Текст книги "Свето-Тень (СИ)"
Автор книги: Карина Вран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Право, я ощущаю себя полной дурой с ним рядом. Вся эта заумь, утомляющая меня, очевидно, несет в себе глубокий смысл, но от раскрытия его я зачастую дальше, чем стрекоза от ядра галактики.
И самое обидное, что призрак преспокойнейше читает мои мысли, и непонимание мое для него не тайна.
– Ты поймешь. Позднее. Избито звучит, но так будет. Эта встреча – последняя, а несказанного много, потому – запоминай.
– Последняя?.. Почему? – я поистине озадачена. Я к нему… привыкла.
– Так было предначертано. Как только ты ступишь на путь Тени, дальнейшее перестанет требовать моего вмешательства, более того, оно может помешать тебе.
– И ты подталкивал меня… Предложение Силы, предсказание Дайр'Коонов… Тень укроет лик ее – ты это имел ввиду, когда воскликнул: "Свершилось!" – верно?
– Ты лишь в начале пути. Наступит день, когда и эта часть предсказания исполнится. Но время – пыль, и наше разлетается по ветру. Если у тебя есть вопросы ко мне, задавай. Иной возможности не будет.
Я ощутила вдруг, как приливная волна событий, несшая меня вопреки моей воле, разбивает меня о борт проходящего судна. И – пеной морскою – я растекаюсь навстречу своей судьбе.
Только б не забыть, что "Русалочка" – грустная сказка…
– Однажды ты говорил о людях, ищущих власти, могущества и богатства, и что мало кто ищет знания. Мне еще тогда хотелось спросить, неужели никто не просил любви или счастья?
– Очень точно: любви ИЛИ счастья.
Короткий, немного грустный смешок слышится из-под капюшона.
– Оговорка. Не придирайся, пожалуйста.
– Я лишь подметил правильность формулировки, любовь и долговременное счастье, увы, несовместимы. О тех же, кто их ищет – не утверждаю, что таковых нет, но мне они не снились.
Киваю. А если и снились, то перспективы власти или денег перевешивали эфемерное счастье.
– Ты становишься все циничнее, – замечает призрак.
Моя очередь грустно усмехаться.
– Позволишь еще вопрос?
– Да.
– Криоги знают о Дайр'Коонах? О том, что они есть на самом деле?
– Уверяю тебя, нет. В столкновении криогов и людей симпатии Дайр'Коонов на стороне человечества, однако они против уничтожения Оплота Кри, как расы. Они во всем стремятся к равновесию. Но могу тебе сообщить, что ты не первая узнаешь природу Дайр'Коонов. До тебя было еще двое.
– Кто?
– Один – живущий поныне маг, другой был Императором.
Его имя почти срывается с моих губ, ведь я знаю, что Брендон общался с навязчивым демоном, но застревает в горле. Прошедшее время… История Империи не знала случая, чтобы ее властитель оставлял пост раньше смерти. Раз Император был, значит, он мертв. Только не Брендон…
– Им был Гектор Атир.
Порыв ветра совпадает с моим вздохом облегчения. Сэр Гектор, объединивший человечество, победивший криогов в прошлой войне, знал о Дайр'Коонах. И он же отдал приказ уничтожить Землю. Как могли допустить такое Дайр'Кооны?!
– Гектор противился. Он роптал всей душой против разрушения пра-родины людей, даже зная, что это убережет миллиарды его сограждан на живых планетах. Он не соглашался, пока Дайр'Кооны не приказали ему.
Мне кажется, что одна из скал рухнула на меня. Разве может быть правдой, что…
– КАК?!
– Технически, я не знаю подробностей. Они предпочли скрыть их по соображениям морали.
– Но зачем?
– Прибавишь толику эмоций, и твой сон прервется, а мне многое хотелось бы тебе передать. Землю до?лжно было разрушить, дабы появилась ты, Дочь Боли.
Я опускаюсь прямо на камни. Спокойствие, только спокойствие… Испытать шок от услышанного можно и нужно позднее, сейчас нельзя выпадать из сна…
– Итак, пока ты здесь. Нападение криогов на Империю начнется раньше намеченного срока, и первый удар придется на Македонию.
– Ох… Это я спровоцировала их…
– Речь о визите в туманность Тарантул? Не вини себя, там сошлось много факторов. В любом случае, не будь тебя и твоих действий, Империя и не догадывалась бы о самой возможности нападения Оплота Кри.
– И все же…
– Сгоревшие в костре дрова не распустят листьев по весне.
– Мои слова.
– Уже мои, – в тумане, заменяющем лицо, чудится улыбка.
– Ладно. Оставь себе.
– Благодарю. Еще пара известий. Первое: с транспортника, летевшего к Бетельгейзе, совершил побег один из заключенных. Не без помощи, разумеется. Конкретнее, сбежал осужденный Гейзел, лишенный титула Лорда и должности проконсула Македонии.
– Хм. Ничего другого от этого навозного жука и не стоило ожидать, жаль, не пристрелила его на Совете. Побоялась забрызгать кровью прелестные гобелены. Его побег и резкая активность криогов как-либо связаны?
– То, что находится внизу, подобно находящемуся наверху и обратно, то, что находится наверху, подобно находящемуся внизу, ради выполнения чуда единства [17]17
Изумрудная Скрижаль, документ, по легенде оставленный на пластине из изумруда Гермесом Трисмегистом.
[Закрыть].
Последняя струна арфы моего терпения лопается, морщусь от визжащего эха в ушах.
– Хватит с меня твоих маразматических откровений!
– Это – Изумрудная Скрижаль. Стыдно с твоим образованием не знать таких памятников, и их толкований. Запомни: все, что случается в этом лучшем из миров, имеет связь. Хотя оккультисты дают кардинально иную трактовку, тебе достаточно знать мое представление.
Смиряюсь, не переставая скрежетать зубами, но истерика откладывается до лучших времен, как и посыпание головы пеплом.
Видение начинает дрожать.
– Я просыпаюсь, – констатирую предельно лаконично.
– Вижу. Последнее: прежде, чем направиться к людям и разрезать грейпфрут, посети Дайр'Коонов. Они сумеют направить тебя по наилучшему пути, хотя бы на первых порах.
Не представляю, как добраться до другой планеты с атмосферой, богатой сероводородом, не на спутнике же, он для космических перелетов не предназначен, но о таких нюансах можно и наяву поразмыслить…
– У тебя есть Тень, не забывай.
Призрак бледнеет. А ведь я не сказала ему самого важного…
– Спасибо! Я еще увижу тебя? – спрашивая, сознаю: этому не бывать.
– Наверняка.
Туман под капюшоном складывается в улыбку. На этот раз – точно.
Видение выцветает на глазах, блекнет даже черный плащ демона, зовущего себя Предначертанием.
– Прощай, – произношу я, не чувствуя губ. – И спасибо за все.
Он кивает, принимая благодарность, насколько я могу судить в ускользающем образе.
– Прощай, дочка.
Света нет. Его придумали наивные человечишки, никогда не ведавшие единения с мерцающей синью. Есть лишь мутноватый полумрак, приятно трущийся к коже.
Что-то кошачье кроется в нем.
Поток уничтожен. И вместе с тем – он здесь. Теперь я – поток.
Первое желание: разнести тюрьму-спутник вдребезги. Я усмехнулась. Легкие пути, как известно, легки лишь в силу своей объективной глупости. Тень направится иной дорогой, извилистой дорогой к солнцу.
"У тебя есть Тень", – в последние секунды ускользающего сна подсказал мне призрак. Тень, как способ вырваться из заключения, не ставя в известность наблюдающих за мною, способ неожиданный и доселе не применявшийся.
На Консуле I, в относительно спокойный период, предшествовавший инаугурации, я прочла несколько десятков увесистых фолиантов о магии и возможностях применения двух Сил: светлой и темной, перемежая чтение с уроками Тайли. Образно выражаясь, с практическими занятиями. Позднее и на "Страннике" я коротала время полета с трудами того же рода. Вот где мне пригодилось феноменальное скорочтение, не раз ставившее в тупик преподавателей, и несказанно помогавшее подготовится к экзамену за одну ночь, перед этим весь семестр не подозревая, какого цвета учебник и вся сопутствующая литература.
Ни в одной из проштудированных книг не упоминалось ничего, хотя бы отдаленно напоминающего фокус, что я задумала. Улыбка прочно обосновалась на моем исхудавшем лице.
Я дышала глубоко и неспешно, каждый вдох отзывался изумительным ощущением уверенности. Разница между этой Силой и той, что служила мне прежде, была заметна даже физически. Сердце стучало гулко, напористо, не было чувства полета, легкость птичьих крыльев не пронизывала пальцы, яркие искры не сверкали перед глазами, всего этого не знала слившаяся с полумраком душа. Но были – глубина чувств и мощь, разливающаяся по венам.
Уселась на жестком ложе. Свесив ноги, нащупала холодную плоскость пола. Творить, задействуя Силу тьмы, непросто, а в случае малейшей оплошности – чревато, потому я сосредоточилась, приводя себя в состояние, близкое к трансу.
Образ будущего творения высветился сам собой. Идея до такой степени привлекла меня, что я, не сдержавшись, захлопала в ладоши. И плевать, что это по-детски!
Соорудив хилое подобие кулачка, я легонько подула в углубление между большим и указательным пальцами. Очень скоро ладошку деликатно пощекотали, и я аккуратно разжала пальцы. Источником щекотки оказалась ворсистая желто-черная лапка, наряду с семью такими же конечностями переходящая в мохнатое черное тельце очаровательного паучка. Сам красавчик постепенно увеличивался в размерах, занимая уже все пространство ладони.
Я перестала вливать в него Силу, сочтя переданное достаточным, и невольно залюбовалась результатом своих усилий. Паучок заметил оказываемое ему внимание, и закрутился, демонстрируя себя с разных сторон, как опытный и популярный манекенщик. Шелковистые касания изящных конечностей интимно ласкали кожу.
– Вот как можно не любить, а тем паче бояться пауков? Разве они не умилительны? – глубокомысленно изрекла я критику в адрес противников членистоногих, поглаживая брюшко полосатого творения. Паук явно млел от восторга. – Беги, малыш, – добавила я, слегка подталкивая пушистого. Ласки ласками, а пауку еще предстоит долгий, кропотливый труд.
Мой маленький союзник спрыгнул с руки на край постели, а затем с ложа на пол. Дважды оббежав мои стопы, он остановился с той стороны, в которую уходила моя угловатая тень.
Почти невесомые желто-черные лапки неожиданно громко затопали на одном месте, и арахноид принялся за работу. Он начал ткать паутину.
Надрывно и торжественно выводили скрипки мелодию «Серебра» в его акустической версии, даруя желание соскочить с места и зайтись в ликующей пляске. Музыка звучит, однако, не из приемника, невесть откуда взявшегося на спутнике – неоткуда ему браться – и даже не в ушах, а прямо из памяти, из беспечных и радостных дней.
Я не вернусь,
Так говорил когда-то
И туман,
Глотал мои слова,
И превращал их в воду [18]18
Группа Би-2, «Серебро».
[Закрыть]…
Перелистнув обратно страничку воспоминаний, всплыл клубящийся туман из угрюмого ущелья, из-под капюшона призрака, назвавшего меня дочкой… Настойчивей заплакали скрипки.
Мой взгляд скользил по кособоким буковкам лежащей на коленях рукописи. По строкам, несущим в себе пережитые чувства… Нижние страницы пусты, им только предстоит впитать в себя отголоски страстей и событий.
Чарующая мелодия мягко увлекала меня в мир сладких грез, столь далекий от неприглядной реальности, и я позволила себе поддаться элегическому порыву. Никаких планов, никаких раздумий – одна незамутненная музыка.
Наверное, я ненадолго задремала, а звенящая метель из радости и скрипок замела следы в серый мирок. Очнулась внезапно, от острого, но приятного импульса паучка. Для его работы требовалось, чтобы я оставалась в сознании.
– Спасибо, золотце, – прошептала я. – Это именно то, что было нужно. Больше никто не дрыхнет.
Я легонько зевнула и расправила плечи, разгоняя застоявшуюся кровь. Сейчас бы чашечку кофе со сливками, и чего-нибудь сладенького к нему, скажем, птичьего молока в шоколаде… От приземисто-бытовых мечтаний оторвал меня знакомый шорох. Ах да, я же не отложила рукопись, она так и осталась под рукой. И сейчас она выглядит… неестественно, хотя лист, загнутый поверх других, чист, как и до моей отключки…
Отделяя этот листок от стопки, поднесла к глазам – с моей близорукостью иначе нельзя. Аномальность прояснилась: в отличие от остальных гладких страниц, эта вся пошкрябана, как покрытие на сковороде после металлической щетки.
– Чем это я его? – спросила я, обращаясь к паучку.
Он оторвался от шелковой нити, пошевелил одной из ножек. Жаль, конечно, что я не могу наделить его даром речи, но, если вдуматься, выходить в свет с большим говорящим пауком даже для меня было бы чересчур эпатажно.
Я вгляделась повнимательнее в искореженную поверхность листа, сопоставила со знаком паука, и прозрела. Страница испещрена штрихами, нанесенными ногтем. Исходя из того, что в помещении, кроме меня и членистоногого, никого не было, следует вывод: черточки наносились моим ногтем.
Хм. Послание самой себе из подсознания? Воздействие извне на мою волю? Порча листа выглядела до безобразия странно, и побуждала к выяснению причин. Поколебавшись буквально мгновение, я подула на страничку, присоединяя к обычному дыханию частицу Силы.
Чуть различимые вдавленные штрихи поднялись, набрали ежевичного цвета и опустились на лист, образуя…. рисунок. Я охнула, едва не выпустила страницу из пальцев, спохватившись в последний миг, что без контакта с моей кожей краска пропадет, и рисунок снова станет комбинацией невидимых штрихов, на этот раз без возможности их выцветить.
Рисунок… портрет… смотрел мимо меня глазами Брендона. Ничего не выражающими глазами.
Две глубокие морщины пролегли по высокому умному лбу, как и в тот последний день, когда я была рядом с ним. Щеки, кажется, чуть ввалились. Надо думать, не от плохого питания… Весь облик его излучал усталость, замешанную на грусти.
Печальнее всего пустые, безжизненные глаза. Глядящие, но не видящие.
Я вздрогнула. От листа ощутимо веяло холодом, как из промозглого склепа с давно разложившимися трупами. Живо представился Брендон, спящий беспробудным сном в гробу без крышки, накрытый куском дерюги, из-под которой виднеется обрубок руки хозяина склепа, решившей обогреться живым теплом.
Ком в горле пришлось сглотнуть.
Мне, юной, впечатлительной особе, подобные вещи представлять противопоказано. Слишком глубоко погружаюсь в представленное, вплоть до трупного запаха.
Проморгавшись до полного уничтожения образа, я выдохнула. Похоже, пока мое воображение баловалось с могильной атрибутикой, легкие решили бросить дышать. Однако, шутки в сторону, с Брендоном определенно что-то не так. Если не смотреть в неживые портретные глаза, кошмары не мерещатся, но ощущение безысходности так же пронизывает до самого нутра. Аритмично стучащее сердце не лжет – Брендон в беде.
– Узри ты его, и волнение и прочие человеческие эмоции захлестнули б тебя с головой, – повторила я вполголоса давешние слова призрака. – Все верно. Увидела. Эмоции – как пена из пивной бутылки.
Кидаться вырывать любимого из цепких когтистых лап фурий ада – идея не из разряда блестящих. Нет, родная, так дело не пойдет, прав был дух, утверждая, что ты не готова. Брендон – не мальчишка из подворотни, он Император, его защита – лучшая в пределах известной Вселенной, да и бросаться в львиную пасть, не имея отравленного дротика – удел храбрецов и самоубийц.
А у меня нет права на ошибку.
Мой писчий материал не горит. Если подразумевать обычный огонь… Вызывая витую свечу цвета слоновой кости, я очень старалась не плакать. Фиолетовый магический огонек жадно соскочил с фитиля на листок…
От него почти не осталось пепла. Ту же малость, что ссыпалась на постель, я смахнула на пол, в противоположную от почти сплетенной паутины сторону…
Я не умею рисовать. Эта единственная мысль преследовала меня с момента сожжения портрета. Попроси меня изобразить домик на разлинованном листе простым карандашом, и в лучшем случае выйдет перекошенная неказистая сараюшка, денно и нощно мечтающая развалиться на запчасти. Уж промолчу про несчастные окошки и двери, изогнутые под невозможными углами, и давно съехавшую крышу. Крыша домишки съезжает ровно вслед за крышей пыхтящего от усердия, с позволения сказать, художника.
В школьную пору учителя, хватаясь за сердце и отводя взгляд от журнала, на ощупь выцарапывали напротив фамилии Калинина четверки по черчению и рисованию, после продолжительной беседы с директором, втолковывавшего им, что куриные лапки, данные мне природой, отнюдь не повод портить аттестат почти что отличницы. Хорошие ученики, как известно, являются плюсом к реноме образовательного заведения. Сохраняя равномерную перекошенность лиц, учителя соглашались с доводами, и настойчиво просили меня лишить их занятия своего присутствия. Надо заметить, долго упрашивать не приходилось.
Иными словами, в моем лице мир обрел абсолютную художественную бездарность. Но нацарапанный лик Брендона убеждал в обратном! Маловероятно, чтобы глубоко скрытый и надежно заколоченный талант проявился столь своевременно…
Вот уж где повод задуматься!
– Я назову тебя Ах, – тоном, не терпящим возражений, заявила я паучку. Выслушав мою реплику, паук не умер от эйфории и не утрудился симулировать восхищение. – Ты огорчен? Ну извини, ничего оригинальнее не придумалось.
Сказанное было чистейшей правдой, омытой родниковой водой искренности. Кроме предания о талантливой ткачиха Арахне, победившей саму Афину в соревновании по соответствующему профилю, в голову не пришло ничего подходящего. А так как Арахна – имя однозначно женское, и переделать его в мужское оказалось затруднительно, пришлось прибегнуть к сокращению.
Получившееся имечко лично мне нравилось, почти не отдавало плагиатом, и могло свидетельствовать о тонкой душевной организации называющего. Паук с именем Ах способен вызвать милую, не обойденную пафосом, ассоциацию с томной дамочкой, изящно закатывающей глаза при виде членистоногого и аккуратно оседающей в глубокий обморок на что-нибудь мягкое. В идеале – на руки пылкого поклонника.
К слову о душевной организации, как раз настало время ей покинуть бренное тело. Сложные глаза Аха выразили нежелание впрыскивать в хозяйку яд.
– Оптимистичнее, друг мой. Из того, что умирает, может возродиться нечто лучшее. И вообще, темноокая девушка в белом – моя старинная приятельница, нам есть, о чем поболтать за заточкой косы.
Убеждая наивное существо, я поднесла ладонь к основанию паутины, где он восседал, как ястреб на скале над обрывом. Хорошо, однако, что полученной мной Силы было просто чудовищно много, и наложить вуаль одновзглядности на Аха, его паутину, витую свечу на ладони и даже на сгорающий портрет было легче легкого. Никто, кроме меня, не мог увидеть их, пока продолжалось действие вуали.
Ах за время моих размышлений вскарабкался на мою ладонь и теперь нежно касался конечностью запястья.
– Давай уже, зачем тебе иначе даны хелицеры? – подбодрила я нерешительного малыша.
Укуса я не почувствовала. Зато успела различить плывущим зрением, как Ах обернулся маленькой серебряной копией себя, и мои цепенеющие пальцы крепко сжали фигурку.
Затем по паутинной дороге вниз скользнула сиреневатая полупрозрачная тряпка-душа…
Тень своенравна. Она не лучшее вместилище для сознания и священной души, зато ей доступно много больше, чем хрупкому телу. Она не нуждается в воздухе, день и ночь для нее равнозначны, и воспринимаются как постоянный сумрак, перепады температуры или давления и вовсе остаются незамеченными. Тень может существовать в любой среде, хоть в жерле извергающегося вулкана, хоть в вакууме, хоть на дне океанской впадины, с равным успехом.
Сложность в том, чтобы заставить ее повиноваться. И добрые намерения – отнюдь не тот довод, которым можно добиться милости от нее.
Чтобы подчинить Тень, нужна ненависть. Непритворная, до остервенения, до скрежета зубов, разрывающих живую плоть.
Без боли – нет искупления. И всепожирающее пламя вырвалось из недр моей души, сжигая самое себя…
И тогда Тень покорилась, принимая меня.
Дорога Тени – один лишь долгий шаг. И я шагнула, прочь от своих мощей, от серебряной фигурки паукообразного, от убогости серых давящих стен.
Короткая вспышка, несколько мгновений абсолютной темноты, затем – разноцветный калейдоскоп.
Подо мной и надо мной – слои ватных облаков. Калейдоскоп же на поверку оказался телами величавых Дайр'Коонов, парящих рядом.
– Приветствую тебя, Дочь Земли, – раздался прямо в сознании уверенный голос.
– С прибытием, девушка-тень, – вторил ему другой.
Драконов пытались описать сотни, если не тысячи, раз, и ни одно из описаний не сподобилось доподлинно передать их облик. Как описать совершенство? Изящество линий, сияние чешуи, ошеломительные глаза – настоящие запруды, отражающие вспышки светил и водовороты тьмы…
Невозможно пересказать словами, что есть венец творения Вселенной.
Пока я пребывала в эмоциональном ступоре, они парили вокруг меня, едва шевеля крыльями, которые вовсе необязательны для их полета – летать Дайр'Кооны могут и на потоках Силы. Прекрасные, восхищающие, они различались окрасом и размерами. Обязательно однотонные, разных оттенков красного, темно-зеленого, почти переходящего в черный, несколько серо-стальных, и два разительно отличающиеся от всех остальных: снежно-белый и золотой, самых внушительных габаритов. Издали их вполне можно было принять за крылатые горы: одну – заснеженную от вершины до основания, другую – залитую предзакатным солнечным светом…
Чудом избегая столкновений с гигантскими собратьями, по немыслимым траекториям носилась пара резвых малышей, не крупнее пустелыги, нежно-голубой и густо-фиолетовый.
– Примите мое почтение, великие, – мысленно произнесла я. В том, что меня услышат, сомнений нет.
– Мы рады, что ты нашла короткую дорогу к нам, – услышала я уже знакомый голос. И снова за ним следовал второй.
– Мы готовились ждать дольше.
Кажется, со мной говорят только два Дайр'Коона, белый и золотой.
– Верно, девушка-тень. Мы – старейшие, и выражаем волю как тех наших соплеменников, что ты видишь, так и тех, что уже ушли.
– Другие лишь внимают тебе, во избежание путаницы.
Гуманно. Предусмотрительно и заботливо.
– Тех, что ушли?..
Неясности следует прояснять сразу, без ложного страха показаться не-умной. Дайр'Кооны во сто крат мудрее меня, а мои знания о них скупы и непоследовательны.
– Мы сообщаемся друг с другом. Когда для любого из нас наступает время уходить, он передает другим свои знания и все, что он видел.
– Таким образом ушедшие живут в нас. Их опыт, переживания. Срок нашей жизни велик, но не безграничен.
Действительно, мы и они – это люди и пуговицы. Мудрость, помноженная на опыт, возведенный в степень вечности, целиком передающиеся собратьям, гораздо эффективнее книг, которые еще и не каждый станет читать. Неудивительно, что Дайр'Кооны не общаются с людьми. О чем могут толковать волхвы и бабочки-однодневки?
– Не торопись с выводами. Чем короче жизненный путь, тем он ярче.
– Ваша история хранит людей, которые по праву могли бы считаться Дайр'Коонами.
Великие философы, поэты, ученые, исследователи, изобретатели… Конечно, все так, но уже их прямые потомки были самыми обыкновенными людьми… Хотя стоит ли сравнивать? Мы просто слишком разные, у нас нет точек соприкосновения, у глубоко материального мира людей: наши постройки, оружие, одежда, сиюминутные ценности; и у абсолютно духовного мира Дайр'Коонов. Им чужды блага цивилизации, ничто мирское не волнует их, важны лишь мысль и мудрость. Глаза, видевшие рождение звезд, блеск бриллиантов не прельстит.
– Жаль, что ты не одна из нас. Мы хотели бы внимать тебе вечно.
– Но это возможно, только когда ты рядом, ведь ты не связана с нами по крови.
Я спохватилась. Невежливо вот так уходить в дебри размышлений, когда в твои мысли вслушиваются!
– Нет-нет, девушка-тень, твои мысли прекрасны, как глоток свежего воздуха.
– Мы должны благодарить тебя, Дочь Земли.
– Призрак, зовущий себя Предначертанием, утверждал, что вы сторонитесь общения даже с ним, не говоря уже об остальных людях, – я старалась как можно четче формулировать мысль.
– Обычно так и есть. Но ты напоминаешь нам юного Дайр'Коона, или же малого. Они живут значительно меньше, но активнее.
Маленький бирюзовый истребитель в подтверждение пронесся перед носом золотого, никак не отреагировавшего на выпад дерзкой осы.
– В сущности, малых во многом можно сопоставить с людьми. Они не менее беспокойны. Но ты скорее юный Дайр'Коон, так ярки твои мысли.
– Однажды нас уже посещал человек с душой Дайр'Коона. Мы не звали его, как тебя, он пришел сам, и сам же достиг понимания нашей природы.
– Как и ты, он оперировал с обеими Силами, но по прожитым годам ровнялся молодому Дайр'Коону.
– Он прибыл так же, с помощью Тени?
– Нет, но он был защищен. Среда нашего обитания не самое подходящее для человека место.
– Он пробыл у нас немало, потому как понравился малым, и они подпитывали его защиту.
Озарение снизошло ко мне: бирюзовый малыш явно имел отношение к светлым потокам, а его фиолетовый собрат – к темным.
Фиолетовый закружил вокруг меня, задорно показывая длинный язычок.
– Как его звали? Человека, что был тут до меня?
– Мы не запоминаем людские имена, они для нас не несут смысла. Тому же, кто заслуживает нашего внимания, мы даем имя, отличающее его от других людей.
– Скорее не имя, а признак. Так ты для нас Дочь Земли, единственная из живущих, рожденная на погибшей планете. Того, что был здесь до тебя, мы звали Глядящий-сквозь-Время. Иногда его взор проникал в грядущее, и он мог разобрать узор вероятностей, из которых и состоит будущее.
– На погибшей планете?.. Не вы разве приказали ее уничтожить?
– Погибла она по вине людей. Вы выжгли все живое, и отравили саму ее сердцевину. Земля никогда не вернулась бы к прежнему обличью. Вы ведь сжигаете своих мертвецов? Так и мы, отдавая неприятный для нас приказ, только кремировали труп.
– Для нас решение не было легким. Старейшие из нас – а нас осталось лишь двое, но тогда было вшестеро больше – прожили на Земле долго, очень долго. Дайр'Кооны жили там задолго до появления человека. Но для того, чтобы из узора выплелась нужная нить, останки Земли пришлось распылить. Так решили мы, видевшие рассвет чудесной планеты, и почти все из нас ушли, не перенеся тяжести воспоминаний. Приказ наш мы оплатили сполна.
– Значит, Земля была и вашей родиной?
– Нет, девушка-тень. В начале своей жизни нам нравится путешествовать, как и людям. Наш дом здесь, у Капеллы, как вы называете эту звезду. Земля была восхитительна без людей, и многие Дайр'Кооны выбрали ее своим вторым домом.
– Мы покинули ее, когда вы начали строить свои первые города. Нам было тяжело, но старейшие – не мы, другие, мы тогда были молоды – решили, что наше присутствие на Земле повлияет на новую расу. Мы оставили Землю вам, и старались не вмешиваться в ваше развитие.
Вот где истоки многочисленных преданий о драконах, особенно распространенных у ранних культур. В каждой сказке есть ломтик правды…
Все события – это песчинки в огромных песочных часах вечности. Их много, не счесть, и каждый раз они ссыпаются по-разному, перемешиваясь, создавая немыслимые коллизии, делая невозможное вчера – обыденным послезавтра. Когда пересыпается весь песок, вечность перемещает два стеклянных конуса, заставляя песчинки сыпаться новыми волнами, где-то повторяя прежние, где-то комбинируя что-то совсем небывалое. Но при всем многообразии, количество песчинок ограничено, и рано или поздно песок пересыплется так же, как и за тысячи лет до того, и тогда Уроборос закусит свой хвост.
Дракон и человек встречались на заре цивилизации. А теперь я встречаюсь с Дайр'Коонами. Может, песчинок не так уж и много в песочных часах вечности?..
– Сейчас самое время замкнуть меньший круг, Дочь Земли. Одна из нитей прошедших событий вела к твоей гибели, но мы ее отсекли и заменили правильной нитью, направившей тебя к Предначертанию и к нам – через заточение.
– Соединить нить должна ты, шагнув, как сейчас сквозь пространство, через время. Если не сделать этого, правильная нить прервется, что с большой вероятностью повлечет твою смерть.
– Но я не умею обращаться со временем, мне неоткуда взять знания о нем! А если бы и умела, как я пойму, куда – когда? – мне следует попасть?
– Существует человек, который подскажет тебе лучше нас, как подчинить временной поток.
– Относительно нужного момента не беспокойся, тебе помогут. Однако шаг должна сделать ты сама.
Призрак говорил: "Они сумеют направить тебя по наилучшему пути", – значит, идти мне в прошлое. Направо пойдешь… Окольные пути выбирают для меня Дайр'Кооны и дух, назвавший меня дочкой…
– Предначертание – множественная личность. В некотором роде устройство его памяти можно соотнести с нашим.
– Составляющие его личности подобраны из отживших людей по признакам гуманности и решимости. В их числе мог быть и твой отец. А мог и не быть, слияние с предначертанием стирает большую часть воспоминаний, остаются только служащие усовершенствованию этого конгломератного создания.
– Кто производит отбор?
– Некорректно. Отбирает их место, оно же питает предначертание Силой и раскрывает некоторые нити вероятностей.
– Он же является стражем места, поддерживающего его существование. Там проходит последняя граница между порядком и хаосом.
А теперь – самый главный вопрос. Тот, что терзает страшней раскаленных щипцов…
– Глава Империи людей… Брендон Атир. Можете ли вы сказать, что с ним? Мне кажется, он в беде…
– Мы знаем о том, кто так значителен в твоем пути. Он принял проклятие из рук того, кому доверяет. Оно было жидким. Тот, кто принес его, действовал не из ненависти, но из любви.
– Он жив, но смерть повелевает им. Кровь его движется, но тело его холодно и бело. Глаза его открыты, но ничего не видят.
– Ему можно помочь?
– Задай этот вопрос себе, когда узнаешь источник проклятия.
– Если цена не покажется тебе непомерной, ты сможешь его снять.
Пожалуй, разобраться в происходящем проще, раскладывая пасьянс, чем пытаться получить точный и доходчивый ответ от Дайр'Коонов. Любая оплата за спасение Брендона будет приемлемой, иначе и быть не может. Потребуется стереть галактику – можете начинать удалять упоминания о ней в атласах, надо будет отрезать руку – сама посильно помогу при ампутации.
– Настолько глобальных мер не потребуется.
– Твоя искренняя решимость достойна восхищения, Дочь Земли.
Чувствую, как сознание начинает растворяться в манящем дымчатом сумраке.
– Благодарю вас, Старейшие, мне пора уходить, иначе есть риск не вернуться из Тени.
– Верно, девушка-тень. Но мы не можем так отпустить тебя.
– С тобой отправится хранитель. Он уверился, что нашел в тебе родственную душу, и теперь будет следовать за тобой неотступно. Прощай, Дочь Земли.
Аудиенция закончилась. Мою Тень буквально швырнули обратно к телу, и я была только рада такой срочной доставке. Вид родненького тельца принес сладкие мечтания о долгом полноценном сне, желательно, без кошмаров и пророчеств.
Вернуться назад, не потеряв Тень, и не лишиться рассудка, можно только с помощью любви, чувства, бесконечно далекого от ненависти, и вместе с тем уже на следующем витке спирали они идут рука об руку. Любовь, безусловно, тоже должна быть истинной.