Текст книги "Дворцовые тайны. Соперница королевы"
Автор книги: Кэролли Эриксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)
Глава 22
– Джейн, дорогая, – говорил мне Генрих, когда мы стояли на палубе королевской барки под порывами холодного ветра и начавшимся дождем, спускаясь вниз по Темзе, – теперь, когда мы с тобой обо всем договорились, я хочу, чтобы ты пожила здесь.
Он указал на элегантное каменное здание, возвышавшееся слева от нас. Окружавшие его лужайки и сады спускались к самой реке.
– Этот дом построила моя мать, – продолжал Генрих, – но и дня в нем не прожила. Сюда селили гостей двора, особенно тех, кто прибывал из-за границы. Здесь обитал кардинал Кампеджио, когда приехал в Англию, чтобы председательствовать на суде об аннулировании моего брака. А сейчас, Джейн, я хочу показать тебе твое новое обиталище.
Барка причалила, и мы сошли с нее. Дом был ярко освещен, а навстречу нам вышли слуги, чтобы торжественно нас приветствовать. Они преклонили перед нами колени. Я знала, что должна теперь привыкать к таким знакам внимания, но все равно чувствовала себя странно. Получалось, что королевская избранница – весьма важная персона.
Дом был просторен, удобен и обставлен в моем вкусе. Генриху явно хотелось мне угодить.
– Пусть тебе тут живется хорошо и покойно, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты находилась здесь, подальше от двора, до тех пор, пока мы не поженимся.
Я не вернулась ко двору Анны после Рождества, когда приняла предложение короля, и оставалась в Вулфхолле. Но Генрих хотел, чтобы я была ближе к нему и он мог бы навещать меня тогда, когда пожелает. Дом на реке подходил для этого идеально: я могла наслаждаться покоем и уединением, а он – приезжать из Уайтхолла и возвращаться во дворец, ни привлекая излишнего внимания.
Вдовствующая принцесса мирно почила всего несколько дней назад, в самом начале нового года. Я попросила у короля позволения нанять некоторых ее бывших слуг, и он согласился. И начала я с того, что назначила Гриффита Ричардса своим церемониймейстером. За ним последовали садовники и прачки, кастелянши и музыканты, грумы и кондитеры.
Сделать предстояло немало, и дни мои были заполнены хлопотами. Конечно, я представляла себе, как устроен двор знатной дамы, но никогда раньше у меня не было своего дома с полным штатом придворных и слуг, для которых я была бы полновластной госпожой. В конце концов я доверила Гриффиту Ричардсу подобрать людей и наладить наш быт, и ни разу не раскаялась в своем решении.
Почти сразу же после смерти Екатерины на меня обрушился ворох писем от просителей всех мастей, ко мне зачастили соискатели моих милостей. Во все времена люди умели держать нос по ветру, а сейчас стало ясно, что после смерти вдовствующей принцессы король скоро избавится от Анны и возьмет в жены меня. Это был лишь вопрос времени. Таким образом, многие начали связывать со мной свои надежды и амбиции. Меня это не удивляло, но обременяло. И всеобщее внимание претило мне еще по одной причине – я не хотела быть на виду, ибо искренне горевала по Екатерине, которую любила всем сердцем. Выпавшая мне новая роль чем-то пугала меня.
И еще я страшилась того, что должно было наступить с неотвратимостью: падения и бесчестия Анны. Я не знала, как далеко собирался король зайти в этом деле, и не желала знать. Хлопоты по обустройству дома помогали мне отвлечься и не возвращаться мысленно по сто раз на дню к тем сплетням о положении дел при дворе, которые доходили до меня. Я пыталась отгородиться от мира и не слушать пересуды своих собственных слуг. Но каждый раз, когда по реке спускалась барка, которая доставляла нам запасы провизии, письмо или подарок от короля, она привозила ворох последних новостей. Я пыталась уходить в сад, чтобы не слышать их, но садовники громкими голосами переговаривались с лодочниками и с теми, кто добывал себе пропитание, роясь во время отлива в речной грязи в поисках ценностей, и разговоры эти неизменно сворачивали на обсуждение последних придворных новостей. Река во все времена была воистину потоком слухов и сплетен.
Так я узнала, что король, пребывая в Гринвиче, пустил своего коня во весь опор на арене для турниров, упал и ударился так сильно, что потерял сознание на несколько часов. Его советники опасались, что он может умереть, и пришли к соглашению, в случае смерти Генриха, поддержать Генри Фицроя, а не того ребенка, который может родиться у Анны.
Еще я узнала, что через несколько дней после чудесного исцеления короля у Анны начались преждевременные роды гораздо раньше срока и она потеряла ребенка. После этого при дворе уже в полный голос заговорили о том, что проклятье Кентской Монахини по-прежнему действует и Анна от него никогда не избавится.
Через несколько дней после того, как у Анны случился выкидыш, король приехал навестить меня. Он привез мне в подарок драгоценные каменья и золотые монеты, и чуть ли не целую барку шелка, бархата, кружев, золотого и серебряного шитья.
– Благодаренье Богу, вы оправились после падения, Ваше Величество, – сказала я королю после того, как он, не переставая радостно улыбаться, обнял и поцеловал меня. – Ваше выздоровление – высшая награда для ваших подданных.
Он только махнул рукой, отметая мои волнения по поводу происшедшего с ним несчастного случая:
– Я – старый стреляный воробей, Джейн, меня так просто не свести в могилу. Понадобится что-то посущественней, чем падение с лошади.
– Так ли это, Ваше Величество? – поддразнила я его. – Совсем недавно вы рассказывали мне свой сон…
Я заметила, что сегодня король не против таких рискованных шуток. Но еще я обратила внимание на то, что, когда мы шли через лужайку к дому, он опять заметно припадал на больную ногу и немного пошатывался. Ему даже пришлось ухватиться за мою руку.
– Давай поговорим о более приятных вещах, – говорил меж тем король. – Например, о нашей свадьбе, о той жизни, которой мы заживем вместе. Тебе пора заказать свадебное платье, наряды подружек невесты и прочей свиты. Что ты предпочитаешь – торжественную службу в церкви или тихую церемонию в Уайтхолле в личных покоях королевы, то есть в твоих личных покоях?
– Как пожелаете, Ваше Величество!
– Ах ты, умница моя!
Король радостно потер руки, что всегда свидетельствовало о его прекрасном настроении, и велел разгружать с барки драгоценные ткани и кружева. Он получал огромное удовольствие, лично извлекая из корзин и сундуков и держа на свет струящиеся и сверкающие шелка, блестевшее в лучах солнца шитье.
– Ты будешь самой прекрасной невестой на свете, Джейн! Моей невестой! – радостно воскликнул он. – Я буду счастлив стоять рядом с тобой перед алтарем.
– Генрих… – начала я, но он быстро закрыл мне рот своей огромной ладонью и не дал мне продолжить.
– Я знаю, что ты хочешь сказать, милая моя Джейн. Тебя ведь волнует, что будет с Анной? Ей вскоре придется ответить на очень серьезные обвинения и… да свершится правосудие! Естественно, мы подождем со свадьбой до того дня, когда она сполна заплатит за свое предательство.
Я чуть не проговорила, что тогда наш брак будет заключен на крови, но вовремя сдержалась.
Посмотрев в глаза Генриха, я увидела в них то, что и ожидала: быстрый и глубокий ум, лукавство, теплоту по отношению ко мне, самодовольство и беспощадность. Мы слишком хорошо знали друг друга, и наши мысли были открытой книгой.
– А другого пути нет? – решилась наконец спросить я.
Он опустил голову и принялся внимательно разглядывать отрез шелка, который держал в руках.
– Нет, Джейн. Она должна пойти навстречу своей судьбе. Но тебе нет нужды быть тому свидетельницей и тем более участницей. Моя Джейн должна быть безупречна! Тебя не коснется даже тень вины. Ничто не может запятнать наш брак.
– Полностью согласна с вами, Ваше Величество.
Он взял обе мои руки в свои жестом, каким делал это, только когда мы оставались наедине.
– Думай обо мне, Джейн, а не о своей бывшей госпоже и всех грехах ее. Возрадуйся со мною, ибо я чувствую, что освободился от оков колдовства и чародейства. С тобой я восстал из ада и вознесен на небо. Ах, моя дорогая, ты – мой добрый ангел!
Однажды утром ко мне явился мистер Скут, чтобы снять мерки для моего свадебного наряда. По реке в тот день в сторону столицы поднималась нескончаемая вереница лодок, а дороги были забиты народом.
– Говорят, сегодня утром ее казнят, – заявил мистер Скут. – Я имею в виду – нашу бывшую королеву. Честно говоря, я лично никогда о ней плохо не думал: ведь ей так нравились платья, которые я придумывал и шил для нее. Осмелюсь даже сказать, что я был у нее в фаворе.
Мне захотелось сейчас же оглохнуть и ослепнуть, а не выслушивать рассуждения мистера Скута, поэтому я не поддержала разговор. Но звуки голосов, отдающих команды, топот скачущих лошадей, барабанный бой, а затем крики толпы, полные ужаса и радости, точно рассказали нам о том, что происходило выше по течению в Тауэре[83]83
Анна Болейн была казнена 19 мая 1536 г. в Тауэре. Ей отрубил голову специально выписанный из Франции палач Жан Ромбо. На казни присутствовали Томас Кромвель, Чарльз Брэндон, Генри Фицрой и лорд-мэр Лондона.
[Закрыть]. Каждый раз, когда я пыталась заговорить о чем-либо другом, мистер Скут вновь и вновь сворачивал разговор на эту больную для меня тему.
– Я слышал, что очень многих подозревают в недозволенных сношениях с королевой, – сплетничал он. – И ее казначея Джорджа Тейлора, и ее мажордома Генри Уэбба, и Томаса Уайатта, и Ричарда Пейджа[84]84
Ричард Пейдж (?-1548) – один из приближенных Генриха VIII. 8 мая 1536 г. арестован по обвинению в измене и прелюбодействе с королевой. Вместе с ним были арестованы и заключены в Тауэр еще шесть человек: Томас Уайатт, Генри Норрис, Уильям Бреретон, Френсис Уэстон, Марк Смитон и брат Анны Джордж Болейн, виконт Рочфорд. Все, кроме Пейджа и Уайатта, были признаны виновными и казнены.
[Закрыть]. Только представьте себе! Десятки мужчин перебывали в ее постели. Говорят, она даже прятала их в буфете.
Я покачала головой:
– Это неправда. Анна действительно виновна во многих преступлениях, но я была ее фрейлиной и точно могу сказать: никаких мужчин в буфетах она не прятала.
– Ну, вы могли об этом и не знать, – отпарировал мистер Скут. – Все говорят, что она была умной бестией и, наверное, прятала их слишком искусно.
Он разложил передо мной отрез мягко переливающейся материи:
– Что вы думаете об этом шелке персикового цвета – хочу пустить его на лиф вашего платья. А вот из этого узорчатого темно-розового дамаста можно сшить юбку. Король велел мне передать вам, что он хотел бы увидеть вас в платье оттенков розового и персикового.
– Я с радостью приму выбор моего супруга.
Мистер Скут вздохнул с облегчением:
– Вот уж точно, вы не похожи на королеву Анну. Всегда, когда я шил ей новый наряд, она нарочно выбирала те цвета, которые меньше всего нравились королю. Я думаю, она хотела таким образом позлить его.
На это я не нашлась что ответить.
– Вы правильно делаете, что не перечите ему, мадам, – добавил придворный портной. – Он не терпит женщин, которые ему перечат.
– Я знаю.
Какое-то время мистер Скут работал молча, а затем произнес:
– Только подумайте, на суде над Анной председательствовал его светлость герцог Норфолк собственной персоной! Ее родной дядя! Говорят, что он даже расплакался, когда ее приговорили к смерти, но я этому не верю – ведь он знал, что она виновна. Ходили слухи, что Анна много лет назад имела любовников при французском дворе. Неужели герцог пребывал в счастливом неведении? Как вы думаете, есть в этих сплетнях доля истины?
– Не могу вам сказать, – ответила я. В этот момент я вновь вспомнила Гэльона – моего Гэльона. Вспомнила, что Анна домогалась его. Только лишь как отца для будущего ребенка, напоминавшего цветом волос короля, или как красивого и чувственного мужчину? Я не знала и никогда теперь не узнаю.
Ах, Гэльон, моя утраченная любовь! Анна заслужила свою смерть за то, что сотворила с ним: за то, что сама выбросила его в окно или заставила выброситься. Она убила моего возлюбленного и сегодня казнена за это. Ее смерть – справедливое наказание для нее!
– Что скажете об этих золотых кистях из Фландрии? Я хочу отделать ими подол вашего платья, – спрашивал меня тем временем мистер Скут. – Они очень красивые и очень дорогие. Король велел мне не скупиться, когда я буду шить для вас ваш свадебный туалет.
– Пусть будут золотые кисти, мистер Скут. В конце концов, свадьба бывает только раз в жизни.
Услышав это, мистер Скут прервал свою работу и улыбнулся мне:
– Осмелюсь заметить, мисс Сеймур, я несказанно рад тому, что день вашей свадьбы наконец-то настанет. Помните, как много лет назад вы попросили меня отложить работу над вашим прежним свадебным платьем – голубым с кремовыми нижними юбками? Кто бы мог подумать, что теперь я буду готовить наряд, в котором вас поведет под венец сам король. Для меня это – огромное удовольствие и великая честь.
– Благодарю вас, мистер Скут. Я и сама не могла вообразить себе, что такое возможно. Давайте надеяться, что все, что ни делается, – к лучшему, и молиться за это. Я уверена, что на мне будет самый красивый наряд, который только видели при дворе.
Король прислал не меньше дюжины повитух осмотреть меня, и все они признали меня вполне способной к зачатию. И еще он прислал астрологов, чтобы они составили мой гороскоп, который, по их уверениям, оказался в высшей степени благоприятным. Была только одна маленькая тень на солнечном горизонте нашего будущего брака, но тогда я почти не думала об этом.
Вечером накануне свадьбы король дал торжественный ужин, со смехом заявив мне, что он должен отпраздновать «последнюю ночь своей свободы».
При этих словах короля сердце мое как будто бы сжала ледяная рука страха.
– Что вы хотите этим сказать, Ваше Величество? – спросила я, стараясь, чтобы мои слова звучали легко и шутливо. – Неужели вы думаете, что я лишаю вас вашей свободы, ограничиваю вас?
Я вспомнила, что сказал Генрих, когда я заявила ему, что мне нужно поговорить с Недом по поводу нашего брака. Он сказал, что Нед поздравит меня с тем, что я сумела пленить самого короля.
– Ты поймала меня в свою золотую сеть, милая Джейн, – последовал теперь легкомысленный ответ моего жениха, но я услышала в нем легчайшую нотку досады, которая меня встревожила.
– Если желаете, – продолжала я, – мы можем пожениться осенью. И тогда вы сможете наслаждаться вашей свободой все лето.
Но он только привлек меня к себе и держал так крепко, что я почувствовала, как мой драгоценный кулон на шее глубоко впился в мою плоть.
– Я женюсь на тебе завтра и ни днем позже, – заявил он голосом, не терпящим возражений. – И никто другой мне не нужен.
Но на ужине мой будущий муж засмотрелся на двух очень хорошеньких молодых девушек, а затем начал оказывать им знаки внимания. Это были сестры, дочери сэра Ричарда Вигмора: светловолосые, с ямочками на щеках – вылитая Мэдж Шелтон, – только эти были гораздо моложе и стройнее. Держали они себя со скромностью и застенчивостью, всегда привлекавшей короля.
Он флиртовал с обеими девушками и танцевал с ними (я не слишком искусна в танцах, потому предпочитаю не показывать свою неуклюжесть всему двору, и король не настаивает). Но когда танцы кончились, Генрих продолжал со смехом болтать с юными красавицами, а я вдруг почувствовала себя брошенной. Раньше я часто наблюдала, как он пренебрегал Анной, намеренно выказывая предпочтение другой женщине, чтобы позлить ее. Вспомнила и то, что, когда я только появилась при дворе, король точно так же вел себя и по отношению к Екатерине. Но в том и в другом случае намерения его были очевидны: он хотел побольнее ранить ту, которая вызвала его неудовольствие.
Неужели и теперь он делал то же самое? Тогда в чем я провинилась? Или я не так истолковала его интерес к этим прелестницам? Может быть, он вовсе не хотел меня оскорбить, а просто пришел в веселое расположение духа и желал продлить удовольствие от невинного флирта? Или тщился показать всему двору, какой он до сих пор сильный и привлекательный мужчина, и не только для своей невесты, но и для молоденьких девушек?
А потом я услышала слова, поразившие меня в самое сердце: мимо меня проходил посол Шапуи, разговаривавший с Чарльзом Стэнсби – молодым человеком, недавно ставшим придворным короля, с которым я не была знакома. Оба чему-то смеялись. Посол говорил очень тихо, но тут музыканты на минуту прекратили играть, а слух мой всегда отличался остротой, и я услышала, как он сказал своему собеседнику:
– Она – ничто! Про таких говорят: «Из грязи да в князи». Королю нужно лоно, способное выносить наследника, и ее попалось ему первым.
Конечно же, посол говорил обо мне – я была в этом уверена.
Глаза мои наполнились горячей влагой, которую я тут же смахнула. Неужели Шапуи выразил мнение всего двора? И, что важнее всего, – неужели это правда? Значит, Генрих выбрал меня только потому, что я – верная, милая Джейн, готовая подчиняться и не опасная для него, – оказалась под рукой?
Король повернулся ко мне, и я торопливо вытерла глаза еще раз, чтобы он не увидел моих слез. Перед тем как взять меня под руку, он обернулся к сестрам Вигмор и, смеясь, произнес:
– Прощайте, красавицы! Жаль, что не познакомился с вами до того, как решил жениться на мисс Сеймур!
Девушки захихикали, король расхохотался, а я, как могла, попыталась принять участие в общем веселье. «Он хотел только польстить сестрам Вигмор, он не собирался унизить меня, – сказала я себе, – не стоит волноваться на пустом месте».
Но укол ревности и досады я все равно почувствовала. Глубоко в душе я знала, что мой будущий муж говорил серьезно: сегодня, в вечер перед нашей свадьбой, он вдруг пожалел, что попал в мою золотую сеть, и пожелал разорвать сковывавшие его драгоценные нити.
Глава 23
Мы сочетались браком рано утром в моих личных покоях в Уайтхолле. Церемония проводилась в частном порядке и только в присутствии избранных. Был месяц май, и стены небольшого зала были щедро украшены цветущими ветвями, высокие вазы полны цветов, источавших нежные ароматы. Генрих принес мне венок из цветков персикового дерева, который я вплела в волосы. В тот день они были распущены и волной падали мне на спину до пояса, как больше всего нравилось королю.
Мой свадебный наряд вызвал, как я и ожидала, восхищение собравшихся. Наши немногочисленные гости очень лестно отозвались о моей внешности, однако, уверена, будь на моем месте Мэдж Шелтон, их комплименты носили бы более цветистый характер.
– Милая моя девочка! – сказал мой супруг, целуя меня в щеку. – Теперь, когда мы – одно целое, самое время задуматься о большой семье.
В последний момент перед церемонией возникла непредвиденная трудность: я и король оказались кровными родственниками. Королевский герольдмейстер обнаружил, что мы – брат и сестра в третьем колене[85]85
На самом деле родство Джейн Сеймур и Генриха VIII гораздо более отдаленное: оба праправнуки Эдуарда III Плантагенета, т. е. брат и сестра в четвертом колене.
[Закрыть]. Если бы Англия все еще находилась под властью Рима, мы должны были бы получить особое разрешение от Папы, но теперь Генрих легко отмел это препятствие, сочтя его ничтожным.
Я сама, как невеста, выбрала себе подружек на церемонию: ими должны были стать две мои придворные дамы: Бриджит Уингфилд и Энн Кейвкант, а также – с дозволения короля – моя бывшая невестка Кэтрин Филлол-Сеймур. Как оказалось, присутствовать на бракосочетании смогла только Бриджит. Она добросовестно выполнила все, что от нее требовалось, с приличествующей случаю улыбкой на своем очаровательном лисьем личике, но без восторга и искренней радости. Энн Кейвкант была слишком больна – опухоль у нее в боку выросла еще больше и, казалось, вытягивала из нее все ее силы. Что же касается Кэт, то в ответ на мое приглашение она написала, что не может приехать на свадьбу, но была бы очень признательна, если я смогу в ближайшее время принять ее. Я согласилась не раздумывая.
Когда Кэт прибыла ко двору, я была поражена переменами в ее внешности. Она была одета как послушница. Оказалось, что она готовится принять постриг и стать одной из монахинь в обители Святой Агнессы.
Кэт опустилась передо мной на колени, но я тут же подняла ее и крепко обняла:
– Кэт, моя дорогая Кэт! Позволь получше рассмотреть тебя. Я всегда считала, что ты рано или поздно станешь монахиней. Пусть Господь сопутствует тебе на этом поприще!
Кэт поцеловала меня и пожелала счастья.
– Наша настоятельница разрешила мне ненадолго оставить обитель, чтобы встретиться с тобой, Джейн, – сказала она, когда мы сели. – Взываю к твоему благочестию и милосердию.
Кэт замолчала, и я сделала ей знак, чтобы она продолжала.
– Мы узнали, что король собирается закрыть наш монастырь и продать наше имущество, – промолвила Кэт. – Он считает, что ему удастся получить от этой сделки хорошие деньги, потому что наша святая сестра Елизавета, известная как Кентская Монахиня, жила среди нас и творила в этих стенах свои чудеса. Наш монастырь – место особое, исполненное святости и благодати, оно не должно попасть в руки светского владетеля. Оно не должно быть осквернено. Мы особо чтим одну из реликвий, связанных со святой Елизаветой. С ее помощью не раз совершались чудеса, до сих пор она исцеляет болящих и помогает страждущим, хотя нашей сестры больше нет с нами. Мы верим, что часть чудесной силы святой Елизаветы перешла на нее, и если реликвию перенести в другое место, эта сила может иссякнуть.
– Возможно, новый владелец обители будет чтить реликвию не меньше вашего, – заметила я, в глубине души не слишком убежденная в собственных словах.
– Если бы только мы могли быть в этом уверены, – ответила Кэт. – Если бы нам – сестрам и послушницам – было позволено остаться в обители и выполнять то, к чему мы призваны. Взываю к тебе, Кэт, ибо король любит тебя! Убеди его оставить нам наш дом, и мы по-прежнему будем держать его открытым для страждущих и нуждающихся. Иначе наша обитель разделит печальную участь многих английских монастырей и храмов.
Просьба Кэт затронула особую струну в моем сердце, хотя я, истинная дочь нашей новой церкви, и не поддерживаю католических обрядов. Однако я с благоговением отношусь к чудесам, творимым в святых местах.
Я прекрасно знала о том, что мой супруг приказал разрушить многие дома господни, что все больше монастырей переходит в частные руки и превращается в поместья, а то и вовсе сравнивается с землей.
Нед растолковал мне, какие неисчислимые выгоды приносит королевской казне продажа бывших церковных земель. «Клерки казначейства даже назвали поступления от таких продаж денежками монахов», – добавил Нед с улыбкой.
Мой брат сам неплохо нажился, когда король передал ему несколько бывших монастырей, окруженных тысячами акров плодородных земель. После моего замужества Нед не только стал богаче, но и получил титул виконта Бичема. Он не выставлял напоказ свое новое высокое звание, но я знала, что он гордится им. К чести Неда, мой брат сдержал обещание и ввел своего сына Генри в семью. Со временем, надеялась я, поместья, титулы и деньги Сеймуров, включая и «денежки монахов», перейдут к моему племяннику.
Хотя просьба Кэт и бедственное положение монастырей в нашей стране волновали меня, должна признаться, что я сама получила кое-какие блага от перехода церковных земель в королевскую казну. После свадьбы король даровал мне более сотни поместий и пять замков с лесными угодьями. Среди моих владений было немало бывших монастырских наделов и зданий. Размеры этого щедрого дара я сперва даже не в силах была представить себе, но с течением времени осознала, что теперь я – богатая женщина. Тем с большим удовольствием давала я своим альмонариям[86]86
Альмонарий – здесь: лицо, состоящее при особе королевской крови и отвечающее за раздачу милостыни, ответы на прошения, жалованья королевских привилегий и милостей.
[Закрыть] поручения на раздачу щедрой милостыни и других благ.
Нищие, ежеутрене и ежевечерне собиравшиеся у дворцовых ворот, лондонские бедняки, приходившие во двор собора Святого Петра, разорившиеся крестьяне из деревень, окружавших столицу, – все они сходились в ожидании щедрот «доброй королевы Джейн», как они теперь называли меня. У меня сердце радовалось от того, что я хоть как-то могу помочь им справиться с жестокой нуждой.
И в то же время я знала, что большую часть пожалованного мне королем состояния составляют «денежки монахов», и глубоко сожалела об этом. Теперь же, когда я узнала от Кэт, что обитель Святой Анны будет обращена в доход казне и, скорее всего, разрушена, как и другие наши монастыри, я испытала глубокую скорбь.
– Дорогая Кэт, я сделаю все, что смогу, – заверила я свою бывшую невестку.
Однако это обещание я давала с тяжелым сердцем. Я слишком хорошо изучила своего супруга, чтобы не сомневаться: для него обитель Святой Агнессы была очередным монастырем, который надлежало закрыть и продать тому, кто даст за него больше денег, дабы еще больше умножить поступления в государственную казну.
Сейчас Генрих предвкушал наше летнее путешествие – он хотел посетить как можно больше мест, знаменитых своей охотой, ибо это времяпрепровождение было любимым у короля в летний сезон. В то же время он уверил меня, что далеко мы не поедем, ибо я не должна утомляться, когда настанет мой срок понести. Король с нетерпением ждал, когда я обрадую его вестью о том, что наконец в тягости. Излишне говорить, что я всем сердцем стремилась к тому же. Как же мне хотелось дать Генриху сына, а еще лучше двух сыновей или даже больше, если на то будет воля Господа. В самые первые недели после нашей свадьбы любые сомнения относительно мужской силы короля, которые в свое время усиленно подогревались Анной, развеялись. На моем ложе Генрих не ведал усталости и вполне справлялся со своими обязанностями супруга, то есть, если пользоваться его собственным выражением, он во всеоружии прибыл на турнир любви и вышел победителем.
– Нравятся ли тебе наши совместные утехи, моя застенчивая Джейн? – неизменно спрашивал он меня, удовлетворив свое желание и протягивая руку к бокалу с вином, стоявшему на столе у нашего ложа.
Я всегда уверяла короля в том, что благодаря его любви чувствую себя счастливой женой, которая скоро надеется стать не менее счастливой матерью. Я видела, что он нуждается в этих словах, ибо, услышав их, он улыбался, отворачивался от меня и спокойно засыпал, похрапывая во сне.
Вообще-то, я не могу здесь не написать, что же я на самом деле чувствовала. Когда-то познав с Гэльоном красоту и богатство плотской любви, я не могла получать удовольствие от совокуплений с королем: энергичных, но незатейливых, больше похожих на проявления животной похоти. Нашему супружеству недоставало нежности, страсти, той глубокой связи, которые делают два любящих сердца и тела единым целым. У меня в жизни была и такая страсть, и такая нежность. Никакой другой мужчина не мог снова дать мне их, или мне тогда так казалось.
Более всего в моем браке с королем я стремилась к тому, чтобы произвести на свет наследника трона, а потом и брата ему, а потом и других детей, сколько Богу будет угодно. Я надеялась, что астрологи правы и звезды нам благоприятствуют.
Наш отъезд в сельские поместья был отложен по очень важной причине: началась подготовка моей коронации и всех связанных с нею торжеств. Генрих заявил мне, что желает устроить величественное зрелище, которое лондонцы запомнят на многие годы.
– Моя коронация затмит коронацию Анны? – спросила я.
Я слишком хорошо помнила прошлые торжества: длинную процессию в роскошных одеждах, тщательно разыгрываемые актерами сцены, сотни лодок на реке, сотни солдат и музыкантов – и безмолвную до поры до времени толпу жителей Лондона по обеим сторонам дороги, не желавших приветствовать ненавистную королеву.
– Конечно, затмит, – весело отвечал король. – И событие это уж точно будет гораздо более радостным. И самым грандиозным из всех, которые когда-либо знаменовали собой восшествие женщины на престол. Я сам напишу музыку. Пусть актеры разыграют десять… нет, дюжину представлений. Я всегда мечтал поставить спектакль, в котором участвовали бы девять муз. – Король в задумчивости потер подбородок. – Представь себе – их будет изображать девять прекрасных женщин, одна красивее другой. Ты будешь Каллиопой – предводительницей муз. Правда, она певица, а ты ни одной ноты не можешь толком взять.
Тут мой супруг был прав – певческий голос у меня начисто отсутствует. Честно говоря, я не пою, а квакаю, как лягушка.
– Неважно, – продолжал с воодушевлением мой муж. – Мы найдем кого-нибудь, кто будет сидеть рядом с тобой и петь вместо тебя. А Мэдж будет Эрато, музой любовной поэзии…
– При чем здесь Мэдж? Пусть Эрато изображает Бриджит. Или еще кто-нибудь из моих придворных дам.
Я не хотела, чтобы Мэдж Шелтон, прежняя возлюбленная моего мужа, вернулась ко двору и снова оказалась рядом с ним. И неважно, что она была замужем – короля такие вещи никогда не останавливали. Впрочем, я не питала иллюзий относительно его верности. Мы ведь заключили наш союз не по страстной любви, а только по взаимной привязанности, а Генрих никогда не был верен ни одной из своих жен или возлюбленных.
– Пусть будет Бриджит, я согласен. А Фрэнсис, дочка лорда Уичерли, та, что так изящно танцует, выступит в роли Терпсихоры[87]87
Терпсихора – муза, покровительница танца.
[Закрыть].
Он продолжал весело подбирать самым красивым придворным дамам соответствующие их талантам роли, пока я не попросила его так сильно не увлекаться. Король легкомысленно махнул рукой:
– Неужели ты не понимаешь, Джейн, что я хочу подарить жителям моей столицы прекрасное и запоминающееся зрелище. Им оно понравится, и они полюбят меня еще сильнее. Вот увидишь, Джейн! Я закажу возведение девяти сцен для девяти муз моей Службе королевских работ[88]88
Служба королевских работ существует в Англии с 1378 г. и в описываемый период надзирала за строительством и реконструкцией королевских замков и резиденций. В 1940 г. преобразована в отдел Министерства общественных работ.
[Закрыть]. Все мои художники и ремесленники будут брошены на выполнение этого заказа. У нас на коронации будут детские хоры, акробаты, актеры, музыканты… – Он замолчал и внимательно взглянул на меня. – Джейн, что ты обо всем этом думаешь? Может быть, мне поставить мою пьесу? Ту самую – об Иезавели. Я ее не закончил, но обязательно допишу, сам проведу репетиции с актерами, подберу исполнителей для сотни любовников Анны…
Я покачала головой:
– Лучше в такой день не напоминать о прошлом, Ваше Величество.
– Ты права, Джейн. Спрошу-ка я Кромвеля, что он об этом думает.
Я была уверена, что лорд-канцлер согласится со мной: разыгрывать пьесу о казненной королеве в день коронации новой правительницы будет по меньшей мере бестактно. Я очень надеялась, что король откажется от своей дикой причуды.
Наконец порядок коронационного шествия и последующих торжеств был утвержден королем, он отдал соответствующие приказы и распоряжения, и работа закипела. В последних числах июня мы смогли отправиться в наше летнее путешествие по замкам и поместьям. Двигался королевский двор медленно: по дорогам тянулись сотни повозок, груженных сундуками, корзинами и ящиками с утварью, припасами, одеждой. Разъезжали вооруженные эскорты королевских всадников. Никогда еще королевский поезд не был таким протяженным. Одна только охотничья палатка короля и ее внутреннее убранство было погружено на двадцать телег, следовавших за нами, хотя король редко ею пользовался.
Сначала мы направились в Дуврский замок, где Генрих лично проверил каждый дюйм могучих береговых укреплений, дабы убедиться в их готовности к отражению врага. Дувр был естественным местом высадки любой неприятельской армии, поэтому король ревностно следил, чтобы стены замка всегда были крепки, а под ними не оставалось скрытых подземных туннелей, позволявших противнику проникнуть в сердце этой укрепленной цитадели. Ни один иностранный солдат не должен был вступить на наш зеленый остров.
