Текст книги "Дворцовые тайны. Соперница королевы"
Автор книги: Кэролли Эриксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 37 страниц)
Глава 20
После злосчастной поездки в Лорнфорд жизнь наша навсегда изменилась. Между королем и королевой пробежала черная кошка, а вся страна содрогалась от гонений и казней. Будущее страшило любого из нас. На свадьбах Уилла и Неда, куда меня пригласили, я искренне желала новобрачным счастья, хоть и сомневалась, что пожелания мои сбудутся. Что до меня самой, то мне оставалось немногое: оплакивать моего мертвого возлюбленного Гэльона и тихо стареть. Удовольствия молодости больше не прельщали меня. В свиту Анны назначались новые юные девушки, и через несколько месяцев выходили замуж, перебираясь под покровительство своих мужей. Я наблюдала эту картину все чаще и чаще. Для меня супруга так и не находилось. Да и откуда ему было взяться: я знала, что никого не смогу полюбить так, как Гэльона. У моих бывших подруг родились дети: одни выжили, другие умерли. Смогу ли я когда-нибудь стать матерью?
Временами я плакала, горюя по своим нерожденным детям, по растоптанным надеждам. И в этом я обвиняла только одного человека – Анну Болейн. Я радовалась ее несчастьям, выгадывая время, когда смогу нанести ей ответный удар.
Все больше и больше жертв королевского правосудия – или «неправосудия», как говорили многие, – расстались с жизнью, и их мертвые головы скалились на нас с ограды Лондонского моста. Все больше королевских шпионов наблюдали за нами, подглядывая за каждым шагом, подслушивая каждое слово, чтобы донести о них Кромвелю и его подручным. Людей забирали прямо из их домов, бросали в королевскую тюрьму, и оттуда они уже не возвращались. Никто не знал, что несет ему завтрашний день, ибо, как любила повторять Анна, глаза и уши есть везде.
Слова «измена» и «предатель» могли коснуться любого. Невозможно было вообразить, сколько сделано было наветов и ложных доносов, невозможно было предсказать, кто станет следующей жертвой. Никому не было пощады: ни почтенным деятелям церкви, вроде епископа Фишера[75]75
Джон Фишер (1469–1535) – епископ Рочестерский и кардинал. Отказывался признать аннулирование брака Генриха и Екатерины и так называемый «Акт о супрематии», окончательно закрепивший образование англиканской церкви, главой которой становился король Англии. В 1534 г. заключен в Тауэр, в 1535 г. казнен. Впоследствии канонизирован католической церковью, а затем и англиканской церковью.
[Закрыть], ни уважаемым служителям закона, таким как Томас Мор[76]76
Томас Мор (1478–1535) – английский мыслитель, писатель, законовед, автор знаменитого социально-политического романа «Утопия». Один из ведущих государственных деятелей при дворе Генриха VIII, где занимал должность лорд-канцлера (1529–1532). Ушел в отставку с этого поста формально по болезни, а фактически в знак протеста против развода короля и церковной реформы. В 1535 г. казнен по обвинению в государственной измене, канонизирован католической церковью, а затем и англиканской церковью.
[Закрыть], ни монахам и монахиням, свято блюдущим заповеди благочестия и целомудрия. Всех, кто попадал в поле зрение соглядатаев короля, ждала ужасная участь.
Страх в обществе сопровождался упадком нравов при дворе: король открыто пренебрегал своей женой и проводил время с новой фавориткой – Мэдж Шелтон. Он танцевал с ней, как когда-то танцевал с Анной, ласкал ее прилюдно и даже спрашивал своих советников, как ему избавиться от Анны и жениться на женщине вроде Мэдж, которая принесет ему здорового сына. Прямой наследник мужского пола был, как никогда, необходим трону: маленькая Елизавета, выжившая вопреки ожиданиям, была еще совсем крохой, и в случае очередного развода короля могла быть признана незаконнорожденной. Хрупкая светловолосая Мария – дочь Екатерины – лишилась титула принцессы, и вдобавок ко всему постоянно болела. Генри Фицрой был молод, слаб здоровьем и не обладал отвагой и твердостью, необходимой королям. Такие обычно долго не живут, а если и живут, то не становятся сильными правителями.
Неопределенность порождала заговоры и тайные союзы, и мы все об этом знали, даже Анна. Измена витала в воздухе. Я содрогалась всякий раз, когда король призывал меня к себе и просил рассказать, кто плохо отзывается о нем или о королеве. Как-то утром Генрих прислал за мной, а когда я явилась и он убедился, что нас никто не подслушивает, он сказал:
– Джейн, я должен спросить тебя кое о чем. Мне обязательно нужно знать правду, а верить я могу только тебе.
– Я к вашим услугам, Ваше Величество.
– Что на самом деле произошло в охотничьем домике в Лорнфорде?
Вопрос короля застал меня врасплох. Я помедлила с ответом. Никогда ни я, ни еще трое, кто знал правду о родах Анны, не рассказывали об этом. Мы были слишком потрясены и напуганы и, конечно, опасались, что нас могут обвинить в том, что произошло. Кроме того, мне казалось, что если я расскажу правду, то окажусь запятнанной, нечистой, ибо по каким-то необъяснимым причинам была уверена – существо, которое родила Анна, заколдовано и проклято.
С другой стороны, своим молчанием я подрывала доверие ко мне короля, и это меня огорчало. Искренние люди при дворе – редкость, и я старалась не подвести своего повелителя, но только если дело не касалось Анны и ее мертворожденного чудовища.
– Почему вы спрашиваете, Ваше Величество? – наконец осмелилась я задать вопрос, нервно облизывая губы. – Ребенок не выжил.
Король, беспокойно меривший шагами комнату, остановился и пытливо взглянул на меня:
– Анна отказывается говорить со мной об этом. По словам Норфолка, Бесс Холланд призналась ему, что ребенка вообще не было, что Анна все выдумала. Я знаю, такое иногда случается. Если женщине отчаянно нужен отпрыск, у нее может вырасти живот, она чувствует себя беременной, испытывает муки деторождения, да только на свет никто не появляется. Так было и с Анной? Скажи мне правду.
Я покачала головой:
– Я не вправе обманывать вас, Ваше Величество, но от всей души скорблю, что вы задали мне этот вопрос. Лучше бы правда осталась навсегда похороненной там, в Лорнфорде.
Король подошел ко мне вплотную, нагнулся и дотронулся до моего лица своими большими грубыми руками. Он посмотрел мне прямо в глаза и раздельно проговорил:
– Джейн, вопрос, который я тебе задал, очень важен! Иначе я бы не стал тебе его задавать. Он касается наследования трона Англии!
Мы стояли близко друг к другу, и я почувствовала, как по моему телу разливается давно забытая теплота. Я страшилась этого человека, опасалась его ничем не ограниченной власти, и в то же время меня вдруг неудержимо повлекло к нему как к мужчине и как к правителю. Столько лет я его знала, но впервые испытала такое чувство. Я была как мягкий податливый воск в его сильных руках. Наконец я высвободилась и, откашлявшись, попросила подать мне вина.
Генрих кликнул слугу, и тот тотчас появился с подносом, уставленным кубками. Я воспользовалась этой короткой отсрочкой для того, чтобы собраться с мыслями.
– Я расскажу вам всю правду, Ваше Величество, – начала я, пригубив вина. – Мы до сих пор не знаем, что это было: деяние дьявола или просто ошибка природы… Только мы четверо были тому свидетелями. Больше об этом никто не знает: повитуха, которую нашли в Чиме, испугалась, увидев руку Анны с лишним пальцем, и убежала до того, как это существо увидело свет.
– Существо? – Теперь Генрих сидел рядом и жадно ловил каждое мое слово. Лицо его было тревожно.
– Ваше Величество, Анна ужасно страдала, от боли она лишилась чувств. Она никогда не увидела своего сына… если это вообще был сын…
Теперь король смотрел на меня с недоверием. Я продолжала:
– Как я уже говорила, нас было четверо: я, Бриджит, Бесс Холланд и младшая кухарка, девушка сильная и храбрая. Мы поклялись держать в тайне то, что видели.
– Но на что походило это… это чудовище? – вопросил король с дрожью в голосе. – Это был демон, исчадие ада?
– Это был просто уродливый кусок плоти, – пробормотала я.
– Но он, по крайней мере, походил на человеческое дитя?
– Не могу вам сказать, Ваше Величество…
– Я видел, как у кобыл иногда рождаются жеребята без ног, или у сук в пометах бывают щенки с уродствами. Такие не выживают…
– То, что родилось у Анны, не походило ни на одно известное мне живое существо, – твердо сказала я.
– Так оно было живым, а не мертвым?
Я отхлебнула еще вина и закрыла глаза, тщетно пытаясь изгнать из памяти ужасную картину.
– Его тело извивалось, его уродливая голова дергалась, перекошенный рот открылся и закрылся, а потом оно замерло навсегда.
Меня затошнило, да так сильно, что я испугалась – сейчас меня вырвет. Пришлось встать и отойти к окну за глотком свежего воздуха.
– Все в порядке, Джейн, – тихо сказал мне король. – Можешь не продолжать. Скажи лишь, тебе показалось, что оно скорее мужского, а не женского пола?
Я кивнула.
– Его успели окрестить?
– Нет, Ваше Величество. Такое… нельзя крестить.
Повисло тяжелое молчание. Слез у меня не было, ибо я не испытывала жалости к чудовищу, рожденному Анной, но, как оказалось, ужас того дня сидел во мне гораздо глубже, чем я думала. Как будто бы я прикоснулась к великой тайне – но не к светлой тайне духовного возвышения, а к чему-то темному, поднявшемуся из самых глубин непознанного.
Король ободряюще обнял меня и произнес:
– Теперь отдыхай, Джейн, и пусть никто тебя не тревожит. Ты испытала слишком сильное потрясение.
– Я никому не рассказывала об этом, Ваше Величество.
– Верю тебе, Джейн.
Король стоял совсем близко, я чувствовала тепло его рук, видела его задумчивое и печальное лицо. Потом он сказал:
– Ты ведь понимаешь, что это значит, Джейн?
– Что последнее пророчество Кентской Монахини исполнилось и сын Анны погиб.
– Мои подданные сказали бы то же самое, если бы узнали правду. Но я вижу гораздо более отдаленные и тяжкие последствия. Я женат на женщине, которая никогда не родит мне наследника. Если у нее родится еще один ребенок… если их родится хоть дюжина… каждый из них будет уродом. Я проклят, Джейн! Господь проклял меня за то, что я женился на этой чертовке. И я должен избавиться от нее, пока проклятье не пало на мой дом и на мое королевство!
С того самого дня моя судьба определилась. Король доверился мне, а я ему. Мы с ним заключили молчаливый договор и объединили усилия в достижении общих целей. Мы должны были действовать сообща, чтобы обеспечить преемственность власти Тюдоров, но это требовало времени.
Сперва король отправил меня в замок Кимболтон[77]77
Замок Кимболтон находится неподалеку от Кембриджа и в описываемое время был одной из многочисленных королевских резиденций. Он сохранился до наших дней, и в нем располагается закрытая престижная Кимблтонская школа-интернат. По преданию, призрак Екатерины Арагонской до сих пор посещает замок.
[Закрыть], где находилась Екатерина.
– Говорят, что она очень больна и может скоро умереть, – сказал мне король. – Я знаю, ты любишь ее, посему разрешаю тебе ее навестить. Посмотри, как она выглядит, каково ее настроение. Если она знает, что ей недолго осталось, возможно, она захочет простить меня, сделать для меня последнее одолжение.
– Какое, Ваше Величество?
– Уйти в монастырь! Скажи ей, что церемония пройдет очень быстро, если я дам соответствующие распоряжения. Потребуется только присутствие монахини любого ордена и священника. Как только она примет постриг, она перестанет быть для меня препятствием.
– Но ваш брак с ней был аннулирован много лет назад.
– Да, но когда я расторгну союз с Анной, – а я намерен поступить именно так, – не должно быть никаких препятствий для моей новой свадьбы. Я посоветовался с Кромвелем и другими своими советниками, и они это подтвердили.
Я не посмела углубляться в эту тему. Получалось так, что Великое Дело Короля – вопрос, без сомнения, туманный и сложный, столь долго волновавший двор и все королевство, внесший разлад в христианский мир, – вновь встает во главу угла. Негоже мне судить о таких сложных материях, решила я. Мне нужно лишь исполнить данное мне поручение: навестить больную и гонимую Екатерину, вновь предложить ей свою привязанность и дружбу и попросить пойти навстречу желаниям короля.
Спальня Екатерины в замке Кимболтон являла собой жалкое зрелище. Комната была маленькой и темной, полы проседали, из углов и от стен немилосердно дуло. Свет от потухающего камина освещал низкое узкое ложе, потертые занавеси и единственное украшение опочивальни – аналой с подушечкой, которую бывшая королева вышивала своими руками. Она привезла эту последнюю из дорогих ее сердцу вещей, оставшихся в ее распоряжении, много лет назад из Испании. Тяжелые ароматы лаванды и опиума мешались с запахами болезни и тления. Когда верный церемониймейстер Екатерины Гриффит Ричардс скупо подбросил дров в камин, пламя вспыхнуло чуть сильнее и осветило опочивальню, сердце мое болезненно сжалось. Я поняла, что «вдовствующая принцесса», именовавшаяся когда-то Екатериной Арагонской, гордая и прекрасная дочь великой Изабеллы Кастильской, доживает свои последние дни.
Я присела на скамеечку у постели Екатерины. Когда дрова в камине разгорелись еще ярче, я увидела, что наедине с бывшей королевой меня не оставили. Давняя подруга и придворная дама Екатерины Мария де Салинас, сильно состарившаяся с того дня, когда я видела ее последний раз, тихонько сидела в одном углу, а мальчик-слуга стоял в другом.
– Давно она в таком состоянии? – спросила я Марию, глядя на истощенное, смертельно-бледное лицо на подушке, отделанной кружевами.
– Со Дня Всех Святых[78]78
День Всех Святых – 1 ноября.
[Закрыть], – последовал тихий ответ. – Виноваты водянка и разбитое сердце.
Шорох простыней привлек мое внимание: сморщенные руки Екатерины с синими венами принялись перебирать драгоценные четки. Я услышала, как больная зовет меня по имени.
– Джейн!
– Да, миледи принцесса.
Она сделала мне знак приблизиться.
– Каталина, зови меня Каталиной. Так меня звала моя мать. Прошу тебя, Джейн.
– Хорошо, Каталина.
Она схватила мою руку и притянула к своим волосам:
– Причеши меня, Джейн.
Я посмотрела на Марию де Салинас, и та достала из деревянного сундука и передала мне серебряный гребень. Я принялась расчесывать совершенно седые, слабые пряди. Екатерина закрыла глаза от удовольствия.
– Ты всегда была хорошей девочкой, – пробормотала она, – всегда старалась мне угодить.
Я продолжала водить гребнем. Наконец я решилась:
– Меня прислал к вам король с посланием.
В ту же секунду глаза бывшей королевы широко открылись. Я сразу почувствовала, что телесная немощь не сказалась на быстроте ее ума.
– Он хочет принять меня обратно? Он собирается снова сделать меня королевой?
Мне стало жаль Екатерину, но я не позволила этому чувству возобладать:
– Он беспокоится о вашем здоровье, миледи. Он просит вас оказать ему огромную услугу – согласиться уйти в монастырь.
Екатерина напряглась, и я тотчас убрала гребень.
– Никогда, – твердо ответила она.
По ее тону я поняла, что ее решение окончательно и переубеждать ее нет смысла.
– Он будет разочарован, – только и сказала я.
Раздался тихий звук, и я поняла, что Екатерина смеется.
– Не сомневаюсь в этом, – произнесла она. – Кстати, как он?
Я опять принялась ее причесывать.
– Он облысел и часто пребывает в плохом настроении. Много гневается и кричит, потому голос его стал хриплым. Жалуется на сердце и на боли в ноге. Ходит, опираясь на золоченую трость.
– Он так и носит на шее мешочек с живыми пауками?
Я кивнула.
– Значит, по-прежнему боится потницы?
– Да, и это не единственное, чего он боится, – промолвила я, презрев осторожность.
Екатерина оживилась, стоило мне заговорить о короле. Она попыталась подняться на локте, но затем упала обратно в подушки. Глаза ее засверкали, она буквально пожирала взглядом мое лицо.
– Так чего же еще он боится? – напрямик спросила она.
– Он не удовлетворен своим браком с Анной.
– Так вот почему я ему понадобилась. Он хочет окончательно избавиться от меня. Я стою на его пути. Теперь настал черед низвергнуть Анну, чтобы он вновь мог вступить в брак, но я ему мешаю.
Мария де Салинас подошла к кровати.
– Мне кажется, мисс Сеймур, что Ее Величество утомилась. Оставьте ее!
Я заметила, что испанка по-прежнему говорит о Екатерине как о королеве.
– Я уже ухожу, – сказала я, вставая со скамейки.
– Ты придешь завтра, Джейн?
– Конечно, если вы того пожелаете, милая леди Каталина.
Появился Гриффит Ричардс, и Екатерина приказала приготовить мне комнату.
– И убедитесь, чтобы у Джейн было достаточно дров, – заметила она.
– Но, Ваше Величество, дров у нас мало… – начал старый церемониймейстер.
– Стыдно, сэр. Неужели вам неведомо гостеприимство? Мы должны в первую очередь позаботиться о нашей гостье, а потом уже о самих себе.
В отведенной мне комнате стоял страшный холод, а одеяла на кровати были совсем тонкими. Гриффит Ричардс рассыпался в извинениях.
– Наши запасы весьма скудны, – пожаловался он. – От королевского двора в Лондоне поступает ничтожно мало. Король вовсе не склонен проявлять щедрость. Он заявил, что раз королева не желает подчиняться его приказам, то должна на собственные средства содержать свой двор, а денег у нее почти не осталось.
Я тут же вытащила кошель и отсыпала Ричардсу целую пригоршню серебряных монет.
– Вот, возьмите. Наверняка в деревне можно купить дров. Закажите еще еды и вина столько, сколько нужно. Ступайте скорее!
Старик едва смог совладать со своими чувствами, бормоча слова признательности, но я прервала его излияния, отправив за припасами, а затем позвала слугу, велела развести огонь из тех немногих дров, что были мне предоставлены, и забралась в постель в надежде хоть немного согреться.
Угли в моем камине почти успели остыть к утру следующего дня, когда над замком занялся серый рассвет. Я проснулась от холода. Но едва я приступила к утреннему туалету, как принесли большую вязанку дров и тотчас затопили камин. Скоро в дверь постучал Гриффит Ричардс и передал, что королева (здесь Екатерину называли только этим титулом) приглашает меня на утренний чай. Манеры его, как всегда, были торжественными, но пока он вел меня к опочивальне вдовствующей принцессы, я заметила, что за прошедшую ночь движения его стали гораздо живее, а на лице засветилась надежда. Над замком Кимболтон явно повеяли ветры благоприятных перемен, невзирая на тяжелую болезнь ее самой знатной обитательницы.
К моему изумлению, Екатерина сидела в постели, опираясь на подушки. Ее волосы были убраны под чепец, а худыё плечи закрывала теплая шерстяная синяя шаль. Она приветствовала меня радостной улыбкой и указала на место у стола рядом с ее постелью. Мы быстро прочли молитвы и с наслаждением принялись за еду, намазывая масло и мед на свежий теплый хлеб. Екатерина с удовольствием отдавала должное простому завтраку, а морщины, оставленные страданиями и тревогами, сегодня при дневном свете как будто бы разгладились.
– Скажи мне, Джейн, почему король хочет избавиться от своей потаскухи? – спросила она меня, когда закончила трапезу и вытерла губы свежей льняной салфеткой.
Я ответила не сразу:
– Они ссорятся. Анна раздражает его, он ею пресытился. И еще…
Екатерина подалась вперед, желая услышать ответ:
– Что еще?
Я замолчала. Вправе ли я открывать тайны семейной жизни короля и Анны? Но что плохого случится, если я буду честна перед той, кто уже одной ногой в могиле? Правда, сейчас Екатерина не выглядела умирающей. Да, она постарела, поблекла, но в ней вновь чувствовалась та жизненная сила и уверенность в своем превосходстве, которую я не видела с тех пор, как перестала быть ее фрейлиной.
Так почему бы не рассказать? Разве что это оживит печальные воспоминания. Наконец я решилась:
– Анна родила… родила уродца, который умер.
Екатерина кивнула:
– Пророчество Кентской Монахини сбылось!
– Да. И король уверен, что она не сможет выносить здорового наследника мужского пола.
Мы помолчали.
– Если он хочет избавиться от нее, – ровным голосом сказала Екатерина, – то нет ничего проще.
Я ждала, что еще она скажет, думая, как она, должно быть, радуется будущему свержению своей соперницы – той, которая заняла ее место, ввергла ее в пучину унижений и бед. Хотя, напомнила я себе, не Анна была причиной устранения Екатерины. Король и только он добился признания их брака недействительным, а сейчас желает пройти по проторенной дорожке, сделав козлом отпущения Анну.
– До того, как злосчастная Джейн Попинкорт оставила двор, – промолвила Екатерина, – она призналась мне: Генрих спал не только с Марией, сестрой Анны – об этом знает весь свет, – но и с матерью Анны. Мои советники подтвердили, что по каноническому праву это считается кровосмешением и делает брак короля и Анны недействительным. Джейн сделала письменное признание под присягой. Этот документ никто не видел, кроме кардинала Кампеджио, и если мой муж решит отречься от Анны, им можно воспользоваться.
– Есть еще кое-что, – добавила я, – кое-что, в чем я сама готова поклясться. Я слишком долго скрывала правду в моем сердце, ожидая момента, когда Анна понесет наказание за все то зло, которое она совершила.
Я поведала Екатерине историю нашей с Гэльоном любви и попытку Анны деньгами склонить его к близости с ней, чтобы выдать возможный плод этой связи за королевское дитя. Рассказала я и о том, что он, убоявшись последствий, передал мне каждое слово Анны. Не утаила я и его гибель – от рук самой Анны или по ее приказу.
Королева тут же вспомнила, а я подтвердила слухи о том, что Анна устроила убийство Джейн Попинкорт и велела отравить еду Генри Фицроя.
– Она в отчаянье и готова воспользоваться любыми средствами, – сказала Екатерина. – Но сейчас она только ухудшает свое положение, ибо расплата неминуема! Очень скоро она попадется в свою собственную сеть. Прекрасная охотница, приманивающая своих жертв и наносящая смертельный удар. Паучиха в центре свитой ею же паутины, поджидающая добычу. Только в этот раз паутина обовьет ее саму и выбраться ей не удастся.
