Текст книги "Два билета из декрета (СИ)"

Автор книги: Каролина Шевцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 5. Двери закрываются, следующая остановка – Ад

                                                                                                                                                 Друга не узнаешь, пока не

                                                                                                                                   понаблюдаешь за ним 8

                                                                                                                                     часов в мощный бинокль.

Спанч Боб

– Мам, а если ты не успеешь?

– Успею.

– А если такси не приедет?

– Угоню вертолет.

– А рядом со школой вертолетной площадки нет, тебе его сажать некуда.

– Хм, тогда возьму у одной местной ведьмы помело и прилечу к тебе в ступе.

– Ты работаешь с ведьмой? – недоверчиво спросил сын и прижался ко мне еще ближе.

– С ведьмами, Миш. С целым табуном ведьм и одним Иванушкой-дурачком. Теперь иди завтракать. Рубашка в шкафу, галстук на вешалке, цветы в ванной, увидимся через пару часов, – добавила я и поцеловала моего взрослого мальчика в лоб.

В этом году первое сентября было действительно особенной датой: Миша пошел в первый класс, а я – на работу. И не понятно, кто из нас нервничал больше. Стоя перед зеркалом, я поочередно примерила платья. И красное. И синее. И черное в горошек. В каждом из них куталась какая-то незнакомая мне тетка с бледным лицом и огромными, как у долгопят, глазами. Переведя взгляд на джинсы, горестно вздохнула, предвкушая новую пытку с их натягиванием. Когда неравная схватка с женственностью была окончена, я потянулась к толстовке, но, резко передумав, достала белую рубашку... Составлю сыну компанию – буду праздничной.

– Ян, а если ты не успеешь? – заныл Олег сразу с порога.

– Только ты не начинай. Я предупредила Игнатова. Приму реквизит и сразу приеду на линейку. Так, одежда в шкафу, галстук на вешалке…

– А моя рубашка где?

– Ох, Зевс-громовержец, дай мне сил... про твою и говорю. Все погладила, туфли начистила. Варе прицепи на голову бант, там будет фотограф.

– Как прицепить? – жалобно спросил муж.

– На клей «Момент». Олег, не тупи, там невидимка есть.

– Неви... кто?

Мой ответ он не расслышал, так как лифт уже унес меня на первый этаж, а дальше через весь город в веселом желтеньком такси – покорять карьерный Эверест. Таксист менял радиоволны в поиске какой-то особенной, пока я тряслась и клацала зубами. Выпускные экзамены, свадьбы и первый поход к гинекологу вызывали во мне меньше ужас, чем возвращение в офис. И куда – под руководство Екатерины Сергеевны Гадюкиной.

В.Г. дал понять, что не настроен наблюдать за очередной травлей в женском коллективе, и именно поэтому предложил мне место в отделе его фаворитки. Точнее, Екатерины Сергеевны, называл он ее исключительно по имени-отчеству. Все прошлые кандидатки вылетали из кабинета стервозы Катеньки быстрее, чем пробка от шампанского, но с тем же хлопком и количеством пены. Видимо, это была ежегодная забава: довести очередного сотрудника до инфаркта и наблюдать за тем, как новая жертва вытирает сопли в туалете. Во мне же высшее руководство разглядело потенциал. Никто раньше так бойко не отвечал Гадюке, и плевать, что делала я это из-за притока адреналина, а не природной храбрости. И последнее. Игнатов обещал, что поможет мне на работе. За ним был должок. По крайней мере так считал он сам, а переубеждать его не было ни сил, ни желания.

Должок так должок. Начальству виднее.

На лестнице, ведущей к центральному входу, я столкнулась с Виталием Геннадьевичем. В руках у него был портфель, какие-то папки с документами и кофе из Старбакс. Какой разочаровывающий штрих в вашем портрете, товарищ начальник, совсем не думаете об экологии, кофий из пластиковых стаканчиков хлещете. Не могли попросить Катю термос с собой передать?

Игнатов изучающе посмотрел на меня и произнес, кривя рот в улыбке:

– Красивая рубашка, Яна.

– Но не сравнится с вашей, – тотчас ответила я. И не соврала: начальник был облачен в темно-серый костюм и белоснежную рубашку. Хорош, как блин с вареньем – прям на Масленицу! Но не по мою душу.

– Яна, я очень надеюсь, что ваша работа облегчит, а не усложнит жизнь в моем офисе.

– Конечно-конечно, вы вообще не заметите, что приняли меня в отдел.

– Ну, в этом я очень сомневаюсь, – прошептал Игнатов себе под нос и галантно придержал мне дверь.

В кабинете меня встретили ледяная тишина и нарочито сладкая улыбочка на холеном лице Катерины Сергеевны – меня ждали. Она напряглась и вжалась в стул так, словно боялась рассыпаться на пиксели, если бы такая челядь, как я, коснулась края ее платья. Платье было шик: голубое, длинное, с разрезом до самого бедра. Вот похудею, получу премию – и куплю себе такое же, только лучше, потому что мое оплатит не богатенький любовник, а я сама.

– Ваше место напротив кондиционера, Яна. Тут обычно холодно, так что принесите какую-нибудь фуфайку, у вас наверняка такое есть, – прошипела моя новая начальница.

Допустим, фуфайка у меня была. Очень теплая, между прочим. И толстовка с начесом. И оренбургский платок моей бабули, чтобы почки в тепле держать, но грымзе об этом знать не полагалось. Ей назло приду в офис в бикини и буду светить сытыми бедрами проходящим мимо мужикам из канцелярии. А что, зря меня мама такой красивой родила?

Дверь распахнулась, и на пороге появилась Сашенька, хорошенькая, как статуэтка со свадебного торта. Она радостно улыбнулась мне, но, поймав предупреждающий взгляд Гадюки Сергеевны, тотчас сморщила физиономию в чернослив. Такой же темный и скукоженный. Ну и ладно, я на работу вернулась не чтобы дружбу заводить, мне и Анфисы вполне хватало. Саша села за третий стол, и я облегченно выдохнула. В кабинете появился хотя бы один человек, от которого можно не ждать ножа в спину. И один, который эти ножи ковал, точил и носил с собой в модной сумочке. Ну, такая себе статистика.

– Раз все в сборе, предлагаю начать голосование, – сухо произнесла Катя, даже не посмотрев в мою сторону.

– Голосование? Чур я за Путина, – я постаралась разрядить обстановку. Лица моих собеседниц даже не дернулись в подобии улыбки.

Гадюка залезла в ящик стола и, ища что-то в его недрах, принялась объяснять мне правила. Каждое первое число в их отделе проводилась инвентаризация. Часть реквизита нужно было починить, часть выкинуть, какие-то очень нужные вещи постирать, но главное – сдать все арендованное для клипов, фотосессий и юбилеев известных шишек. Обычно этим занималась Сашенька, но раз в офисе появился такой ценный кадр – на последнем слове грымза сделала ударение, – то почему же не вытянуть жребий.

– У нас демократия, девочки, – глаза Кати хищно сверкнули, – поэтому я буду участвовать вместе с вами. Ну, Яна, на правах новенькой, начинай первой.

Она протянула мне кулак, из которого торчали три длинные каминные спички. Я зажмурилась, выдохнула и, быстро, как перед прыжком в воду, вытащила ту, что посередине. Короткая. Она была отвратительно, безобразно, ужасающе короткая!!!

***

Катя включила свет в помещении, и я сразу увидела, в каком хаосе мне предстоит провести ближайшие пару...лет. О том, чтобы закончить работу за два часа, не было и речи. Гигантская комната без окон, будто камера психлечебницы, была заставлена разным хламом: коробками, тюками с одеждой, картинами в тяжелых золоченых рамах. Но главным украшением этой музейной коллекции был бильярдный стол... на котором стоял велотренажер нашего генерального.

Святые кулебяки…

– Что нужно сделать в первую очередь? – Мой голос дрогнул.

– Эммм... пожалуй, все. Ян, мы не разделяем работу на важную и неважную. К завтрашнему дню ты должна выполнить все: отдать вещи в химчистку, передать картины курьеру, продать тренажер шефа: он перешел на скандинавскую ходьбу. – Она обвела склад глазами, будто пыталась вспомнить еще какую-то мелочь. – Ой, и главное, нужно, чтобы ты сделала журавликов для завтрашней фотосессии. Сумеешь? Виталий Геннадьевич сказал, что ты очень талантлива.

– Сколько?

– Тысячу. Тысячу бумажных журавликов, по случаю нового марафона желаний Прутковской, она планирует грандиозный фотосет со звездами, мы неделю работали над концепцией. Все будет как в японской сказке.

– Там, кажется, все закончилось не совсем по-марафонному, – ответила я серым бесцветным голосом, вспоминая, что труды не был моим любимым предметом.

– Ну, это уже не твое дело, милая. Заказчик попросил, я передала, ты выполнила. Завтра, надеюсь, все будет готово.

– Екатерина Сергеевна, – я сделала последнюю попытку вырваться на свободу, – простите, я не планировала сегодня задерживаться на работе. Я предупредила Игнатова: у сына первое сентября.

– Какой важный для родителей день, Яночка, – елейно отозвалась змея, – будет жалко, если вы не успеете. Но впереди много праздников: восьмое марта, день матери, выпускной. В конце концов, у вас есть второй ребенок. Куда-нибудь да попадете, правда же?

Когда гадюка уползла травить своим ядом других, я, наконец, выдохнула. Легкий стон вырвался из моего рта. Работу, которой меня нагрузило высшее руководство, я бы не смогла выполнить не то что за пару часов. Мне бы и пары дней было мало! На меня укоризненно смотрели коробки с бумагой для оригами, призывая скорее начинать делать журавликов. Как этих монстров клепать – тоже большой вопрос.

Но ведь помимо этого меня ждал целый список срочно-обморочных дел. Я досчитала до десяти и мысленно накидала себе план. Сначала нужно разделаться с тем, что попроще, чтобы в конце осталось что-то одно, самое трудное. И креативный жопокряк во мне кричал, что этим «что-то» будут журавли.

Я непонимающе опустилась на пол и снова обвела завалы в поисках дела, с которого мне нужно начать. В голове, словно лампа, вспыхнула идея, и, достав телефон, я набрала знакомый номер.

– Привет, шаболда, – бросила я по привычке, – помню, ты хотела купить домой тренажер? Есть выгодное предложение.

Анфиса на другом конце провода ласково мяукнула в ответ.

Постепенно я вычеркивала пункты из своего списка. Мешки с одеждой можно было закинуть в химчистку у дома, она была круглосуточной. За великом Анфиска заедет уже завтра. Картины, подготовленные для курьера ждали на выходе. Для надежности я упаковала их в газеты, которые мне следовало вынести к мусорному контейнеру, чем сэкономила еще минут двадцать. Находчивость моя сегодня не знала границ. Из важного остались одни журавли, и только я села за их проектирование,  как прозвенел мой телефон.

– Мамочка, я волнуюсь, – послышался дрожащий Мишкин голос, – тебя нет, я один не пойду.

Я с ужасом посмотрела на дисплей телефона: до линейки оставался час.

– Все хорошо, зайка. Я скоро приеду, а пока с тобой папа, он тебе во всем поможет.

– Что-то он не хочет мне помогать, он в телефоне работает, – простодушно ответил сын. Я вздохнула.

– Миша, я почти закончила с работой. Надевай форму, я вызову такси и приеду домой как раз когда вы с папой соберетесь. Все будет хорошо. Цветы…

– Цветы в ванной, – флегматично произнес сын, – только папа их на балкон вынес, они нам весь дом провоняли.

– Миша, вытащи букет с балкона, там же жарит, как в преисподней. Короче, жди, скоро буду.

Я зажала телефон в руке и направилась к Екатерине Сергеевне, ощущая себя переговорщиком, который пытается вывести заложников из захваченного банка. И хоть потакать террористам не в моих правилах, я была готова отдать гадюке чемодан с деньгами, вертолет, развратную девственницу и билет на космическую станцию Вавилон-5. Судя по вечно скорченному лицу, там она могла найти своих ближайших сородичей.

– Яна, уже закончили? – притворно улыбнулась змея, когда я зашла в кабинет. Холодный, как и его хозяйка.

– Не совсем, остались только журавли. Екатерина Сергеевна, мне нужно уехать домой. У сына линейка, я же договаривалась...

– Конечно-конечно, только... как жаль, что вы не начали с журавлей, Яна. Это было самое важное и срочное, если бы вы сделали их, то другую работу можно было бы перенести... Ох…

– Я не успею, даже если просижу здесь всю ночь. – Мое лицо вспыхнуло от несправедливой обиды. Хитрая змея пыталась выкурить меня с работы любым способом и так, чтобы при этом я осталась виноватой.

– Понимаю, Яна. У вас хорошая память, я это услышала, но вы сами так неповоротливы, так медлительны, едва ли мы сможем сработаться. – Красивый наманикюренный пальчик пододвинул к краю стола пустой лист бумаги и ручку. – Вы можете написать заявление на увольнение. По собственному желанию, разумеется, и сразу ехать по своим делам. На линейку, на утренник, на детский день рождения. У вас ведь такая насыщенная жизнь.

Во мне боролись два зверя. Один мечтал убить злобную стерву, второй – убить и затолкать ей в глотку смятый лист бумаги с моим заявлением. Страшные ругательства, словно блики молний, вспыхивали у меня в голове и просились наружу. По победной улыбке начальницы, некрасиво натянувшей ее пухлые губы, я понимала, что она уже празднует свой триумф. И самым логичным было бы сдаться и уйти. Логичным. Но не правильным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Хорошо, Екатерина Сергеевна, я все сделаю. – Ох, как эффектно поехал в сторону ее рот, когда до идиотки дошел смысл сказанного. Одно это придало мне сил и зарядило уверенностью. – Я могу попросить о помощи? Думаю, Сашенька мне не откажет, раз раньше это была ее работа.

Моя знакомая, сидевшая в правом углу кабинета, только сейчас оторвала взгляд от монитора и виновато улыбнулась:

– К сожалению, я не смогу, Яна. Ты должна это сделать сама... То есть, у меня на сегодня другие задачи, понимаешь?

Я понимала. Мне объявили войну. Что ж, Катенька, вы еще о партизанских диверсиях не слышали...

***

Склад встретил меня приветливо распахнутыми коробками с бумагой для оригами – садись и делай. Я села. Для подстраховки включила на ютубе ролик, где шестилетняя девочка бойко лепила журавликов со мною в такт. Ее птичка выглядела раз в сто лучше моей – прошедшей голод, войну, неудачный поход к косметологу и курс химиотерапии. Я с ужасом перевела взгляд с тифозного журавля на таймер: на создание этого монстра у меня ушло 5 минут. Нехитрые подсчеты показали, что для того чтобы сделать тысячу журавлей, мне понадобится 83 часа или три с половиной дня. И это с учетом того, что я откажусь от еды, сна и туалета.

Абсурд какой-то.

– Работаешь? Ну, работай, голуба, я на тебя 500 рублей поставила.

Я подняла взгляд и увидела прическу «Авангард», натянутую на три подбородка. Хищная ухмылка тираннозавра Брикс никак не вязалась с небесно-голубыми, будто у ангела, глазами.

– С кем поспорили, на что?

– С бабами в курилке. Говорят, тебя в первый день уволить хотели, а ты не далась. Молодцом, девка, держись. Я за тебя петеньку кинула, если проиграю, я тебя своими руками «чик-чик-чик». – Пухленькие пальцы Брикс быстро замелькали в воздухе на манер ножниц. Оу, да наша динозавриха была азартной.

– Елена Павловна, а вы оригами любите?

– Ненавижу.

– Ну, допустим. А если я к вашему петеньке своего поставлю, вы поможете мне этих долбанных журавлей склеить? Иначе я не успею и меня уволят.

– И много надо? – Прозрачные глаза жадно впились в мою фигуру, а голова кадровички заработала быстрее калькулятора.

– Всего ничего, – нарочито махнула рукой я, – тысячу.

– Ой-вэй, – Брикс явно не ожидала услышать такую цифру, – я бы очень, конечно, хотела тебе помочь. Да что-то не хочется. Я вообще чай шла пить, не курила еще, обед опять же. Ладно, не буду отвлекать. Ты давай, мой выигрыш на твоей совести. – И грузная фигура выплыла из складского проема. Уже из коридора до меня донеслось тихое сердитое бурчание: – Что за день, опять деньги просрала… Вот и спорь после этого.

Отлично, даже кадровичка не верила в мой успех. Чертова Брикс. Чертова Сашенька. Катерина Сергеевна эта и ее подковерные игры. Игнатов, чтоб ему икалось бесконечно, как мягко стелил, как обещал, гад, и где он теперь…

Раздался звонок телефона, снова от Мишки. По телу пробежали мурашки, словно маяки надвигающейся беды, от которой не отмахнуться никакими волшебными птицами из бумаги. До линейки оставалось четверть часа.

– Мамочка, букет такой тяжелый, мне его держать уже больно.

В горле запершило, когда я услышала взволнованный, дрожащий голос сына. Стало сразу понятно, что он держался изо всех сил, но еще минута – и мой мальчик расплачется, не имея возможность быть утешенным, почувствовать себя в безопасности. Сейчас я хотела просто обнять его, прижать в себе, но вместо этого закопалась в облезлых журавлях для марафона желаний какой-то Прутковской. Чужих желаний, не моих!

– Малыш, отдай пока букет папе. На линейке вы будете стоять без цветов, потом подаришь цветы учителю.

– Не могу, папа далеко ушел, я его не вижу, – протяжно завыл Мишка.

– Мишенька, я уже на такси еду, тебя плохо слышно, – поспешно произнесла я, надеясь, что сын не почувствует, как дрожит мой голос. Я нажала отбой и тотчас набрала мужа:

– Немедленно, – слышишь, Олег? – немедленно подойди к Мише, забери у него гребанные цветы и успокой!

– Ян, ты вообще где?

– В пробке, – буркнула я и сжала зубы, чтобы не выматериться. – Олег, прямо сейчас найди сына и помоги ему. Скажи, что я стою в конце и поэтому не могу протиснуться к нему. Не говори, что меня еще нет. Все, еду.

Сразу после звонка я включила поиск такси в приложении. На экране высветилась неутешительная надпись: «Все машины заняты, подождите несколько минут».

Конечно, подожду, а пока несите мне дробовик и патроны. Я не спустила бумагу для оригами в унитаз только потому, что на это уже не хватало времени. Звук моих тяжелых шагов гулко бил по барабанным перепонкам, напоминая собой удары кувалды. Задушить гадюку. Голыми руками задушить. Общий коридор вывел меня к лестнице, ведущей на второй этаж – туда, где и располагался мой новый кабинет и по совместительству могила моей новой начальницы. На секунду затормозив, снова открыла приложение и прочитала короткую молитву, ожидая, пока загрузится Убер. Боженька, если ты есть, сделай так, чтобы машина нашлась, потому что сидеть за убийство Гадюки мне совсем не хочется. А убить я ее могла.

«Все машины заняты, подождите несколько минут»…

Вот эчпочмак татарский!!!

Прямо перед дверью в наш кабинет я столкнулась с крепкой мужской фигурой.

– Яна, вы уже вернулись? Как прошла линейка? – сначала услышала и только потом увидела я Игнатова. От ярости перед моими глазами плавали мутные кольца, словно гигантские мыльные пузыри, смазывающие весь обзор в кляксу. Я молча посмотрела на В.Г., вкладывая в этот взгляд все свои эмоции.

«Сейчас убью Гадюку, потом вернусь за вами», – читалось у меня на лице.

Брови Игнатова поползли вверх, скулы вытянулись, а глаза вспыхнули, озарившись догадкой, что ни на какой линейке я не была. Почему-то он не стал задавать мне вопросов, а схватил за плечо, больно сжав пальцами кожу, и процедил:

– Идем.

Я едва успевала за ним по ступенькам, гадая, куда меня потащил Игнатов. Мимо проплыло фактурное лицо Брикс с зажатой во рту сигаретой и округлившимися от удивления глазами. Готова поклясться, что свежую сплетню кадровичка предпочтет и чашке кофе, и обеденному перерыву. Уже сейчас она помчит всем рассказывать, как видела ненаглядного своего Виталия Геннадьевича, фактически волочащего на себе декретницу. Последняя сопротивлялась слабо, признаков жизни не подавала. Постепенно до меня стал доходить ужас и абсурд ситуации и что, приди я сейчас к Екатерине Сергеевне, то ничего не смогла бы сделать, кроме как сесть и разрыдаться. Никаких аргументов и доводов у меня не было. Только чувство, как сильно я подвела сына.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Садись, – передо мной открылась дверь черного Инфинити, – быстро.

Это прозвучало устрашающе, и я, повинуясь инстинкту, послушно выполнила приказ. Виталий Геннадьевич тотчас завел мотор, гигантский черный монстр взревел, словно голодный зверь, и резко вырулил со стоянки.

Мы ехали молча. Я отвернулась к окну, считая проплывающие мимо деревья, и даже не спрашивала, куда именно везет меня картавый. Утопить в луже не вышло, теперь, наверное, едет в подсолнуховое поле, чтобы накормить меня семечками до анафилактического шока. В руках завибрировал мобильный телефон, и, открыв всплывающее окошко, я прочитала сообщение от сына:

«Мамочка, я так тебя люблю».

Отчаяние тугим шарфом сдавило мне горло так, что я перестала дышать. Сердце громко стучало, губы некрасиво кривились, предупреждая, что скоро начнется истерика. Неконтролируемая и беспощадная.

– Номер? – спокойно спросил В.Г.

– Чей номер?

– Номер школы, в которой учится Ваш сын.

– 215, – глухо прошептала я, едва сдерживая накатывающие рыдания. Мне все еще было непонятно, что я делаю в машине картавого и куда мы едем.

Виталий Геннадьевич вбил цифры в экран планшета, и женский голос бойко сообщил, что до цели ехать не больше получаса. Шеф мельком бросил взгляд на навигатор и равнодушно сказал, обращаясь ко мне:

– Я знаю, где это, дворами объедем пробку, успеете Вы к своему сыну.

– Почему Вы мне помогаете, Виталий Геннадьевич?

– Я не помогаю, Яна, я выполняю данное обещание. Мое слово дорогого стоит, и я ими не разбрасываюсь. Что вообще вас дернуло работать сегодня на складе? Давно бы уже вызвали такси и поехали, – произнес он с какой-то обидой в голосе.

– Мы тянули жребий, кто займется складом. Я вытащила короткую спичку, и вот…

Игнатов повернул голову и впился в меня черными, как уголь, глазами. На его лице промелькнула целая гамма эмоций от злости до разочарования, и, наконец, он произнес:

– Кажется, я ошибся в вас, Яна. В этом жребии все спички были короткие, могли бы и сами догадаться, с кем и во что играете…

***

Черная инфинити вырулила на узкую безлюдную дорогу, поверхность которой напоминала покрытый кратерами Марс. Копейка, едущая впереди, подпрыгивала на каждом метре и скребла брюхо песчаными кочками, в то время как наша машина плыла мягко, будто бы не замечала препятствий. Я, наконец, успокоилась и ощутила себя…как дома. Комфортно, уверенно, безопасно. На секунду показалось, что мне даже хорошо, по крайней мере было хорошо, пока я не увидела сердитое лицо Игнатова. Его черные глаза буравили экран навигатора, а руки сжали руль так сильно, что костяшки пальцев побелели.

– Не злитесь, я не умею играть во все эти офисные интриги.

– Я злюсь не на вас, Яна.

– А на кого? – Внутренне я ликовала, ожидая услышать имя своей злейшей врагини, но триумф мой длился недолго.

– На себя. Потому что доверился чутью и взял вас на работу.

Ощущение чего-то теплого и безмятежного внутри меня лопнуло, как воздушный шар. Я с тоской посмотрела на очередной проплывавший за окном перекресток. Очень хорошо, что все в Мельнице умеют так отстаивать свои границы – жалко, что при этом они нещадно топчутся по моим. Слова шефа больно задели самолюбие, которое и без того скомкано лежало на антресолях и было изъедено молью.

– Я не просила ни о чем особенном, только то, что полагается мне по закону.

– Знаю, – с сожалением протянул Игнатов, – Яна, я не хотел вас обидеть. Катя очень хорошая… сотрудница. Она справляется со своей работой безупречно, но берет на себя слишком много. Понимаете? Нет? Гордыня не позволит ей попросить о помощи, а дела в нашей фирме сейчас для меня важнее, чем чужие амбиции.

Я открыла окно, но когда стекло опустилось до середины, закрыла обратно. Потом повторила заново. Когда мне было некомфортно, я старалась чем-то занять руки,  заодно это помогало разгрузить голову.

– Даже Катины?

– Особенно Катины. Она… крепкая. И если надо, то и меня перекусит, не подавится. Я думал, что вы сможете противостоять ей, как-то отвечать, что ли. И еще я думал, что я смогу вас выручить, если придется, как однажды выручили вы меня.

– Бросьте, я даже не вспоминаю об этом, – соврала я. Почти соврала: моя память совершенно вычеркнула Игнатова из своего хранилища, и хоть он и доказывал, что несколько месяцев просидел в одном с нами кабинете, где я терпеливо отвечала на все его вопросы, я не верила хитрецу. У картавых всегда что-то на уме…

– Яна, я просто не ожидал, что моя помощь понадобится вам уже в первый день, даже в первый час! Я думал, что у вас хватит сил и смелости противостоять нашей Кате.

– Ваша Катя гадюка, – язвительно сказала я в ответ.

– Не Гадюка. Гобра.

– Что-что? – Мои брови удивленно поползли вверх, но Игнатов этого, казалось, не заметил.

– Гобра. Фамилия такая, балканская. Ее часто коверкают, но не слышал, чтобы до Гадюки. – В.Г. на секунду замер, завис, словно обрабатывал полученную информацию, и нахмурился: – Ах! Вы в этом смысле… Ну, быть может, только не называйте ее так в офисе, это явно не добавит вам баллов при совместной работе.

– Если эта работа вообще будет, – устало ответила я, продолжая следить за стрелкой навигатора. Подавшись вперед, я настучала пальцами мелодию по крышке бардачка и снова откинулась в кресло. Игнатов вел аккуратно и быстро, но сейчас бы мне больше пригодилась не машина, а телепорт.

– Да не уволитесь вы. И я вас не уволю, по крайней мере – пока. Успокоитесь, обдумаете все и завтра вернетесь обратно. Просто вам надо научиться жалить в ответ.

– С этим-то и проблема: все эти дворцовые интриги и борьба за место в гареме, я их только в «Великом Султане» видела, и то – слила там пять тысяч и удалила игру к черту, пока Олег не разобрался, в чем дело, и не удалил меня.

– Олег, – задумчиво произнес Игнатов, – как же он живет с такой неуемной женщиной?

– Через боль, страдания и слезы, – быстро ответила я и осеклась, увидев, как расслабленное лицо шефа застыло, словно каменная маска. У него была невероятно подвижная мимика, и мне даже нравилось считывать перемены настроения, скользящие в чужом взгляде. Однако сейчас В.Г. напрягся, будто готовый получить удар или, что хуже, рассчитывал ударить первым.

– Никогда не шутите так. Это не смешно, а глупо. – По тому, как медленно шеф растягивал слова, я поняла, что тема для него серьезная. – Таким образом вы унижаете себя, и своего мужчину, который выбрал жить с вами. Оберегать. Любить. Мне бы не понравилось, если бы моя женщина так шутила о моем выборе, понимаете?

– Извините, – я виновато опустило лицо вниз, – я больше не буду так говорить.

– Знаю, – спокойно и тихо ответил Игнатов, так, словно это было что-то совсем очевидное. В машине повисла неловкая пауза, которая оказалась еще кошмарнее наших неловких разговоров.

Я расстегнула ремень безопасности, провела пальцами вдоль тканевой ленты, будто бы пробовала ее на ощупь. Крепкая. Поймав на себе неодобрительный взгляд шефа, поспешила пристегнуть ремень обратно. Руки непослушно перепрыгнули с замка на панель, спустились вниз, и открыли бардачок. Там было идеально чисто, разумеется. В голове стрельнула запоздалая мысль, что очень нехорошо ковыряться в личных вещах постороннего человека. Пришлось снова вернуться к играм с окном. Стекло поехало вниз. Вверх. И снова вниз.

– Яна, накажу, – раздалось слева. Игнатов даже не посмотрел в мою сторону, только губы его лениво дрогнули в ухмылке.

Я замерла и положила руки на колени, прижав пальцы к джинсам так, чтобы они приклеились к ткани и не скакали где нельзя. Накажет он. Тоже мне…наказник. Наказатель...тьфу ты, черт черноглазый!

Инфинити завернул в свободный дорожный карман и затих.

– Приехали, Яна, можете идти.

– Куда? – Я непонимающе обвела глазами высокие дома в спальном районе.

– В школу, она с обратной стороны домов, не пугайтесь.

Я дрожала, но не от страха. Пальцы немного тряслись от волнения и предчувствия, пока я пыталась расстегнуть ремень безопасности, и, когда я, наконец, справилась, то вылетела из машины, только помахав шефу на прощанье. Он молча проводил меня взглядом, но ничего не ответил. Это было уже неважным, поблагодарить его можно и завтра, а пока стоило набрать в легкие побольше воздуха и… бежать!

Бежать быстро. Бежать громко. Бежать до боли в пятках, когда каблуки туфель гулко бились об асфальт. Обогнув двадцатиэтажную свечку, я помчалась в сторону разномастной толпы – туда, откуда долетали обрывки фраз, погрызенных дешевым усилителем:

– Мы… ветствуем… нательный день… гие… клашки!

До школы Мишки оставалось не более ста метров, когда я уперлась в самый хвост очереди из людей, которые никуда не шли и никак не двигались. Чей-то папа в полицейской форме повернулся ко мне и сказал ехидным тоном:

– Меньше надо было спать. Пришли бы пораньше – увидели бы детей, а сейчас закрыто все, тут ждать придется.

Я пропустила мимо ушей несвязный бред; в конце концов, пузатый вояка стоял не сильно ближе меня и, судя по отечному кислому лицу, задержался на линейку не потому, что преступников по городу ловил.

Где-то впереди раздались аплодисменты. Сердце болезненно сжалось и застучало быстрее. Я была так близко и так далеко одновременно. Не могла увидеть Мишу и дать ему знать, что я рядом.

Тут моего локтя коснулась чья-то рука. Я напряглась и уж было подготовила тираду, услышанную минуту назад – о том, что спать надо было меньше и прочее, и далее, – как вдруг услышала знакомый картавый голос:

– Яна, ну куда ты пропала?! Идем скорее, операторы звонили, не могут найти нас на точке.

Позади меня стоял Игнатов...

***

Игнатов вывел меня из толпы и встал сзади, так, словно планировал прикрыть тыл боевого товарища на случай обстрела. Судя по недовольным и злым репликам, пропускать мирно нас не хотели. В ответ на возмущенные взгляды и цоканье шеф уверенная отвечал:

– Пресса, репортаж снимаем.

Его рука вела меня к школьному забору, пока мы, наконец, не уперлись в калитку. Он стоял позади, так близко, что я ощущала его теплое дыхание на своем затылке. Дышал Игнатов глубоко, спокойно, уверенно. Казалось, его вообще не смущал разыгранный только что спектакль.

Картавый бес сунул охраннику какую-то корочку и уверенно заявил, что нас ждет Ирина Юрьевна – директор школы. Тот молча открыл дверь и шагнул влево, пропуская меня вперед. Я только поразилась тому, какое действие производит на наши умы красная ксива, и ведь никто даже не остановился, чтобы прочитать, что там написано.

А еще я подумала о том, как великолепно врет Игнатов. Чешет, как дышит, не испытывая мук совести. Впрочем, сегодня это было мне даже на руку и без его помощи я бы так и осталась кваситься в той дурацкой очереди, как новый взгляд на изваяние Ждуна.

Я шла вперед, направляемая рукой Игнатова, пока он не вывел нас на… сцену. Мы уперлись в высокую черную колонку, за которой можно было спрятаться двоим. При этом мне было видно все, что происходило на пятачке перед школой.