Текст книги "Его осенило в воскресенье"

Автор книги: Карло Фруттеро

Соавторы: Франко Лучентини
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

2

– В этом году я собираюсь провести отпуск на Таити, – небрежно бросил парикмахер Тассо.

Анна Карла, не поворачиваясь, вытаращила глаза и широко раскрыла рот.

– Ни больше ни меньше?!

Она увидела в зеркале, что Джанни Тассо с удовлетворением смотрит на ее изумленное лицо.

– Для смены обстановки, – объяснил парикмахер с таким невозмутимым видом, словно он вместо привычной кока-колы заказал тамаринд.

– Но это же очень далеко, – заметила Анна Карла.

– Ну, на самолете не слишком, – ответил идущий в ногу с веком Джанни.

Придя в себя от удивления, Анна Карла первым делом подумала: откуда у него столько денег?!

– Там чудесные места, просто сказочные, – пробормотала она.

И тут ее осенило!.. Да у нее, из ее сумочки он берет деньги! И из сумочек таких же кретинок, которые беспрестанно к нему бегают, потому что у них «голова не в порядке».

Она вспомнила о картине «Самсон и Далила» работы Гуидо Рени, висевшей в гостиной дяди Эммануэле, и решила сменить парикмахера. Вернее, не сменить – ведь Джанни был в своем деле искусником, этого у него не отнимешь, – но реже, много реже к нему наведываться.

– Побывайте на Таити, вас там ждут невероятные приключения! – сказала она.

– Верно, путешествие будет любопытное, – согласился Джанни Тассо.

Подумать только, он еще разыгрывает из себя невозмутимого англичанина, этот цирюльник! Хотя бы уж расцвел в улыбке, задрожал от счастья!.. Куда там – больше всего боится показаться провинциальным.

– Вас очень радует эта поездка, не так ли? – с вызовом спросила она.

– Ну конечно, она обогатит меня новыми впечатлениями, – признал Джанни Тассо.

– Представляете себе, вы на подводной охоте и вдруг находите множество жемчужин! – с сияющим лицом сказала она.

– Одну я привезу вам, – с улыбкой, скорее снисходительной, чем любезной, отвечал Джанни Тассо. – Но понимаете, прежде всего меня интересует их образ жизни. Знаете, Таити – это совсем другой мир, иная цивилизация. Вот это я и хочу увидеть своими глазами.

Джанни Тассо прожил год в Париже, овладевая парикмахерским искусством, и регулярно туда ездил, чтобы не отстать от веяний моды. Участвовал в симпозиумах, в беседах парикмахеров за круглым столом. И в этом, право же, не было ничего плохого. Но вечерами он читал книги, которые ничего общего с парикмахерским искусством не имели (интересно, кто ему их дает?), а потом заводил с тобой разговор о Тейяр де Шардене. Однажды он даже ее уговаривал прочесть книгу по демонологии.

– А какие там прекрасные негритянки в цветочных гирляндах, – сказала Анна Карла.

– Таитяне не совсем негритянская раса, – тактично поправил ее Джанни. – Больше того, определение их расовой принадлежности до сих пор остается весьма сложной проблемой. Существует ряд теорий…

Сложная проблема! А теперь он, антрополог с виа Тереза, разрешит ее на месте. Он, и никто другой!

– Ну вот и все. – Джанни Тассо в последний раз пригладил ей волосы и сразу же отвел руку, словно нечаянно угодил в муравейник. – Спасибо, – сказал он тихо и равнодушно.

Мог бы и погромче поблагодарить женщину, которая оплачивает ему отдых на Таити, подумала Анна Карла.

– И скоро вы уезжаете? – спросила она.

– Нет, мы еще увидимся, – сказал Тассо.

– А, прекрасно…

Пореже к нему приходить, пореже.

Она заплатила деньги одновременно с синьорой Табуссо, и пришлось спускаться по лестнице вместе с ней и ее собакой. Поистине неудачный выдался день!

– Этот парикмахер! Неслыханная наглость! – объявила синьора Табуссо, едва они вышли.

Она принадлежала к тому типу женщин, которые «откровенно говорят все, что думают». Анне Карле она рассказывала о своих мозолях и о сексуальных привычках своего покойного мужа, который после любви всегда испытывал адский голод. Одним своим видом синьора Табуссо нагоняла на собеседника страх.

– Другой бы на моем месте только посмеялся. Но я, откровенно говоря, испытываю к этому Тассо одно отвращение, – поморщилась синьора Табуссо.

Анна Карла хотела побыстрее спуститься по лестнице, но ей мешала собака. Спасения не было, и она покорно остановилась.

– Знаете, где собирается провести отпуск этот парвеню! – грозно воздев руки, воскликнула синьора Табуссо. – На Таити!

Анна Карла испуганно посмотрела на стеклянную дверь парикмахерской.

– О, мне наплевать, даже если он услышит, – гаркнула синьора Табуссо. – Пусть этот напыщенный болван знает, чего он стоит… Хоть бы уж из скромности молчал. Ну хорошо, поехал отдохнуть, вернулся, и делу конец. Нет, он тебе, можно сказать, прямо в лицо объявляет. Видишь, зачем мне нужны твои деньги, старая курица? Представляете, дорогая синьора, на наши деньги этот педераст…

Анна Карла, которая шла, низко опустив голову, по аналогии вспомнила о другой картине в гостиной дяди Эммануэле, на которой служанки ощипывали белую курицу.

– Он уже не знает, куда девать деньги, понимаете, синьора? Даже Эльба и Портофино его уже не удовлетворяют. Вот увидите, скоро этот ублюдок заговорит о Найроби, Финляндии, о Флориде!

К счастью, они уже вышли за ворота. Анна Карла перескочила через путавшегося под ногами пса и посмотрела на часы.

– Вам в какую сторону? – спросила синьора Табуссо. – Может быть…

– Благодарю вас, я оставила машину позади дома, – уклонилась от прямого ответа Анна Карла.

– A-а, позади дома. Одно вам могу сказать на прощание: я в эту парикмахерскую больше ни ногой. Баста. Найду другую, вернусь к моей старухе Иде. Она очень хорошо стрижет, а главное – на удивление честная. Оплачивать круизы этого невежды! Дудки!

– Да, но, вероятно, благодаря скидкам, хорошим туристским компаниям… – покраснев, возразила Анна Карла.

– Вы его еще и защищаете? – завопила синьора Табуссо. – Этот гомосексуалист проводит свои досуги в компании себе подобных, уж поверьте мне на слово.

– О боже! Там знак «Стоянка запрещена»! Бегу! – воскликнула Анна Карла, радуясь своему освобождению.

Но от синьоры Табуссо не так-то легко было отделаться.

– Эти негодяи, эти мошенники! – шипела она, идя вслед за Анной Карлой. – Вы не поверите, вчера меня оштрафовали за двадцать сантиметров.

Синьора Табуссо всем другим чувствам предпочитала гнев, и, чтобы рассвирепеть и ощутить себя словно в раю, ей годился любой предлог, в том числе, разумеется, и дорожная полиция.

– Я всего на полколеса заехала за полосу, клянусь вам памятью моего отца! А полицейские и слушать не пожелали: стоянка в запрещенном месте. Они разучились думать, понимать разумные доводы, стали безжалостными. Хорошо еще, что родственник моей служанки, тоже дорожный полицейский, – вполне приличный человек. Среди них это большая редкость. Знаете, я не из-за тысячи лир, а во имя справедливости. Терпеть не могу беззакония! – На самом деле в ярость ее привела именно тысяча лир штрафа… – Я бы даже отдала эту жалкую тысячу лир на благоустройство города, – заявила синьора Табуссо, – если бы они хоть изредка помогали нам. Но они умеют лишь принести тебе домой налоговую квитанцию да оштрафовать за лишние пять минут стоянки в запрещенном месте! Устроили себе легкую жизнь.

Прохожие оборачивались и смотрели им вслед. Разговор на улице с синьорой Табуссо напоминал ссору двух торговок, и в него, как и в ссору, всегда мог вмешаться непрошеный примиритель. А это Анне Карле вовсе не улыбалось.

Странное дело, Вирджиния, сестра синьоры Табуссо – полная ей противоположность: болезненная, тихая и совершенно беспомощная.

– Нет, они все прохвосты, – не унималась синьора Табуссо. – Возьмите, к примеру, мой «луг»!

По-видимому, «луг» был излюбленной темой жалоб синьоры Табуссо. Из ее рассказа Анна Карла в конце концов уяснила себе, что речь идет о крупном участке земли на склоне холма, с виноградниками, кустами желтой акации, оврагами и даже с высохшим ручьем. Увы, чужаки, наглые грабители, попирающие закон, все больше опустошают и губят этот эдем. А синьоре Табуссо из окна своего старого дома с флигелем приходится молча взирать на их разбой. Весной целые банды «туристов» срывают все до одной гвоздики и фиалки, летом после пикников остаются горы пустых консервных банок и бумажных пакетов, осенью крадут грибы, орехи, ежевику; подобно тому как поезда принесли гибель лугам Западной Америки, так автомашины обрекли на разорение «луг» бедной синьоры Табуссо.

– Почему те же полицейские не штрафуют моих мучителей? Разве я не плачу налогов? Не имею права на защиту? Я через своего адвоката послала четыре протеста: в городское управление, поставила в известность карабинеров, префектуру и даже отправила письмо в «Стампу». Напрасные хлопоты! Им до меня нет никакого дела, представляете, они смеются мне в лицо, и все до одного повторяют: «Поставьте ограду, поставьте ограду!» Тоже мне умники нашлись: я истрачу два миллиона лир, а потом шайка грабителей преспокойно через нее перелезет и с еще большим удовольствием все растащит. Это их, ублюдков в полицейской форме, надо посадить за ограду, а еще лучше за решетку!

– А вы не попробовали завести сторожевую собаку? – робко спросила Анна Карла.

– Ах, собаку? – прорычала синьора Табуссо, яростно дергая поводок. – Мой Чин – прекрасная собака, но трус. Мне его приходится держать в доме, не то эти дикари однажды возьмут и сожрут его с потрохами. Я было купила немецкую овчарку, но неделю спустя пришлось ее продать. Чин у меня ревнивый. Он терпеть ее не мог да к тому же боялся. Я повсюду расставила столбики с надписями: «Берегитесь, в доме злая собака», «Осторожно, собака», «Пес может вас покусать». – Она остановилась и грустно покачала головой. – Где там – никто не поверил!

Они повернули на виа Бертоле. Анна Карла собиралась сделать кое-какие покупки, но теперь, только чтобы избавиться от синьоры Табуссо, решила ехать прямо домой. Проклиная ее про себя, она направилась к машине.

– Знаете, днем у них еще хватает совести, чтобы уйти, когда я появляюсь на лугу. А ночью!.. Скажите, что мне делать, ведь приближается лето?

Анна Карла ничего ей не ответила.

– Если я в них пальну дробью с балкона, меня упекут в тюрьму. Честные люди должны безропотно сносить любые беззакония и даже защищаться не имеют права. А если я отправлюсь, так сказать, в ночную карательную экспедицию, вооружившись фонарем и дубинкой, то рискую получить удар ножом в живот. Знаете, эти типы не шутят.

– Но кто же забирается на ваш луг? Влюбленные? Молодожены? – имела неосторожность спросить Анна Карла.

Синьора Табуссо захохотала.

– Влюбленные! Что ж, назовем их влюбленными! – с едким сарказмом воскликнула она. – Так знайте же, ко мне стекаются все проститутки южного Турина. Мой луг – клуб отборных шлюх.

Анна Карла готова была откусить себе язык: угораздило же ее поддержать разговор, когда до машины оставалось каких-нибудь двадцать шагов.

– А вы знаете, дорогая синьора, чем я занимаюсь по утрам? – не унималась синьора Табуссо. – Собираю на лугу обильный урожай презервативов! Приходите и сами убедитесь. Знаете, что я однажды сделаю? Соберу все презервативы в мешок и отправлю в Полицию нравов! Надеюсь, хоть тогда эти бездельники проснутся. Разве не прямая их обязанность бороться с подобными гнусностями. Они должны приехать, устроить облаву на этих шлюх и потом судить их за безнравственное поведение в общественном месте!

– Но луг ведь не общественное место, а частная собственность, не так ли? – со злорадством заметила Анна Карла.

На миг синьора Табуссо растерялась, однако сразу нашлась.

– Прелюбодеяние всегда было частным делом, – с тонкой улыбкой сказала она. – А теперь и в кино, и в газетах такое показывают и печатают! Но я остаюсь при своем мнении. Это бесстыдство и наглый разврат разрушают общество, а полиция…

Внезапно она умолкла и застыла на месте, широко раскрыв рот. У Анны Карлы засосало под ложечкой. Сейчас синьора Табуссо без чувств рухнет в мои объятия, с ужасом подумала она.

– Синьора, где ваша машина? – прохрипела вдова Табуссо.

– Там, вон там. «Мини-моррис», – пролепетала Анна Карла.

Она лихорадочно принялась искать в сумочке ключи от машины. Собака, куда я потом дену собаку, замирая от страха, подумала она и с надеждой обратила свои взоры на аптеку на углу улицы.

Но тут из горла синьоры Табуссо вырвался хриплый вопль. Она бросилась к голубому «мини-моррису», сорвала со смотрового стекла лист бумаги и стала им потрясать.

– Что я вам говорила! – торжествовала она. – Что я говорила!

К стеклам всех машин, стоявших в ряд, были приклеены белые листки – извещение о штрафе.

Анна Карла, вздохнувшая было с облегчением, и сама ощутила вдруг досаду и даже гнев.

Нет, не из-за жалкой тысячи лир! Она живо представила себе, как подленький человек старательно приклеивает квитанции, не дожидаясь владельцев машин, которые могли бы как-то оправдаться, привести свои доводы.

На плечо ей опустилась рука синьоры Табуссо.

– Вашу квитанцию я возьму с собой, – сказала она, кладя листок в сумочку. – Отдам ее моему приятелю из дорожной полиции, и он все уладит. Так что не волнуйтесь.

Анна Карла вдруг ощутила к ней огромную признательность.

– Что вы, что вы, – запротестовала она, нерешительно протягивая руку к сумочке синьоры Табуссо. – Такое с каждым случается.

– Поймите, мы должны помогать друг другу, бороться вместе, дорогая синьора. Мы с вами в одной лодке.

– Нет-нет, это несправедливо, чтобы вы, синьора Табуссо, тратили силы на…

– Ошибаетесь, синьора. Ну а справедливо, по-вашему, что я должна наслаждаться ночными концертами, предоставлять свой луг во власть преступников, а полиция тем временем думает лишь о штрафах?

– Разумеется, несправедливо, но вы… Мне не хотелось бы, чтобы вы тратили время на…

– Мне это доставит удовольствие. Утешение, понятно, небольшое, но все же утешение. И если вас снова оштрафуют, немедленно звоните мне. К счастью, и среди дорожных полицейских есть порядочные люди… Во всяком случае, чтобы вы напрасно не беспокоились, я вам сегодня вечером позвоню.

Синьора Табуссо крепко сжала руку Анны Карлы. Только теперь Анна Карла поняла, что по собственной вине попала в ловушку. И все потому, что она слишком эмоциональна. Сначала возмутилась поведением бедняги Джанни, а потом расчувствовалась из-за пустяковой услуги этой синьоры. Перспектива частого общения с этой женщиной не на шутку испугала Анну Карлу.

– Спасибо, не знаю даже, как вас благодарить, – пробормотала она.

Надо как можно скорее оказать ей какую-нибудь услугу, любой ценой, лишь бы не остаться перед ней в долгу, подумала Анна Карла. Она в панике посмотрела на часы.

– Я знаю одного полицейского комиссара, – со смущенной улыбкой сказала она. – Если хотите, могу поговорить с ним о вашем луге.

Синьора Табуссо отнеслась к ее предложению скептически.

– Он из Полиции нравов?

– Честно говоря, не знаю, – сказала Анна Карла.

– Ведь если он не оттуда… Как его фамилия?

– Сантамария.

– Южанин, кукурузник?

– Собственно, я и этого не знаю, – невольно покраснев и запинаясь, сказала Анна Карла. – Я с ним вообще-то ни разу не встречалась, но сегодня увижусь на ужине у друзей и тогда… Вероятно, толку от этого будет мало. Но если хотите, я могла бы обрисовать ему ваше бедственное положение.

– Спасибо. Расскажите ему откровенно, без умолчаний, как обстоят дела. Ведь я могу в любой момент предоставить какие угодно доказательства… А если он любезно согласится заглянуть ко мне в «часы пик»…

Она захохотала во все горло и лукаво подмигнула Анне Карле.

– Хорошо, – сказала Анна Карла, открывая дверцу машины. – Попытаюсь вам помочь.

– Буду надеяться. Но я, знаете ли, взяла себе за правило не строить иллюзий. Мы живем с вами в гнусном мире, дорогая синьора, в очень гнусном мире! – На секунду синьора Табуссо умолкла. Но сразу нашла, на кого еще излить желчь. – Все эти забастовки, грабежи, девицы, которые убегают из дому! А убийства? Помните, как расправились с несчастным посыльным из банка, когда…

Анна Карла, не дослушав, юркнула в машину, включила мотор. Чтобы как-то сгладить свою невежливость, она одарила синьору Табуссо ослепительной улыбкой.

– Благодарю вас, синьора Табуссо.

– Нет, это вам спасибо. Так я вам позвоню вечером или завтра утром, хорошо?

Она стояла и вместе с собакой смотрела, как машина дала задний ход и развернулась.

Не женщина, а наказание господне. Но не злая, подумала Анна Карла.

3

Нет, он вовсе не милый, не очаровательный и даже не ослепительно красивый, думала Анна Карла, глядя на Сантамарию, который беседовал с Массимо. Все эти определения к нему не подходят. Он деликатный – что правда, то правда. Пока Массимо, расхаживая по террасе, с театральными интонациями и многозначительными паузами в стиле Хичкока рассказывал ей историю убийства Гарроне, начиная с ее письма, принесенного в полицию, и кончая таинственной блондинкой с большой сумкой, Сантамария держался безукоризненно. Ни испытующих взглядов, чтобы проследить ее реакцию, ни притворного безразличия, чтобы она подумала, будто ее в чем-то подозревают. Сидел на плетеном стуле и на редкость терпеливо слушал Массимо, который, скажем откровенно, описывал случившееся самым идиотским образом. А ведь для Сантамарии это наверняка было просто очередным трудным делом, в котором он обязан разобраться. Итак, деликатный и выдержанный… Он улыбался, когда в самом деле было смешно и когда улыбаться было нечему, но Массимо жаждал увидеть на его лице улыбку. По ходу дела вносил уточнения, а значит, он человек твердый, с характером, не даст себя водить за нос, а уж в этом искусстве Массимо нет равных… И в самом конце он произнес совершенно удивительную, трогательную фразу. Развел руками и сказал ей:

– Видите, что случается в этой жизни!

Кто еще из окружающих ее людей способен всерьез сказать такую банальность? Даже консьержки произносили подобные фразы не без иронии. А вот Сантамария произнес это просто с трогательной искренностью. «Видите, что случается в этой жизни!» Только дядя Эммануэле умел иногда вот так же придать словам их изначальный смысл. Но дядя Эммануэле принадлежал к другому поколению… Кстати, сколько примерно лет этому полицейскому комиссару? Сорок, быть может, чуть больше… И, надо признаться, красивый мужчина. Тут уклончивые фразы типа «Да, недурен собой» не годятся. Нет, один из самых красивых мужчин, каких ей случалось встречать в этой жизни. Да здравствуют простые, «банальные» фразы, радостно подумала Анна Карла, пораженная этим лингвистическим чудом… Разумеется, ей пришлось принять навязанные Массимо правила игры. Она изумленно вскрикивала, таращила глаза, подносила руки ко рту – словом, вела себя, как плохая актриса немого кино. Совпадение письма с убийством, конечно, было невероятным, но, если бы она сразу поняла, что перед ней человек прямой, открытый, она бы постаралась сдержаться. А так она наверняка произвела на Сантамарию отвратительное впечатление.

Сантамария невозмутимо сидел под навесом, защищавшим его от солнца.

– Убийство как высокое искусство? – переспросил он. – Нет, ничего об этом не слыхал. Что это такое?

Ну разве можно так, в отчаянии подумала Анна Карла.

Комиссар пришел сюда по долгу службы, чтобы выяснить обстоятельства гибели гражданина, пусть и порядочной свиньи, но все-таки гражданина, а вынужден вести светскую беседу. Да еще ему приходится выслушивать теорию «изящного, эстетичного убийства».

Как грустно, что Массимо в своей словесной эквилибристике скатился к отвратительному провинциальному бахвальству.

– Прости, Массимо, но я не думаю, что господин комиссар пришел сюда слушать твои остроумные гипотезы о различных видах убийств, – решительно вмешалась она и с шумом поставила стакан с томатным соком. – Если я правильно поняла, комиссар надеется, что мы поможем ему в расследовании, дадим какие-то сведения, наведем его на след. Ведь мы хоть и плохо, но знали Гарроне. Так ведь?

Сантамария вышел из-под навеса, но не для того, чтобы принять протянутую Анной Карлой руку помощи. Наоборот, он от нее отказался.

– О нет, я вовсе не ждал, что вы мне поднесете на блюдечке разгадку преступления. Кто знает, когда и каким путем откроется истина. Я даже не могу сказать, что пришел искать убийцу.

– Вот именно, – торжествующим тоном сказал Массимо.

– Моя цель, как я уже объяснил синьору Кампи, получше разобраться в характере и привычках Гарроне. А также поискать побудительную причину, которая хоть в малой мере пролила бы свет на личность убитого и, скажем так, на обстоятельства его трагической гибели. Мое расследование не ограничено определенными рамками. К тому же гипотезы господина…

– Де Кинси, – шепотом, ненавязчиво подсказал Массимо.

– …представляются мне весьма любопытными.

Мужчины всегда поддерживают друг друга. Выступают единым фронтом. А тебе, глупой гусыне, так и надо – не лезь. А может, этот Сантамария тоже?.. Нет, исключено. За час беседы она бы заметила. С виду он, наоборот, очень сексуален и мужествен. Настоящий мужчина. Но когда надо поставить на место женщину, мужчины всегда находят общий язык.

Анна Карла решила, что неплохо бы разбить альянс Сицилии и Пьемонта.

– Собственно, я только хотела… – с притворным смущением пролепетала она, прервалась на полуслове и умоляюще посмотрела на Сантамарию и Массимо.

– Не сомневаюсь, что у тебя были самые лучшие намерения, – великодушно пришел ей на помощь Массимо. – Но уверяю тебя, синьор комиссар и сам прекрасно знает, чего он добивается.

– Конечно, конечно, – еле слышно отозвалась Анна Карла. – Но поскольку господин комиссар твой гость… я, чтобы облегчить его задачу…

Массимо выпрямился на стуле.

– Иными словами, – выпалила Анна Карла, – я предположила, что комиссару неприятно брать быка за рога.

– Какой бык, какие рога? – накинулся на нее Массимо.

– Но ведь мы с тобой, Массимо, тоже в числе подозреваемых, не правда ли? И поэтому господин комиссар, наверно, задает себе вопрос, есть ли у нас алиби на тот вечер. Не это ли вы хотели бы узнать в первую очередь? – обратилась она к Сантамарии.

Что на нее вдруг нашло, на эту сумасшедшую, изумился Массимо. До сих пор она держалась превосходно и, казалось, сразу поняла, какую я веду игру. Выходит, она ровным счетом ничего не соображает. Кого она собиралась поразить своей вызывающей откровенностью? С таким опытным человеком, как Сантамария, детские хитрости не проходят.

Сантамария, естественно, сразу же запротестовал, изобразив мнимое смущение.

– Ну что вы, что вы, синьора! Ручаюсь вам… поверьте мне на слово… синьор Кампи был столь любезен… Видите ли, я хотел, если так можно выразиться, с вами посоветоваться… Ведь вы люди умные, опытные.

Но Анна Карла упрямо гнула свою линию.

– Тем более! Советчик должен быть вне подозрений. Это – первое и непременное условие. Я не специалист в области уголовных расследований, но мне кажется…

Она собирается еще и учить его, как вести расследование! Массимо внезапно вскочил, ударившись лбом о край тента.

– Ты куда? – грозно спросила Анна Карла.

– Спасаюсь бегством, – ответил Массимо. – На террасе дышать нечем. Он повернулся к Сантамарии: – Простите, я схожу на минуту посмотреть, как там Роза справляется с обедом.

Роза – служанка и повариха – была превосходным кулинаром, кухонной царицей и могла молниеносно «из ничего» приготовить отличную еду даже для нежданных гостей.

Еще немного, подумал Массимо, освежая лицо холодной водой, и я бы ее поколотил, эту Анну Карлу. Он привык к эксцентричности Анны Карлы, ему даже правилась ее живость и непосредственность. Но всему есть предел. Впервые в жизни увидела полицейского комиссара и сразу ринулась к нему с криком: «Я тоже все умею и понимаю». Какая инфантильность! Сантамария следовал своей испытанной системе, действовал неторопливо, как это свойственно южанам. К допросу в полном смысле слова подходил издалека: попивая «кампари» с содовой, он с удовольствием беседовал о Де Кинси, о немотивированном убийстве и тому подобном. А эта фанатичная особа в мини принуждает его вести себя, как агенты ФБР. А может, она проявляет такое рвение, потому что Сантамария ей просто понравился? – подумал Массимо, вытирая лицо полотенцем. Он зло усмехнулся. Быстро же она меняет свои привязанности. Массимо заглянул на кухню к Розе и поспешно вернулся на террасу.

– Обед будет готов через две минуты, – объявил он.

Он сел и стал ждать, как развернутся события.

– О нет, вы счастливый человек! – не унималась Анна Карла. – В вашем мире белое не называют черным, а ложь – истиной.

– Ну, не всегда, – попытался сдержать ее порыв Сантамария.

– Не спорьте. У вас все определенно и четко: либо этот человек ограбил владельца бензоколонки, либо не ограбил. Вы живете в реальном мире, в мире фактов.

Да, Сантамария ей нравится, и даже очень. Солидный, положительный человек, который верит только фактам и слыхом не слыхал ни о Де Кинси, ни о прочей ерунде. Настоящий мужчина, к тому же хорошо воспитанный. Ведь он сегодня предусмотрительно оставил дома и кольт, и сверкающую звездочку шерифа. На миг наивность и доверчивость Анны Карлы растрогали Массимо. Но он подумал о том, к каким неприятным последствиям может привести это новое увлечение его ветреной приятельницы, и решил прервать вестерн.

– Кстати, о правде, – сказал он тоном преподавателя средней школы. – Я вспомнил изящный парадокс Оскара Уайльда.

При одном упоминании об этом писателе-декаденте, вышедшем из моды, Анна Карла стремительно повернулась к нему, словно увидела в зарослях кактусов гремучую змею.

– «Если человек упорно говорит правду, его рано или поздно разоблачат», – процитировал Массимо.

Сантамария весело рассмеялся. Анна Карла, снова очутившись перед несокрушимым сообществом мужчин, поглядела на них с ненавистью.

– Но ты-то, Массимо, сказал правду? – прошипела она.

– О чем?

– О твоем алиби.

Опять она с этим алиби, возмутился про себя Массимо.

– Нечего сказать, хороший же ты друг, Анна Карла. Допустим, я действительно тот самый…

– Но у синьора Кампи есть алиби, – прервал его Сантамария. – Он упомянул об этом во время нашего первого разговора.

Массимо удивленно посмотрел на него.

– Разве?

– Да. Вчера вы мне сказали, что провели вечер на вилле у своих родных.

– Теперь понимаешь, как нам, людям ни в чем не повинным, легко себя скомпрометировать? Я говорил об этом без всякой задней мысли. Уж во всяком случае, не для того, чтобы доказать свое алиби.

– Разумеется. Но, увы, в силу профессиональной привычки мы каждому слову придаем свое значение, – как бы извиняясь, признал Сантамария.

Еще притворяется, будто сожалеет об этом, неприязненно подумал Массимо.

– Вот именно, с вами нужно всегда быть начеку, – сказал он вслух. – Вы, очевидно, отправитесь к моим, если уже не были там, и со всеми необходимыми предосторожностями расспросите прислугу. И в конце концов узнаете, что я в тот вечер и вправду ужинал на вилле, но уехал, когда еще десяти не было. Таким образом, мои слова обернутся против меня, и ваши подозрения лишь возрастут.

– Настоящий полицейский возразил бы – если только у вас нет еще одного алиби вплоть до полуночи. Но я этого делать не стану. И признаюсь откровенно – из расчета, – Сантамария допил свой «кампари», который стал отвратительно теплым, и с подкупающей искренностью добавил: – Я тоже хочу сказать вам правду, синьор Кампи. Для меня вовсе не главное получить от вас алиби, поскольку это приведет к утрате взаимного доверия и сердечности, которые для расследования совершенно необходимы. Такая цена за алиби слишком высока, и сделка будет невыгодной, не так ли?

Он готов даже приложить руку к сердцу, этот комедиант. А она не сводит глаз со своего сурового и честного героя и упивается каждым его словом, со злобой подумал Массимо.

– Я вас прекрасно понимаю, дорогой комиссар. Но поверьте, для меня не составит труда…

– Нет-нет, я не хочу больше и слышать об алиби и вообще о том вечере. И о вашем алиби, синьора, тоже. Право, оставим эту тему.

Анна Карла засмеялась серебристым смехом.

– Признаюсь, у меня нет алиби, господин комиссар. Впрочем, вам наверняка все сообщили мои мстительные слуги, которых я уволила. Мой муж ужинал в ресторане со шведами, а я после небольшой драматической сцены увольнения – это было часов в девять – отправилась перекусить в «Мулассано», а затем – в кино. Одна. Я никого не встретила, и никто меня не видел. Так что я перед вами, если можно так выразиться, совсем раздетая.

Не совсем, но достаточно, чтобы привести мужчину в замешательство, подумал Сантамария, снова бросив взгляд на короткое летнее платье синьоры Дозио.

Перед ним, словно купальщица на пляже, не сидела, а, скорее, полулежала очень милая и красивая женщина, проявлявшая к нему явный интерес. Но это прекрасное тело не вызывало у него ни желания, ни даже приятного волнения. Быть может, потому что отвлекало его, мешало расследованию. А главное, его понятия о том, как надо себя вести в присутствии настоящей синьоры, остались неизменными, несмотря на долгие годы службы на севере. В том, как она полулежала, поджав под себя длинные загорелые ноги, не было и капли вызывающего бесстыдства, и это лишь усиливало его симпатию к ней. А у него и без любовных приключений забот хватает.

– В каком ты была кинотеатре? Какой показывали фильм? – с кислым видом спросил Массимо.

– В «Арти». А фильм назывался «Бич», – парировала она. Массимо криво усмехнулся.

Между ними тоже возникли какие-то сложности, подумал Сантамария. Массимо Кампи, по-видимому, «нагота» приятельницы нисколько не волновала. Скорее всего, их дружба носит чисто интеллектуальный характер. Конечно, знакомы они давно, но похоже, что Массимо Кампи… Тут Сантамария снова отчетливо вспомнил, как синьор Массимо стоял возле префектуры и по-особому смотрел на молодых, мускулистых дорожных рабочих, которые рыли траншею.

Теперь попятно, почему он скрывает, где был в тот вечер после десяти и почему с радостью ухватился за «спасательный круг» – беседу в атмосфере взаимного доверия. Не мог же он, бедняга, утверждать, что не хотел бы повредить репутации синьоры, если речь шла о молодом человеке. Впрочем, искать его «друга» среди юнцов Лунгобары вряд ли стоит. Скорее, это тот, о котором он просил. Как уж его зовут?.. Ривьера… Ривера?.. Во всяком случае, у таксиста, который вез Массимо с виллы на холме в город, нетрудно будет узнать, где он сошел. Однако и здесь следует соблюдать осторожность и такт. Сантамария решил, что непременно поговорит с таксистом, а заодно найдет способ показать синьору Дозио землемеру Баукьеро. Она тоже высокая блондинка, хотя на этом сходство с таинственной незнакомкой кончается. Правда, с помощью грима, в широком непромокаемом плаще… так что кто знает!.. К комиссару Сантамарии вернулось прежнее хладнокровие, и он сразу приободрился. В какой-то момент он заметил, что Массимо и Анна Карла враждебно молчат. Наконец Анна Карла проронила: