Текст книги "Его осенило в воскресенье"

Автор книги: Карло Фруттеро

Соавторы: Франко Лучентини
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

А ведь он прав, подумал Сантамария, вспомнив об облаве, в которой принимал участие. Он наклонился и поднял конверт с двумя датскими марками, адресованный синьору О. Реджису.

– Нет, совсем не вы вызываете у нас страх, – внезапно помрачнев, сказал Реджис.

– Вы собираете марки, синьор Реджис?

– Э-э, есть у меня маленькая коллекция. При моем жалованье я не могу себе позволить большего. Хотите посмотреть? – Не дожидаясь ответа, он соскочил с кровати и подошел к одной из полок. Выбрал один из толстых альбомов в синем переплете под кожу, открыл его и протянул Сантамарии. – Подводная серия… одна из наиболее удачных с эстетической точки зрения. Я ее заказал в Германии, как раз когда произошла ревальвация марки. – Он не колеблясь извлек с полки второй альбом. – Но и серия «великие побоища» в техническом отношении стоит на таком уровне, о котором мы в Италии можем пока только мечтать. – Он показал на прозрачные карманчики, в которые вместе с марками были вставлены несколько цветных порнографических фотографий. – Но в марках этой серии элемент садизма, честно говоря, слишком велик… – Он закрыл альбом. – Что поделаешь, это всего лишь суррогат. Гарроне всегда мне это говорил. Но только я с моими суррогатами еще цел и невредим, сумел вовремя спастись…

– От чего?

– От этих джунглей…

Он возбужденно и цинично усмехнулся, и Сантамария отчетливо представил себе, как тот ночью прячется в кустах городского парка или же в усыпанной гнилыми листьями яме на холмах.

– Вы по другую сторону баррикад, комиссар, и не знаете, что это такое. Мы живем в страшном мире, в страшном мире, комиссар!.. – Он провел рукой по лицу, по отвислым губам. – Тебя могут забить насмерть ногами, проломить голову камнем, всадить в спину нож… Без всякой на то причины, без какой бы то ни было вины. Просто кому-то захотелось позабавиться, либо ты попался ему под руку в неудачный момент… Но теперь со всем этим покончено. Эта глава моей жизни закрыта. – Он аккуратно поставил на место оба альбома. – Я довольствуюсь моими суррогатами, и ничего – живу.

– Гарроне тоже интересовался этими… сериями? Вы с ним на этой почве и познакомились?

– О нет! Мы с ним познакомились… на поле боя, если так можно выразиться.

– A-а, значит, и Гарроне был?..

– Нет, Гарроне не был подлинным ночным бродягой. В нем не было… дьявольского начала. Он был, так сказать, сочувствующим, хорошим попутчиком. Но у него было определенное стремление, которое, впрочем, в подсознании есть у всех людей. – Он с вызовом посмотрел на Сантамарию, но тот, зная, что такие типы, как Реджис, всегда готовы вступить в спор за свои «идеалы», предпочел ему не возражать.

– Значит, Гарроне был сочувствующим? – сказал он.

– Гарроне был человеком жадным до всего нового, «экспериментатором», как он сам себя называл. И не боялся риска. Больше того, опасность его возбуждала. И в конце концов, как все прирожденные игроки, он рискнул слишком крупно, перешел допустимую границу…

О какой игре говорит Реджис? Что ему в точности известно? С такими людьми никогда не поймешь, что они скрывают от других, а что от самих себя. Они живут в мире внезапных взрывов ярости, умолчаний, экзальтации, падений и безумия.

– Но Гарроне проявлял к нам не просто любопытство, – продолжал Реджис. – Он нас понимал, мы были для него не париями, не отвратительными насекомыми, а людьми… Он нас называл «ангелами ночи». Он был поэт, идеалист и, как все поэты, поплатился жизнью…

Реджис говорил искренне, с полной уверенностью в своей честности. Эта завидная уверенность позволяет карманным ворам и домашним хозяйкам, лавочникам и министрам, знаменитым певцам и профессорам университетов прятать на чердаке памяти все совершенные ими крупные и мелкие бесчестные поступки и забывать о них легко и скоро, подумал Сантамария.

– Ну, а сколько этот поэт собирался заплатить вам, синьор Реджис?

– Что вы хотите этим сказать?

Сантамария поднял с пола проект Трессо и Кампаны и лист с разрешением на его осуществление.

– Я спросил, сколько он вам дал или пообещал, чтобы вы задержали этот проект.

Реджис посмотрел на него с горестным изумлением.

– Я думал, вы более возвышенный человек, комиссар. Но вижу, что ошибся и что вы тоже…

– Послушайте, Реджис, вы совершили серьезный должностной проступок. В течение года вы без всяких на то оснований задерживали проект Трессо и Кампаны. Это преступление, и оно может обернуться для вас несколькими годами тюрьмы. Мы с профессором Пеллегрини считаем, что вы пошли на это служебное преступление, чтобы ваш друг Гарроне смог навязать свой проект. – Сантамария повысил голос: – Что вам пообещал Гарроне в обмен?

Реджис сокрушенно покачал головой.

– Нет, на таком языке я не могу с вами разговаривать.

– Откуда Гарроне знал о существовании проекта Трессо и Кампаны? Вы ему об этом сказали?

– Да нет же, нет! – с упреком, точно он говорит с неразумным ребенком, сказал Реджис. – Однажды Гарроне зашел ко мне на службу и увидел этот проект, мне его только что принесли для визирования. Гарроне сразу загорелся желанием ознакомиться с ним. Он мне объяснил, что всегда, всю жизнь мечтал воплотить свои идеи в подобном грандиозном проекте…

– Больше он вам ничего не сказал?

– Ну, у него, знаете ли, были свои давние счеты с Трессо и Кампаной. Этот Трессо учился с ним вместе в университете, а потом, когда их интересы столкнулись, обошелся с моим другом довольно жестоко. Вот Гарроне и захотелось вставить ему палку в колеса. По-моему, это вполне простительная человеческая слабость.

– И палкой были вы?

– Я помог другу, – с достоинством ответил Реджис.

– Вы помогли ему также скопировать чужой проект.

– Скопировать, скопировать!.. Не будем клеветать на того, кто уже не в состоянии себя защитить. Гарроне значительно улучшил чужой проект, внес в него существенные, я бы даже сказал, гениальные изменения. Я вам это могу показать прямо на проекте. Ведь я тоже участвовал в создании окончательного варианта. И работали мы, если хотите знать, здесь, в моем доме.

– Гарроне надеялся, что его вариант будет принят?

– Да, у него были на это большие надежды. Переговоры с клиентом уже подходили к концу.

– Вы принимали участие в переговорах?

– Нет, Гарроне не хотел меня, так сказать, компрометировать. К тому же практическая сторона дела меня не касалась, да и не интересовала. Сделки меня никогда не привлекали.

– Вы ограничивались тем, что не давали разрешения на проект Трессо и Кампаны?

– Я ограничивался тем, что помогал другу.

Против этой брони преданности и благородных чувств лучшим оружием была вульгарность. Сантамария громко прищелкнул большим и средним пальцами.

– Бесплатно?

Реджис помрачнел.

– В любом случае я не взял бы ни лиры. Я порядочный человек.

– Так сколько же вам пообещал Гарроне, половину?

Наступила долгая пауза: истина, грубая, прозаичная, без прикрас, с трудом, но пробивала себе дорогу. Реджис угрюмо уставился в пол.

– Один-единственный раз, в самом начале, – пробормотал он, – Гарроне намекнул на мою долю награды, как он ее назвал. – Он поднял голову. – Но я сразу же оборвал его. Поверьте, я всегда презирал деньги.

– Однако вы знали, что речь идет о десятках миллионов лир?

Реджи£ мучительно, с тоской во взоре сжимал кулаки.

– Знали?

– Да… знал, Гарроне все время мне об этом говорил. Для него это стало прямо-таки идеей-фикс… Но, – добавил он с улыбкой, – я все-таки не верил.

– Тому, что речь шла о такой большой сумме?

– Нет, тому, что эти деньги, много там или мало, до такой степени нужны были Гарроне. О, не поймите меня превратно! Он бы их истратил в одну минуту, купил бы себе модные костюмы – он очень заботился о своей внешности, – отправился бы путешествовать, о чем давно мечтал. И все же я понял, что не это было для него главным. Для него важнее всего была возможность взять реванш у жизни, а не деньги сами по себе. Конечно, эти миллионы ему бы не помешали, они даже были ему необходимы. Но прежде всего он хотел вознаградить себя за унижения, которым его подвергали все: неискренние друзья, коллеги, эта свинья, его сестра…

Факты, нужно придерживаться только фактов, в растерянности подумал Сантамария. Реджис, он в этом теперь не сомневался, не был обычным чиновником-взяточником, договорившимся с Гарроне о дележе добычи. И из его не слишком связных объяснений Гарроне представал в более ясном свете, чем из рассказов, которые он слышал об архитекторе прежде. «Непристойный Гарроне», «золотой телефон», промелькнуло у него в голове.

– Резинку, – резко приказал он.

Реджис воспринял это как прямую угрозу и даже как приговор.

– Что вы сказали? – пролепетал он. – А! Да… да… – Он наклонился, отыскал на коврике у кровати резинку, поднял ее. – Вот она, доктор… разрешите… мне… дайте я сделаю… я привык.

Он свернул в трубку проект Трессо и Кампаны и разрешение, скрепил их резинкой. И пока он этим занимался, Сантамария смотрел на него и думал, что ночной бродяга вдруг вновь превратился в незаметного служащего, вечно склоненного над бумагами, обитателя подотдела 37/А. Его гордость человека, не понятого обществом и не подвластного законам, испарилась, в комнату вползла тень всемогущего Пеллегрини, и Реджис сдался на его милость. Реджис бережно положил свернутый в трубку проект на кровать.

– Если позволите… – сказал он, показав на винные пятна на своей рубашке. Он открыл трехстворчатый шкаф, также покрашенный в желтый цвет, и вынул из ящика чистую рубашку. Затем торопливо снял грязную рубаху и надел новую. Потом вынул пиджак в клетку, галстук, и Сантамария внезапно понял, что он покорно готовился последовать за ним в префектуру, а затем отправиться в тюрьму. Собирался так же методично, как каждое утро собирался на службу. Факты, держаться фактов, снова подумал Сантамария. Расследование велось по двум убийствам. О втором убийстве Реджис явно не знал вообще и не подозревал об истинных причинах первого. Он не сомневался, что Гарроне, этот «прирожденный игрок», «экспериментатор», был убит одним из безжалостных ночных бродяг. Что же касается коррупции, то говорить о ней в данном случае, вероятно, не приходится. Да, проект пролежал целый год без движения в одном из отделов. Но сколько документов и проектов в Италии застревает в бюрократических дебрях, и виновные, если только их находят, остаются безнаказанными. Реджис помог Гарроне из жалости, из «солидарности» с таким же нищим паразитом. Скорее всего, Гарроне спас его по время «битвы» или облавы… Но сделал это Реджис не ради миллионов. Миллионы Гарроне взял бы себе.

Реджис повернулся к нему лицом: он был готов к «мукам» – застегнул на все пуговицы пиджак, надел галстук.

– Ах да! – воскликнул он.

Взял свернутый в трубку проект Трессо и Кампаны и протянул его Сантамарии. Тот сердито отмахнулся.

– Оставьте его себе. Завтра сами отнесете на службу, – пробурчал он. Это был оправдательный приговор, и Реджис его слова так и воспринял.

– Я не должен… идти с вами?

– Нет.

– Вы меня не… не арестуете?

– Нет.

– Значит, я могу… считать себя непричастным?

– Не знаю, можно ли считать вас полностью непричастным к этой грязной истории. Но для нас к делу об убийстве вы… никакого отношения не имеете. А сейчас мы расследуем именно это дело.

– Господин комиссар, – выдохнул из себя Реджис, – господин комиссар, я не верю в бога, но если есть кто-то на небесах, то он…

– Послушайте, могу я попросить вас об одном одолжении, Реджис? – оборвал его Сантамария. Реджис уже собрался ответить, что ради господина комиссара он готов пойти в огонь и в воду, но Сантамария его опередил. – Мне нужна старая газета.

– Старая? – вскричал Реджис. – Но у меня есть сегодняшняя? Я вам…

– Да нет же, послушайте…

Но Реджис уже ринулся на террасу и мгновенно вернулся с последним выпуском «Стампы».

– Я ее уже прочитал. Возьмите, возьмите, доставьте мне такую радость!

– Мне хватит одной страницы.

– Ну что вы, берите всю, прошу вас!

Сантамария взял газетный лист и завернул в него проект Гарроне – этот проект ему еще понадобится.

– Где у вас телефон?

На лице Реджиса отразилось отчаянье, оттого что он не может предоставить в распоряжение господина комиссара сразу десять телефонов.

– В коридоре, идемте я вам покажу, – заискивающим голосом сказал он.

Сантамария позвонил Де Пальме и сказал ему, что в основном их предположения подтвердились.

– А как ты поступишь с этим Реджисом?

– Никак… Он, в сущности, не ведал, что творил. Узнали что-нибудь насчет машины?

– Да, все совпадает: синий «фиат-124».

Кроме того, в комиссариате на виа Борго Дора, где никто, правда, не заметил подозрительной машины, один из агентов вспомнил, что каждую субботу утром агенты ближнего отделения транспортной полиции обходили все машины, оставленные возле «Балуна» в тех местах, где стоянка запрещена, и наклеивали извещение о штрафе. Не мешало бы с ними потолковать. Идея оказалась плодотворной. И синий «фиат-124» не избежал штрафа, копия квитанции – у Де Пальмы в кармане.

– Отлично, – сказал Сантамария, значит, увидимся в условленном месте.

– Договорились.

Реджис, который на время разговора почтительно удалился в гостиную, услышав, что Сантамария повесил трубку, проскользнул в коридор.

– Господин комиссар, – сказал он, судорожно размахивая руками, – я хочу, чтобы вы знали… для меня этот день… эта встреча… хотел бы вам выразить… но не нахожу слов…

Вся прелесть людской неблагодарности заключается в том, что они этих слов даже и не ищут, подумал Сантамария, спускаясь в лифте.

4

Сантамария опустил оконное стекло. Без двух минут час. Не самое благоприятное время для визита, как выражаются люди из «высшего круга».

– Сверни направо, – сказал он шоферу, который притормозил у развилки дорог. Они проехали мимо трех старинных оград, поросших каприфолем.

– Сюда, – сказал шоферу Сантамария. – Въезжайте!

Машина углубилась в темную, зеленую аллею. Ветки деревьев задевали за крышу и дверцу машины, и Сантамария невольно наклонил голову. И тут он заметил, что шофер поступил так же.

– Медленнее, – сказал Сантамария.

Одолев четыре поворота, совершенно неразличимых издали из-за зелени, машина выехала наконец к широкой, квадратной, посыпанной гравием площадке перед виллой. Сантамария вышел из машины, и в глаза ему ударили слепящие лучи солнца, а ветер донес острый аромат цветов. Он взглянул вверх: на всех трех этажах виллы, которая стояла к площадке торцом, окна были закрыты, к террасе вела каменная лестница, украшенная статуями, по всей вероятности восемнадцатого века. Он наверняка найдет Анну Карлу и Кампи на террасе, где они укрылись от солнца. Он зашагал по хрустящему гравию, а затем, щурясь от солнца, стал медленно взбираться по пологой лестнице мимо поросших мхом серых Венер и безруких Минерв. Когда он поднял глаза, то увидел Кампи, который стоял на последней ступеньке с веточкой в руке.

– О, это вы, Сантамария! – воскликнул Кампи. – Добрый день.

– Я немного не вовремя, – сказал Сантамария.

– Ну что вы! – Кампи жестом дал понять, что кое-кому вполне простительно являться и в обеденный час. – Анна Карла внизу, – добавил он. – Давайте спустимся, а то здесь можно умереть от жары.

Сантамария огляделся и увидел, что Анна Карла сидит к нему спиной на полянке под гигантским кедром, серебристые листья которого почти касались земли. Рядом стояли плетеные бамбуковые кресла, в траве валялись газеты и журналы.

– Анна Карла, посмотри, кто к нам пожаловал! – крикнул Кампи, когда они уже почти подошли к полянке.

Анна Карла обернулась, готовая одарить гостя дежурной улыбкой, но, узнав Сантамарию, сразу поднялась и торопливо пошла ему навстречу. Лицо ее выражало искреннюю, нескрываемую радость. Сантамарии показалось, что он никогда в жизни своей не видел столь красивой женщины и никогда еще он не испытывал такой нежности.

Может, это после Реджиса и его отвратительной физиономии, подумал Сантамария, ища спасения в иронии. Факты, нужно держаться фактов.

– Что вы нам скажете, комиссар?

Она так же, как и Кампи, понимала: Сантамария не приехал бы, не будь серьезной причины. Но Кампи и тут старался навязать светские правила игры. А вот Анна Карла вела себя естественно и просто.

– Преступление раскрыто, – тусклым голосом объяснил Кампи. – Как видишь, комиссар нашел трубу.

Анна Карла решила, что Массимо шутит, но комиссар даже не улыбнулся.

– Серьезно? – взволнованно спросила она.

– Да, но это не труба, а свернутый лист ватмана, проект, – сказал Сантамария.

– Ах так! – воскликнул Кампи, разломив ветку надвое. – Значит, побудительной причиной было… Дайте мне подумать…

Сантамария дал ему подумать.

– Присядьте хоть на минуту, – вполголоса попросила Анна Карла.

– Нет-нет, я лучше постою, – ответил Сантамария.

– Вижу служебные кабинеты, – по слогам, словно ясновидец, проговорил Кампи, – много служебных кабинетов… Коррупцию или шантаж… Строительную аферу. Много миллионов.

– Браво, – сказал Сантамария.

– Лелло обо всем этом узнал, и потому его убили!

– Да, вы угадали.

– О, но все-таки! – воскликнула Анна Карла.

– Что с тобой? – холодно спросил Кампи.

– Но все-таки, кто же убил Гарроне и Лелло? Вы это знаете, комиссар?

– Да, – помолчав, ответил Сантамария. – И знаю, что их убили не вы. Я специально приехал, чтобы вам об этом сказать.

Кампи едва заметно поклонился Сантамарии.

– Не сочтите меня самонадеянным, но я это знал и прежде.

– Да, но я-то не знал, синьор Кампи. Поставьте себя на мое место.

Кампи расщепил веточку на тоненькие кусочки, а потом бросил их далеко в траву.

– Во всяком случае, я не держу на вас зла. И надеюсь, Анна Карла тоже.

– За то, что комиссар подозревал нас?! Да у него на это были все основания!

– Нет, глупая, за то, что он в действительности вовсе нас не подозревал и не принимал всерьез. Теперь вы можете в этом признаться, не правда ли, комиссар?!

– Верно, – солгал Сантамария. – Но я должен был притворяться, будто…

– Да, – задумчиво сказал Кампи, – мы порой всю жизнь притворяемся, будто…

Анна Карла взяла Сантамарию за руку и стала мягко подталкивать к шезлонгу.

– Вы отсюда не уйдете, пока все нам не расскажете, комиссар. Массимо, предупреди Розу, что комиссар останется с нами пообедать.

Не пытаясь высвободиться, Сантамария все-таки не сдвинулся с места.

– Благодарю вас, но я спешу. Я приехал, только чтобы сообщить вам новости о деле.

– Но какие? Пока вы нам ничего не рассказали!

– И не расскажет до самого ареста либо до задержания преступника. Разве не так, комиссар? – сказал Кампи.

– Так.

– Да, но мы с Массимо сохраним все в тайне, жизнью вам клянусь! – Она настойчиво дергала Сантамарию за рукав. – Кто убийца? Бонетто?

Сантамария отрицательно покачал головой. Ее любопытство вполне попятно, но оно казалось ему сейчас праздным. Он живо представил себе, как она рассказывает приятельницам: «В то воскресенье, когда Сантамария приехал на виллу и рассказал про…»

– Покажите хоть его! – Она протянула руку к свернутому в трубку проекту, но в последний момент раздумала и снова стала теребить рукав комиссара. – Мраморщик? Дзаваттаро?

– Понимаете, мне правда надо ехать, – сказал Сантамария. – Но как только эта история закончится, мы снова увидимся, и я, даю вам слово, все расскажу.

– Сегодня вечером?

– Нет, попозже.

– Тогда завтра. Встретимся завтра вечером у меня, – сказала Анна Карла.

Я перед ними в долгу, подумал Сантамария. Оба они, как умели, помогали ему. И еще вчера они были двумя «подозреваемыми в убийстве». Он должен, обязан им все рассказать, но ему не хотелось этого делать. После вопросов и ответов, воспоминаний во всех подробностях о «битве» они расстанутся, и каждый пойдет своим путем. Их больше ничего не объединяло и не могло объединять.

– Но если вы точно не знаете, я могу позвонить вам на службу, – сказала Анна Карла, пристально глядя на него. – Часа в три, хорошо?

– Хорошо, спасибо, – с холодком в голосе ответил он.

Она отняла руку.

– Не знаю, право, как я дождусь завтрашнего дня. Я просто умираю от любопытства.

– Да, это очень жестоко, – сказал Кампи. – Но таковы методы полиции. Ничто не способно разжалобить этик железных людей, даже женское любопытство. – Потом не утерпел и сбросил маску светской выдержки. – Но кто все-таки это был, комиссар? Неужели так и нельзя нам сказать?

Сантамария вскинул свернутый в трубку проект.

– Это была пословица, – сказал он. – «Катива лавандера».

Анна Карла и Кампи были коренными туринцами. Они переглянулись, изумленно посмотрели на Сантамарию.

– Не может быть! – воскликнули оба.

– Может! – ответил Сантамария, попрощался и направился к машине.