Текст книги "Том 28. Исчезнувший мертвец"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Глава 4

Когда я вошел в приемную управления, то почувствовал себя человеком, страдающим бессонницей, который никак не может заснуть, потому что ему все время мерещатся блондинки.

Я прошел через приемную и только хотел открыть дверь кабинета Лейверса, как услышал за дверью голоса. Я уселся в глубокое кресло, закурил сигарету, мысленно одаривая своего шефа нелестными эпитетами. Через пять минут дверь отворилась, и из кабинета вышел высокий, худой мужчина. У него были седые волосы, длинный нос и очень тонкие губы. Его лицо выражало уверенность в себе, что хорошо сочеталось с дорогим костюмом, сшитой на заказ рубашкой и итальянским шелковым галстуком.

Он прошел через приемную, не обратив на меня никакого внимания. Возможно, всю мою незначительность можно было ощутить даже не глядя на меня.

Лейверс подождал, пока посетитель ушел, затем кивнул мне.

– А вы не торопитесь, Уилер, – проворчал он.

Я уселся в одно из кресел для посетителей, обойдя то, в котором были сломанные пружины, – именно оно покусилось на мое мужское достоинство, когда я в последний раз был в этом кабинете.

– Этот труп, который вы обнаружили сегодня ночью… – сказал Лейверс. – И свалился же он на мою голову!

– Совершенно верно! – согласился я. – Вы вызвали меня только затем, чтобы сказать это?

– Имя Лэндис вам знакомо? – спросил он.

– Конечно. – Я кивнул. – Владелец «Трибьюн».

– И человек, который только что вышел из моего кабинета, – добавил шериф. – Это был труп Джонни Лэндиса – его сына!

– Наркоман-обольститель…

– Бездельник – вот слово, которое вам нужно, – продолжал Лейверс. – Но как бы мы его ни назвали, он остается сыном Лэндиса, и старик мечет гром и молнии. Он жаждет мести, требует, чтобы убийца был пойман и понес заслуженное наказание и тому подобное.

– Мистер Лэндис – большой человек, – сказал я.

– Мистер Лэндис – отец города, а также крупный государственный политический деятель, – внушительно сказал Лейверс. – Мистер Лэндис – владелец самой крупной здесь газеты. Мистер Лэндис может сделать вакантным это место! – Его большой палец указал вниз, на кресло, в котором он сидел. – Я думаю, что выразился достаточно ясно, Уилер?

– Ну конечно, шериф, – сказал я. – Я понял ваш намек, и стало ясно, почему я здесь нахожусь.

– Официально это дело поручено вести лейтенанту Хэммонду, – сказал он. – Но у меня есть в нем свой интерес – моя шея! Если тот, кто убил Джонни Лэндиса, не будет арестован в течение недели, мне придется искать работу, не исключая вакансии уборщика!

– Так что же вы от меня хотите? – уныло спросил я.

– Блюсти мои интересы, Уилер! – сказал он. – И свои собственные. Если Лэндис в состоянии сменить шерифа, то мне нет нужды говорить вам, что он в состоянии сделать с полицейским лейтенантом.

– Я хочу услышать от вас определенно – работать мне с Хэммондом или…

– Официально это дело Хэммонда, – повторил Лейверс. – Официально – вы просто выполняете мои поручения, вот и все. Неофициально – этим делом занимаетесь вы, и как можно энергичнее.

– Хэммонд будет в восторге! – заметил я.

– С каких это пор вам не наплевать, что скажет или подумает Хэммонд?

– Мне просто хочется точно знать расстановку сил, – сказал я. – А как он узнал, что убитым был Джонни Лэндис?

– Ему сказала эта женщина с таким странным именем – Старлайт.

– Миднайт.

– Вот-вот.

– Что она сказала Хэммонду?

– Что Лэндис надоел ей, я имею в виду сына. Джонни хвастался, что его отец – всемогущий Дэниел Лэндис, и она боялась отвадить его от погребка, чтобы не было неприятностей. Она сказала, что он часто просто околачивался там.

– Она не упоминала, имел ли кто-нибудь мотивы для его убийства?

Лейверс пожал плечами:

– Судя по ее словам, любой, кто имел с ним дело, мог желать его смерти.

– Это все, что Хэммонду удалось от нее узнать?

– Почти. Хэммонд убежден, что она его убила. Он велел женщине-сержанту обыскать ее, но та ничего не нашла.

– У женщины с такими формами? – удивился я. – Не может быть, шериф…

– Я имею в виду, что он… она не нашла пистолета, – рявкнул Лейверс. – Надеюсь, вы не собираетесь играть словами все утро?

– Только я собирался было поиграть с блондинкой, как вы мне позвонили, – солгал я. – Вы считаете, что я буду заигрывать с вами?

Он закурил сигару и начал рыться в каких-то бумагах на столе.

– Вот отчет о вскрытии, – проворчал он. – Пуля 22-го калибра. Никаких следов наркотиков, он еще не стал аддиктом, по крайней мере, дальше марихуаны он не зашел.

– Это должно быть утешением для его дорогого папочки! – сказал я.

Он запыхтел сигарой.

– Не валяйте дурака хоть сейчас, Уилер! Всем нам придется туго. Вам, мне, управлению – всем, кто имеет хоть какое-либо отношение к этому делу.

– Лэндис так сильно переживает смерть своего сына? – поинтересовался я.

– Ему наплевать на смерть своего сына, – кисло ответил Лейверс. – Его беспокоит только собственный престиж. Отомщено должно быть именно имя Лэндиса. Вы меня понимаете? – Лейверс поморщился. – Разве у Лэндиса в венах течет кровь? У него в венах лед. Он опознавал труп сына с еще большим хладнокровием, чем обычно дает разрешение на публикацию передовицы в своей газете. Он объявил, что ожидал от своего сына чего-то подобного. При этом Лэндис выглядел почти удовлетворительным, что его ожидание сбылось! – Лейверс помолчал. – Три месяца назад Лэндис выгнал своего сына из дома, когда обнаружил, что тот курит марихуану.

– Какой чуткий отец! – воскликнул я.

– Он понятия не имел о делах своего сына и где он находился в течение последних трех месяцев, – сказал Лейверс. – Отец вкладывал по восемьсот долларов в месяц на его счет в банке – и все. Он верит, что за это время его сын окончательно деградировал, и допускает вариант, что его могли убить за то, что он не платил за марихуану!

– Что думает по этому поводу миссис Лэндис? – спросил я.

– Она умерла.

– Понятно.

– Но у него есть еще дочь, – продолжал Лейверс. – Примерно на пять лет моложе сына. Она живет с отцом. Сейчас он пошел домой рассказать ей обо всем, что произошло.

– Если он – отец города, я рад, что не надзиратель этого города, – сказал я.

– С дочерью вы можете поговорить позже, – сказал Лейверс. – Может быть, она знает, чем занимался ее брат эти три месяца.

– Хорошо, – сказал я. – Но скорее всего, Хэммонд это сделает?

– Меня не интересует, что сделает или делает Хэммонд! – взревел он. – Сейчас на меня работаете вы, Уилер! И будете делать то, что я вам прикажу.

– Да, сэр, – покорно сказал я. – Но предположим, что я встречу Хэммонда, когда он будет выходить от Лэндисов, – получится дурацкая ситуация.

– Не беспокойтесь, этого не произойдет!

– У меня тоже есть такое предчувствие, – сказал я. – Хэммонд не будет допрашивать ее, потому что ему так приказали, не правда ли?

– Мы… то есть полиция, будем держать Лэндиса в курсе дел расследования, – неохотно сказал Лейверс. – В виде исключения дочь Лэндиса не будет допрашиваться официально.

– Но его поставят в известность, что его дочь будет допрошена неофициально? И конечно, вы униженно будете извиняться перед ним и скажете, что это был дурак Уилер, который никогда не знает, что делает, и понизите меня до сержанта?

– Ну, до этого не дойдет, – неуверенно сказал Лейверс. – Официально вы получите выговор, но это ровным счетом ничего не будет значить.

– Теперь я знаю, как чувствует себя жертвенный козел, – с горечью сказал я. – Надеюсь, вы уже приготовили блюдо, куда будет стекать кровь после того, как мне перережут горло?

– Хватит шутить! – гаркнул Лейверс. – Это дело должно быть раскрыто, и раскрыто быстро. И мне совершенно безразлично, сколько лейтенантов при этом свернут себе шеи!

– Вот за это я и люблю работать с вами, шериф, – с чувством сказал я. – Ощущаешь себя в полной безопасности.

Лейверс дружелюбно мне улыбнулся:

– В управлении вас называют «непредсказуемым полицейским». Теперь вам как раз предоставляется шанс доказать это.

Глава 5

Я остановил свой «хили» у дома Лэндиса без четверти одиннадцать.

Двухэтажный дом был выстроен в старом английском стиле. Он стоял посредине небольшого земельного участка, на котором еще уместилось небольшое искусственное озеро, где плавали семь лебедей.

Когда я нажал кнопку звонка на дубовой двери, то почувствовал разочарование. Это был обычный звонок, а я по меньшей мере ожидал услышать звук горна. Дверь открыл дворецкий, который разговаривал еле разжимая губы.

– Доброе утро, сэр, – холодно сказал он. – Если вы что-нибудь продаете, боюсь…

– Мы только что изготовили великолепный автомат, смешивающий коктейли, – сказал я. – Профессия дворецкого после этого станет абсолютно ненужной. На самом деле я хочу видеть мисс Лэндис.

– Боюсь, что это невозможно, – твердо сказал он. – Только что семья пережила большое горе и…

– Я видел, как это произошло, – перебил я. – Лейтенант Уилер из полиции. – Я показал ему свое удостоверение, которое доказывало, что я полицейский или что я только убил полицейского и похитил его удостоверение. – Я все-таки хочу повидать мисс Лэндис. И даже настаиваю на этом.

– Очень хорошо, сэр, – сказал он. – Я провожу вас.

Я проследовал за ним через холл, отделанный дубом, мимо рыцарских доспехов, стоявших у подножия широкой лестницы, в другой, большой холл, тоже отделанный дубом.

– Подождите здесь, сэр, – сказал он, – я доложу о вас.

Он вышел, закрыв за собой дверь с поразительной мягкостью. Я закурил сигарету и стал ждать. Во мне росла и крепла уверенность, что этот холл служит им раздевалкой.

Примерно через пять минут вернулся дворецкий.

– Мисс Лэндис будет ожидать вас в гостиной, сэр, – сказал он.

Он проводил меня в гостиную, комната была отделана кедром – вопиющее нарушение традиций. На одной стене висел мушкет семнадцатого века, на другой – картина с очень невеселым рыцарем. Я мог понять его чувства. Смех в этом доме был просто неприличен.

В центре комнаты лежал толстый, с цветным узором ковер. Вокруг него располагались обитые ситцем кушетка и четыре кресла, отнюдь не старинные и выглядевшие достаточно неудобными.

Я ожидал увидеть молодую хозяйку дома с тугим узлом волос, стянутых на затылке, одетую в платье минимум восемнадцатого века, которая бы тихо плакала в кружевной платочек.

– Мисс Лэндис примет вас через минуту, сэр, – сказал дворецкий и исчез, что и должны делать все приличные дворецкие.

Я подошел к кушетке и сел. Пружины не поддались ни на йоту. Я задумался: была ли расписная вазочка, стоявшая на небольшом столике у кушетки, пепельницей или фамильной реликвией. Эти старинные вещи хороши тем, что их всегда можно с чем-нибудь спутать. Я загасил в этой вазочке свой окурок и закурил новую сигарету. Прежде чем дверь отворилась и вошла хозяйка дома, я успел почти докурить сигарету. Я взглянул на нее только раз и уронил сигарету на ковер.

Она была примерно среднего роста, но это было единственное, что можно было отнести к ней в среднем роде. Густые блестящие черные волосы обрамляли ее лицо – лицо эльфа с яркими полными губами. Причем нижняя была чуть выпячена, что придавало ей дополнительный шарм.

Темно-серый шелк ее платья сверкал и переливался. Оно обтягивало ее плотнее, чем перчатка руку, а сбоку был сделан разрез, чтобы она вообще могла ходить. И когда она шла, можно было видеть ее прекрасные загорелые ноги. Ее синие глаза выглядели огромными за стеклами очков в тонкой оправе.

– Меня зовут Рена Лэндис, – сказала она высоким голосом.

Подняв с бесценного ковра свою сигарету, я поднялся на ноги:

– Я лейтенант Уилер из…

– Знаю, Тальбот мне сказал.

– Дворецкий?

– Это то, чем он должен быть, – сказала она. – Он изумительный объект для изучения насилия. Если бы у него была жена, он бы ее каждый день бил, я уверена в этом!

– Мне почему-то кажется, что все было бы наоборот, – возразил я. – Есть предел выносливости для каждой женщины.

– Как ваше имя?

Я моргнул.

– Эл, – ответил я несколько хриплым голосом.

– Зовите меня Рена, – сказала она. – Я думаю, что невозможно хорошо узнать друг друга, если все время придерживаться формальностей. Вы согласны, Эл?

Она уселась рядом со мной на кушетку. Разрез на ее платье разошелся, и меня не охватило бы такое волнение, если бы она носила под ним хотя бы шорты.

– Вы хотели поговорить о Джоне? – спросила она. – Отец рассказал мне обо всем сегодня утром. Вы знаете, что брат курил марихуану?

– У него в кармане была найдена пачка с такими сигаретами, – тихо сказал я.

– Я пробовала их, – серьезно заявила она, – но мне не понравилось.

– Рад это слышать.

– Ребячество. Но Джонни и был большим ребенком. Кроме того, марихуана – это только начало. Через некоторое время тебе уже нужен героин, и, прежде чем ты успеешь опомниться, уже становишься рабом наркотиков. А что вы думаете по этому поводу, Эл? Мне приятно чувствовать себя свободной от каких-либо привычек, я люблю делать то, что мне нравится. А вы любите делать то, что вам нравится, Эл? Вы выглядите очень молодо для полицейского офицера. Я думала, все они – высушенные воблы, бездушные и безразличные. Но вас я нахожу достаточно темпераментным. А что вы думаете обо мне?

– Я…

– Можете не отвечать. – Она ослепительно улыбнулась. – Вижу, что вы не ошибаетесь, так как чувствуете себя не в своей тарелке. Вы уже в четвертый раз взглянули на мои ноги, с тех пор как я села рядом с вами на кушетку. Хочешь поцеловать меня, Эл?

Я поперхнулся дымом и затушил сигарету в вазочке.

– Отец пришел бы в полный восторг, если бы увидел это, – сказала она. – Вазочка – творение восемнадцатого века. Вы первый человек, который хоть для чего-нибудь ее приспособил.

– О вашем брате, – попытался я вновь, – вы не можете мне сказать, почему он…

– Можешь не думать о Тальботе, – без всякой связи сказала она. – В его обязанности не входит беспокоить своих хозяев, сюда он не войдет. Другие слуги на кухне, в другом конце дома. Ты можешь меня взять, Эл, если хочешь. У меня еще никогда не было любовника-полицейского. Это возбуждает! Конечно, ты должен быть осторожен. Можешь поцеловать меня, потискать немножко – и больше ничего. Только после этого я смогу твердо сказать, хочу я тебя или нет.

Возбуждение начало овладевать мной. Я быстро встал с кушетки и уселся в кресло, которое стояло напротив. Здесь я чувствовал себя в большей безопасности.

– Пожалуйста, – взмолился я. – Все, что я хочу, – это задать несколько вопросов.

– И ты не хочешь меня? – Ее синие глаза стали еще больше. – Разве ты не считаешь меня привлекательной?

Может, ты предпочитаешь, чтобы я обняла и поцеловала тебя первой?

– Я предпочитаю, чтобы ты оставалась там, где сидишь, и заткнулась, – рявкнул я.

Ее губы искривились.

– Сейчас ты грубишь и кричишь на меня, Эл. Тебе что, не нравятся брюнетки?

– Ты очень красива, – сказал я, – Я люблю таких красивых брюнеток, как ты. Мне бы очень хотелось обнять и поцеловать тебя, но я здесь присутствую официально, по делу. Я полицейский и сейчас нахожусь при исполнении своих служебных обязанностей. Мне платят за это жалованье. Вопросы есть?

– Я вижу, что у тебя есть чувство долга, Эл, – сказала она. – Я не хочу приводить тебя в замешательство, чтобы не вызвать у тебя комплекс неполноценности. Задавай сперва свои вопросы, а когда ты закончишь, мы можем заняться любовью. – Она откинулась на подушки кушетки и скрестила ноги. – Давай начинай! – сказала она.

– Можете ли вы назвать хотя бы одну причину, по которой ваш брат мог быть убит? – спросил я, медленно переводя дыхание. – Понимаю, что вам больно слушать эти вопросы, но я надеюсь, что вы понимаете…

– Больно? – Она вежливо рассмеялась. – Ты ведь ничего не знаешь, Эл. Я ненавидела своего брата с тех пор, как начала ходить, и задолго до того, как начала говорить. Он был жестоким и отвратительным. Знаешь, как некоторые мальчишки отрывают крылья мухам?

– Да, – заметил я, – но…

– Джон принадлежал к категории людей, которые предпочитали выдергивать руки тем мальчишкам, которые выдергивали лишь крылья мухам, – сказала она. – И наслаждаться этим.

– Что ж, в таком случае мне легче будет задавать свои вопросы.

– Я не переживаю, я радуюсь, – сказала она. – Я бы сейчас с удовольствием напилась, если бы не бросила употреблять все алкогольные напитки, Эл. Алкоголь – это слабая форма наркотика. Формируется привычка, а я хочу быть абсолютно свободной от любых привычек.

– Это хорошо, – промямлил я.

– Я не курю по той же самой причине, – сказал она.

– Но от осторожных любовных утех вы не отказываетесь?

– Это не имеет ничего общего с привычками, – медленно улыбнулась она. – Это биология. Опасно подавлять в себе биологические реакции, Эл. Это…

Я заскрипел зубами.

– Я понимаю, – сказал я. – Это вызывает депрессию и невроз.

– Точно.

Я заговорил яростным шепотом:

– Не знаете ли вы, кто мог убить вашего брата и по какой причине?

– Ну конечно знаю, – твердо сказала она. – Любой, кто знал его, мог бы иметь мотив для убийства.

– А в частности?

– Ну, – сказала она нерешительно, – например, я, или отец, или Тальбот. Затем повар и Элси, наша служанка, и Дженнинг, садовник. Затем молочник и…

– Это очень смешно, – холодно остановил я ее. – Да?

Я мог бы поклясться, что в ее глазах сквозило истинное изумление, когда она взглянула на меня.

– Я не хотела шутить.

– Кроме вашей семьи и слуг, – сказал я, – можете ли вы припомнить кого-нибудь еще?

– Нет, – сказал она. – Джонни не жил с нами последние три месяца. До этого я старалась видеться с ним как можно реже. Так было безопаснее.

– Безопаснее?

– Он пытался доставлять себе небольшие удовольствия, когда мы встречались. – В ее голосе проскользнули металлические нотки. – Он мог выкручивать мне руку, ущипнуть… и все в таком духе.

– Очаровательно, – сказал я.

– Он был абсолютно инфантилен, развратен, – сказала она скучающим голосом. – Как одевался, как вел беседу – какая-то ахинея, которую я никак не могла понять.

Я поморщился.

– Так что убийцей мог быть любой из его знакомых, Эл, – сказала она весело. – И я бы не отказалась убить его. Это было бы новое для меня ощущение.

Она закинула ноги на кушетку, согнула их, затем закинула руки за голову. Разрез на ее платье полностью распахнулся, обнажая округлое бедро как раз в том месте, где кончался загар.

– У тебя есть еще вопросы, Эл? – спросила она. – Или ты наконец обнимешь меня?

Многие могут не поверить в это, но я все-таки человек. Я знал, что если откажусь, то потом не буду спать ночами, переживая это. Я медленно поднялся и сел на кушетку рядом с Ней.

– Нам никто не помешает, – мягко сказала она, – так что не нервничай, Эл.

– Я впервые слышу такое от женщины со времен моего отрочества, – сказал я. – Я придвинулся ближе. – Может быть, моя техника не устраивает?

– Пожалуй, она несколько старомодна, – спокойно ответила она.

Быстро и грациозно она поднялась с кушетки и сняла очки, аккуратно положив их на столик.

Когда она взглянула на меня, глаза ее были туманны, и вовсе не от близорукости.

– Видимо, ты отвык от подобных ситуаций, Эл, – сказала она. – Тебе нужна помощь.

Она взяла мои руки в свои и положила их на небольшие, твердые груди. Сквозь ткань платья я ощутил что-то мягкое и теплое. Она на минуту крепко прижала мои руки к телу, затем пальцы ее правой руки стали направлять пальцы моей левой руки.

– Это называется застежка, – прошептала она. – Тебе надо всего лишь слегка дернуть.

Я дернул.

Платье из шелка скользнуло и упало к ее ногам. На ней были только лифчик без лямок и белые трусики. При взгляде на нее у меня пересохло горло.

Затем она нырнула в мои объятия, и я почувствовал тепло ее тела, прижимающегося к моему. Ее острые белые зубы на мгновение впились в мою нижнюю губу.

– Обычно такие сделки заключаются пятьдесят на пятьдесят, Эл, – хрипло сказала она. – Ты не должен вести себя как чурбан!

Именно в этот момент я услышал, как дверь позади меня открывается и кто-то входит в комнату.

Я подумал, что это дворецкий, который, можно считать, потерял свою работу, но зазвучавший голос дворецкому явно не принадлежал.

– Рена, – строго сказал кто-то. – Иди к себе в комнату!

Она наклонилась и подняла с пола свое платье, затем медленно выпрямилась, прижимая его к себе.

– Папа! – сказала она надтреснутым голосом. – Я… Я не знала, что ты…

– Иди к себе в комнату, – повторил он, делая паузы после каждого слова.

Она кинулась к двери, не взглянув на меня. В этот момент я почувствовал к ней такую же жалость, как и к самому себе.

– А вы, сэр? – вопросил холодный голос. – Могу я узнать имя человека, который пытался соблазнить мою дочь под крышей моего собственного дома?

– Смит? – неуверенно предложил я.