Текст книги "Написано кровью"

Автор книги: Кэролайн Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Все были в сборе. В дальнем конце зала, около брусьев. Сидели по-турецки на полу с суровыми, каменными лицами, как воины на военном совете.

Брайан вспомнил, как однажды сказал им, что пустое пространство станет тем, чем его сделает актер. Сегодня не оставалось сомнений, чем стало пространство спортзала. Оно стало ареной.

И Брайан начал свой трудный путь к брусьям по бескрайней плоскости блестящего паркета. К ногам его, казалось, привязали гири. Он шел и шел, а расстояние между ним и ими не сокращалось. Но наконец это до странности медленное и унизительное путешествие подошло к финалу. Заглушив желание вписаться в их полукруг, то есть пристроиться рядом с маленьким Бором, Брайан сел один, лицом к ним.

Он немедленно пожалел, что опустился на пол, отказавшись от преимущества смотреть на них сверху вниз, с высоты пяти футов шести дюймов, но было уже поздно. Ему не хватило бы сил подняться.

Брайан глубоко вздохнул и попробовал выбрать из безумного и бессвязного лепета у себя в голове несколько уместных, резких фраз. Он пока не осмелился посмотреть на кого-то из них, и это была еще одна ошибка, потому что чем дольше он избегал смотреть им в глаза, тем глупее и трусливее им казался.

Дензил сказал:

– Пришел, значит?

– Да. О да, – Брайан засмеялся. По крайней мере, хотел засмеяться. Но получилось жалкое подобие смеха. Пародия на прежнее «уф-уф-уф».

Он обхватил себя руками, как будто защищаясь от их неприязни, однако в последний момент нервы сдали, и взгляд его скользнул в сторону Эди, которая сидела, прижавшись лицом к плечу брата. Никто не двигался, но Брайан чувствовал подпитывающую их энергию. Каждый из них подзаряжался от стаи. Его мать сказала бы, что они «подначивают друг друга».

– Ну что, народ… – начал Брайан и осекся, ощутив, что у него больше нет власти над ними. Он говорил едва ли не жалобно, как ребенок. Клэптон еще раз хихикнул, надеясь прочистить горло и обрести начальственный тембр. – Что это за дела?

Никто не ответил, и тогда он сказал:

– Если это такая шутка, должен сказать, что мне она не кажется забавной.

– Шутка, Брайан? – Дензил нахмурился, и паук на его бритой голове зашевелился. – Шутка?

– По-моему, – проговорил Ворот, – ваше ничего нет забавного в изнасиловании пятнадцатилетней девочки.

– В изнасиловании?! – Брайан чуть не потерял сознание. Он не упал только потому, что оперся руками о пол позади себя и перенес на них вес тела. В ушах стоял гул, и хотя гнев удерживал Брайана от обморока, ему казалось, что сердце его норовят выкачать насосом из груди. – Это… не… правда…

– Вы ж видели доказательства?

– Картинки.

Картинки эти все время теперь стояли у него перед глазами. Ее измученное треугольное личико, глядящее прямо в камеру. Тоненькая фигурка, которая покорно скрючилась на краешке дивана, как будто ожидая наказания. Брайан с горечью вспомнил свою прежнюю убежденность, что Эди ни за какие коврижки не стала бы участвовать в таком спектакле.

– Эди? Посмотри на меня. Пожалуйста!

Она еще глубже уткнула лицо в надежное плечо брата, как будто даже сам голос Брайана был опасен для нее. Они с Томом обнялись, сироты, готовые защищать друг друга.

Брайан, вне себя от злости, закричал:

– Не было никакого изнасилования. Не было!

– Хочешь сказать, что она врет? – спросил Ворот. – Ты с ней такое сделал, да еще и обзываешь ее лгуньей?

– Нет. То есть. Да. Вообще-то да.

– О боже мой! – Эди заплакала. Тихие, нежные всхлипы. Раненая голубка. Брат гладил ее огненные волосы, глядя на Брайана с брезгливым удивлением.

– Эди…

– Оставьте ее в покое, – отрезал Том, бросив на него холодный, как подачка, взгляд. – Мы уж позаботимся о ней. Жаль только, я раньше не догадался…

– Понимаешь, Брайан, нам и в голову не могло прийти, – продолжил Дензил, – что ты такой…

– Я не такой! – Это спокойное презрение в их глазах, это наглое лицемерие сводило его с ума. Он едва не задохнулся от злости, когда попробовал ответить им: – Я бы никогда… Это она позвала меня…

– Ты это сделала, Эди?

– Позвала его?

Ее ответ, хотя и приглушенный складками куртки Тома, был услышан:

– Он сам пришел.

– Видишь? Что-то у тебя с головкой, Брай.

– Ты еще скажи, – процедил Дензил сквозь оскаленные зубы, – что отказываешься компенсировать ей моральный ущерб.

Брайан вспомнил, как Эди скинула топ, спустила трусы, как умело направляла его возбужденный член, как чиркала спичкой о ноготь большого пальца.

– Так и следовало бы сказать, мать вашу!

– Как это некрасиво – ругаться матом, – заметил Ворот.

– Странно даже, учитель вроде…

– Да, но он такой, знаешь, странный учитель.

– Они все, которые для внеклассной работы, странненькие.

– Прикиньте, он не хочет платить!

– Ну дак он в своем праве.

– Абсолютно!

– Если, конечно, может разрулить последствия.

– Послушайте, давайте поговорим спокойно…

– Он что хошь разрулит.

– Лидер!

– Прирожденный лидер!

– Яиц у него хватает!

– Там, где надо, все на месте.

– А я слышал, что там, где надо, не очень-то.

– Итак. Как тебе пять тыщ, Край?

– Пять тыщ зеленых.

– А иначе пикантные фотки живо окажутся на столе у Харгрива.

– Он по ходу отключился.

– Не отключился. – Брайан взял себя в руки. Уперся локтями в тощие ляжки и принял шаткую позу для переговоров. Если бы он знал, как она похожа на ту, что принимают медвежьи павианы, взобравшись на каучуковое дерево. – Послушайте, почему бы нам не обговорить это? Не взвесить все за и против?

– Вот два слова тут были очень обидные, – изрек Том. – В теперешних-то обстоятельствах.

Брайан мысленно повторил свою последнюю фразу. И не нашел в ней ничего, что могло бы кого-то оскорбить или обидеть. А вдруг они играют с ним? Намеренно делают вид, будто не слышат, что он сказал, или притворяются, что неверно его поняли. Он слышал, что такие вещи проделывают в тоталитарных государствах. Ему такого не вынести.

– Не надо нам мозги засирать.

– И притворяться, что у тебя денег нет, тоже не надо.

– Мы тут не шутки с тобой шутим.

– Конечно, у меня нет таких денег.

– Ты можешь достать их.

– Такие, как ты, всегда могут достать денег.

– Что ты имеешь в виду под «такими, как я»?

– Козлы из среднего класса.

Брайан закрыл глаза, чтобы хоть секунду не видеть этого. Он просто не в состоянии был поверить, что происходят вещи настолько ужасные. Брайан не был смелым человеком. Стоило ему хотя бы прочитать слово «пытка», как сердце начинало испуганно трепыхаться у него в груди. Теперь, когда его кишки свело болезненным спазмом, он крепился изо всех сил. Не хватало еще обделаться.

– Ты, ублюдок, – Дензил произнес это небрежно, как бы между прочим.

Брайан изобразил на лице величайшее внимание.

– Видишь это? – Дензил сжал кулак, и на костяшках пальцев из синих точек на нечистой коже образовалась строчка GT BTN. Великая Британия.

– Знаешь, – дрожащим голосом сказал Брайан, – не все решается силой.

– Не знаю, с чего ты это взял, – возразил Дензил. – Ты трахнул его сестру. Мы размажем тебя по стенке. Ты оставишь ее в покое. Проблема решена.

– Но так нельзя жить! – закричал Брайан, который пришел бы в восторг от этой позорной логики, если бы Дензил выдал ее на репетиции.

– А ты знаешь способ лучше? – с искренним интересом спросил Ворот.

Глядя на молодые суровые лица, Брайан понял, что дело его безнадежно. Бесполезно искать хоть искру сочувствия, не говоря уже о слабом звене. Он прибегнул к последнему средству.

– Что я вам плохого сделал? – захныкал он.

Молчание.

– Разве что немного расширил границы вашего существования.

Молчание стало каким-то уж очень неприятным.

– Показал вам волшебный мир. Ввел вас в…

Том пресек нытье Брайана, очень серьезно и по-деловому подняв руку. Вид у него был непреклонный, исполненный уверенности в собственной правоте и властный.

– Больше не о чем говорить. Мы хотим половину сейчас, то есть я имею в виду завтра днем. Вторую – в пятницу.

– И если я достану эти деньги… – сказал Брайан, зная, что это невозможно.

– Тогда мы отдадим видеопленку.

Видеопленку! Ну конечно. Вот почему изображения размыты и напечатаны на такой странной бумаге. Когда он понял это, многое другое сразу стало ясным. Почему она не хотела гасить свет. Музыка, включенная, как ему показалось, из романтических соображений, вероятно, была нужна, чтобы заглушить шум видеокамеры. О! Ангел с апельсиновой гривой. Пригрел змею на груди. Коралловый аспид.

Погодите-ка… Брайан вспомнил, как однажды, семестра два назад, принес на репетицию свою новенькую видеокамеру и она пропала. Неужели они…

– Какой камерой вы…

– У нас знакомый в Слау. – У Дензила была отвратительная привычка проводить кончиком языка по ладони, а потом ладонью оглаживать свой бритый череп, и так много раз. Брайан часто думал, какой же эта ладонь в конце концов становится на вкус. – У него маленький бизнес. Обучающие фильмы.

Они переглянулись, потом посмотрели на Брайана так, что стало ясно: встреча закончена. Брайан встал и приготовился еще раз пересечь Сахару, выложенную дощечками действительно песчаного цвета. Он уже дошел до двери, когда Эди окликнула его по имени.

– Да? – Брайан повернулся и заторопился обратно, обретя неожиданную легкость. – Да, Эди, что?

Порывшись в карманах куртки с эмблемой футбольного клуба «Грин-Бей пэкерс», она достала какую-то грязную тряпку. Это были трусы Брайана. Она бросила их на пол. Трусы были вывернуты наизнанку, так что хорошо просматривался коричневый узкий след. Брайан подумал, что следовало бы повернуться и уйти. Продемонстрировать им свое презрение. Но потом поостерегся: они же могут всем все растрепать, а трусы пустить по рукам. Клэптон наклонился и поднял их.

На этот раз его позвали, когда он преодолел половину пути до двери. Он не оглянулся. Просто стоял с колотящимся от страха сердцем и засовывал трусы в карман брюк.

Снова зазвучали голоса. Заговорили все сразу. И слышались не резкие, издевательские окрики, как до сих пор, а льстивые призывы вернуться, дружеские подколы.

Думая, что сейчас над ним будут потешаться, Брайан преодолел последние несколько шагов до двери почти бегом. Схватился за ручку двери, рванул ее.

– Не надо! – крикнула Эди. – Брайан! Не уходи.

Она подбежала к нему, схватила его за руку, потянула за собой. Брайан скорее чувствовал, чем видел остальных, сбившихся в кучу за ее спиной. Через несколько секунд они обступили его, оттеснив в центр зала, радостно и бодро, хотя и насильно. Маленький Бор просто повис на его руке.

– Ну чё, как, Брай?

– Получилось?

– Он купился! Правда купился?

– Прошел кастинг!

– Еще как, блин, прошел!

– Но вряд ли видит такое в пьесе. А, Брай?

– Не. Вот чего он не видит в пьесе… – Внезапно в руке у Дензила оказался плоский маленький блестящий футляр. Он подбрасывал его, подкручивал, ловил, снова подбрасывал. Подмигивал Брайану. – Ну, в том, что он называет «пьесой».

– Ты ведь не злишься, дорогой? – Эди прильнула к нему, как в тот раз, когда они пили бормотуху, и улыбнулась, заглянув ему в глаза. Открытая, простодушная улыбка, доверчивая улыбка ребенка, ожидающего похвалы. – Это же всего лишь импровизация.

Всего лишь импровизация. Всего лишь импровизация. Брайан просто трясся, испытывая разом облегчение, замешательство и ярость. Нет, этого не могло быть. У них никогда не хватило бы ума, воображения, собранности, чтобы задумать и осуществить такой сценарий. Они слишком глупые. Грубые. Кретины. Дебилы. Как он ненавидит их, с этой пустой, ни на чем не основанной самооценкой! Как они отвратительны в своем самодовольстве!

– Ты же говорил, что мы можем сочинить пьесу сами. Помнишь?

– На прошлой неделе.

– Все в порядке, а, Брай? Ничего плохого не случилось?

Боже, теперь они хотят, чтобы он признал это шуткой.

– А здорово мы тебя разыграли? Все, как ты хотел.

– Прикольно вышло.

– Помнишь, ты говорил «изумлять и поражать»?

– Я знаю, о чем ты беспокоишься. – Дензил бросил пленку.

Брайан сделал судорожное движение и поймал ее.

– Это?..

– Да, это она.

– Единственная.

– Подделки не предлагать.

Брайан расстегнул ветровку и положил пленку во внутренний карман. Последовала долгая пауза. Брайан молчал. Круг начал распадаться. Дензил отошел к брусьям, потом размотал канат и стал взбираться по нему. Остальным было нечем заняться, и они смотрели на Брайана, как будто ожидая от него указаний. Теперь, когда потеха кончилась, они были готовы опять соскользнуть в свое обычное состояние мизантропической летаргии.

– У нас еще полчаса, Брай.

– Не называйте меня «Брай».

– Но что мы будем делать?

– Делайте что хотите. – Брайан нащупал пленку, единственную и неповторимую, твердую, спрятанную на его впалой груди. – По мне, хоть сдохните.

Больше он не войдет в этот зал. Все его старания пробудить в них творческое начало пошли прахом, и он чувствовал привкус этого праха у себя во рту.

– Так чё, мы не репетируем? – спросил малышка Бор.

– Только сумасшедший мог потратить на вас хотя бы пять минут, не говоря уже о пяти месяцах своей жизни. Или вообразить на секунду, будто вонючие сточные трубы, которые заменяют мозги в ваших крошечных, под одно заточенных головках, способны усвоить хотя бы азы литературы, музыки, драмы. Ползите обратно в канаву, там вам самое место. Хорошо бы вы там и сгнили.

Летучка получилась скучной. У Барнаби не было определенного плана и, главное, вдохновения, а он не принадлежал к тем, кто блефует и притворяется, будто ими располагает. В том, что он просто-напросто постарел и отстал от жизни, команду винить не приходилось, хотя многие на его месте, включая старших по званию, не задумываясь, обвинили бы, но это было слабым утешением.

К тому времени все уже ознакомились с распечаткой допроса Дженнингса и разделились на две половины. Первая посчитала его историю слишком надуманной, даже для сериалов «Бруксайд» и «Жители Ист-Энда», вторую она привела в волнение и даже заинтриговала, жертва теперь рисовалась в совершенно ином свете.

Но если Барнаби надеялся на обратную связь, на новые идеи, способные вывести расследование на верный путь, то напрасно. Да, все собравшиеся излучали молчаливую поддержку. Многие рвались действовать и расстраивались от невозможности быть полезными. Особенно Мередит, которого бездействие просто убивало.

Наконец констебль Уиллаби громко спросил, а не может ли быть такого, что Дженнингс и Нейлсон – одно и то же лицо. Не выложил ли Макс свою историю, чтобы отвести подозрения от успешной персоны, которой стал? Да, конечно, есть некоторые нестыковки с возрастом, но ведь возраст назвал сам Дженнингс, а он мог и солгать.

Барнаби возразил, что вехи биографии Дженнингса зафиксированы в различных документах, и это легко проверить. Таким образом, предположение констебля Уиллаби – полная чепуха. Барнаби выразился мягче – парень новенький, и ему всего восемнадцать. Уиллаби спокойно кивал, пока старший инспектор говорил, но потом заметно сник.

– Скоро нам придется сворачиваться, если не появится новая информация. Мы не можем себе позволить, чтобы три десятка человек сидели тут и ковыряли в носу. Некоторым из вас предстоит вернуться в свои отделы к концу недели. На доске объявлений посмотрите, кому именно. Мы всегда сможем возобновить расследование в связи со вновь открывшимися обстоятельствами.

А пока я хочу, чтобы вы еще раз опросили тех, кто присутствовал на последнем вечере у Хедли. Перед тем как идти к ним, вы должны изучить их прежние показания, включая повторные разговоры с Хаттон и Клэптоном так, чтобы знать их вдоль и поперек. Ищите малейшие несоответствия и противоречия, особенно когда человек противоречит сам себе. Прошло шесть дней с тех пор, как они говорили с нами. Они не только уже забыли сказанное нам, но и могли вспомнить то, что сначала сочли неважным и что на самом деле очень важно для нас. Не забывайте: хотя субъективные мнения и не принимаются во внимание судом, они иногда указывают путь к тому, что будет принято во внимание. Постарайтесь создать атмосферу, в которой легко признать ошибки и передумать. Иногда именно страх показаться смешным заставляет человека держать при себе ценную для нас информацию.

Внимательно прочтите то, что они уже рассказали. Иногда за самыми простыми репликами скрывается что-то гораздо более сложное. Сопоставьте рассказы разных людей об одном и том же событии. И поаккуратнее! Пятеро из шести людей, с которыми вы будете разговаривать, не совершали никакого преступления.

Излишне было добавлять, что, может статься, не пять, а шесть из шести. Все и так это понимали.

– Еще мне хотелось бы больше знать о дне, который предшествовал собранию кружка. Пока об этом говорили очень мало. Между тем накануне могло случиться нечто такое, что свидетели не сочли важным и не упомянули, когда их опрашивали.

Тут один недостаточно информированный сержант спросил, какое решение принято по Максу Дженнингсу.

– Он будет освобожден сегодня утром, – сообщил Барнаби, – мне не за что его задерживать.

– Осмелюсь спросить, сэр, – инспектор Мередит произнес это так ненатурально учтиво и манерно, будто играл роль в комедии времен Реставрации.

– Да?

– Я тут вчера смотрел показания Клэптона, которые он дал в первый раз и позднее. – «Ай, молодец, Йен!» – Хотелось бы знать ваше мнение: что все-таки делал Клэптон между одиннадцатью и двенадцатью часами в ночь убийства?

– Сержант Трой считает, что он околачивался возле дома, где живет одна молодая особа из числа его учениц.

– Понятно. Спасибо, сэр.

Мередит обладал удивительной способностью вывешивать на лице все свои мысли, при этом не шевельнув ни единым мускулом. Сейчас он думал: «Вам следовало сказать это, а не ждать, когда я спрошу. Ну, и кто тут скрывает информацию?»

Трой, почти выдержав тон замороженного политеса, заметил:

– Сведения об этом есть в резервном файле, сэр.

Когда оперативники отправились по своим делам, Барнаби уединился за столом в глубине дежурки. Не было никакой необходимости искать покоя и мира в святая святых кабинета. Телефоны, столь голосистые еще семь дней назад, теперь лишь изредка позванивали. Иногда кто-то пользовался компьютером, но только для того, чтобы уточнить информацию, а не добавить новую. Две трети компьютеров бездействовали. Очевиден был спад активности, что вполне естественно при успешном завершении дела, а в остальных случаях вызывает грусть и подавленность.

Барнаби загрузил компьютер, чтобы уточнить некоторые подробности показаний Эми Лиддиард. Но только он начал читать, как раздался звонок из Дублина. Звонили из Гарды. Это случалось нередко. Контакт они поддерживали почти ежедневно – часто в связи с перемещениями известных полиции террористов или подозреваемых в террористической деятельности. Но на этот раз звонили в ответ на запрос Барнаби о друге и бывшем покровителе Лайама Хэнлона.

Конец Конора Нейлсона оказался именно таким, какого можно было ожидать. Человека, известного под этим именем последние двадцать лет, полиция выловила восемнадцать месяцев назад из реки Лиффи, куда его сбросили, располосовав ему горло, отрезав уши, надев на ноги бачки для краски и залив их цементом. Он был связан с рэкетирами, наркодилерами и сутенерами.

Когда у Барнаби спросили, тот ли это человек, которого он ищет, старший инспектор ответил, что очень на то похоже. Подробности обещали прислать факсом. Барнаби поблагодарил сотрудника Гарды, заверил, что особой срочности нет, и попрощался. Только что услышанное внесло в дело какую-то зловещую симметрию. Два человека, повязанные насилием с невинного возраста, и должны были, независимо друг от друга, обрести подобный конец.

Встревоженный Барнаби встал из-за стола и принялся расхаживать туда-сюда, не находя себе места. В его воображении возникали и множились картины. Вот маленький мальчик плачет, весь облепленный кровавыми потрохами ягненка. Вот мужчина, застреленный из ружья, зарыт неизвестно где, и рот его забит землей. Другой с перерезанным горлом стоит стоймя под водой; вокруг него расплывается коричневое пятно, расползаются, бледные, как рыбье брюхо, края раны. И наконец, последняя, возможно, ужаснейшая из всех картина (сам того не желая, Барнаби как раз оказался перед фотографиями на пробковой доске, схожей с хрустящими ржаными хлебцами) – изуродованные останки Джеральда Хедли.

Рефрены старых песен, цитаты, полузабытые строчки захлестнули Барнаби: «гуще воды», «но кто бы мог подумать, что в старике так много крови», «из коралла кости его», «окровавленный Банко улыбается», «стар, как Каин», «каждая слеза из глаз»…

Он не мог остановиться, все рассматривал фотографии.

Выйдя из спортзала, Брайан сразу же покинул школу. Пожаловавшись на болезненные спазмы в желудке, он договорился о замене на сегодняшний день и уехал. Ему хотелось убраться как можно дальше от этого жуткого места, где его столь старательно кастрировали.

Он раздумывал над тем, нельзя ли устроить так, чтобы вообще больше сюда не возвращаться. Осталось всего три недели до коротких каникул. Можно притвориться, что получил травму. Или довести свою только что придуманную болезнь до стадии, способной приковать его к постели. Дотянуть бы до середины июня, дальше этих маленьких ублюдков уже не будет. И в деньгах он бы не потерял.

С другой стороны (Брайан осторожно затормозил на красный свет), может быть, стоит иначе взглянуть на это дьявольское несчастье, так безжалостно обрушившееся на него? Он не раз читал интервью с известными актерами и писателями, которых в совсем не юном возрасте судьба или случай оторвали от обыденных занятий, после чего они обрели свое истинное призвание. Почему с ним не может такого случиться?

Конечно, театр не самый легкий заработок. Будут трудные времена. Периоды простоя. Но насколько лучше пусть и не работать временами, но заниматься тем, что тебе действительно нравится. Единственное, что нужно, это сломать рутину. Брайан сразу увидел, как работает не с бездарными и неуклюжими подростками, а с группой динамичных и мотивированных молодых актеров в репетиционном зале где-нибудь в Барбикане[69]69
  Барбикан – лондонский культурный центр, объединяющий два театра, несколько галерей, кинотеатр и различные выставочные площадки.


[Закрыть] или Стратфорде. Гудки напомнили ему, что сигнал на светофоре поменялся.

Он тронулся с места и продолжал мечтать. «Фольксваген», как усталое вьючное животное в конце дня, плелся домой. На окраине Мидсомер-Уорти, как раз когда Клэптон убеждал Кеннета Брана[70]70
  Кеннет Брана (р. 1960) – североирландский актер театра и кино, кинорежиссер, сценарист и продюсер. Известен благодаря многочисленным экранизациям пьес Шекспира: «Генрих V», «Много шума из ничего», «Гамлет» и др. – Примеч. пер.


[Закрыть], что нет, он, Брайан, не сделал ошибки, взявшись за своего первого «Лира» таким молодым и что вместе они не только осилят постановку, но и добьются триумфа, его вернула в реальность небольшая толпа, собравшаяся вокруг доски объявлений посередине Зеленого луга.

Из-за пары автомобилистов, которым на всех наплевать, ему не удалось припарковаться у коттеджа «Тревельян», и Брайан остановился через дорогу от маленького сборища. Он вышел из машины и тут заметил, что многие смотрят в его сторону. Заинтригованный, он огляделся и стал переходить блестящее от влаги дорожное полотно. Интересно, что там происходит?

Переходя на другую сторону, он вспомнил про убийство Джеральда. В последний раз Брайан вспоминал о нем несколько дней назад. Должно быть, на доске висит что-нибудь касающееся этого дела. Что-то вроде «Если вы видели этого человека». Фоторобот подозреваемого, например.

Когда он подошел, толпа по-библейски расступилась. Некоторые отвернулись, другие отпрянули в сторону. Какой-то мужчина искоса посмотрел на Клэптона и подмигнул. Брайан удивленно уставился на него. Доска была увешана фотографиями – его и Эди. Они все были в прозрачных пластиковых файлах, защищающих от дождя. И надежно приколоты канцелярскими кнопками. Лицо Эди трудно было различить, но все остальное просматривалось прекрасно. Брайан же был лишен анонимности.

Он смотрел на эту сочащуюся похотью выставку, держась рукой за край доски, чтобы не упасть. Из-за гула в ушах он совершенно потерял ориентацию, как будто ему дали наркоз.

Подмигнувший Брайану мужчина спросил:

– Ты как, приятель, в порядке?

Брайан его не услышал. Он начал медленно отдирать фотографии, но пальцы, онемевшие и распухшие от холода, никак не могли подцепить кнопки. Он попытался выковырить одну большим пальцем, но только отогнул назад ноготь, причинив себе изрядную боль. В конце концов он просто сорвал картинки, оставив огрызки пластика и уголки фотобумаги на доске. Скомкав фотографии, Брайан рассовал их по карманам, повернулся и, не глядя по сторонам, зашагал через дорогу, которая, к счастью, в тот момент была совершенно пуста. Он тупо шел к дому, не замечая, что вся толпа следует за ним.

Ему показалось, что калитку заело. Брайан толкнул ее, но она не открылась – что-то мешало с той стороны. Это оказалась его пишущая машинка. Он протиснулся в образовавшуюся щель и нагнулся поднять машинку. Последняя сцена «Слэнгвэнга» прилипла к мокрому валику.

Теперь Брайан увидел и множество других вещей, разбросанных по узкой тропинке, ведущей к крыльцу. Пленки, книги, одежда. Диски в ярких конвертах. Его серебряный кубок за победу на конкурсе чтецов. Галстуки, туфли. Оливер, его кукла-талисман.

Он медленно шел по дорожке, все еще держа в руках свою машинку марки «смит корона». Ноги ставил осторожно, но ухитрился-таки наступить на приветливо улыбающиеся лица сестер Нолан. Пошел дождь.

Брайан поставил машинку на крыльцо и нащупал в кармане ключ. Его ключ не подошел к цилиндрическому замку, он только теперь заметил, что замок новенький, блестящий. Клэптон пошел в сад, пачкая кроссовки и брюки, и постучал в окно гостиной.

Сью сидела за столом и рисовала. Волосы ее были схвачены сзади бархатной лентой, горела масляная лампа, и профиль Сью, спокойный и сосредоточенный, ясно вырисовывался на золотистом фоне.

Брайан постучал снова. Дождь разошелся по-настоящему. Толпа, собравшаяся на тротуаре, подняла коллективный воротник. Какая-то женщина встряхнула старомодный дождевой капор из полиэтилена и накинула на голову.

Сью промыла кисточку в банке чистой воды и вытерла тряпкой. Потом встала и спокойно, неторопливо вышла из комнаты. Брайан побежал обратно к двери. Послышался тихий щелчок, и из щели почтового ящика на коврик перед дверью выпал конверт.

Он схватил его и, прячась за притолоку, разорвал. Сообщение было коротким. В дальнейшем жена будет общаться с ним только через адвоката, чей адрес и номер телефона прилагались. Аманда ближайшие несколько дней проведет у бабушки с дедушкой.

Брайан прошлепал обратно к окну и в третий раз постучал. Но Сью, пристально глядя вдаль поверх его головы, уже задергивала занавески.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Уверена?

– Да.

– Ты дрожишь.

– Только снаружи.

– Может быть, тебе принести что-нибудь?

– Все в порядке, Эми, правда.

Сью отвернулась от зашторенного окна. Эми встала с обитого ледерином пуфика, задвинутого сегодня в нишу. Она укрылась там, когда ключ Брайана попытался проникнуть в скважину нового замка.

Обнаружив, что руки ее до сих пор стиснуты, Эми медленно расцепила их и вытянула пальцы. Потом встревоженно посмотрела на Сью: та стояла очень прямо, с напряженной спиной, как солдат на параде.

– Думаешь, он попробует войти через заднюю дверь?

– Возможно. Она закрыта на засов. – Голос у Сью был хриплый, как будто она простудилась.

– Окна?

– Закрыты. – Она издала какой-то странный звук, не то кашель, не то начало восклицания. – Не волнуйся. Он не сможет войти.

– Я не волнуюсь.

Это было не совсем так, хотя, конечно, сейчас она волновалась меньше, чем час назад, когда Сью позвонила и потребовала, чтобы она немедленно пришла. Трубку сняла Гонория и была настолько поражена решительной непреклонностью Сью, что просто передала ее сообщение, почти ничего не добавив от себя. Эми поспешила на зов.

Подругу она застала в саду. Та разбрасывала повсюду рубашки и пижамы. Потом Сью зашла в дом, Эми, перепрыгивая через кучи одежды, последовала за ней.

– Боже мой, что происходит? – воскликнула она, как только дверь закрылась. – Что случилось?

Сью слегка задыхалась. Она вытянула руки, словно с удовлетворением демонстрируя, что они пусты, и сказала:

– Больше ничего не осталось.

– Что там делают все эти вещи? – Эми попыталась взять Сью за руку, но та руку отняла. – Прошу тебя, Сью! Расскажи мне!

– Сменила замки. Вызвала слесаря из Лейси-Грин. – Сью деловито огляделась, как будто проводя инвентаризацию. Эми огляделась тоже. Ей показалось, что чего-то не хватает, хотя она не смогла бы сказать чего. – Конечно, это временно. Мне объяснил адвокат. Вещи должны быть отсортированы. Но я имею право, так он сказал. Я заслужила, я заработала. Они будут у его матери. Поживут там. Посмотрим, как ей это понравится. Попрыгают. Ноги на подушку. Мультики. Стук-стук-стук. Думает, они ангелочки. Ничего плохого не делают. Посмотрим, как ей понравится. Посмотрим…

– Сью! – Эми схватила ее за плечи. – Ты велела мне прийти. И я пришла.

– Эми…

– Все в порядке.

Эми поцеловала Сью в ледяную щеку и почувствовала, как щека эта дернулась. Сью освободилась от объятий Эми, холодно, как будто больше не верила в возможность утешения. Эми очень ласково повторила:

– Расскажи мне, что случилось.

И Сью рассказала. Эми выслушала, и у нее отвисла нижняя челюсть, а глаза чуть не вылезли из орбит.

– На доске объявлений?

– Да.

– Но… кто их повесил там?

– Кто его знает. Я увидела их, когда шла в детский сад.

– Где они сейчас?

– Я же сказала тебе, – в голосе Сью чувствовалось нетерпение, – на доске объявлений.

– Что? Все еще?

– Да.

– Ты их оставила там?

– Да.

– Они там весь день висят?

– Да.

– О-ох… – Эми прикрыла рот ладонью, чтобы подавить… сама не знала что. Может быть, отчаянный визг? Вопль ужаса? Крик удовлетворения? Нервный смех?

Они стояли и смотрели друг на друга, и замороженное лицо Сью постепенно расслабилось, сморщилось, пошло мягкими, усталыми складками. Она больше не сопротивлялась нахлынувшему шквалу слез. Эми довела ее до дивана и усадила.

– Зла… – рыдала Сью. – Я так зла.

– Еще бы.

– Годы, годы всего этого…

– Ну-ну, тихо-тихо.

– Бесконечные насмешки.

– Я знаю.

– Как я глупа. Некрасивая, несексуальная. Не умею готовить, не умею водить машину. Мои рисунки – полная фигня. Я плохая мать…

– Ты прекрасная мать.

– Все время… Все время…

Эми дождалась, когда Сью немного успокоится, и протянула ей большой шелковый платок, когда-то принадлежавший Ральфу.

– Давай-ка.

Сью высморкалась, и из носа вылетело столько, что забрызгало ей все лицо.

– Прости, – сказала она, утершись платком.

– Да ну что ты, – Эми забрала мокрый шарик платка, – поплакать иногда полезно.

Эми убрала платок, поняла, что Сью немного успокоилась, и спросила, что же будет дальше. Сью позвала ее только для моральной поддержки и сочувствия? Или у нее есть какой-то конкретный план? Какой бы он ни был, Эми готова помочь. Когда схлынула первая оторопь, прошло первое изумление, она поняла, как зла сама, как обидно ей за подругу.