Текст книги "Между нами искра"

Автор книги: Кэролайн Халс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

37

Хелен выливала в раковину воду из тазика, в котором мыла посуду, когда услышала отчетливые шаги матери вниз по ступеням.

– Сейчас будет пиньята! Все во двор! – мелодично пропела она.

Хелен ополоснула тазик, вытерла руки кухонным полотенцем и вышла в сад.

– Привет. – Нейтан потерся щекой о ее щеку. Муж приехал уже полчаса назад, но они еще не виделись. Приветствие показалось Хелен слишком вежливым. После стольких лет в браке Хелен рассчитывала на что-то большее, чем простая вежливость.

– Рада, что ты здесь, – сказала Хелен.

– А я нет, – ответил Нейтан. – Твой отец донимает меня.

Она заметила на клумбе комковатую бежеворозовую лужицу. Видимо, кого-то из детей вырвало.

Хелен оглянулась на мать и забросала рвоту землей, пока никто ее не заметил.

К ним подошла Стелла.

– Как великосветски.

– Наверно, кто-то из детей объелся.

Стелла усмехнулась.

– Да уж конечно. – К удивлению Хелен, сестра взяла ее под руку. – Давно меня не тошнило на мамину клумбу.

Хелен смотрела, как мать вешает ослика на крючок от одежной вешалки, привязанный к бельевой веревке. С чего ей вообще пришло в голову устроить пиньяту? В детстве их так не баловали, девочки знали об этой забаве только из книг и телевизора, так же как о выпрашивании сладостей на Хэллоуин или о шоколадных рождественских календарях. Вероятно, прежде мать считала пиньяту бездуховным иностранным развлечением. А теперь она, наверно, увидела ее в какой-то телепрограмме и решила шагать в ногу со временем. Хелен вдруг поняла, что ненавидит пиньяты, и ближе притянула к себе Стеллу.

Сестра удивленно взглянула на нее, но промолчала.

Хелен с жалостью посмотрела на ослика. Конечно, он не настоящий – небрежно склеенный из разноцветной гофрированной бумаги, он и на ослика-то толком не похож, – но все-таки это занятие отдавало жестокостью, о которой Хелен не хотелось думать.

В саду собирались люди, осторожно подходили поближе, утопая каблуками в траве.

Хелен заметила движение за окном сарая и жестом позвала отца выйти.

Изнутри донеслись шорох и поскребывание, и наконец отец появился на пороге.

– У тебя великолепная лужайка, – сказала Адель матери.

Хелен, наверно, подпрыгнула бы от радости, услышав такой комплимент, а мама только кивнула.

Голди приковыляла из сарая и стала обнюхивать землю, которой была замаскирована рвота. Стелла, захлопав руками, отогнала ее от клумбы.

– Папа, – сказала Стелла. – Запри собаку в сарае, пока все смотрят на пиньяту. Сейчас на землю посыплются конфеты.

Отец ничего не ответил, но взял Голди за ошейник и повел к сараю.

Чарли уцепился за руку Хелен.

– Что такое пиньята?

– Игрушка, – пояснила мать. – Ослик. Его бьют палкой.

– Зачем?

– Чтобы из него посыпались конфеты. – Хелен помолчала. – Но это не настоящий ослик. Из настоящего конфеты не сыплются.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Чарли.

– Просто знаю, – ответила Хелен.

– Ты когда-нибудь била настоящего ослика?

– Просто поверь мне на слово, – сказала Хелен.

Она посмотрела на Изабель и сильно потерла шею.

– Роза. – Мама присела около двухлетней соседской девочки. – Давай начнем с тебя. Тебе помочь дотянуться до ослика? – И она вложила малышке в руки биту для английской лапты.

Роза схватила ее обеими руками, но инструмент все же был слишком тяжелым для нее. Мама подняла девочку, чтобы та могла дотянуться до ослика на веревке.

Роза замахнулась тяжелой битой и едва коснулась ею бумажного животного, которое слегка покачнулось.

– Ух ты! – Мама поставила Розу на землю. – Почти попала! – Она широко улыбнулась и повернулась к толпе в поисках следующего. – Чарли!

Хелен видела, как ее сын подошел к бабушке. Роза передала ему биту, и мальчик шагнул к ослику, рассматривая его. Потом замахнулся.

Чарли ударил сильнее, чем Роза. На сей раз ослик дернулся на веревке. Клочок отклеившейся бумаги затрепетал на ветру, но в целом ослик остался невредимым.

Один за одним, от младших к старшим, дети подходили, чтобы огреть ослика битой. Каждый удар сопровождался восторженными криками, но ослик крепко держался на веревке.

Хелен наблюдала за этим варварским развлечением, зная, что Изабель ждет своей очереди, и почувствовала панику. Она обернулась за помощью к Нейтану.

Но что она могла сказать? «Нейтан, я иду ко дну?» Пришлось снова смотреть на несчастного ослика.

– Изабель, твоя очередь, – радостно произнесла бабушка.

Гости затихли. Гурьба детей разделилась надвое.

Хелен крепче ухватилась за Стеллу.

Изабель размеренными шажками прошла сквозь толпу, взяла биту и стала аккуратно прицеливаться. Приняла позу бейсболиста, отбивающего мяч, и отвела руки назад, приготовившись замахнуться.

Хелен отвернулась.

Раздался звук удара, и ребятишки торжествующе взвыли.

Ослик тяжело свалился на землю.

Хелен закрыла глаза и не видела, как дети бешено раздирали его брюхо. До нее доносился лишь шелест конфетных оберток.

– У твоей дочери хороший удар, – заметил Скотт.

Хелен посмотрела на Изабель, потом на Чарли, который прижимал к себе тушку ослика, разрывая его живот. Дети копошились над останками животного, толкаясь и пихаясь, чтобы дотянуться до внутренностей, тут же разворачивали конфеты и запихивали их в рот.

– И она такая спокойная, – добавил Скотт. – Даже не поморщилась, когда била. Из нее выйдет отличная бейсболистка.

Хелен заставила себя улыбнуться. Изабель стояла над толпой копошащихся детей. Она оторвала последние клочки бумаги с вешалки, и обрывки плавно опустились в траву.

Изабель не подняла ни одной конфеты.

38

Изабель дождалась, пока взрослые уйдут из сада, и снова направилась в переулок за домом. Детишки скучились вокруг нее, а она стояла посередине, как гамельнский крысолов.

Но даже стайка крысенышей, пошнырявших по родительским сумкам и бабушкиным шкафам, не смогла собрать бумагу. Бабушка зорко следила за туалетной бумагой, и пока в наличии имелась только листовка с рекламой доставки пиццы.

К Изабель протиснулся мальчик-тигр, держа обеими руками рулон кулинарной фольги.

– Не подойдет, – отрезала она.

Мальчик бросил фольгу на землю.

Изабель заглянула в ведро с пеплом, закопченное изнутри, с приставшими к стенкам кусочками жженой бумаги. Оно выглядело таким пустым.

Девочка в венке с испачканным малиновой начинкой ртом сказала:

– Ты очень грустная.

– Ничего подобного, – ответила Изабель.

Девочка положила в рот очередную конфету.

Всем детям пиньята, похоже, понравилась даже больше, чем огонь. Нужно что-то придумать, чтобы показать им магию огня.

Однако у них нет ни бумаги, ни горючего. Другая девочка в венке держала в руках зажигалку, но что в ней толку, если нечего поджечь?

Изабель перебрала в уме содержимое бабушкиных кухонных шкафов, прикидывая – макароны? мука? кетчуп? – но ничего подходящего не обнаружила.

Оказалось, что без интернета ей не хватало знаний об огне.

Бабушка обещала, что позже будут фейерверки, но это совсем другое – ими надо любоваться издалека, к тому же родители всегда предупреждали, что запускать фейерверк могут только взрослые. Все равно что смотреть на зверей в зоопарке и не иметь возможности погладить обезьянку.

Изабель вытерла о землю подошву туфли с приставшим гнилым листом. Дети уписывали за обе щеки конфеты.

Раздались голоса, и Изабель подняла голову.

Мальчик с подведенными глазами и две девочки входили в бабушкин и дедушкин сад через боковую калитку.

Изабель кинулась за ними. Направляясь к старшим ребятам через лужайку, она замедлила шаг. За спиной она услышала шум и догадалась, что малышня поплелась за ней.

Изабель обернулась и оскалилась:

– Отстаньте от меня!

Мальчишка-подросток обратился к Чарли:

– Эй, парень, дай конфетку.

На удивление, Чарли протянул ему целую горсть сладостей.

Девочка в футболке с принтом на темы манги взяла у Чарли конфету и развернула ее.

– Где вы это взяли?

– Мы разбили пиньяту, – раздуваясь от гордости, произнесла Изабель. – Это я долбанула по ослу и рассыпала конфеты.

Подросток насмешливо переглянулся с лохматой подругой. Обе старшие девчонки захихикали.

Мальчишка снова повернулся к Изабель:

– Ударила игрушечного ослика палочкой? Изабель посмотрела на свои туфли.

– Не палочкой, а битой для лапты.

– А нам ты это зачем рассказываешь? – Парень снова выразительно посмотрел на подружек.

Поклонница японских комиксов закатила глаза.

– Слушай, малявка, – она наклонилась к Изабель, – оставь нам немного конфет и уводи свою ватагу играть в куклы.

Изабель удивленно заморгала.

Старшие ребята засмеялись.

Некоторые из малышей засмеялись тоже, хотя и не понимали над чем.

Изабель медленно повернулась и одна пошла к дому, словно так и собиралась поступить.

Она изо всех сил прикусила болячку изнутри щеки. Боль пронзила ее, но Изабель удержалась от крика. Девочка потрогала языком полуоткушенный кусок слизистой и стала жевать его. Она ела мясо от своего собственного тела и нисколько не переживала.

Все игнорировали ее. Все, кто имел значение.

И они за это заплатят.

39

После пиньяты все поспешили из сада в дом, и у дверей образовалась пробка – люди тонким ручейком вливались внутрь.

Томми машинально направился к сараю.

Хелен схватила его за руку и потащила за собой.

– Сейчас будут говорить речи.

– Я не хочу говорить речи. – Томми благодушно улыбался соседям. – По крайней мере, сейчас. – Потом он обратился к Хелен: – Твой муж не хочет принимать меня обратно в магазин.

– Мне очень жаль. – Хелен ничуть не удивилась.

– Он думает, что я уже ни на что не гожусь.

Хелен покачала головой:

– Ты преувеличиваешь.

– Что на меня нельзя положиться.

– Уверена, что Нейтан такого не говорил. Какая смехотворная идея.

– А теперь твоя мать ждет от меня речей. Как я могу сейчас выступать с речью?

Хелен отряхнула с рукава муку.

– Мама – это природная стихия. Лучше ей не сопротивляться. Кроме того, пора доставать конвертики из духовки. Поможешь мне раздать их гостям?

Томми вздохнул. Помочь он, конечно, не против, но какой в этом смысл?

Из гостиной донесся звон вилки о бокал. Томми безропотно позволил дочери завести себя внутрь и взял бокал просекко, который она вложила ему в руку.

Их догнала Стелла.

– Папа, это правда?

Хелен бросила на сестру предупреждающий взгляд: не сейчас.

Стелла, однако, не отставала:

– Это правда, что ты говоришь женщинам: «Выше нос, может, еще обойдется»? – Она взяла отца под руку.

Томми пытался понять, чего она хочет – поддержать его или остановить, чтобы он не сбежал.

– Так всегда говорят, – угрюмо произнес Томми дочери, захватившей его в плен. – Что тут такого? Я и тебе такое говорил.

– Но разве ты не помнишь, что я сказала тебе в тот раз? Что мне хочется заехать тебе по лицу.

Томми насупился.

– В самом деле? – Если честно, он это помнил и всегда приписывал такую реакцию чрезмерной чувствительности Стеллы.

– Если тебе нужно объяснить контекст…

– Я понимаю контекст, – перебил ее Томми. – Я все понимаю.

– Папа, это очень снисходительная реплика. Томми извернулся и выдернул у нее свою руку.

– А вот этого я не понимаю.

– Стелла, не делай из мухи слона. – Словно ниоткуда появился Скотт и влез в разговор. Он улыбнулся ей и обратился к Томми: – Некоторые дамочки очень остро реагируют на подобные замечания, но разумные женщины относятся к ним нормально.

– Спасибо! – мрачно проговорил Томми.

– «Из мухи слона»? «Разумные женщины»? Что-то не возьму в толк, о чем ты. – Стелла мгновенно уставилась на его блестящие ботинки.

Скотт добродушно улыбнулся.

– А ты подумай.

Она в явном раздражении подняла руки вверх.

– Твоя позиция еще хуже! Ты не должен так считать. Даже человеку папиного возраста это непростительно. – Стелла сделала глубокий вдох. – И кстати, – запальчиво добавила она, – раз уж мы заговорили о снисходительном поведении…

Ее снова перебил стук вилки о бокал.

Стелла бессильно опустила руки и что-то забормотала, явно заканчивая разговор сама с собой. Томми вспомнил, что в детстве она часто так делала: если не могла победить в споре, то выигрывала его позже, наедине с собой.

Толпа в гостиной стала замолкать. Маргарет забралась на библиотечную табуретку и подняла вверх высокий бокал с просекко.

Стоявшие перед Томми гости расступились, улыбаясь ему. Он догадался, что они пропускают его вперед, чтобы он мог подойти и встать рядом с женой.

Он занял свое место.

Маргарет с широкой улыбкой обвела глазами комнату. Томми заметил, что она успела подкрасить губы. Темно-красный цвет помады подчеркивал желтизну ее зубов. Не стоит ли сказать супруге, что более мягкий, розовый цвет идет ей больше? Нет, лучше промолчать – женщинам нынче не нравятся его дружеские замечания.

Маргарет снова постучала по бокалу.

– Вообще я не хотела переходить к речам до приезда Пита, но он задерживается на работе…

Томми заметил, как Стелла закатила глаза.

– …так что лучше начнем.

Томми выпрямился.

– Это не часть детективной истории, – пояснила Маргарет и сверху вниз посмотрела на мужа. – Мы с Томми женаты уже сорок лет…

Томми стоял в ее тени, как Робин рядом с Бэтменом, и улыбался, улыбался, улыбался.

– …и, кажется, пора подвести итог. – Маргарет снова глянула на него. – Потому что чаще всего мы не ценим того, что имеем, а ведь очень важно наслаждаться моментом, пока он длится. Поэтому я рада, что вы пришли сюда отпраздновать вместе с нами это знаменательное событие. – Она посмотрела на входящего в комнату Джорджа и снова обвела взглядом толпу. – Что я могу сказать о своем муже, Томми Фое?

Томми старательно просиял.

Нейтан поднял свой бокал, словно приветствуя тестя, но на самом деле смотрел немного в сторону от него, как искривленный пистолетный прицел.

Томми крепче сжал свой бокал.

– Не хочу растрогаться перед детьми…

– Это перед нами-то? – спросила Стелла.

– Но если вы позволите мне некоторую сентиментальность, то скажу, что Томми – самый прекрасный мужчина на свете.

Томми нахмурился.

Возникла неловкая тишина.

Маргарет широко улыбалась.

– Почему ты так говоришь? – спросил у нее муж. Продолжая улыбаться гостям, Маргарет пожала плечами.

– Но… это очевидная неправда, – возразил Томми. – Я нормальный, даже слишком, но самый прекрасный – это не про меня.

Жена отмахнулась от него.

– Спасибо, конечно, на добром слове, – продолжал Томми, – поверь, я тебе очень благодарен. Но почему бы не сделать какой-нибудь правдивый комплимент? Например: «Он всегда наливает воду в садовую лейку» или «Он умеет отличать гранапа-дано от пармезана и никогда не забывает прокачать радиаторы».

В толпе послышался нервный смех.

– «Перед сном он всегда выгуливает собаку». Маргарет снисходительно улыбнулась ему.

– Для меня ты самый прекрасный мужчина. Так тебе больше нравится?

– Еще хуже, – ответил Томми.

– Все присутствующие тоже считают тебя превосходным человеком, – сказала Маргарет.

Томми заметил, что Нейтан снова ему улыбается, и с вызовом уставился на него – он не давал зятю разрешения лыбиться. Томми не был склонен к драматизации, но в этой неестественной ситуации, когда все смотрели на него и чуть ли не гладили по головке, его так и подмывало бросить в них бокал и выйти.

Никто ведь не станет гладить по голове того, кто облил их вином.

Откуда-то донеслось низкое жужжание. Джордж под немигающим взглядом Маргарет выдернул что-то из кармана и, подняв вверх указательный палец – одну минуту! – приложил к уху телефон и поспешно вышел из комнаты.

– Спасибо всем, что пришли, – продолжила Маргарет. – Мы счастливы отметить эту дату в кругу близких друзей и родных.

Томми неожиданно громко фыркнул.

Жена прищурилась, глядя на него:

– Хочешь что-то сказать?

Томми откашлялся.

– Сорок два года назад в закусочной в Стретфорде я встретил самую красивую женщину в мире – не самую красивую для меня, а в самом деле первую красавицу планеты. Она заказывала жареную картошку. У нее была расшитая бисером сумочка, а еще она чудесно смеялась. Сорок лет, которые я провел с ней, стали счастливейшими в моей жизни.

Тут он вспомнил, что уже говорил все это на праздновании двадцать пятой годовщины их свадьбы в присутствии тех же самых людей. Не исключено, что на нем был даже тот же галстук.

Он опустил голову. Старый любимый галстук. Но насколько старый?

Томми снова обратился к гостям.

– Жена, магазин, семья – в течение сорока лет я имел все, что мне нужно. Я был счастливым человеком.

– Правда-правда, – произнес низкий голос.

– Невероятно счастливым человеком.

Толпа сохраняла неестественную неподвижность.

Томми поднял свой бокал:

– Веселитесь!

Он внезапно вышел из комнаты, не зная, куда направляется, пока не захлопнул за собой дверь сарая и не рухнул на плетеный стул рядом с лежащей на полу Голди.

Он видел, как между сараем и дубом расхаживает Джордж, что-то торопливо говоря в телефон. Свободной рукой он отчаянно жестикулировал.

Джордж подошел ближе к сараю и остановился.

– Если я не сделаю этого сейчас, то все так и будет продолжаться, а это неправильно. – Джордж прикоснулся костяшками пальцев к стволу дерева. – Потому что я ленив. Так что, похоже, другого выхода нет. Мне нужно побыть какое-то время одному, иначе лет через пять я оглянусь назад и… – Он помолчал. – Я не обижаюсь. Я это заслужил.

Специально Томми не слушал, просто он больше ничем не занимался. Нельзя сидеть в тишине, если кто-то наполняет ее словами.

– Нэнси! – неуверенным голосом проговорил Джордж. – Я понимаю, что ты очень зла на меня.

Какая еще Нэнси?

– Нет. – Джордж казался смертельно усталым. – Они скажут, что я непутевый, но им нет никакого дела до моих ног.

Томми нахмурился.

– Я понимаю, – продолжал Джордж. – Тебе нелегко.

Томми наклонился вперед и стал слушать внимательно.

40

Конечно же, Нэнси перезвонила ни раньше ни позже, а именно во время речи Маргарет. Худший момент и придумать было трудно. Да что же за день сегодня такой: все идет наперекосяк.

Но Джордж не имел права снова пропустить звонок. Маргарет вполне могла, как заправский карманник, ощупать его одежду в поисках телефона.

Несмотря на крайне неподходящее время, Джордж ринулся на улицу, стискивая в руках жужжащий мобильник.

Ох и достанется ему от Маргарет.

Он дошел до дуба и ответил:

– Привет, Нэнси.

– Как дела? – От звука ее голоса внутри у него что-то оборвалось. – Страдаешь?

Джордж обернулся на стеклянную дверь, ведущую из гостиной в сад. За ней продолжались торжественные речи. Томми выглядел злым и совсем не походил на человека, получающего удовольствие от общения с семьей и друзьями.

– Ужас, – ответил Джордж в трубку.

– Стелла тебе по гроб жизни будет обязана за эту жертву. – Доброты в голосе Нэнси не было и в помине. – А что именно ужасно?

– Родные Стеллы постоянно твердят, какой я замечательный. – Джордж расхаживал поддеревом туда-сюда. – Когда мы были вместе, они так не говорили, честное слово.

– Что ж, наслаждайся, пока есть возможность. Когда они узнают о разводе, то подобных комплиментов уже не услышишь.

– Надеюсь, – сказал Джордж. – Стелле тогда придется тяжело. Если только…

– Если только что?

Если только они не поют мне дифирамбы, потому что знают о разводе. Может, вся эта вечеринка специально задумана, чтобы поставить меня в неловкое положение?

Нэнси засмеялась.

– Вряд ли вечеринки устраиваются с такой целью.

– Думаешь, нет? – с надеждой произнес Джордж.

– Когда станет известно о разводе, ты тут же превратишься в Сатану. Все начнут твердить: «В нем всегда было что-то подозрительное. Эти бегающие глаза…»

Джордж опешил.

– Ау меня бегающие глаза?

От ее смеха у него что-то перевернулось в животе.

– Это я так, для примера, – объяснила Нэнси. – Может, они ничего такого и не скажут.

– Думаешь, нет? – Джордж чувствовал, как отвлекается от своей задачи. – А что тогда?

– Откуда же я знаю? – Его собеседница снова засмеялась. Почему она все время смеется? – В любом случае ты уже скоро отстреляешься, правда?

– Да. – Нэнси определенно не нужно докладывать о том, что Джордж будет здесь ночевать. Ведь он собирается порвать с ней.

Правда, он еще не приступил к объяснениям. Еще чуть-чуть.

Сейчас Нэнси не догадывается, что он ее бросает. Ее можно за это простить.

Джордж остановил взгляд на крючке, висящем на бельевой веревке. Он блестел, раскачивался на ветру и без прикрепленной к нему пиньяты выглядел зловеще.

– Нэнси, мне надо с тобой поговорить.

– Я рада, что ты позвонил. Из-за того, что ты там находишься, я чувствую себя неуютно.

Джордж посмотрел на свои ноги:

– Мне становится не по себе. Из-за нас.

– Что?

– Это семейное торжество напомнило мне, что все еще свежо. Мне пока рано завязывать новые отношения. Нам нужно расстаться, пока мы не вросли друг в друга.

Нэнси ждала.

Ничего не говорила.

«Ты не виновата».

Этого он не сказал. Хотел, но не сказал.

– Я уже чувствую себя виноватым за то, что могу подвести тебя в будущем, хотя на самом деле я должен думать о себе. Мне нужно разобраться, чего я хочу, но я точно не хочу быть мерзавцем – ни сейчас, ни потом. Я немного увлекся, пора одуматься. Ради нас обоих.

Джордж подождал.

Через некоторое время он посмотрел на экран телефона, чтобы убедиться, что не нажал случайно на кнопку «Без звука».

Ничего.

Он снова приложил телефон к уху.

– С моей стороны нечестно продолжать с тобой отношения. Я еще не готов.

– Может, я сама буду решать, что для меня честно, а что нет? – Смех в голосе Нэнси исчез без следа.

– Конечно.

– Не говори мне, что не хочешь меня обижать, и не надо относиться ко мне как к ранимой женщине, которая спала с негодяем и он ее использовал; нечего делать вид, будто оказываешь мне услугу…

– Ничего такого. Просто я долбоеб. Ты заслуживаешь лучшего.

– Заслуживаю, – безучастно повторила Нэнси.

– Несомненно, – подтвердил Джордж.

– Бросая меня, ты хочешь выглядеть благородно и думаешь, если станешь поносить себя, твой поступок станет менее гадким?

– Конечно, нет. – О, Нэнси правильно оценила его поведение.

– Как ни обставь свой поступок, ты все равно выглядишь не героем, а полным дерьмом.

Такой поворот заставил Джорджа остановиться.

– Временно, если мы расстанемся сейчас.

– Нельзя быть дерьмом временно.

– Прости, что обидел тебя.

– Снова играешь в благородство? Для этого ты и звонил?

Они помолчали.

– Ты настоящий сукин сын.

Джордж заморгал.

– И ты еще жаловался мне, что мучаешься на этой вечеринке? Какой же ты эгоист! Решил напоследок выжать из своей сердечной подруги каплю сочувствия? Ничего не скажешь, возвышенный поступок!

С отчаянием глядя на дерево, Джордж сжал кулак и приложил его к стволу, почувствовал жесткую кору и подумал: вот бы ударить со всей силы, посмотреть, как захлещет кровь, ощутить отвлекающую боль.

Голос Нэнси чуть подобрел.

– Послушай, давай не будем ничего решать сегодня. У тебя выдался непростой денек.

– Я… – Джорджу было трудно следовать за рывками и поворотами этого разговора. – Если я не сделаю этого сейчас, то все так и будет продолжаться, а это неправильно. – Он снова приложил кулак к дереву. – Потому что я ленив. Так что, похоже, другого выхода нет. Мне нужно побыть какое-то время одному, иначе лет через пять я оглянусь назад и…

– Ну и пошел ты.

– Я не обижаюсь. Я это заслужил.

– Не говори, что не обижаешься. Мне не нужно твое прощение. И не смей через два года слать мне по ночам эсэмэски, когда выпьешь, а по телевизору не будет ничего интересного. – Тон ее голоса становился резче с каждым словом. – Знаешь, что родные твоей жены будут говорить о тебе, когда ты уйдешь?

– Нэнси! – сказал Джордж. – Я понимаю, что ты очень зла на меня.

– Что у тебя низкий лоб и короткие ноги. Джордж слегка ударил кулаком стенку сарая.

– Нет. – Джордж казался смертельно усталым. – Они скажут, что я непутевый, но им нет никакого дела до моих ног.

Джордж измерил лоб большим и указательным пальцами.

– Я не хотела, – сбавила обороты Нэнси.

– Знаю.

– Я пытаюсь быть жестокой.

– И я тебя за это не виню.

– Ты разбудил во мне все самое худшее.

– Я понимаю, тебе нелегко, – произнес Джордж.

– Надо же, какой понятливый. Надеюсь, теперь ты чувствуешь себя молодцом.

– Нэнси…

Она отключилась.

Джордж опустился на деревянную скамью возле кормушки для птиц.

Он был поглощен мыслями о том, что разговор получился отвратительный, хуже некуда, и не заметил, как зажегся уличный фонарь и к нему стали приближаться шаги.

– Кто такая Нэнси, Джордж?