Текст книги "Дворцовые тайны. Соперница королевы"
Автор книги: Кэролли Эриксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 37 страниц)
Глава 2
– Уилл, послушай, Уилл! Несчастный крошка родился мертвым. Может быть, так подействовал опиум, который они дали нашей королеве. Неужели это дьявольское снадобье убило младенца? А король страшно разгневался и кричал на нашу госпожу…
Среди тишины и покоя малого дворцового сада, в укромном уголке между голубятней и пивоварней, я изливала свои чувства моему жениху Уиллу, который крепко обнимал меня. Какие же у него сильные руки! В его объятиях я искала защиту еще с той поры, когда мы были детьми. Случалось ли мне упасть и расцарапать ногу, подраться с Недом[9]9
Эдвард (уменьш. Нед) Сеймур (1506 (?) – 1552) – брат Джейн Сеймур, государственный деятель эпохи Тюдоров, будущий 1-й герцог Сомерсет и лорд-протектор Англии.
[Закрыть], повздорить с одним из двоюродных братьев либо подвергнуться наказанию отца, отправлявшего меня в мою комнату под замок на хлеб и воду, – Уилл был моим оплотом и утешением. Улыбчивый, добрый, светловолосый и голубоглазый Уилл Дормер[10]10
Сэр Уильям (уменьш. Уилл) Дормер (1503–1575) – рыцарь и политик, живший в эпоху Тюдоров. По матери приходился дальним родственником Елизавете Вудвилл, жене Эдуарда VI. В 19 лет влюбился в 14-летнюю Джейн и был некоторое время помолвлен с ней.
[Закрыть] – человек, за которого я вскорости выйду замуж. Тот, кто будет отцом моих детей, увезет меня в наше сельское поместье, где мы будем вести жизнь, далекую от суеты и соблазнов двора. В милый деревенский рай, притаившийся под сенью кущ, среди ручейков, несущих свои воды в широкую, мирно текущую реку. Здесь кормятся олени, а кролики и зайцы гоняются друг за другом в подлеске. Весна раскинет у нас под ногами ковер, нет, не ковер, а океан колокольчиков, который затопит узловатые корни раскидистых дубов и потечет меж белыми стволами буков. И в этом нашем мире не будет ни слез, ни мертвых младенцев…
– Джейн, дорогая моя! – голос Уилла вторгся в мои грезы.
Я не хотела ни расставаться с мечтой, ни размыкать кольца наших рук. Последние два дня я почти не спала, к тому же несчастье королевы и ее ужасная ссора с королем совсем вывели меня из равновесия. Меня, которая всегда так гордилась своей способностью сохранять спокойствие в любых обстоятельствах… Наверное, в этом и была одна из причин того, что королева приблизила меня к себе. Даже сочувствуя и сопереживая, я никогда не позволяла чувствам победить меня. Однажды Ее Величество сказала мне – и это следовало воспринимать как комплимент, – что я владею собой почти так же хорошо, как настоящая испанка, и должна благодарить Бога за это. Но сейчас, измотанная и встревоженная, я растеряла мое хладнокровие и жаждала поддержки и утешения.
– Видел бы ты ее, Уилл…. и этот гробик для ребенка. Такой маленький ящичек, обшитый пурпурной тканью… Мне ее так жаль, что сердце разрывается. Она хоронит всех своих мертворожденных детишек, одного за другим, а король, по слухам, даже не замечает их могилок и никогда не посещает их…
– Джейн! Да послушай же ты!
С неохотой я оторвалась от него и отступила, заставив себя прислушаться к его словам.
– Знаю, что ты горюешь из-за королевы, но я должен обсудить с тобой кое-что важное. Это срочно! Меня ждут в Девичьей Башне, а мистер Вудшо сердится, когда я опаздываю…
От одного упоминания Эдварда Вудшо я тотчас вознегодовала. Уилл служил при дворе короля уже два года, но его последняя должность, по моему мнению, не могла стяжать ему чести.
– Эдвард Вудшо отдает тебе приказы?! Какой стыд! Только подумай – тобой командует королевский сводник! – воскликнула я с презрением.
– Ты прекрасно знаешь, Джейн, что я не выбирал этой службы. Но я верный слуга короля и привык добросовестно исполнять то, что мне велено.
– Но Девичья Башня – это же позор королевского двора!
В Девичьей Башне были устроены тайные покои короля, где распоряжался мерзкий Эдвард Вудшо и содержались девицы для монарших любовных утех. Секрет этот хранился не слишком ревностно, ибо весь двор знал о том, в чем именно состоят обязанности Вудшо.
Мой Уилл был красив, молод, строен, мускулист и широкоплеч. Ему только что исполнился двадцать один год, и он просто лучился обаянием. Поэтому-то его и забрали с конюшни, где он служил грумом, – а эта должность ему нравилась, ведь он любил лошадей – и отправили под начало Вудшо прислуживать в личных покоях короля, в том числе и в Девичьей Башне.
Новая служба Уилла свидетельствовала о том, что он на хорошем счету у сильных мира сего. Если он сможет отлично зарекомендовать себя, его ждет следующая, более высокая должность.
– Ты должна гордиться Уиллом, – не уставал повторять мне Нед.
Мой брат, несмотря на юный возраст (а был он на четыре года старше меня), служил в доме могущественного кардинала Вулси[11]11
Томас Вулси (1473–1530) – выдающийся политический деятель и церковный иерарх при дворе Генриха VIII. В 1509 г. после восшествия Генриха VIII на престол был назначен альмонарием, т. е. лицом, раздающим королевскую милостыню бедным, а к 1514 г. превратился в ключевую фигуру во всех областях светской и церковной жизни страны. Высшие посты – лорд-канцлер и архиепископ Йоркский. В 1515 г. назначен кардиналом. Построил дворец Хэмптон-Корт, сохранившийся до наших дней, который впоследствии отошел короне.
[Закрыть] и карабкался по карьерной лестнице достаточно споро, но не так быстро, как ему хотелось, ибо был он юношей честолюбивым, сметливым, услужливым и – чего уж греха таить – безжалостным в достижении цели.
– Когда вы с Уиллом поженитесь, – неизменно добавлял брат, – вы оба наверняка возвыситесь при дворе.
– Я надеюсь, что мы пойдем под венец совсем скоро, через несколько месяцев, – отвечала я Неду.
Я не решалась признаться ему, как сильно я желаю этой свадьбы – но не для того, чтобы преуспеть, а чтобы навсегда покинуть двор. Мне хотелось вырваться из удушливой атмосферы, господствовавшей в покоях королевы. Да, я чувствовала к ней симпатию, она выделяла меня среди остальных своих фрейлин, но, по правде говоря, такое внимание меня тяготило. Когда я являлась на ее зов и находилась рядом с ней, – а это случалось очень часто, – я как будто бы впитывала ее печаль, проникалась ее одиночеством. Я восхищалась смелостью Екатерины, завидовала силе ее веры, но сама желала бы оказаться в более приятном обществе, проводить часы в веселии и радости. А радостью для меня был Уилл.
И еще мне хотелось навсегда стряхнуть с себя тяжелое бремя недоброжелательности и предвзятости испанских придворных дам. Чего только они не делали, чтобы исподтишка унизить меня. Я не единожды пыталась объяснить Уиллу, что женщины могут о многом поведать без слов: чего только стоили презрительные взгляды испанок, их якобы случайные толчки, сказанные друг другу на ушко ядовитые реплики. Они знали тысячу способов, как выказать неуважение ко мне, не вступая в открытую вражду. Этим мегерам мой отъезд будет только в радость…
– Джейн! – голос Уилла в этот раз звучал настойчиво. – Ты должна выслушать меня!
Я взглянула ему в лицо и увидела, как затуманились его обычно ясные голубые глаза.
– Джейн, у меня для тебя дурные вести.
– Что случилось?
– Я навестил своих родителей, как мы и договаривались, рассказал, что мы с тобой собираемся скоро пожениться, и попросил их благословения.
– И что же?
– Они велели мне забыть о женитьбе. Наш с тобой союз невозможен.
От удивления я потеряла дар речи. Меня с детства тепло принимали в доме Дормеров. Более того, родители Уилла так улыбались мне при встрече и так обнимали меня, как будто бы я была их кровной родственницей. Наша с Уиллом свадьба была делом решенным. Во всяком случае мне так всегда казалось.
– Но они любят меня, – наконец смогла вымолвить я. – Я уверена, что так оно и есть.
– Да, Джейн, ты не ошиблась.
– Тогда в чем же дело?
Уилл выглядел очень несчастным и пустился в объяснения:
– Сперва они сказали мне, что надеются подыскать для меня более выгодную партию и что появилась возможность породниться с семейством Сидни, и такой брак – предел их мечтаний. Я ответил, что хочу жениться на тебе, Джейн, и ни на ком другом. Мы поссорились. Родители обвинили меня в том, что я не забочусь о фамильной чести. Я ответил им, что твоя семья ничуть не менее родовитая, чем Сидни. Мы знаем, что это не так и род Сидни выше Сеймуров по своему положению, но во мне говорила верность тебе, моя дорогая. Однако все мои доводы разбивались о броню их странного упорства. Родные мои не гневались на меня, но были тверды в своем решении. Я должен жениться на наследнице Сидни, и точка! А потом…
– И что потом?
– Они сказали ужасную вещь, Джейн. Ты правда хочешь это услышать?
– Конечно! Я должна знать, что так внезапно отвратило твоих родителей от меня после стольких лет их благорасположения.
– Твой отец и моя сестра Марджери… – заговорил Уилл тихим голосом.
– И что же они?
– Мой отец… понимаешь, он застал их… твой отец…
Я сразу же поняла, что имеет в виду Уилл, но не могла поверить в такое, поэтому лишь смотрела на моего жениха в полном смятенье, не произнося ни слова. Наконец мне удалось проговорить:
– Ты хочешь сказать, что мой отец и твоя сестра вместе лежали в постели? Обнаженные? Что они… ну, словом, они вели себя как муж и жена?
– Их застали в кладовке. И они не лежали, а стояли. Отец сказал, что они не раздевались, ну, в смысле, не разделись до конца…
– Нет, это неправда!
Уилл схватился за голову и в отчаянии взъерошил волосы.
– Отец не стал бы лгать мне, коль скоро речь идет о таких вещах. Ведь наша семья теперь покрыта позором. Знаешь, Джейн, я ему верю. И если твой отец только осмелится еще раз подойти к моей сестре, я живого места на нем не оставлю. Если бы не ты, не мои чувства к тебе, я бы с радостью убил бы его.
Я замерла, как громом пораженная, и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
– Я должен идти, Джейн. Поговорим позже. – С этими словами Уилл быстро поцеловал меня в щеку и был таков.
Прошло еще полчаса, а я все еще сидела на том же самом месте, не в силах поверить в то, что только что услышала. Моему отцу Джону Сеймуру[12]12
Сэр Джон Сеймур (1474–1536) – владетель поместья Вулфхолл в Уилтшире, был возведен в рыцарское звание Генрихом VII, отцом Генриха VIII, за успехи в усмирении Корнуоллского восстания в 1497 г. Оставшуюся часть жизни провел в основном в своем поместье, занимая различные выборные должности в графстве Уилтшир.
[Закрыть] было пятьдесят лет, сестре Уилла Марджери – только-только исполнилось четырнадцать. Тяжесть греха – если все сказанное было правдой – оказалась слишком велика. Она давила на мои плечи, пригибала меня к земле… Никогда я не смогу ни принять, ни понять содеянного.
То, о чем рассказал мне Уилл, оживило смутные, неясные воспоминания. Воспоминания, которые я старалась держать под спудом и к которым не позволяла своей памяти возвращаться.
Когда я была еще ребенком, в нашем поместье Вулфхолл одной из служанок была совсем молоденькая девушка, темноволосая, милая и старательная. Мне она так нравилась! Когда я спускалась на кухню, она позволяла мне макать корочки от свежеиспеченных караваев хлеба, остывавших в корзинах, в мясной сок, стекавший с коптящихся на вертелах окороков. Как бы сильно она ни была занята, она всегда находила время сказать мне дружеское слово привета и угостить чем-нибудь вкусненьким.
Однажды в доме разразился страшный скандал. Челядь пряталась по углам, управляющий был в явном смятенье, а юная служанка – в слезах. Я пожалела девушку и хотела утешить ее, но, увидев отца, стоявшего со странным выражением на лице и плотно сжатыми кулаками, замерла на месте, боясь приблизиться. Служанка выбежала из дома, и больше я ее не видела. Моя мать проплакала несколько дней и отказывалась не только говорить с отцом, но и смотреть на него.
Тогда я была слишком молода, чтобы понять, что происходит, но теперь спросила себя: значит ли это, что мой отец соблазнял и других совсем юных девушек? Возможно ли такое? Или в тот раз не было совращения, а была взаимная страсть? Греховная страсть, закончившаяся слезами и изгнанием девушки из нашего дома…
Но служанка – это одно дело, а сестра Уилла Дормера – совсем другое. Я должна была узнать правду, пусть даже и нежеланную мне. Противилась ли Марджери посягательствам отца? Если да, то почему она не закричала, не позвала на помощь? И что будет, если она забеременела? Благородные господа при дворе – да и сам король – то и дело брали себе новых любовниц и приживали с ними детей. Не только Генрих грешил этим, но и герцог Норфолк, и гораздо менее знатные господа. Они бесстыдно предавались разврату и не стеснялись показывать своих возлюбленных при дворе. Они даже хвастались своими любовными похождениями. Близкий друг короля и его зять Чарльз Брэндон, герцог Саффолк[13]13
Чарльз Брэндон, герцог Саффолк и виконт Лайл (1484–1545) – фаворит Генриха VIII и его зять, одна из самых влиятельных и колоритных фигур при его дворе. Третьим браком был женат на сестре Генриха Марии Тюдор, вдовствующей французской королеве. Каждый его брак сопровождался скандалом. Четвертая жена Брэндона, Кэтрин Уиллоуби, была дочерью Марии де Салинас, фрейлины королевы Екатерины. Она вышла замуж за Брэндона 13 лет от роду, будучи до этого помолвлена с его старшим сыном. Имел восемь законных детей, а также официально признал еще трех своих незаконнорожденных отпрысков.
[Закрыть], женившись по большой и страстной любви на прекрасной принцессе Марии, сестре короля, сейчас завел молоденькую любовницу. И не просто какую-то юную красотку, а родственницу фрейлины королевы Екатерины. По крайней мере об этом вовсю судачили при дворе.
Похоже, мой отец лишь следовал недостойному примеру других. Разврат превратился в проклятье нашего времени. Он подобно язве подтачивал королевский двор. Он разрушил мою мечту о любви и погубил мои надежды на будущее.
Глава 3
Единственным громким звуком под массивными деревянными балками просторного парадного зала дворца Брайдвелл[14]14
Брайдвелл – дворец, построенный Генрихом VIII в Лондоне в 1515 г. До наших дней не сохранился.
[Закрыть], освещенного светом факелов и украшенного гобеленами, был надсадный кашель маленького мальчика. Сегодня сюда пришли все те, кто занимал самые главные должности при дворе, чтобы стать свидетелями торжественного и важного события: присвоения побочному сыну короля титулов герцога Ричмонда и Сомерсета, лорд-адмирала Англии, герцога Нормандии и Аквитании, владетеля Ардра, Гиени и Кале[15]15
В описываемое время Кале оставался единственным английским владением на континенте после Столетней войны между Англией и Францией.
[Закрыть] (хотя король Франции Франциск[16]16
Франциск I (1494–1547) – король Франции с 1515 г., сын графа Карла Ангулемского, двоюродного брата короля Людовика XII (женатого на сестре Генриха VIII Марии Тюдор), и Луизы Савойской. Основатель ангулемской ветви династии Валуа. Царствование Франциска характеризуется усилением абсолютизма. Широко известен принцип, используемый им в политике и законотворчестве: «Cartel est notre plaisir» («Ибо нам так угодно»).
[Закрыть] наверняка оспорит эти притязания), лорда Уэльской и Шотландской Марки, сенешаля Гаскони и рыцаря ордена Подвязки[17]17
Орден Подвязки – высший рыцарский орден Великобритании. Учрежден королем Эдуардом III в 1348 г. По преданию, когда графиня Солсбери во время танца с королем уронила подвязку и окружающие засмеялись, король поднял подвязку и повязал ее на собственную ногу со словами: «Пусть стыдится тот, кто плохо об этом подумал», ставшими девизом ордена. Одновременно членами ордена Подвязки могут быть не более 25 человек, включая царствующего монарха.
[Закрыть].
В этот день юный Генри Фицрой, которому совсем недавно исполнилось только шесть лет, должен был вознестись выше всех дворян королевства, хотя ни крепким здоровьем, ни истинно королевскими статями он не мог похвастаться.
Мальчик продолжал кашлять, и этот звук казался каким-то жалким и нелепым в огромном зале. Я заметила, что короля это раздражает. Генрих возвышался – могучий, широкоплечий, огромный, в пышных одеждах, сверкающих золотом, – в одном конце зала и смотрел на своего сына, который должен был приблизиться к нему из другого ее конца, со все возраставшим чувством разочарования. И дело тут было не только в нынешней болезни юного Фицроя, а в том, что для своих лет мальчик выглядел слишком маленьким и бледненьким. Он не мог держаться прямо и постоянно горбился. Его тоненькие ножки в шелковых чулках неловко косолапили. Малыш взял за руку стоявшего слева от него Чарльза Брэндона, герцога Саффолка, и посмотрел снизу вверх в лицо высоченного, атлетически сложенного второго пэра королевства с такой трогательной мольбой на бледном личике, что у меня защемило сердце.
Брэндон, которого я всегда почитала человеком добрым и отзывчивым, бережно обхватил маленькую белую ручку своей загорелой лапищей и подбодрил малыша теплой улыбкой. Герцог Норфолк, стоявший справа от Генри Фицроя и заметно уступавший Брэндону в росте и сложении, нацепил на свое лицо с резкими чертами привычную маску высокомерия и отвернулся, не предложив мальчику своей руки.
Два герцога и малыш между ними начали свой путь к королю через весь зал. «Скоро герцогов будет трое», – подумала я, хотя и не могла представить себе юного Фицроя в роли величайшего вельможи Англии. Но я знала, какое будущее ему уже уготовано. Все было предписано заранее: в каких замках он будет жить, кто будет надзирать за его ста тридцатью двумя слугами, кто будет обучать его наукам, а кто – верховой езде, кто будет его духовником, и даже – на ком он женится. Поговаривали, что скоро мы будем праздновать его помолвку с Мэри Говард, дочерью Норфолка, и что в жилах отпрысков нового королевского дома смешается кровь Тюдоров и Говардов.
Оттуда, где я сидела с другими фрейлинами, была хорошо видна не только церемониальная процессия, но и все присутствующие. По настоянию короля его супруга Екатерина тоже присутствовала. Она держалась с присущим ей спокойствием и достоинством, скрывая лицо за черной кружевной мантильей, украшавшей ее традиционный английский чепец. Ее дочь принцесса Мария – хорошенькая девятилетняя девочка, хрупкая и немного неловкая – сидела не шевелясь, пытаясь сохранить царственную осанку, и казалась глубоко задетой происходящим. Она ни разу даже не взглянула на Генри Фицроя, но не спускала глаз со своего отца.
Мария, несмотря на свой возраст, прекрасно понимала, что сегодняшнее возвышение Генри Фицроя свидетельствует об окончательном выборе королем наследника престола. Ее – принцессу крови – бесцеремонно отодвинули в сторону, заменив незаконнорожденным мальчишкой. И на этом ее беды не кончались. При дворе уже знали, что от Марии отказался Карл – юный правитель огромной и могущественной империи Габсбургов, – который должен был со временем стать ее мужем. Помолвка была расторгнута совсем недавно, что оставляло Марию без каких бы то ни было перспектив на престол и удачное замужество. «Неудивительно, – подумала я, – что она не желает смотреть на маленького Генри Фицроя». Ребенок тем временем медленным шагом двигался вперед между двух герцогов.
Кардинал Вулси – самый богатый и влиятельный сановник нашей страны, превосходящий всех вокруг, кроме короля, пышностью одежд и дородностью, – стоял ближе всех к монарху, облаченный в сверкающий шелковый кардинальский пурпур. На его груди блистал тяжелый золотой крест, а пальцы были унизаны драгоценными перстнями. Неподалеку от кардинала я заметила Томаса Болейна[18]18
Томас Болейн, граф Уилтшир (1477 (?) – 1539) – английский дипломат и государственный деятель эпохи Тюдоров. Несмотря на скромное происхождение (отец – богатый торговец тканями), был женат на Элизабет Говард, сестре герцога Норфолка. Достиг больших успехов на дипломатическом поприще, не в последнюю очередь благодаря тому, что в совершенстве владел французским и латынью. Отец Анны Болейн, второй супруги Генриха VIII, дед королевы Елизаветы I.
[Закрыть], отца Анны. Он, который не мог похвастаться принадлежностью к кругу самой высшей знати по рождению, сейчас, по слухам, вознесся необычайно. Он был женат на Элизабет, сестре герцога Норфолка, и, пользуясь поддержкой и влиянием последнего, делал все, чтобы стать незаменимым слугой нашего короля.
Признаюсь, сложившаяся ситуация не оставляла меня равнодушной и возбуждала мое любопытство. Мой брат Нед всегда с огромным интересом слушал то, что я передавала ему из разговоров, которые чаще шепотом и реже в полный голос велись в покоях королевы, а он, в свою очередь, делился тем, что сообщали ему другие придворные и слуги.
Отмечу, что в тот год в окружении короля усердно пересказывались и множились самые разнообразные слухи и сплетни! Неопределенность будущего страны рождала у всех нас неуверенность в завтрашнем дне. Двор, как растревоженный улей, уже давно гудел и полнился молвой, а возвышение Генри Фицроя только подлило масла в огонь.
Доживет ли болезненный и хилый Генри Фицрой до того дня, когда он вступит на престол? Если он умрет раньше, пойдет ли король на разрыв с королевой, чтобы жениться на женщине, способной подарить ему наследников? Что говорят на этот счет астрологи и прорицатели? Каких женщин предпочитает наш король, кого он захочет допустить в свою опочивальню, а с кем развлекается в Девичьей Башне? Станет ли мать Генри Фицроя вновь королевской фавориткой? Казалось, что эти и другие вопросы вихрем кружатся вокруг маленького мальчика, который вот-вот должен был стать герцогом Ричмондом и Сомерсетом.
Прозвучали фанфары, и запел хор. Вполне возможно, что наш король, будучи одаренным композитором, сам написал гимн в честь присвоения герцогского титула своему сыну. Когда голоса певцов смолкли, малыш и двое его сопровождающих подошли к возвышению, на котором стоял король, и начали подниматься по ступеням. Потом оба пэра отступили, оставив ребенка одного с отцом. Король Генрих, взяв поднесенную ему герцогскую корону, возложил ее на голову сына. Пурпурная мантия с золотой застежкой, отороченная горностаем, легла на худенькие детские плечи. Были произнесены молитвы и принесены все положенные клятвы. Присутствующие разразились приветственными кликами, и трубы вновь ликующе взревели в честь нового герцога Ричмонда и Сомерсета.
Король порывисто обнял малыша, легко, как щенка, подхватил на руки и сбежал с возвышения со своей ношей прямо в толпу придворных, чтобы поближе показать всем своего сына. В толчее герцогская корона свалилась с головы мальчика, но Томас Болейн тут же пришел на выручку и, нырнув среди пышных юбок дам, буквально вытащил ее из-под ног придворных. Он с улыбкой протянул корону королю, который выхватил ее из рук сэра Томаса и вновь водрузил на детскую головку. Однако шум и суматоха расстроили юного Генри, а когда отец подбросил его в воздух, а затем слишком крепко обхватил, лицо ребенка болезненно сморщилось, он захлюпал носом, а затем зашелся в кашле.
Король помрачнел. Он быстро сунул малыша ближайшей из женщин – а ею оказалась обеспокоенная мать Генри, Элизабет Блаунт, – и двинулся широким шагом в сторону пиршественного зала, где была приготовлена праздничная трапеза. По пути король запел «В лес зеленый я иду» – одну из песен своего сочинения, – и очень скоро огромный зал опустел. Все последовали за монархом. Я успела заметить, что лишь Элизабет Блаунт замешкалась. Она опустилась на низкий подоконник, притянув к себе сына и утирая его слезы, а затем тихим голосом принялась утешать его. Когда я с другими фрейлинами шла к столу, то все еще слышала за спиной надсадный кашель малыша.
Я заранее заказала себе свадебное платье у мистера Скута, портного королевы. Это должен был быть самый красивый наряд в моей жизни. На корсаж и рукава пошла материя светло-голубого цвета – цвета весеннего неба, – а широкая верхняя юбка и пышные нижние шились из кремового шелка. Помню, на первой примерке мистер Скут поднес к моему лицу небесно-голубую ткань, удовлетворенно улыбнулся и одобрительно кивнул головой.
– То, что нужно, – заявил он, как всегда, не тратя лишних слов.
Однако по выражению его лица я поняла, что он был не просто удовлетворен, но восхищен увиденным. Тот день для меня был особенным – такого никогда не повторится.
Сегодня я с тяжелым сердцем послала за мистером Скутом, чтобы сообщить ему, что платье мне не понадобится. Он прибыл в покои королевы с двумя подмастерьями и швеей, тащившими корзины с отрезами ткани, рулонами кружев и оборок.
– Мистер Скут, – обратилась я к нему, – боюсь, что вынуждена попросить вас прекратить работу над моим свадебным нарядом. Свадьбы не будет.
Он с удивлением посмотрел на меня:
– Не будет? Но все у вас было решено и обговорено. Надеюсь, не произошло какого-нибудь ужасного несчастья…
– Нет-нет, ничего такого, смею вас уверить.
– Может быть, скончался кто-то из ваших близких?
Я покачала головой. Мне совсем не хотелось вдаваться в подробности: сама мысль о невозможности брака с Уиллом огорчала меня без меры.
Портной пытливо и сочувственно вглядывался в мое лицо.
– Вы, мисс Сеймур, такая приятная молодая леди, высокородная, с прекрасными манерами, завидная невеста во всех отношениях… Ах, прошу меня простить. Как я сразу не догадался? Видимо, жених вам – не пара и не удовлетворил ваших родных. Прошу простить еще раз.
Разговор наш оказался гораздо более тяжелым и болезненным для меня, чем я ожидала. Я судорожно сглотнула и почувствовала, как лицо заливает краска.
– Жених мой, то есть бывший жених, – прекрасный человек. Это Уилл Дормер.
– Уилл Дормер, который служит в Девичьей Башне? – Мистер Скут удивленно поднял брови. Я знала, что он думает: «Этот Уилл нашел другую девушку, которая понравилась ему больше, чем его нареченная. Наверное, новый предмет его любви – одна из тех падших женщин (как сказала бы моя покойная бабушка), кто живет или жил в Девичьей Башне».
– Мой Уилл – самый лучший, и он любит меня! – воскликнула я тоном, не терпящим возражений.
– Тогда почему…
– Причина не важна, – сухо отозвалась я, изо всех сил желая, чтобы мистер Скут исчез отсюда как можно скорее.
Однако он замешкался, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Уверяю вас, вам заплатят за наряд, – добавила я и тут же поняла, что неверно истолковала его промедление. Он задержался не потому, что беспокоился о своих деньгах, а потому что тревожился за меня.
– Вы совершенно правы, причина не важна. Благополучие невесты – вот что имеет значение, – ласково и успокоительно промолвил портной. – Мы отложим ваш наряд до лучших времен. Он будет закончен в другое время, когда будет объявлено о более счастливой помолвке.
Его доброта тронула меня до глубины души. Мне захотелось заплакать и крикнуть ему, что другой – удачной – помолвки в моей жизни никогда не будет. Но еще до того, как я успела высказать вслух свои невеселые мысли, подмастерья достали из своих корзин покрытый чудной вышивкой голубой корсаж, пышные рукава с прорезями и одну из шелковых нижних юбок и теперь встряхивали их, чтобы показать детали моего платья во всем блеске. Это зрелище расстроило меня еще больше.
В этот момент в комнату вошла Бриджит Уилтшир.
– Мистер Скут! Я услышала ваш голос… – Она с интересом перевела взгляд с портного на меня и, заметив мое огорченное лицо, уставилась на корсаж, рукава и нижнюю юбку.
– Как красиво! – воскликнула она. – А я думала, что вы, мистер Скут, шьете свой самый лучший наряд для меня.
Свадьба Бриджит и лорда Уингфилда должна была состояться через месяц, и портной королевы получил заказ на платье для невесты.
– Джейн, а что ты здесь делаешь? – На узком лице Бриджит вновь промелькнуло удивленное выражение. Она внимательно разглядывала меня. Мне ничего не оставалось, как, сохраняя все свое самообладание, ответить, стараясь не запинаться:
– Мистер Скут шил это платье для меня и закончит его позже.
С этими словами я вышла из комнаты, изо всех сил пытаясь казаться спокойной и невозмутимой.
Но Бриджит была слишком умна, и мне не удалось ее обмануть. «У нее нюх на неприятности», – частенько говорила о ней королева Екатерина, то ли восхищаясь своей фрейлиной, то ли презирая ее за это. Я чувствовала, что наша госпожа никогда не считала Бриджит Уилтшир настоящей леди, достойной места при ее дворе.
– Джейн, подожди! – Бриджит последовала за мной в соседние покои. – Какой дивный наряд – ты его на свою свадьбу шьешь? Ты что, тайно с кем-то обручилась?
– Нет, ничего подобного, – раздраженно отвечала я. – Если бы я была помолвлена, моя семья объявила бы об этом.
Я никому из фрейлин не рассказывала ни об Уилле, ни о наших планах на будущее.
Бриджит посмотрела мне прямо в глаза, и когда я встретила ее взгляд, то была удивлена, заметив в нем не только интерес и любопытство, но и дружеское участие. Я всегда считала Бриджит легкомысленной, фривольной и эгоистичной особой, глухой к нуждам и чаяниям окружающих. Такой была Анна Болейн, а Бриджит слыла ее ближайшей подругой. Казалось само собой разумеющимся, что обе девушки имеют много общего.
– Если речь идет о деньгах для мистера Скута, то я могу одолжить тебе столько, сколько тебе нужно, – предложила она.
Ее щедрость глубоко тронула меня. Я даже не смогла ничего ответить, а только покачала головой, потому что побоялась расплакаться.
– Джейн… – голос Бриджит звучал ласково и успокаивающе.
Я вдруг почувствовала, как будто внутри меня прорвалась невидимая плотина, не устоявшая под напором злых сил судьбы. Я больше не могла притворяться, и слезы ручьем потекли по моему лицу.
Бриджит тут же дала мне свой платок и усадила на скамеечку.
– Расскажи мне все как есть, – потребовала она. Теперь в голосе ее звучало не столько сочувствие, сколько здравомыслие. – А потом я расскажу тебе, что случилось со мной.
– С тобой?
– Расскажи мне, Джейн. – Она не сказала прямо, что я должна снять груз с души, но это подразумевалось. То, что она хотела поделиться со мной своими горестями, немного развеяло мою печаль.
– С чего начать? – пробормотала я.
– Кто тот мужчина, о котором ты льешь слезы?
– Откуда ты знаешь?
Бриджит только пожала плечами.
– Я… мы… – Редко случалось так, что я теряла дар речи, но теперь мне было трудно говорить о своих бедах.
Я откашлялась, высморкалась и наконец решилась:
– Мы с Уиллом Дормером уже давно собирались пожениться. Мы оба хотели этого, но родители Уилла желают, чтобы он взял в жены Мэри Сидни. Они отказались дать разрешение на наш брак.
– И ты воображаешь, что никогда не полюбишь никого, кроме своего Уилла? И что сможешь выйти замуж только по любви? Как ты не похожа на нашу Лавинию. Для нее главное – заполучить богатого муженька.
– Я люблю Уилла, – только и смогла вымолвить я.
– А что, если ты выйдешь за него замуж без благословения его семьи?
Я покачала головой:
– Это было бы бесчестьем для наших домов!
Уже говоря это, я подумала, что позору мы все равно не оберемся, если всплывет история о том, как мой отец обошелся с сестрой Уилла. Но, по крайней мере, самому Уиллу не будет причинен урон…
– Лучше расскажи мне, что случилось с тобой? – попросила я Бриджит, почувствовав облегчения от того, что смогу переключиться на время с моих горестей на ее невзгоды.
В ответ на мои слова лицо Бриджит приняло мрачное выражение, губы плотно сжались, а глаза безжалостно сверкнули.
– Моя подруга Анна, – начала она, – попыталась отбить моего Ричарда… то есть лорда Уингфилда. О, Джейн, она тщательно все продумала! Она отправилась к своему братцу Джорджу[19]19
Джордж Болейн, будущий виконт Рочфорд (1503 (4?) – 1536) – брат Анны Болейн, придворный и государственный деятель при дворе Генриха VIII.
[Закрыть] (а Джордж, должна тебе сказать, сделает все, что она ему скажет, – с детства таким был) и попросила его пригласить Ричарда поохотиться. Ричард обожает охоту и, конечно же, принял приглашение. Потом Анна заявила, что она хочет присоединиться к мужчинам, пообещала Ричарду взять меня с собой и беззастенчиво солгала. Она ни словом не обмолвилась мне об охоте и не сказала, куда эта троица собирается.
– Предательница! – воскликнула я в негодовании.
Бриджит согласно кивнула.
– Слушай дальше, – продолжила она свой рассказ. – Молодые люди и Анна добрались до уединенного охотничьего домика в глубине леса, вдали от бдительного глаза родственников. Анну сопровождала служанка, но, по словам Ричарда, ее госпожа ловко поставила девушке подножку, та упала и расшиблась, а Анна заявила, что это был несчастный случай, после чего отослала служанку обратно в Лондон. Все следующие дни они были одни, за исключением егерей, загонщиков и грумов.
– А ты откуда узнала эти подробности? – спросила я.
Бриджит только нетерпеливо встряхнула кудрями и не удостоила меня ответом.
– Анна все рассчитала с дьявольской точностью. Она знала, что во время охоты я буду гостить в западных землях у дяди и тети, где я должна была участвовать в подготовке к свадьбе моей двоюродной сестры. Она умная! Умная и хитрая. Изворотливая как змея. – Бриджит улыбнулась. – Такова, видно, ее натура.
– Что же произошло в лесу?
– Анна пришла к Ричарду и была готова отдаться ему – в обмен на обещание жениться на ней. А Ричард отказался.
– И вы до сих пор дружите? Я видела, как вы стояли вместе в спальне королевы, шушукались и смеялись. Как ты способна на такое?
– Честно тебе скажу, меня не удивил ее поступок. Я знаю, что вероломство у нее в крови. И не только вероломство, но и распущенность. Она такая с детства. Мы вместе жили в Брабанте при дворе эрцгерцогини Маргариты. Там Анна попыталась соблазнить своего воспитателя, месье Бутона. А ей тогда едва-едва исполнилось четырнадцать лет. Она так поступила, потому что знала, что с ним спит ее сестра. Она уже тогда стремилась превзойти свою сестру во всем. Когда мы перебрались во Францию через несколько лет, Анна и Мария Болейн постоянно соперничали друг с другом за внимание мужчин. Они даже прославились на этом поприще.
Я и раньше слышала, что об Анне говорят как о девушке нестрогих нравов, чья сестра имела связь с королем столь открытую, что ее имя было под запретом в покоях королевы Екатерины. Но никто никогда не подтверждал пятнающих репутацию слухов о самой Анне, никто никогда не рассказывал о том, что сестры пошли по одной дорожке, соревнуясь друг с другом.
