нему домой, было двадцать четыре года и мозги у которого находились между ног. Снова был субботний вечер. Вот почему она была здесь.
Труди считала, что в жизни есть три момента, когда человек не должен был оставаться один, двумя из которых были субботний вечер и воскресное утро. Поэтому она надела свой лучший костюм и пошла с двоюродной сестрой Алексис в студенческое кафе. Как всегда, разношерстная толпа студентов в потрепанной одежде сидела на площадке перед кафе. Труди и Алексис говорили о гадании на рунах в тот момент, когда к ним подошел, улыбаясь, молодой человек, одетый в белый летний костюм с кожаным галстуком.
Он ей понравился с первого взгляда. Она всегда испытывала определенную слабость к мужчинам с длинными волосами. А у этого к тому же во взгляде было что-то интеллигентное. Но окончательно купилась она, когда он сказал:
– Руны, оу! Власть Один и Тор!
Они ушли из кафе вместе, попрощавшись с Алексис, которой рано утром надо было идти на работу, и поехали в Вествуд на двух машинах. Труди следовала за ним на своем корветте. Когда они пришли в его неубранную квартиру, в которой он жил еще с двумя парнями, уехавшими на выходные, он налил ей стакан красного вина и поставил пластинку Спрингстина. Через пять минут Труди поняла, что сделала ошибку.
– Не могли бы мы хотя бы немного поговорить? – сказала она, когда он начал приставать к ней.
– О чем?
– Ну, о… – ей пришел в голову ее любимец, – что ты думаешь о Карле Сагане?
– Карл Саган? О, парень Космоса. Попал на его концерт. Шикарная музыка.
После этого Труди поняла, что она влипла.
Но все же сильный молодой мужской организм оставался сильным молодым мужским организмом и в плане постели он казался многообещающим. Сначала. Потом это тоже оказалось лишь обманчивой видимостью, и вот она опять в чужой квартире, сексуально неудовлетворенная, одинокая, непонимающая, что заставляет ее делать такие вещи.
Она легко нашла ванную (в некоторых квартирах это было непросто сделать, особенно если она была пьяна) и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Женщина со взлохмаченными светлыми волосами и размазанной косметикой говорила:
– Это должно прекратиться.
Беда была в том, что она не знала, как остановиться. По крайней мере, пока она не нашла человека, которого искала. Ну где, черт возьми, – думала Труди, умывая лицо, – можно найти человека, который был бы не урод, не дурак, знал бы, как заниматься любовью, и обращался бы с женщиной как с равной? Ей пришел в голову Билл, водопроводчик. Последнее время она частенько вспоминала о нем, хоть это ее саму раздражало, потому что он ей определенно не нравился. Нет, что касается секса, с этим у него было все в порядке, и все, что касалось его работы, он прекрасно знал, но в отношении к ней у него проявлялись какие-то шовинистические мужские наклонности – называл ее крошка и разговаривал с ней как с дурочкой.
Затем она подумала о Томасе. Что же такое особенное в тех вечерах, которые она проводила с ним, что их невозможно было воспроизвести вне стен Бабочки? Чего не хватало?
Она прошла к дверям спальни и прислонилась к косяку. Должно быть, он и вправду был полностью удовлетворен, так как сейчас спал, как ребенок. Труди думала о том, что, может быть, стоит разбудить его, снова завести и показать, что такое настоящая любовь, когда он перевернулся на другой бок и пукнул.
Труди посмотрела на часы, стоящие на тумбочке. Было только начало одиннадцатого. Еще весь вечер впереди.
Она пошла на кухню, нашла телефон, набрала номер и, когда кто-то ответил, сказала:
– Привет, Бабочка. Это Труди Штейн. Он свободен? Придержи его для меня. Я буду через десять минут!
Хьюстон, Техас, 1972 год.
Иногда хороший обед гораздо лучше секса.
Именно об этом думал Дэнни Маккей, поглощая куриную отбивную и картошку, зажаренную целиком так, что сверху была хрустящая корочка, а внутри нежная мякоть, и все это было полито острым соусом. Секс – это всего лишь секс, подумал он, собирая последние кусочки с тарелки. А с хорошим обедом ничто не может сравниться.
Особенно с хорошим техасским обедом.
– Ну, Бон, – сказал он, встав из-за стола, и потянувшись, – пора ехать. До Хьюстона более двухсот миль.
Боннер вскочил с кровати, на которой он раскладывал пасьянс, и начал доставать из шкафа костюмы Дэнни.
Дэнни подошел к раздвигающимся стеклянным дверям, ведущим на балкон его гостиничного номера, и окинул взглядом белые пески южного побережья Техаса.
– Корпус Кристи, – произнес он, тихо рассмеявшись. – Тело Христа. Ну и название для города!
Дэнни нравился этот полутропический городок на побережье Мексиканского залива. Вот почему он приехал сюда на недельку, чтобы купить недвижимость, расположенную на побережье. Это было что-то вроде способа восполнить то, чего ему не хватало в детстве, которое он провел в жарких безводных местах. Корпус Кристи заставлял его думать о далеких экзотических местах, островах, где девушки смуглы и доступны, где ром течет рекой, где дни похожи на масло, а ночи на корицу. Свободная и легкая жизнь – стоит только протянуть руку за сексом или пищей, в зависимости от того, что у тебя на уме в этот момент, и оно само падает тебе на ладонь!
Может быть, я куплю себе тропический остров, – подумал Дэнни, наблюдая, как Боннер аккуратно складывал его дорогие рубашки и клал их в чемодан. – Где-нибудь в южной части Тихого океана. Аборигены сделали бы меня там своим королем.
Дэнни снова рассмеялся. У него было чертовски хорошее настроение. Тридцать восемь лет, и уже так много достиг!
Он был богат, книга «Почему Бог забрал Кеннеди» уже четвертую неделю была в списке бестселлеров, толпы людей заполняли его церковь в Хьюстоне каждую неделю, и он принимал участие в двух самых популярных телевизионных передачах. Но самый большой успех пришел к нему два года назад во время его рождественской поездки по Вьетнаму. Он поехал туда вместе с известными артистами и другими знаменитостями, чтобы донести до истосковавшихся по дому солдат слово Божье. Дэнни ожидал, что его выступления пройдут хорошо, но на такой оглушительный успех он все же не рассчитывал. Он стоял там один на сцене, а пятьдесят тысяч солдат внимали тому, что он вещал, с открытыми ртами.
Такое огромное количество народа устроило ему овацию.
– Может быть, не стоит ехать во Вьетнам, Дэнни, – предупреждал его Боннер. – Все-таки проблема Вьетнама очень непопулярна сейчас. Народ может от тебя отвернуться.
Но Дэнни презирал всех этих участников антивоенных маршей, хиппи, жалостливых либералов. Он хотел показать всему миру, что верит в Америку и что Америка была права. Он стоял на сцене за столько миль от дома, простирал руки к солдатам, как бы пытаясь обнять их, и кричал прямо до небес:
– Я знаю, через что вам приходится проходить, мои братья и сестры! Я тоже был солдатом, как и вы. Но мне никогда не выпадала честь сражаться за свободу и демократию! Не слушайте трусов, сидящих дома. Легко сидеть в своем кресле и осуждать борьбу, о которой ничего не знаешь!
Солдаты оглушительно аплодировали и кричали. Дэнни продолжал:
– Древний благородный римлянин однажды сказал, что вынужденная война – это справедливая война, и оружие становится священным, когда оно является последней надеждой. Братья и сестры во Христе, это справедливая война, а ваше оружие священно!
Они просто обезумили от восторга. Им нравилось не столько то, что он им говорил, сколько то, как он это говорил. Один на сцене, перед таким огромным количеством слушателей, Дэнни казался очень маленьким. Но они чувствовали силу, исходящую от него, силу, которая позволяла им представить – хотя бы на время, – что они не несчастные, забытые, презираемые друзьями и родными люди. И они любили его за это. Пятьдесят тысяч солдат сделали бы в тот момент абсолютно все для Дэнни Маккея, они последовали бы за ним в любое сражение, пошли бы за ним в огонь и воду. И Дэнни знал это.
Хотя и сейчас время от времени Дэнни вместе со своими приближенными отправлялся в поездки, чтобы поддержать свою известность и популярность в народе, постоянно он обосновался в Хьюстоне, где построил церковь и купил роскошную квартиру на верхнем этаже лучшего отеля. Дэнни ездил в шикарном белом линкольне-континенталь, одевался в лучшие костюмы, сшитые на заказ на Западе, и носил белую шляпу. Он приобрел привычки богатого человека и строго следил за тем, чтобы все, что касалось его, было высший класс. Среди его круга общения были выдающиеся политики и преуспевающие бизнесмены. И с каждой ступенькой лестницы, по которой поднимался Дэнни, перед ним открывались все более дальние горизонты. У него была власть, но не достаточная, пока.
Дэнни любил этот сумасшедший и странный город, по венам и артериям которого текло серное золото и название которого было первым словом, которое произнес человек, вступив на Луну. Первое, что Дэнни всегда делал, приезжая в Хьюстон, проводил время с двумя или тремя дорогими любовницами, которые были у него здесь. Высокие, длинноногие женщины, в мехах и бриллиантах, знающие всевозможные сексуальные трюки, которые только можно себе представить, приходили к нему в его роскошную квартиру, чтобы завести его, возбудить, зажечь, в общем, подготовить к выступлению. Затем он обильно обедал, запивая еду вином до тех пор, пока не чувствовал, что Божья сила наполняет все его тело. Следующие три или четыре часа он проводил в своей церкви, вещая народу о грехах и демонах, об адском огне и вечности, тонко напоминая о своей прямой связи с Богом и, наконец, с помощью своего очарования и сексапильности вымогал у них деньги, обещая вечное спасение.
Деньги, в прямом смысле слова, текли к нему в руки. Даже если бы он захотел, чтобы люди перестали давать ему деньги, он бы не смог остановить их. И все это благодаря той счастливой мысли, которая пришла ему в голову несколько лет назад, после убийства Кеннеди, когда он пользовался всеобщей известностью.
Когда люди услышали знаменитую речь преподобного Дэнни, они захотели лично увидеть его, быть ближе к этому человеку, молящемуся за Кеннеди прямо рядом с больницей. Народ рекой потек в его шатер вместе со своими надеждами и чаяниями и вместе со своими бумажниками и молился, чтобы Господь подал им какой-нибудь знак. Именно во время одного из таких сборищ, когда шатер был набит до предела, Дэнни понял, что этим людям надо увидеть какое-нибудь чудо. Он сам не мог поверить, как легко все прошло. Мнимая смерть и инсценированное воскрешение. И они поверили в это! Конечно, Дэнни понимал, что такой трюк прошел бы не у всякого проповедника. Слишком многие пробовали проводить подобные оживления, и ничего не получалось. Надо, чтобы у проповедника была сила, заставляющая людей верить, и если она есть, он может заставить их верить во что угодно.
Дэнни Маккей обладал такой силой.
Он заставил толпу верить, что они видели, как человек умер и вновь ожил, а через год в другом городе другие люди были свидетелями такого же чуда. Но Дэнни действовал осторожно, чтобы не переборщить. Молва о нем распространялась, и люди приходили в надежде увидеть чудо, но их желание не всегда удовлетворялось. Дэнни очень бережно относился к своим способностям к воскрешению. За шесть лет он только три раза воскрешал из мертвых.
Но этого было достаточно. Теперь он обладал необходимой ему известностью. Не было ни одного журнала или газеты в стране, которые когда-либо не напечатали хотя бы несколько строк о Дэнни Маккее. Даже журнал «Тайм» поместил статью о нем – хотя и не напечатал его фотографию на обложке, но это впереди. Известность нужна была ему, чтобы продвигаться вперед. Именно поэтому он так тщательно создавал свой образ, чтобы не к чему было придраться. Ведь может прийти время, когда люди засомневаются в его способностях воскрешения и начнут бросать камни, и вот тогда они увидят, что он обезоруживающе привлекательный человек, полный очарования и такта, которые обычно не присуще слугам сатаны.
Дэнни остановил машину за огромной церковью, построенной из кедра и стекла, и услышал, как хор громко распевал гимн. Он взглянул на себя в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что все в норме. Как всегда, он выглядел безупречно. У него были лукавые, сексуальные глаза, которые завораживали. Он и сам знал силу своей улыбки. Стоило ему только ослепительно улыбнуться своим прихожанам, и они просто с ума сходили из-за него, и мужчины, и женщины. Люди будут видеть тебя таким, каким ты кажешься, – написал Макиавелли. – Лишь немногие будут знать, какой ты есть на самом деле. На толпу всегда производит впечатление внешность. А мир состоит из толп.
Дэнни до сих пор читал «Государя». Хотя он и выучил его уже практически наизусть, он частенько находил время, чтобы открыть наугад страницу и пить мудрость человека, который впервые вдохновил его семнадцать лет назад. С тех пор Дэнни прочитал много книг. Он читал все, что мог достать, – книги, написанные могущественными людьми, и книги о могущественных людях, их борьбе, их пути к успеху, к самой вершине, их способе, как этого добиться. Он знал, благодаря чему Наполеон и Цезарь стали великими, он знал, почему одни люди становились героями, а другие были преданы забвению. Дэнни знал, что надо и что не надо делать, а главное, он знал, как манипулировать людьми.
И сегодня он снова был к этому готов. Через запасной выход он вошел в церковь, где семь тысяч человек, ожидая момента, когда они смогут получить частичку силы Дэнни Маккея, слушали пение хора и хлопали в такт музыке.
Дэнни всегда начинал свои проповеди медленно, прощупывая настроение аудитории, засылая в толпу как бы щупальцы для проверки воды, подстраиваясь по ходу под толпу, под то, что она хочет. Сегодня аудитория была хорошая, они были разогреты и готовы для его проповеди. Хьюстон переживал финансовый подъем, и жители приводили к Богу либо для того, чтобы загладить свою вину за то, что они слишком быстро делают слишком большие деньги, либо для того, чтобы он сделал их такими. Дэнни сказал им, какие ужасные грешники все они были, и они приняли это, повторяя за ним аминь и слава Богу.
Постепенно он сам возбуждался и возбуждал аудиторию. Он кричал и махал руками, и они кричали и махали руками. Он кричал: Аллилуйя, и они кричали: Аллилуйя. Он плакал, и они плакали. Они были очень податливыми в его руках. Он чувствовал себя прекрасно. Он шагал по сцене, как будто обходил ради Господа все континенты, и махал кулаками, как будто крушил всех врагов Господа. Толпа тем временем, все больше и больше распалялась. В душном, влажном воздухе уже явно чувствовалось что-то близкое к религиозному фанатизму, готовность к раскаянию, и Дэнни всем этим неимоверно наслаждался – он был просто опьянен их обожанием и благоговением перед ним.
Стоя сейчас под стеклянной крышей церкви, построенной по его собственному проекту, чтобы звезды Техаса лили свет своего благословения на его прихожан, Дэнни подумал: сегодня только семь тысяч. Но придет день, и их будет больше, гораздо больше…
И в этот момент, прямо в середине его проповеди, как раз когда он собирался уже начать рассказывать им свой секрет о своей непосредственной связи с Господом, откуда-то с задних рядов раздался крик.
Подумав, что это просто какой-то сверхраскаивающийся грешник, Дэнни сначала не обратил никакого внимания и продолжал свою проповедь. Но неожиданно, подобно расходящимся кругам на воде, когда в стоячие воды пруда бросят камень, люди стали вставать и кричать, пока эти людские волны не дошли до сцены.
– Чарли! – кричала какая-то женщина. – Чарли, вставай! О Господи! О Господи, кто-нибудь помогите ему!
В церкви начался настоящий хаос. Помощники Дэнни побежали к задним рядам, где они увидели женщину, сидящую на полу и держащую на коленях голову мужчины, лежащего рядом.
– Ему плохо! – кричала она. – С ним что-то случилось!
– Подождите минутку, – раздался голос с другой стороны церкви. – Я посмотрю его. Не трогайте его.
Дэнни повернулся и увидел, как плотный, лысеющий человек протолкнулся сквозь остолбеневшую толпу и опустился на колено рядом с лежащим человеком.
– Я врач, – сказал он толпе. – Возможно, с этим человеком случился тепловой удар. Пожалуйста, все отступите назад. Ему нужен воздух.
Люди расступились, образовав довольно широкий круг, и Дэнни сошел со сцены.
Человек был без сознания и выглядел просто ужасно.
Лицо его имело странный сероватый оттенок, губы были совершенно синие. Дэнни внимательно наблюдал, как врач наклонился и прижался ухом к груди больного. В огромной церкви воцарилось молчание. Семь тысяч человек, охваченные предчувствием беды, замерли в ожидании его приговора.
– Что с моим мужем, доктор? – испуганным голосом спросила женщина.
Он наконец выпрямился, печально взглянул на нее и мягко сказал:
– Мне очень жаль, миссис. Ваш муж мертв.
– Нет! – Она бросилась на тело мужа и забилась в истерике.
У Дэнни по спине пробежал холодок. Получается, его проповедь убила человека?
Он взглянул на Бонни, который выглядел абсолютно растерянным. В церкви было много народа, и эта ночь была безумно жаркой.
Пока все стояли и наблюдали, как женщина бьется над телом мужа, рыдая в причитая, некоторые люди стали явно нервничать и недвусмысленно поглядывать в сторону Дэнни.
Он чувствовал, что у него на лбу и на спине выступил пот. Во рту все пересохло. И тут неожиданно он понял свой шанс.
– Мои братья и сестры во Христе! – закричал вдруг Дэнни.
Все посмотрели на него. Он поднял руки.
– Давайте помолимся за душу нашего дорогого ушедшего от нас брата, который, безусловно, умер в милости Божьей.
– Аминь! – сказал кто-то, и все вокруг повторили.
– Давайте встанем на колени, братья и сестры, – прокричал Дэнни, опускаясь на колено. – Давайте вознесем хвалу Господу, взявшему к себе одного из нас этой ночью и в своей милости. Несомненно, этот человек был благословенен, если его так забрал к себе Господь.
Люди опустились на колени.
Дэнни, стоя близко к женщине и ее умершему мужу, стал выкрикивать свою лучшую, самую трогательную молитву. Он чувствовал, как в нем поднимается новая сила, сила, более могущественная и приятная, чем та, которую ему когда-либо давали женщины, вино или вкусный обед. Это было похоже на тот огонь, который он чувствовал в своих венах в тот день 1963 года, когда прочитал свою лучшую проповедь, и люди в отчаянии пошли к нему. Дэнни получал силу от людских нужд. Их беды подпитывали его.
– Братья и сестры! Смерть этого человека – это верный знак Господа, что мы все здесь сегодня благословенны. Это так же точно, как то, что я живу и дышу. Это Его знак, что Он здесь с нами сегодня в этой церкви, и что Он благославляет нас всех. Давайте откроем наши сердца и примем благодать Божью. – Дэнни протянул руку и положил ее на голову плачущей женщине. – Давайте помолимся за нашу скорбящую сестру. Давайте покажем ей нашу любовь. Давайте уверим ее, что она не забыта Господом, наоборот, она благословенна Господом!
– Аминь! Аллилуйя!
Он положил руку на плечо умершего.
– И давайте помолимся за то, чтобы душа умершего как можно скорее попала в царство Божье, чтобы он мог наслаждаться близостью Господа и…
Плечо под рукой дрогнуло.
– Близостью Господа и…
Плечо дрогнуло еще раз. Дэнни посмотрел вниз. Умерший кашлянул.
Женщина выпрямилась и уставилась на лежащего.
Неожиданно в церкви опять наступила тишина. Глаза всех были устремлены на лицо, которое несколько мгновений назад было смертельного пепельного цвета, а сейчас щеки порозовели, и губы больше не были синими.
Человек кашлянул еще раз, его глаза приоткрылись, и он взглянул на жену.
– Что случилось? – спросил он.
– Господи Боже мой, – прошептал врач. – Этот человек был мертв. Я готов поставить на это свою репутацию! – Он нервно провел рукой по своей лысеющей голове. – Я практикую уже сорок лет и могу определить, жив человек или мертв.
Глаза всех переместились с доктора на ожившего человека, потом опять на доктора, и наконец… на Дэнни.
Он все еще стоял на коленях. Сверху вниз на него смотрели белые от шока лица. На какое-то мгновение он страшно растерялся. Но в этот момент кто-то сказал:
– Слава Богу, преподобный Дэнни воскресил нашего брата из мертвых!
В церкви поднялся страшный шум. Женщины падали в обморок. Мужчины опускались на колени. Люди по-настоящему плакали, но не от горя, а от радости. Они стали свидетелями настоящего чуда, на что они всегда надеялись, они видели живое доказательство того, что Господь действительно был с ними там, получили прямое свидетельство, что религия – это не просто обманчивая надежда, а реальность, что они на самом деле могут найти надежду и спасение в ней, и именно Дэнни Маккей дал им это доказательство.
Все старались дотронуться до него, коснуться его одежды, поцеловать край его белого пиджака. Бонни, позвав других помощников, с трудом протиснулся сквозь толпу. Они все-таки сумели изолировать Дэнни от толпы и отвести его обратно на сцену.
Он просто оцепенел. Он был потрясен.
Мертвый человек ожил. На этот раз это не было подстроено. Это действительно произошло.
Дэнни упал на колени, сцепил руки под подбородком и начал читать горячую молитву Господу. Он не выкрикивал ее, не использовал свои красноречивые жесты, не размахивал руками. Он молился шепотом. Все замолчали, чтобы слышать его. Они услышали самую трогательную, самую искреннюю молитву благодарности, произнесенную самым приятным голосом, какой они когда-либо слышали.
– Я не верю этому! – сказал Бонни, заходя в комнату Дэнни.
Дэнни молча сидел в кресле у окна, глядя на расплывчатые очертания ночного Хьюстона. Он ничего не ответил Бонни. Он сосредоточился только на огнях города и на тех картинах, которые только он мог видеть.
Бонни посмотрел на своего друга. Двое парней из Сан-Антонио прошли долгий путь за эти семнадцать лет – все благодаря Дэнни. Бонни был не против того, что он всего лишь помощник Дэнни, а не партнер. Бонни понимал и признавал, что Дэнни гораздо умнее его, более того, он гордился тем, что был самым близким доверенным лицом Дэнни Маккея. Бонни уже давно признал способности своего друга и знал, что ему до него никогда не дотянуться. Но то, что произошло сегодня, это, совсем другое.
– Как ты думаешь, что сегодня произошло, Дэнни? – мягко спросил он. – Ты думаешь, доктор ошибся?
Руки Дэнни беспокойно двигались. Он без остановки крутил между пальцев коробок спичек. И хотя он развалился в мягком кресле, нога его тоже не могли находиться без движения. Он весь был в напряжении, он был заряжен, он был весь в огне.
– Ты слышал тех двух репортеров, Бон. Ты слышал, Как они опрашивали людей, которые поручились за того врача. Все они знают его, все они доверяют и уважают его. А доктор сказал, что тот человек был мертв.
Дэнни перевел глаза на друга и посмотрел на него из-под полуприкрытых век.
– Ты веришь, что я воскресил его из мертвых?
Бонни сглотнул. По правде говоря, он не хотел думать о том, что произошло сегодня. Бывали моменты, когда он боялся Дэнни. Так было и сейчас. Вокруг Дэнни прямо в воздухе чувствовалось какое-то напряжение, этот коробок спичек, движущийся в его пальцах, этот взгляд, этот поворот головы. Бонни знал все эти признаки. Именно в такие моменты Дэнни был особенно опасен. Именно так он выглядел в ту ночь много лет назад, когда пошел за тем бедным старым доктором в Хил Кантри, и потом, когда он вдруг неожиданно ворвался в Калифорнию, Форт Орд, где у него были какие-то счеты с каким-то сержантом. Сейчас Дэнни был заведен и непредсказуем. Бонни решил, что Дэнни полон какой-то злой энергией, которая иногда горела в нем.
– Ну, я… ой, я просто не знаю, Дэнни. Я хочу сказать, что-то ведь воскресило его из мертвых.
Дэнни внимательно рассматривал свое большое золотое кольцо на левой руке. Он поднес его к свету и смотрел, как оно блестит и сверкает. Затем его губы медленно растянулись в улыбке, и он произнес:
– Да…
Когда раздался стук в дверь, Бонни долго смотрел на нее в задумчивости, прежде чем встать и открыть. Если это еще один журналист, тогда он просто вежливо скажет ему или ей, чтобы шли своей дорогой.
– Преподобный Маккей? – спросил стоящий в дверях человек очень необычайной наружности. – Преподобный Дэнни Маккей?
Бонни с подозрением смотрел на него. Было что-то мещанское в его внешности. Ему не меньше пятидесяти, но на нем надеты ярко-розовые брюки клеш и плотно облегающая рубашка цвета лаванды, а на волосатой груди болталось несколько золотых цепей. На длинном кожаном ремне висел огромный медальон в виде голубя.
– Фрэнк Холстэд, – сказал он, протягивая руку, на которой было слишком много колец.
После того как они пожали руки, посетитель сказал:
– Вы не против, если я войду и немного поболтаю о делах с вашим боссом?
– О каких делах?
Холстэд достал визитную карточку и протянул ее Бонни.
– Я руковожу телеимперией Благая весть. Готов спорить, вы слышали о нас. Нам не помешал бы кто-нибудь типа преподобного Дэнни в наших воскресных передачах. Думаю, он будет не против почитать проповеди каждую неделю трехсоттысячной аудитории, сидящей перед телевизорами?
Бонни посмотрел через плечо на Дэнни, который все еще молча смотрел в окно.
– Дэнни?
– Что у него за дело?
Холстэд попробовал заглянуть в комнату мимо стоящего в дверях Бонни. Ему удалось только мельком увидеть Маккея, сидящего у окна.
– Эй, я могу войти?
Дэнни сделал знак, и Бонни сказал:
– Сначала объясни, что у тебя за дело.
– Ну, после того что преподобный отец сделал сегодня, очень многие захотели увидеть его. И не может же он, в самом деле, до бесконечности колесить по стране, а церковь его вмещает только семь тысяч. Наши же телевизионные программы смотрят сотни тысяч человек по всей стране, мечтающих услышать слово, сказанное Дэнни Маккеем. Ну, что скажете, преподобный?
Дэнни посмотрел на свои руки. Он представил себе лицо умершего человека, серого цвета с синими губами, рыдающую жену, семь тысяч человек, застывших в молчании.
Затем он подумал о миллионах телевизоров по всей стране и людях, сидящих перед ними, и он, его голос, его лицо, его сила, его власть над ними.
– Пусть войдет, – сказал Дэнни. – Мы поговорим.
Беверли стояла у окна и смотрела на многочисленные, будто неземные, огни нефтеперерабатывающих заводов Хьюстона. Она простояла так весь вечер, о чем-то думая. Она не притронулась к ужину, принесенному в номер, даже не выпила чая. Слишком много надо было обдумать. Прежде всего она думала о том деле, завершить которое она и приехала в Хьюстон, – открытие двадцати закусочных «Королевских гамбургеров» в Техасе. Второе, что беспокоило ее, был последний доклад Джонаса Буканана.
Год тому назад, как раз перед тем как она пошла на собрание Торговой палаты Голливуда, Джонас Буканан позвонил ей и сказал, что у него появилась первая новая информация о ее матери и сестре.
– Вы были правы по поводу юриста, – сказал ей тогда этот частный детектив, когда вечером пришел к ней в офис. – Хайман Леви-старший умер несколько лет назад. Его сын уехал из Калифорнии и, согласно сведениям коллегии адвокатов, ушел на пенсию и больше не практикует. Я нашел его через налоговую службу. У меня друг работает в голливудском отделении. Хайман Леви живет сейчас в ста милях к востоку от Сиэтла. Он пишет детективы под псевдонимом.
Джонасу Буканану удалось уговорить господина Леви достать из кладовки старый архив отца и просмотреть его. Это был очень утомительный процесс, но зато Буканан нашел то, что искал: второй ребенок Наоми Берджес был удочерен семьей Синглтон. Девочку назвали Кристиной.
