Текст книги "Том 28. Исчезнувший мертвец"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Глава 4

Когда я вернулся домой, кушетка моя остыла, и Джеки на ней уже не было. Я не чувствовал себя вправе упрекать ее за это: на ее месте я поступил бы так же. Поэтому я лег спать в гордом одиночестве и проснулся около девяти, бодрый как духом, так и телом.

Лейверс уже наверняка ждет меня в управлении, но утро было такое прекрасное, солнце светило так ярко, что мне не хотелось нарушать это очарование и я отправился сначала в отель «Старлайт».

Портье меня узнал.

– В чем дело, лейтенант? – спросил он угрюмо.

– Обычная проверка, – успокоил я его. – Ассоциация девиц легкого поведения обвиняет управление отеля в том, что оно дерет тройную плату с клиентов.

– Как смешно, лейтенант, – сказал он устало. – Вам нужен кто-нибудь из наших клиентов?

– Харкнесс. Дон Харкнесс.

Портье заглянул в книгу.

– Семьсот второй номер, – сказал он. – Позвонить ему?

– И предоставить ему шанс выброситься из окна? – возмутился я.

– Если вы не возражаете, лейтенант, – сказал он холодно, – я попросил бы вас подняться к нему в номер прямо сейчас. Мы теряем клиентов из-за того, что вы стоите в холле. Люди обращают на вас внимание. – Он слегка скривился. – И потом, этот ваш галстук…

– Он вручную разрисован самим Пикассо, – сказал я. – Не думаю, что вы такой где-нибудь достанете дешевле чем за полтора доллара.

Решив, что нервная система портье не выдержит дальнейших перегрузок, я направился к стальной коробке лифта, который доставил меня на седьмой этаж.

Номер Харкнесса был в самом дальнем конце коридора. Прежде чем дверь открылась, мне пришлось постучать четыре раза.

Мужчина в пижамных брюках и черном шелковом халате с любопытством глядел на меня.

Он был высок и лыс, с детским выражением лица и кустистыми черными бровями над серыми настороженными глазами.

– Мистер Харкнесс? – спросил я.

– Точно, – ответил он низким голосом.

– Лейтенант Уилер из управления шерифа, – сообщил я ему. – Я бы хотел задать вам несколько вопросов.

– Заходите, – сказал он. – Я завтракаю.

Я вошел в комнату, и он уселся за стол, весь уставленный тарелками и блюдами, наполненными разнообразной снедью.

– Чашечку кофе, лейтенант?

– Спасибо, – сказал я и уселся в глубокое кресло.

Он налил мне кофе и протянул чашку:

– В чем дело?

– Убийство. Вы разве не знаете, что вчера ночью произошло убийство секретарши Джуди Мэннерс?

– Да, – он кивнул головой, – слышал, – и отправил себе в рот солидный кусок сандвича.

– Что, газетчики уже пронюхали? – спросил я с интересом.

Он покачал головой:

– По крайней мере, в тех газетах, которые читаю я, сообщений еще не было. Просто часа в два ночи мне позвонил Руди Равель.

Я отхлебнул кофе, обдумывая его слова. Харкнесс ухмыльнулся.

– Я знаю, о чем вы думаете, лейтенант. Но он действительно был у меня. Пришел около девяти, ушел в половине одиннадцатого. Вы это хотите знать?

– Нет, – сказал я. – То время, что он был с вами, меня не интересует. Меня интересует, что он делал, когда ушел. Кстати, Равель ваш друг?

Он намазал маслом еще один сандвич и положил сверху большой кусок бекона.

– Деловой компаньон, – сказал он коротко.

Его ровные белые зубы прямо-таки с людоедской жадностью впились в сандвич.

– Руди – оригинальный парень, – промычал он с набитым ртом. – Когда Амур всадил стрелу ему в задницу, он стоял перед зеркалом.

– Вы снимаете кино, мистер Харкнесс?

Он улыбнулся:

– Я продюсер. И с такими кинозвездами, как Руди Равель и Джуди Мэннерс, следующая картина будет иметь бешеный успех.

– Вы знали покойную Барбару Арнольд?

– Встречал несколько раз. В доме на Парадиз-Бич, – сказал он. – По-моему, она была ничего. Но я слишком плохо ее знал.

– Вы никого не подозреваете?

– Нет, лейтенант. – Он взялся за кофейник. – Еще чашечку?

– Спасибо, достаточно, – сказал я.

Он налил себе полную чашку и добавил три ложки с верхом взбитых сливок.

– Руди, наверное, договорился с вашим шерифом, – сказал он, – если уж в газетах об убийстве ни слова.

– Может быть, – сказал я. – Во всяком случае, мне об этом вряд ли станут докладывать.

– Я надеюсь, что вы быстро распутаете это дело, лейтенант, – сказал Харкнесс. – Боюсь, если оно будет предано гласности, вам кое-кто устроит большие неприятности.

– Есть версия, что Барбару Арнольд приняли за Джуди Мэннерс, – сказал я.

Харкнесс выпрямился в своем кресле:

– Джуди? Какого черта кому-то убивать Джуди?

Все они точно сговорились отвечать мне именно так на этот вопрос.

– А среди ваших знакомых нет кандидатов на роль убийцы? – спросил я его.

– Нет, лейтенант. – В подтверждение своих слов он помотал головой. – В это трудно поверить. Джуди безупречна.

– Ее формы тоже, – заметил я.

– Фигура у нее великолепная, – со знанием дела ухмыльнулся Харкнесс. – И она не из глупеньких красоток, у нее есть и талант и ум. О, эта девочка великая актриса! Она умеет играть.

– Так же как и ее муж, – сказал я. – Но только он никак не может остановиться.

– Для Руди это естественно, – сказал он. – Руди старомоден: для него любая сцена в шесть раз больше жизни. Любой педагог выгнал бы его из своей театральной школы, но в определенных ситуациях он незаменим.

– Женщины тоже так считают, – ввернул я. – По крайней мере, так говорят.

– Это точно, – кивнул Харкнесс. – Но не вздумайте упомянуть об этом при Джуди. Стоит ему только взглянуть на какую-нибудь девчонку, и Джуди разбивает об его голову первый попавшийся стул. Руди надо быть поосторожнее, иначе он плохо кончит.

– Насколько неосторожен он был со своей секретаршей? – спросил я.

Харкнесс покачал головой:

– Я думаю, здесь вы ошибаетесь, лейтенант. Руди все-таки не идиот! – Нахмурившись, он окинул взглядом опустевшие тарелки. – Вы извините меня? Я, признаться, все еще голоден.

Он встал, подошел к телефону и набрал номер бюро обслуживания.

Не представляю, как можно пить за завтраком больше двух чашек черного кофе, поэтому я старался не слушать, как он заказывает себе пшеничные пирожки, кленовый сироп, еще кофе и взбитые сливки.

Дверь внезапно открылась, и в комнату вошел высокий широкоплечий мужчина. Я сразу решил, что он собирается пробоваться на главную роль в фильме ужасов. Это был прямо-таки ходячий труп, с пустыми, глубоко запавшими глазами и толстыми пучками седых волос, торчащих из ушей.

Мой желудок начал меня подводить еще тогда, когда Харкнесс поглощал свой завтрак, а теперь он чуть было окончательно не сдал. В отчаянии я закурил сигарету.

Харкнесс закончил говорить по телефону и кивнул трупу:

– Привет, Бен, – сказал он. – Это лейтенант Уилер из управления шерифа. Лейтенант, рад познакомить вас со своим компаньоном Беном Лютером.

– Полицейский, – сказал Лютер голосом, напоминающим заводской гудок. – Какого черта ему здесь надо?

– Ну, ну, успокойся, Бен, – быстро сказал Харкнесс. – Просто прошлой ночью убили секретаршу Равеля на Парадиз-Бич.

– При чем здесь ты? – холодно спросил Бен.

– Ни при чем, – заверил его Харкнесс. – Самая обычная проверочка. Просто Руди вчера вечером был у меня.

Лютер злобно на меня посмотрел:

– Вы считаете, что это сделал Равель?

Я вернул ему этот взгляд с лихвой.

– А при чем здесь вы?

– При том! – сказал он. – Я вложил в Равеля деньги не для того, чтобы его впутывали в какие-то истории. Вам понятно?

Я с упреком взглянул на Харкнесса.

– Вам следовало бы сказать мне сразу, что Лютер – новый президент Соединенных Штатов, – сказал я. – Я бы встал при его приближении.

– Не обращайте внимания на Бена, – растерянно улыбнулся Харкнесс. – Он немного разволновался.

– Разволновался! – прорычал Лютер. – Интересно, кто бы на моем месте не разволновался?! Тебе-то беспокоиться не о чем, деньги-то мои, не твои!

– Ну же, Бен, – взмолился Харкнесс, – перестань. Я же сказал тебе – это самая обычная проверка.

– Ты сказал мне, что Равель больше не путается с бабами! – заорал Лютер. – Ты мне дал честное слово, а я тебе поверил, старый дурак! Кто ее прикончил? Какой-нибудь ревнивец?

– Бен! – Харкнесс покраснел от натуги, стараясь сохранить на лице дружеское выражение. – Расследование еще не закончено, а ты так кипятишься, как будто все знаешь наперед!

– Почему еще ее могли убить? – прервал его ходячий труп. – Он вечно крутится у какой-нибудь юбки! Ты говорил мне, что сейчас ему никто не нужен, кроме жены. Сорок миллионов мужчин успокоились бы, имея такую жену. Но Равель – нет! Он всем должен доказать, что он сверхчеловек!

– Бен, – спокойно сказал Харкнесс, – почему бы тебе не помолчать? Может, стоит подумать, прежде чем отправлять человека в газовую камеру?

Секунду Лютер смотрел на него, потом немного сбавил тон.

– К черту, – сказал он с отвращением. – Меня просто тошнит от этого Равеля.

Раздался вежливый стук в дверь, и в комнату вошел официант. Он начал быстро выгружать полный поднос на стол. Но Харкнесс отослал его и принялся за дело сам.

– Вы знали эту женщину? – спросил я Лютера.

– Барбару? – Он кивнул. – Конечно, знал. Приятная женщина. Потому-то я так и взбесился: если бы Равель оставил ее в покое, ей бы еще жить и жить.

– У него с ней что-то было?

– Думай о том, что ты говоришь, Бен, – угрюмо сказал Харкнесс. – Это все, что я прошу.

Лютер, язвительно прищурившись, наблюдал, как Харкнесс поливает пшеничные пирожки кленовым сиропом, затем он посмотрел на меня, и глаза его блеснули.

– Я встретил Барбару на пляже, когда мы были у них в доме и обсуждали новую картину, – сказал он. – Меня просто бесит, что ее убил какой-то ревнивый псих! Я уверен, что ее убили из ревности. Равель приставал к ней, а кто-то ее приревновал и ухлопал.

– Это интересная версия, мистер Лютер, – сказал я вежливо. – Вы знаете того, кто ее приревновал?

Он с сожалением покачал головой:

– Нет, но я уверен, что стоит только вам его найти, считайте, что вы поймали убийцу!

– Ну, что ж, спасибо, – сказал я.

– Хочешь кофе, Бен? – промямлил Харкнесс, с полным ртом пирожков и сиропа. – Теперь, когда ты отправил Руди в газовую камеру, не хочешь ли перекусить?

– Кофе! – Лютер даже поперхнулся от ярости. – У меня руки чешутся пойти и набить морду твоему Равелю.

– И испортить такой профиль! – сказал Харкнесс. – Нет, Бен, ты окончательно рехнулся.

Я посмотрел, как он по рассеянности положил себе в кофе три лишних ложки взбитых сливок, и решил, что мне пора уносить ноги, пока мой желудок окончательно не взбунтовался.

Когда я поднялся с кресла, Лютер взглянул на меня.

– Проследите за Равелем, – сказал он, – и вы быстро докопаетесь до сути, лейтенант.

– Бен! – в отчаянии завопил Харкнесс.

– И, – невозмутимо продолжал Лютер, – у меня к вам маленькая просьба, лейтенант. Когда этого никто не будет видеть, отделайте Равеля своей дубинкой в тех местах, которые не будут позировать перед камерой, ладно?

«Дневная мечта» – очень приятное местечко. В особенности если ты в состоянии платить несколько сотен долларов ренты в месяц.

Сам дом находился примерно в сотне ярдов от дороги – современное двухэтажное здание, выстроенное в форме подковы вокруг большого плавательного бассейна. Сзади располагались два теннисных корта, сад с лужайками, на которых стояли бильярдные столы. Дорожки, посыпанные гравием, петляли между деревьями.

На дверях конторы висела табличка с надписью «Управляющий». Я вошел без стука, и невысокий мужчина отпрянул от окна, уронив при этом на пол большой бинокль.

– Ох! – Он нервно поежился. – Вы меня испугали.

– Это моя работа, – сказал я ему. – Я ищу мисс Кловис, Камиллу Кловис.

– Да, да, конечно, – торопливо сказал он. – Очаровательная женщина! Ее квартира 5-А, почти в самом центре.

– Спасибо, – сказал я.

– Ну что вы, что вы! – Он потоптался в нерешительности. – Я думаю, – выдавил он из себя в конце концов, – что мисс Кловис сейчас у бассейна. Да, у бассейна, я уверен в этом.

– Спасибо, – повторил я.

Я вышел из конторы и направился к бассейну. Вдоль бортика плыла толстая блондинка в ярко-красном купальнике. Она изо всех сил вытягивала шею, стараясь не замочить сигарету, дымившуюся в длинном мундштуке. Бедняжке приходилось с удвоенным усердием загребать руками и ногами, чтобы удержать себя и сигарету на поверхности, и я решил, что это такое специальное упражнение – толстуха явно стремилась похудеть. Огонек сигареты отражался в тонированных стеклах солнцезащитных очков. Их оправа, как я заподозрил, была инкрустирована бриллиантами.

Чуть дальше на краю бассейна какая-то брюнетка лежала лицом вниз, положив голову на согнутые руки. У нее были длинные ноги, переходящие от полных бедер к нежным лодыжкам и красивым ступням. Разрисованное черным и желтым с серебряной ниткой бикини – что я с удовольствием отметил – было настолько мало, что служило не более чем символом. Лифчик на спине был развязан.

Я молча стоял, оценивая девушку взглядом.

– Убирайся отсюда, ты, грязный карлик! – раздался внезапно приглушенный голос. – Не думай, что отблеск твоего бинокля нельзя заметить! Я позову полицию и скажу, что ты пытался меня изнасиловать!

– Это неправда! – сказал я с воодушевлением. – Стоит мне подойти к вам, я уже ничего не вижу – у меня запотевают очки!

Ее спина напряглась.

– Что случилось с твоим голосом? Он внезапно стал напоминать мужской?

– Я съел коробку этих пилюль, – сказал я гордо. – Целую коробку за раз. Я сейчас на такое способен, о-о-о!

– Кто бы вы ни были, вы явно не тот слизняк управляющий, – сказала она. – Ведь стоит ему поговорить со мной три минуты, и у него уже мокрые штаны!

– Я не управляющий, это верно, – согласился я. – Я тот самый полицейский, которого вы хотели позвать, если бы я был тем самым управляющим и не убрался бы подобру-поздорову.

Она нашарила под собой завязки лифчика и высвободила концы.

– Завяжите, – коротко сказала она.

– С удовольствием, – сказал я совершенно искренне и, взяв обе тесемки в руки, затянул их, может быть, несколько туго.

– Вы решили меня удавить? – вскрикнула она.

Я несколько ослабил свой захват и крепко перевязал тесемки узлом.

– Сейчас все более или менее прилично, – заверил я ее. – Можете переворачиваться.

– Если вы действительно так считаете, то я немедленно сниму бикини и так пойду, пока не подыщу что-нибудь поудачнее, – сказала она, переворачиваясь с живота на спину и спокойно на меня глядя.

Лифчик, как и бикини, был символом, то есть его практически не было. Грудь у нее была небольшая, но крепкая и высокая, как у девушки-подростка.

– Бьюсь об заклад, что, если бы вы были в очках, они бы у вас сейчас запотели, – с торжеством сказала она.

– А вы не позовете полицейского? – сказал я. – Другого полицейского, не такого впечатлительного, как я?

Ее брови приподнялись, подчеркивая злой блеск карих живых глаз. У нее был приятный вздернутый носик, полные чувственные губы, в чертах лица читались благородство и жестокость одновременно.

Секунду я размышлял, не солнечный ли свет придает ее лицу такое выражение.

Она поднялась на ноги одним скользящим движением и, положив руки на бедра, принялась меня рассматривать.

– Увы, – сказал я, – лейтенант Уилер из управления шерифа. – А вы Камилла Кловис. Правда, я никогда не поверю, что это ваше настоящее имя. Вы, должно быть, Золушка?

– Чем я могу быть вам полезна? – промурлыкала она. – Кроме того, разумеется, чем я полезна быть вам не могу?

– Всего несколько вопросов, – сказал я. – О вас самой и о некоем сверкающем всеми добродетелями субъекте по имени Руди Равель.

– Руди? – Ее глаза на секунду посерьезнели. – С ним ничего не случилось?

– Пока нет, – сказал я с сожалением. – Это случилось с его секретаршей.

– Вы хотите сказать… что Руди изменял мне со своей секретаршей? – спросила она в шоке.

– Этого я не знаю, – сказал я, – может быть. Я хочу сказать, что ее вчера ночью убили.

– О Господи! – Она с облегчением вздохнула. – Я уж было подумала, что случилось что-то серьезное!

Глава 5

Ее обиталище ничуть не отличалось от других квартир в этом доме. Сам дом был летним, построенным на калифорнийский лад, зимой же отдыхающие отправлялись по своим теплым жилищам наслаждаться комфортом парового отопления.

Квартира Камиллы состояла из гостиной, спальни, кухни и ванны. Полы были из настоящих деревянных досок. Вместо ковров на них лежали вязаные половики. Мебель была старой, и я могу побиться об заклад, что кофейные чашки были без ручек.

Камилла Кловис открыла стеклянный шкафчик, дверца которого выскочила из стены, как будто за ней прятался частный детектив, специализирующийся по бракоразводным процессам, и принялась смешивать коктейли.

– Моя специальность, – объявила она, – «Поцелуй Дьявола».

– Мне, пожалуйста, шотландское виски и немного содовой, – сказал я поспешно.

– Вы много потеряете, если не попробуете «Поцелуй Дьявола», – сказала она уверенно. – Это мое собственное изобретение.

– Послушайте, – взмолился я, – я старый человек и уважаю старое, хорошее виски. Конечно, многие девушки считают, что…

– Дочерних чувств я не испытываю, – самодовольно сказала она. – Чем старше, тем лучше, лейтенант. Я люблю людей постарше, их тело и сильные мускулы, и их умение держать язык за зубами.

– Я знаю, – сказал я. – Вот Руди, если бы ему предложили взять на себя футбольную женскую команду, он бы ее взял – всю и без всяких разговоров.

Ее губы беспомощно приоткрылись на секунду, затем она неуверенно хохотнула.

– Ладно, – сказал она. – Ваша взяла, шотландское виски и немного содовой.

Она протянула мне рюмку, и я уселся на кушетку. Камилла опустилась рядом. В ее стакане плескалась какая-то отвратительного цвета жидкость.

– Это и есть «Поцелуй Дьявола»? – спросил я изумленно.

– Конечно, – сказала она с гордостью. – Водка, ямайский ром, молоко.

– Молоко?!

– Ну конечно, – сказала она. – Это же витамины.

Я быстро отхлебнул виски, посмотрел на нее и встретил полный невинности взгляд больших карих глаз.

– Так что там насчет Руди? – спросила она наконец.

– Когда вы его в последний раз видели?

– Вчера вечером.

– В котором часу он пришел?

– Около одиннадцати, – сказала она, – а в чем дело?

– Когда он ушел?

– Примерно в половине первого.

– Вы уверены в этом?

– Конечно, уверена, – весело сказала она.

– Руди звонил вам, чтобы быть уверенным, что вы уверены?

– С чего вы взяли, лейтенант? – невинно спросила она.

– Я уже девять лет как полицейский, – сообщил я ей. – У меня были свои разочарования.

– Вы думаете, ее убил Руди? – Она покачала головой. – Зачем? Даже если что-нибудь было бы не в порядке, он мог ее в любой момент уволить.

– Тоже верно, – сказал я. – Хорошо было в Париже?

– В Париже?

– Может быть, это был Париж. Или Кентукки? – терпеливо продолжал я. – Или Иллинойс?

– В Париже было хорошо, – сказала она, – пока там был Руди.

– Вы так им увлечены? – спросил я. – Вы его любите?

– Он будит во мне материнский инстинкт. – Она кокетливо улыбнулась, отнюдь не материнской улыбкой. – Он просто взрослое дитя.

Она поднялась с кушетки и потянулась, закинув руки за голову. Бикини подозрительно затрещали.

– Вы тоже будите во мне инстинкты, лейтенант, – сказала она. – Вы какой-то такой земной.

– В моем роду масса потомственных крестьян, – заявил я.

– Можете этого не доказывать, лейтенант, – сказала она. – Верю вам на слово.

Она лениво отвернулась, предоставляя любоваться своей спиной.

– Развяжите, пожалуйста, этот морской узел на моем лифчике, крестьянин, – сказала она. – Я пойду приму душ.

– Черт! – сказал я, развязывая ей лифчик. – Никогда раньше не думал, что я настолько земной!

Она уронила лифчик на кушетку, затем одним легким движением выскользнула из бикини.

– Можете выпить, пока меня не будет, – сказала она совершенно спокойно, поворачиваясь ко мне спиной. – Кстати, вас еще как-нибудь зовут, лейтенант, кроме как Крестьянин?

– Эл, – признался я. – Эл Крестьянин. Хочешь, я буду называть тебя Золушкой?

– Но Камилла – это мое настоящее имя, – сказала она почти умоляюще.

– Придется поверить, – вздохнул я, – что это голая правда!

Она прошла через всю комнату к ванной, слегка покачивая на ходу крепкими бедрами.

Я поднялся с кушетки и налил себе еще виски. Я не очень далеко продвинулся в своем расследовании, но как однажды сказала близняшка мужу своей сестры: «Нельзя же иметь все сразу».

Я отпил немного виски и напомнил себе, что именно в такие минуты я больше всего люблю копаться в себе. Когда секс поднимает свою маленькую головку, я сразу же забываю о том, что я полицейский. Вся беда в том, сказал я себе строго, что мне не хватает образования.

Я вспомнил Билла Брэди, с которым работал в полиции три года тому назад. Билл был образованным полицейским. Однажды ночью он обнаружил, что в одном из складов скрываются братья Манчини, укравшие неделю назад из армии ручной лазер, которым они не преминули бы при случае воспользоваться.

Сначала, как всякий нормальный полицейский, он вернулся к своей машине и вызвал к себе ребят по радио. Но затем, вместо того чтобы дождаться подкрепления, как сделал бы всякий нормальный полицейский, он решил взять братьев Манчини на испуг и, ворвавшись на склад, приказал им выходить по одному с поднятыми руками.

Ему устроили торжественные похороны, а на надгробной плите выгравировали: «Образованный полицейский».

Поэтому каждый раз, когда я думаю о своей неучености, я вспоминаю Билла Брэди, и мне сразу же становится легче. Для всякого полицейского существует предел, до которого он может дойти, – разумеется, по службе.

Я допил виски и, чтобы не чувствовать себя так одиноко, налил еще. Звук льющейся воды внезапно прекратился, и минутой позже из ванной появилась Камилла. С нее текло: на естественном деревянном полу оставались естественные мокрые следы. Она швырнула в меня полотенцем, и я не очень ловко его поймал.

– Вытри меня, Эл, – сказала она. – Тебе очень холодно, да?

– Холодно? – прошептал я.

– Ты все еще одет, – сказала она нетерпеливо. На секунду она вдруг замерла с выражением ужаса на лице. – Ты, случайно, не импотент? – спросила она с подозрением. – Или, может быть, ты из тех, что кончают, глядя в бинокль? Или тебя стихи возбуждают?

– Вот только еще одной Прекрасной бессердечной дамы мне и не хватало, – пробормотал я.

– Что-то вроде:

 
И перед тем как полюбить,
Она дрожала, как листок.
 

Нравится, Эл?

– Нравится, – кивнул я. – Руди рассказал тебе о письмах?

– О каких письмах? – спросила она с раздражением. – И оставь Руди в покое.

Она направилась ко мне твердыми шагами.

– Ты очень обидишься, если я промочу твой костюм?

Я принял обычные меры предосторожности, чтобы не замочить костюм: я его снял. Затем я завернул ее в полотенце и мягко опустил на кушетку.

Она крепко обняла меня руками и потянула к себе. В какую-то секунду она была сухая, как штат Техас.

– Эл, – счастливо пробормотала она, перестав теребить мое ухо. – Ты изумителен, земной Эл Крестьянин!

– Не называй меня так, Золушка, – прошептал я, – или я тебя укушу, вот так!

Я опять вошел в контору без стука, но на сей раз бинокля в поле зрения не было.

Он глядел на меня сверкающими мрачными глазами, и взгляд этот сам по себе был достаточно грозный.

– Вы нашли мисс Кловис? – сказал он с бешенством в голосе, и, пока говорил, его очки успели запотеть.

Я уселся на край стола и закурил сигарету.

– Вы мне не нравитесь, – сказал я ему откровенно. – Вы паршивый карлик с биноклем!

– Как вы смеете! – Он возмущенно вскочил на ноги, но сорвавшийся на визг голос испортил весь эффект.

– На вас поступила жалоба, – сказал я холодным тоном, каким должен говорить каждый непреклонный полицейский.

– Жалоба? – Голос поднялся на октаву выше, почти перестав быть слышным для уха человека.

– Управление шерифа, – сказал я и кинул перед ним на стол свое удостоверение. – Подсматривать – беда невелика, огласка – вот что страшно.

– Подсматривать? – Он сглотнул.

– Газеты подхватят такой материал, – сказал я. – Женщины ненавидят грязных недоносков, готовых прятаться за каждым кустом, лишь бы подсмотреть, как они раздеваются на ночь.

– Лейтенант! – Он изо всех сил дернул за мочку уха. – Лейтенант. Вы ошибаетесь!

– Я не ошибаюсь, – сказал я презрительно. – Вы думаете, я не узнаю подонка, глядя на него? И этот бинокль…

– Пожалуйста, – сказал он в отчаянии. – Я никому не хотел плохого… просто вы не понимаете… Я так одинок! – Он разрыдался.

– Оправдываться будете перед судом, – сказал я решительно. – Для меня вы просто ничтожество.

Он изо всех сил дергал себя за ухо, но это наказание он счел недостаточным и, вытащив из ящика стола перьевую ручку, стал тыкать острым концом в тыльную сторону ладони.

– Лейтенант, – его голос задрожал, – простите меня! Я буду счастлив… счастлив… помочь… – В горле у него заклокотало, он выхватил носовой платок и оглушительно высморкался.

– Вы пытаетесь меня подкупить? – спросил я медленно.

Его голова внезапно дернулась.

– Нет, нет, нет, лейтенант!

– Негодяй! – сказал я, с трудом сдерживая смех, делая вид, что обдумываю его предложение. – Хотя…

Перо замерло на полдороге к перепачканной чернилами руке.

– Хотя… лейтенант, хотя, – с болью в голосе сказал он.

– Мы можем заключить договор, – сказал я. – Вы ответите мне на кое-какие вопросы, а я забуду о том, что вы подсматривали.

– Да! Да! – Его голова замоталась сверху вниз. – Все, все, что угодно.

– Эта Кловис, – сказал я. – Вы подглядывали за ней с самого первого дня?

– Нет, – простонал он, – неправда…

– Заткнитесь! – сказал я холодно. – Еще одна ложь, и я забуду о том, что мы договорились. Вы за ней подглядывали, и я хочу знать, что вы видели.

Его рот приоткрылся.

– Отвечайте на вопросы, – рявкнул я, – и считайте, что вы счастливо отделались. Но если посмеете мне хоть раз солгать, тогда пеняйте на себя, ясно?

– Да, сэр, – сказал он быстро, – я все понял, понял…

– Давно она здесь живет?

– Девять недель, лейтенант. В моей книге есть точная дата, если вы хотите…

– Не важно, – сказал я. – Кто платит ренту?

– Ренту?

– Сделайте вид, что вы не поняли, и я вышибу вам мозги вашим собственным биноклем. Кто платит ренту?

– Конечно, мисс Кловис.

– Чем?

Его лицо передернулось.

– Деньгами, лейтенант. Чем же еще?

– Наличными или чеками?

– Наличными, всегда наличными, – сказал он. – Регулярно, первого числа каждого месяца и, конечно, вперед.

– Чем она занимается целый день? Она ведь не работает?

– Нет, не работает. Она почти все время загорает у бассейна.

При этом воспоминании его водянистые глаза на секунду блеснули.

– Иногда она уходит по вечерам. Однажды она уехала на весь уик-энд, с субботы до утра понедельника.

– Она встречается только с одним мужчиной?

– Да, – уверенно сказал он. – С одним и тем же, лейтенант. Я не знаю, как его зовут, но он красивый мужчина, высокий, да, с черными волосами и маленькими усиками. Иногда мне кажется, что его лицо чем-то очень знакомо мне, но я не могу вспомнить, где я его видел.

– На уик-энд она тоже уезжала с ним?

– Да, с ним. Он, ох, приходит к ней по вечерам. Да, по вечерам.

– А вы не боитесь, что в тех кустах у нее под окном вас когда-нибудь скрутит радикулит или начнутся судороги? – спросил я.

Он нахмурился и осторожно посмотрел поверх моей головы.

– Что вы еще хотите знать, лейтенант? – спросил он.

– Он был здесь вчера вечером?

– Да. Я видел его машину, спортивной модели, около половины одиннадцатого.

– Когда он ушел?

– После одиннадцати, лейтенант! Я не знаю точно, но раньше, чем в половине двенадцатого. К тому времени мисс Кловис уже была в постели.

– Понятно, – сказал я. – Так у нее больше нет никого?

– Нет, – сказал он с сожалением.

– Плохо, – сказал я. – Что-нибудь можете мне еще рассказать о мисс Кловис?

– Больше ничего, лейтенант.

Он с опаской посмотрел на меня.

– Хорошо, – кивнул я.

– Вы сдержите свое слово? – спросил он взволнованно.

– Да, – сказал я. – Но если будет еще жалоба…

– Никогда! – быстро проговорил он.

– Вам пора переходить к практическим занятиям, уважаемый. Немного тренировки – и все получится. – Я осекся: в его глазах было неподдельное отчаяние, и я понял, как сложно жить в собственном мире фантазий, когда бинокль или чье-то освещенное окно с незадернутыми шторами – единственная дверца в реальную жизнь. Прекрасные женщины, спортивные машины, толпы друзей – всем этим он обладал лишь в своем воображении.

– У вас есть подружка? – спросил я.

– У меня есть только я, – прошептал он. – И наказания страшнее даже вы не сможете для меня придумать.