Текст книги "Дворцовые тайны. Соперница королевы"
Автор книги: Кэролли Эриксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)
Кэролли Эриксон
Дворцовые тайны
Глава 1
– Она потеряла ребенка?
Вопрос мой повис в воздухе, и никто не потрудился на него ответить. Три испанские повитухи, специально выписанные из Легроньо[1]1
Легроньо (совр. Логроньо) – один из шести городов исторической области Ла-Риоха в Испании. (Здесь и далее примеч. пер.).
[Закрыть] для того, чтобы помочь королеве Екатерине в ее десятых родах, все как одна уставились на толстый ковер королевской опочивальни и старались не встречаться со мной взглядом. Ближайшая подруга и старшая фрейлина королевы Мария де Салинас[2]2
Мария де Салинас (ок. 1490–1539) – фрейлина и доверенное лицо королевы Англии Екатерины Арагонской, происходила из знатной испанской фамилии де Салинас, возможно состоявшей в родстве с испанским королевским двором. В 1516 г. вышла замуж за Уильяма, 11-го барона Уиллоуби. Среди ее прямых потомков – ныне здравствующая 28-я баронесса Уиллоуби, и леди Диана, принцесса Уэльская.
[Закрыть] верным стражем замерла у постели своей госпожи, печально понурившись, но не произнося ни слова. Лекари, за которыми послал король Генрих и которые должны были оказать королеве помощь при родах, как сквозь землю провалились.
Королева Екатерина спала тяжелым сном на высокой резной кровати: рот открыт, редкие каштановые волосы разметались по отделанной кружевами подушке, наволочка в пятнах пота, простыни в беспорядке. На лице бесконечная усталость. Все мы, кто служил ей, знали, что схватки начались еще прошлым вечером, а нынче, только взглянув на нее, я поняла, что эти роды забрали все ее силы. Она выглядела на все шестьдесят, хотя совсем недавно наш двор справлял сорокалетие Ее Величества.
Я услышала, как королева что-то пробормотала в забытьи, как будто во власти дурного сна. Распухшие пальцы ее маленьких белых увядших ручек беспокойно сжимали и разжимали атласное покрывало.
Я обвела взглядом затемненную спальню с наглухо задернутыми тяжелыми занавесями из пурпурного дамаста и массивной старомодной мебелью, которую королева много-много лет назад привезла с собой из Испании, когда еще невестой появилась при английском дворе. На облицованных панелями стенах – распятия и картины религиозного содержания, а на аналое – искусно вышитая руками самой королевы подушечка для коленопреклонений, на которую она так часто на моих глазах опускалась на молитву. Не могла я не задержать взгляд и на инструментах повитух. Это же настоящие орудия пытки! Скальпели, зонды, зажимы, щипцы. Чаши и полотенца, толченые снадобья и флаконы с лекарствами. Все необходимое для жестокого металлического захвата младенца, который отчаянно противится выйти из страдающего материнского лона. Я содрогнулась и отвела глаза.
То, что я увидела, вновь повергло меня в дрожь. У стены стоял простой деревянный сундук с неплотно прикрытой крышкой. Из угла его свешивалась окровавленная ткань. «Простыня, – подумала я, – кусок простыни». Видимо, услышав мои шаги, повитухи торопливо засунули окровавленные простыни в сундук, оставив по недосмотру угол одной из них на виду.
Спальню наполнял терпкий лавандовый дух. Лаванду дают женщинам после родов, она несет им покой и сон. Но к аромату лаванды примешивалось что-то еще. Резкий, неприятный запах опиума. Я сразу его узнала, потому что наш врач прописывал опиум моему отцу при приступах подагры.
Значит, королеве дали опиум, чтобы уменьшить боль при схватках, вызвать пот и ввергнуть в забытье, которое, как считается, отгоняет прочь родильную горячку, стоившую жизни стольким роженицам. Опиум помогает матери, но, как я слышала, часто уносит жизнь новорожденного.
Я все еще ждала ответа на свой вопрос. Да, роды были, в этом я была уверена. Но что с ребенком? Мы не слышали ни крика младенца, ни шумных и радостных поздравлений роженице от повитух и врачей, которыми по традиции сопровождается рождение мальчика.
Единственным звуком в комнате по-прежнему оставалось только прерывистое дыхание королевы. Потом я услышала приглушенный всхлип. У одной из повитух по смуглым щекам потекли слезы.
– Неужели никто не может прямо ответить на мой вопрос? – строго спросила я. – Ее Величество потеряла ребенка?
Помолчав, Мария де Салинас взглянула на меня и едва заметно кивнула.
– Он прожил час, – сказала она. – Всего только час. Его окрестили.
При этих словах прочие женщины перекрестились.
– Мы молились, – продолжала Мария, – но Господу было угодно прибрать его.
Сердце мое упало. «Снова, – подумала я, – это случилось снова. Долгие месяцы надежды на то, что в этот раз ребенок выживет, и потом – горькое разочарование. Как же глубока будет скорбь королевы…»
– Королю уже сообщили? – спросила я вслух.
– Нет, мисс Сеймур, – ответила Мария со своим заметным испанским акцентом. – Королева пожелала, чтобы ему дали знать чуть позже.
Но желание королевы мне исполнить было трудно, не нарушив волю короля. Его Величество Генрих VIII Английский перед тем, как отбыть на охоту, строго наказал, что если ребенок у королевы родится в его отсутствие, к нему немедленно должен быть отряжен гонец. Мой первейший долг – следовать приказам короля.
Я вышла из спальни и отправилась на поиски Гриффита Ричардса, церемониймейстера королевы Екатерины. Сообщив ему печальные новости, я велела ему отправить посыльного к королю.
– Я поеду сам, мисс Сеймур, – отвечал он. – Я знаю, где сегодня идет охота.
– Тогда не спешите, – прошептала я. – Королева не хочет раньше времени расстроить своего супруга.
Он вздохнул и кивнул.
– В который раз… – горестно прошептал он, повернулся и вышел, не торопясь, как я успела заметить, с дурными вестями.
Несколько часов спустя ко мне пришла Мария де Салинас.
– Госпожа Сеймур, Ее Величество требует вас.
Я тут же последовала за Марией в королевскую опочивальню. Екатерина встала с постели и сидела перед зеркалом в свободном платье из пурпурной шерсти с горностаевой оторочкой, которое ей очень шло.
– Это ты, Джейн, – сказала она, когда я вошла. – Моя нежная, добрая Джейн. Утешь меня в моей печали, причеши меня.
– Да, Ваше Величество.
Я взяла мягкую щетку для волос с туалетного столика и принялась тихонько расчесывать поредевшие пряди. Королева даже прикрыла глаза от удовольствия.
– Король не должен видеть меня сейчас, когда я так устала, – тихо проговорила она. – Когда я встречу своего супруга, я должна выглядеть так, чтобы на меня было приятно смотреть. Ведь он утомится на охоте, будет нуждаться в еде и в отдыхе. Ему совсем не понравятся плохие новости о нашем ребенке.
– Да благословит Господь невинного младенца и да примет его к себе, – сказала я.
– Аминь, – прошептала королева. Ее тонкие губы изогнулись в жалобной улыбке. – Еще один добавится в этот скорбный ряд.
Она указала на поставец над аналоем. Там стояло восемь миниатюр – портретов детей, которых она потеряла. Над каждым портретом висело серебряное распятие, а под портретом была прикреплена табличка с именем ребенка.
– Мы хотели назвать его Эдуардом. Или Изабеллой, если родится девочка, в честь моей благочестивой матери. – Голос королевы, обычно, низкий и глубокий, задрожал и прервался до шепота.
Мне было трудно разобрать, что она говорит, словно Ее Величество все еще находилась под дурманящим действием опия… Возможно ли это? Ее будто подменили. Да, раньше она неоднократно оказывала мне честь своим доверием, но никогда не держалась со мной так свободно и открыто, как сегодня, словно я – брат Диего, ее духовник, а не Джейн Сеймур, ее фрейлина.
Королева продолжала говорить, а я продолжала расчесывать длинные, слабые пряди. Сегодня я не могла не заметить, что все больше и больше волос остается на щетке. Кое-где даже проглядывала кожа головы. Что с королевой, почему у нее так сильно выпадают волосы?
Я бросила взгляд в зеркало и увидела, что моя госпожа чуть заметно нахмурилась и произнесла:
– В этот раз я была уверена… почти уверена… что Господь дарует мне сына… сильного здорового мальчика. Ведь я ходила на поклон к Деве Марии в Уолсингем[3]3
«Святой Дом» Девы Марии был построен в поместье Уолсингем после 1061 г., когда леди Ришельдис де Фаверш явилась Дева Мария, показала ей дом в Назарете, где, согласно предсказанию архангела Гавриила, она произвела на свет Иисуса, и велела построить копию этого дома. В нем побывали многие короли: Генрих III – в 1248 г., а также Эдуард I и Эдуард III. В числе других известных паломников был Эразм Роттердамский, посетивший Уолсингем в 1514 г. Последним королем-паломником был Генрих VIII. Он приехал в Уолсингем в 1486 г., будучи принцем, а потом еще раз, когда уже стал королем. В 1534 г. Генрих порвал с католичеством, и в результате Уолсингемская церковь, копия дома в Назарете и статуя Девы Марии были уничтожены по его приказу, как и многие другие католические святыни.
[Закрыть]. Во время паломничества мне показалось, что Богоматерь снизошла к моим молитвам и исполнит мое желание.
«Зачем королева говорит мне об этом? – подумалось мне. – Ведь я тогда сопровождала ее. Неужели она забыла? Может быть, опиум так повлиял на ее память?»
– Возможно, Ваше Величество, Дева Мария исполнит ваше желание в следующий раз? – предположила я.
Королева покачала головой.
– Нет, следующих родов не будет. Таких страшных схваток я больше не выдержу. Это был последний раз.
С ее уст сорвался какой-то тихий звук, и я поняла, что королева невесело смеется:
– Моя старая дуэнья, донна Эльвира, часто говорила мне, еще совсем малышке, что я не понимаю, когда нужно сдаться и отступить, не настаивать на своем до бесконечности. Теперь я вижу, что она была права.
– Господь подарил Вашему Величеству красивую и умную дочь – принцессу Марию. Вы сами называете ее вашим сокровищем и светом ваших очей.
– Да, но она – принцесса, а не принц, а Англии нужен наследник.
На это мне сказать было нечего, и я замолчала. Вопрос престолонаследия затрагивал каждого жителя королевства и казался некоторым неразрешимым. Королю Генриху нужен был сын, которому с течением времени перейдет его трон. Но у него была одна-единственная дочь – принцесса Мария. Ей даже присвоили титул принцессы Уэльской, который по традиции дается наследнику, но никто не ожидал, что она будет править. Ни одна женщина не сможет совладать со строптивыми англичанами. Хроники рассказывали о королеве Мод[4]4
Мод (или Матильда) (1102–1167) – королева Англии в 1141 г., дочь и наследница короля Генриха I. Отстранение Матильды от престола после смерти Генриха I в 1135 г. вызвало длительную гражданскую войну в Англии между сторонниками Матильды и Стефана Блуаского. В 1141 г. Матильде удалось ненадолго захватить английский престол, но удержать власть в своих руках она не смогла. Гражданская война завершилась в 1154 г. коронацией сына Матильды Генриха II Плантагенета.
[Закрыть], жившей в стародавние времена, но она долго у кормила власти не удержалась. С тех самых пор другие представительницы слабого пола таких попыток не делали. Лучше бы престол перешел к побочному сыну короля – мальчику, известному под именем Генри Фицрой[5]5
Генри Фицрой, 1-й герцог Ричмонд и Сомерсет (1519–1536) – официально признанный внебрачный сын Генриха VIII и Элизабет Блаунт. Несмотря на свое происхождение, долгое время считался вероятным наследником английского престола.
[Закрыть]. Но если он действительно унаследует трон, то его право будут оспаривать, начнется хаос и разразится гражданская война, как во времена деда Генриха[6]6
Дед Генриха VIII по материнской линии Эдуард IV (1441–1483) – король Англии в 1461–1470 и 1471–1483 гг., представитель Йоркского дома Плантагенетов, талантливый полководец. Захватил престол в ходе Войны Алой и Белой розы, низложив Генриха IV из династии Ланкастеров.
[Закрыть].
Вот почему верные подданные нашего монарха горячо молились за то, чтобы, несмотря на прошлые многочисленные неудачные попытки, королева наконец-то разрешилась от бремени здоровым мальчиком. Но эти молитвы – включая мою собственную – не были услышаны.
– Ее Величество желает, чтобы я убрала ваши волосы? – спросила я.
– Да, Джейн. И надень на меня чепец – розовый, расшитый жемчугами.
– Он очень идет вам, Ваше Величество.
– Он добавит мне румянца. Мой супруг жалуется, что я слишком бледна. И после этого, Джейн, ты позовешь моих дам и фрейлин, а я сама сообщу им, как прошли роды.
Я изо всех сил постаралась сделать прическу моей госпожи как можно более изящной – чем обычно занимался ее парикмахер, – и надела сверху чепец. Вместе мы оценили мои усилия в зеркале. Королева улыбнулась, действие опия кончилось. Она вновь была благородной и невозмутимой венценосной супругой, нашей госпожой и повелительницей. Заострившиеся черты лица и круги под глазами свидетельствовали о перенесенных ею испытаниях, но держалась она теперь с обычной уверенностью.
– Передай Марии, что я готова. И пришли сюда брата Диего – я хочу исповедаться.
«Исповедаться? – подумала я. – В чем ей каяться? Неужели рождение мертвого ребенка после многочасовых схваток, которые она перенесла со стойкостью, – грех? Или она считает, что смерть ее новорожденного сына – Божья кара?»
Я прошла через зал перед опочивальней и направилась в комнату, где собрались придворные дамы и фрейлины королевы.
– Ее Величество готова, – сказала я Марии де Салинас. – Сначала она исповедуется брату Диего, а потом обратится ко всем нам.
То, что случилось потом, навсегда останется в моей памяти. Мы почтительно окружили кресло королевы, заняв свои места по этикету, а она восседала среди нас, спокойная и преисполненная благородства. Тут были ее испанские придворные дамы – Мария де Салинас, Инесс де Венегас, Франческа де Лима и другие, кого я едва знала, поскольку мне почти не приходилось говорить с ними или делить с ними мои обязанности. Тут же стояли ее приближенные, занимавшие важнейшие должности при ее дворе, а также ее священники и ее духовник. И еще были те, кого я знала лучше всех, – придворные дамы и фрейлины.
Нас было девять, как сейчас помню, и ни одна не походила на другую. Первое место по старшинству занимала Энн Кейвкант, дочь лорда Кейвканта. Казалось, она стыдится и своих лет, и своей внешности. Она и вправду была невзрачной, а длинный острый нос и изрытая оспинами кожа красоты не добавляли. Из-за чрезмерной стеснительности выражение ее лица казалось каким-то вороватым. Еще больше Энн переживала из-за того, что в свои двадцать семь лет оставалась незамужней. Поговаривали, что к ней сватался дворянин в годах с рыцарским титулом, который уже похоронил до этого трех жен, но престарелый поклонник до свадьбы не дожил. После этого Энн тщетно ждала того, кто захотел бы повести ее под венец.
Красотка Лавиния Терлинг обращала на себя внимание белокурыми локонами, невинным выражением голубых глаз и примерным поведением. Внешне казалось, что она воды не замутит, но занимало эту девицу лишь одно: как скоро ей удастся выйти замуж и насколько богат и высокороден будет ее жених?
Единственная бельгийка среди нас – Джейн Попинкорт – предпочитала одеваться на иностранный манер и отвергала традиционные английские платья и чепцы. Ходили разговоры, что она была любовницей короля в то время, когда оба они были еще совсем молоды, и эти слухи придавали ей ореол таинственности. «Долго она, впрочем, не продержалась, – злорадно шептались другие фрейлины за ее спиной. – Видно, не очень-то много наша Джейн значила для своего царственного возлюбленного».
Из оставшихся девушек самыми внешне привлекательными были Бриджит Уилтшир, худенькая, точно молодая борзая, и такая же породистая, завоевавшая своим быстрым умом и острым языком лорда Уингфилда, с которым только что обручилась, и ее близкая подруга своевольная Анна Болейн, темноволосая и темноглазая, как цыганка, которая приходилась родной сестрой другой любовнице короля Марии Болейн Кэри. Имя этой последней при королеве никто не смел произносить. Злые языки твердили: Анна уже вышла из того возраста, когда дочери джентльмена (и племяннице могущественного герцога Норфолка) пристало выходить замуж, и хотя, как минимум, трижды у нее были все шансы на выгодную партию, ни разу дело не дошло даже до помолвки.
Я была самой младшей из фрейлин и, говоря без ложной скромности, пользовалась особой любовью королевы Екатерины. Она выделяла меня среди всех других англичанок при своем дворе. Ей хотелось, чтобы я находилась подле нее, особенно в те минуты, когда горести и невзгоды пытались пробить броню ее самообладания. А эти горести в тот год сыпались на нее как из рога изобилия. Естественно, испанские придворные дамы были не в восторге от того предпочтения, которое оказывала мне Ее Величество. Им казалось, что, имея с королевой один и тот же родной язык и обычаи, они должны ближе всех состоять при монаршей особе. Я хорошо знала о таком враждебном к себе отношении и, как могла, стремилась открыто не ссориться с испанками. Однако Мария де Салинас и остальные считали меня коварной выскочкой, затесавшейся в их ряды обманом или наговорами, в то время как я лишь стремилась быть самой собой.
Королева приготовилась обратиться к нам с речью. В комнате наступила тишина. Даже Бриджит и Анна, чьи смешки и хихиканье были слышны даже в самых торжественных случаях, сейчас хранили молчание.
Взгляды всех присутствующих сосредоточились на Екатерине. И она со своей всегдашней кроткой и благодарной улыбкой начала говорить:
– Вы все уже знаете, что Господь не пожелал благословить это королевство наследником престола. Мой сын Эдуард не дожил до того, чтобы сделать свой первый вздох.
Эти слова были встречены вежливым бормотанием соболезнований. Королева приняла их легким кивком и продолжала:
– Как напомнил мне брат Диего, ответ Господа на наши молитвы не всегда тот, которого мы желаем, и неисповедимы пути Его. Ни наши бренные тела, ни их плоды не сравнятся с нашими бессмертными душами. Ибо как сказано в Писании, не бойтесь тех, в чьей власти тело, а бойтесь Того, чья власть над душой нашей[7]7
Перифраз: «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Матфея, 10:28).
[Закрыть]. Я исповедалась, – продолжала королева, – и в свой срок, очистившись после родов, смогу войти в храм Божий. До этого я останусь в своих покоях. От вас я жду сдержанности и немногословия. Не следует сообщать всем и каждому о том, что здесь произошло. Если спросят вас: «Что слышно о королеве?», отвечайте просто: «Исполнилась воля Божья».
Мария де Салинас вышла вперед, давая знак всем присутствующим, что аудиенция окончена, и мы потянулись к выходу, проходя перед Ее Величеством и кланяясь ей.
– Благодарю за верную службу, – говорила она каждому из нас. – Спасибо за ваши неустанные молитвы.
Внезапно у дверей в покои королевы загрохотали тяжелые шаги, и мы опомниться не успели, как двойные массивные двери распахнулись с треском ломающегося дерева и в опочивальне очутился король. Я чуть не написала «вломился» или «ворвался» – с такой силой обозначил он свое появление. И, вдобавок ко всему, свое дурное расположение духа! На нем была короткая зеленая куртка и шапочка с пером, которые носят охотники. К куртке прилипли грязь и ветки, в длинных светлых волосах запутались листья. «Он скакал сюда во весь опор», – подумала я. Король даже не потрудился привести себя в порядок. Его грязные сапоги пятнали безупречно чистый ковер, а лезвие длинного ножа, заткнутого за пояс, мрачно блеснуло в свете камина там, где оно не было покрыто кровью убитой им дичи.
За несколько шагов король покрыл расстояние до кресла, где сидела Екатерина.
– Мадам, почему мне не сообщили тотчас? – вопросил он. – Почему я узнаю обо всем последним? – Его звучный, дрожащий от бешенства голос, казалось, заполнил всю комнату. Мы замерли, страшась королевского гнева и уже сейчас раздавленные им. Что стоит ему обвинить нас в том, что мы не выполнили его приказ и утаили от него дурную весть о мертворожденном принце? Я почувствовала, как вбираю голову в плечи, пытаюсь казаться как можно меньше ростом, как будто бы таким образом мне удастся отвратить от себя монаршую ярость.
Король сверкал глазами, возвышаясь над королевой, а она бестрепетно отвечала ему, не теряя своей обычной выдержки:
– Я уверена, что к вам своевременно отправили гонца. Если бы я могла, я бы сама поспешила к вам, но мне было плохо, очень плохо…
– Плохо! Вам, мадам, всегда плохо! Вы беспрестанно болеете! Ни на что не годитесь! Единственное в жизни, о чем я просил вас, так это о наследнике. Как вы думаете, ради чего я на вас женился? Заметьте, мадам, женился из жалости… Но сына от вас я так и не дождался!
Он почти выплюнул эти слова, а его резкий тон делал их еще более оскорбительными. Екатерина по-прежнему кротко взирала на своего супруга. Король принялся метаться по опочивальне, рассеивая придворных дам, которые отшатывались с его пути. Я заметила, что с него лил пот.
– Я прислал вам докторов, – восклицал он, – я прислал вам аптекарей, чтобы их снадобья помогли вам зачать, мы молились вместе, вы обошли все святыни нашего христианского мира – а вот результат! Очередной мертвый младенец! Сколько уже их было? Десять? Двадцать?
Король прервал свою обвинительную речь, и, решив воспользоваться этой паузой, я медленно попятилась к двери. Другие придворные также начали один за другим на цыпочках покидать покои королевы.
Екатерина остановила меня жестом.
– Останься, Джейн, – произнесла она.
– Уходите! – вскричал король.
Я знала, что должна поступить так, как велит мой государь, и потому быстро и тихо вышла из спальни. Но едва очутившись в коридоре за опочивальней королевы, я остановилась и стала прислушиваться к звукам ссоры, разразившейся после ухода придворных с новой силой, – ссоры такой яростной, которой на моей памяти еще не было.
Я не единственная подслушивала. Испанские дамы королевы тоже замешкались в коридоре, и компанию им составили Джейн Попинкорт, Бриджит Уилтшир, Анна Болейн и еще несколько фрейлин. Испанки время от времени осеняли себя крестным знамением и издавали приглушенные восклицания на своем языке. Я заволновалась. Что может в ярости сотворить король с Екатериной? Видно, не зря попросила королева Марию де Салинас не спешить с дурной вестью. Но до каких пределов может дойти гнев Его Величества?
– Хватит! С меня хватит! – вновь и вновь гремел голос короля среди потока его обвинений.
– И правда хватит! – услышала я, как Анна Болейн говорит Бриджит. – Действительно, сколько можно? Что ждет он от женитьбы на старой женщине с высохшим чревом.
Вместо «чрева» Анна употребила гораздо более грубое слово.
– Замолчите! – воскликнула я. – Неужели у вас нет чувства долга перед нашей госпожой? Наша бедная королева заслуживает хотя бы уважения после всего того, что она перенесла!
Анна повернулась и смерила меня ледяным взглядом.
– Кто вы такая, мисс Сеймур, чтобы мне указывать? Ваш отец – всего лишь мелкий дворянчик, в то время как мой дядя Норфолк[8]8
Томас Говард, герцог Норфолк (1473–1554) – видный политический деятель эпохи Тюдоров. Дядя Анны Болейн и Екатерины Говард, жен Генриха VIII.
[Закрыть] – самый могущественный пэр королевства!
Я не смогла проглотить это оскорбление. Пусть Анна выделялась среди фрейлин красотой (хотя ей, конечно, было далеко до прекрасной Лавинии Терлинг), пусть она обладала особым очарованием, которое было трудно определить, но которому не могли противиться многие мужчины, провожавшие ее похотливыми взорами, – но это ничуть не извиняло ее грубость.
– Я часто слышала из уст королевы, – парировала я, – что доброта и милосердие не зависят от происхождения, титулов и званий. Наш Спаситель тоже был не из знатных, если я правильно помню, что написано в Евангелии.
Я осознавала, что мои речи отдают ханжеством, но продолжала говорить, чуть понизив голос.
– Мне кажется, что ваш отец не намного знатнее моего отца, несмотря на те связи, которые имеет семья его жены. И как же получилось, что вы, племянница герцога, все еще не замужем и даже не помолвлены, хотя вам уже никак не меньше двадцати пяти лет?
Я почувствовала, что моя стрела попала точно в цель. Черные глаза Анны недобро сощурились, и перед тем, как отвернуться, она начала говорить, обращаясь к Бриджит: «Вы только послушайте, о чем толкует это маленькое ничтожество! Я слышала…» Но что именно она слышала, я так и не узнала, потому что Анна принялась нашептывать в самое ухо Бриджит, и ее слова потонули в потоке новых обвинениях короля, которые доносились из-за закрытых дверей и которые он выкрикивал теперь в полный голос.
– С меня довольно! – бушевал он. – Больше никаких мертвых младенцев – ни мужеского, ни женского пола! С этого дня на вашем ложе вас никто не потревожит – наслаждайтесь им в одиночестве! Сегодня же вечером я пожалую моему сыну Генри Фицрою титул герцога Ричмонда. После этого он станет самым высокородным дворянином королевства. Выше вашей дочери, мадам, выше этого надутого Норфолка! Генри Фицрой станет новым королем Англии после меня, и быть по сему!
Услышав топот королевских ног у двери, те из нас, кто замешкались, тотчас поспешили скрыться в поисках более безопасного убежища, разбежавшись подобно агнцам перед злым волком.
