Текст книги "Железный шип"

Автор книги: Кэтлин Киттредж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

14
Железные кости

Дин присоединился ко мне у панели, рассматривая приборы.

– Занятная штуковина. Рискнем нажать что-нибудь? – Его рука потянулась к ближайшему рычажку, подписанному «Кухня».

– Не надо, – остановила я его. Не знаю почему, но я хотела быть первой. Дом принадлежал моему отцу, значит, и механизм тоже, так что мне и выяснять, как он работает.

Из-за двери библиотеки выглянула Бетина:

– Что это за жуткий грохот, мисс? Нам ничего не грозит?

– Пока нет, – пробормотала я, касаясь каждого прибора по очереди. Это старинное устройство каким-то образом было связано со всеми уголками Грейстоуна.

– Все так дрожало и сотрясалось, – не унималась Бетина, – как будто Древние возвращаются со звезд! Моя матушка воспитывалась в обители Звездных Сестер, так вот она рассказывала…

– Это все глупые бредни, – прервал ее Кэл. – А тут техника.

– Но и сверхъестественное тоже, – возразил Дин. – Бетина не так уж далека от истины, ковбой. Мисс Аойфе разбудила не только холодный металл шестеренок. У домов есть плоть и кровь, есть кости, как у людей. Есть душа.

Кэл ткнул большим пальцем в мою сторону, потом в сторону Дина:

– Аойфе, и ты позволишь ему нести подобную ересь?

А мне слова Дина пришлись по сердцу. Грейстоун и впрямь был как живое существо – древнее, иссохшее, но все же обладающее разумом и волей.

– Оставь его, – сказала я Кэлу. – Лучше попробуем разобраться, что здесь к чему.

Верхним в ряду был переключатель, помеченный «Холл».

– Если хочешь знать мое мнение, Дин, – добавила я, – я не считаю, что это ересь и ничего больше.

Потому что Грейстоун в самом деле говорил со мной, пытался отогнать меня рыком, словно раненый зверь: когда же я починила часы, он проявился уже в открытую, показав нам свое истинное обличье. Он не был похож ни на один дом, чей порог мне доводилось переступать, и я знала, что он хранит еще немало секретов, – секретов, которые приведут меня к брату.

Моя рука легла на переключатель.

– Я хочу только попробовать – посмотрим, что произойдет. Будь там даже что-то опасное, теперь, после того как я все наладила, с ним покончено. – С обнадеживающим – как я надеялась, поскольку на деле понятия не имела, к чему это может привести, – кивком я пробежалась пальцами по ряду ручек, потом вернулась обратно к верхней. Если в костях Грейстоуна еще таилось зло, холл все же достаточно далеко, а значит, мы в относительной безопасности.

– Воля ваша, мисс. Я к этой штуке и близко не подойду.

С этими словами Бетина поспешно ретировалась. Кэл тоже попятился. Дин остался на месте, держа руки в карманах. Его мглисто-серые глаза потемнели и смотрели из-под нахмуренных бровей двумя грозовыми тучами.

Шкала вокруг переключателя была инкрустирована кусочками оникса по четырем сторонам света. Выдавленные в металле надписи гласили: «Открыто», «Закрыто», «Заперто» и «Блок». Переключатель стоял в положении «Закрыто». Я попыталась повернуть его, но заржавевшая ручка не поддавалась. Я надавила сильнее, раздался скрип, и она, вдруг высвободившись, сразу перескочила в левое положение, на «Открыто».

Ворвавшийся в библиотеку порыв свежего ветра принес с собой целый ворох дубовых листьев, коснулся моей щеки и откинул назад волосы. Кэл, бросившись к выходу, выглянул в холл.

– Дверь открылась, – крикнул он. – Чтоб мне быть шогготовым дядюшкой, если не так!

– Пожалуйста, Кэл, не надо о шогготах, – попросила я, осматривая прочие переключатели. «Главная спальня», «Чердак», «Капитанский мостик», «Крипты». Внизу панели, отдельно от других, красовалась ручка чистой слоновой кости с большим черным ониксом посередине, подписанная: «Полная изоляция». По обеим ее сторонам были два вентиля с застекленными шкалами – очевидно, показывавшими давление воды и пара. Во всяком случае, аккуратные буквы «ф./к.д.» под ними скорее всего означали «фунтов на квадратный дюйм». Я решила, что это просто такая замысловатая схема управления обычным бойлером. Даже в громадных корпусах Академии, глубоко под землей, в подвалах, где располагались водонагреватели, имелись подобные, только гораздо большие, вентили.

– По-моему, это для регулировки подачи воды и отопления, – произнес Кэл, словно читая мои мысли. – Ну и еще, видимо, двери открывать-закрывать. Только уж больно вычурно для такого. Да и в библиотеку зачем-то засунули, на всеобщее и Мастера-Всеустроителя обозрение.

– Дом старый, – откликнулась я. – Тогда, наверное, строили по-другому.

Ужасно разочарованная таким обыденным назначением потайной панели, я снова рассеянно пробежалась пальцами по приборам. Судя по виду, она способна была по меньшей мере доставить нас к Красной планете и обратно, как корабли, которыми, по слухам, владела Багровая Гвардия.

– Если это всего-навсего то, что мы думаем, – проговорила я, – зачем соединять панель с часами? Почему она должна открываться, только когда стрелки показывают десять?

– Да логика тут и не ночевала, – проворчал Кэл. – Сплошные коридоры и переходы, нагородили невесть чего. Лавкрафтовские архитекторы такой проект ни за что бы не одобрили.

– Может, в этом и дело, – прошептала я. Панель завибрировала под моими руками, слегка покалывая пальцы разрядами статики. Грейстоун продолжал говорить со мной.

Я поставила «Холл» на «Закрыто». Раздалось жужжание шестеренок, и дверь захлопнулась.

– Может, это не просто двери и коммуникации.

Я повернула ручку на «Заперто». Щелкнули замки, и в дополнение еще пара железных прутьев, опущенных поворотными рычагами, надежно заблокировала вход. Когда я перевела регулятор дальше, на «Блок», раздался скрежет давно не использовавшегося, заржавевшего механизма и потом оглушительный лязг, словно опустилась крышка гигантского металлического саркофага, накрыв собой весь дом. Снаружи, громко каркая, взвились вороны, их черные, шелковисто поблескивавшие крылья замелькали в тусклом свете дня.

– Глаза Древних! – воскликнул Кэл, выглянув в окно библиотеки. – Аойфе, ты только посмотри на это!

Присоединившись к нему, я увидела две металлические пластины, сомкнувшиеся перед входом в особняк. Зубчатые, как у венериной мухоловки, края, плотно соединялись: коварная ловушка для каждого, кто попытался бы пробраться внутрь, взломав замок.

– Этот дом живой, – прошептала я. – Нервы-рычаги и шестерни-кости, скрытые под железной шкурой.

Вернувшись к панели, я снова перевела ручку в положение «Заперто». Пластины убрались внутрь с неприятным лязгом и грохотом. Грейстоун снова был открыт миру.

Кэл присвистнул:

– Можно кого хочешь закрыть – прямо тюрьма строгого режима.

– Или не пустить кого-то внутрь, – пробормотал Дин. – Мне, по правде сказать, такие штуки не слишком-то по душе. Когда живешь в Ржавных Доках, то и дело приходят мысли о прокторских трудлагерях, о холодном металле кандалов и рубцах на спине.

Завороженная своим открытием, я только нетерпеливо отмахнулась:

– Весь дом – один гигантский механизм, связанный воедино этими часами, и отсюда можно управлять им, как пожелаешь.

Сконструировать подобный дом – о таком, наверное, мечтал бы любой студент Школы Механизмов. Задача собрать всю структуру воедино, откалибровать и подстроить, чтобы работала без сучка, без задоринки, потом еще синхронизировать с центральным узлом – часами – и панелью управления… Я разбиралась в механике и не могла не поражаться – сколько же времени и тщания вложил мастер в это сооружение.

Строил дом явно не мой отец – здание выглядело куда более старым, в викторианском стиле, – но он наверняка знал о его начинке, он ведь жил в этом чуде механической науки. Теперь, когда он ушел, только я могла разбудить погруженные в сон железные кости Грейстоуна, научиться управлять ими. Отныне они принадлежали мне и только мне – пока не вернется отец. Если он вообще вернется.

– Ну что? – сказал Кэл. – Надо испытать механизм – посмотреть, на что он способен по-настоящему. В смысле, нам же нужно подумать о безопасности. – Глаза у него горели, пальцы подергивались – ему, как и мне, явно не терпелось добраться до панели управления.

– Конечно-конечно, – с легкой улыбкой отозвалась я. – Давай так – ты останешься здесь и будешь пробовать все переключатели, а мы с Дином пойдем посмотрим, что да как, хорошо?

Теперь, когда Кэл заполучил в руки такую игрушку, о возвращении в Лавкрафт не могло быть и речи. Пусть его забавляется – а я покажу, что не сержусь за вчерашнее.

При упоминании Дина у Кэла дернулся мускул на щеке, но этим дело и ограничилось.

– Поаккуратнее с ловушками, – только и сказал он. – Позиция блокировки есть у каждого переключателя.

– Аойфе в надежных руках, – отозвался Дин, беря меня под локоть и ведя к выходу.

Я освободилась:

– Ни в чьих я не руках.

Дин на мгновение напрягся, но тут же оправился.

– Виноват. – Он склонил голову.

– Я не… – Я остановилась, не желая поставить себя в еще более дурацкое положение. Я сторонилась Дина не потому, что он был мне неприятен. Скорее опасен, как пламя эфира – яркое, притягивающее, но и горячее, способное обжечь. Мне нужно отыскать Конрада, вытащить его из беды и вернуться домой, а не забивать себе из-за какого-то парня голову мыслями и несбыточными мечтами о том, что могло бы быть, не сходи я с ума, родись я в другой, нормальной семье. И неважно, насколько сильно мне хотелось узнать, чем он отличается от остальных. Хотелось. Но пусть этим все и ограничится.

– Эй, – окликнул меня Дин, стоя на пороге малой гостиной. – Может, теперь удастся заставить радио работать?

Он указал на старомодный агрегат с трубками рубиново-красного и изумрудно-зеленого стекла, внутри которых лениво струился газ.

– Даже не знаю, – ответила я. – Штуковина – настоящий антиквариат. Кэл! – крикнула я погромче. – Включи эфир!

Спустя секунду зарделись кристаллы, разогревавшие и активировавшие эфир. Я покрутила ручку настройки – стеклянная стрелка двинулась по шкале, и в древнем раструбе заскрипело:

– Вы слушаете Даблью-Кей-Пи-Эс из Питтсфилда, Массачусетс, и это новости с Дирком Девиллом. Сегодня президент выступил с заявлением касательно продолжающихся секретных исследований некровируса в лабораториях Багровой Гвардии, назвав их вопиющей агрессией еретиков против Соединенных Штатов…

Дин крутанул дальше:

– Мои извинения, но этот парень как будто шуруп мне в голову вкручивает.

Раздался смех аудитории из «Шоу Лари Ловетта». Теперь уж за ручку взялась я. Слабо зашуршала музыка – фонографическая запись напополам с помехами.

Губы Дина дрогнули в улыбке:

– Наконец что-то, на чем мы оба сойдемся.

– Аойфе, ты весь день там собираешься ошиваться? – крикнул Кэл. – Я хочу узнать, на что способна эта штука!

– Ладно, Кэл, мы идем, – откликнулась я и потянулась выключить радио, но Дин меня остановил.

– Не стоит. Когда ты наедине с очаровательной девушкой, немного музыки не помешает.

Я почувствовала, как краска бросилась мне в лицо. В который раз слова Дина выбили меня из колеи. Никто из моих знакомых не выражался с такой свободой и непринужденностью, как он. Особенно когда это касалось меня.

– Мы не наедине, Дин, и едва ли я похожа на девушку, которую ты назвал бы очаровательной.

Дин убрал прядку у меня с глаз:

– Может быть, мне все-таки виднее?

Я отстранилась. Нет уж, кому, как не мне, знать, что я из умных девушек, не из красивых. Это Сесилии мальчики все время твердили о ее красоте, чем она и пользовалась без зазрения совести. Мне такого никто не говорил.

– Нужно проверить другие комнаты, – пробормотала я. – Убедиться, что там ничего опасного.

Поднявшись, я попятилась прочь от Дина и едва не запнулась о собственные ноги, но он лишь улыбнулся.

– Посмотри наверху, – проговорила я, – а я спущусь в подвал – вдруг бойлер… э-э…

– Перегревается? – подсказал Дин.

Хуже было уже некуда.

– Да, – только и проблеяла я.

– Без проблем, – ответил Дин, тоже вставая и отряхивая джинсы. – Я крикну, если там что-нибудь будет.

Судя по непринужденной улыбке, он был нисколько не в обиде, однако я, переходя из комнаты в комнату, все равно чувствовала себя не в своей тарелке. Окна и двери открывались и закрывались сами собой, стоило мне только ступить на порог. Железные решетки опускались снаружи, защищая обитателей Грейстоуна от опасностей внешнего мира, а потолок главной гостиной, наоборот, по одному щелчку сдвинулся в сторону, явив вращающийся купол звездного неба из серебра, латуни и стекла на фоне темно-синих плюшевых облаков. Изгородь по внешней границе сада и подъездной дорожки вдруг ощетинивалась острыми штырями, а механическое пианино в музыкальной комнате начинало играть вальс Брамса, и металлические фигурки танцоров кружились на его крышке.

Наконец, чудеса Грейстоуна иссякли. Осталось лишь самое приземленное – проверить вновь запущенный бойлер на протечки.

– Кэл, я в подвал! – крикнула я. – Через минуту поднимусь!

– Осторожней там! – отозвался он. – Подвал идет последним, так что мы, считай, со всем разобрались!

Дверь в подвал нашлась на кухне. Под скептическим взглядом Бетины я взялась за ручку, собираясь спуститься вниз.

– Вы бы поостереглись, мисс. Контрабандисты там всюду подкопов понаоставляли – того гляди, провалитесь.

– Бетина, я уже не маленькая, – ответила я. Хватит с меня и Кэла с его заботливостью – одного опекуна на день уже многовато.

– Что ж, – ворчливо произнесла она. – Ежели угодите козодою в глотку, меня не вините.

– И на том спасибо, – откликнулась я, спускаясь по скрипучим ступеням винтовой лестницы.

В подвале царили сырость и тьма, но ряд эфирных ламп под потолком, соединенных проводом, высвечивал дорожку, в конце которой виднелся древний-предревний бойлер. Фундамент особняка выглядел куда старше, чем тщательно вытесанные камни и кирпич стен, – из земляного ложа поднимались грубо обработанные булыжники. Полом служила та же утоптанная, казалось, не за одно столетие земля.

Я осмотрела бойлер – несмотря на возраст, все еще крепкий агрегат потсдамской работы, вывезенный из Европы. Давление было в норме, горячая вода струилась через лабиринт трубок, наполняя темноту подвала шипением. Для меня оно прозвучало словно зов шоггота, и я стремительно отпрянула, ударившись головой о низко висевшую лампу. В запрыгавшем по стенам голубом свете я мельком увидела заложенную кирпичом дыру. Стало быть, Бетина не все выдумывала насчет контрабандистов.

Шипение бойлера нарастало, звучало все настойчивей. Не в силах отвести глаз от углубления в стене, я почувствовала, как запульсировало плечо. Помню, Конрад как-то читал мне книгу – один из немногих потрепанных томиков, которые хранила Нерисса. Там был рассказ под названием «Бочонок амонтильядо» – о человеке, которого замуровали заживо, приманив обещанием великолепного вина.

Бетина в кухне открыла паровой клапан, так что бойлер загрохотал и затрясся, и я рванула вверх по ступенькам с оскорбительной для своей гордости поспешностью.

Кэла я нашла все там же, у панели управления. Разглаживая подол ладонями, чтобы руки перестали дрожать, я вдруг почувствовала себя ужасно глупо. И чего я испугалась? Хоть Грейстоун и не принадлежал мне, здесь я ощущала себя дома в большей степени, чем где бы то ни было. Он не причинит мне вреда. У шестерней и механизмов нет разума, они не живут собственной жизнью.

– Что-то ты побледнела, Аойфе, – заметил Кэл. – С тобой все нормально?

– Я… да. Все в полном порядке. – Я прошлась по переключателям на панели, возвращая их в исходное положение. – Ну, кажется, все работает.

– Не совсем, – сказал Кэл. – Тот, что на саму библиотеку, застрял.

– Наверняка просто нужно смазать, – предположила я. – Спрошу у Бетины, не знает ли она, где здесь автогараж.

– Может, попробуем повернуть его вместе? Сколько там эта штука простояла закрытой? Приржавел, вот и все.

– Ладно, как скажешь.

Я взялась за ручку и попыталась повернуть ее, но, как Кэл и сказал, она накрепко застряла. Его ладонь легла поверх моей. Длинные холодные пальцы сжались.

– На счет три, – проговорил он. – Раз, два… три!

Мы надавили одновременно. Хватка Кэла так растирала мне кожу, что я вскрикнула от боли, но в этот момент сопротивление ослабло, и ручка через силу подалась. Шестерни недовольно заскрежетали, словно жалуясь на небрежение, в котором Грейстоун пребывал с тех пор, как отец покинул его.

Однако ничего не произошло, никакие чудеса инженерии и механики нам не открылись. Библиотека упорно оставалась все той же.

– Сломался, видать, – пробурчал Кэл.

По лестнице, грохоча подбитыми ботинками, спустился Дин. На белом мраморе холла за ним оставались отметины.

– Наверху есть на что взглянуть при работающем механизме, – сказал он. – Там, в кабинете, карта мира – движущаяся и с морским компасом, а еще стенографическая машина, которая сама печатает, если говорить в фонофон. – Его взгляд упал на наши сплетенные руки. – Я, кажется, не вовремя?

– Это не то, о чем ты подумал, – быстро ответила я. – Мы просто пытаемся сдвинуть с места дурацкий библиотечный переключатель. – Я надавила снова, но добилась только того, что запястье пронзила острая боль – впрочем, не острее, чем взгляды, которыми обменялись Кэл и Дин.

– Брось его, Аойфе, – махнул рукой Кэл. – Если уж у меня не получилось, у тебя и подавно не выйдет. Я куда сильнее.

Все накопившееся за день напряжение ударило мне в голову. Я, конечно, привыкла, что в Школе Движителей на меня смотрят как на недоразумение, и сносила это с подобающим девушке благовоспитанным смирением. Но то было в Лавкрафте. Здесь же, в доме моего отца, будто выросшем из моих снов и мечтаний, в которых кружились шестеренки и слышался ласковый шепот пара и которые заменяли мне обычные девчоночьи – о модных туфлях и звездах светолент… Да будь я трижды проклята, если стану терпеть подобное!

Обхватив переключатель обеими руками, я навалилась на него изо всех сил, напрягая мышцы спины и не обращая внимания на боль. От панели к моим пальцам снова проскочила искра статического разряда, сильного настолько, что у меня поднялись волоски на коже. В висках застучало, но тут механизм поддался – так же внезапно, как по моей команде остановились часы.

Откуда-то из-под потолка вдруг послышался лязг и скрежет, струйкой осыпалась пыль. Я задрала голову, почти готовая к тому, что растрескавшаяся штукатурка вот-вот обвалится на нас. Вместо этого я увидела спускающуюся сверху раздвижную лестницу из дерева и металла. По-паучьи тонкие ножки, аккуратно коснувшись досок, твердо встали на пол, и в гладкой поверхности потолка, футах в двадцати у меня над головой, приоткрылся небольшой люк.

– Да тут ходов больше, чем в муравейнике, – проговорил Кэл. – Как думаешь, что там?

Я уже стояла на третьей ступеньке, не в силах противиться притяжению тайны.

– Пока не знаю, но собираюсь выяснить.

– Не… – начал было Кэл, но тут же со вздохом поднял руки. – Только не попади в какую-нибудь темную дыру, где нам тебя не найти.

– Можешь не волноваться, – улыбнулась я сверху. – В последнее время выбираться из темных дыр для меня дело привычное.

Я побывала уже во всех помещениях дома, и, как ни занимательны они были, это меня пока никуда не привело. Значит, именно здесь прячется ключ к тому, где искать Конрада. И Арчибальда тоже. В глубине души я почему-то знала, что в этой комнате получу ответ на вопрос, как найти и освободить отца и брата. Ощущение было резким и сильным, как там, в подвале, только теперь это был не страх, а уверенность. Сейчас я просто должна получить какую-то подсказку. На новые озарения рассчитывать уже не приходится.

– Аойфе, подожди. – Дин сунул руку в карман.

– Тебе меня не отговорить, – ответила я.

Дин, достав зажигалку, перебросил ее мне:

– Я и не пытался. Просто не хочу, чтобы ты бродила там одна впотьмах.

Я с благодарностью взяла подарок и сунула его за отворот ботинка, чтобы было легче достать, когда понадобится. Цепляясь за тонкие перекладины, я принялась карабкаться вверх.

15
Запретные фолианты

Забравшись в темный люк, я ощупью продвигалась вперед на четвереньках, утопая в полудюймовом слое пыли и грязи. Тесный, душный чердак за годы без уборки затянуло паутиной, и я старалась без необходимости ни к чему не прикасаться. Нашарив зажигалку в ботинке, я щелкнула кремнем – раз, другой. В темноте вспыхнул, предупреждающе шипя, словно отгоняя ее, язычок пламени.

Потайное помещение над библиотекой оказалось маленькой, треугольной в сечении комнаткой, втиснутой между скатами крыши и фронтонами. Сквозь окно в свинцовом крестообразном переплете, затянутое промасленной бумагой, едва пробивался тусклый свет. Заметив выхваченный из темноты силуэт масляной лампы, я сняла с нее закопченный стеклянный шар и поднесла зажигалку к фитилю. Пламя, помигав, разгорелось, и я подняла лампу повыше, чтобы рассмотреть все как следует.

Чердак был заполнен книгами. Они окружали меня со всех сторон, громоздясь на полках, на полу, на единственном обшарпанном столике посреди комнаты руинами миниатюрных зданий. Внизу, в библиотеке, тома выглядели безупречно; эти же казались куда более старыми и ветхими, с треснувшими корешками – если они у них вообще оставались – и подпорченными водой, деформированными страницами. Книги, зачитанные донельзя. Как выразилась бы миссис Форчун, «излюбленные».

Я едва успела обвести взглядом крохотную комнатку, как люк вдруг захлопнулся, лязгнув защелками.

– Аойфе! – донесся до меня крик Кэла. Я метнулась к выходу сквозь нагромождение книг, едва не расколотив лампу – вспыхнула бы, наверное, вся комната. Попытки подцепить край люка ни к чему не привели – замок держал крепко, а закрывающая его латунная панель с моей стороны была совершенно гладкой.

С колотящимся сердцем, в сразу навалившейся духоте чердака, я принялась сбрасывать книги на пол, пытаясь отыскать среди полок, среди тысяч истрепанных томов механизм, открывающий замок. Ничего. Я была в ловушке. Остановившись, я в отчаянии зашарила по сторонам лучом света из лампы. Наконец что-то блеснуло, и за грудой журналов прошлого века я разглядела вделанный в стену на уровне груди переключатель.

– Аойфе! – Лестница задребезжала под тяжелыми шагами. Дин, поднявшись к потолку, загрохотал люком. – Аойфе, мы не можем его открыть!

– Все в порядке! – прокричала я. – Тут есть рычаг!

У переключателя оказалось всего две позиции, и одна из них, к моему неимоверному облегчению, была подписана «Открыть дверь». От пережитого страха у меня кружилась голова, и я, расстегнув пуговицу на воротнике, принялась обмахиваться одним из зачитанных журналов, пока сердце не перестало стучать, как сумасшедшее.

Подняв лампу с пола, я убрала ее подальше от книг, обратно на письменный стол, столь же разительно отличавшийся от своего изящного собрата, стоявшего в библиотеке, как Школа Движителей от лавкрафтовской Консерватории. Этот был испещрен трещинами и порезами, покрыт чернильными пятнами и смятыми обрывками пергамента. Вне всякого сомнения, отец – или кто-то из давно покинувших наш мир Грейсонов – проводил здесь многие часы, забравшись на самую верхотуру. Судя по завешенному окну и блокировке замка, помещение держали в глубокой тайне, и никто из домашних или посторонних не мог ни пробраться, ни заглянуть внутрь.

Может, кому-то и нравилось сидеть здесь в темноте, но мне такая таинственность – все эти длинные тени в тусклом свете лампы – здорово действовала на нервы. Я сорвала бумагу с окна, и слабое сияние осеннего солнца озарило образовавшийся за десятилетия кавардак.

Крыша оказалась куда ниже, чем мне казалось, так что я могла сделать лишь по шесть маленьких шажков в любом направлении. Кроме книг – занимавших больше всего места – чего здесь только не было. Солнечные лучи осветили разбитые на гнезда ящички, в которых размещались различные коллекции, и шкафчик для карт и чертежей. На нем стоял набор натуралиста с заспиртованными экземплярами в стеклянных банках, а высоко на полке, рядом с пустыми чернильницами, торчал глобус, испещренный очертаниями неведомых стран. Под ногой у меня что-то хрустнуло – взглянув вниз, я увидела на полу целую кучу очинков от перьев.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что ни на одном из корешков книг, которыми были уставлены провисшие полки, нет названий. Большей частью это оказались рукописные тетради, сшитые суровой нитью, и даже на обложках красовались те же угловатые аккуратные буквы, что и на подписях к приборам, управлявшим Грейстоуном.

– Аойфе, ты спускаешься или нет? – крикнул Кэл. – Что ты там нашла?

Я открыла люк и высунула голову, не выпуская из рук взятый с полки ближайший фолиант.

– Смотрю, что к чему. Я, наверное, еще побуду здесь.

Кэл помахал рукой перед лицом, разгоняя облако трухи, посыпавшейся из сдвинутой створки.

– Ты шутишь, что ли?

– Поднимись сам, – предложила я. – Тут куча всяких коллекций и интересных штуковин.

Кэл решительно потряс головой:

– Поверить не могу, что тебе интереснее разбирать чьи-то древние каракули, чем исследовать дом.

– Дом никуда от нас не денется, – ответила я. – Давай, Кэл, поднимайся.

– Нет уж, спасибо, – поспешно проговорил он. – Нечего мне делать на такой верхотуре. – Он подтолкнул Дина в плечо. – Идем, я попрошу Бетину приготовить нам ленч. Аойфе, когда наткнется на книжку, часами может не отрываться.

– По-моему, это пошло ей только на пользу.

Задрав голову, Дин подмигнул мне, но все же последовал за Кэлом через потайной черный ход на кухню. Я дернула рычаг, вновь закрывая люк. Ну хоть общая для всех парней любовь к горячей пище их примирила. Значит, где-то час на обследование чердака у меня есть. Я была уверена: Конрад хотел, чтобы я добралась сюда. Но вот что именно мне здесь искать, не имела ни малейшего понятия.

Сперва я взялась за шкафчик с картами. Их там оказалась целая кипа – скомканных как попало, впихнутых внутрь так, будто владелец убирал их в ужасной спешке. Или, может быть, пытался что-то спрятать?

Вытащив весь бумажный ком целиком, я не нашла за ним ничего, кроме пыли и трупиков насекомых. Я расправила листы и обнаружила сверху карту звездного неба – похожей мы пользовались на занятиях в Академии. Эта, однако, выглядела более старой, всю ее испещряли дописанные от руки буквы и цифры, да и звезд было куда больше, чем я могла вспомнить из единственного своего курса астрономии. Профессора Фарула арестовали за ересь в самом начале моего первого года – на уроках он утверждал, что однажды Древние возвратятся на землю и станут владычествовать над людьми. Никто из нас особенно не любил этого преподавателя, но он был просто безвредным чудаком. В тот раз я впервые близко увидела прокторов – не считая суда, где мать признали неизлечимой. Стоило мне вспомнить шорох их грубой черной формы и грохот окованных спереди сталью высоких ботинок по полу обсерватории, и словно чья-то холодная рука ложилась сзади на шею.

Следующей была карта Массачусетса – такую можно купить в любой картографической лавчонке за полдоллара. Ее тоже густо покрывали неразборчивые чернильные каракули, сконцентрированные вокруг и внутри границ Аркхема. Символы, звездочки, пиктограммы – больше всего они напоминали мои бунтарские рисунки по полям тетрадей.

Последняя, самая истрепанная, была начерчена от руки на плотном материале, больше всего походившем не на бумагу или холст, а на древнюю, иссохшую кожу, – достаточно тяжелом, чтобы разгладиться под собственным весом. Некоторые фрагменты чертежа оказались безвозвратно затертыми или расплывшимися.

Сначала я ничего не могла понять в этом нагромождении линий и инженерных обозначений, и вдруг у меня аж дух перехватило – я узнала знакомый крестообразный силуэт с тремя расходящимися в разные стороны крыльями, окруженный стеной и раскиданными там и сям по саду хозяйственными постройками. Непонятная схема была планом Грейстоуна и, судя по небрежно набросанным комментариям к его механической начинке, представляла собой изначальный чертеж проектировщика. В уголке, почти полностью стершаяся после десятков прикосновений пальцев, скатывавших и раскатывавших лист, стояла дата – «1871».

Я бережно отложила план и, порывшись в окружающем беспорядке, нашла цилиндрический кожаный тубус для переноски чертежей и карт – такие использовали инженеры, механики, да и просто натуралисты-любители, изучающие дикую природу. Аккуратно скатав лист, я убрала его в тубус и положила на пол у стола. Я не собиралась выпускать вещь подобной ценности из поля зрения, пока не узнаю, что же за тайну скрывает Грейстоун. Однако, как ни интересен был чертеж сам по себе, он нисколько не приблизил меня к разгадке, к тому, чтобы найти Конрада, и я вновь вернулась к нагромождению книг и рукописей, хватая наудачу то одну, то другую и поднимая столько пыли, что и гуль бы задохнулся.

Большинство книг относились к фантастическим и даже еретическим – дешевые поделки, в которых крутые детективы преследовали роковых красоток, истории о путешествиях на дно океана в живой биомеханической субмарине… Одна толстая книга с вытертым корешком была полностью на немецком. В общем, все, избежавшее костров прокторов во время войны и после, оказалось здесь.

Немецкий мы учили – язык поверженного противника нужно знать, – но нам запрещали читать на нем вне занятий и вообще в пределах Академии. С глаголами у меня всегда был полный кошмар, но несколько заголовков попроще я разобрала: «Беляночка и Розочка», «Рапунцель», «Жених-разбойник».

Я положила том к футляру с планом – посмотрю позже. Сейчас отвлекаться нельзя, нужно искать брата. Кто-то из Грейсонов просто обязан был оставить какой-нибудь намек: что происходит в этом таинственном доме, зачем Конрад приходил сюда и почему вдруг исчез.

Я принялась листать рукописные тетради, пытаясь отыскать хоть что-то полезное. Несколько лежавших сверху оказались полной тарабарщиной – написанные каким-то шифром, да еще и почерк жуткий. Отпихнув их подальше, я полезла глубже в здоровенную кипу на самой нижней полке под окном. Вернувшиеся вороны расселись снаружи на карнизе, перекликаясь друг с другом.

– Если уж решили здесь торчать, могли бы по крайней мере вести себя потише и дать мне поработать спокойно, – проворчала я, но они только загалдели еще громче.

Потянув не поддавшийся с первого раза фолиант, я обрушила на себя целую лавину переплетенных и просто связанных стопками листов, и они завалили меня до самых щиколоток. Со словами, отнюдь не приличествующими благовоспитанной девушке, я принялась запихивать их обратно и тут заметила, что у большинства на первой странице есть какие-то цифры. Номера, насколько я могла понять, следовали в определенном порядке.

Перебрав тетрадей двадцать, я обнаружила на каждой один и тот же шифр из трех чисел: 45-6-12, 7-77-8 и так далее. И дешевые тканевые обложки, и роскошные кожаные переплеты пухлых томов – все несли на себе такие надписи. Открыв наугад один из пронумерованных журналов, я обнаружила внутри груду несшитых, пожелтевших от времени листов. На верхнем красовался рисунок животного с собачьей головой и ногами льва, к телу которого прикреплялись на шарнирах огромные распростертые крылья. Наброски – всего около сотни – были подписаны просто «Машинерия» и могли принадлежать только какому-нибудь гениальному безумцу. Передо мной предстали движущаяся рейсовка, из которой сзади вырывался не пар, а пламя, счетная машина, которая поместилась бы в рюкзаке Кэла…