Текст книги "Дворцовые тайны. Соперница королевы"
Автор книги: Кэролли Эриксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)
Глава 10
На следующий день после дня рождения королевы двор был как громом поражен нежданной вестью. Жена лорда Роберта погибла! Объявили, что она оступилась на лестнице и упала.
– Ее столкнули с лестницы, – шептались по углам. – Наверняка она не сама упала. И мы все знаем, кто это сделал.
Слуги, проходя между покоями, не таясь, насвистывали «Джигу короля Роберта». Из уст в уста повторялись шутки слишком грубые и фривольные, чтобы их можно было здесь повторить, но я им смеялась, и Сесилия тоже. Смех наш был не особо веселый, ибо к нему примешивался страх.
Вообще, в этой истории было много непонятного.
Эми Дадли погибла в Оксфордшире, в то время как лорд Роберт находился в королевском дворце в Гринвиче. Он был одним из устроителей пышных торжеств в честь дня рождения королевы, как обычно командовал всем и вся и был постоянно на глазах всего двора, в том числе и нас – фрейлин. Он не мог быть одновременно в двух местах – на берегу Темзы при дворе королевы и в далеком Оксфордшире, сталкивая свою жену с лестницы. Но стоило кому-нибудь об этом заикнуться, как тут же следовал ответ:
– Ну, тогда это сделал кто-нибудь из его подручных или слуг.
– Но слуг в этот день в поместье не было, леди Эми их всех отослала.
– Один из них прокрался обратно в дом и столкнул ее. А лорд Роберт щедро ему заплатил за это.
Дурная молва множилась и ширилась, перекинувшись из дворца в Лондон, а затем распространившись по всему нашему королевству и за его пределы. Теперь лорда Роберта называли не иначе как «королем Робертом» или «будущим королем». Мало кто сомневался, что Эми умерла от руки своего мужа или того, кого этот самый муж нанял.
– Этому человеку место в Тауэре, – мрачно заявил мой отец как-то раз за обедом. – Помнится, он когда-то уже сидел там вместе со всей своей изменнической семейкой.
Все при дворе знали о темном прошлом лорда Роберта, о том, как его отец Джон Дадли, герцог Нортумберленд, сам Роберт и все четверо его братьев были заключены в лондонский Тауэр после попытки свергнуть с престола королеву Марию и посадить вместо нее на трон леди Джейн Грей. На всех Дадли лежало клеймо предательства, и лорд Роберт изо всех сил старался вытравить его. Теперь ему это вовек не удастся.
В тот день Уолтер Деверё обедал с нами, как недавно повелось. Он глубокомысленно кивнул на реплику моего отца, его темные глаза были полны негодования. Когда он заговорил, я услышала в его голосе новые нотки:
– Я слышал, что лорд Роберт прячет оружие в Чарни-Бассет[119]119
Чарни-Бассет – поместье в Беркшире рядом с Эбингдонским аббатством. Сохранилось до настоящего времени.
[Закрыть] и в пещерах на склонах Мидвейлских холмов[120]120
Мидвейлские холмы – гряда холмов неподалеку от Оксфорда.
[Закрыть]. У него много людей – целая армия. Он собирается поднять мятеж, также как и его отец, а потом жениться на королеве и занять престол.
– С попустительства Ее Величества, – пробормотала моя мать.
Мой отец посмотрел прямо перед собой, а затем громко и отчетливо произнес:
– Я не желаю слышать никаких изменнических речей за моим столом.
Мама опустила глаза в тарелку и промолчала.
В те зловещие, наполненные слухами дни я не могла не сочувствовать нашей королеве, хотя никогда не любила ее. С тех пор как она узнала, что жена лорда Роберта мертва, с ее лица не сходила пугающая бледность, длинные белые пальцы тряслись, с ней то и дело случались нервные припадки. Она все время требовала к себе мистрис Клинкерт, которой доверяла более остальных, за исключением, возможно, лорда Роберта, чтобы та приносила ей разбавленный ликер, наливку или особую настойку для подкрепления сил и успокоения духа. А мистрис Клинкерт, бесстрастная и молчаливая, выполняла все прихоти своей госпожи глазом не моргнув, даже когда королева, пропустив несколько рюмочек подряд, становилась пьяной и сонной или, что случалось чаще, пьяной и сердитой.
Однако в эти же самые дни королева нашла себе дело, которое ее очень занимало, а возможно, отвлекало от переживаний – она заказала для своей опочивальни новое ложе. «Достаточно широкое для двоих, – как язвительно заметила моя мать, когда отца не было поблизости. – Впрочем, почему бы и нет, – тут же добавила она, пожав плечами, – коль скоро лорд Роберт днюет и ночует в ее спальне, а иногда бывает там и ранним утром, когда она еще не одета, чтобы подать королеве ее сорочку!»
Новая кровать, предназначавшаяся для Елизаветы, была сделана из векового кедра, украшена искусной резьбой и позолотой и снабжена роскошным сребротканым балдахином. В изголовье лежали подушки из малинового атласа, а над ними были укреплены длинные пушистые страусовые перья, словно сбрызнутые мельчайшими кусочками сусального золота. Кровать была готова, но оставался только один нерешенный вопрос: какими должны быть занавеси для алькова.
– Лучше тех, которые в Камнор-Плейс[121]121
Камнор-Плейс – поместье в Оксфордшире, арендовавшееся в описываемую эпоху Робертом Дадли. В 1560 г. здесь погибла Эми Робсарт-Дадли. В 1810 г. здание поместья было снесено под предлогом того, что его постоянно посещал призрак жены лорда Роберта, наводивший ужас на местных жителей.
[Закрыть], не сыскать, – заявила королева своим швеям. – Ничего другого мне не подойдет. Видит Бог, леди Дадли эти драпировки больше не понадобятся. Пусть их доставят сюда, чтобы отделать мою новую постель.
Глаза королевы остановились на мне:
– Летти, ты отправишься вместе с мистрис Клинкерт в Камнор и привезешь их сюда.
– Возможно, Ваше Величество прикажет послать любого из слуг лорда Роберта, – отважилась возразить я, – чтобы не давать пишу кривотолкам.
Королева смерила меня взглядом и ничего мне не ответила. Но через некоторое время произнесла:
– Ты едешь в Камнор завтра!
Возразить мне было нечего. Я только подумала о той новой волне смешков и пересудов, которые вызовет этот приказ королевы.
В конечном итоге даже я присоединилась к этим тайным насмешкам. Распоряжение королевы было просто верхом бессердечия и беспардонности! Либо свидетельством ее безоглядной смелости. Вдумайтесь: приказать привезти полог с постели мертвой Эми Дадли для украшения ложа той, которая теперь, по слухам, готова открыто делить его с мужем покойной! Вот так мысль! Ее мог высказать разве что королевский шут, а мы бы все над этим посмеялись. Но королева не видела в своем приказе ничего смешного или неприличного.
Воистину, она была странной женщиной, и я не уставала ею поражаться.
Как же мне не хотелось ехать в Камнор с этим поручением! В глубине души я надеялась, что ужасные сплетни о причастности лорда Роберта к смерти жены не имеют под собой оснований. Я отказывалась верить в то, что человек, которым я восхищалась, способен убить свою супругу или приказать это сделать. Однако слух этот оказался очень живуч, а я не могла вечно затыкать уши и закрывать глаза. Я вспомнила тайные свидания королевы и лорда Роберта в лесу, вспомнила, как он подолгу оставался в ее опочивальне за полночь. Правда, вспомнилось мне и то, что иногда в этот час вместе с ним и королевой там по секретному делу запирался и Уильям Сесил[122]122
Уильям Сесил, барон Бёрли (1521–1598) – выдающийся государственный деятель елизаветинской эпохи, государственный секретарь в 1550–1553 и 1558–1572, лорд-казначей Англии с 1572 г.
[Закрыть] – злейший и хитроумнейший соперник лорда Роберта в борьбе за влияние в королевском Тайном совете.
«А ведь за этой волной кривотолков может стоять Уильям Сесил!» – подумала я, оценив сложившееся положение дел. Сесил только выиграл от темных слухов, возникших после смерти Эми Дадли, ибо они наносили непоправимый вред его конкуренту лорду Роберту. Все, с кем я говорила при дворе, были уверены: лорд Роберт никогда не очистится от подозрений в убийстве жены, и его репутация навеки погублена.
В состоянии ли был Сесил подстроить смерть Эми Дадли? В этом не было ничего невозможного. Мне казалось, что королева наверняка знала правду, и в этом кроется причина ее бледности и нервных припадков. Впрочем, был и еще кое-кто, кто мог просветить меня в этом темном деле, – всеведущая мистрис Клинкерт.
Пока укладывали мой сундучок для поездки в Камнор-Плейс, я поклялась себе, что воспользуюсь случаем и хорошенько расспрошу главную камеристку королевы. Она любила поговорить со мной, делилась со мной важными сведениями, потому у меня были все основания надеяться, что уже по дороге в Камнор-Плейс она откроет мне этот самый большой секрет.
Глава 11
– Как ты думаешь, он совершил то, в чем его обвиняют? – спросила я мистрис Клинкерт, после того, как мы проехали несколько миль по дороге на Оксфорд в полном молчании.
Ее широкое морщинистое лицо застыло, маленькие глазки смотрели бесстрастно. Но я не сомневалась, что она прекрасно поняла, кого я имею в виду. Она тяжело вздохнула в ответ и отвернулась.
– Я прочитала то, что королева написала на полях своей книги, – продолжала я. – Той книги, что лежит у нее рядом с кроватью и где она записывает свои секреты.
Теперь на лице мистрис Клинкерт явственно проявилась тревога.
– Зря ты это сделала…
– Она написала, что они любят друг друга. И что он пообещал ей вновь стать свободным. Что он хотел этим сказать? Он освободил себя для нового брака, устранив жену, чтобы жениться на королеве? Была ли смерть его жены подарком королеве на день рождения? Она ведь умерла вдень рождения королевы… Или на следующий день?
Мистрис Клинкерт кивнула, но ничего не сказала. Чуть помедлив, она наклонилась поближе ко мне и прошептала:
– Ты слишком много болтаешь.
Всю оставшуюся часть пути я раскрывала рот только для того, чтобы заговорить о вещах незначительных и обыденных. Я больше не упоминала ни королеву, ни лорда Роберта, ни покойную Эми Дадли.
До тех пор, пока мы не прибыли в Камнор-Плейс и управляющий не отвел нас в приготовленные для нас покои, мистрис Клинкерт тоже не произнесла ни слова о том, что меня так интересовало. Когда мы остались одни, она завела меня в глубокую оконную нишу и поведала то, что уже, видимо, не могла и не хотела скрывать:
– Люди судачат о том, что лорд Роберт приложил руку к этому делу. Но так это или нет – неважно. Королева никогда не выйдет замуж ни за него, ни за кого другого.
– Но она обязана. Королевы не правят сами. Лорд Сесил, другие члены Королевского совета, мой отец – все убеждают ее найти себе супруга, и поскорее.
– Цель брака королевы – рождение наследников, – ответила мистрис Клинкерт, – сыновей, которым можно передать трон. А она не может понести ни сына, ни дочь.
– Почему?
– Потому что она не такая, как другие женщины.
Так вот что имела в виду главная камеристка! Королева чем-то больна, либо имеет увечье, а возможно, на нее наслали порчу, или же она – Боже упаси – несет на себе проклятье. А не путает ли чего мистрис Клинкерт? Ведь мы жили рядом с королевой, одевали и раздевали ее, собирали ее грязное белье, застилали ее кровать… Мы, подобно ее личным докторам, хорошо были осведомлены о состоянии ее здоровья. Поэтому я решилась возразить:
– Ты говоришь, что она не такая, как остальные женщины, однако она имеет регулярные месячные истечения. Мы же видим пятна на ее белье. А раз так, значит, у нее могут быть дети.
Мистрис Клинкерт притянула меня к себе совсем близко, и я почувствовала запах трав, которые она обычно жевала.
– Это не ее кровь, – прошептала она. – Это кровь других женщин.
– Каких женщин?
– Про это знают только ее камеристки.
Значит, королева умело прикидывалась, что к ней приходят месячные, как и ко всем прочим женщинам до тех пор, пока они не выйдут из детородного возраста. Или почти ко всем женщинам.
– А лорд Роберт знает правду? – спросила я, чуть помедлив, когда до меня дошел смысл слов моей осведомительницы.
Мистрис Клинкерт подняла брови и пожала плечами:
– Я знаю только одно: королева не хочет стать женой, над которой насмехаются и которую презирают из-за ее бесплодия. Зная, что, если она выйдет замуж, она не принесет мужу детей, она и не вступает в брак.
– Но ей нужен наследник!
– Со временем она его выберет и назначит.
Сердце мое тревожно забилось после откровений мистрис Клинкерт, но столь же пугающей выглядела и картина, открывшаяся нам из окна нашей комнаты. Во дворе поместья царила неимоверная сутолока и стоял такой шум, что тихий голос камеристки королевы почти потонул в нем.
Во двор со страшным грохотом въезжали повозки, груженные оружием, тяжелыми дубовыми бочонками, упряжью, сундуками и корзинами. Их разгружали солдаты и слуги. Они уносили амуницию и припасы в кладовые, примыкавшие к господскому дому. Вооруженные люди то и дело въезжали и выезжали в ворота, перед шорней толпились солдаты, а стражники бросали кости о стену конюшни. Поместье Камнор напоминало военный лагерь армии в походе.
В то же время до настоящей армейской дисциплины этому «войску» было еще далеко, так как было много криков, суеты и неразберихи. Интересно, кто здесь командовал? Я вспомнила, как Уолтер Деверё сказал, что лорд Роберт собирает войска и готов поднять мятеж. Значит, поэтому королева была так бледна и взволнованна в последние дни? Она боится лорда Роберта и его людей? Она оказалась пешкой в игре своего возлюбленного?
Тогда я обратилась за утешением и успокоением к словам моего отца, сказанным им перед моим отъездом в Камнор-Плейс. Он положил руки мне на плечи, заглянул в глаза, как только он один умел смотреть, и произнес:
– Летиция, что бы ты ни увидела и ни услышала, что бы ни сказал Уолтер Деверё, знай одно: дому Тюдоров ничего не грозит. Слишком многие из нас поддерживают нашу королеву. Престол в безопасности!
Отбросив на время размышления о столь серьезных материях, я с облегчением перешла к тому делу, за которым, собственно, меня сюда и послали от имени королевы. Управляющий проводил мистрис Клинкерт и меня в спальню Эми Дадли. На нашем пути мы прошли несколькими коридорами и поднялись по короткой лестнице. На каждой ее ступеньке с краю лежали цветы, которые уже начали увядать. Я поняла, что мы идем по той самой роковой лестнице, откуда случайно упала Эми или откуда ей помогли упасть, потому я невольно затаила дыхание.
Управляющий распахнул двери опочивальни, и мы вошли внутрь. У дальней стены мы увидели пожилую женщину, которая стояла, сжавшись от страха, словно ее должны были вот-вот ударить.
– Пирто! – обратился к ней управляющий. – Эти дамы прибыли из дворца. Их послала сама королева. Понимаешь, о чем я толкую?
Было странно слышать, что мистрис Клинкерт назвали «дамой». Должно быть, управляющий хотел ей польстить. Или просто принял ее за знатную особу, несмотря на грубую ткань и старомодный фасон ее платья, отсутствие драгоценностей и старинного кроя чепец. Все эти признаки мгновенно подсказали бы опытному царедворцу то скромное место, которое мистрис Клинкерт занимала среди королевских слуг, и указали бы на ее низкое происхождение.
Пожилая женщина поклонилась, но не выпрямилась, а съежилась еще больше.
– Эти дамы прибыли сюда, чтобы забрать кроватный полог. Проследи, чтобы они получили то, что им нужно, – велел ей управляющий, а затем, обращаясь к нам, пояснил: – Это Пирто[123]123
В подлинных материалах коронерских слушаний упоминается горничная леди Эми по имени Пинто.
[Закрыть], горничная покойной леди Дадли. Она была очень предана своей госпоже.
Когда управляющий оставил нас, я подошла поближе к широкой и высокой кровати с альковом. Альков включал в себя несколько гобеленов дивной красоты, на которых яркими нитями были вытканы мифологические сцены. Я узнала совращение Леды[124]124
Леду, жену спартанского царя Тиндарея, совратил Зевс по древнегреческой (он же Юпитер по древнеримской) мифологии, явившись к ней в образе лебедя. От этого союза родилась, в том числе, Елена Прекрасная, из-за которой разгорелась Троянская война. «Леда и лебедь» – любимый сюжет искусства эпохи Возрождения, к которому обращались Леонардо да Винчи, Микеланджело, Корреджо и др.
[Закрыть], обнимающихся Венеру и Адониса[125]125
По преданию, искусный охотник Адонис стал возлюбленным богини любви Венеры. Сюжет страсти, вспыхнувшей между богиней и простым смертным, широко использовался в живописи и литературе описываемой эпохи (поэма У. Шекспира «Венера и Адонис»).
[Закрыть], Психею, склонившуюся над Купидоном[126]126
Согласно легенде красавица Психея стала женой некоего невидимого существа, с которым проживала в сказочном дворце. Супруг Психеи поставил условие, что она не должна пытаться узнать, кто он такой. Завистливые сестры подговорили, Психею зажечь ночью светильник, когда муж уснет, чтобы раскрыть его тайну. Послушавшись их, Психея обнаружила, что ее муж – прекрасный бог любви Купидон (он же Амур или Эрот).
[Закрыть] с лампой в руке и замершую в созерцании красоты своего возлюбленного. Работа мастериц-ткачих была необыкновенно искусной. Неудивительно, что королева возжелала иметь этот полог для своей новой кровати из драгоценного кедра, что, впрочем, не умаляло бестактности этого ее желания.
– Пирто, – обратилась я к горничной, – сними, пожалуйста, эти гобелены и аккуратно сложи их так, чтобы мы могли в сохранности доставить их в Лондон.
Ответом мне было только громкое шмыганье носом. Потом горничная прошептала:
– Пожалуйста, не дайте им меня забрать…
Я пригляделась повнимательней и поняла, что женщина до смерти напугана.
– Успокойся, никто тебя никуда не заберет, – уверила я ее. – Мы приехали только для того, чтобы доставить полог во дворец.
Видя, что она продолжает плакать, я добавила гораздо более сочувственным тоном:
– Это ты положила цветы на ступени лестницы?
Она кивнула и впервые отважилась поднять на меня взгляд. В ее много повидавших покрасневших глазах, окруженных глубокими морщинами, плескались неизбывная печаль и страх.
– Солдаты… их так много… они заберут меня и отведут в тюрьму…
Мистрис Клинкерт решительно подошла к горничной и ударила ее по щеке:
– Хватит жалеть себя! Делай, что тебе велят.
Но в ответ раздались только новые рыдания и всхлипы.
– Есть у тебя какие-нибудь корзины? – нетерпеливо спросила мистрис Клинкерт. – Я сама сложу в них занавеси.
– Солдаты… солдаты, – продолжала бормотать пожилая женщина. – Моя госпожа… куда они ее увозят? Куда отправят меня?
Мистрис Клинкерт собственноручно стащила занавеси с удерживающего их карниза и попыталась свернуть их, но они были такими тяжелыми и жесткими, что это оказалось непросто. Меж тем Пирто подошла к комоду и попробовала открыть его. Ее руки тряслись, и она с трудом справилась с выдвижным ящиком. Горничная извлекла на свет божий металлическую шкатулку, украшенную позолоченным орнаментом с инициалами Э. Д. Вытащив из складок юбок связку ключей, Пирто выбрала один, который подходил к замку, и открыла шкатулку.
Я внимательно наблюдала за тем, как она поставила шкатулку на комод и принялась вынимать ее содержимое.
– Вот все, что осталось от моей госпожи, – проговорила она одновременно горестно и почтительно. – Здесь хранятся те вещи, которыми она больше всего дорожила.
– Значит, их следует передать лорду Роберту.
– Лорду Роберту наплевать на ее вещи, и даже на ее бедное, изломанное тело, – голос Пирто был тих, но полон ярости. – Знаете, куда они ее положили? В простой деревянный гроб. Они закопали ее в неосвященной земле за деревенской пивной. Так распорядился церковный староста, а священник только и сделал, что прочитал над ней молитву.
– Конечно же, ваша госпожа будет вскоре похоронена по всем правилам, в освященной земле. Просто ее смерть оказалась для всех неожиданностью. А лорд Роберт был слишком занят делами королевы. Наша повелительница нуждается в его услугах, и ему пока невозможно оставить двор.
Горничная бросила на меня оскорбленный взгляд, словно я попыталась очернить ее покойную госпожу.
– Леди Дадли – вот кто по-настоящему нуждалась в своем муже. Она ему доверяла, она скучала по нему, а он навещал ее так редко… – Лицо Пирто сморщилось от сдерживаемых слез. – Только я была с ней в тот день. Только я знаю всю правду!
– Какую правду? – резко спросила мистрис Клинкерт, отрываясь от занавесей, которые она все еще пыталась свернуть. – Что тебе известно?
Но вместо ответа Пирто сжала в руке одну из тех вещиц, которые она извлекла из шкатулки. Это был портрет-миниатюра столь малых размеров, что трудно было разобрать, чье лицо изображено на нем. Пирто заулыбалась сквозь слезы, не сводя глаз с лица на портрете. И еще я заметила, как в этот момент она быстро выхватила из шкатулки сложенный лист бумаги и спрятала его в кармане фартука.
– Я знаю, что случилось в день, когда леди Эми погибла, – произнесла Пирто, оторвавшись от созерцания портрета и глядя прямо на меня. Теперь в ее взгляде был вызов. – И я все расскажу коронеру[127]127
Коронер (название появилось в 1194 г. и означает «представитель, гарант интересов короны») в тогдашней Англии и современной Великобритании – должностное лицо, расследующее случаи внезапной смерти или смерти, происшедшей при подозрительных обстоятельствах. Так называемый «коронерский суд» в составе самого коронера и 6 присяжных заслушивает свидетелей и экспертов; затем присяжные выносят вердикт о причинах смерти. Коронерский суд решает только один вопрос – можно ли считать смерть насильственной. Если да, то дело получает дальнейший ход, расследуется в установленном порядке и рассматривается в суде общей юрисдикции.
[Закрыть] в суде!
Глава 12
В зале суда с голыми побеленными стенами буквально яблоку было негде упасть. Зрители шумели, толкались, чтобы занять места поудобнее на жестких деревянных скамьях, и благоухали крепким элем. Коронерские слушания по поводу смерти леди Эми Дадли, проживавшей в Камнор-Плейс и скончавшейся там же, должны были начаться в четыре часа дня, а кабаки открылись в полдень. Мало кто из обитателей деревни не воздал должное местным напиткам, с нетерпением ожидая начала заседания. Еще меньшее их число сомневалось в вердикте присяжных.
– Он их всех до одного подкупил, – перешептывались местные жители, разглядывая присяжных коронерского суда, которые стояли отдельно и заметно волновались. Как рассказал нам управляющий Камнор-Плейс, их созвали в самом спешном порядке.
«Лорд Роберт прислал своих людей из Лондона»… «они должны были подкупить всех присяжных и их старшину»… «говорят, Дадли уже тайно обвенчался с Ее Величеством и скоро велит себя короновать», – слышалось в толпе.
Старшина присяжных – коротышка с испуганным лицом – поминутно оправлял камзол, неловко переминался с ноги на ногу и старался не встречаться взглядом со зрителями.
– Взял денежки лорда, как пить дать, и готов вместе с остальными вынести такой вердикт, который угоден важному господину! – таково было единодушное мнение публики.
Двери распахнулись, и с порывом ледяного ветра в нетопленый зал вошел коронер. С его круглого личика капризного ангелочка не сходила презрительная усмешка, а одного его сурового взгляда хватило, чтобы утихомирить ссорящихся за места зрителей. Хотя он скомандовал, что его не нужно приветствовать вставанием, все в зале поднялись на ноги и замолчали. Тут в зале появился еще один человек: высокий, представительный, в длинной красной мантии и колпаке с меховой оторочкой. Вошедший уселся на скамью на возвышении за местом коронера и оглядел зал бестрепетным взглядом человека, привыкшего повелевать.
– Это представитель Геральдической палаты Ее Величества с правом ношения креста Святого Георгия[128]128
Представитель Геральдической палаты Ее Величества с правом ношения креста Святого Георгия в описываемую эпоху – влиятельное должностное лицо, представляющее корону в суде и на официальных церемониях. С 1553 по 1566 г. эту должность занимал Генри Котгроув. Крест Святого Георгия, символ Англии, представляет собой красный прямой крест на белом фоне.
[Закрыть]. Его прислал королевский суд, и он будет наблюдать за ходом слушаний от имени королевы, – объяснили знающие люди.
– Можно подумать, королева хочет, чтобы этот суд был справедливым?! – раздался чей-то насмешливый голос.
В ответ на эту реплику в зале откровенно засмеялись.
– Всем сесть! – рявкнул коронер, и скамьи заскрипели под рассаживающимися зрителями, которые вполголоса переговаривались между собой и все еще посмеивались.
– По делу о смерти леди Эми Дадли этот суд, созванный надлежащим образом, готов выслушать показания свидетелей, – начал коронер монотонным голосом, которому не изменил и в последующие часы, вызывая свидетелей одного за другим.
Мистрис Клинкерт и я, сидевшие в задних рядах, слушали, как обитатели Камнор-Плейс описывают последний день жизни Эми Дадли. Они рассказали, что она отпустила всех слуг, отправив их на местную ярмарку, рассердилась, когда несколько человек захотели остаться с ней, и прогнала их. Еще они поведали, что в тот день (как, впрочем, и во многие другие дни до этого) леди Дадли была мрачна и подавлена, много плакала, жаловалась на судьбу, принимала лекарства для облегчения мучивших ее жестоких болей, а также молилась об избавлении от страданий.
– Не могли бы вы повторить ее слова? – попросил коронер врача, красочно описывавшего угнетенное состояние леди Эми. – Вы хотите сказать, что она молилась об освобождении и избавлении от чего-то, что ее мучило?
– Да, примерно так.
– Воспроизведите в точности ее слова!
– Ну, насколько я помню, она стояла под распятием, висевшим над ее кроватью, и…
– Но над ее кроватью нет распятия, – сказала я, поднимаясь со скамьи. – Мы с мистрис Клинкерт побывали в спальне этим утром, чтобы снять полог, и я не видела там никакого распятия, а только гобелены со сценами из языческих мифов, которые трудно назвать благочестивыми.
Коронер прищурился и внимательно посмотрел на меня. Представитель королевы тоже глянул на меня со спокойным интересом.
– Вы уверены в этом?
– Да.
– Вы хотите сказать, что леди Дадли не была христианкой?
– Что вы, я ничего подобного не имела в виду, Ваша честь. Просто доктор, возможно, не очень точен в своих показаниях, потому что над кроватью леди Дадли никакого распятия нет.
– Выносили ли что-нибудь или переставляли в спальне леди Дадли до того, как сняли полог? – спросил представитель королевы у коронера.
– Нет, ничего такого не делали.
Зрители, заскучавшие, а то и задремавшие во время занудных показаний предшествующих свидетелей, воспрянули к жизни. Я почувствовала себя в центре внимания всех присутствующих.
Доктор уставился на меня и, борясь с раздражением, процедил сквозь сжатые зубы:
– Возможно, она осенила себя крестным знаменем, когда произнесла эти слова.
Теперь встала со своего места Пирто. Она сидела среди других свидетелей, ожидая своей очереди.
– Моя госпожа никогда не крестилась, как это делают паписты, – бросила она и опустилась на скамью.
– Да какая разница? – вскричал доктор, уже не сдерживая своего раздражения. – Важно то, что именно она сказала.
Но представитель королевы не поверил словам доктора. Он учинил врачу настоящий допрос, заставив того волноваться еще больше. Доктор начал запинаться и мямлить, противоречить сам себе, пока всем присутствующим не стало ясно, что он лжет.
– А теперь, доктор Хьюик, – заговорил тут коронер самым серьезным тоном, – я собираюсь задать вам очень важный вопрос, на который вы обязаны ответить честно и откровенно. В противном случае вы понесете наказание за неуважение к суду.
Коронер замолчал, сделал паузу, откашлялся и произнес:
– Заплатил ли вам кто-нибудь деньги или оказал какие-либо услуги для того, чтобы вы ввели в заблуждение этот суд, создав у суда впечатление, будто леди Дадли страдала и мучилась и хотела сама положить конец этим страданиям?
К моему удивлению, доктор страшно рассердился:
– Конечно, нет! Я человек, не стесненный в средствах!
– Скорее – не стесняющийся… – выкрикнул кто-то.
По залу прокатился хохот. Доктор только сокрушенно всплеснул руками.
Но когда публика угомонилась, коронер вновь обратился к свидетелю:
– Вы хотели ввести суд в заблуждение своими показаниями? Отвечайте!
Доктор изо всех сил попытался вернуть себе самообладание перед тем, как заговорить вновь:
– Я говорю то, что помню, Ваша честь.
Тут допрос возобновил представитель королевы:
– Назовите точное время, когда вы были в покоях леди Дадли в день ее смерти.
– Среди дня – после того, как леди Дадли изволила пообедать.
– А кто же подавал ей обед, если всех слуг услали на ярмарку?
– Я прислуживала моей госпоже, – сказала Пирто со своего места. – Я не пошла со всеми на ярмарку.
– Вы присутствовали при визите доктора? – спросил представитель королевы.
– Простите, Ваша честь, но я, как добрая христианка, готова поклясться, что доктор не посещал мою госпожу в тот день.
– Но я же был в поместье! Эта женщина лжет! – выкрикнул врач. По его покрасневшему лицу обильно тек пот, голос дрожал.
– Положите руку на Библию и поклянитесь, что говорите правду, – велел представитель королевы.
Принесли Библию и положили ее перед свидетелем.
– Клянусь, – провозгласил доктор, положив руку, унизанную кольцами, на святую книгу, – что слышал, как леди Дадли молилась об избавлении ее от страданий.
– Она стояла на коленях, когда возносила эту молитву, или молилась стоя?
Задавая этот вопрос, представитель королевы покинул свое место и теперь стоял совсем рядом с трясущимся доктором, угрожающе возвышаясь над свидетелем из-за разницы в росте.
– Она молилась стоя, как я уже говорил…
– Она всегда опускалась на колени, когда молилась, – заявила Пирто ледяным тоном.
В зале повисло молчание.
– Возможно, доктор, у вас плохо с памятью. Давайте заслушаем показания горничной, которая была со своей госпожой в тот роковой день.
– Леди Дадли находилась в состоянии душевного волнения. Я бы даже сказал, умопомрачения, – настаивал на своем доктор. Видя, что ему не верят, он воскликнул: – Господи, неужели вы не понимаете? Она вообще ничего не соображала. Ей жить не хотелось…
Но тут по кивку представителя королевы двое стражников подхватили врача под руки и потащили его вон из зала суда. Он пытался еще что-то прокричать, но его слова заглушил свист ветра из распахнутой двери.
Тем временем Пирто, сжимая в руке портрет-миниатюру из шкатулки леди Эми, вышла вперед и встала на свидетельское место, лицом к присяжным. По знаку коронера она начала говорить.
