Текст книги "Бабочка"
Автор книги: Кэтрин Харви
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)
Она и представить себе не могла, что будет так взволнована. Труди получила квитанцию от служащего, занимающегося парковкой машин членов клуба. Потом услышала, как он отъезжает в ее корветте ядовито-синего цвета, и в эту минуту Труди охватил внезапный страх.
Но, собственно, чего было бояться? В конце концов ее кузина Алексис часто заглядывает сюда в последнее время. Она все уши прожужжала Труди о чудесах, которые встречают тебя в этом месте. Ты можешь удовлетворить здесь любой свой каприз, – говорила Алексис. Кроме того, была еще доктор Линда Маркус. Труди спроектировала и построила ей пляж и веранду в загородном доме на океане. По словам Алексис, Линда Маркус состояла членом клуба «Бабочка» уже довольно длительное время. И вот теперь Труди, тридцати лет от роду, стояла на тротуаре Родео Драйв на пороге осуществления своей самой заветной мечты. Благодаря Линде Маркус.
Алексис объяснила ей, как функционирует клуб «Бабочка». Поскольку это было закрытое заведение с ограниченным числом клиентов, то каждому из них разрешалось рекомендовать только одного человека. Линда выбрала своего лучшего друга – Алексис, а Алексис решила рекомендовать свою кузину Труди. Две недели назад, как раз перед Рождеством, Труди приходила сюда на собеседование с директором. Три дня назад она получила специальный браслет и теперь являлась полноправным членом со всеми полагающимися правами и привилегиями.
Труди подняла воротник пальто и, щурясь от холодного январского солнца, посмотрела на здание.
Что же предлагает «Бабочка»?
– Честное слово, Труди, – говорила ее кузина, – Бабочка сделала со мной чудеса. Она помогает мне найти себя, разобраться с моими проблемами. Возможно, она и тебя спасет.
Спасет? Труди очень на это надеялась. Бесконечный и унизительный круг свиданий на одну ночь с мужчинами, которые потом никогда не звонили. Свидания с мужчинами, которые при свете дня вызывали лишь чувство разочарования. Труди петляла по дороге, которая никуда не вела. А ей отчаянно хотелось идти куда-нибудь и с кем-нибудь.
Что ж, нужно сделать первый шаг.
И она сделала его, войдя через стеклянные двери в магазин Фанелли – шикарное заведение для мужчин в Беверли-Хиллз с загадочным изображением бабочки на простом фасаде. Труди знала этот магазин: она приходила сюда много лет назад, чтобы купить рубашку для своего любовника. Как потом выяснилось, он в свою очередь подарил ее своему любовнику.
Интерьер магазина был сдержанно элегантным, преобладали медь и красное дерево. Как всегда в праздники повсюду толпились покупатели.
Труди остановилась на минутку, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце. Некоторые лица в толпе были ей знакомы. Она увидела кинорежиссера, которому проектировала и строила бассейн, популярную рок-звезду Микки Шэннона, пытавшегося не привлекать к себе внимания. Около отдела туалетных принадлежностей Труди заметила Беверли Хайленд, знаменитую светскую львицу.
Вдруг к Труди пришла мысль: а не является ли Беверли участником тех таинств, которые происходят наверху? Но все знали, как рьяно Беверли Хайленд поддерживала организацию Благая весть и какую образцовую, высоконравственную жизнь она вела. Кроме того, Труди увидела, что на ее запястье нет заветного браслета с бабочкой.
Пока Труди протискивалась сквозь толпу, она думала, что большинство посетителей магазина не знают о том, что творится наверху. Директор заверил ее в этом. Люди пришли сюда, чтобы в самом деле покупать вещи. Мало кто, как и она, пробирался в глубину магазина. Всех посвященных можно было с легкостью распознать по изящным золотым браслетам с брелоком в виде бабочки.
В конце концов она очутилась в демонстрационном зале. Здесь за порядком наблюдал особый обслуживающий персонал: женщины в черных юбках и белых блузках с бабочкой, вышитой на нагрудном кармане. Они не имели ничего общего с персоналом, работавшим в остальной части магазина. Только эти женщины знали, куда вел специальный лифт.
Труди и раньше бывала на показах мод с участием мужчин-манекенщиков. Многие ребята из ее фирмы подрабатывали, участвуя в показах мод. Всегда загорелые, мускулистые от тяжелого ручного труда и, как правило, с золотистыми кудрями, они обычно эффектно выглядели как в шелковых блейзерах и серых фланелевых брюках, так и в пыльных джинсах и майках. Но мальчики, работавшие у Труди, не выдерживали никакой конкуренции с теми, кого Труди видела сейчас. Она знала истинную причину, по которой здесь собирались обладатели потрясающей внешности. К показу одежды это не имело никакого отношения.
Труди села, отказавшись от предложенных ей чая и минеральной воды. Все ее внимание было сосредоточено на показе мод. Кстати, в шикарном магазине Фанелли это неотъемлемая часть каждодневной программы. Она зачарованно следила за происходившим на подиуме. Мужчины выходили по одному и медленно прохаживались по площадке. Большинство аудитории составляли женщины. Показ мод включал в себя все мыслимые типы одежды – от кожаных курток до пижам. Мужчины представляли собой всевозможные типы внешности, телосложения, все возрастные группы. На любой вкус, подумала Труди, чувствуя, что ее волнение все возрастает.
Тикали массивные часы на стене, мужчины выходили на подиум, неторопливо шли, улыбались, позировали и вновь исчезали. Покупатели вставали, уходили, приходили другие и занимали их места. Большинство уходили с покупками под мышкой, но никто, Труди видела это, не садился в специальный лифт.
Она продолжала разглядывать мужчин. Один был похож сложением на Арнольда Шварценеггера и одет в грубый свитер, другой – низкорослый гибкий азиат – в наряде для занятий конфу. Вдруг Труди осознала, что не только она засиделась на демонстрации мод. Были еще две женщины, увлеченно наблюдавшие за показом. На их запястьях покачивались на браслетах бабочки. А потом она увидела его.
Это был седовласый, с аристократической внешностью мужчина. На вид ему было около шестидесяти. Он демонстрировал взысканное черное шерстяное пальто. У Труди перехватило дыхание. Он был потрясающ. Все. Она выбирает его.
Теперь, когда должна была начаться ее сказка, Труди почувствовала неожиданное стеснение, трудно объяснимое нежелание предпринимать чего-либо. Я уже столько раз обжигалась, – думала она.
По ее внешнему виду можно было предположить, что Труди Штейн пользовалась бешеным успехом у мужчин. Высокая, привлекательная блондинка с гривой волос, она модно одевалась и ездила на машине стоимостью тридцать тысяч долларов. На работе обычно носила шорты и открытые майки без рукавов, которые выгодно подчеркивали ее загорелую спортивную фигуру. Случалось, под ее руководством находились двадцать мужчин. Сложность заключалась в том, что многие из нкх видели в ней лишь еще одну богатенькую блондиночку без мозгов, которой никак не прижиться в строительном бизнесе, где все играют по жестоким правилам. Если, конечно, рядом с ней не будет настоящего мужчины.
Привлекательный седовласый кавалер скрылся в костюмерной, а Труди позволила себе вспомнить один неприятный случай, который она обычно гнала от себя.
Это произошло больше года назад. Пик сезона был уже позади. Компания, в которой работала Труди, имела особенно много заказов весной и летом. В том ноябре они начинали сворачивать работы: заканчивали строительство искусственных водопадов, приводили в порядок пляжи, завершали благоустройство парков, проверяли все сделанное ранее. В тот момент Грег Олсон, человек, который поставлял ей строительные материалы и с которым она слегка флиртовала последние несколько месяцев, в конце концов решил приступить к делу.
– Труди, – сказал он с акцентом, ей полюбившимся, – мы ведь не позволим разногласиям на службе повлиять на наши личные отношения? Не пойти ли нам куда-нибудь посидеть?
Что ж, Грег Олсон был при деньгах, имел неплохую машину, мог пригласить любую женщину, и она бы ему не отказала. К тому же Грег, кажется, не страдал комплексами и не пытался постоянно самоутверждаться, как многие остальные. Труди решила, что от него можно не ждать гадостей, и расслабилась. Все шло хорошо – вначале. Они пообедали и потанцевали в хорошем ресторане. Потом, знойным вечером, прокатились по шоссе Пасифик Коуст. А затем – только представьте себе! – они нашли парковку и встали. Как парочка подростков, которым не терпелось.
Труди все это ужасно понравилось. Ситуация была прелестна своей непосредственностью, в ней присутствовала своего рода милая простота. В результате она сдалась раньше, чем предполагала. Потом, когда они карабкались по отвесному берегу к машине и отряхивали песок с одежды, Грег сказал:
– Да, хороша ты была, ничего не скажешь! Здорово ты нас всех надула!
– О чем это ты? – спросила она, забираясь в машину. Она уже знала ответ, боялась и не хотела его услышать. Она страстно захотела перевести часы назад, чтобы не встречаться с Гретом Олсоном. Зря она не послушалась своего внутреннего голоса, который нашептывал ей: Берегись! Он что-то замышляет.
– Мы все думали, что ты лесбиянка. Некоторые ребята даже поспорили на это.
Когда начался сезон и вновь стали поступать заказы, Труди нашла себе другого субподрядчика. Кроме того, она сформулировала для себя железное правило: никаких личных встреч с коллегами по работе.
После этого ей остались только субботние встречи с незнакомцами в барах для одиноких. Свидания проходили, что называется, на скорую руку, оставляли чувство пустоты и неудовлетворенности. Тебе было хорошо со мной? – вот, пожалуй, и все, что их интересовало.
Ее седовласый герой снова вышел на подиум, и сердце у нее застучало.
В этот раз он демонстрировал кожаное пальто. Когда он проходил мимо, Труди показалось, что он как-то по-особому улыбнулся. Обернувшись, она мельком посмотрела на двух других женщин. Одной уже не было, другая что-то писала на листке бумаги, потом отдала листок администратору.
Труди быстро открыла сумочку и вытащила маленький блокнот. Она спешила, испугавшись, что ее избранник был уже кем-то занят. Зачем она так долго сидела здесь? Только время теряла.
Писала она дрожащей рукой. Происходящее казалось невероятным и сказочным сном.
– Чем ты занимаешься в Бабочке? – спросила она как-то у своей кузины Алексис.
– Всем, чем только захочу, Труди. Они весьма предупредительны.
– Ну а что Линда Маркус? Что она делает в клубе?
И Алексис ответила:
– Линда любит переодевания. Кроме того, она предпочитает, чтобы и она, и кавалер были в масках.
Труди страшно нервничала, когда отдавала свою записку администратору. Как-то сложится у нее с седовласым кавалером? Сможет ли он исполнить то, что она попросила в записке?
Томительно тянулись минуты. Она сидела, сжимая руки и удивляясь самой себе, – ведь она, Труди Штейн, была всегда так спокойна и невозмутима. А сейчас она молилась о том, чтобы кто-нибудь другой не опередил ее! Потом появилась администратор, тихо сказала:
– Идите за мной.
И вот уже Труди шла к лифту.
Сегодня она провела несколько мучительным часов, обдумывая туалет. Все годы, которые она потратила на то, чтобы завоевать свое место в бизнесе, где бал правили мужчины, Труди приходилось быть жесткой и подавлять спою естественную женственность. В результате ее стилем стали резкость и напористость. Если бы этого не случилось, никто из ее подчиненных не воспринимал бы ее всерьез, и работа была провалена. Она знала это и должна была держаться бойко и вызывающе. В общем, как одна из тех девиц, которые поставили своей целью доказать, что ничуть не хуже мужчин.
На работе она нейтрализовала себя, одеваясь в шорты и майки (что касается груди, то тут уж она ничего не могла поделать), но когда работа заканчивалась и предстоял свободный вечер, Труди предпочитала ультраженственный стиль. Для своего первого вечера в Бабочке она купила специальный наряд: цветастую юбку до щиколоток, блузку ярко-голубого шелка, серебряные серьги и колье. В этом наряде Труди была воплощенная женственность.
Администратор провела ее по залу, мимо закрытых дверей. Вокруг было тихо. Наконец они остановились у самой последней комнаты. Здесь администратор все также мягко сказала:
– Заходите, пожалуйста. – Что Труди и сделала.
Дверь за ней закрылась, и Труди очутилась в небольшой уютной столовой, со вкусом обставленной французской мебелью. Стеллажи были полны книг, на полу лежал пушистый ковер, на столе, покрытом белоснежной скатертью, сверкали фарфор и хрусталь, горели свечи. В серебряном ведерке охлаждалась бутылка шампанского. Приглушенный свет очерчивал хрустальную пепельницу, одинокую розу в узкой высокой вазе. Из невидимых динамиков доносилась тихая музыка.
Труди и представить себе не могла, что будет так нервничать. Она, Труди Штейн, которую отец научил контролировать ситуацию и подчинять людей себе, а не подчиняться! Даже во время свиданий на одну ночь именно она принимала решения. И никогда не испытывала беспокойства или сомнения.
Сейчас она вдруг поймала себя на мысли: А что я вообще здесь делаю?
Но разве отец не учил ее мечтать о самом несбыточном? Разве не благодаря ему она стала тем, кем была сейчас? Еще маленькой девочкой отец брал ее с собой на строительные площадки. Он учил ее не только профессии, он учил ее чувству собственного достоинства, независимости, тому, что надо быть личностью. Как много родители спорили об этом. Софи, ее мать, хотела, чтобы дочь следовала общепринятой традиции, нашла себе мужа и стала хорошей женой и матерью. Сэм настаивал на том, что мир и времена меняются, так пусть его дочь выберет сама свой путь в жизни. Сэм Штейн, по мнению Труди, был самым справедливым и самым честным человеком на свете. До самого последнего дня, дня своей трагической и безвременной смерти, Сэм говорил Труди, что надо мечтать и делать свои мечты явью. Не из-за этого ли она была сейчас в Бабочке? В поисках спасения, как сформулировала ее кузина. Труди надеялась, что она наконец поймет, чего ищет, почему каждый субботний вечер какая-то неведомая сила выталкивает ее из дома в объятия незнакомцев, хотя эти встречи не приносили ничего, кроме чувства горечи и неудовлетворенности. Труди пришла в Бабочку не только потому, что ей нужен был секс, – секс можно найти и в другом месте. Она пришла сюда найти ответы на вопросы, которые пока оставались без ответа.
Труди услышала шаги в зале. Потом дверь на другой стороне комнаты открылась, и он вошел. Труди глазам своим не верила: при мягком свете, в непринужденной обстановке он был просто неотразим. Одет безукоризненно: дорогой черный шерстяной пиджак, серые брюки, светлосерая рубашка и темно-красный галстук. Высокий, стройный, с уверенной осанкой, он мог быть в руководстве крупной корпорации или ректором какого-нибудь университета с хорошей репутацией.
Он подошел к ней и сказал со спокойствием хорошо воспитанного человека:
– Я так рад, что вы смогли сегодня прийти. Обеда придется немного подождать. Не хотите ли присесть? – Он слегка взял ее за локоть и подвел к небольшому дивану, обитому голубым бархатом.
– Не хотите ли чего-нибудь выпить? – спросил он, направляясь к бару.
– Белого вина, пожалуйста, – ответила она и удивилась своему смущению.
Он принес ей вина в фужере на длинной тонкой ножке, а себе налил какой-то коричневой жидкости в стакан. Затем уселся в большое удобное кресло с легкостью и непринужденностью, какую ощущает хозяин в своем доме. Стакан он отставил, не пригубив.
Труди не могла отвести взора от своего фужера. Под взглядом его серых глаз она почувствовала непонятную скованность. К своему удивлению, Труди не знала, что сказать, что делать дальше. К тому же ситуация отличалась от всех предыдущих. Здесь платила она!
– Я сейчас читаю чрезвычайно интересную книгу, – сказал он и взял книгу, которая лежала на маленьком столике у кресла. Он протянул руку, чтобы она могла разглядеть заглавие. – Может быть, вы тоже читали?
Труди взглянула. Да, она читала.
– Она вам понравилась? – спросил он.
– Ничего. Хотя не такая удачная, как его ранние работы.
– Почему вы так думаете?
– Ну… – Труди отпила глоток вина, чтобы как-то оттянуть время. Ей нужно было собраться.
Что случилось? Когда был жив отец, они часто до хрипоты спорили о книгах, идеях. Он научил ее искусству спора, и она так же в этом преуспела, что за год до его смерти начала временами одерживать верх.
Вдруг Труди поняла: оиа разучилась. Восемь лет она только и делала, что командовала на стройплощадке, да перекидывалась парой фраз со случайными знакомыми во время субботних всреч. Способность вести нормальную беседу стала потихоньку исчезать. Седовласый партнер приглашал ее именно к такому разговору.
Как раз это она заказывала на листке бумаги внизу.
– Думаю, что на этот раз он несостоятелен, – начала она, имея в виду автора книги. – Его ранние работы основывались на новых идеях, которые были тщательно проработаны. А эта книга скороспелая. Нужно помнить, что его предпоследняя книга вышла десять лет назад. С того времени – ничего, пустота. Когда я читала эту книгу, у меня было чувство, что автор проснулся как-то утром и понял, что его могут забыть. Он собрал друзей и сказал: Ребята! Мне нужна новая научно-популярная идея. Какие будут предложения?
Он мягко рассмеялся.
– Может быть, вы и правы, хотя я еще не закончил читать. Так что я пока не буду высказывать свое мнение.
– Как вас зовут? – вдруг спросила Труди, – Как мне к вам обращаться?
– Как бы хотели меня называть?
– Томас, – ответила оиа. Вас хочется называть Томас.
Он сделал глоток из своего стакана к сказал:
– Вы знаете, хотя я еще не закончил книгу, я думаю, что не соглашусь с вашим мнением. Вы утверждаете, что его предыдущие работы основаны на проверенных теориях. А что вы скажете по поводу первой книги? По-моему, это самые натуральные выдумки. Труди подняла брови.
– Но это была первая работа! К тому же написанная в шестидесятые годы. Молодой, наивный автор и его проба пера, если можно так выразиться. Нужно поверить ему на слово.
– В случае с последней книгой вы отказываетесь верить ему на слово.
– Вы еще не прочли ее до конца. Увидите, когда дойдете до десятой главы. От всех его доводов не остается и следа.
– Я уже прочел десятую главу и не согласен, потому что, если вы хорошенько подумаете о внутреннем смысле его тезисов…
Спор разгорелся по-настоящему. Труди почувствовала себя увереннее, скинула туфли, уселась на диван, поджав под себя ноги. Томас вновь наполнил ее стакан вином и продолжал оспаривать ее высказывания. Затем раздался осторожный стук в дверь, и вошел официант, везя перед собой тележку с обедом. Труди не хотелось есть. Она была слишком заведена, увлечена спором. Они продолжали спорить, когда им подали свежий шпинат и грибной салат. Труди подвергла критике доводы Томаса за сметаной, икрой и консоме; он загонял ее в угол, когда на столе были цыпленок и картошка. Они не обратили внимание на десерт, их кофе остыл. Сине-зеленые глаза Труди блестели, когда ей удавалось доказать свою правоту; голос ее становился громче, когда победа осталась за ним. Она говорила быстро, часто перебивая. Она машинально теребила длинные серьги и становилась все более оживленной.
Труди остро ощущала своего собеседника как мужчину. Его запах, поблескивание золотых часов, ухоженные руки. Все высшего класса. Как это все не похоже на мужчин, с которыми она каждодневно сталкивалась на стройплощадке: джинсы, защитная каска и покровительственное отношение к ней только потому, что она женщина. Собеседник действительно слушал ее и отдавал ей должное. Томас снял пиджак и ослабил галстук. Он слегка наклонился над столом в ее сторону, точно так же захваченный спором. Сердце у Труди забилось сильнее, у нее закружилась голова. Она впала в состояние эйфории и страшного возбуждения.
– Вы искажаете факты, – сказал он.
– Это не так. Если и есть предмет, который я знаю лучше, чем кто-либо другой, так это именно этот. Вы должны прочитать Уиттингтона, чтобы полностью понять…
– Уиттингтон – это крайность. Труди встала со стула.
– Это ваше мнение, Томас, а не доказанный факт. Она отошла от стола, развернулась и вернулась на место.
Мельком увидела себя в зеркало: щеки раскраснелись, глаза ярко блестели. Труди и впрямь была возбуждена. Она внезапно поняла, что хочет этого мужчину так, как никого другого, и если он вдруг дотронется до нее, то она за себя не ручается.
Томас встал и подошел к ней. Он прервал ее на полуслове жарким поцелуем. На этом спор и закончился, Труди зашептала:
– Скорее, пожалуйста, скорее!
Они занимались любовью на ковре. Труди застонала. Ей показалось, что она умирает: никогда еще ощущения не были такими острыми. Когда все было позади и она некоторое время лежала в его объятиях, Труди с изумлением думала о проведенном вечере. Пожалуй, она получила такое удовлетворение, которого не испытывала еще ни разу в жизни. Томас обнимал ее, ласкал, целовал, а Труди с трудом верилось в реальность происходящего.
Потом у нее возник вопрос. Она хотела задать его Томасу, но жаль было разрушать очарование вечера. Поэтому она задала вопрос себе, но у нее не было ответа.
Что за маг и волшебник творил чудеса в комнатах, расположенных над магазином Фанелли? Кто их придумал? Кто начал? Кто управлял? Собственно говоря, кто эта Бабочка?
Нью-Мексико, 1952 год.
Самые ранние детские воспоминания Рэчел: она просыпается среди ночи и слышит, как кричит мать. Она выползает из своей кроватки и с трудом (подгузники мешают) топает через прихожую в другую комнату. Дверь полуоткрыта. Она знает, что мама и папа там. Она входит и видит маму без одежды, на четвереньках на кровати и отца, стоящего сзади. Мама плачет и просит его остановиться.
Рэчел было четырнадцать лет, когда она узнала, чем они занимаются.
Две тайны окружали рождение Рэчел Дуайер. Она не знала об их существовании. Одним знойным днем десятилетняя Рэчел осталась дома одна. Родители ушли в местный бар. Рэчел стало скучно.
Скука ведет к непоседливости, непоседливость рождает любопытство, которое, в свою очередь, может привести к открытию. Иногда к открытию совершенно неожиданному. Так случилось и с потрепанной коробкой из-под сигар, которую Рэчел нашла под кухонной мойкой между тряпками и чистящими средствами.
В десять лет Рэчел была развита не по годам. Конечно, образования у нее никакого не было: не имея работы, отец вечно скитался по городам и весям. Однако она была чрезвычайно способна от природы. Она читала намного лучше, чем большинство ее ровесников. Читать научилась сама от одиночества и отчаянного желания забыть об окружающей нищете и окунуться в сказочную жизнь книг. Кроме того, Рэчел была наблюдательна. Ей было достаточно одного взгляда, чтобы определить, что коробка из-под сигар не случайно засунута в это покрытое плесенью укромное место. Кто-то намеренно поместил ее туда. Богатое воображение Рэчел разыгралось не на шутку, она уже представляла себе, как находит сокровище.
Она открыла коробку. Ее озадачило скопление ленточек, пожелтевших поздравительных открыток, кольцо и корешки от билетов в кино. Но больше всего Рэчел была заинтригована фотографией и каким-то документом.
Поскольку Рэчел хорошо читала, она вмиг поняла, что это брачное свидетельство. В нем содержались имена ее родителей и название города, о котором Рэчел никогда прежде не слышала, – Бейкерсфилд, штат Калифорния. Дата же заставила ее крепко задуматься.
Согласно справке, отец и мать поженились четырнадцатого июня 1940 года! (Рэчел знала, что родилась в 1938 году). Значит, когда они поженились, ей было два года. Это могло означать только одно: он ей не настоящий отец!
Этот факт так ее обрадовал, что она не уделила фотографии должного внимания. В противном случае она, возможно, сразу бы почувствовала нечто тревожно знакомое в облике женщины на фотографии. Фотография была сделана в больнице, женщина лежала на кровати, выглядела усталой и прижимала к себе двух новорожденных.
Ночью Рэчел лежала, не шевелясь, на своем диване и ждала, когда же наконец заснет отец. Она всегда старалась быть как можно незаметнее в его присутствии, особенно когда он был пьян. Она снова стала думать о фотографии.
Тут ее и поразило, как молнией.
Хотя женщина и выглядела очень молодой, это была ее мать.
Но кто тогда те двое новорожденных?
После полуночи в их доме на колесах (а жили они в трейлере) становилось совсем холодно. Рэчел осторожно слезла с дивана, нашла фонарик, который они использовали, когда отключали электричество, что случалось нередко, и снова достала коробку из-под сигар. Она внимательно рассмотрела новорожденных. Несомненно, один ребенок как две капли воды походил на изображение самой Рэчел, которое мать носила в бумажнике.
Рэчел нахмурилась. Если на фотографии была изображена она, то что это за второй ребенок?
Рэчел терпеливо выжидала удобного момента. К матери Рэчел не всегда можно было подойти с серьезным разговором. Если та не была пьяна и не страдала от похмелья, то сидела в конторе парковки трейлеров и слушала радио. Но в иные времена к миссис Дуайер можно было обратиться. Случалось это обычно во время неожиданных отлучек мужа. Тогда мать Рэчел, кажется, не испытывала необходимости добавлять себе виски в кофе: она начинала следить за собой, завиваться, убирать в трейлере и заводила речь о том, чтобы посадить герань. В такие дни Рэчел даже слышала, как мать напевает что-то вполголоса, морщины исчезали с ее лица, она одевала хорошо выглаженное платье и о чем-то пересмеивалась с соседями. Рэчел обратилась к матери с мучившим ее вопросом именно в один из таких дней, когда та развешивала белье.
Миссис Дуайер часто думала, что дочь была честна себе во вред. И в кого она пошла, что всегда говорила правду? Сегодня опять. Подошла и выложила как на духу, что нашла припрятанную коробку из-под сигар и посмотрела, что там лежит. Не будешь ведь наказывать ребенка за честность, даже если она и признается в том, что совала свой нос в чужие дела.
– Мама, я незаконнорожденная? – спросила она, имея в виду несоответствие даты своего рождения и свадьбы родителей.
– Где ты только выискиваешь такие слова, радость моя? – спросила миссис Дуайер, поглаживая каштановые волосы дочери. – Все это книги, которые ты читаешь. Я раньше и подумать не могла, что ребенок может читать такие книги. – Она наклонилась и нежно обняла дочь за плечи. – Нет, дорогая. Ты законнорожденная. Не имеет значения, когда мы с твоим отцом поженились. Главное, что мы это сделали. Ты Рэчел Дуайер. Он дал тебе свою фамилию.
– Но… – у Рэчел задрожала нижняя губа. Она-то рассчитывала услышать от матери совсем другое. – Ты хочешь сказать, что он мой настоящий отец?
– Конечно, дорогая!
– Я подумала, что если он женился на тебе позже, то у меня был другой отец.
– Я понимаю, дорогая, – сказала мать, принимая и разделяя муки дочери, – но он твой отец. Ты родилась еще до того, как мы решили пожениться. Ты же знаешь, он не из тех, кто хочет остепениться. Ему нравится быть свободным. Но я сказала ему, что он отвечает за меня и за ребенка. Была война, мы подумали, что его призовут, и поэтому расписались.
– Папа воевал? – Рэчел не совсем представляла себе, что такое война, но она слышала, как о войне говорят другие. Из разговоров она сделала вывод, что побывать на войне почетно. Может быть, она обнаружит сейчас что-нибудь такое, за что можно любить отца?
Но мать ответила Рэчел со вздохом:
– Нет, дорогая. Твой папа не прошел медкомиссию. Нашли отклонения в легких. Вот почему он иногда так сердится. Все остальные мужчины были на войне, а он нет.
Когда Рэчел спросила о другом ребенке, по лицу матери пробежала тень.
– Другой ребенок умер, дорогая моя, – произнесла она так тихо, что ветер почти заглушил ее слова. – Вы были близнецы. Но она умерла через несколько дней после вашего рождени. У нее было слабое сердце.
После этого разговора книги помогли Рэчел справиться с болью и разочарованием. Так было всегда. Книги закрывали плохие двери и открывали хорошие. Рэчел не могда вспомнить, когда она прочла свою первую книгу, просто она читала всегда. Однажды ее мать пришла домой с книжками, которые одолжила у соседей, и научила дочь читать.
Можно сказать, что Рэчел не ходила в школу. Некоторое время они жили в Ланкастере, штат Калифорния, еще одном городке среди пустыни. Там Рэчел ходила не то в первый, не то во второй класс. Она не подвергалась насмешкам, как в других школах, – среди ее сверстников были такие же, как она. Но было время, когда отцу удалось заполучить работу на станции обслуживания, и некоторое время они даже снимали настоящий дом. Тогда Рэчел посещала настоящую школу. Вот там-то дети подсмеивались над ней, ведь она ходила босая и в платьях, из которых давно выросла. Рэчел никогда не приносила завтраки из дома и не имела денег, чтобы перекусить в школьном буфете. Учительнице стало ее жалко, и она предложила Рэчел разделить с ней завтрак. Хотя Рэчел была еще совсем маленькая, она остро почувствовала унижение. Ее стошнило. Учительница страшно рассердилась, как будто Рэчел сделала это нарочно, и уже больше никогда не угощала ее.
Но Рэчел недолго пробыла в той школе. Отец, как всегда, потерял работу, весь следующий год жил на пособие, ругал правительство и приставал в барах к каждому человеку в форме.
Чтение было настоящим талантом Рэчел, тем, что она умела делать лучше всего. Она никогда не могла понять, почему для некоторых людей чтение вырастало в целую проблему. В конце концов, если ты получаешь от чего-нибудь удовольствие, то ты этим занимаешься и, естественно, достигаешь хороших результатов. От книг она получала именно удовольствие, может быть, единственное удовольствие, которое знала в детстве. Они переезжали из одного города в другой, лица сменяли друг друга, и Рэчел никогда не успевала привыкнуть к новому месту. Сколько она ни молилась, чтобы отца не уволили и чтобы она успела хоть с кем-нибудь подружиться, все заканчивалось одинаково. Отец приходил домой пьяный и начинал распространяться о мерзавцах, которые его уволили. После этого он неизбежно приставал к матери, и Рэчел вновь слышала крики и мольбу из спальни. Каждый раз ее отчаяние и разочарование лишь усиливались, как росло чувство одиночества и отчуждения от остального мира. Рэчел искала спасение в книгах.
Иногда они с матерью читали вместе, вслух.
– Образование бесценно, – говорила мать. – Я хочу, чтобы ты, Рэчел, жила лучше меня. Я хочу, чтобы ты нашла свое место под солнцем и была счастлива.
Но мать и дочь читали не только для образования, для них это был еще и путь к спасению; они вместе путешествовали в мире фантазии, чтобы хоть на некоторое время забыть о своей жизни.
