Текст книги "Бабочка"
Автор книги: Кэтрин Харви
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)
Беверли сошла с автобуса на Хайленд-авеню и вошла в первую попавшуюся ей на пути парикмахерскую. Она вышла оттуда через шесть часов, потратив все оставшиеся деньги, включая отложенные на автобусный билет. Поэтому она пошла пешком, с чемоданом в руках, по знакомым улицам.
Когда она вошла на кухню, Эдди в бешеном темпе жарил гамбургеры.
– Эй! Здесь нельзя ходить посторонним!
– Это я, Эдди, – сказала она.
– Кто это – я?
– Я, Беверли. Я вернулась.
Он рассматривал красивое лицо с хорошеньким носиком и изящным подбородком, элегантно изогнутые брови и платиновые волосы, причесанные по последней моде. Но потом он увидел знакомый потрепанный коричневый чемодан и, как и в прошлый раз, уронил лопатку.
Джессика завизжала от радости, когда совершила прямое попадание в собственного мужа.
Потом, увидев ошарашенное выражение на лице Джона, она повернулась и пустилась бежать. Но снег был слишком глубокий, а одежда слишком громоздкой. Джон вмиг догнал ее, повалил на снег и зажал ей руки над головой.
– Тебе это так просто не сойдет! – закричал он, оседлав ее и набирая снег свободной рукой.
Она визжала и сопротивлялась. Но он был слишком силен для нее. Он натирал ей снегом лицо и говорил:
– Сдавайся, Джесс!
Она пыталась побороть его, но в конце концов крикнула:
– Сдаюсь! – И он отпустил ее. Но как только она встала на ноги, она быстро скатала снежок и бросила в него, опять метко попав. Прежде чем он смог ответить, Джессика побежала, смеясь и оглядываясь и показывая ему язык.
Джон, тоже смеясь, бежал за ней. В этот раз, когда он поймал ее, он развернул ее к себе, обнял и поцеловал.
Она прижалась к нему всем телом, обессиленная и счастливая.
– Пойдем, дорогая, – сказал он, не отпуская ее. – Бонни и Рэй будут волноваться, почему нас так долго нет.
Джессике было все равно, что другая пара вернулась в дом час назад и ожидала их. Прогулка настолько взбодрила ее, что она не устояла перед соблазном поиграть в снежки.
Она не хотела приезжать в Маммот на выходные и проводить там время с деловым партнером Джона и его женой – у нее было слишком много работы. Но теперь она была рада, что согласилась. Здесь они забыли обо всем.
Они отряхнули снег с сапог и окунулись в уютную теплоту дома. Рэй и Бонни сидели перед камином, в котором ярко горел огонь, играли в слова.
– Ага! – воскликнула Джессика, сбрасывая шапку и варежки. – А не пахнет ли здесь глинтвейном?
– Он на плите, – ответила Бонни. – Угощайтесь. Джессика направилась было к кухне, но Джон остановил ее:
– Почему бы тебе сначала не пойти наверх и не переодеться?
Она хотела возразить – ей так хотелось выпить чего-нибудь горячего, – но вместо этого сказала:
– Хорошо, – и пошла к лестнице.
Она надела мягкое бархатное платье. Снизу доносился громкий смех. Бонни и Рэй гордились тем, что искусно играли в слова. Джессика была не в восторге от этой игры, но Джону нравилось, поэтому она была обречена играть в слова весь вечер. Перед тем как покинуть спальню, она на минуту глянула в зеркало. Щеки раскраснелись, темно-карие глаза светились счастьем. До утренней лыжной прогулки они с Джоном занимались любовью. Все получилось. Она знала, что вечером это повторится.
Когда она спустилась вниз, ее ждала кружка с глинтвейном. Подавая вино, Джон окинул ее изумрудного цвета платье критическим взглядом.
– В чем дело? – спросила она так тихо, чтобы не слышали остальные.
– Когда ты купила это платье?
– На прошлой неделе. Специально для нашей поездки. Тебе не нравится?
– Зеленый не твой цвет, дорогая. Ты это знаешь. Ну да ладно, пошли. Бонни и Рэй ждут нас, чтобы начать новую игру.
Они сидели на ковре и играли на низком кофейном столике. Они мирно беседовали, попивали вино и наслаждались теплом. Джессика говорила немного: она едва знала Бонни и Рэя, они были друзьями Джона.
– Говорю тебе, Джон, – произнес Рэй, выиграв тридцать баллов, – я могу продать этот дом сейчас в три раза дороже, чем я платил за него. Ты уже ничего не купишь в Маммоте за те деньги, что мы когда-то потратили с Бонни. Я постоянно получаю предложения продать его. Но мы никогда не продадим, правда, Бон?
Бонни повернулась к Джессике.
– Как покатались сегодня?
Джессика только училась кататься. Она еще не решила, нравится ей это или нет. Прежде чем она открыла рот, Джон потрепал ее по руке и сказал:
– Я думаю, Джесс лучше вернуться на склон для новичков. Она сегодня основательно покувыркалась.
– Честно говоря, – подхватил Рэй, опять выигрывая, – лыжи, это не для всех. Я встал на лыжи в семь лет. У меня такое чувство, что я всегда умел кататься!
Джессика тихо заметила:
– Мне кажется, ребенку проще научиться, чем взрослому. У детей нет чувства страха.
– Джессика, – спросила Бонни, – а каков на самом деле Микки Шэннон?
Джессика взглянула на Джона, потом опустила глаза на игру.
– Он приятный человек.
– Мои девочки в шестом классе просто с ума по нему сходят. Когда я сообщила, что проведу выходные с адвокатом Микки Шэннона, они рассудок потеряли. Я пообещала им спросить тебя, нельзя ли получить его автограф.
– Джессика избегает дешевой популярности, – ответил за нее Джон. – Не хочет мельтешить лишний раз с Микки Шэнноном.
– Мне не трудно это сделать, – вставила Джессика.
Джон осадил ее:
– Дорогая, разве ты не понимаешь, какой вред нанесет твоей репутации автограф, взятый у Микки Шэннона? Это низкопробно.
Она посмотрела на мужа.
– Да, ты прав, – сказала она, – и потом, Бонни, он сейчас на гастролях.
Огонь гудел и потрескивал в камине, искры летели в трубу. Джессика выиграла, опередив Рэя на двадцать очков.
Она предложила:
– Может, больше не будем в это играть. Я устала. Давайте лучше в карты.
Джон бросил на нее взгляд.
– Ты в меньшинстве, дорогая. Иди наверх и вздремни, а?
– Но я не настолько устала.
– А выглядишь ты разбитой. И лыжи отняли у тебя много сил. Пойдем, – он взял ее за руку, – я провожу тебя.
В спальне Джон обнял ее и поцеловал в лоб.
– Я разбужу тебя на ужин, – тихо сказал он.
– Вчера вечером мы шесть часов играли в слова, – произнесла она, отодвигаясь. – Существуют другие игры. Нельзя ли немножко отдохнуть от этой?
– Это их дом, и с их стороны было очень мило пригласить нас. И потом, ты ведь выиграла. Что же ты жалуешься?
– Я не жалуюсь, Джон.
Он погладил ее по руке.
– Поспи, и почувствуешь себя лучше. Хорошая, маленькая девочка.
Она проводила его глазами и подумала: я не твоя маленькая девочка.
Когда снизу раздался взрыв смеха, Джессика пошла и села на кровать. Она постепенно приходила к выводу, что ее первый импульс – не приезжать сюда – был правильным. Ей были безразличны Бонни и Рэй, она не любила кататься на лыжах, ненавидела игру в слова, волновалась о накопившейся работе. Кроме того, несмотря на компанию внизу, она чувствовала себя одинокой.
Она посмотрела на телефон, подумала секунду и набрала номер Труди.
– Привет! – послышался голос на другом конце провода. – Вы звоните Гертруде Штейн. Я не шучу, это действительно мое имя. Сейчас меня нет дома. Я покупаю еду для моих трех голодных злых доберманов, но если вы оставите свое имя и телефон…
Джессика повесила трубку. Она особенно не надеялась застать Труди. В конце концов сегодня субботний вечер. Она вытянулась на кровати, натянула на себя покрывало и все равно слышала приглушенный разговор внизу. Она закрыла глаза и представила себе Лонни.
С той памятной ночи в баре клуба «Бабочка» прошло две недели. Фантазии Джессики стали осязаемой реальностью. Некоторое время она была счастлива, потом эйфория постепенно улетучилась, и она все чаще думала: теперь, когда мой ковбой не фантазия, а реальность, у меня больше нет мечты.
Она осознала, что вступила в своего рода сделку и заплатила неожиданную цену. Она не предполагала обмена мечты на реальность. Теперь было трудно что-либо выдумывать про него, когда она знала, что он поблизости, она может увидеть его во плоти и крови, быть с ним в любое время, когда захочет.
Но разве это то, чего хочет она, Джессика? Наведать продажного мужчину каждый раз, когда чувствуешь себя одинокой, сердитой или испытываешь потребность в сексе? Неужели это решит ее проблемы? А может быть, усложнит их?
Усложнит, это правда.
После встречи с Лонни Джессика больше не чувствовала удовлетворения с Джоном. Это было несправедливо по отношению к нему. Он и представления не имел, что его сравнивали с жеребцом, искушенным в искусстве любви. Она чувствовала себя виноватой, старалась загладить свою вину и так горячо отвечала на его ласки сегодня утром, что Джона немного удивил нетипичный для нее энтузиазм. В результате у них все замечательно получилось.
Она заснула, а через два часа Джон позвал ее обедать. Они ели, глядя на огонь, потом решили снова сыграть в слова. Джессика отпросилась, сказав, что не может оторваться от книги. При этом она проигнорировала недовольный взгляд Джона.
Она ждала Джона, лежа в кровати, думала, не спуститься ли ей вниз, права ли она. Когда он в конце кондов тихо вошел в комнату, она решила, что сейчас найдет способ извиниться.
Он залез под одеяло, и она дотронулась до него. Джон поцеловал ее в щеку, произнес:
– Я устал, дорогая, – и отвернулся.
В то время как в доме Труди на телефонные звонки отвечал автоответчик, сама она разглядывала субботнюю толпу у Пеппи, в популярном ночном клубе на бульваре Робертсон. Ее сопровождала кузина Алексис, педиатр и подруга Линды Маркус.
Алексис пошла с ней, чтобы немного выпить и посмотреть на людей, а вовсе не подцепить кого-нибудь, как это намеревалась Труди. Клуб «Бабочка» полностью удовлетворял сексуальные потребности Алексис, пока у нее никого не было. Даже в институте она не пользовалась большим успехом, хотя имела очаровательную восточно-европейскую внешность и легкий характер. Причина крылась в ее профессии: Алексис обнаружила, что мужчин странным образом отпугивала женщина-врач. Вероятно, они боялись ее, решила она, или чувствовали себя неудобно при ее доскональном знании человеческой анатомии. Как только Алексис сообщала о своей профессии, интерес к ней остывал.
Но ей все равно нравилось ходить со своей кузиной Труди. Это было весело и очень отличалось от совместных походов с коллегами, поскольку все разговоры с ними неизбежно возвращались к медицинским темам.
Алексис поразило, что Труди непременно хочет с кем-нибудь познакомиться. Зачем, думала она, Труди так стремится к этому, когда можно пойти в «Бабочку» и чувствовать себя во всех отношениях лучше?
Алексис, как, впрочем, и сама Труди, не знала, что Труди в поиске. Она искала реального человека, с которым можно повторить приключение в «Бабочке». Ее вечера с Томасом были просто великолепны, но она знала, что это представления, купленные за наличные. Он был ненастоящий, и их отношения тоже. Труди хотела воссоздать волшебство в жизни, с реальным человеком, которому она могла бы посвятить себя и положить конец поискам. Проблема заключалась в том, что Труди еще не уяснила для себя, что делает их вечера с Томасом столь неповторимыми. У нее было несколько свиданий вне «Бабочки», но ни одна встреча не зажгла в ней особенную искру. Если бы она только знала, что ей не хватает, что она ищет.
Труди могла бы выбрать любого мужчину в этом баре. С ее внешностью и характером выбирала именно она. Мужчины всегда останавливали на ней внимание и всегда одинаково вели себя, когда они приезжали домой. Она курила легкую сигарету и не отводила взгляда от парня, который разглядывал ее в упор. Кажется, проблемы одиноких женщин и мужчин не совпадали. Мужчины не добивались длительных отношений. Им нужен был быстрый секс и все. Для женщин же имели значение многие вещи, непонятные мужчинам.
Труди заметила до ужаса худую женщину на площадке для танцев и вспомнила свои институтские дни. Девчонки то веселились и наедались до отвала, то морили себя голодом, как Джессика. Но только женщины, заметила Труди, страдали от непомерного аппетита и его отсутствия. Почему это не случилось с мужчинами?
Незнакомец отделился от колонны и стал проталкиваться через толпу в ее сторону. Последний час он и Труди изучали друг друга. Она, совершенно очевидно, прошла его визуальную проверку. Он тоже. Труди нравилась его внешность. Чем-то он напоминал ей Билла, водопроводчика, на которого она накричала в прошлом месяце. С тех пор он с ней холоден как лед. Это было плохо еще и потому, что он привлекательный во всех отношениях мужчина. В другое время, при других обстоятельствах, у них могло бы что-нибудь получиться. Но то, что она в качестве подрядчика наняла его выполнить ряд работ, исключало обычные человеческие отношения.
– Привет! – произнес незнакомец, подойдя к столу.
Труди улыбнулась ему. Он был высок, хорошо сложен, носил очки в железной оправе, как хиппи шестидесятых годов. Это придавало ему интеллигентный вид. Выпускник колледжа, предположила она. Человек научного склада.
– Привет, – ответила она и предложила ему сесть. Присев, он повернулся к Труди и сказал:
– Ну что, завтра утром проснемся вместе?
Ярко-голубой корветт мчался на всей скорости по бульвару Уилшир, пролетая на желтый свет и меняя полосы движения. Труди опустила верх машины, ветер трепал их волосы. Впереди загорелся красный свет, она резко нажала на тормоза, и машина остановилась.
Алексис посмотрела на сердитый профиль подруги и заметила:
– В иные времена ты бы повела его домой.
– Господи, неужели мужчины не могут разговаривать иначе? Одни и те же затасканные выражения.
– Ходи по таким барам, и ничего другого ты не встретишь.
Труди откинулась на сиденье и покачала головой.
– Мне тридцать лет, Алексис. Я хочу найти человека и прожить с ним всю жизнь. Но мне не нужен любой. Он должен быть… ох, я не знаю.
– Он должен быть похож на твоего партнера в «Бабочке»?
– Наверное. Хотя не знаю, чего я хочу.
Рядом с ними остановилась еще одна машина в ожидании зеленого света светофора. Труди посмотрела – это был белый роллс-ройс классической модели конца пятидесятых годов. Окна были затемнены, даже шофера не было видно.
– Хорошая машина, – прокомментировала Алексис. Наконец загорелся зеленый, и Труди нажала на газ.
– Собственность какой-нибудь рок-звезды! – крикнула она, стремительно отрываясь от роллс-ройса.
Роллс степенно проехал перекресток и повернул на дорожку, ведущую к высокому зданию из стекла и бетона. В большинстве окон уже не горел свет, светились лишь несколько на двенадцатом этаже. Машина остановилась перед входом, шофер вылез и открыл дверь. Из машины появилась Беверли Хайленд, подняла воротник шубы и быстро вошла в пустынное здание.
На двенадцатом этаже она прошла прямо через дубовые двери в свой кабинет.
– Привет, – сказала ей женщина, которая уже ждала ее там.
– Прости, что опоздала, – произнесла Беверли, снимая шубу. – Задержал телефонный разговор. Что у тебя?
Женщина протянула пачку бумаг. Взяв бумаги, Беверли спросила:
– Новые члены?
– Новые партнеры, – ответила директор «Бабочки».
– Возможно, нам придется расширяться, – негромко сказала Беверли, просматривая бумаги. Затем она отложила их в сторону и серьезно посмотрела на подругу.
– Он взял деньги, – сказала она. – Дэнни взял пятьсот тысяч и пригласил меня на свое ранчо в Техасе. Мне удалось уклониться вновь, но рано или поздно мне придется встретиться с ним лицом к лицу. Ему не терпится поблагодарить меня лично за поддержку его кампании. В любом случае пора начинать следующий этап нашего плана. Скажи остальным, что я хочу встретиться со всеми через неделю, как раз накануне первичных выборов в Нью-Гемпшире.
– Хорошо.
– Волнуешься? – спросила Беверли.
– Не знаю.
– Не надо. Возможно, Дэнни и сильный противник, но я сильнее. Все пойдет как надо, я обещаю.
Женщины посмотрели друг на друга. Они знали, о чем каждая из них думает. После тридцати пяти лет Беверли наконец нанесет удар. Одиннадцатого июня Дэнни Маккей будет жалеть, что появился на свет.
Голливуд, Калифорния, 1960 год.
– Сейчас самый горячий товар – это секс, знаешь об этом, Беверли?
Она не слышала Роя. Она была слишком занята, разбираясь в невообразимых записях в книге бухгалтерского учета. В такие моменты Беверли вспоминала Кармелиту. У той поразительный природный дар, а она вынуждена похоронить его вместе с другими мечтами. Кармелита прекратила отвечать на письма Беверли два года назад.
– Послушай, Бев, кто, по-твоему, самый сексуальный актер?
– Не знаю, – произнесла она, не отрывая глаз от счетов.
Рой Мэдисон недовольно нахмурился и сказал:
– Я серьезно, Бев. Ну давай, скажи, кто самый сексуальный мужчина на экране?
Беверли положила карандаш. Она сидела на высоком стуле с краю стойки. Рой занимал свой обычный угловой столик, рядом с телефоном. На его столе были разбросаны последние номера журналов о кино. Одежда на нем была чистая, но вся залатанная, стул стоял так, чтобы в любой момент посмотреть на свое отражение в музыкальном автомате. Два часа назад он заказал себе чашку кофе, которую пил до сих пор. При своих скудных средствах Рой не питался даже у Эдди. Он проводил время, просматривая журналы в поисках предложений. Типичный безработный актер.
– Я, правда, не знаю, Рой. Я не хожу в кино.
– А как насчет Пола Ньюмана?
Они разговаривали во время утренней передышки – между завтраком и ленчем, – поэтому за столиками было мало посетителей. С улицы тоже не доносилось никаких звуков.
– Зачем тебе знать, Рой?
– Я раздумываю над тем, чтобы сменить имидж. На более сексуальный.
Она размышляла над его словами. Хотя Беверли редко думала о мужчинах вообще и не испытывала к ним никакого влечения в течение шести лет, она была достаточно наблюдательной, чтобы видеть достоинсва и недостатки Роя Мэдисона. Он был достаточно симпатичный, этакий киношный тип. Эдди часто негодовал, что при такой внешности у него так мало работы. Но ему не удавалось пробиться. Он снялся в нескольких эпизодах без слов, однажды даже в цветном фильме, но этого было недостаточно для раскрутки. Он перебивался случайными заработками, бросал работу, когда были деньги, отчаянно искал ее, когда сидел на мели. Например, сейчас. Уже больше месяца его агент не предлагал ему работы.
– Я думаю, с твоим имиджем вре в порядке, Рой.
– Последний раз ассистент режиссера сказала мне, что я не мужествен. Это правда, Бев?
Она смотрела, как он не отводит глаз от своего отражения в автомате, как поворачивает голову туда-сюда, приглаживает волосы, и пришла к выводу: он и в самом деле совсем не мужественный.
– Мне бы только одну стоящую роль, понимаешь? Со словами. Я бы тогда показал, чего стою.
– Конечно, Рой, – мягко согласилась она. – Такой случай обязательно подвернется.
– Да, – фыркнул он, – так же как подфартило Эдди. – Рой уже восемь лет ходил сюда. Он помнил это местечко, когда оно было второсортной забегаловкой, где обитали лишь проститутки, полицейские и безработные актеры. А теперь? Эдди разъезжал повсюду в новеньком роскошном авто, вот так.
Ключом к успеху Эдди было постоянство. В настоящий момент он владел шестью точками, где продавали его гамбургеры. Он гарантировал клиентам, что если они купят гамбургер в Пасадене, он будет того же качества и вкуса, как в Санта-Монике. Эдди твердо усвоил, чего хочет публика: быстрого обслуживания и привычной пищи по низкой цене. Он становился преуспевающим, тем не менее гамбургеры все еще заворачивали в бумагу, и их можно было купить по десять центов за штуку. Их девиз был: Миллионы людей едят королевские гамбургеры.
Вошел почтальон с большой почтовой сумкой на плече.
– Привет, Беверли, – сказал он, передавая ей небольшую пачку конвертов.
– Здравствуйте, мистер Джонсон, – ответила она, принимая почту.
Почтальон видел, как Беверли внимательно изучает каждое письмо. Он знал, она что-то ищет, но не понимал, что именно. Фред Джонсон любил наблюдать за молодой хорошенькой Беверли Хайленд. Он работал почти двадцать лет, и никогда еще ему не попадался такой обаятельный человек, как эта девчушка, управляющая делами Эдди. Как-то он даже думал набраться храбрости и пригласить ее куда-нибудь, может быть, в боулинг, но потом узнал правду от Эдди: Беверли ни с кем не встречается. У нее не было парня, собственно, у нее вообще не было друзей.
– Что она собой представляет? – спросил Фред у Эдди.
Тут Эдди пришлось признать, что, хотя она работает на него уже шесть лет, он знал о ней ровно столько же, сколько в первый вечер, когда она пришла просить работу.
Фред смотрел, как ее руки, длинные, стройные, красивые перебирают конверты. Она поражала его: как бы много дел не было в кафе, Беверли всегда была аккуратно причесана. Она никогда не теряла контроля над собой.
Она вздохнула и отложила бумаги. Фред решил, что то, ради чего она прилежно просматривала почту каждый день, опять не пришло. Внезапно у него возникла мысль, что если бы он знал, он бы совершил чудо, но помог Беверли.
Однако, даже Фред Джонсон с его пылким желанием помочь был здесь бессилен. Каждый вечер в почте Беверли искала ответ на свое объявление. Она поместила его в газетах по всей стране. Наоми Берджесс Дуайер, – говорилось в нем, – ответьте своей дочери Рэчел по адресу: 1718, Хайленд-авеню, Калиф. Четыре года, и никаких результатов.
– Выпьете, мистер Джонсон? Кока-колу или еще что-нибудь?
Она такая – всегда внимательная и заботливая. Поскольку Фред заносил почту в несколько закусочных и пирожковых, он был сыт, но никогда не отказывал Беверли. Ему нравилось смотреть, как она наливает ему воду в стакан. Ему нравилось брать стакан из ее рук и говорить:
– Спасибо, ты просто ангел.
Иногда она краснела. Вот что привлекало старого Фреда в незапятнанной молодой Беверли. Посмотришь на нее и скажешь, что она, может, и не целовалась ни с кем.
После того как почтальон ушел, Беверли закрыла бухгалтерские книги и положила их под кассу. Как только Эдди немного разбогател, его жена Лаверна бросила работать, и Беверли сменила ее на месте управляющего. Именно поэтому она так часто вспоминала в последнее время Кармелиту.
В тот ужасный день шесть лет назад, когда в качестве Рэчел Дуайер она села на поезд, отправлявшийся в Калифорнию, Беверли поклялась, что ноги ее больше не будет в Техасе.
Но время и в самом деле лечит. Она жила среди добрых и порядочных людей, и ее горечь в отношении Хэйзл почти прошла. С расстояния лет и миль, с высоты спокойной и достойной жизни, не говоря уже о накоплениях в банке, Беверли смогла оглянуться назад без прежней ярости. Она смогла вспоминать годы, проведенные у Хэйзл, свою дружбу с Кармелитой. Ее интересовало, что стало с подругой, и почему она перестала отвечать на письма.
Сейчас поездка в Техас исключалась. Эдди занимался расширением дела, перепланировкой уже существующих кафе. Вопросы управления он оставил Беверли. Она не возражала, тем более, что это занимало ее с утра до вечера. Дела гнали мысли об одиночестве, давали предлог уклоняться от встреч со знакомыми. Занятость позволяла ей сосредоточиться на единственной цели в ее жизни: отомстить Дэнни Маккею.
В кафе вошла молодая женщина и заказала два гамбургера на вынос. На руках у нее был маленький ребенок. Когда Беверли брала у нее деньги, она не удержалась и спросила:
– Сколько вашей девочке?
– Скоро два, – ответила гордая мать. – Правда, Синди?
Беверли с тоской посмотрела на малышку. Ее ребенку было бы сейчас пять лет.
– Возьми, – она протянула конфету на палочке.
– Синди, скажи спасибо, – попросила дочку молодая мама.
Беверли посмотрела им вслед.
Рой встал из-за стола, бросил монету в автомат. Марта Роббинс запела Эль-Пасо. Он на секунду задержался у автомата, чтобы еще раз взглянуть на свое отражение.
– Не знаю, Бев, – сказал Рой Мэдисон, не спеша подойдя к стойке. – Я так стараюсь хорошо выглядеть. Но им не нравится.
Она изучала его без тени улыбки. Зря он поставил эту песню. Музыка кантри была популярна только на Юге. Это к лучшему, потому что она напоминала ей события, о которых хотелось забыть.
– Может быть, тебе следует изменить внешность, Рой?
Он встревоженно посмотрел на нее. Такого ему еще никто не говорил.
– А что с моей внешностью?
– Ты только что сам об этом говорил.
Он нахмурился. Да, он сказал это, потому что набивался на комплимент, а не на оскорбление. Беверли явно никто не учил такту. Он посмотрел на нее. Лицо Беверли всегда было таким открытым, она никогда не играла в скромность и застенчивость, никогда не улыбалась. Она очень серьезно относилась к жизни, и если ее спрашивали, отвечала абсолютно честно.
Это означало, что она действительно думает, что ему нужно изменить внешность.
Она вышла из-за стойки и села рядом с ним.
– Тебе уже говорили много раз, что ты не мужественный. Нужно создать стиль Роя Мэдисона.
Он заинтересовался. Никто до сих пор – ни его мать, ни сестры, ни соседи по комнате, ни случайные знакомые – не предлагали ему подобного. Может быть, это то, что нужно.
– Да, но что такое Рой Мэдисон? – повторил он вслед за Беверли, рассматривая свое отражение в зеркале.
Беверли изучала его.
– Я не знаю, Рой. Ты учился в колледже?
– Нет.
– Ты похож на студента.
– Что в этом такого?
– У тебя слишком прилизанный вид.
– Прилизанный?
– Да, и если это наносное, ты производишь впечатление скользкого человека. – Она слегка нахмурилась. – Человека, которому есть, что скрывать.
– Скрывать? – Он занервничал. – Мне?
– Не носи такую прическу.
Рой машинально поднес руку к волосам:
– Слушай, мне она стоит больших трудов.
– Знаю, и это заметно. Прическа неестественная, Рой. Это неприлично.
Он покосился на свое отражение. Как прическа может быть неприличной.
– Что ты предлагаешь?
– Будь естественным, самим собой. Ты не похож на всех этих мальчиков. У тебя есть свой стиль. Ты не должен примерять на себя чужие замашки.
– Но этот стиль сейчас в ходу! Современным девушкам он кажется сексуальным.
– Есть разные виды сексуальности, Рой, – сказала она мягко. – Некоторым мужчинам не идет такая прическа. Они выглядят неестественно.
Он рассмеялся.
– Откуда вдруг такие познания относительно мужчин? – Согласно молве, Беверли еще ни разу не ходила на свидание.
– Не надо смазывать волосы, – продолжила она.
– Если я не буду этого делать, волосы будут торчать в разные стороны!
Беверли продолжала рассматривать его. Что ж, он сам завел разговор. Если не хотел получить ответ, не надо было спрашивать. Сочный голос Марти Роббинс заполнил все кафе, неизбежно воскрешая в памяти Техас и все, что с ним связано.
– Откуда ты, Рой?
Он не ожидал вопроса. Беверли Хайленд никогда не интересовалась личной жизнью других. – Из Южной Дакоты.
– Будь естественным. Будь самим собой. Не старайся казаться искушенным, потому что ты не такой.
– Ну и как мне это сделать?
– Ты ничего не делай. Оставь свои волосы как есть. Ветер тебе их уложит. Вымой их детским шампунем и высуши полотенцем. Немножко отрасти над ушами, это смягчит линии лица.
Потом Беверли посмотрела на часы и встала.
– Мне нужно забежать домой на несколько минут, Рой. Скажи, пожалуйста Луи, чтобы проследил здесь за порядком.
Она сняла фартук, надела свитер. Рой еще раз проверил свое отражение в блестящей поверхности музыкального автомата. Детский шампунь!
На те деньги, что Эдди платил ей сейчас, Беверли могла позволить себе иметь машину. Но она не хотела тратить деньги на нее и ездила на автобусе. И хотя она уже давно выехала из меблированных комнат сестры Эдди – там было слишком шумно, – Беверли не стала снимать дорогую квартиру. Она выбрала скромное маленькое здание неподалеку от Голливудского бульвара. Дорога от дома до работы занимала двадцать минут на автобусе. У Беверли было более разумное применение деньгам. Каждую неделю она откладывала деньги на счет. Она выделяла себе минимальное содержание, покупала одежду на распродаже и ела бесплатно на работе. Накопления медленно росли. Беверли терпеливо ждала: когда-нибудь она станет богатой. Тогда она найдет Дэнни Маккея.
Она приехала домой в тот момент, когда ее соседка Энн Хастингз вынимала почту из ящика.
– Привет! – воскликнула жизнерадостная Энн. – Целая тонна рождественских открыток. Больше половины – от друзей моей матери. Зачем она раздает мой адрес направо и налево?
Беверли улыбнулась и стала подниматься по ступенькам.
Энн заметила, что Беверли редко заглядывала в свой почтовый ящик. Как будто знала, что ничего там не увидит.
– Давненько тебя не было видно, – проговорила Энн, следуя за ней по ступенькам и прижимая к груди многочисленные конверты.
– Много дел в кафе. А Эдди в Ковине, выбирает место для нового магазина.
Беверли отпирала дверь, а Энн стояла рядом, прислонившись к стене.
– Знаешь, я рассказала отцу историю с гамбургерами Эдди. Он говорит, что вы могли бы продать рецепт и выручить кругленькую сумму.
– Эдди получал предложение продать свой рецепт. Но он не хочет этого делать.
Никто, кроме Беверли и Эдди, не знал, что на самом деле это был ее рецепт. Когда поступили предложения продать рецепт с целью его опубликования, Эдди посоветовался с Беверли. Она тогда ответила:
– Твои гамбургеры особенные. Если рецепт будет доступен каждому, люди прекратят приходить к тебе. – Он послушался и отклонил предложение.
– Да, – сказала Энн, не предпринимая никаких попыток уйти, когда Беверли зашла в квартиру. – Я пробовала королевские гамбургеры. Классная вещь.
Беверли не захлопнула дверь перед носом девушки. Она знала, что Энн Хастингз одинока. При малейшей возможности она обращалась к соседям и завязывала разговор. Беверли была свидетелем того, как ее довольно грубо выпроваживали.
Поэтому она спросила:
– Хочешь чаю со льдом?
Энн с радостью ухватилась за предложение.
Это была однокомнатная квартира с диваном-кроватью и закутком для кухни. Беверли нравилось, что квартира выходила окнами на Голливуд Хиллз, и в ней всегда было солнце. Она украсила ее лишь занавесками и подушками, купленными в недорогом магазине. Беверли жила ради будущего и с готовностью жертвовала многим в настоящем. Ради будущего она подчинялась строгой самодисциплине. Она поправилась за первые два года работы у Эдди. Теперь же избавилась от лишних килограммов и держала себя в форме. Она питалась очень скромно, только для того, чтобы не быть голодной, не позволяла себе дорогих удовольствий, не курила, не пила спиртного и не ходила в кино. Дисциплина и тяжелый труд – вокруг этих двух понятий вращалась жизнь Беверли Хайленд. Они должны были привести Беверли к дню, когда она вновь встретится с Дэнни.
Она проявляла слабость лишь в двух вещах. Во-первых, волосы. Их нужно было подкрашивать каждую неделю, чтобы платиновый цвет выглядел естественно. Такие волосы помогали ей похоронить Рэчел Дуайер полностью и навсегда. Вторым исключением были книги, на которые Беверли тратила деньги. В основном она читала теперь книги, которые могли подсказать ей, как двигаться вперед и достичь успеха. В данный момент она прорабатывала книгу Конрада Хилтона.