Текст книги "Железный шип"

Автор книги: Кэтлин Киттредж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Я услышала размеренное тиканье, механическое биение собственного сердца, с каждой секундой ускоряющееся, тогда как все вокруг от охвативших меня боли и ужаса словно замедлилось, стало размытым и обесцвеченным.

Тик-тик-тик. Так.Внутри все замерло, будто накрепко схваченное льдом. С совой в библиотеке было не так – там внезапная вспышка Дара буквально рванула, оставив после себя кровоточащую дыру. На долю секунды я словно умерла, и что-то, жившее во мне и до сих пор молчавшее, развернулось, обволокло мой разум и сдавило. Потом Дар расплавленной рудой вскипел во мне, и я дала ему разлиться по всему телу. Железо решетки стало единым с железом в моей крови, шестерни управляющего механизма завертелись у меня в голове, но в этом не чувствовалось ни безумия, ни боли, ничего похожего на лихорадку после укуса шоггота.

Я словно надела механические крылья и тут же выучилась на них летать. И вновь прозрела. Воздух как наждаком ободрал горло и ворвался в мои горящие легкие, будто я только что вытащила голову из-под воды. Боль ушла, сменившись морозным покалыванием, – так же было, когда я переступила ведьмино кольцо. Магия бушевала у меня в крови, Дар настойчиво рвался на свободу.

Гули рычали, их голодные пасти были всего в нескольких дюймах от моей плоти. Я чувствовала леденящий холод, а пальцами словно касалась железа, хотя под ними не было ничего, кроме воздуха. Вдох, выдох, и я ощутила, как отвечают мне защитные механизмы Грейстоуна в туннеле.

Протестующе завизжали ржавые шестеренки, и позади гулей лязгнула решетка. Голова Кожедера, самого массивного из всех, мотнулась назад, как на шарнирах.

– Что тут творится? У меня в крови словно пожар!

Не то. Твари все еще оставались в туннеле со мной и Кэлом и могли причинить нам вред. Копье моего Дара, выдвинувшись, протянулось вперед и щупало повсюду вокруг шестерни и железные зубья, только и ждавшие своего часа. Я спустила их, и, с пронзившей мою грудь и сердце мучительной болью, в стонах и грохоте грандиозная машина Грейстоуна очнулась от дремоты.

Щелкнула пружина, и звук эхом отдался в моей голове. Я была машиной. Машина была мной.

Заржавленные штыри, покрытые старой кровью, но все еще острые, в беспорядке поднялись из стен и пола и убрались вновь. В ступне Кожедера, пробитая железом, взорвалась дыра. Гули завизжали и завыли, их синяя кровь, поливая штыри, брызнула на камни.

– Что происходит? – выкрикнул Кэл, закрывая уши. Между нами, вереща, повалился один из гулей, и Кэл с серым от ужаса лицом, приоткрыв рот, уставился на бьющееся в конвульсиях тело.

Я ощущала Грейстоун у себя в крови, его шестерни без единой заминки крутились в моем мозгу. Страх ушел, и теперь мною управлял только Дар. Я чувствовала всю машину разом, огромный, пульсирующий, дышащий, содрогающийся организм с сердцем, движимым паром. Я знала: чего бы я ни попросила, дом выполнит мой приказ.

Мне нужна была смерть гулей, и Грейстоун даровал мне эту жертву. Не двигаясь с места, не отпуская Кэла, я ждала, пока не стих последний отчаянный вопль и последняя капля мерзкой крови не упала на камни.

С трудом мы поднялись на ноги. Кэл трясся, как лист бумаги на ветру, но я обхватила его, прижав к себе, и вдвоем мы побрели на свет, к лестнице. Колени у меня были ободраны и кровоточили, плечо там, куда меня укусил шоггот, горело от боли, но в то же время я ощущала легкость и свободу, словно плыла по волнам. Дар, прошелестев где-то внутри в последний раз, улегся и вновь погрузился в сон, оставив меня выжатой как лимон, будто я только что пробежала марафонскую дистанцию.

– Чего ты улыбаешься? – поразился Кэл. Он явно слишком перетрухнул, чтобы понять, что произошло на самом деле, и я была этому только рада. Я сама еще до конца не осознала случившееся и просто не смогла бы ничего объяснить.

Хватая ртом воздух, Кэл взобрался следом за мной по ступеням, поближе к бодрящей осенней свежести.

– Ты понимаешь, что мы могли погибнуть? – Насколько приподнято чувствовала себя я, настолько он осунулся, кожа на лице как будто обвисла, а ухватившись за него в поисках опоры, я обнаружила, что он весь в поту: даже шерстяное пальто было влажным.

– Но не погибли же, – откликнулась я. – Мы оказались им не по зубам, Кэл. Мы живы. – У меня вырвался смешок: адреналин давал о себе знать. – Мне удалось, Кэл, – добавила я шепотом. – Я обрела его.

– Живы. Просто класс, – проговорил он бесцветным голосом. – О чем ты там еще?

– Выше нос, Кэл! – подбодрила его я, двинув в плечо. – Даже стая голодных гулей не в силах остановить меня! Представляешь, что ты теперь нарасскажешь ребятам?

– Ты ненормальная, – бросил он без малейшей злости. Привалившись к саркофагу, он тяжело дышал, все еще дрожа с головы до ног. Я принялась растирать ему спину и промакивать шею своим носовым платком, пока его не перестало колотить и пот уже не тек в три ручья. На кожу понемногу возвращался румянец, сменяя жуткую мертвенную бледность обвисших покровов, под которыми проступал темный рисунок вен. Когда наконец передо мной вновь оказалось лицо моего друга, я выпрямилась сама и помогла подняться ему.

– Давай вернемся в дом. Не знаю, как ты, а у меня голова, по-моему, сейчас отвалится.

Невероятный внутренний подъем, вызванный Даром, постепенно выветривался, и теперь колени у меня буквально подгибались, а пальцы дрожали мелкой дрожью. Никогда прежде я не чувствовала такого изнеможения. Каждый шаг требовал все больших усилий. Но с этим я еще разберусь. Со всем можно разобраться, когда ты жива.

– Да, выглядишь ты не очень, – согласился Кэл. – Пойдем. Давай помогу, пока не упала.

– Со мной все нормально – во всех смыслах, – улыбнулась я и глубоко вдохнула, упиваясь этим днем. Я обрела свой Дар. Я вернула Кэла. Я не была сумасшедшей и, возможно, никогда не стану. Сейчас, пока мы возвращались, рука об руку, в Грейстоун, большего я не могла и желать.

25
Нежданная расплата

Боль и усталость, навалившиеся на меня по дороге с кладбища, изгнал сон. Когда я проснулась в своей комнате в Грейстоуне, под головой у меня оказались взбитые подушки, а сверху кто-то накинул одеяло. На потолке красовались все те же причудливые потеки – словно карта неведомого мира, шерстяное одеяло все так же кололось, и сама я, кроме того, что была без туфель, оставалась все той же, что и перед нападением гулей.

– Кэл? – позвала я. Мне снились сны, темные, истекающие кровью. Гули могли причинить вред Кэлу. Если бы меня там не было, если бы мне не удалось вырвать его из их зубов, Кэла утащили бы в логово и сожрали, и изуродованное лицо моего друга скалилось бы на меня из темноты среди прочих привидевшихся мне образин…

Дверь комнаты с громким, словно выстрел, треском распахнулась сама собой. Сработал соединенный с петлями простой механизм, рычаги и шестерни в полых стенах особняка, что пронизывали его холодными железными нервами. Зашипев от боли, я прижала ладонь ко лбу. Кажется, Дар проявлялся, стоило мне потерять контроль над собой, прийти в ужас или раздражение, как с часами в библиотеке. Нужно было понять, как держать его в узде, пока под горячую руку не попал кто-нибудь другой, не гуль, и не пострадал. Отец не поджигал людей в порядке развлечения, вот и мне надо учиться управляться со своими способностями.

В проеме возникло лицо Дина. Он с недоверием покосился на дверь:

– Кажется, особняку не помешает регулировка, принцесса.

– Ему много чего не помешает, – отозвалась я. – Где Кэл? – Дверь вновь закрылась, оглушительно хлопнув. Дин моргнул.

– Сидит внизу и уже все уши прожужжал Бетине о своем невероятном приключении в гробнице зомби, или что там с вами двоими произошло. – Дин опустился на кровать рядом со мной, и ненадежные пружины матраса прогнулись под его весом. – Ты спала, будто палец веретеном уколола, девочка.

Я потерла плечо, но укус болел теперь не больше, чем обычный порез или ушиб.

– Я что, потеряла сознание?

– Скорее напрочь вырубилась, – ответил Дин. – Вернулась с вашей веселенькой прогулки бледная, глаза в разные стороны смотрят, промямлила что-то про кровь и подземелья и кое-как поплелась к себе. Когда я поднялся следом, ты уже спала так, что все бомбы, сброшенные в войну с обеих сторон, не разбудили бы.

Я чувствовала себя опустошенной и уставшей, словно пробежала не одну милю. В голове отдавался шепот Дара. Цепляясь за мое сознание и скребясь, он просился наружу. Я закрыла глаза. Бегущее по жилам волшебство обессилило меня, и я чувствовала всем своим существом, что, дай я сейчас Дару свободу, мне уже никогда не обрести над ним контроль.

– Там, внизу, были гули, – сказала я. – Под землей. Кэл полез исследовать склеп на кладбище, случайно открыл западню и выпустил их.

– Узнаю нашего ковбоя, – сверкнул зубами Дин. – Ты цела? Или им удалось отхватить кусочек?

– Нет, я… я убила их. – Я подняла на него глаза. – Мне удалось запустить ловушку, и дом… их прикончил. Я сама стала домом. Мой Дар…

Руки у меня все еще мерзли, синея венами под белой кожей, и я сунула их под одеяло.

– Теперь он так и засел у меня в голове. Механизмы дома – Дар связывается с ними, и я слышу их внутри себя. Слышу их шепот.

Внезапно нахлынувшее воспоминание о том, как еще секунда – и щенки-гули будут драться за оставшиеся от меня кровавые ошметки, о бескрайней, спавшей до времени силе, заполняющей разум, заставило меня в панике схватить Дина за руку, прямо за не прикрытое короткими рукавами белой футболки предплечье. Ощутив под пальцами его голую кожу, я вспыхнула от смущения.

– Елки, Аойфе, да ты как ледышка. – Он принялся растирать мою ладонь в своих.

– Наверное, побочный эффект, – ответила я. – Когда я применила Дар в туннеле, то потом думала, что двинуться не смогу, так замерзла.

– Знаешь такое выражение? – Он подоткнул мне одеяло и придвинулся ближе. – У кого холодные руки, у того сердце горячее.

– Да, мама всегда так говорила, – машинально ляпнула я.

– Ты нечасто ее упоминаешь, – заметил Дин. – Что с ней?

Никто, кроме самой Нериссы, не знал теперь обо мне больше, чем Дин Харрисон. А он, зная, не выболтал ни словечка.

– Она в сумасшедшем доме, там, в Лавкрафте.

Мое решение прорвать заслон, открыть самый страшный свой секрет пришло внезапно.

– Она заразилась еще до нашего с Конрадом рождения и начала терять рассудок, когда была беременна мной. По-настоящему терять. Когда Конрад появился на свет, она еще, наверное, могла хоть как-то поддерживать видимость. Считается, что все в нашей семье обречены сойти с ума, едва исполняется шестнадцать – так действует вирус в нашем случае, его конкретный штамм. Поэтому, видишь ли, то, что мне удалось разузнать о Народе и Даре, ничего не значит. Еще совсем чуть-чуть, и я уже не буду помнить ни себя, ни тебя, ни это все. – Я махнула рукой на потускневшую роскошь спальни. Угрозы Тремейна пугали меня куда меньше, чем шанс потерять себя, забыть Кэла, а теперь еще и Дина и стать всего лишь жалкой ненормальной, запертой в одиночной палате и в мире собственных иллюзий.

Я в состоянии была выполнить то, чего хотел от меня Тремейн, однако, если говорить начистоту, по-прежнему боялась сойти с ума и не увидеть результата своих усилий. Оставалось только пробудить королев и молиться, чтобы это спасло моих друзей.

– Я понятия не имел, – прошептал Дин.

Я утерла глаза ладонью. Хватит, наплакалась уже.

– Да, это не тот факт моей биографии, которым я охотно делюсь.

Дин подался ко мне, перегнувшись поперек кровати и опершись на локоть:

– Кэл знает?

Я кивнула, чуть заметно: от воспоминания, когда оно вставало у меня перед глазами, все еще перехватывало горло.

– Он был с нами, когда Конрад пытался убить меня в свой день рождения.

Кэл поднял ладони, большие и неуклюжие, как щенячьи лапы. «Конрад, отпусти сестру. Кроме нее, у тебя никого нет».

Дин присвистнул:

– Так вот откуда у тебя шрам.

Я не стала подтверждать его подозрений – он и так знал.

– Вирус созрел и проявился в безумии, – проговорила я. – Конрад сам не понимал, что делает, Дин. Он все равно мой брат.

Дин медленно покачал головой:

– Это ужасно, Аойфе.

– Теперь я расплатилась с тобой, Дин, – с улыбкой добавила я, хотя на самом деле готова была закричать. Дверные петли застонали натянутой струной, но я, изо всех сил закусив изнутри щеку, смяла Дар у себя в груди, не давая ему поднять голову. Дверь осталась на месте.

Дин ожесточенно растер лицо обеими руками, закрыв глаза:

– Такой тайны я не хотел. Она из тех, что никогда не перестают кровоточить.

– Я не могу без конца скрываться ото всех, – негромко сказала я. – Во мне словно ничего другого не остается. Как будто надо мной всегда какая-то тень, даже когда светит солнце. – Безумие камнем висело у меня на ногах, как ни звал в полет Дар, как ни рвался наружу, словно там, в туннеле.

– Я не хотел такой тайны, – повторил Дин. – Не нужно было рассказывать мне, даже в качестве оплаты. Я… – Осекшись, он взъерошил ладонью волосы, упавшие как попало.

– Теперь ты, наверное, уйдешь, – продолжала я. – Я очень благодарна тебе за всю твою помощь. Правда. Больше я тебя не побеспокою. – Глаза у меня, к совершеннейшему стыду, застлали слезы. Хорош Блюститель, который ревет из-за мальчишки.

Дин поднялся и подошел к двери, на пробу качнув ее, словно опасаясь, не прищемит ли она ему пальцы.

– Вижу, тебя уже не раз бросали, принцесса. Не раз оставляли в пустой комнате, захлопнув дверь перед носом. Но со мной ты расплатилась сполна и по-честному, пусть такой оплаты я и не ждал, поэтому послушай, что я тебе скажу. Я не брошу тебя. Не оставлю одну.

Впервые за весь день я улыбнулась по-настоящему, пусть улыбка и вышла бледной. Я знала, обещаниям Дина можно верить, и готова была расцеловать его за такие слова. Камень меня побери, я готова была расцеловать Дина Харрисона под любым предлогом, но ограничилась лишь тем, что сказала с чувством:

– Ты хороший человек, Дин.

– От хорошего меня отвинтило так – еще немного, и полный оборот получился бы, – откликнулся он. – Но я всегда держу слово и от своих сделок не отступаюсь.

Он улыбнулся, но не всегдашней своей ухмылкой во все тридцать два, а как обычный мальчишка, пытающийся пригласить девушку на свидание и не запутаться при этом ни в словах, ни в собственных ногах. Был ли и правда Дин когда-нибудь таким – до того как угодил в еретики и стал проводником в Ржавных Доках?

Вернувшись, он легонько потрепал волосы у меня на макушке, и между нами проскочила искорка статического разряда.

– Отдыхай, принцесса. День был долгим.

– Да уж, – согласилась я, но вместо того чтобы послушаться, спустила ноги с кровати и нащупала ими туфли. – Не попросишь Бетину приготовить мне чашку кофе?

Дар совершенно вымотал меня, и, если подобным образом будет заканчиваться каждое открытие шлюзов волшебства у меня в крови, подкрепляться горяченьким мне предстоит постоянно.

– Хоть это не отдых, а совсем даже наоборот, – заметил Дин, – думаю, не стоит тревожить Бетину ради одной чашки. У меня и самого неплохо получается кофе варить – наловчился, когда мой старик работал на литейке в третью смену.

– Хорошо, – откликнулась я. – Раз уж я собираюсь снять проклятие Тремейна, лишней мне никакая подмога не будет.

26
Комната без дна

Сварив целый кофейник крепкого кофе, Дин налил мне чашку и последовал за мной в библиотеку.

– Помощь не нужна, принцесса? – спросил он, подсаживая меня на лестницу.

– Не откажусь, – ответила я. Очевидно, о том что я доверила ему наверху, мы пока решили не говорить, и это устраивало меня как нельзя лучше.

Мы влезли через люк на чердак, и Дин чихнул:

– Пылища тут, как в склепе.

– Ищи что-нибудь, связанное с Народом, – велела я ему. – Тремейн знает обо мне все, а я о них – ничего, кроме того, что правды от них не жди.

– Это я мог бы тебе и так сказать, – сверкнул улыбкой Дин и потянулся к одной из полок вдоль задней стены. Вдруг он замер, рука, подрагивая, остановилась на полдороге.

Подойдя ближе, я увидела лишь просвет в сплошной массе тетрадей и бумаг, куда проглядывала, вся в потеках от воды, штукатурка.

– Что случилось?

Дин сдвинул брови:

– Ты ведь в курсе, что там еще одна комната?

Я резко повернулась к нему:

– Что?

– Еще одна комната, – повторил Дин. – Я чувствую это. Там пустота. Тайник. – Он мотнул головой, словно кто-то ударил его. – Потерянное место. Я его нашел.

Одна потайная комната внутри другой. Возможно, в ней и содержится то, что поможет мне выполнить свою часть сделки с Тремейном.

– Где-то должен быть переключатель или фиксатор, – проговорила я, прижимая к дереву рядом с дрожащей ладонью Дина свою собственную и самую капельку давая развернуться Дару – словно выпуская из горсти по песчинке. Давящее чувство вновь наполнило меня, и в уме задергались, защелкали, вставая на место, шестеренки замка. Это было несравнимо с той пыткой, когда гули настигли меня и Кэла в туннеле, но все же довольно болезненно. Спустя мгновение целый сегмент стены откинулся на петлях, неповоротливый из-за уставлявших его томов.

– Наше маленькое тайное прибежище, – проговорил Дин. – Кажется, мне начинает нравиться.

– Веди себя прилично, – бросила я. Пол под ногами вдруг закачался, словно мы были на корабле, и я не могла отвлекаться на Дина, на то, как он действовал на меня, – даже если, впервые в жизни, мне встретился тот, на кого я не прочь была поотвлекаться.

Щелкнула зажигалка, и голубой огонек разбросал пляшущие отсветы по углам темного чулана. Дин осветил мое лицо и с шумом втянул воздух:

– У тебя кровь идет, девочка.

Я провела тыльной стороной ладони под носом и увидела на коже темно-бордовые полосы.

– Проклятие, – пробормотала я, утирая кровь.

Дин свободной рукой протянул мне платок:

– Приподними голову и держи так, пока не перестанет.

Я сделала, как он сказал.

– И так каждый раз? – спросил он негромко, оценивающе глядя на меня.

Я, как могла, пожала плечами, прижимая к лицу пропитывающуюся кровью ткань.

– Скажу, когда этот раз хоть третьим будет, – буркнула я приглушенно.

Красный ручеек понемногу иссяк, и я отложила платок. Взяв секундную передышку, чтобы прийти в себя, я кивнула в сторону тайника.

– Ну что, осмотрим это твое прибежище?

Хорошо хоть, голос у меня не дрожал. А ведь я всего лишь открыла с помощью Дара дверь. Что же было бы, если бы я попыталась остановить рейсовку или провернуть что-то посерьезнее с механизмами Грейстоуна? Но сейчас меня занимало нечто совсем другое.

– Тут все не так, – проговорил Дин, когда трепещущий огонек зажигалки раскинул по тайнику пальцы из света и тени.

Я увидела рабочий стол: пучки растений и заспиртованные останки животных под стеклянными колпаками соседствовали на нем со всевозможными атрибутами колдовства, против которых предостерегали нас прокторы – мелом, свечами, красной нитью, черными, окаменевшими лягушками и неизвестно чьими глазными яблоками. Доказательств вполне хватило бы на то, чтобы обеспечить владельцу отсидку в Катакомбах, пока не вынесут мертвым. Признаться, что веришь в подобное, уже не сулило ничего хорошего. Заниматься же таким на самом деле, хоть прокторы и повторяли снова, и снова, и снова, что магии не существует и колдуны и колдуньи – обычные шарлатаны, там, дома, значило верную смерть.

На поверку тем же это могло закончиться и здесь, пускай по совсем другой причине.

– Похоже на какую-то лабораторию, – сказал Дин. – Не знаю, чем тут занимался твой старик, но болтать об этом направо и налево я бы не стал.

– Да, у меня и без того проблем хватает, – согласилась я, осматривая разные диковины и приборы, разбросанные по всей комнате. Кое-что я видела раньше, в светолентах или школьных учебниках. Водолазный шлем в форме колокола, с двумя воздушными фильтрами спереди; оптическая труба с кучей дополнительных линз, соединенная с очками на широком головном ремне; устройство, напоминавшее пистолет с приделанной стеклянной колбой, внутри которой, перетекая туда-сюда, сжимаясь и вновь разворачиваясь, тихо шипел эфир.

Я двинулась к закрытому шкафчику, но на моем плече сомкнулись пальцы Дина.

– Это может быть опасно.

– Я все же рискну, – откликнулась я.

Взяв очки, я надвинула их на глаза. Стоявшая в окуляре в этот момент голубая линза мгновенно придала всему вокруг контрастную черно-белую резкость. Я повернула латунную шкалу на ободке оптической трубы, и новое, сине-зеленое стекло выделило подрагивающим алым исходящее от Дина тепло. Следующая линза окрасила все колдовские атрибуты в лаборатории желчно-зеленым. Контуры их заколыхались, словно сносимые течением водоросли, а поле моего зрения стало выпуклым, как будто я смотрела рыбьими глазами. Меня замутило, и я стянула окуляры с головы. Эффект был не таким сильным, как от тех, что дал мне Тремейн, но эти очки отец определенно создал сам – я никогда не видела ничего подобного.

– Просто невероятно, – пробормотала я, приглаживая волосы и чувствуя, как быстро бьется у меня сердце. Устройства, механизмы – все это было так знакомо и в то же время волнующе, ведь в Лавкрафте я не сталкивалась ни с чем, даже близко похожим. – Хочешь, сам попробуй, – предложила я Дину.

Он с улыбкой покачал головой:

– Немногое может испугать тебя, а, Аойфе?

– Очень многое, – ответила я. – Очень. Но только не темнота и якобы таящееся в ней. Есть множество реальных вещей, которых я боюсь куда больше, чем теней и привидений.

– Привидений не зря все пугаются, – возразил Дин. – Мне доводилось повидать кое-что, от чего волосы вставали дыбом.

Я хотела сказать Дину, что призрак надвигающегося безумия, прокторы, от которых невозможно скрыться, и прикрепленный к твоей жизни хронометр, ведущий обратный отсчет, куда хуже любой сказочки о привидениях. Но не успела я и рта раскрыть, как мир рухнул.

Ощущение падения, дергающее, выворачивающее наизнанку, в этот раз было хуже, меня словно размазало по многим мирам сразу. Ладонь Дина выскользнула из моей, я услышала хлопанье тысяч крыльев и через мгновение уже стояла посреди комнаты, освещенной только отблесками пламени.

– Ну вот, – произнес Тремейн. – Я ведь говорил, что мы скоро увидимся.

– Неделя еще не прошла, – задыхаясь, пробормотала я. – У меня пока есть время.

Оглянувшись, я к облегчению своему увидела, что Дин тоже здесь, со мной. Упав на одно колено, он прижимал ладонь ко лбу.

– Что за чертова дьявольщина здесь творится?

– Дин, – со вздохом произнесла я, – это и есть Тремейн.

Ступив вперед, тот протянул мне руку.

– Ты можешь покинуть ведьмино кольцо, моя дорогая. – Холодный взгляд его выцветших глаз остановился на Дине. – А вот твоему спутнику придется остаться на месте. Его свечение выдает чересчур искушенный ум.

– Заткнись, бледная морда, – скрипнул зубами Дин. В лице у него не осталось ни кровинки, только ярко пылали два пятна на скулах. Проступившая испарина собиралась капельками во впадинках.

– Дыши глубже, – посоветовала я, стараясь глазами показать, что все будет в порядке. – Станет легче.

– Поторопись, дитя, – заметил Тремейн. – Пока ты медлишь, у юноши десятилетия утекают сквозь пальцы. Ты ведь не хочешь найти седого одра на месте жеребенка?

– Я еще не готова, – стояла я на своем. – Я только учусь использовать свой Дар.

– Аойфе, я привел тебя сюда не для выволочки.

Едва я пересекла кольцо, Тремейн выпустил мою руку. Пол в комнате был земляной, и по углам торчали белесые грибы, фосфоресцировавшие в тусклом освещении. Отблески пламени и залегавшие кое-где глубокие тени придавали помещению зловещий вид. Плетеные из тростника стены поросли мхом, клочья которого свисали сверху, чуть трепеща вздохами потерянных душ. Сам огонь, какого-то фиолетового оттенка, казался призрачным. Единственным прочным неодушевленным предметом выглядел каменный стол с канавками по бокам и углублением возле одного из торцов. Тремейн скользнул пальцами по выщербленному месту и оскалился в улыбке так, что я почти почувствовала его зубы на своем горле.

– Знаешь, зачем это? Сюда кладется голова во время полнолуния. В потолке есть отверстие, и в последний миг своей жизни жертва видит холодный блеск наших звезд.

– Так жуткие машины, – пробормотала я, чувствуя, как у меня подкатывает к горлу, – твой конек?

Улыбка Тремейна угасла:

– В прошлый раз ты не дерзила мне. Я предпочел бы, чтобы так было и впредь.

– Довольствуйся тем, что есть, – ответила я, выдвинув подбородок. Жест я переняла у Дина, но придала ему собственное выражение. – Нравится тебе это или нет. Если бы ты не солгал относительно того, сколько времени мне отпущено, я бы, может, и вела себя любезнее.

Тремейн обогнул стол так стремительно, что его силуэт замелькал, как на рваных кадрах бракованной светоленты. В пару шагов преодолев разделявшее нас расстояние, он навис надо мной и наотмашь ударил меня тыльной стороной ладони, прямо костяшками, по лицу. Резкий звук эхом разнесся под куполообразной крышей. Я покачнулась, чувствуя звон в голове, не в силах поверить, что Тремейн на самом деле поднял на меня руку. Дин рванулся к нему, но тот воздел вверх бледный палец с кольцом.

– Только переступи черту, юноша, и ты рассеешься, как пыль по ветру. Подумай, прежде чем сделать еще хоть шаг, сажекровый. Подумай хорошенько.

Дин отступил от края кольца.

– Хорошо же, – процедил он сквозь зубы. – Но не думай, что я не отплачу тебе сполна за этот удар.

Тремейн повернулся к нему спиной, будто угрозы Дина заслуживали внимания не больше, чем невнятное бормотание какого-нибудь бродяги с улиц Лавкрафта, и рывком заставил меня выпрямиться.

– Теперь, когда я привел тебя в чувство, ты будешь слушать каждое мое слово, Аойфе. – Он стиснул мне запястье так, что хрустнули кости. – Идем. Ну же, будь хорошей девочкой.

– Дин… – пролепетала я, когда Тремейн дернул меня за собой к длинным, сплетенным из травы занавесям, служившим дверью. Я не могла оставить Дина. Только не здесь.

– Этот разговор не для его ушей, – бросил Тремейн.

Мы вышли наружу, и я вскрикнула от неожиданности, снова оказавшись на лилейном поле. Саркофаги с королевами блестели под холодным, стальным светом луны. Лучи, сплетаясь, окутывали спящих девушек неземным сиянием, обращая их лица и цветы вокруг в призрачное, прозрачное марево, в колышущийся, извивающийся, фосфоресцирующий мираж.

– Не подумай, что мне это было приятно, – проговорил Тремейн. – Мне не доставляет удовольствия причинять боль.

Место удара до сих пор пульсировало, во рту чувствовался соленый привкус – щеку оцарапало о зубы. Я сглотнула кровь и не произнесла в ответ ни слова – только бросила на Тремейна испепеляющий взгляд.

– Ты смогла применить Дар, – продолжал тот. – Но ты все еще не понимаешь, с чем имеешь дело. Могу сказать точно – для выполнения моего задания тебе понадобится нечто совсем иное, чем близорукие суждения из дневника глупца.

– Мой отец не был глупцом, – бросила я. Холодным – да. Быть может, не слишком любящим. Но не глупцом.

Тремейн сложил руки на груди:

– Аойфе, при всем уважении: ты не знала этого человека.

– Говори что хочешь, я не могу выполнить твоего задания, – упрямо пробормотала я, хотя он был, конечно, прав. – Можешь прикончить меня хоть сейчас. Я не знаю даже, есть ли у меня Дар, – беззастенчиво соврала я.

– Есть, есть, и еще какой, – возразил Тремейн. – Вот лгать ты умеешь куда хуже. Я видел твой Дар.

– Как?.. – Я предпочитала думать, что сумела бы распознать слежку. Тремейну с его словно припудренным лицом и выбеленными, как кости мертвеца, волосами, непросто слиться с пейзажем. Возможно, правда, ему не обязательно видеть меня, чтобы за мной наблюдать. Истинная сила Народа была мне неизвестна. Поежившись, я зябко потерла ладони и спрятала их в рукава.

– Мои глаза проникают далеко, – пробормотал Тремейн, – пусть даже тело не может последовать за ними. Через Шипы и Железо, принимая любую форму, приобретая любой цвет, бесшумно проносятся они на беззвучных крыльях.

Он ухмыльнулся, и мгновенно в моей памяти всплыл звук разлетающегося стекла и визг гулей.

– Ты наслал на меня тех тварей! – выкрикнула я. – Там, в библиотеке, и потом на кладбище!

Тремейн спокойно кивнул, полируя одну из своих краг рукавом:

– Да, это я послал черную неясыть, чтобы заставить тебя защищаться и использовать Дар. О кладбище я ничего не знаю.

– Ты едва не убил меня! – рявкнула я. – Я могла…

– Отравленные королевы спят уже вечность, – резко оборвал меня Тремейн. – В прежние благословенные времена мы собрались бы у Веяльного камня и использовали бы его великую силу, чтобы снять с них чары сна. Но ныне никакая магия, порожденная Землей Шипов, не может пробудить их – таково это проклятие и такова реальность. – Он оторвал взгляд от лилий и саркофагов. – Тебе, Аойфе, тебе и твоему Дару выпал жребий отыскать способ.

Я с трудом сглотнула, стараясь не отступаться от своей изначальной позиции.

– Не знаю, чего ты от меня хочешь…

Его ладонь, протянувшись, охватила словно чашкой мою скулу – ту, на которую пришелся удар.

– Некогда жизнь народов твоего мира была озарена яркой искрой, Аойфе. Но она угасла, рассыпалась пеплом, едва оставив по себе жалкие угольки. Однако из пепла магии восстал феникс машины. Вот он-то мне и нужен.

Его пальцы сжались, вдавливая алмазно-твердые пластины ногтей в мою кожу.

– Мой мир умирает, Аойфе, и твой, нерушимо связанный с ним, также. Наш был сметен внезапным жестоким катаклизмом, ваш стремится по мертвящей спирали к вершинам всеупорядочивающего разума.

Из-под ногтей Тремейна по моей щеке заструилась кровь.

– Ты – нечто невиданное в истории твоего рода, – зашептал он. – Ты зажжешь огонь вновь. Ты очистишь пламенем коварную заразу науки.

Я пыталась вырваться, но он вцепился в меня отчаянной хваткой утопающего.

– Ты пробудишь королев, Аойфе. И чтобы освободить свою землю от оков так называемого просвещения, я исполню то, что должен. – Он склонился ко мне; наши лица почти соприкасались. – Принудить упрямую девчонку к работе – самое малое, что в моих силах, Аойфе. Будешь сопротивляться мне – и узнаешь, что еще я могу послать по твоему следу.

– Мне больно, – прошептала я.

То, чего требовал от меня Тремейн, было невозможно – так сказал отец, – но я понимала, что возражения приведут только к новым побоям. И непохоже, чтобы мой мучитель лгал – его гнев казался порождением затаившегося в глазах отчаяния, не обмана.

Отпустив меня, Тремейн кончиками пальцев смахнул кровь с моей кожи.

– Не заставляй меня причинять тебе более сильную боль, Аойфе, чтобы убедить, как ты важна для меня. Разрушь заклятие. Верни свет в оба наших мира.

– Я не могу!.. – Слезы, хлынувшие из моих глаз, щипали порезы, мешаясь с кровью. «Видела ты когда-нибудь кровь в звездном свете, Аойфе? Когда она чернее чернил?»– Я едва могу управлять им, – добавила я, вспомнив давящую тяжесть в голове, когда я сразила гулей, холод и боль, от которых едва не остановилось сердце. Как же мне разрушить заклятие? Я не знала даже, как заставить Дар проснуться, если только мне не грозит смертельная опасность от клыков и когтей.