Текст книги "Два билета из декрета (СИ)"
Автор книги: Каролина Шевцова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Матрас прогнулся рядом, и я ощутила нежные прикосновения на коже. Игнатов провел кончиками пальцев по всей руке и прижался губами к запястью. Пульс колотился как бешеный, и это сложно было не почувствовать.
«Успокойся, Яна» – скомандовала себе я, пытаясь создать хотя бы видимость какого-то контроля. Но кого я обманывала? Вся власть была сейчас у Игнатова, а мне оставалось только подчиняться.
Губы продолжили путь вдоль моей руки, задели сгиб локтя, скользнули по плечу. Его теплое дыхание рождало дрожь не хуже холодного ветра. Язык прикоснулся к ямке под ключицей, шее, зубы чуть прикусили мочку уха, а пальцы легли на затылок. Я невольно прогнулась, запрокинув голову. Если бы он сейчас поцеловал меня, был бы шанс перехватить инициативу, но Виталик продолжил свою игру, пробежавшись языком по горлу и опускаясь ниже.
Внутри меня нервы закручивались в невероятные узлы, по которым пустили разряд тока, отчего тело сотрясала крупная дрожь. Я невольно сжала колени и вцепилась в простыню, когда почувствовала его дыхание на животе. Расслабиться уже не было ни единого шанса. Каждое прикосновение отдавалось внутри конвульсиями, будто меня по очереди обливали холодной и горячей водой. Никогда раньше прелюдия не была настолько чувственной и неторопливой. Я совершенно не знала, что нужно делать. Все тело, даже зажатое, стремилось навстречу ласкам, а в голове пульсировала на удивление ясная, но бестолковая мысль: в люстре надо мной, так много ламп, что можно ослепнуть. Яркий хирургический свет до боли бил по глазам, заставляя меня видеть и запоминать все, что происходило на этой кровати.
Старая как мир притча: мужчина, женщина, похоть.
– Что не так? – раздалось у меня над самым ухом настолько вовремя, будто Игнатов умел читать мысли.
– Свет, – осторожно произнесла в ответ и кивнула в сторону выключателя, – я могу тебя попросить выключить лампу?
Он легко провел пальцами по моему животу, рисуя на коже невидимые узоры. Даже ответ на простой вопрос занимал целую вечность.
– Можешь. Но я хочу видеть как ты красиво стонешь подо мной. Так я пойму, какие ласки тебе нравятся.
– Мне нравится без света, – улыбка замерла как приклеенная под напором его серьезных глаз. Он кивнул и вышел из комнаты. Я обеспокоенно села, когда поняла, что нахожусь в одиночестве больше десяти секунд. Неужели моя просьба могла его обидеть? Но в следующее мгновение облегчение расслабило узел на горле, давая мне свободно выдохнуть.
Виталик вернулся обратно, а в его руках болталась черная лента галстука.
– Повернись, – сухо приказал он.
Я подчинилась. Повязка легла на глаза, и уже в следующее мгновение все вокруг поглотила густая мгла.
***
Когда темно, то не считается. По крайней мере, так казалось, когда я просила погасить свет над кроватью. Он не послушал и сделал по-своему, вероятно, не в первый раз. Винить его за что-то нельзя – мое желание было учтено и выполнено, хоть и не так, как представлялось мне.
Едва шелковая ткань галстука легла на глаза, я оказалась в кромешной темноте, и если до этого момента был хоть иллюзорный контроль над ситуацией, сейчас власть Виталика надо мной стала абсолютной. И что мы имели? Одну голую женщину. Одну неизвестность. Миллионы касаний. Я старалась не представлять, как выгляжу со стороны, и что сейчас происходит. Я вообще старалась не думать. Все оставшиеся чувства обострились, кожа отзывалась на любое прикосновение, даже самое невесомое, а малейшие звуки казались нестерпимо громкими.
След губ на груди, теплое дыхание, мое разгоряченное тело – температура в комнате скакнула на несколько градусов вверх и сразу же вниз, когда он, опустившись с поцелуями к низу живота, легко подул на влажный след. Я вздрогнула и инстинктивно подалась вперед, навстречу непонятному, но очень желанному. Ремешок часов на запястье царапнул бедро, и сразу на это же место скользнула рука – сначала осторожно, мягко, а затем властно захватывая. Не успев опомниться, я уже лежала на животе, а спину накрыло волной прохладного воздуха, заставив меня прогнуться.
Где-то зазвонил телефон. Не у кровати и не на столе, а извне, будто трубка лежала в коридоре. Он напрягся и замер на несколько долгих секунд, но не двинулся с места, продолжая мою чувственную пытку. Язык пробежался по позвоночнику, ногти легко процарапали длинные витые линии по всей спине, и мышцы словно извело судорогой. Внутри все сжалось, мне пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, и я не сразу поняла, что еще нужно и выдохнуть. Кровь шумела в ушах так сильно, что на какое-то мгновение я перестала слышать другие звуки.
Кожу на ягодицах обжало жаром, кажется, от шлепка. Но больно не было. Всплеск адреналина притупил ощущения. Теперь это стало похоже на… страх. Нет, я не боялась, но нервное напряжение и непривычные ощущения сыграли со мной дурную шутку. Если бы не эта кромешная слепая темнота, возможно, мне бы удалось расслабиться, но сейчас это стало невозможно. Напряжение росло, а с ним в какой-то момент пришло и раздражение.
Ощутив его пальцы «там», я инстинктивно дернулась назад, тем самым насадив себя еще глубже на его левую руку, ремень часов снова поцарапал кожу. Я попыталась слегка отодвинуться, но вторая рука припечатала меня к кровати, а губы оставили след чуть повыше поясницы.
Снова зазвонил телефон. Я замерла, ожидая паузу, но на этот раз ее не было. Щетина потерлась о спину, рождая мурашки, руки мяли грудь, зубы прикусывали кожу, волны возбуждения бились о край сознания, но натыкались на стену адреналина и бессильно отступали. Меня трясло уже не от удовольствия, а от чудовищного напряжения. Если бы только я могла перевернуться и снять эту чертову повязку с глаз. Все было непривычно. Я была непривычна самой себе. Стало казаться, что со мной в постели не один, а двое мужчин. Первый нежно ласкал грудь, другой собственнически трогал меня.
Телефон. Кто-то очень настырный. Неужели и в этот раз проигнорирует? Может, это важно? Пожалуйста, мне очень нужна эта передышка. Его руки не останавливались. Он развернул меня к себе и надавил ладонью на грудь, так что я упала в подушки спиной. По тому, как пальцы сжали лодыжки и ноги раздвинулись шире, я поняла, что сейчас все и случится.
Секунда. Другая. Вот теперь и произойдет. Наверное, прямо сейчас, или может быть позже. Проведя ладонями по простыне, почувствовала, что осталась в комнате одна. Слышала шаги, но не могла понять, приближаются они или отдаляются. Наконец нервы сдали, и я стянула с лица галстук, резко подалась вперед и закричала:
– Красный!
Яркий свет до боли ударил по глазам, отчего я тотчас зажмурилась. Постепенно приходя в себя, смогла заметить, что все вокруг осталось неизменным, кроме того, что с меня испарилась одежда. Игнатов, кресло, шкаф, кровать. Это если смотреть слева направо. Если наоборот, то и порядок менялся: кровать, шкаф, кресло, Игнатов. Рубашка полностью расстегнута, обнажая красивый подтянутый торс, брюки на месте, взгляд удивленный и встревоженный блуждает по моему лицу в поисках ответа.
– Что? – Он выглядел озадаченным, и в этом появилось что-то новое и трогательное. Но, пожалуй, и только.
– Стоп-слово в этом БДСМ фильме – «красный».
Шутка была неуместной и уж точно не могла смягчить ситуацию. Я натужно улыбнулась, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Мой защитный механизм, который так по-идиотски сработал, вряд ли мог произвести на кого-то благоприятное впечатление. Спасибо, что я не начала нервно хохотать и не залилась слезами.
Магия момента резко слетела шелухой в сторону, и я поняла, что дальше ничего не будет. Не смогу. И последняя досадная мысль, хлопнула в голове как контрольный выстрел в висок: лучше бы он все-таки просто выключил свет...
Глава 18. Леди Годива едет домой
– Все хорошо? – Виталик не двинулся с места.
– Наверное, – я неуверенно поежилась. Моя одежда валялась на полу и только теперь, сидя перед ним незащищенной и открытой, а ощутила себя по-настоящему голой.
Он заметил, как я блуждаю взглядом по ковру, как сжимаю плечи и вроде бы случайно прикрываю рукой грудь, и понимающе хмыкнул. Игнатов сам поднял и подал мне скомканную рубашку. Пока я натягивала ее на обнаженное тело – бюстгальтер остался где-то на кровати – он отошел к окну и принялся сосредоточенно рассматривать ночной пейзаж. Как мило. Едва ли после сегодняшней ночи его могла удивить моя нагота, но я оценила то, что он дал мне возможность уединиться.
Приведя в минимальный порядок свою одежду, я присела на край кровати. Если несколько минут назад меня окружал вихрь звуков и ощущений, то сейчас вдруг навалилась пустота. Мышцы обмякли, в голове… Там не было даже сумбура, не говоря уж о попытке хоть какого-нибудь анализа.
Игнатов все так же молча смотрел в окно, а я, замерев статуей, разглядывала его спину. Рубашка чуть шевелилась от сквозняка, воротничок замялся, складка на рукаве. На руке, опирающейся на подоконник, дорогие часы. Если присмотреться, я могла бы даже разглядеть время. Мне хотелось бы сейчас знать, о чем он думает. И думает ли вообще. Я несколько раз порывалась что-то сказать, но закрывала рот. Как я могла ему сейчас объяснить то, что и сама толком не понимала. Оставалось только догадываться, понимал ли он, почему все остановилось на этой точке.
Наконец Виталик обернулся, его взгляд скользнул по моей фигуре, мимолетно оценивая мое состояние. Убедившись, что я полностью оделась и в порядке, он кивнул в ответ на какие-то свои невысказанные мысли. Все так же не говоря ни слова, подошел к мини-бару, достал оттуда уже открытую бутылку, но, вспомнил про тумблер с виски и потянулся к стакану.
– Хочешь? – Голос звучал ровно и спокойно. Сейчас я невольно я сравнивала его с Олегом, который бы уже возмущался или просто сбежал, хлопнув дверью, как и всегда во время наших ссор. Виталик же спокойно оценивал обстановку и не планировал никуда уходить.
Я помотала головой. Он пригубил напиток и вернулся ко мне, усевшись рядом. Какое-то время мы молчали, соприкасаясь коленями, и глядя друг другу прямо в глаза. Только сейчас я заметила, что у него появились первый морщины. Несколько неглубоких вокруг глаз и намечающаяся у губ, такие часто образовываются при смехе. Я недоверчиво опустила лицо в пол, пытаясь вспомнить, смеялся ли Виталик когда-нибудь при мне? Ответа не было. Он был знаком мне по роли уверенного себе, сильного, смелого, умного… Не человек, а породистая собака на выставке – одни медали на груди. Теперь напряжение было другим, не обремененным физическим желанием, но все же ощутимым.
– Скажи, какой у тебя любимый фильм? – вдруг захотелось узнать, что скрывается за этой непроницаемой маской, и начать следовало с малого.
Он хмыкнул и ответил:
– Точно не 50 оттенков серого. Яна, ты серьезно? БДСМ?
Краска отхлынула от лица, лишив меня последних красок жизни. Бледный зомби с растрепанными волосами и зажатым бюстгальтером в руках – не женщина, а мечта поэта. Я неловко подбирала слова, пытаясь найти оправдание своей шутке, но он перебил меня:
– Вероятно, нам стоит восполнить этот пробел в твоих знаниях, но явно не сегодня. Скажи, тебе было плохо? – Я честно покачала головой. – Тогда что случилось?
– Виталик, я… Мне было очень хорошо, правда. Просто я… – сбивчиво начала, но замолкла на полуслове.
Игнатов коротко кивнул и повернул голову, внимательно меня рассматривая. Его взгляд словно сканировал мое лицо, ища какие-то знаки и делая выводы. Не знаю, что он там увидел, и устроило ли его это. Поддавшись порыву, я положила ладонь на его бедро. Мне не хотелось, чтобы он окончательно во мне разочаровался. В эту минуту я была готова все исправить, но не понимала как.
– Я правда, не думала, что…
– Ты устала, Яна, – наконец заговорил он, накрыв мою руку своей, и легко сжав пальцы. – Иди к себе и постарайся поспать. Давай отложим объяснения на завтра.
Я выдохнула. Все было не так плохо, как рисовало мое мрачное воображение. Может, через пару дней мы еще посмеемся над моим идиотским поступком?
– Хорошо. Давай поговорим завтра.
Поднялась на ноги и вопросительно посмотрела на него, не зная, проводит ли он меня до двери или стоит развернуться и уйти самой. В любом случае я чувствовала огромное облегчение и благодарность за то, что Виталик мог спокойно обсуждать случившееся. Казалось, он давал нам шанс попробовать еще раз. Или был слишком вежлив, чтобы высказать все прямо сейчас, когда мы оба были не в себе.
– До завтра, – пробормотала я и направилась к выходу, заметив, что он поднимается и идет следом.
– До завтра, – повторил он, а потом вдруг приподнял ладонями мое лицо и легко поцеловал.
Это было тепло, нежно и лучше слов убеждало в том, что шанс все-таки есть.
***
В школе мама подарила мне книгу «365 легенд» – по одной на каждый день в году. Я прочитала их все, но особенно запомнила ту, что была про Леди Годиву. Она, полностью обнаженной, проехала по главной улице верхом на лошади. Жители города почтенно отворачивались и прятали глаза, в знак уважения перед госпожой.
Как иронично повторить судьбу своего кумира в настолько извращенной форме.
Криво застегнутая рубашка, черные трусики и лиф зажаты в руках, слегка шатаюсь и потому держусь ближе к стене. Длинный коридор – вот моя центральная улица. Испуганный от встречи с ночной гостьей портье – верный подданный. Дойти до конца и не опустить голову вниз, потому что так надо.
Божечки, лучше бы я фанатела по Бритни Спирс и Алсу.
Спертый влажный воздух номера коконом окутал меня со всех сторон. Я, переняв привычку Олега, скинула с ног туфли: одну у порога, вторую запульнула куда-то вглубь комнаты. И, не глядя в сторону душа, сразу завалилась на кровать. Да, прямо в джинсах и с размазанным макияжем – у меня не нашлось сил на то, чтобы искать в рюкзаке пижаму и желания, чтобы умываться и смотреть на себя в зеркало.
Часы тикали громко, они как маленькие молотки отбивали ровный такт у по моим барабанным перепонкам.
Тик. Так. Тик. Так. Тик... На третьем «таке» я засунула лицо под подушку и выдохнула, радуясь наступившей тишине. Но уже через секунду послышалось что-то гораздо более громкое и навязчивое – голос собственной совести:
– А что ты, собственно говоря, хотела, когда чапала к нему в номер? Планировала в нарды играть и кумыс пить?
Почему вдруг кумыс?! Какая глупость лезет в голову ночью. Я обхватила руками подушку и прижала ее к лицу, чтобы совершить эффектный суисайд и схопнуться от удушья. Но, не смотря на цену за ночь, гостиничные подушки были собраны из дохлых кур и легко пропускали воздух. Так что трагическую кончину придется отложить на потом.
Ничего я не хотела, просто пошла. Встала и пошла, он сам открыл и пригласил внутрь, никто из нас не предполагал, чем все закончится. Все вышло случайно! Совесть молчала, удовлетворенная таким простым ответом, давая мне расслабиться.
Тишина номера действовала лучше снотворного, и я почти настроилась на сон, как вдруг голос в голове вновь оживился:
– Не предполагала она, как же. Яна, ну перед собой-то дуру не строй. Зачем ты вообще туда пошла?!
Если этот писклявый сопрано действительно принадлежал моей совести, то так просто она не отстанет. Повадки этой стервы я знала на зубок. Как-то раз проехала три лишних квартала, чтобы отдать какому-то чудику его кошелек и сотовый, забытые в автобусе, потому что верещалка у меня в голове не умолкала ни на секунду, пророча мне все круги ада, если я просто вернусь домой.
Какая-то бессовестная у меня была совесть…
«Почему-почему, просто. Захотелось увидеться, так подходит?»
По язвительной тишине стало понятно, что ответ не засчитан.
«Чтобы потрахаться!» – вдруг вспылила я и продолжила: «А что, нельзя было?»
Снова мимо.
«Господи, чтобы доказать себе, что могу. Чтобы Олег понял, какая я женщина и как-то приехал, прилетел, явился в отель с цветами в зубах. С нормальным человеческим букетом, а не тем похоронным безумием из ста роз».
– И как? Довольна? – в голосе сквозило столько осуждения, что я со злостью сорвала подушку с лица и кинула ее в стену. Моя пуховая броня спала, и вопросы, ядовитыми лентами, потянулись ко мне из всех углов темной комнаты:
– Все-таки развод, обсудить это для начала с мужем не хочешь? Проще изменить? Довести до конца смелости не хватило? А о Кате ты подумала, мученица великая? Ты ей, кажется, что-то обещала…
Я взвыла и накрылась с головой одеялом, так, чтобы спастись от обрушившихся на меня тычков совести. Стало тепло и душно, но даже здесь, спрятавшись под тяжелым синтетическим покрывалом, я ощущала себя в большей безопасности, чем наедине с самой собой.
Там, где-то снаружи уставшего сознания, трепыхались невысказанные фразы, и уже было понятно, что все это ведет к бессоннице в ближайшем будущем и нервному срыву в далеком. Когда-нибудь завтра, например.
– По одному, – напряженно сжалась в комок, ожидая болезненный удар, – я буду отвечать по одному.
– Тебе ведь понравилось, признай это? – тотчас отозвался ядовитый голос.
– Очень, – выдохнула я. Врать себе не имело смысла. Я накрыла ладонью царапину, оставленную от ремешка часов, след слегка набух и саднил. Дотронулась до висков, места, где еще недавно была шелковая повязка. Провела пальцами от груди до живота и остановилась ровно там, где остановился Игнатов, не смея пойти ниже. Тело тотчас отозвалось тянущей болью в ответ. Кажется, все во мне не понимало, почему все оборвалось так внезапно, ведь, если отбросить в сторону этику и мораль мне очень, невероятно, до неприличия понравилось.
– Так почему тогда ты остановилась?
Я жадно потянула ртом воздух – прятаться под одеялом становилось все сложнее.
– Потому что быстро. И непривычно, такого со мной никогда не было. И много лишнего: часы, шумы, запахи, темнота. И потому что нас все время что-то отвлекало, хотя бы чертов телефон, кто мог так звонить, это ведь даже неприлично?
На этом моменте я запнулась и прислушалась, ожидая подсказку совести. Но она молчала в такт со мной, потому что мы обе знали ответ.
– Катя.
Сердце учащенно забилось. То ли от нехватки кислорода, то ли от осознания того, какое предательство я совершила. Человек доверился мне и попросил побыть с ее…ладно, статус Игнатова определим позже. Ведь слово дала, фактически поклялась, а я никогда не нарушаю свои обещания. Не нарушала. Вплоть до сегодняшнего дня. На лбу выступила испарина, и я торопливо вытерла ее рукой.
Я очень виновата перед Катей. И перед Игнатовым, от которого сбежала, зажав бельишко в дрожащих руках. И Олегом, которому наставила рога. И перед родителями, потому что не смогла сохранить семью и развожусь, хотя у нас такого отродясь не было. И перед Катей, коронавирус ее побери, потому что сделала все, чтобы увести ее мужчину.
От нехватки воздуха кружилась голова. На уши давило со всех сторон, будто я глубоко под водой, а убежище из одеяла – мой батискаф. Отовсюду ко мне стучались ехидные, гневные, глумливые обвинения:
ВИНОВАТА.
ВИНОВАТА.
ВИНОВАТА.
Перед глазами стало темнеть, от сухости во рту хотелось кашлять. Если я не сделаю хотя бы глоток воздуха, то просто упаду и все это будет по-настоящему. Стук сердца. Осуждающее молчание совести. Звон в ушах.
– Хватит! – закричала я и вынырнула обратно на свободу, чтобы наконец нормально дышать.
Голоса в голове стихли и зазвучали как-то неловко, неуверенно. Я больше не отбивалась от навязчивого чувства вины, потому что…да какого хрена?
Единственный человек, перед которым стоило объясниться, сам Игнатов. Я действительно пришла к нему в номер и сделала все, чтобы он правильно трактовал мои намеки, а потом слилась, не оставив даже хрустальной туфельки на прощанье. Ищи меня по шлейфу самбуки, милый принц.
Смогу ли я обсудить с ним все происходящее и найти нужные ответы? Хотелось бы верить. Тот полный обиды и непонимания взгляд, брошенный в мою сторону, я не забуду никогда, но сделаю все, чтобы он больше на меня так не смотрел.
Понравилось ли мне то, что между нами было? О, да. Я неспешно провела ладонями по разгоряченной коже, удивляясь тому, как отзывчиво может быть собственное тело.
Хочу ли я повторить? Разумеется, хочу. Будь мы сейчас вместе, то именно этим и занялись.
А что же Катя? Не маленькая, сама разберется.
Я резко откинула одеяло в сторону и соскочила на пол. Не смотря на кромешную темноту в номере и сложныйй изматывающий день, по моим венам заструилась бодрость, будто вместо крови во мне плескался кофеин. Через несколько часов наступит рассвет, я приведу себя в порядок и спущусь к завтраку, чтобы все обсудить с Виталиком.
Я потянулась к телефону, чтобы посмотреть время и увидела несколько всплывающих окон.
Двадцать пропущенных звонков.
Одно сообщение
Пять убийственных слов:
Возьми трубку. Варя в больнице.
***
Почему-то я стала набирать номер Олега вручную, не додумавшись нажать на входящий вызов из списка. Несколько бесконечно долгих гудков и сброс. Первые разы, пока еще пыталась дозвониться, я бесцельно шагала по комнате, стараясь успокоить себя. Бесполезно. От ужаса, накрывшего меня с головой, стало тошнить.
Варя, моя солнечная малышка, никогда даже толком не болела, разбаловав меня до мысли, что «такого с нами не случится». Случилось. В голове вырисовывались разные версии, почему моя девочка оказалась в больнице и ни одна из них не внушала мне оптимизм. Простуда, отит, аппендицит, острое воспаление? Обварилась кипятком, потому что Клара Гавриловна оставила кружку с чаем у самого края стола? Выпала из окна, пока Миша проветривал комнату? Залезла на столешницу и достала из подставки ножи? Подобные мысли выворачивали меня наизнанку, и самая безумная, абсолютно нелепая догадка казалась сейчас реальностью.
Снова гудки. Опять тишина. Он не слышал или специально не брал трубку, чтобы наказать меня. В первое я еще могла поверить, во второе – никогда. По крайней мере, не в этом случае.
Усталость и стресс – плохие компаньон при принятии решений, но в ту секунду все сработало как отлаженный механизм. Я быстро собрала вещи и покинула номер, попутно заказывая такси до аэропорта. Остановилась, поравнявшись с дверью под номером 331. В тот момент я чувствовала себя такой одинокой, что захотелось бесцеремонно ворваться в его номер, крепко обнять и попросить о помощи. Он бы выслушал и помог, как делал это и раньше. Занесла руку перед дверью и, задержавшись на секунду, прислушалась к доносившимся из номера звукам. Ничего. Виталик спал, и будить его накануне такого важного дня было не правильным. Мне понадобилась доля секунды, чтобы передумать. Позвоню утром и все спокойно объясню.
Виталик умный, он обязательно поймёт, почему я сбежала не попрощавшись. И поймёт правильно.
Администратор у стойки выглядел сонным, часы за его спиной показывали половину третьего ночи. Вопреки привычке, я делала все быстро и невежливо: сдала карточку, поставила подпись, отказалась от депозита, так как не могла ждать, пока горничная проверит номер.
– Деньги переведите на карту или передайте Игнатову Виталию Геннадьевичу, – возле стеклянной двери остановился автомобиль, судя по марке, мой.
– Больше ничего? – не смотря на усталость, лицо сотрудника гостиницы лоснилось от подобострастия, и он повторил вопрос, по-своему интерпретировав мое непонимание: – Больше ничего не передать Виталию Геннадьевичу?
– Что? – я тревожно посмотрела в сторону выхода, опасаясь, что все-таки ошиблась и сейчас в такси сядет другой пассажир. Но машина стояла на месте. – Нет, ничего не надо, только депозит. Всего доброго.
В голове и мысли не возникло о том, чтобы использовать третье лицо для объяснения с Виталиком, до того глупой и по-детски неуместной казалась эта идея. Позвоню сразу, как только прилечу домой. Или, когда узнаю, что с Варей все хорошо. Страх о том, что дочь заболела чем-то страшным и всерьез, я отмела сразу. Простуда. Обычный вирус и не справившиеся с паникой взрослые, на кого я оставила своих детей. И во всем этом снова рисовалась моя вина, чему я даже не удивилась.
Дальше рваные точки: дорога в аэропорт, покупка билета, деньги за старый мне не вернули. Я и не настаивала, радуясь тому, что еще остались свободные места на ночной рейс. Досмотр багажа и погрузка в самолет заняли минуты, и только оказавшись на борту, я смогла наконец выдохнуть.
Всего за сутки я во второй раз летела на самолете. С какими разными эмоциями в каждый раз сажусь в это кресло. Все мои утренние обиды казались просто нелепыми, надуманными, по сравнению с тем, что я проживала сейчас. Последние двадцать четыре часа я не управляла своей жизнью. Мне казалось, что все под полном контролем, но фактически это не так. Слушала не мозг, а эмоции, а потому попала в ситуацию, когда меня тащило по склону лавиной куда-то вниз. Дальше пропасть, черная как ночь, бездна и ничего, за что можно уцепиться. Я убеждала себя, что все отлично, еще 10 кувырков – и я остановлю это падение. Но кажется, не могла.
Все не важно, когда дело касается здоровья твоих детей. Рядом со страхом за Варю меркло абсолютно все: мои ссоры с мужем, мой успех на работе, личностный кризис и даже «недосекс» с лучшим из мужчин казался простым недоразумением.
На протяжении этой нескончаемой ночи я пыталась дозвониться до Олега, но он не брал трубку. Когда наш самолет приземлился, и я нашла такси, его телефон и отключился вовсе. Паника во мне нарастала с каждым разом, когда пальцы набирали заученный наизусть номер. Я все еще делала это вручную, находя успокоение в монотонных привычных движениях. Восемь…четыре…пять…пять…и абсолютная тишина в ответ. Вакуум.
Я даже не предполагала, в какую больницу и какое отделение могли увезти дочь и потому, поразмыслив всего секунду, позвонила свекрови. Она ответила сразу и за одно это я готова была расцеловать любимую маму в обе щеки.
– Клара Гавриловна, – затараторила, будто боялась, что она нас вот-вот разъединят, – скажите, что с Варварой, вам звонил Олег? Он прислал мне сообщение, вы не знаете, где она?!
– Мы с Варечкой в больнице, – буднично сообщила Клара Гавриловна тоном, которым зовут к столу провинившихся детей.
– В каком смысле?
– В прямом. Есть еще какие-то смыслы, Яна?! Как и полагается хорошей бабушке, помогаю, пока родители строят карьеру. Или ты думала, я оставлю нашу девочку с нянькой? Ничего подобного, мне вообще не нравится, что вы пользуетесь услугами этой женщины. – назидательно повторила она.
– В какой вы больнице, что с Варей?!
– В пятерке, – недовольно буркнула свекровь, но сжалилась надо мной и добавила: – Нормально все с нашей Варей. Похудеет на килограмм, девочкам даже полезно. Облизала, что не надо и схлопотала температуру и рвоту, врачи говорят, что это кишечный грипп. И слово такое модное, кишечный, я им значит такая: шестьдесят лет живу, и никаких таких гриппов не знала, чего только сейчас не придумают.
– Миша где? Почему в больнице не Олег?
– Миша в школе, – как ни в чем не бывало ответила свекровь, – а Олег, милая моя, зарабатывает деньги, чтобы тебе с детьми хорошо жилось, и, кстати, об этом я хочу с тобой поговорить. В последнее время…
Плотину прорвало, и на меня обрушился поток слов, смысл которых я перестала улавливать сразу. Я отстраненно держала трубку у уха еще минуту и потом нажала отбой, даже не попрощавшись. Мимо проносились другие машины, деревья, люди, дома, но я не замечала ничего вокруг, сконцентрировавшись на том, что было внутри меня. Облегчение. Такое, словно я скинула с себя груз из миллиона камней.
Мишку из школы заберем, кишечный грипп вылечим, килограммы наедим обратно, а с Олегом… С ним я поговорю и решу все как можно скорее.
Я посмотрела на знакомый переулок, возле которого притормозило такси, и неожиданно для себя поняла, что не хочу домой. Что крепость больше не защищала нас от врагов, а ров вокруг наполнили ядовитые мурены, готовые в любой момент напасть и сожрать свою хозяйку. Сейчас я поднимусь, открою в дверь и попаду в пустую квартиру со следами хаоса на кажом метре. Сборы в больницу не похожи на курорт, а особенно ночью, когда от страха и усталости едва соображаешь, что происходит. Там будет грязно: лекарства, тарелки, расстеленные кровати. Там будет больно, воображение легко нарисует мне страшные картины мучений моей малышки. Там придется что-то делать, решать и жить дальше. А дальше я не могла.
– Женщина, вы выходите?! – В который раз повторил водитель такси. Я вздрогнула, возвращаясь обратно в сознание.
– Можно поменять адрес за доплату? Я поняла, что мне нужно в другое место.
– Что-то забыли, – понимающе хмыкнул мужчина.
– Скорее потеряла, – и добавила едва слышно: – себя...
***
Место, встретившее меня сонной тишиной, не было мне домом, но от этого любила я его не меньше. Квартира Анфисы, маленькая и очень модная, находилась в историческом центре города, так, что все нужное располагалось под рукой. И если я выбирала район, исходя из расположения школы, детского сада и поликлиники, подругу интересовали кафе, торговые центры и все эти маленькие мастерские художников жизни – ее персональные места силы. И каждой из нас жилось комфортно в своем собственном мире.
Фиса просыпалась не раньше десяти, но я надеялась, что купленный тортик немного растопит ее сердце и подпитает вечно недоедающий мозг.
Сегодня утром я расчитывала нагло арендовать ее золотую голову и вместе посмотреть на ситуацию со стороны. Мне было необходимо все обдумать и успокоиться. Выслушать добрый совет, получить пару затрещин, поплакать. В общем, устроить рядовой девичник с программой максимум, ужатой до получаса, после чего поехать в больницу к Варе.
Нужный подъезд, нужный этаж, матерное слово маркером на стене лестничной клетки. Кто-то очень праведный закрасил его белой краской поверх контура, и получилось еще более заметно.
Она открыла не сразу, только после третьего или четвертого звонка в дверь.
– Яна, что ты тут делаешь, ты же в Москве?! – подруга выглядела сонной и немного встревоженной. Медленно она вышла в тамбур, и обняла меня, как и всегда при встрече.
– Прилетела утром, пустишь? – я показала из-за спины коробку с тортом, помня, что сладкое – самый короткий путь к женщине: в обход других органов сразу через желудок.
Анфиса отреагировала на это странно: нервно передернула плечами, развязала и принялась завязывать по новой шелковую тесьму халата. Руки ее немного дрожали и потому сделать красивый узел получилось не сразу. Наконец Фиса закончила и тяжело выдохнула.
