Текст книги "Бабочка"
Автор книги: Кэтрин Харви
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)
Дэнни, издавая радостные крики, рывком открыл дверь и прыгнул внутрь. Он вывалил содержимое шляпы на сиденье и принялся считать, а Боннер тронулся с места в направлении шоссе.
Когда они услышали взрыв и их грузовичок покачнулся, им показалось, что они на что-то наткнулись. Когда после второго взрыва пикап клюнул носом, они поняли, что им прострелили шины. Боннер закричал:
– Господи, спаси! – и спрятался под приборной доской. Дэнни в ужасе смотрел вперед. Когда пыль и сажа улеглись, в свете фар показалась фигура. Это был Билли Боб Магдалена, и он целился из пистолета прямо Дэнни в голову.
– Так, ребятки, – с расстановкой проговорил он. – Тихо и спокойно вылезайте.
Дэнни от страха не мог двигаться, а Боннер тут же наделал в штаны.
– Я сказал, вылезайте! Что мне еще сделать, чтобы вы меня поняли?
Медленно, на трясущихся ногах они вылезли из грузовичка и уставились в дуло пистолета его преподобия, подняв руки.
Билли Боб Магдалена внимательно посмотрел в лицо Дэнни, потом увидел штаны Боннера и опустил пистолет. Он покачал головой и произнес:
– Оба пошли за мной.
Его офис располагался в видавшем виды автобусе, на боку которого было выведено: Билли Боб Магдалена несет вам Иисуса. Внутри было душно, невыносимо пахло потом и виски. Когда они забирались в автобус, то увидели выходящую из шатра толпу.
Билли Боб Магдалена положил пистолет и сказал:
– Вы самые жалкие из всех мелких мошенников, каких я когда-либо видел! Садитесь. Оба.
– Послушайте, мистер Магдалена, – начал было Боннер. – Мы отдадим деньги назад. Мы просто решили пошутить.
Его преподобие со скукой вздохнул и поудобнее расположился в жалобно скрипевшем кресле. Он открыл верхний ящик стола, который был прибит прямо к сиденью водителя, и достал бутылку виски. Но стакан он налил только себе.
– Вы, поганцы, думаете, что очень умные, да? – спросил он, выпив стакан одним залпом. – Разве вы не знаете, что это самая старая шутка с тех пор, как змий всучил яблоко Еве? Вы думаете, мы не засекли вас в ту же минуту, как вы появились в шатре? В зале одни мексикашки, негритосы и белое отребье, и вдруг появляются два бойких парня, которым не терпится схохмить. Вы не оправдали моих надежд, парни. Я, честно говоря, надеялся, что вы окажетесь оригинальнее остальных.
Боннер и Дэнни смущенно переглянулись.
– Вот что я хочу вам предложить, – произнес Билли Боб Магдалена, осушив второй стакан. – Не хотите ли вы поработать?
– Поработать? – повторили они в один голос.
– Да. Поработать в моем шоу. Мне нужна парочка подсадных уток в аудитории. С тех пор как сестра Люси и брат Абнер сбежали в прошлом месяце, размер выручки упал. Вы знаете, что такое подсадная утка?
Молодые люди покачали головами.
Его преподобие Билли Боб Магдалена объяснил им систему. Пока говорил, он открыл корзинку и достал несколько сэндвичей, толстые куски ростбифа с горчицей и помидорами, холодного жареного цыпленка и куски торта. Он поделился этим с ребятами. Те с жадностью проглотили все до последней крошки. Но виски он так и не предложил.
– Вся идея в защите, – говорил его преподобие. – Сначала я напоминаю присутствующим, что Господь очень сердит на них. Когда немножко освободится, то Он обрушит свой гнев. Потом я как бы намекаю, что у меня особые отношения с Ним. Потом у меня вырывается, что за скромную сумму я могу замолвить словечко в их защиту. Этот прием никогда не подводит. Они приходят ко мне в шатер испуганными грешниками, а уходят с чувством стопроцентной защищенности.
Он обглодал куриную ножку, выбросил кость в окно и вновь наполнил стакан.
– Вот как я работаю. Я еду первым на этом автобусе, приезжаю в какой-нибудь тихий городишко типа этого, договариваюсь с местными священниками. За половину моей выручки они соглашаются отменить на время свою службу и поощрять верующих пойти в мой шатер. Все счастливы. У меня деньги, у священников деньги, у верующих временная передышка от гнева Господня.
Мечтая о глотке спиртного, Дэнни спросил:
– А мы здесь причем?
– Мне нужны свои люди в аудитории, чтобы дела пошли. На двадцать пять человек хорошо иметь одну подсадную утку. Когда я делаю заранее условленный жест, вы, а потом и люди вокруг вас, начинают хлопать. Когда я подаю другой сигнал, вы встаете и поете Аллилуйя! Приходит время пожертвований, а все уже так заведены, что буквально опустошают свои карманы. Что скажете?
– Какова наша доля?
– Ваша доля? – Билли Боб Магдалена откинул назад голову и рассмеялся. – Вот это да, ребята. Ваша доля в том, что я не сдаю вас шерифу после случившегося.
Затем он замолчал, ковыряя в зубах и оценивающе смотрел на ребят. Он думал о том, что люди всегда положат в тарелку больше, если вокруг них будут крутиться такие привлекательные молодые жеребчики.
– Пять процентов от выручки, – решил он. – Поделите на двоих. Плюс вы ездите в автобусе и бесплатно питаетесь. У меня маршрут до Луизианы и Оклахомы. Возможности, ребята, неограниченные. Что скажете?
Боннер посмотрел на Дэнни, и они обменялись улыбками.
Тем утром она кормила их жареной ветчиной и печеньем на сливочном масле. Потом поставила перед ними огромные тарелки с чили, кукурузный хлеб, ледяное молоко. Дэнни улыбнулся ей своей неотразимой улыбкой, смерил ее взглядом и тихо сказал:
– Никто, мадам, не умеет так делать чили, как женщины в Техасе. Это точно!
Он посмотрел на Боннера через стол и подмигнул ему. Прошлую ночь они провели втроем в одной постели.
Вскоре после того, как они начали работать на Билли Боба Магдалену, эти два парня из Сан-Антонио обнаружили, что многим из жен фермеров, живших в глуши, хочется немного развлечений. Мужья слишком уставали от работы на полях или были весьма пуританских нравов. Многие жены находили отдушину в этих двух красивых молодых людях, которых можно было уговорить делать все. Прошлой ночью молодая хозяйка хотела, чтобы Дэнни и Боннер занимались с ней любовью одновременно. Для Дэнни это было внове, и он решил, что ему понравилось.
Кроме того, на следующее утро каждого ждала десятидолларовая бумажка около тарелки.
– Как жаль, что вы не можете остаться немножко подольше, – сказала хозяйка, принеся еще один кувшин молока.
Покачиваясь на стуле, Дэнни одарил ее одной из своих лучших улыбок. Эта жена фермера была многосторонне одарена: безудержна в постели и почти такая же хорошая кулинарка, как старая Евлалия.
Дэнни и Боннер присоединились к Билли Бобу Магдалене год назад. Тогда они лишь заскочили домой к Боннеру забрать вещи и ушли, даже не попрощавшись с миссис Первис. Вскоре после этого они обнаружили, что им не нужно спать в дурно пахнувшем автобусе рядом с сестрой Халли, братом Бадом и его преподобием. В каждом городке, который они посещали, разворачивалась жестокая борьба за честь покормить и приютить у себя очаровательных помощников. Когда его преподобие разобрался что к чему, он ничего не имел против. Они были его лучшей приманкой.
Почти мгновенно возросла выручка. Дэнни и Боннер ходили между рядами, растапливали своими улыбками сердца, и люди легче расставались с деньгами.
Однажды вечером, когда они стояли неподалеку от Остина, Билли Боб Магдалена страдал несварением желудка и не мог работать. Дэнни решился сам проповедовать и обнаружил, что делает это гораздо лучше, чем его преподобие. Его природная энергичность и магнетизм вмиг заразили аудиторию. В ту ночь выручка была наибольшей. Потом Дэнни по своему усмотрению отобрал женщин из толпы, страждущих получить личную аудиенцию.
Примерно в то же время Боннер заявил, что им, пожалуй, не нужна сестра Халли и брат Бад. В конце концов, почти каждый город имел орган, и почти каждый органист был женского пола. Считалось честью играть на религиозных собраниях Билла Боба Магдалены, и ни у кого не возникало мысли о вознаграждении. Ребятам удалось убедить его преподобие оставить Халли и Бада в Шривпорте. Они доказали ему на бумаге, насколько увеличится их доля без этих двоих.
Тем не менее этого Дэнни и Боннеру было недостаточно. Вытирая тарелку мякишем, благодаря за кусок яблочного пирога, Дэнни снова стал думать. Последнее время его чрезвычайно занимала мысль, что многие их возможности остаются неиспользованными.
Каждый вечер, в каждом городе процедура повторялась. Не было ничего особенного. Честно говоря, они мало чем отличались от других подобных шоу на Юге. Несколько раз Дэнни ходил на другие подобные собрания посмотреть их программу. Он видел едва прикрытую девственницу, обвитую змеями, семилетнего проповедника в крохотном белом смокинге, людей, которых вера поднимала на ноги из инвалидных колясок, и так далее. Именно одна из подобных штук и была нужна ему с Боннером. Иначе они так и не вырвутся с нынешнего уровня.
Не то чтобы Дэнни жаловался. Было здорово присоединиться к шоу Билла Боба Магдалены. Он сбежал из Сан-Антонио, от летчиков и проституток, он стал путешествовать, увидел, каков мир, у него были новые кровати и новые партнерши почти каждый вечер, у него была пища и деньги, пока он вынашивал планы на будущее.
Одну вещь Дэнни знал точно. Он не собирался заниматься этим до конца своих дней. Только посмотрите на Билла Боба Магдалену. Ему едва стукнуло пятьдесят, а он уже законченный алкоголик, Дэнни Маккею это не подойдет. Почувствовав власть над толпой один раз, ему захотелось снова испытать подобное ощущение.
– Боюсь, мы не сможем остаться дольше, мадам, – сказал он, отодвигая пустую тарелку. – Его преподобие сказал, что мы должны быть в Тексаркане к вечеру.
– Жаль, – произнесла она.
Ситцевое платье облегало ее тело. От одной мыли о прошедшей ночи Дэнни опять почувствовал возбуждение. Когда он взглянул на Боннера, то понял, что приятель думает то же самое.
Они ухмыльнулись, глядя друг на друга.
Они уже проделывали это раньше, правда? Спаивали Билли Боба до такой степени, что им приходилось оставаться. Как в тот раз с близняшками из виндсерфингистов. Дело того стоило. Билли Боб спал три дня, а они наслаждались с сестрами Макфи.
Они поблагодарили фермершу и вышли на улицу. Дэнни промурлыкал Боннеру:
– А не пойти ли нам в город за бутылочкой для старого Билли Боба?
Было около полуночи. Они лежали втроем, обнаженные, потные, переплетая тела, на ее кровати. В этот момент Дэнни посетила мысль: нам больше не нужен Билли Боб Магдалена.
Дэнни и Боннер выжидали. Лето вошло в зенит. Они ехали по безлюдному шоссе. От плавящегося асфальта поднимались волны зноя, в пустыне поблескивали миражи, напоминавшие островки воды. Никакой растительности, кроме колючего низкорослого кустарника. Радио в автобусе было настроено на станцию, которая передавала песни нового певца по имени Элвис Пресли. Его преподобие Билли Боб Магдалена страдал от очередной мигрени.
Последние два месяца дела у него шли не очень хорошо. Здоровье быстро ухудшалось. Он не знал, что бы он делал без этих двух парней, которых так беспокоило его здоровье и которые всегда были готовы купить ему выпить.
– Слушайте, – произнес Боннер, который сидел сзади, – что вы знаете о городе Одесса? Были там раньше, Билли Боб?
Но его преподобие слишком беспокоила собственная голова. Он вновь не будет сегодня читать проповедь. Дэнни все сделает. Но это как раз хорошо. Хотя Билли Боб Магдалена и не признался бы в этом, из Дэнни получился лучший проповедник. Ничего не скажешь – парень делал всю выручку.
– Слушай, – сказал вдруг Дэнни, – чувствуешь?
– Что? – спросил Боннер.
– Не знаю… – Дэнни нахмурился и вцепился в руль. – Что-то не так.
– Может быть, шина полетела, – предположил Боннер.
– Лучше проверить, – сказал Дэнни, осторожно притормаживая.
– Ты оставайся здесь, Билли Боб, – предложил Боннер, когда они выходили. – Слишком жарко для тебя.
На шоссе они закурили и, покачивая головами, смотрели на переднее колесо. Билли Боб не мог не выйти, чтобы удостовериться лично.
Ребята сказали, что им нужен домкрат и какие-то другие инструменты, влезли в автобус и уехали.
Боннеру и Дэнни было хорошо видно его в заднее стекло. Маленькая недоумевающая фигурка, которая становилась все меньше и меньше. Без рубашки и шляпы, полупьяный старик посреди безжалостной пустыни, и ни капли воды.
– И-их! – вопил Боннер.
– Мы едем, парень! – закричал Дэнни и нажал на газ.
Они мчались по шоссе к прекрасному будущему в автобусе с надписью «Билли Боб Магдалена несет вам Иисуса.»
Голливуд, Калифорния, 1957 год.
Рэчел жила под именем Беверли Хайленд уже три года, работала у Эдди, жила в приличном месте на Чероки. Однако она пришла к выводу, что изменить имя еще не значит начать новую жизнь. Нужно изменить еще и лицо.
Не то чтобы кто-либо из ее новых друзей чем-то дал ей понять, что она некрасива. Они воспринимали в ней не внешность, а нежный и хрупкий характер. В один прекрасный день эта тихая девчушка появилась ниоткуда и преданно работала на них с тех самых пор. Она почти не разговаривала и вообще оставалась загадкой. Но самое главное, за три коротких года она превратила предприятие Эдди в одно из процветающих.
К стойке теперь стояла очередь, для столиков Лаверна завела книгу предварительной записи. Весь день стучали молотки и звенели пилы: рабочие расширяли кафе.
Три года назад, в день, когда Беверли в первый раз пришла на работу, чтобы протирать полы, мыть посуду и скрести горшки, Эдди решил накормить ее. Она неожиданно тихо сказала:
– Это не очень хороший гамбургер.
Он еще не привык к ее честности, собственно, он вообще не привык к честности, поэтому возмущенно ответил:
– Если тебе не нравится, как я готовлю, ешь в другом месте.
Вместо того чтобы извиниться или замолчать, девчонка упорно продолжала:
– Я знаю, чего не хватает твоим гамбургерам. – Она имела наглость встать, пойти на кухню, там взять его заготовки из холодильника и поколдовать над ними. Эдди разозлился и собрался тут же ее уволить, но его одолевало любопытство. Руки ее летали туда и сюда, доставая специи с полочки, пальцы работали с умением и сноровкой, лицо было сосредоточенно. Десять минут спустя, когда Эдди ел улучшенный Беверли гамбургер, он понял, что вытащил козырную карту. Эдди использовал для гамбургеров дешевое мясо, но от добавления специй у него появился вкус дорогой вырезки. Потом Беверли научила его добавлять нарезанный мексиканский перец к жареной картошке, и дело пошло.
Эдди кормил своими перчеными гамбургерами полицейских, проституток, безработных актеров. Эта публика составляла его постоянную клиентуру. Отзывы были самые восторженные. Потом, по предложению Беверли, он снизил цену на десять центов, подавал гамбургеры не на тарелках, а заворачивал их в вощеную бумагу, и успех был феноменальный. Весь район узнал об этих новшествах, и очередь стала расти. Очень скоро королевскими гамбургерами приходили угоститься не только местные жители. Люди приезжали из Санта-Моники, Пасадены и даже из Беверли – Хиллз, чтобы посмотреть из-за чего весь шум. Они уходили довольные, рассказывали друзьям. Потом Эдди пришла в голову мысль, что можно открыть окошко, где будут продавать гамбургеры на вынос. Люди подъезжали, покупали пакет с гамбургерами и отправлялись на пикник, на пляж или в горы. Популярность заведения росла.
Эдди начал расширяться, взяв в аренду соседний магазин. Он подумывал об открытии еще одного кафе в быстро растущем районе Сан-Фернандо Уэллей.
Всем этим он был обязан Беверли Хайленд. Однако она не спекулировала на его похвалах, как сделали бы это многие другие. Она не требовала денег и славы. Она просто говорила ему, что она довольна. Эдди с ума сводила эта ее сдержанность. Беверли никогда не улыбалась, но была искренна. Эдди часто думал о ней, о ее прошлом. Она отказывалась говорить об этом, молчала, держалась отчужденно, никогда не приходила к ним с Лаверной пообедать. Она не заводила близких друзей, терпеть не могла, когда до нее дотрагивались. Эдди быстро сообразил, что ее имя сложилось из названий улиц, образующих перекресток, на котором расположилось его кафе, но никогда не расспрашивал ее об этом. Беверли была тихой, старательной, преданной, за три года работы не пропустила ни дня, не выдвигала никаких требований. Он считал, что сделает все, о чем бы она не попросила.
– Отпуск? – переспросил он. – Да ты с ума сошла! Мы и так еле справляемся. Мне нужно набирать новых официанток, Лаверна должна следить за рабочими, к нам придет журналист написать о нас статью. А ты хочешь пойти в отпуск?
Беверли привыкла к монологам Эдди. Они налетали, как ветры в Лос-Анджелесе – жаркие, стремительные и неприятные, но проходящие и не грозные. Ничего, кроме пыли, они не приносили.
– Я не была в отпуске три года, – спокойно сказала она.
– А кто был? – Он отвернулся от гриля и смотрел на нее.
«Она уже не малышка Беверли», – отметил он. Три года нормального питания – и на этих костях наросло мясцо. Да и время уже пришло. В фигуре Беверли появились изгибы и округлости в нужных местах. Многие клиенты бросали на нее взгляды. Жаль, что лицо подкачало.
– Ну и куда же ты хочешь поехать в отпуск?
– Просто уехать, – как всегда загадочно ответила она.
За три года Эдди пришел к выводу, что выудить что-либо из Беверли – это все равно что заниматься сексом с Лаверной: бросить и забыть.
– На сколько?
– На три месяца.
Он уронил лопаточку.
У девчонки был характер. Ничего не скажешь.
– Прости малышка, – произнес он, – я не смогу обойтись без тебя так долго.
– А совсем без меня ты обойдешься?
Тут он замер. За все время работы Беверли никогда не подвергала сомнению приказы Эдди. Она была послушной, прилежной и никогда не жаловалась. То, что она сейчас не согласилась с ним, пусть даже и тихим голосом, было равнозначно объявлению войны.
Он заглянул в ее загадочные карие глаза, за которыми пряталось так много секретов, – видимо, страшных. Долго молчал. Потом понял: наверное, она что-то должна сделать.
– С какого дня? – спросил он в конце концов.
– Еще не знаю. Но я тебе скажу.
– Мы будем скучать по тебе, малышка, – тихо произнес он.
Он думал, что, может, она его обнимет. Но, конечно, она не сделает этого. Бывали моменты, когда Беверли должна была сделать что-нибудь импульсивное, как любой другой человек в подобной ситуации. Но она всегда сдерживалась. Она никогда ни к кому не прикасалась и не разрешала прикасаться к себе.
– Спасибо, Эдди, – сказала она и опять принялась колдовать над специями.
Сначала Беверли пошла к терапевтам. Они в один голос заявили, что сделать ничего нельзя. Потом она пошла к хирургам. Они долго изучали ее лицо, но вывод был таким же.
– Может быть, с носом можно что-нибудь сделать, – согласились они, – но подбородок останется как есть. – Она поняла, что ей поможет только специалист. Она тщательно изучила телефонную книгу и стала посещать хирургов-косметологов. Мало кто выражал интерес, как только она сообщала, что у нее нет ни денег, ни страховки. Один согласился поработать над ее лицом, если она в ответ поработает в постели с ним.
Беверли стало казаться, что красота или хотя бы сносная внешность – это привилегия богатых.
Но ее не запугаешь. Она сидела перед зеркалом в своей комнатушке у сестры Эдди и изучала свое лицо. В памяти всплывали последние слова Дэнни Маккея: ты глупая, уродливая девка, Рэчел.
Что ж, часть этого предложения она уже изменила – свое имя. Изменить остальное будет тоже несложно.
Она искала врача восемь недель, объехала весь Лос-Анджелес, постоянно твердила Эдди, что ее отпуск вот-вот начнется. Но никаких результатов. Однако это совершенно не расхолаживало решительную Беверли. Чем чаще ускользала от нее цель и чем больше усилий ей приходилось прилагать для ее достижения, тем сильнее укреплялась она в своем намерении.
Она изменит свое лицо.
Однажды ранним майским утром, когда воздух был еще прохладен и свеж, Беверли стояла на кухне, мешала специи и слушала радио. Эйзенхауэр послал парашютистов в Литл-Рок, русские запустили нечто, именуемое спутником, пилот Джон Гленн побил рекорд скорости на своем самолете.
– А теперь местные новости, – сказал диктор. Беверли порезала лук и собиралась добавить в него эстрагон, базилик и шалфей. В этот момент она услышала сообщение, что знаменитая кинозвезда попала в крупную аварию на шоссе в Пассадену. Ее тут же доставили в больницу Куин оф Энжелз.
– Доктор Сеймур Вайзман, лечащий врач, сообщил нашему корреспонденту, что мисс Бинфорд получила серьезные травмы лица. Однако в настоящий момент состояние ее стабилизировалось, и жизнь находится вне опасности. Мисс Бинфорд получила в прошлом году Оскара. Теперь ей понадобится обширное хирургическое вмешательство, чтобы ликвидировать полученные травмы, заявил доктор Вайзман, специализирующийся на косметической хирургии. А теперь о спорте…
Но Беверли не слушала. Она уже листала телефонный справочник.
Она обнаружила, что у Сеймура Вайзмана был офис в Беверли – Хиллз. Это близко от ее места работы, но она никогда там не бывала.
Она позвонила, чтобы договориться о встрече. Ей назначили через два месяца – у доктора Вайзмана было очень много клиентов.
Она нашла Эдди и сказала:
– Я уйду в отпуск восьмого июля.
Она была абсолютно уверена, что доктор Вайзман согласится заняться ею.
Беверли никогда не видела офиса такого врача. Кожаная мебель, элегантные столики с изогнутыми ножками, картины на стенах, журналы, на которые она только смотрела, но никогда не могла позволить себе купить. Секретарь в приемной не была похожа на медсестру, носила не халат, а нечто шикарное. Единственным пациентом в приемной была женщина в норковом пальто. И это в июле!
Беверли заполнила карточку для истории болезни: родители умерли, беременности нет.
Ее вызвали через полтора часа.
В кабинете доктора Вайзмана не было ничего страшного. Уютно и ужасный беспорядок. На столе лежала кипа медицинских журналов, полки были уставлены разного рода безделушками и сувенирами. Маленькие подарки от благодарных пациентов. Беверли как раз раздумывала над тем, какой сувенир она могла бы подарить ему, когда вошел доктор.
– Ну, мисс Хайленд, – сказал он, усаживаясь. – Насколько я могу судить по вашей карточке, вы хотите, чтобы я сделал вам лицо, как вы выразились. Что именно вы от меня хотите?
– Я хочу, чтобы вы изменили мне лицо.
Доктор посмотрел на нее. Она сидела на стуле, выпрямившись как струна и обхватив руками колени. В ней чувствовалась непонятная напряженность. Это его заинтриговало. Она выглядела такой серьезной и такой молодой. Неужели она уже так настрадалась из-за своей внешности? Рассердилась на весь мир?
– Что именно не устраивает вас в лице?
– Разве в нем может что-нибудь устраивать?
– У вас очень красивые глаза.
– Вы можете мне помочь?
– Думаю, что да. Небольшая операция, чтобы оттянуть уши назад, я могу трансплантировать хрящ в подбородок, чтобы изменить его форму. Что касается носа, то тут потребуется не одна операция.
– У меня нет денег, – спокойно произнесла она, – и нет страховки.
Улыбка сошла с его лица. Тогда зачем вы здесь? – спрашивал его взгляд.
– Доктор Вайзман, – тихо сказала она, – я некрасива и бедна. Мне нужна помощь, и обратиться больше некуда. Вы знаменитый врач. Вы делаете операции кинозвездам. Вам не нужны мои деньги. Я не думаю, что такой хороший человек, как вы, не поможет такому отчаявшемуся человеку, как я, только потому, что у меня нет денег.
Сеймур Вайзман очень осторожно снял очки и вытер их о белоснежный халат. Он вновь надел их, скрестил руки на груди, проницательно посмотрел на Беверли и сказал:
– Деточка, вы меня дурачите или вы действительно так наивны? Вы в самом деле думаете, что можете прийти сюда и просить меня прооперировать бесплатно?
– Нет, сэр, – ответила она, в речи ее послышались отголоски акцента жителя Сан-Антонио. – Никогда ничего в жизни я не просила бесплатно. Если я чего-то хочу, то я работаю для этого. Я буду работать на вас, доктор Вайзман. Я должна работать на Эдди, потому, что я его должница, но на вас я тоже буду работать. Столько, сколько скажете. Только, пожалуйста, сделайте мне лицо.
Он задумчиво посмотрел на нее.
– Вы медсестра?
– Нет.
– Умеете печатать?
– Нет.
– Знаете медицинскую терминологию?
– Нет.
– У вас есть свидетельство об окончании средней школы?
– Нет.
Он был поражен.
– Что вы умеете делать?
– Все, что нужно. Я подметаю пол и мою посуду.
– У нас нет посуды в офисе, и полы у нас есть кому подметать. Сколько вам лет?
– Девятнадцать.
– Ваши родители знают, что вы здесь?
– Мои родители умерли.
Он слегка нахмурился.
– Понятно. Кто заботится о вас в таком случае?
– Никто. Я самостоятельна с четырнадцати лет.
– Вы с Юга?
– Некоторое время я жила в Техасе.
– Как вы жили?
– Я работала на женщину по имени Хэйзл.
– Что вы делали?
– У Хэйзл был публичный дом. Там я жила три года. Я была одной из девушек. – Она добавила тихо: – Меня поместил туда мой парень, Дэнни.
В кабинете повисла тишина. Каждый звук, доносившийся снаружи, слышался очень отчетливо: машины на Родео Драйв, дробь женских каблучков, сирена вдалеке. Сеймур Вайзман опять снял очки и протер их, хотя в этом не было необходимости. Внезапно ему вспомнилось то, что он на протяжении многих лет пытался забыть, не разрешал себе помнить. Что в этой странной молоденькой девочке возбудило в нем нежелательные воспоминания? Он взглянул ей в глаза и увидел огонь сильной и решительной души. Он подумал о борделях в Техасе и парнях, использующих некрасивых девочек, у которых нет родителей.
Потом он произнес:
– У меня дочь твоего возраста.
В тот же вечер он поместил ее в частную больницу и следующим утром начал работать с ее носом. Хрящ для изменения формы подбородка он заимствовал из ее седьмого ребра, над ушами он будет работать в последнюю очередь.
Беверли лежала на операционном столе. Медсестра попросила ее приподняться, чтобы положить пластинку с проводом – это нужно для электроприжигания, объяснила она. Когда Беверли это делала, медсестра заметила татуировку на бедре.
– Какая прелесть, – сказала медсестра. – Это бабочка, да?
Доктор Вайзман вошел в операционную с поднятыми кверху руками в перчатках. Он взглянул на татуировку и сказал:
– Если хочешь, я могу удалить это, Беверли.
Но она ответила:
– Нет. – Пусть бабочка каждый день напоминает ей о Дэнни Маккее.
Было больно, но Беверли держалась. Уколы местной анестезии, скрежет, когда надпиливали кости носа, вкус крови, стекающий по гортани, накладывание швов. И бесконечные дни и ночи в больнице, куда никто не приходил навестить, не приносил цветов, а были лишь накрахмаленные женщины с накрахмаленными улыбками, ухаживавшие за ее телом. И долгие часы на операционном столе, и долгие часы ожидания, когда все кончится, распухшее лицо в зеркале, повязки и запекшаяся кровь. Все десять мученических недель Беверли думала лишь об одном: из меня должно что-то получиться. Когда я буду готова, я снова встречусь с Дэнни Маккеем.
Доктор Вайзман закончил, и Беверли увидела, что он практически полностью стер лицо, которое так презирал Дэнни, предпочитали некоторые клиенты Хэйзл и которое приводило в такую ярость ее отца. На месте прежнего он создал лицо незнакомки.
– Ну как? – спросил он в день выписки, когда сняли последние швы и повязки.
Беверли чувствовала себя неуверенно. Честно говоря, она выглядела ужасно. Синяки превратились в желтовато-зеленые пятна, на месте швов краснели линии, лицо все еще было опухшим. Хотя через это уже проглядывало кое-что. Нос определенно стал меньше, подбородок больше не западал, уши, как и полагается, аккуратно прилегали к голове.
– Не волнуйся, – сказал доктор Вайзман, по-отечески кладя ей руку на плечо. – Синяки скоро исчезнут, припухлость спадет. Рубцы пройдут, немножко загара, и кожа будет прекрасно выглядеть. Хочу дать тебе совет. Сделай четче линию ресниц и измени прическу. Станешь похожа на кинозвезду.
Она поселилась в мотеле в западной части Лос-Анджелеса и еще три раза посетила доктора Вайзмана. Наконец появилось лицо, которое он ей обещал. Когда она пришла к врачу в последний раз, она была готова платить.
– Я работаю в кафе у Эдди и зарабатываю девяносто долларов в месяц, – сказала она. – Я могу посылать вам пять долларов каждые две недели. Скажите мне, когда приходить, доктор Вайзман. Я могу делать здесь все, что потребуется; Если хотите, я буду приходить в выходные…
Он остановил ее:
– Беверли, повторяю, мне не нужны твои деньги. Я, как ты обвинила меня, ужасно богат. Не спрашивай меня, почему я занялся тобой. Твой случай совершенно рядовой и не представляет никакого интереса с медицинской точки зрения. Ты оторвала меня от важных дел. Но вот что я тебе скажу. Двадцать лет назад молодой Сеймур Вайзман много занимался медицинской практикой в хорошем районе Берлина. В те дни он не особенно думал о деньгах. Собственно говоря, он не любил людей, которые поклонялись деньгам. А потом наступил ужасный день. – Глаза за маленькими круглыми очками увлажнились, – день, когда пришли солдаты и забрали его соседей, его лучших друзей. Молодой доктор Вайзман знал, что он будет следующим. Он прослышал, что при наличии денег можно выбраться из Германии. Доктор Вайзман раздобыл денег и смог вывезти свою семью из Германии в Америку. А все его друзья погибли в нацистских печах. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Да, – прошептала она. Он вздохнул:
– Это случилось давно, в мире, который больше не существует. Но с тех пор я верю только в деньги, я боготворю деньги, Беверли. Если ты умная девочка, ты послушаешься меня. Деньги – это сила, Беверли. Деньги – это ключ к свободе. Деньги позволяют тебе делать все, что ты хочешь. Понимаешь?
Она кивнула.
– Тем не менее, – добавил он торопливо, видя, как горячо она соглашается с ним, – хотя бы иногда, Беверли, делай что-нибудь просто во имя добра, это оживит твою душу, и ты будешь жить в согласии с собой. Понимаешь?
– Да.
Он долго смотрел на нее. Ему стало грустно и хотелось плакать оттого, что такое молодое создание уже стало на путь ненависти и мщения. Именно эти чувства лихорадочно горели в ее глазах. Они странным образом привлекли его к этой девочке и воскресили нежелательные воспоминания. Она напомнила ему его самого, ожесточенного молодого Сеймура Вайзмана, когда он пробирался в новый мир, а тела его друзей и любимых горели в нацистских печах.
Он встал и протянул ей руку. Ну, конечно, она не протянула руки. В этом она и он отличались друг от друга: по меньшей мере, Сеймур научился снова прикасаться и любить. Он мог только молиться, чтобы раны, мучащие эту бедную девочку, когда-нибудь зажили, и она простила, хотя, может быть, и не забыв зло, причиненное ей, и позволила себе снова жить.
– Сейчас мы простимся, Беверли. Я тебе больше не нужен, и я возвращусь к моим богатым пациентам. Обещай, что ты когда-нибудь навестишь меня и расскажешь, что ты сделала и где ты побывала в своем новом обличье.
