Текст книги "Два билета из декрета (СИ)"
Автор книги: Каролина Шевцова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Я! Господи, кругом одна я!!!
С отвращением стянула с рук перчатки, скомкала и бросила в угол гардеробной. Подождала несколько секунд и вздохнула. Впервые за весь вечер я могла дышать глубоко и спокойно, не ощущая себя больше на кладбище в знойный августовский день. Ритм сердца стал замедляться и через секунду успокоился вовсе. Спазмы головной боль волнами откатывали назад – каждый раз все слабее. Я набрала в легкие побольше воздуха и замерла, смакуя этот новый момент перерождения. Сейчас, в эту секунду что-то произошло, но, как говорила Скарлетт О’Хара: «Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра».
Я снова подняла фонарь телефона и на этот раз внимательно осветила раздевалку от одного края до другого. Тусклый луч света вдруг выхватил из темноты мужской силуэт, сидящий на старом ненужном комоде: черный костюм, черные ботинки, черные блеснувшие во мраке глаза и бутылка рома.
– Я надеялся, что ты уже уехала домой, так что ты можешь обвинить меня в чем угодно, только не в преследовании, – просипел знакомый картавый голос.
Это был Игнатов. И, кажется, он был чертовски пьян.
***
До спасительной двери было несколько метров. Можно успеть убежать из гардеробной, можно вызвать такси на ходу, лавируя между курящими на крыльце коллегами, можно спрятаться ото всех на свете. Но вот от себя самой – вряд ли. Увидев здесь Виталика, я с ужасом и предвкушением отметила нарастающую боль внизу живота. Так бывало перед важными событиями: экзаменами, переездом, свадьбой. Даже думать не хотелось, что особенного в этой встрече с картавым дьяволом сейчас. Он в один прыжок соскочил с комода и замер, не решаясь сделать шаг мне навстречу. Я тоже не шевелилась. Застыла на месте, как косуля при виде голодного хищника. Вот каким он был. Опасным.
– Думаешь о том, как сбежать отсюда? – для человека, выпившего бутылку рома, Игнатов говорил на удивление связно.
– Мне нужно выпить, передашь бутылку? – кажется, решение остаться было принято чуть раньше, сейчас я его просто озвучила.
Игнатов покачал головой.
– Это что, жадность?
– Скорее пассивно-агрессивная забота о твоем здоровье, – усмехнулся он. – Ты мало ела, много нервничала, выпила газированный сладкий алкоголь, к тому же такой.... Шампанской тут дешевое пойло, неужели не поняла сразу?
– Почему бабушка не занималась твоей речью? – на секунду показалось, что если сделать ему больно, то он обидится и прогонит меня. Спастись можно только так, сама я уже никуда не уйду.
– Что-что? – Виталик слегка ослабил узел галстука, видимо воздуха не хватало не только мне.
– Ты картавишь. Почему ты не ходил к логопеду? – как не перефразируй вопрос, звучало одинаково бестактно.
– Вначале не было денег, мы жили очень бедно, Яна. Потом, когда появились средства, пропала мотивация. Меня не беспокоит то, что я картавлю.
– Меня беспокоит, что это делает мой сын.
– Твое право. И твоего сына. А мне лично нравится. Я люблю изучать…поломанные вещи…
– То есть бракованные? – Перебила я его и сделала шаг назад. Потому что Виталик наступал.
– То есть особенные. Изъяны делают нас уникальными, понимаешь? Твой юмор, твой смех, то, как ты мыслишь, какие глупости генерируешь вокруг себя. В тебе очень много этого.
– Брака? – лопатки уперлись в холодную стену, отступать было некуда. Как говорится: «за нами Москва». И адюльтер.
– Самобытности. Ты эксклюзив, Яна, штучный товар, – он едва провел пальцами по моему лицу: от виска к губам, очерчивая неровную дугу. Кожу обдало жаром прикосновения, так, что я зажмурилась, будто под лучами солнца.
– Если бы мы были в школе, то ты бы меня сейчас дернул за косичку. Кажется, я тебе нравлюсь, – произнесла я быстро, как перед прыжком в воду и тут же до боли сжала челюсти. Зря, Яна. Очень зря. Лучше молчать. Лучше не знать, не думать об этом, догадываться и фантазировать сколько угодно, но не спрашивать напрямую. Потому что он ответит честно. И я понятия не имела, что мне дальше делать с этой идиотской правдой.
– Нравишься, – от этого ответа хотелось скулить. В легких закончился весь воздух, а партия с новым застряла где-то на растаможке, и, кажется, я начала задыхаться.
– Зачем тебе все это? – я едва узнавала собственный голос, тонкий и дрожащий.
– Чтобы у моего психотерапевта было работы на год вперед. Кажется, он планировал поездку в Америку. Уже одним этим разговором с тобой я обеспечил Натану Сергеевичу прогулку по Таймс Сквер.
– Отпусти меня, пожалуйста, – я уставилась в пол, на острые носы чертовски красивых, но пригодных разве что для пыток туфель. Если поднять голову вверх, если встретиться с ним взглядом – то он все поймет. И сделает то, что нельзя. И я его не остановлю.
– Я попрошу тебя кое о чем. Идя сюда, я планировал пить и танцевать. С первым я прекрасно справился в одиночку, но для второго мне нужна твоя помощь, – я недоверчиво подняла лицо, пытаясь разглядеть Игнатова, но не видела ничего кроме тени на стене. Его голос звучал рассудительно и спокойно, ни единого следа от дешевой пошлости. Я облегченно кивнула, согласная на любой танец, включая сиртаки и канкан.
– Один танец и все?
– Один танец, и я отпущу тебя. По крайней мере, так я сказал себе пару сотен раз, пока смотрел, как ты разговариваешь с другими.
– Тут нет музыки, – я беспомощно развела руками. До нас едва доносились прощальные вскрики гитары, от басов слегка шумело в голове, но за всем этим невозможно расслышать мелодию. В гардеробной и впрямь было тихо.
– Если я хочу полететь в космос, меня не остановит отсутствие ракеты, дойду до Луны пешком, – Виталик достал из кармана айфон и принялся что-то искать в своем плейлисте. Тусклый свет экрана подсвечивал его красивое сосредоточенное лицо. Наконец он улыбнулся и нажал пальцем на «кнопку».
– Надеюсь, будет Стас Михайлов? – когда мне неловко, я шучу, отчего ситуация выглядит чуть менее стыдной, а вот я чуть более.
– Станислава Владимировича я напеваю в ванной, когда меня никто не слышит, – беззлобно парировал картавый, – а для тебя я приготовил это.
Просторное помещение наполнили звуки давно забытой песни. Виталик осторожно сжал мою ладонь одной рукой, другую положил на спину и медленно качнул нас в сторону. Под ногами заскрипел дощатый пол – единственный свидетель моей сегодняшней покорности. Музыка, лившаяся из динамика, казалась старомодной. Тягучей, прямо как его взгляд, но как нельзя лучше подходила Игнатову. Ничего другого в его плеере и быть не могло.
– Кто это? – я думала о том, что теперь это будет мой любимый певец.
– Paul Anka , Put your head on my shoulder, – без грамма превосходства ответил В.Г.
– А о чем он поет?
– Он…он просит свою девушку положить голову ему на плечо, называет малышкой и обещает решить все ее проблемы, – чуть помедлив, произнес Виталик.
Послушно, будто музыка родилась и прошла через десятки лет только для меня одной, я опустила голову на плечо Игнатова. Щекой я чувствовала мягкую ткань костюма, ощущала тепло кожи, слышала биение сердца. Это было странно и прекрасно одновременно, и единственное, о чем я могла молить Бога, чтобы чудесный голос пел всю ночь напролет.
– Яна, у меня только один вопрос. – раздалось у меня над самым ухом, – Скажи мне, так все-таки кто?
– В смысле, кто? – я еле оторвала голову от его плеча и посмотрела вверх.
– Кто подставил кролика Роджера?
***
После каждого сказанного слова сердце стучало все чаще, все громче. С самого начала он знал, под чьей маской я спряталась. Чувствовал меня, как и раньше, в любую секунду любого дня. Я, наконец, открыла глаза, очнулась ото сна – и реальность оказалась паршивой. Темное помещение. Замужняя женщина. Начальник. Гипнотическая песня едва ощутимой лентой вилась между нами, разрезая эту ночь надвое. Голос Пола Анка звучал тихо – паника в моей голове громко била в набат, и с последним аккордом гитары я была готова броситься из гардеробной наутек, держа подол платья в одной руке, а неудобные туфли – в другой. Виталик все еще не понимал, что произошло, и продолжал обнимать меня за плечи, продлевая сладкую муку. Я уперлась ладонью ему в грудь и отстранилась.
– Отпусти. Ты пообещал, что отпустишь.
Он напрягся, твердые мышцы застыли у меня под пальцами, отчего я тотчас отдернула руку. Голос мне больше не принадлежал, и потому я совсем не узнала этот жалкий писк:
– Пожалуйста, отпусти.
Игнатов внимательно посмотрел мне в глаза, пытаясь разгадать подкинутый ребус, но через мгновение сдался и осторожно кивнул.
Приступ облегчения накрыл комнату пушистым облаком: на самом деле меня никто не держит, и через минуту я окажусь на улице. Дыхание стало ровным и легким. Шум в голове едва ощутимо пересекался с рваным стуком сердца, но я понимала, что скоро все пройдет. Станет, как прежде.
– Скажи, куда ты повесила куртку, я принесу.
– Ага... – признание в очередной глупости давалось с трудом. – Тут вот вышла небольшая проблема. Маленький симпл-димпл, как говорится: я пришла без куртки.
Послышалось тяжелое дыхание Игнатова. Ощущая, что ему не понравился этот ответ, я поспешно добавила:
– Накажешь меня как-нибудь потом, сейчас помоги найти толстовку. Она большая, черная, с капюшоном. Ты ее ни с чем не перепутаешь, потому что… никто другой не додумался бы прийти в таком.
– Ну, это разумеется, – пробурчал он.
Луч его фонарика выхватил застывшее в ухмылке лицо, потом скользнул на вешалки, и шеф медленно побрел в сторону висящей в ряд одежды. Пол Анка завел песню во второй раз: видимо, она стояла на повторе. Но магия улетучилась, и мне больше не хотелось выполнять приказы певца так, словно он был заклинателем тайных желаний. Красивый голос и красивая музыка, не более того.
– Приехать сюда в кофте – глупость даже по твоим меркам, – недовольно произнес Игнатов, скрытый висящим пальто песочного цвета. Очень красивое, баснословно дорогое, оно наверняка было бы мне к лицу куда больше старой толстовки.
– Виталик, ты заметил, что ведешь себя, как воспитатель в детском саду? Тебе все время хочется меня накормить и одеть потеплее, – я постаралась разрядить обстановку шуткой.
– О, Яна, если бы ты знала, что я на самом деле хочу с тобой сделать, тебе бы было не до смеха, – тихо прошелестел знакомый голос.
От такой откровенности у меня даже уши покраснели, но я получила то, что заслужила. Впредь буду держать язык за зубами.
Через минуту я увидела приближающийся луч света, Виталик вернулся обратно, в руках у него была моя толстовка.
– Подними руки, я помогу тебе одеться.
– Да я и сама справлюсь.
– Вверх руки, Яна, – мягко повторил Игнатов, и я поняла, что не смогу ослушаться.
Приятная велюровая ткань заструилась по плечам и опустилась вниз, прикрывая ягодицы. Мне и без того было жарко, тело горело, но выйти на улицу в одном только платье я не могла: Игнатов бы не разрешил. Поэтому я покорно поправила на талии складки пушистой безразмерной кофты и улыбнулась.
– Прощай, хорошая девочка Яна, – почти нежно прошептал Виталик.
– Прощай? Разве мы больше не увидимся?
Песня заиграла в третий раз, но никто уже не обращал на нее внимания.
– Так, как сегодня – нет. В понедельник мы оба наденем маски, я свою так точно. Но спасибо тебе за этот вечер. – Он осторожно провел рукой по моему плечу. Длинные жилистые пальцы погрузились в мягкий ворс ткани, и я, зачарованная этим жестом, не сразу заметила электричество в воздухе вокруг.
Игнатов замер. Напрягся. Дотронулся второй рукой до края толстовки и зажал его между пальцев, пробуя на ощупь. О-о-о, святые хачапури, только сейчас я вспомнила, что именно в этой чертовой телогрейке была в первый день в офисе, в ней же дала отпор наглому картавому целовальнику в темном архиве – и теперь надела ее сюда. Ну и дура ты, Яна, ну и угораздило же тебя!!!
Я с ужасом ждала реакции шефа, вжав голову в плечи.
Он отстранился, пытаясь рассмотреть мое лицо, и вдруг облегченно захохотал. Я впервые слышала его смех, такой открытый и искренний, будто бы после сотни напрасных попыток Игнатов решил сложную головоломку.
– Ну, в принципе, это было очевидно. Я идиот, раз не догадался раньше.
– Не догадался… о чем? – еле слышно спросила, и без того зная ответ.
Он осторожно прижал меня к себе и прошептал, не отводя взгляда черных уверенных глаз от моего рта:
– Вот ты и попалась… малышка.
Виталик вел себя, как каторжник, наконец сбежавший на свободу. Он был груб, решителен и жаден. Его рука заскользила у меня под толстовкой, пальцы поднялись от поясницы по шнуровке корсета вверх и застыли на лопатках, там, где начинался вырез платья. Я чувствовала жар его тела. Кожа к коже. Он прижал меня к себе, так близко, что было не вдохнуть. Чертов корсет, чертово платье… В тот момент все барьеры в моей голове слетали в адское пекло, потому что я и сама горела где-то там в аду. Мне было жарко – и это оказалось прекрасно. Я почувствовала, как он накрутил на кулак мои волосы и слегка оттянул их назад, чтобы рассмотреть мое лицо. Убедиться в чем-то? Боже, да в чем, все было очевидно и так. Здесь и сейчас, пожалуйста, полюби меня, пока я снова себе это не запретила.
Его дыхание опалило шею, короткими рваными поцелуями он проложил дорожку от ключицы до мочки уха и с нажимом прикусил кожу. Завтра останутся следы, но сегодня мне было на это плевать. Сегодня я снова жила.
Первой нервы сдали у меня, и я кинулась вперед, ища его сухие жесткие губы. Дыхание, биение сердец, скручивающееся в узел желание – мы разделили эту вечность на двоих, и стало все равно, где грань, когда заканчивался он и начиналась я. Игнатов подхватил меня ладонями под ягодицы и с силой прижал к себе, так, чтобы я могла в полной мере ощутить собственную власть над ним. Она была безгранична. Я никогда не чувствовала себя королевой бала, просто не моя роль, но именно в тот момент меня короновали. Он сделал это.
Виталик глухо прорычал в мои сомкнутые губы и отстранился, иначе бы стало слишком поздно.
Это было похоже на мучительную пытку, которую хочется повторить вновь. Ты знаешь о боли, ты мечтаешь о боли. Боль отныне твое имя.
Я едва дышала, пол под ногами дрожал, и, ища опору, руки вцепились в лацканы черного пиджака. Игнатов опустил голову мне на лоб и осторожно гладил пальцами по спине, чтобы мы оба, наконец, успокоились. Пол Анка шарманкой завел свою балладу, посвященную мне одной, теперь я в этом была уверенна.
– Нашел, – Виталик тихо озвучил данное когда-то в архиве обещание.
– И убил, – я печально подвела итог.
***
Где-то наверху, приглушенный перекрытием, раздавался бой кремлевских часов. Кажется, шеф решил выжать из безумной коровы последнюю каплю шизофрении и завершил октябрьский новогодний корпоратив речью президента и курантами. В этом сумасшедшем доме у меня не было ни шанса остаться нормальной.
Красивая, но такая однообразная песня оборвалась на полуслове. Я с усилием отцепила руки от пиджака Виталика и, набрав в грудь воздух, попыталась что-то сказать, как-то оправдаться. Но слов больше не было. Он забрал все слова, оставив лишь терпкий запах своего парфюма на моих ладонях.
– Одному из нас нужно уйти отсюда. – Увидев мое недоумение, В.Г. добавил: – Сейчас тут будет столпотворение, все пойдут на улицу смотреть фейерверки и увидят здесь… настоящий салют. Меня вопросы не смутят, я за свои действия отвечу. А ты? Готова?
Я отрешенно покачала головой. То, как напряглась при этом фигура Игнатова, было заметно даже в полумраке. Он недовольно выдвинул челюсть вперед и сердито засопел.
– Не злись, Виталик, – я едва коснулась пальцами его лица на прощание, пытаясь раствориться в моменте нашей близости. Запомнить и никогда в жизни не повторять.
Уже в холле он окрикнул меня:
– Яна!
Я обернулась
– Ты так и не спросила, что у меня за костюм.
– Как же, ты Джеймс…
Договорить я не успела. Виталик достал из нагрудного кармана пиджака черные солнцезащитные очки и что-то отдаленно похожее на детский лазер. Красный луч скользнул по потолку, и Виталик довольно произнес, наслаждаясь моей реакцией:
– Запомни, сегодня вечером ты не танцевала ни с кем, кроме меня, маленькая вредная девчонка.
По лестнице, словно лавина с горы, скатывались десятки веселых, громких, пьяных коллег. Уже через секунду они заполнили собой весь холл и гардеробную, и я, не желая больше ловить на себе чужие взгляды, поторопилась к выходу. Почти на пороге до меня донесся чей-то довольный бас:
– Агент Кей, на улицу пойдешь? Салют наш отдел закупал, будет пушка, обещаю.
Ответ я уже не расслышала. Он и не был важен. В моем сердце изнеженным цветком распускалось робкое, совершенно нелогичное счастье: Игнатов не был Джеймсом Бондом. Все это время он храбро сражался с инопланетянами и одну такую инопланетянку только что победил. Точнее, она сама сдалась. Глупая улыбка против воли расползлась на лице. Никаких парных костюмов, совместных приготовлений утром и ночи для них двоих с Катей. Ничего этого нет. И я беззлобно радовалась, что хотя бы сегодня засну, мучаясь лишь от угрызений совести, без мук ревности.
Мои мысли прервала вывалившаяся из двери парочка коллег:
– Ян, ты вернешься? Мы хотели тост на брудершафт. Яна, ну чего ты? Тю, зазналась теперь, злая!
Ватные ноги не слушались, но я упрямо шла вперед, к парковке, на которой меня ждало неприметное серое такси. Не злая, ребят, счастливая!
Время полночь. На календаре ноябрь. В банкетном зале на втором этаже Новый 2022 год. А внутри меня – май. Когда молодая зелень лопается от своей сочности, когда бабушки снова выползают на рынок и раскладывают тощие пучки петрушки на газете, когда соседская дочь начинает вить кудри и забрасывает подготовку к ЕГЭ, отчего ее мама щедро отсыпает проклятий на весь свой род, школу и министерство образования.
В мае мне всегда радостно и тревожно. Будто я могу умереть, но мне это должно понравиться.
Стоило подойти к парковке, как меня окликнул знакомый картавый голос:
– Яна! – Виталик в несколько шагов сократил расстояние между нами и встал рядом. – Ты забыла.
Он протянул мне оставленный где-то в гардеробной телефон. Кажется, моя забывчивость и поцелуи в темноте становились нашей традицией. Игнатов задержался возле меня всего на миг, но этого хватило, чтобы разглядеть жадный блеск его дьявольских глаз.
– Я провожу тебя до такси, посмотрю, какая марка и номер.
– Серая какая-то. Слушай, не нужно это, я сама дойду…
Некоторые всегда доводят задуманное до конца.. Шеф двинулся вперед, закрывая своей спиной обзор, и потому я не увидела нужную машину. Водителя тоже заметила не сразу. Зато отчетливо услышала глухую, горькую на вкус фразу, оброненную Игнатовым:
– А вот и сам кролик Роджер. Ну что, пошли знакомиться.
Прислонившись к серому солярису, меня ждал Олег.
То, что я не сбежала от них двоих, можно смело заносить в перечень моих подвигов. Страх оставить их наедине друг с другом был до ужаса иррационален. И именно он держал меня на плаву, не то бы я давно театрально шлепнулась в обморок на мокром корявом асфальте. Я едва шла вперед, едва дышала, едва видела землю под ногами, а потому, угодив каблуком в выбоину, потеряла равновесие и чуть не упала вниз. Не успела. Виталик вовремя подхватил меня за локоть и притянул к себе.
– Успокойся и молчи. Ты отлично выглядишь, я буду вежлив и суров, а что делать с этим дальше, решишь на трезвую голову.
Я с трудом подавила малодушную идею завтракать водкой с соком. Потому что легкий туман в голове давал мне свободу от каких-то там решений. Решать я была не готова, лучше уж алкоголизм.
Олег, увидев нас, оторвался от капота и шагнул навстречу.
– Виталий Геннадьевич, – серьезно произнес шеф и пожал протянутую руку, – кажется, нас не представили друг другу.
– Олег Олегович. – Я равнодушно следила за твердыми, уверенными движениями мужа. Он умел располагать к себе, если ему это было нужно. – Ну как моя Яна? Не баловалась?
Рука Олега скользнула по платью от талии к бедру, и он демонстративно прижал меня к себе. Я чувствовала, как меня прожигают пугающе черные глаза, хотя стояла, опустив голову вниз, и не поднимала взгляд от асфальта. Просто не могла.
– Сегодня Яну отметил генеральный руководитель, – осторожно подбирал слова Виталик, – вероятно, ее ждет впечатляющая карьера.
– Вот! А я всегда ей говорил: засиделась ты, милая, дома, давно пора на свободу, к людям! Это же моя идея была отправить Яну обратно на работу. Ну, чего ты молчишь, птича? Она бы у меня так и сидела в нашем курятнике.
– Дома ей сидеть нельзя, – едва скрывая сарказм, протянул Виталик, – некоторые птицы чахнут в неволе. Берегите ее, Яна наше чудо.
И ушел, не дожидаясь ответа. Я слышала ровные шаги, каблуки черных туфель чуть громче обычного стучали по асфальту. Где-то впереди раздался первый залп салюта, и на несколько мгновений на парковке стало не так темно, благодаря чему я смогла рассмотреть Олега. Он готовился к встрече. Отличный костюм, отличный парфюм, внеплановая мойка машины и начищенные до блеска туфли. Муж выглядел хорошо, вот только вел себя отвратительно.
– Ян, а Игнатов этот красавчик. Прям тип, да? А ну признавайся, изменяла мне с ним?
– Да, – ровно ответила я, глядя в знакомое до каждой черточки лицо Олега, – только что, в гардеробной. Но считаю, что ты это заслужил.
***
– Если было темно, то не считается.
Мне всегда нравилось, как шутит Олег. До сегодняшнего дня.
Ничего не ответив, я открыла переднюю дверь и застыла. Моргнула для надежности, но иллюзия не развеялась – прямо на пассажирском сидении лежал огромный букет. Кроваво-красные розы, перевязанные лентой в тон. Такие часто дарят престарелым примам в театрах, иногда – любовницам и никогда – женам.
– Это что? – Голос дрогнул. Несмотря на все попытки казаться стальной, внутри я согнулась, как тонкая медяшка.
– Птича, без ножа режешь, до чего паршив твой муж, если тебя удивляет букет без повода. Буду исправляться. Яночка, это розы. Розы, это Яночка. Познакомьтесь. – Он протянул мне свежие, фантастически красивые и баснословно дорогие цветы. – Ян, ты чего кривишься, тебе не нравится, что ли?
На языке вертелся убийственный ответ: «Цветы – да. Ты – нет. Ты меня сильно обидел, потом я обидела тебя, но ты пока еще об этом не знаешь». Представила, как изменится лицо мужа, если я произнесу свою маленькую исповедь вслух. Как расширятся зрачки, поедет в усмешке рот, потом он бросит розы на асфальт и скажет какую-нибудь колкую шутку, чтобы защитить себя от правды. Как перестанет со мной гово…
– Ян, ну цветы тебе в чем виноваты? – Олег нервно потер пальцем переносицу. Кажется, он до сих пор не понимал, что происходит.
– Ничем. Красивые, такие Анфиса любит, – машинально ответила я и, наконец, взяла букет.
– Знаю, она мне скинула адрес лавки, сказала, что самые свежие розы продают. Приезжаю, а там мужик флорист, ну армянчик с пузом, говорит еще так душевно «брат», «братишка», а в глазах два лаваша уже прибыль считают…
– Я не люблю розы. – От неожиданности Олег замолчал и уставился на меня. Муж не привык, чтобы его выступления перебивал зритель с третьего ряда. – Поехали домой, спать хочется..
Я стянула толстовку и закинула ее на заднее сидение. Будто поглощенный черной дырой, букет исчез из виду. Стало гораздо лучше. В машине было тихо, несмотря на доносившуюся из колонки музыку. Я ее не слышала. Остальные органы чувств тоже отключились, и единственное, что ощущала – тепло прикосновений, оставленных Игнатовым. Укус на шее горел огненной меткой, так, чтобы все вокруг видели: сегодня еще одна благочестивая супруга пала под натиском разврата. Измена 1: Семейные Скрепы 0. Продула всухую. Я машинально потянулась пальцами к пульсирующей вене, гадая, пахнет ли от меня чужим мужчиной. Едва ли, весь салон провоняли чертовы розы.
– О чем думаешь? – Олег недоуменно косился в мою сторону.
«О том, что я тебе изменила. И знаешь, мне понравилось. Несмотря на то, что завтра я умру от боли и раскаяния, сегодня я бы все повторила и дошла до конца», – слова медленно прогружались в голове, высвечиваясь одно за другим, как на мониторе старого компьютера.
– С кем сейчас дети? – наконец нашла подходящий ответ на его вопрос. Или это был не совсем ответ? Черт, кажется, и последний бокал с Брикс, и первый поцелуй с Игнатовым были лишними. Я нервно усмехнулась, представив, что, согласно нормам приличия, стоило бы поменять их местами: пить с картавым, целоваться с кадровичкой. Сейчас я бы ехала домой чуть менее трезвая, но чуть более верная. Жаль, что Гермиона не поделится со мной маховиком времени, да и режиссер «Назад в будущее» не раздавал рабочий реквизит таким вот косячным женам, как я. А что, был бы хороший бизнес. Прибыльный такой.
– Ян, я тебя теряю, все хорошо? – Олег припарковал машину на обочине, включил свет и повернулся ко мне. – Выглядишь ты, конечно, потрясающе. Увидел бы ранее, ни за что не пустил на корпоратив.
– Не видеть меня было твоим выбором. – Я нервно поправила волосы, чтобы накрученные локоны прикрыли следы укуса.
Олег виновато опустил глаза, но уже через секунду снова посмотрел на меня и сказал, как выплюнул:
– Не надо делать меня виноватым, уж точно не сейчас. Ты знала, кто твой муж, и никогда не была против того, что я прямолинеен. Сама поддерживала это, а теперь решила обидеться. Извини, но прошло слишком много лет, чтобы я ни с чего стал меняться, согласна? Черт, да скажи ты что-нибудь, молчишь как гребаная рыба!
Я повернула к нему лицо и стала беззвучно открывать рот, имитируя аквариумную тупость. Вот сейчас он отпустит контроль и, наконец, выйдет из себя. Хотелось взбесить его. Хотелось, чтобы он ударил меня, по лицу, наотмашь, чтобы тушь текла от слез и пугающе неправдоподобно багровел оставленный синяк. Потому что заслужила.
Ничего не произошло. Он смотрел мне в глаза и вдруг досадливо поморщился. Равнодушно, будто из-за толстого стекла, я отмечала, как Олег выскочил из машины, обогнул ее, открыл мою дверь и все так же молча опустился на колени.
– Что ты делаешь? – Я почувствовала его пальцы на своих отекших щиколотках. Он стягивал с меня туфли, это я поняла по стуку каблуков, упавших на асфальт. Самих ног я уже не ощущала.
– Поворачивайся спиной, – скомандовал Олег. Его голос звучал так отчаянно, что я тотчас подчинилась. Раздался хруст ткани: он с нажимом дернул собачку вниз, отчего молния порвалась. Мне не было жалко испорченное платье, уже сейчас я понимала, что больше его никуда не надену. – Что это, Ян? Твою мать, это какое-то орудие пыток, да?
Он торопливо стал искать заправленный край ленты, но, не найдя, резко потянул корсет на себя. Тщетно. Стянутый в тугой узел шелк не поддался ни на миллиметр. Олег никогда не ругался матом, но в тот вечер мы оба делали что-то впервые.
– Еб… твою, как же это… – Его рука скользнула к бардачку, и, достав оттуда перочинный нож, он быстро перерезал несколько лент. Холодный металл едва скользнул по коже, края ткани разъехались в стороны, оголяя все больше кожи. – Ну же, снимайся, слезай, давай!
Я до боли прикусила губу. Неужели он хочет заняться сексом? Сейчас? Пожалуй, если это начнется, я не выдержу и расплачусь.
– Что ты делаешь? – Мой голос уже дрожал.
– Стягиваю с тебя это говно. Ян, просто скажи, зачем ты это надела? Ты же вся белая, дышать не можешь. Ты, небось, и не ела ничего? – Он еще сильнее дернул платье, воздух наконец стал поступать в легкие, и я глубоко вдохнула, смакуя прекрасное ощущение свободы. – Ян, поехали я тебя накормлю. Курочкой в KFC. Крылышками, да? Не хочешь? Тогда домой, там мама котлет нажарила, ну? Дети уже спят, я тебе пюре сделаю, как ты любишь, давай? Да что ты, в самом деле, не плачь, малыш. Еще и шпильки эти, ты на каблуках не умеешь даже! Ну, чего ты плачешь? Я куплю тебе другой букет, какой выберешь, я же не знал про розы, ты не говорила никогда...
Я почувствовала, как большие сильные руки вытирают слезы с моего лица. Ощутила тепло прикосновений на коже, но только снаружи... потому что внутри я была заморожена. Мертва.
– Да блин, Яна, хорош уже! Ладно, допустим я поступил, как придурок! – Олег резко отстранился. Он положил ладонь на затылок и схватил себя за волосы. Я бессмысленно уставилась на иконку, приклеенную к панели. Уставшие глаза какого-то святого осуждающе глядели в ответ. – Ты хочешь, чтобы я назвал себя идиотом? Тебе станет от этого легче? – Я молча покачала головой, но Олег этого не видел. Он больше не смотрел на меня. – Окей, я идиот! Ты довольна? Я наговорил тебе гадостей, а потом ушел из дома! Я мерзавец, самый последний, самый конченый из мужей. Давай отдадим меня под суд. Только не плачь. Бл**ь, Яна, ну я прошу тебя, перестань плакать! Я не понимаю, что я должен делать?! Что мне делать?
– Ничего, – я старалась не задохнуться от душивших меня слез, – давай поедем домой, тут правда холодно.
Мимо с ревом проносились другие машины – мимолетные свидетели нашей драмы. Мы не обращали на них внимания. Олег сплюнул на мокрую после дождя землю и вернулся обратно. Выключил радио и включил печку. Сидение подо мной и воздух стали постепенно нагреваться.
– Что ты хочешь, Яна? Самое время поговорить открыто. Что я должен сделать, чтобы все наладилось? – Его лицо блестело, будто бы он плакал – мое горело, будто бы меня били. Олег до боли сжал мне пальцы и прошептал: – Что ты хочешь?
В ночной тишине, где-то недалеко от промзоны этот вопрос звучал особенно торжественно и…нелепо. Муж сложил руки вместе, поднес их ко рту и молча ждал моего ответа. Со стороны казалось, что он молился. Как грешник, застывший перед образом Девы Марии в храме, надеялся на чудо. Только вот я оказалась не святой. Скорее наоборот.
В голове всплывали сотни разных слов, а я, будто рыбак, наудачу вытаскивала на берег те, что были на поверхности, и собирала их в корявое предложение:
– Хочу пальто. И новые духи. А еще я где-то потеряла перчатки, они мне очень нравились.
Я отвернулась, стараясь не смотреть в глаза мужу, потому что тогда он бы все понял и не простил.
– И это все? – Голос Олега облегченно дрогнул. – Поехали домой, я тебя накормлю и уложу спать. Небось, шампанское еще пила? Ян, ты же пьяная. Все, хватит влажность тут разводить. Я был не прав, когда обидел тебя, буду себя контролировать. А завтра с утра поедем в центр, куплю тебе все что хочешь.
Сказать правду сейчас – это как отрезать себе руку. Даже теоретически нельзя представить, как это сделать. Когда слезы высохли, я откинулась на сиденье и равнодушно уставилась на проплывающие за окном деревья. Иуда предал Иисуса за тридцать сребреников, кажется? Что ж, я предала себя за шерстяную тряпку и розовую водичку. Молодец, Яна. Мо-ло-дец.
