Текст книги "Бабочка"
Автор книги: Кэтрин Харви
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)
Март
Она наслаждалась ванной. Пульсирующие струи горячей воды массировали каждый сантиметр ее тела. Она нежилась в ласковой, теплой, ароматной воде. Воздух пах жасмином, гарденией и лавандой. В углу комнаты был маленький уголок живой природы, и пар оседал на листьях растений. Она лениво протянула руку, и взяла хрустальный бокал и пригубила охлажденного белого вина. Затем она наклонила бокал, и несколько капель упали на грудь. Прикосновение чего-то холодного после жары возбуждало.
Она закрыла глаза и откинула голову на черный мрамор. Наполненная водой ванна была огромна: она могла бы там плавать. Вокруг в малахитовых ящиках стояли тропические растения. Весь пол покрывал пушистый ковер. Сервировочный столик был уставлен угощениями: французскими сырами, хрустящим хлебом, шоколадными трюфелями и всевозможными фруктами. Стоял даже серебряный кофейник, хранивший тепло сваренного по-венски кофе, аромат которого чуть-чуть чувствовался в душном воздухе.
Ощутив легкий ветерок на обнаженных плечах, она открыла глаза. Он стоял в дверях и улыбался. Он вошел без единого звука. Красивый молодой человек с мускулистым телом и длинными светлыми волосами. Белый теннисный костюм, тело покрыто капельками пота. Он похож на чемпиона Уимблдона, – подумала она. Он раздевался медленно, как бы дразня ее. Сначала снял рубашку через голову, продемонстрировав великолепный торс. Потом носки и туфли. Наконец, шорты. Он был само совершенство.
Он неторопливо спускался по ступенькам в ванну. Она следила за каждым его движением. Он вошел в горячую воду, встал между ее ног и посмотрел на нее сверху вниз. В глазах, в тонкой линии рта играло самодовольство и тщеславие. У нее перехватило дыхание.
Он встал на колени и, наклонившись, поцеловал ее. Она растаяла от этого поцелуя.
Они долго целовались, обнявшись и плавая в ароматной воде, выплескивая ее на пушистый ковер. Он опять встал. Она стала гладить его. Она видела, как сильно он возбужден. Презератив лежал тут же, рядом с ванной. Ей нравилось самой надевать его.
Дверь в ванную опять тихо отворилась. Мужчина, который вошел на этот раз, был темнокожим, почти черным. Она ласкала теннисиста и наблюдала, как раздевается второй партнер.
Он вошел в огромную ванну, сел сзади, обняв ее ногами и лаская ей грудь, а светловолосый в это время занимался с ней любовью.
Она вновь закрыла глаза, чтобы насладиться происходящим.
Потом они вышли из ванной, сели на ковер, и два красавца угощали ее изысканной пищей.
Потом они опять занимались с ней любовью по очереди. В конце концов она произнесла первое слово за три часа их свидания: – Достаточно…
Голливуд, 1969 год.
Больше всего на свете Энн Гастингз хотелось с кем-нибудь переспать. По ее мнению, было ужасно сохранять невинность в тридцать один год. Особенно в наше время! Она припарковала свой мустанг в специально отведенном месте позади ресторана Королевские гамбургеры Тони. Эдди сохранил прежнее название из сентиментальных соображений. Все это время Энн думала о девушках, в изобилии встретившихся ей на Хайленд-авеню. В вышитых джинсах, босые, с длинными волосами, голосующие на дороге. Наверняка нет отбоя от желающих подвезти!
Иногда новое время озадачивало Энн. У нее возникало чувство, будто много лет назад она заснула и только теперь проснулась, чужая в чужой стране. Вокруг нее вертелась череда революций: расовая, антивоенная, культурная, сексуальная.
Проблемы секса чрезвычайно ее занимали.
Интересно, как мне об этом не думать, – спрашивала она себя, входя с заднего входа в ресторан. – Сейчас такие откровенные фильмы, по телевидению показывают, как совсем молоденькие парни и девушки занимаются любовью прямо на газонах. Женщины принимают противозачаточные таблетки, наконец-то им позволено проявлять инициативу в сексе. На дворе век свободной любви. Господи, да все этим занимаются!
Хотя может быть и не все, – с грустью подумала Энн, тихо входя в офис и закрывая за собой дверь. Беверли сидела за столом и просматривала утреннюю почту. Кармен сидела за другим столом, пальцы ее летали над арифмометром.
Их, кажется, сексуальная революция не коснулась.
Сколько лет Энн знает Беверли Хайленд? Десять, посчитала она. В 1959 году они вместе жили в том старом доме на Чероки.
Но хотя все эти десять лет они проработали бок о бок у Эдди, Беверли продолжала оставаться для Энн загадкой.
Поразительно, Беверли Хайленд жила одиноко, без мужчины, и была при этом бесспорно красива. Причем она была не только ослепительно красива, но и обаятельна. Беверли всегда умела держаться, разговаривать, манерой одеваться лишь подчеркивая свои достоинства.
К тому же Беверли была состоятельна. Не в полном смысле слова богата, но она с умом вложила деньги и владела несколькими кафе в компании Королевские гамбургеры. Она, пожалуй, относилась к числу наиболее желанных и достойных представительниц прекрасного пола в Лос-Анджелесе и, тем не менее, не обращала внимания на мужчин. За десять лет она не пережила ни одного серьезного романа, даже не встречалась время от времени с кем-нибудь. Энн пришла к выводу, что Беверли посвятила свою жизнь работе. Собственно говоря, все дела были сосредоточены в руках Беверли, а Эдди и Лаверна совершенно прекратили заниматься бизнесом.
Но почему, – задавалась вопросом Энн, – Беверли упорно избегала мужчин?
И потом эта Кармен Санчес, бухгалтер компании. Кармен появилась в ресторане шесть лет назад. Тогда Энн подумала, что нашла ответ на свой вопрос. Беверли, должно быть, предпочитает женщин. Но вскоре у Кармен появился живот, а когда она рожала, то вспоминала мужчину по имени Мануэль.
За пять лет, что прошли с рождения Розы, Кармен не изменила холостяцкому образу жизни. Она тоже вроде бы не хотела иметь ничего общего с мужчинами.
По крайней мере уж Кармен-то знала мужчину хоть раз! – думала Энн. В отношении скрытной Беверли Энн не испытывала такой уверенности. Неужели Беверли в отношении секса так же невинна, как и она, Энн?
– А где Дэбби? – спросила Энн, бросив свою сумочку на стол и устроившись на уютном диванчике.
– Она уволилась, – ответила Беверли, не отрывая глаз от почты, которую перебирала.
Энн протяжно вздохнула. Эта не последняя.
– А куда она отправилась? В Сан-Франциско? – Именно туда устремились две предыдущие секретарши Беверли.
– Не знаю. Она пришла сегодня утром и заявила, что больше не Дэбби Шварц. Теперь ее зовут Нарцисс, и она собирается на поиски своей кармы.
Энн только головой покачала.
– Да, нелегко теперь удержать хороших работников.
Наконец Беверли посмотрела на Энн.
– Ну и как там?
– Были определенные проблемы в Резеде, но я их разрешила, уволив менеджера и поставив вместо него его зама. Я думаю, она справится. И у нас, не будет больше проблем с санинспекцией по этому поводу.
– Что-нибудь еще?
Энн массировала свои ступни. Теперь она была региональным менеджером компании «Королевские гамбургеры» и должна регулярно наведываться в четырнадцать торговых точек фирмы. На нее был возложен контроль за качеством продукции – она следила за тем, чтобы во всех их заведениях поддерживались одинаково высокие стандарты приготовления пищи.
– Ну, что еще… Кармен была права. Доходы падают во всех наших закусочных. Как только Макдональдс в прошлом году вылез со своими биг-маками, мы стабильно начали терять клиентов. Все менеджеры сходятся во мнении, что нам нужно начинать выпуск двойных гамбургеров. Я думаю, что нам также следует установить новые микроволновые печи во всех закусочных.
Беверли кивнула и что-то пометила у себя в бумагах.
На ее столе царил хаос, что было очень нехарактерно для Беверли. Она была крайне аккуратна и в личностном, и в деловом планах. Энн несколько раз бывала в испанского стиля доме Беверли, расположенном неподалеку от Голливуда, и каждый раз не переставала удивляться порядку в нем. Беверли и в «Королевских гамбургерах» требовала соблюдения такого же порядка. Грязи и неаккуратности не было места в ее жизни.
Но из-за того что она почему-то не могла удержать секретарш, и из-за того, что Эдди больше не проявлял интереса к руководству собственной компанией, Беверли была завалена бумажной работой.
А этим утром к ней еще добавился просмотр толстой подборки газетных вырезок, присланной частной информационной службой. Это также было частью тайной жизни Беверли, о которой Энн хотела узнать как можно больше. О ее помешательстве на его преподобии Дэнни Маккее.
Энн хорошо знала этого видного проповедника из Техаса. Любому американцу, регулярно смотревшему теленовости, читавшему газеты или посещавшему книжные магазины, была знакома эта знаменитая улыбка. Сразу же после той волнующей проповеди у больницы Паркленд в 1963 году Дэнни Маккей стал чем-то-вроде национальной знаменитости. А после недавнего выхода в свет его новой книги «Почему Господь призвал к себе братьев Кеннеди», ставшей тут же бестселлером, слава Маккея только возросла.
Энн не знала, что связывает Беверли с полумифическим Дэнни Маккеем, но она подозревала, что когда-то в прошлом они были знакомы. Однако Беверли тщательно скрывала эту часть своего прошлого. На этом она тоже была помешана.
Взять хотя бы информационную службу. Беверли заключила с ней контракт шесть лет назад, сразу же по возвращении из Далласа. Все о Дэнни Маккее, – сказала она им. – Вне зависимости от краткости упоминания и солидности издания. Каждую неделю Беверли посвящала целое утро тщательному изучению толстых подборок, рассказывающих о деятельности Дэнни Маккея. И в настоящее время она внимательно просматривала вырезки, освещавшие пребывание Дэнни во Вьетнаме, где он проповедывал войскам.
Энн встала и подошла к маленькому холодильнику, стоявшему в офисе. Достав бутылку кока-колы и медленно наполняя пенящимся напитком высокий стакан, она думала о сексе.
То, что она в свои годы девственница, было абсурдом. И Энн не могла даже объяснить, почему так получилось, кроме, может быть, того, что у нее за всю жизнь было не так уж много ухажеров. Работа в «Королевских гамбургерах» отнимала у нее порядочно времени, а когда подворачивался случай побывать в людном месте, Энн всегда почему-то оказывалась не в ударе. Энн чувствовала себя почти старухой, считая, что все, окончившие школу в пятидесятых, сейчас уже мастодонты. Сравнивая себя с молоденькими сексапильными девочками нового поколения, она полагала, что у нее нет никаких шансов.
Но это было до того, как она познакомилась со Стивом.
Стив Фоулер был профессором политологии, с которым Энн познакомилась недавно на антивоенном митинге. Их чуть было не арестовали вместе, но Стиву удалось затащить Энн в свой фольксваген и оторваться от полицейского преследования. Потом они поехали в вегетарианский ресторанчик и проболтали там весь вечер. Стив так заговорил Энн, что она, едва узнав его, дала согласие как-нибудь зайти к нему домой покурить травки.
А сегодня и наступило это самое как-нибудь.
Энн ни в коей мере не была влюблена в Стива. Он ей, по правде говоря, не особенно-то и нравился. Но Стив был воспитан, умен, занимался активной политической жизнью. Он, например, в прошлом году сказал своим студентам идти на митинги и не возвращаться до тех пор пока Никсон не вернет войска из Вьетнама. И, кроме того, Стив как-то мельком заметил, что любит убенсовский тип женщин. Он также намекнул Энн, что весьма искушен в любовных делах. Поэтому Энн, сказав самой себе была не была, решила рискнуть со Стивом и выяснить наконец, чего же именно она все эти годы была лишена.
В предвкушении откровения, которое ожидало ее сегодня ночью, Энн не находила себе места от волнения.
– Если я тебе больше не нужна сегодня, Беверли… – протянула она, допив кока-колу.
Беверли улыбнулась и ответила:
– Можешь взять отгул сегодня. Ты его заслужила. Энн радостно улыбнулась и выбежала из офиса.
Можешь взять отгул. Подумать только! А ведь ей действительно нужно было многое успеть до вечера. Купить новое вечернее платье, причесаться, сделать шикарный маникюр и, наконец, надеть в консультации шеечный колпачок.
Арифмометр клацал в руках Кармен и подбивал невеселую статистику. Наконец Кармен оторвала длинную полосу бумажной ленты с не менее длинной колонкой цифр. С минуту она хмуро разглядывала конечный результат, а затем перебросила ленту на стол Беверли.
– Да, амиго. У нас скоро будут большие неприятности, – сказала Кармен мрачно, – если Эдди не придумает что-нибудь спасительное, и причем быстро.
Беверли не нужно было смотреть на цифры, чтобы узнать реальное положение дел. Они уже не раз обсуждали эту тему за последнее время и каждый раз приходили к неутешительному выводу: Макдональдс и Кентукки фрайд чикен быстро расширяли сеть своих ресторанов в районах, где еще недавно монопольно царствовали «Королевские гамбургеры».
Ситуация была критической. Как только Эдди добился стабильного дохода, обеспечивающего ему и Лаверне шикарную жизнь, так сразу же потерял весь интерес к своей компании. Теперь ты руководи, – сказал он Беверли как-то года два назад после обильного застолья в своем особняке, – а я вот займусь этим новеньким лимузином. Эдди был уверен в том, что Беверли обеспечит прибыльное управление «Королевскими гамбургерами». Ведь она была трудоголиком. Все, чем она занималась, была работа. За спиной Беверли Эдди мог спокойно сибаритствовать.
Пока «Королевские гамбургеры» были единственным местом в городе, где вкусно, сытно кормили по доступным ценам, дела шли хорошо. Но после того как другие фирмы стали разворачивать свои сети закусочных быстрого обслуживания, Королевские гамбургеры начали потихоньку сдавать позиции. И чем дальше, тем быстрее.
В прошлом году Беверли попыталась уговорить Эдди акционировать «Королевские гамбургеры».
– Продав часть акций нашей компании на Нью-Йоркской фондовой бирже, мы сможем привлечь дополнительный капитал и расширить нашу торговую сеть так же, как Макдональдс, – убеждала Беверли.
Однако для Эдди это означало дополнительные хлопоты, а их-то он как раз старался всячески избегать.
– Нет, – сказал он. – «Королевские гамбургеры» – это семейное дело. Мы не хотим, чтобы сюда вмешивались посторонние. Внутри семьи можно строго за всем следить, все учитывать, и у нас прекрасно идут дела. Народ слишком долго поглощал наши острые гамбургеры с французской картошкой, чтобы вдруг перестать это делать сейчас. Это своего рода наркомания, или гамбургеромания, правда?
Неправда.
Сейчас люди хотели уже большего разнообразия и больших гамбургеров. Для того чтобы выжить, «Королевским гамбургерам» тоже надо было измениться с течением времени.
– Мне это не нравится, Беверли, – сказала Кармен, открывая холодильник и доставая банку Фрески. Полки холодильника были забиты зелено-голубыми банками, а кладовка до самого потолка заполнена упаковками этого мягкого диетического напитка. Беверли заказала такое количество банок Фрески и Диет-Райт, сколько у них смогло поместиться.
– Где Эдди? – спросила Кармен, занимая место Эдди на диване.
– Где же еще? Конечно, на летном поле в Санта-Моника.
Это была их последняя игрушка: Чесна-172. Эдди и Лаверна брали уроки летного дела.
– Так будем торговать фирменными гамбургерами?
– Придется. И нам также придется снизить цену биг-мака на четыре цента.
– А как насчет курицы?
– Если мы все-таки решим торговать курицей, то надо будет это делать в какой-то другой форме. Может быть, барбекю?
На лице Беверли появилось выражение сильной заинтересованности, выражение, которое было хорошо знакомо Кармен.
По правде говоря, в отличие от Энн Хастингз, Кармен знала все, что только можно было знать о Беверли Хайленд.
Много времени прошло с тех пор, когда Кармен была просто уличной девкой в Далласе, и она сильно изменилась. Теперь у нее был диплом об окончании колледжа, она жила в хорошей квартире в Вествуде, растила смышленую и здоровенькую девочку, получала приличную зарплату, работая бухгалтером в Королевских гамбургерах, и у нее были хорошие друзья – Беверли, Энн и Рой Мэдисон. Но, как и Беверли, она не могла себе позволить забыть старое чувство обиды и ненависти. Раны были слишком глубоки, а воспоминания – слишком болезненны. Кармен знала, что Беверли жила только ради мести Дэнни, что каждый ее шаг – даже «Королевские гамбургеры» – был точно рассчитан для достижения конечной цели – стать богатой и могущественной и однажды заставить его заплатить за все, что он с ней сделал. Кармен сочувствовала Беверли. Она тоже мечтала о том, чтобы и один прекрасный день увидеть, как Мануэль получит то, что заслуживает. И, как и ее лучшая подруга, Кармен навсегда завязала с мужчинами.
В тот проклятый ноябрьский день в Далласе многие люди как бы перевернули новую страницу в своей жизни. Смерть Кеннеди неожиданно нарушила равновесие мира. Люди чувствовали себя брошенными, никому ненужными. Они старались искупить грехи, за которые их, очевидно, наказывали. В дни, последовавшие за убийством, снизились преступность, до невиданного уровня подскочила, посещаемость церковных служб, старые обиды были забыты, долги прощены, извинения произнесены. Давались клятвы и обещания Богу и друг другу. Люди начали внимательно присматриваться к себе и совсем не были довольны тем, что видели. Многие, как, например, Кармен, испытали что-то вроде религиозного откровения. Они должны были измениться, просто не могли не измениться после того, что произошло.
Но затем, по мере того как шок от случившегося проходил и мир возвращался к нормальной жизни, клятвы и обещания стали забываться, и большинство людей вновь зажило по-старому. Но только не Кармен Санчес. Такая неожиданная и безвременная смерть человека, которого она любила и уважала, оставила слишком глубокий след в ее душе. Она сдержала свое обещание Богу. С этого момента ее жизнь стала чистой и безгрешной.
Бывали, конечно, моменты, когда она чувствовала большую любовь и снисхождение к миру, окружавшему ее, – например, когда учителя в колледже хвалили ее, или когда она закончила школу бизнеса университета в Лос-Анджелесе, или в тот день, когда Роза пошла в детский сад, – в такие моменты Кармен как бы прощала обществу его несовершенство, становилась более терпимой и снисходительной к нему. Это случалось нечасто, но когда это происходило, Кармен чувствовала жалость по отношению к Беверли, видя, как целеустремленно и напряженно она добивается своей цели.
Кармен знала, какие кошмары преследовали Беверли. Хайленд. Она знала, как сильно Беверли любила детей, – достаточно было посмотреть, с какой любовью она возилась с Розой, – но не могла иметь своих детей. Кармен также знала, что Беверли однажды рассчитала, когда должен был родиться ее ребенок, и каждый год наедине сама с собой отмечала этот несостоявшийся день рождения.
Кармен внимательно посмотрела на Беверли, склонившуюся над газетными вырезками о Дэнни Маккее, ее светло-платиновые волосы красиво блестели в свете ламп, и подумала о том дне, когда Беверли все-таки встретится с Дэнни снова.
– С тобой все в порядке? – спросила Кармен, допив Фреску. – Я должна зайти в школу за Розой.
Беверли взглянула на нее и улыбнулась.
– Со мной все в полном порядке, Кармен. Приведи Розу сюда. У меня для нее есть подарок.
– Опять? Ты испортишь ее прежде, чем у меня появится шанс сделать это!
Оставшись одна, Беверли снова принялась за газетную вырезку. Это было сообщение о происшествии в Викторвилле.
Маленький заголовок гласил: «Местная женщина обвиняет Дэнни Маккея в смерти мужа.»
Беверли запомнила имя: миссис Мэгги Керн. Затем она открыла ящик стола и достала карту Калифорнии.
Энн понимала, что напугана до смерти. Это, конечно, было смешно, потому что секс так же естественен, как еда и сон. И все им занимаются.
Она очень старалась относиться ко всей этой истории спокойно. Энн сидела, скрестив ноги, на полу комнаты Стива (она была удивлена и разочарована комнатой и беспорядком, царившим в ней), вежливо слушала Пинк Флойд, включенный почти на полную мощность, пила вино и рассеянно кивала, пока Стив долго и нудно рассказывал о Баба Рам Дасе и психологическом движении. Он употреблял такие слова, как сводящий с ума, не от мира сего, высший класс. В его комнате висели Плакаты Питера Макса и стояли свечи в форме гениталий.
Допивая уже четвертый стакан вина и почти оглохнув от Благодарных мертвых, Энн вдруг поняла, что Стив с его седеющей бородой, кольцами в ушах и часами Булова на самом деле был пустышкой, обманщиком. Но все же он был мужчиной, и он пообещал ей немного хорошего секса после того как они выкурят по паре косых. И на самом деле он уже начал лапать ее, что означало, что пора было идти в другую комнату и позаботиться о диафрагме.
Чем меньше времени пройдет между тем, как ты вставишь диафрагму, и самим актом, – учила ее медсестра в консультации, – тем лучше. Ты, конечно, можешь вставить ее заранее, но тогда спермицид потеряет свою эффективность.
Сейчас Энн соблюдала все меры предосторожности. Меньше всего на свете она хотела забеременеть.
Она быстро сняла трусы и засунула их в сумочку. В соседней комнате музыка сменилась на медленную и приятную, что означало: Стив был готов и ждал ее. Энн ужасно хотелось казаться опытной и повидавшей виды. Она бы, наверное, просто умерла, если бы он догадался, что это ее первый раз.
Диафрагма была мягкая и эластичная посередине и с жестким ободком по краям. Достав противозачаточный крем, Энн густо намазала им этот ободок и добавила еще немного в середину. Затем она спрятала крем в сумочку. Она не хотела, чтобы Стив случайно нашел его здесь, если вдруг зайдет сюда. Он был против всяких там противозачаточных штучек. Считал это мещанством, обывательщиной, лишающим секс элемента неожиданности, спонтанности. Сексом, по его мнению, надо заниматься только тогда, когда твой дух полностью свободен, ничем не связан, не озабочен.
Сложи ее вот так, – показывала ей медсестра в консультации. – Держи диафрагму между двумя пальцами и сожми ободок вот так. Это для того, чтобы вставить ее. Во влагалище она сама раскроется и плотно перекроет вход в шейку.
В кабинете врача все казалось так легко, а сейчас у Энн дрожали руки, и она намазала слишком много крема, да еще эта проклятая штука никак не поддавалась.
Наконец ей удалось сжать ее, но как раз в тот момент, когда она собиралась вставить ее, диафрагма выскользнула из пальцев, пролетела через всю комнату, ударилась о стену и сползла по стене за шкаф.
Энн в ужасе смотрела на стену.
– Энн? – послышался голос Стива из-за двери. – С тобой все в порядке?
– Иду!
Торопливо поправив юбку, она подошла к двери и открыла ее.
Он был абсолютно голый.
– М-м-м, – пробормотала Энн.
Стив взял ее за руку и повел в комнату, где Донован пел что-то приятное. Сердце Энн колотилось. Она никогда в жизни не видела пенис. Конечно, в наши дни его можно увидеть даже на плакатах, но в реальной жизни последний раз она испытывала что-то вроде близости четырнадцать лет назад, когда она еще училась в школе, и они обнимались с каким-то мальчиком и тискались темноте.
Стив потянул ее вниз на огромные диванные подушки и стал целовать.
Энн тоже старалась войти в роль. Она делала все, что обычно делают, когда занимаются любовью, старалась как-то возбудить себя (потому что он этого совершенно не делал), но все, о чем она могла думать, была диафрагма за комодом и то, как незащищена она сейчас. Может быть, ей надо остановить его, подумала Энн как раз в тот момент, когда его рука полезла ей между ног.
Но она зашла уже слишком далеко, и ей так не хотелось больше быть посмешищем, сейчас, когда, казалось, больше не осталось уже девственниц.
– Подожди, – сказала она, почти не дыша, почувствовав, как он пытается войти в нее. Она не была готова. Ее блузка все еще была не рассегнута. Он ни разу даже не попытался коснуться ее груди, что ей было необходимо.
Стив был сверху ее, его глаза закрыты, и он пытался войти в нее с такой настойчивостью, что это встревожило Энн.
Она протянула вниз руку, чтобы помешать ему. Но он неправильно понял ее, пробормотав:
– Оу, бэйби! – и кончил прямо ей в руку.
Дом Мэгги Керн был расположен в новом районе, где молодые семьи все еще оформляли лужайки перед домами и где заборы еще не превратили соседей в чужих людей.
В газетной вырезке четко указывался адрес этой женщины, и Беверли нашла дом без труда. Она позвонила и услышала плач ребенка.
Когда дверь открылась, Беверли увидела перед собой очень симпатичное личико, обрамленное кудрявыми рыже-золотистыми волосами. Но зеленые глаза были очень печальными и опухшими от слез. Мэгги Керн держала на руках ребенка.
– Миссис Керн?
– Да.
– Меня зовут Беверли Хайленд. Могла бы я поговорить с вами несколько минут?
– Извините, но что бы вы ни продавали, меня это не интересует.
– Я ничего не продаю, миссис Керн, – мягко сказала Беверли. – Я прочитала о том, что случилось, в газете.
Что-то промелькнуло в глубине зеленых глаз Мэгги.
– Я не разговариваю больше с репортерами, – сказала она и стала закрывать дверь.
– Пожалуйста, – сказала Беверли. – Я не репортер. Дело в том, что я знала Дэнни Маккея еще много лет тому назад. Я понимаю, что вы сейчас переживаете.
Комната, куда Мэгги пригласила Беверли, была чистой и аккуратной, а мебель, казалось, еще пахла складом. Мэгги и ее муж Джо, как узнала Беверли, переехали сюда из Сан-Диего только четыре мысяца назад. Это был дом их мечты.
Мэгги приготовила кофе и принесла свежий ореховый пирог. Малыш был усажен на диван, для безопасности мать обложила его со всех сторон подушками, и Беверли не могла отвести от ребенка глаз.
Мэгги абсолютно спокойно разговаривала о случившемся. Как показалось Беверли, она даже хотела об этом говорить.
– У Джо было не все в порядке с сердцем. Мы из-за этого и уехали из Сан-Диего. Его доктор сказал, что он не может жить в таком быстром и напряженном ритме, что нам надо переехать куда-нибудь, где более спокойная жизнь. Джо был старше меня. Ему сорок два, а мне двадцать шесть. – Она взяла на руки малыша и прижала его к груди.
Она стала рассказывать о случившемся то, что Беверли уже знала из газеты. Как Джо ходил от специалиста к специалисту, но никто ничего утешительного ему не говорил. А затем, два месяца назад, Дэнни Маккей приехал в Викторвиль. Знаменитый Дэнни Маккей, который недавно вернулся из Вьетнама, где читал проповеди деморализованным войскам.
– Он поставил свой шатер за городом, – продолжала Мэгги. – Все пошли в основном из любопытства. Я никогда раньше не присутствовала на подобных сеансах. Джо и я – христиане. Мы ходим в церковь каждое воскресенье. А это было что-то новое. И, кроме того, мы слышали, что были случаи, когда Дэнни Маккей вылечивал людей.
Беверли тоже было это известно из газетных вырезок. Это были сообщения из различных газет, выходящих на Юге: Дэнни Маккей, изгоняющий демонов из истеричной женщины, заставляющий парализованного ребенка снова ходить. Он даже имел наглость утверждать, что вернул одного человека к жизни из мертвых.
И люди верили этому.
– Джо и я пошли на этот сеанс. Я из любопытства, а Джо… – Мэгги вздохнула, и у нее на глазах снова появились слезы. – Я знаю, что в глубине души он надеялся, что Дэнни сможет вылечить его. Мы слышали о его чудесах.
Беверли знала, что было потом. Это одно из типичных религиозных сборищ Дэнни Маккея, доводящих людей до неистовства и безумия, и Джо Керн в момент какого-то экстаза вскочил и побежал на сцену, умоляя Дэнни вылечить его. Как потом рассказывали свидетели, это была очень драматичная сцена, когда Дэнни наложил на Джо свои руки, и тот упал в обморок. Но свидетели не сказали полиции и репортерам, что Дэнни велел Джо выбросить его сердечные лекарства. Нет, никто не слышал, чтобы преподобный Дэнни сказал такое.
Но Джо Керн слышал, как Дэнни сказал это, и выбросил свои лекарства. Ведь преподобный Дэнни сказал, что они ему больше не нужны и что продолжать принимать их – значит не верить в силу Бога. Через неделю Джо Керн умер от обширного инфаркта.
Мэгги чуть не сошла с ума от горя. Она ходила в полицию и в редакции разных газет, обвиняя Дэнни Маккея, который все еще находился в городе, в убийстве. Но у Дэнни были хорошие связи, и поэтому никакого расследования не проводилось, а Мэгги Керн была уволена с работы.
– Я знаю, что это Дэнни Маккей сказал им избавиться от меня. Сначала он убил моего мужа, а теперь пытается убить меня!
Беверли достала носовой платок из своей сумочки и вложила его в руку Мэгги. Несколько минут молодая вдова плакала, но затем взяла себя в руки.
– Я очень хорошо выполняю свою работу, мисс Хайленд. Я – секретарь-делопроизводитель, печатаю девяносто слов в минуту и стенографирую сто двадцать. Я зарабатывала хорошие деньги в Сан-Диего, прилично получала и здесь, работая в брокерской конторе. Не было никаких причин увольнять меня.
Она смотрела на Беверли с гневом и болью в глазах.
– Мисс Хайленд, я считаю себя хорошей христианкой, но я хочу, чтобы этого негодяя Маккея повесили!
Затем она взглянула на личико своего спящего ребенка и, казалось, погрузилась куда-то в себя.
– Что я теперь буду делать? – прошептала она. – Джо проработал здесь только два месяца, ему не положены никакие пособия. Наши последние сбережения ушли на его похороны.
– Миссис Керн, – сказала Беверли мягко, – я очень хорошо понимаю, что вы сейчас переживаете.
– Почему все боготворят этого человека? – тихо спросила Мэгги, вытирая слезы со щек. – Почему они не видят его таким, какой он есть на самом деле? – Ее зеленые глаза опять смотрели на Беверли, на этот раз в них были вызов и решимость. – Это было ужасно, все эти бедные люди в этом шатре, кладущие деньги на его подносы, бедные отчаявшиеся люди, калеки и больные, в надежде дающие ему деньги! Неужели я одна понимаю, что за чудовище Дэнни Маккей?!
– Я знаю его, миссис Керн. Я знаю его уже очень давно. Видите ли, – она взглянула с нежностью на ребенка, спящего на руках матери, – у меня сейчас тоже был бы ребенок, если бы не Дэнни Маккей. И ему, или ей, было бы сейчас четырнадцать лет.
На новой мебели, за которую еще не было даже уплачено, начали появляться золотистые блики от солнца, проникающие в комнату сквозь тонкие занавески. На улице слышались крики и смех детворы. Это было место, куда пары, подобные Джо и Мэгги Керн, приезжали, чтобы накрепко обосноваться, пустить корни, растить детей среди друзей и хороших соседей, а затем, может быть жить здесь, уйдя на пенсию, в удобстве и довольстве тем, что сделали в жизни.
Дэнни Маккей не просто убивал людей – он убивал надежду.
– Миссис Керн, – мягко сказала Беверли, – как вы смотрите на то, чтобы переехать в Лос-Анджелес и работать у меня?
