Текст книги "Дворцовые тайны. Соперница королевы"

Автор книги: Кэролли Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 37 страниц)

– Так вы чихаете на мою госпожу, леди Анну? – голос Генриха зазвенел страшным гневом. Не убоявшись, испанка втянула носом воздух и громко и нарочито чихнула в сторону Анны.

– Вон отсюда! – вскричал король, указывая на дверь.

– Но, мой господин… – начала Екатерина.

– Замолчите, мадам!

Мария де Салинас медленным шагом направилась в сторону королевы, но Екатерина едва заметно покачала головой. Мария замерла, пробормотала какое-то испанское проклятье и вышла из зала.

– Проследите, чтобы ее духу не было при моем дворе, – рявкнул король, обращаясь к Гриффиту Ричардсу, церемониймейстеру королевы, который поклоном подтвердил, что приказ будет исполнен.

В это время Анна, осознавая, что взоры всех в зале обращены на нее, подошла к креслу, где сидела королева. Екатерина невозмутимо продолжала работать иглой.

– Еще один алтарный покров? – спросила Анна сладким голосом, рассеянно теребя свободный конец полотна, лежавшего на коленях Екатерины. – Или новая подушечка для аналоя?

Анна улыбалась, но улыбка ее, на мой взгляд, больше напоминала гримасу.

– Господь любит красивые вышивки, – добавила она, бесцеремонно комкая ткань.

– Господь любит добродетель и скромность, – заметила королева, не поднимая глаз от вышивания.

– И плодовитость, – быстро нашлась Анна. – Плодовитость – самая большая добродетель женщины.

Королева бросила нарочитый взгляд на живот Анны и усмехнулась. Этот взгляд не остался без внимания ни Анны, ни всех нас.

– Женщина в двадцать пять лет, – заявила Инес де Венегас, как будто бы разговаривая сама с собой, – должна уже быть замужем, чтобы доказать свою способность к деторождению. Если у нее, конечно, нет какого-нибудь недостатка… – она подняла руку, – например, лишнего пальца. Немного найдется мужчин, которые захотят взять в жены такую женщину.

С этими словами Инес громко чихнула, и все мы тут же тоже принялись чихать.

– Довольно! – воскликнул король и подал знак музыкантам.

Те вновь заиграли ту же мелодию. Генрих привлек к себе Анну еще теснее, чем в прошлый раз, и они пошли по кругу, сознательно заменяя одни па другими, делавшими их танец еще более откровенным. Король так крепко обнял Анну, что теперь их груди плотно соприкасались, а затем неожиданно отпустил, и она едва не упала, но не растерялась, а лишь отвечала ему дерзкой улыбкой и смехом. Король приблизил свое лицо вплотную к лицу Анны, коснулся губами ее щеки, что-то зашептал на ухо, а затем схватил за запястья и завел ее руки за спину, чтобы она не могла вырваться из его объятий.

Я отвернулась, не в силах долее наблюдать эту постыдную сцену. И не потому, что она была исполнена сладострастья, а потому что король и Анна сознательно унижали королеву Екатерину, выставляя напоказ свою связь, в которой теперь уже мало кто сомневался. Более того, они словно бы вызывали королеву на грубости и упреки, как сделали это Мария Салинас и другие испанки.

Клянусь Богом, я никогда не отличалась ханжеством. Наши с Уиллом поцелуи и объятия были одновременно и нежными, и страстными, хотя мы и отказывали себе в последнем удовольствии, венчающем любовное чувство, оставляя его про запас на нашу первую брачную ночь. Но мы никогда не миловались на людях и никого не пытались уязвить зрелищем своей любви.

– А теперь, мадам, скажите, что выдумаете о нашем танце? – спросил Генрих, обращаясь к жене, когда музыка смолкла.

Несмотря на лихую пляску, он почти не запыхался, тогда как Анна, стоявшая рядом с ним, тяжело дышала и раскраснелась, а ее черные глаза сверкали от возбуждения. Ответ королевы не заставил себя ждать.

– Король оказывает честь моим фрейлинам, приглашая их на танец, – спокойно проговорила она. – А оказывая честь им, он оказывает честь и мне.

С этими словами она вернулась к своему вышиванию, а все мы, отложившие рукоделие на время танца, последовали примеру нашей госпожи. Король раздраженно пожал плечами и поспешил удалиться, а музыканты последовали за ним.

Анна осталась стоять, строптиво вскинув голову и нетерпеливо притопывая. Потом свистом подозвала свою маленькую собачку, которая впрыгнула к ней на руки и принялась облизывать ей лицо. Наступила тишина, и тут я чихнула. Моему примеру последовала Бриджит, потом испанские придворные дамы, а вслед за ними и остальные фрейлины. Королева не могла не улыбнуться такому проявлению нашей преданности. Анна в бешенстве топнула ногой.

После этого по знаку Екатерины Джейн Попинкорт возобновила чтение. Она принялась за историю святой Клотильды[30]30
  Клотильда Бургундская, или Клотильда Святая (ок. 475 – ок. 545) – вторая жена франкского короля Хлодвига I, убедившая своего мужа принять католичество. Почитается как святая (ее день – 4 июня), покровительница невест, приемных детей, родителей, изгнанников и вдов.


[Закрыть] – одинокой христианки в окружении язычников-франков, которая в стародавние времени проявила неслыханное терпение и стойкость перед лицом жестокости и унижений со стороны варваров, прощая врагов своих и с кроткой улыбкой вверяя себя милости Божьей.

– Принц едет! Дорогу принцу!

Пыль летела столбом из-под копыт двух всадников, пустивших своих коней вскачь на узкой дороге. Они криками и ударами хлыста расчищали путь среди тяжело груженных телег, странствующих торговцев, пеших крестьян и пилигримов, тянувшихся к мощам святой Герты.

Я ехала в Кройдон, в имение Томаса Тирингэма, чтобы навестить племянников, когда мое продвижение было остановлено появлением этих всадников. Я завернула свою лошадь в кусты, росшие по обеим сторонам дороги, и разрешила ей немного пощипать сухую, пыльную траву. Скоро пыль улеглась и на дороге появилась небольшая процессия.

Впереди на мощном коне красовался герольд в пышных одеждах цветов короля. За ним ехали пятеро стражей, вооруженных алебардами, которые пытались держать строй, несмотря на то, что дорога была слишком узкой и разбитой. Они охраняли сверкающий серебром паланкин, украшенный затейливым узором. Пурпурные бархатные занавески с серебряной окантовкой скрывали того, кто находился внутри, но недолго. Чья-то рука отдернула занавески, и в окне показалось бледное лицо маленького мальчика. Я узнала Генри Фицроя, которого теперь по приказу короля следовало называть принцем, хотя он был только герцогом.

Роскошный паланкин был вполне под стать высокому титулу его юного пассажира, но в бледном детском лице не было ничего королевского. Ребенок выглядел испуганным и больным. Я подумала, что толчки и тряска, которых не могли избежать носильщики, двигаясь по разъезженной дороге, укачали юного герцога до тошноты.

– Опустите паланкин! – велел он слабым голосом.

Сперва принца не услышали за кудахтаньем кур, криками ослов, громкими голосами путников и стуком тележных колес. Но после того, как он прокричал одно и то же несколько раз, паланкин наконец опустили.

Мальчик отдернул полог, служивший дверцей паланкина, и выбрался наружу. Он закрыл глаза и опустился на корточки среди дороги, не обращая внимания на то, что его одежда, состоявшая из кремовых шелковых штанов, парадных башмаков с серебряными застежками и белой рубашки из такого тонкого полотна, что через него была видна кожа, страдает от дорожной грязи и пыли. Шапочка с яркими перьями упала с его головы, но малышу, казалось, не было дело до этого.

Я не сводила глаз с наследника и увидела, что шестеро всадников, двигавшихся в хвосте процессии, подъехали ближе, спешились и окружили сгорбившегося мальчика. Я слышала, как он кашляет. Вся процессия замерла, пока эти шестеро – а я узнала в них королевских лекарей, которые везде сопровождали Генри Фицроя, – осмотрели своего пациента и принялись обсуждать его состояние друг с другом. Наконец они влезли обратно на своих коней, и пышная кавалькада продолжила свой путь, но стала двигаться гораздо тише. Моя лошадь оказалась оттерта телегами и всадниками далеко от серебристого паланкина, и я начала волноваться, что путь мой окажется гораздо дольше, чем следовало, и племянники, которые весьма привязались ко мне, расстроятся и заплачут, если я не приеду вовремя.

Вскоре процессия опять остановилась, и теперь юный Фицрой, не дожидаясь, когда его врачи спешатся и доберутся до него, почти выпал из паланкина, неверными шагами добрался до обочины, и там его вырвало.

Никто не пришел к нему на помощь.

Извергнув содержимое желудка, мальчик умылся в грязном ручейке и с трудом забрался обратно в свое качающееся средство передвижения.

Не желая опоздать на встречу с племянниками, я хлестнула свою лошадь и поскакала по краю дороги вперед в объезд процессии. Паланкин, качаясь, по-прежнему передвигался неторопливо, предшествуемый герольдами, громко требующими дать дорогу принцу. Я пришпорила свою добрую лошадку, и она послушно и споро понесла меня по направлению к Кройдону.

Глава 6

После крушения «Эглантина» Уилл больше не упоминал о возможности нашего с ним бегства к далеким берегам, но по его поступкам чувствовалось, что он не потерял надежду на наше с ним совместное будущее. Он отказался подчиниться требованию своей семьи и жениться на девушке из рода Сидни. Мой возлюбленный твердил, что ждет одну меня и никогда не сможет полюбить другую. Меня до слез трогали его слова, но я отказывалась обсуждать с ним эту тему, потому что холодный рассудок подсказывал мне – все против нас. Но, даже погружаясь в тоску и отчаянье, я не хотела расстаться с последним лучиком надежды: вдруг случится чудо, и мы с Уиллом сможем зажить своей собственной жизнью вдали от запретов и ограничений королевского двора, вдали от наших родителей с их произволом и сластолюбием.

Я слишком хорошо понимала, что, приняв на себя по собственному выбору заботу о своих племянниках, возложила на себя определенное бремя, – но оно меня не тяготило. Более того, общение с этими детьми придавало мне бодрости, я хотела вырастить их достойными людьми и не оставлять их в дальнейшем своим попечением. Генри и Джон, несмотря на рано выпавшие на их долю несчастья, сейчас чувствовали себя хорошо. Они все еще скучали по матери, но перестали плакать и звать ее по ночам. Про отца они не вспоминали, что не удивительно: Нед даже в те годы, когда они еще были одной семьей, редко видел своих сыновей. Он почти все время проводил при дворе, занимаясь поручениями кардинала Вулси и своей собственной карьерой. Сейчас мальчики совершенно забыли его или так мне казалось. Во всяком случае, они ни разу не заговаривали о нем.

Я со своей стороны прекратила всякие попытки убедить Неда возродить семью, выпустить жену из монастырского заточения и признать детей своими. Моя невестка Кэт день за днем, месяц за месяцем томилась в четырех стенах, лишенная поддержки родственников и друзей, и мне не дозволялось ни навещать ее, ни писать ей. Никто в семье и среди слуг никогда не упоминал ее имени, а Нед начал поговаривать о том, чтобы вновь жениться. Как и наш король, он изыскивал способ объявить свой первый брак недействительным или, как говорили крючкотворы-законники, «ничтожным». Мы при дворе все больше и больше привыкали к этим заковыристым словечкам по мере того, как Великое Королевское Дело совершенно отодвинуло на задний план прочие вопросы государственной важности. Но я знала, что Кэт – не «ничтожество», не бестелесный призрак прошлого, а женщина из плоти и крови, и потому никогда не забывала о ней и ее печальной участи.

Тем временем наш король устроил настоящую осаду своей супруги, ежедневно штурмуя бастионы ее неколебимого достоинства и требуя подтвердить «ничтожность» их брака. Он приводил тысячу доводов, пытаясь сломить сопротивление Екатерины и уязвить ее гордость. Как-то раз мы услышали из его уст следующее:

– Прислушайтесь к голосу разума, мадам, – настаивал король. – Вы должны немедленно оставить двор и уйти в монастырь. Неужели вы не понимаете, что вам здесь не место! Ведь вы – не моя законная жена!

Екатерина что-то ответила ему, но таким тихим голосом, что разобрать ее слова было невозможно.

– Мы с вами жили все эти годы во грехе! – продолжал король. – Вы должны покаяться. В стенах святой обители вам надлежит молиться о прощении и попытаться начать новую жизнь.

Споры Генриха и Екатерины всегда шли по одной накатанной дорожке: он приводил доводы, убеждал, настаивал, а она не поддавалась, и ничто не могло поколебать ее уверенность в своей правоте. И каждый раз король срывался, повышал голос. Так было и на этот раз. Король в раздражении воскликнул:

– Я уже сто раз говорил вам, мадам, что все священнослужители Англии ополчились против меня. Они твердят, что я испытываю долготерпение Божие, поелику сожительствую с женой умершего брата. Ибо в Книге Левит сказано: «Если кто возьмет жену брата своего: это гнусно; он открыл наготу брата своего, бездетны будут они»[31]31
  Левит 20:21. Сравн. также: «Наготы жены брата твоего не открывай, это нагота брата твоего». Левит 18:16.


[Закрыть].

Тут стоит заметить, что капелланы Екатерины не уступали королю в знании Святого Писания и научили ее, как отвечать на этот аргумент. В этот раз мы услышали, как королева необычным для себя резким и громким голосом произнесла:

– Послушайте и вы, милорд, что говорит Второзаконие на этот счет: «Если братья живут вместе и один из них умрет, не имея у себя сына, то жена умершего не должна выходить на сторону за человека чужого, но деверь ее должен войти к ней и взять ее себе в жены, и жить с ней»[32]32
  Второзаконие 25:5.


[Закрыть]. Вы бы совершили грех, милорд, не женившись на мне после того, как ваш брат Артур скончался, оставив меня вдовою.

После этих слов Екатерины Генрих грубо выругался и вновь начал требовать, чтобы она удалилась в монастырь прочь с его глаз. Я подумала, что будь Его Величество герцогом Норфолком или моим братцем Недом, он бы не пускался в споры, а отдал бы приказ своим стражникам схватить королеву и запереть в монашеской келье. Но, видно, не таким он был по натуре. Вдобавок ко всему он прожил с Екатериной не сказать, что в любви, но в достаточном согласии, почти двадцать лет.

Возможно, нерешительность короля объяснялась не столько его характером, сколько родственными связями королевы. Во всяком случае так считал Нед – а ему в этом можно было доверять, ибо он с головой погрузился в Великое Королевское Дело и разбирался в нем как никто другой. Племянником Екатерине приходился император Карл V – самый могущественный правитель Европы[33]33
  Карл V Габсбург (1500–1558). Король Испании (Кастилии и Арагона) с 1516 г., император Священной Римской империи с 1520 г. Крупнейший государственный деятель Европы первой половины XVI века. Сын Филиппа I Красивого, герцога Бургундского, и Хуаны I Безумной, сестры Екатерины Английской, дочери Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского.


[Закрыть]. Под его владычеством находилась громадная территория, он командовал многочисленными армиями. К нему с серебряных рудников Нового Света стекались неисчислимые сокровища. И этот монарх считался защитником королевы Екатерины – или она хотела в это верить. Генрих никогда не рискнул бы заключить свою супругу в тюрьму или причинить ей иной вред, ибо в противном случае навлек бы на себя гнев грозного императора с его полками в тот момент, когда – опять же по словам Неда – казна нашего короля была пуста и боеспособным войском он похвалиться не мог.

Да, король Генрих страшился причинить Екатерине телесный вред, но он наносил ей жестокие душевные раны. Он запретил ее любимым испанским придворным дамам появляться при дворе и многих распорядился выслать в Испанию. Королева плакала целыми днями – ведь эти женщины всю жизнь были ее задушевными подругами и наперсницами. Пусть Ее Величество по-прежнему благоволила мне и дарила мне свое доверие, разве могла я заменить в ее сердце дорогих ей испанских дам. Более того, король сумел уязвить Екатерину еще сильнее – он разлучил ее с принцессой Марией. Как супруг и отец, он воистину поступил бесчеловечно! Королева страдала не только из-за того, что ее любимая дочь, ее сокровище и свет ее жизни отняли у нее, а потому что боялась, что эта разлука станет вечной.

– Он никогда не разрешит мне увидеться с ней, – сказала мне как-то Екатерина, сокрушенно качая головой. – Даже если я сделаю все, что он желает. А я не уступлю ему, просто потому что не могу пойти на это… Бедная моя девочка! Что же с ней станется?

Согласилась ли Анна выйти замуж за короля?

Этот вопрос бесконечно обсуждался в дворцовых покоях, где мы, фрейлины, шушукались по углам, передавая друг другу то, что знали или о чем догадывались. Королева все еще оставалась королевой, но лишь до той поры, пока королевские законники и кардинал Вулси не добьются своего. Заключили ли король и его возлюбленная тайное соглашение? Предусмотрен ли этим соглашением брак между ними? Будем ли мы вскорости склоняться перед Анной так, как сейчас кланяемся королеве Екатерине? Будем ли мы обязаны почитать Анну и служить ей, как служим нашей нынешней повелительнице?

Сама мысль об этом казалась мне странной. Королева Екатерина была принцессой крови и превосходила нас по своему рождению и нынешнему положению настолько, насколько это возможно для женщины. Анна же была одной из нас. Таких девушек при дворе было сколько угодно. Болейны не имели никакого отношения к королевской семье. Конечно, нельзя не признать, что мать Анны была из семьи Говардов и приходилась сестрой высокородному герцогу Норфолку, но Говарды – это не Тюдоры. И Анна вела себя не так, как пристало благородной леди из королевского дома. Такие женщины должны быть милостивы и милосердны к тем, кто ниже их, благочестивы и набожны, полны достоинства. Анна же никоим образом не отвечала этим высоким требованиям. Хотя, возможно, она могла бы подарить королю детей. «Не исключено, – шептали мы, ощупывая взглядами ее стан, – что она уже носит под сердцем сына короля».

Бриджит, ставшая теперь леди Уингфилд, перешла из фрейлин в статс-дамы и осталась ближайшей подругой Анны при дворе. Казалось, она простила предательство своей товарки, когда та пыталась соблазнить лорда Уингфилда, и если Анна и делилась с кем-то своими секретами, то только с Бриджит. Однако, по словам новоиспеченной леди Уингфилд, Анна в разговорах с ней не проронила ни звука ни о своих отношениях с королем, ни о чаяниях на будущее.

Такая сдержанность весьма удивляла нас. Анна всегда была хвастлива и не умела хранить секреты. Она жаждала чужого внимания. «Наверное, Его Величество приказал ей молчать, – говорили мы друг другу, – и она не смеет ослушаться королевской воли».

Но о том, как на самом деле обстоят дела, лучше всяких слов говорило поведение Анны. Ее непочтительное отношение к королеве с каждым днем становилось все более явным и нарочитым, а уж на нас, фрейлин королевы, она смотрела и вовсе с недосягаемой высоты. С высоты королевского трона – не иначе, как мне думалось.

Анна щеголяла в жемчугах с голубиное яйцо, в рубинах таких крупных, как ни одна женщина в мире. Эти камни могли иметь лишь один источник – королевскую сокровищницу Тауэра. В густых черных волосах Анны сверкали бриллианты. Они же украшали ее шею и лифы ее роскошных туалетов. Без сомнения, это были подарки короля той, на которой он страстно хотел жениться.

Но Екатерина все еще оставалась нашей госпожой и нашей повелительницей, и большинство из нас по-прежнему сохраняло ей верность. Когда Анна вела себя неучтиво по отношению к королеве, мы дружно принимались чихать – так мы выказывали свое презрение и негодование. А когда она выходила к столу, кичась новым нарядом, мы норовили как будто ненароком толкнуть ее так, чтобы она пролила вино на очередной свой умопомрачительный туалет. Да, мы вели себя низко и подло. Мы шептались на глазах у Анны и принимались хихикать столь явно, чтобы у нее не оставалось сомнений – мы насмехаемся над ней. Мы подстраивали всевозможные «несчастные случаи», сами сталкиваясь с нею или ставя подножки пробегавшим мимо нее служанкам, да так часто, что она постоянно ходила в синяках и шишках. Совсем как я, когда впервые оказалась при дворе королевы и была предметом гонений ее ревнивых испанских любимиц. Мы сажали на вышитое покрывало на постели Анны маленьких собачек королевы сразу после прогулки, не вытерев им грязных лапок, мы ловили блох в тростниковых подстилках и выпускали их на шелковые простыни фаворитки короля. Анна ругалась на нас, дулась и жаловалась, но уличить нас ей не удавалось. Мы были слишком хитры и изворотливы и в большинстве случаев избегали наказания. А ведь наши шалости могли нам дорого обойтись – если королю удастся избавиться от своей супруги и жениться на Анне Болейн.

Однажды я заметила, что одна из нас, а именно Джейн Попинкорт – особа из благородной бельгийской семьи, которая, по слухам, грела постель короля в его молодые годы, когда он воевал во Франции и отдыхал во Фландрии, – появилась с массивным золотым кулоном на шее, украшенным огромным рубином и усыпанным гранатами. Такая вещь вполне могла соперничать с драгоценностями Анны.

– Как ты думаешь, не вернулся ли наш король к Джейн? – прошептала мне Энн Кейвкант, когда та вошла в покои королевы. – Не удивлюсь, если у него теперь две любовницы – молодая и старая, Анна и Джейн.

Джейн присоединилась к нам и усердно принялась за вышивание. Я завертела головой в надежде подсмотреть выражение лица Анны в этот момент, но этой гордячки нигде не было видно. Сама я немало поразилась новому богатству фламандки, а на следующий день так и вовсе умирала от любопытства – ведь грудь Джейн теперь украшал усыпанный каменьями огромный золотой крест на толстой цепи из того же благородного металла. «Не иначе как еще один подарок!» – решили мы все.

– Ты что, замуж выходишь, Джейн? – спросила Энн Кейвкант. – Твои новые драгоценности – это подарки жениха? Кто этот щедрый поклонник – высокородный дворянин с твоей родины или местный лорд?

– Я возвращаюсь домой, – сказала Джейн со своим заметным фламандским акцентом. – А что будет потом, я не знаю.

– Быть не может, чтобы у тебя не было видов на замужество, – вмешалась Лавиния Терлинг. – Твои родители, твоя семья наверняка приискали тебе выгодную партию. И приданое за тобой, верно, дадут хорошее?

– Не знаю… все возможно, – пробормотала Джейн, не глядя на нас.

Ей явно не хотелось отвечать на наши вопросы. Однако до своего отъезда она не преминула несколько раз появиться перед нами в еще более дорогих украшениях. «Что это – дары женатого любовника? – спрашивали мы друг друга, обмениваясь многозначительными взглядами. – Или неожиданное наследство привалило?»

Новые свидетельства богатства Джейн заинтриговали нас, а ее молчание – еще больше. Здесь крылась какая-то тайна, которая отвлекла нас от бесконечных пересудов о взаимоотношениях короля и Анны. Вскоре покров таинственности только сгустился. Джейн Попинкорт отбыла на родину, ко двору герцогов Фландрских, немногословно попрощавшись с нами, но проведя последний час перед отъездом наедине с королевой, запершись в ее покоях. По истечении этого часа я увидела, что сопровождать Джейн прибыл Нед с эскортом ливрейных слуг. Он должен был проводить ее к дворцовой пристани на Темзе, где фламандку уже ждала барка, которая должна была доставить ее на корабль.

Я, сходя с ума от любопытства, пробралась к зарешеченному окну, откуда была видна лента реки и лодочки, снующие по ней. Через несколько минут появился Нед со слугами, окружавшими Джейн, одетую в дорожный плащ. Ее сундуки были перенесены на барку, а с ними и какой-то ларец – такой тяжелый, что его несли двое.

Позже я рассказала об увиденном Энн Кейвкант и Лавинии Терлинг.

– Как вы думаете, что было в том ларце? – спросила я их.

– Небось, ее новые украшения. У нее их набралось достаточно – вспомнить хотя бы эти тяжелые золотые цепи.

– В ларце монеты, – вмешалась Бриджит, подходя к нам троим. – Я выпытала правду у одной из ее горничных-фламандок. Девчонка от страха совсем голову потеряла. Она кое-что узнала, о чем ей знать вовсе не полагалось: подслушала, как Джейн говорила по-английски. Горничная немного понимает по-нашему, а ее хозяйке это было невдомек. Речь шла о короле и матери Анны Болейн. Много лет назад они состояли в любовной связи. – При этих словах Бриджит округлила глаза и зловеще ухмыльнулась. – Только представьте, какой может разразиться скандал!

Я сразу же подумала о моем отце и Кэт. Да – это скандал. Но хотелось бы знать больше.

– Значит, король заплатил Джейн за то, чтобы она молчала о его отношениях с матерью Анны? Значит, он спал с Анной, с Марией и с их матерью?

– Да, девчонка услышала именно это. Джейн заплатили, но это сделал не король, а кто-то другой.

– Кто же?

– Горничная не знала. Кто-то при дворе.

– Кардинал, – заявила Энн Кейвкант. – Он богат.

– Или отец Анны, – предположила я.

Я постаралась представить себе неприглядную картину во всех подробностях. Получалось, что Генрих соблазнил всех женщин в семье Болейн (раньше я никогда не слышала ни о чем подобном), а Джейн это знала. Она пригрозила поделиться своими знаниями со всем светом и потребовала награды за свое молчание. Но одной угрозы скандала явно было мало. Видимо, секрет, который знала Джейн, мог как-то повредить Великому Делу Короля: выбить почву из-под ног королевских законников, ходатайствовавших об аннулировании брака Генриха и Екатерины, либо сделать невозможным будущий союз Генриха и Анны, если это ходатайство будет удовлетворено. А действительно ли король собирается жениться на Анне? Я дала себе зарок непременно поговорить с Недом.

Пока же мы наблюдали за развитием событий, ждали, прикидывали, обменивались мнениями о том, что знали или подозревали. До нас доходили слухи о великих потрясениях, случившихся за пределами нашего острова: о битве при Мохаче[34]34
  Битва при Мохаче – сражение, происшедшее 29 августа 1526 г. у г. Мохач в Южной Венгрии, в котором армия Османской империи под командованием Сулеймана I Великолепного нанесла сокрушительное поражение объединенному венгеро-чешско-хорватскому войску. Битва при Мохаче открыла перед турками широкие возможности для покорения всей Центральной Европы. Султан Сулейман I даже начал осаду Вены в 1529 г. На месте покоренных османами венгерских земель образовалась новая область – Османская Венгрия, существовавшая в 1526–1699 годах.


[Закрыть], где армии турок наголову разбили христианское воинство, о разграблении Рима – этого сердца и средоточия нашей веры – императором Карлом, племянником королевы Екатерины, об осаде и пленении Папы[35]35
  Разграбление Рима произошло 6 мая 1527 г., когда наемные войска Карла V, осаждавшие Рим в ходе итальянских войн, вышли из повиновения, штурмом взяли и жестоко разграбили Вечный город, а Папа Римский Климент VII оказался осажден в замке Святого Ангела, откуда был выпущен за баснословный выкуп в 400 тысяч дукатов. Во время разграбления Рима швейцарская гвардия Папы была перебита на ступенях собора Св. Петра. Это событие стало легендарным, и до сих пор ватиканские гвардейцы принимают присягу в роковой день 6 мая.


[Закрыть]; о народной войне, огнем вспыхнувшей в северных имперских землях, где крестьяне поднялись против своих хозяев[36]36
  Крестьянская война в Германии – народное восстание в Центральной Европе, в основном на территории Священной Римской империи в 1524–1526 гг., во главе которого стояли Ганс Мюллер, Гец фон Берлихинген и Томас Мюнцер. Наиболее масштабные выступления пришлись на весну – лето 1525 г., когда в событиях участвовало около 300 000 крестьян-повстанцев. По современным оценкам, количество погибших составило около 100 000 человек.


[Закрыть]. Многие, услышав такие новости, открыто говорили о том, что конец света близок и что библейский Апокалипсис не за горами.

Но наш двор в те дни жил лишь напряженным ожиданием другого конца – смерти брака короля Генриха и королевы Екатерины. А нас – обитательниц покоев королевы – больше всего страшило близкое крушение нашего маленького, тесного мирка, в котором все вокруг было таким знакомым и правильным и которым мы так дорожили.

Первой болезнь пришла к Лавинии Терлинг. Сначала ее зазнобило, потом бросило в жар, а затем она покрылась испариной, стала жаловаться на нехватку воздуха и требовать хотя бы глотка холодной воды.

В тот день с безоблачного июньского неба на нас сияло щедрое летнее солнце, и мы, признаться, изрядно вспотели, пока готовились к переезду из Гринвича[37]37
  Гринвич – королевская резиденция с 1447 г. и на протяжении двух веков. Здесь родились сам Генрих VIII, а также его дочери Мария I и Елизавета I.


[Закрыть] в Уолтэмское аббатство в Эссексе, чтобы пуститься в наше традиционное летнее путешествие. Суета стояла страшная: слуги укладывали постельное белье и гобелены, посуду и ковры, кухонную утварь и безделушки, одежду и охотничьи принадлежности в сундуки, ларцы и корзины, собаки лаяли, застоявшиеся под солнцем лошади били копытами и заливисто ржали.

А Лавиния меж тем зябла. Не успели мы подумать, что она, должно быть, простудилась, как ее голубые глаза затуманились, изящный рот некрасиво задергался, а губы плотно сжались. Лицо ее сначала разрумянилось, а потом покраснело. Светлые волосы под чепцом взмокли, пот полился обильными ручьями по шее, пятная лиф платья.

– Джейн! – позвала меня Лавиния.

Я увидела ужас в ее глазах. Она тянулась ко мне, призывала меня, но я инстинктивно отпрянула.

– Помоги мне, Джейн! Я вся горю!

Одежда ее сделалась насквозь мокрой от пота.

В этот момент не только я, но и все окружающие отшатнулись от Лавинии.

– Потница! Смертельная потница! У нее потница! – неслось отовсюду. – Выбираемся отсюда! Уходим! Скорее!

Потница была бичом божьим Англии, внезапно обрушиваясь на наши города и собирая свою страшную дань[38]38
  Потница – заболевание, не встречающееся в наше время, по-видимому, особая форма гриппа с осложнением на легкие, или геморрагическая лихорадка. Болезнь характерна скоротечностью, и больной умирал прежде, чем понимал, что следует обратиться к врачу. Описываемая здесь эпидемия потницы не была первой. Эта же самая загадочная болезнь прокатилась по Южной Англии летом 1485 г. и вновь появилась в 1508 г. Говорили, что гнев Божий на страну навлекло суровое правление Генриха VII, но страшная болезнь возвратилась уже во время правления его сына Генриха VIII.


[Закрыть]. Она была даже хуже чумы, хотя навещала нас реже. Но уж если она приходила, то не успокаивалась, пока не оставляла за, собой горы трупов. Если человек заражался ею, он почти всегда умирал, и умирал в мученьях, пусть и очень быстро. «Здоров и бодр в обед, а к ужину в живых уж нет», – этот нелепый стишок мы выучили еще в детстве.

И вот сегодня потница проникла во дворец.

Повинуясь инстинкту, мы начали разбегаться в разные стороны, стремясь выбраться из дворца. Внезапно раздался голос короля:

– Где Фицрой? Увезти Фицроя на север! Скорей, скорей!

Почти не удостоив нас своим вниманием, Генрих пробежал мимо нас, вскочил на коня и ускакал во весь опор. Слуги, стражники, конюхи – все побежали кто куда. Телеги опрокидывались, испуганные лошади бились в упряжи и неистово ржали, пытаясь освободиться. Из разбитых бочек сыпалась мука, лилось пиво и тут же впитывалось в иссушенную землю. Цыплята с писком разбежались во все стороны, хлопая крыльями.

Со всех сторон доносились панические крики:

– Во дворце потница! Всем выйти!

Я увидела, как среди царившей кругом суеты двое мужчин грубо схватили Лавинию, силой усадили ее на коня и принялись стегать бедное животное до тех пор, пока его бока не покрылись кровью и он в ужасе не унесся в поля. Я быстро пошла в противоположную сторону к берегу реки, думая – или, вернее, пытаясь думать сквозь сковавший мой разум страх, – что смогу найти на реке лодочника, который увезет меня отсюда куда угодно. Только бы выбраться из этого проклятого Богом места и обмануть смерть!

Внезапно рядом со мной оказался Уилл.

– Хвала Всевышнему, я нашел тебя! – воскликнул он, хватая меня за плечи и заглядывая мне в глаза полным тревоги взглядом. – Тебе не жарко? Ты не вспотела?

Я покачала головой. Он крепко держал меня за запястья, а потом резко поднял вверх мои руки, не обращая внимания на тесные рукава моего платья. Потом он бесцеремонно разорвал материю, закрывавшую мне подмышки.

– Отлично! Никаких болячек! – радостно заявил он. У жертв потницы зачастую под мышками и паху появлялись болезненные нарывы.

– А ты, Уилл? Как ты себя чувствуешь?

– Со мной все в порядке. Ты была с Лавинией?

– Да. Мы должны были ехать все вместе: Лавиния, я, Энн и Бриджит. Но заболела только Лавиния.

– Будем надеяться, что вас эта хворь пощадит! Но нужно принять меры предосторожности… Послушай меня, Джейн, – проговорил он самым серьезным тоном, встряхнув меня за плечи, – опасность подстерегает повсюду! Ты должна вернуться обратно во дворец.

– Но ведь там потница!

Уилл покачал головой:

– Ступай прямо в покои королевы, запрись с ней в ее спальне, закрой на запоры и засовы все двери, опусти ставни. И никого не впускай! Ты поняла – никого!

Я покорно кивнула.

– И еще, – продолжал Уилл. – Пусть королева распорядится, чтобы во дворец не было доступа тем, у кого на лбу выступила испарина, у кого одежда стала влажной от пота и кто выказывает хоть малейшие признаки слабости. В дворцовых кладовых остались припасы. Перенесите их в покои королевы, запаситесь водой. Воды понадобится много! Вполне возможно, что вам придется долго просидеть взаперти. Если хоть кто-то среди вас заболеет, будь беспощадна. Выкинь такого человека в окно прямо в ров под окнами королевы. В этом твоя единственная возможность спасения, Джейн.

– В ров? – никогда бы не подумала, что Уилл способен произнести такое. А уж сделать… Или способен? – Но ведь у королевы есть врач… – начала я.