Текст книги "Свето-Тень (СИ)"
Автор книги: Карина Вран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
– Тогда была бы признательна, если б ты удерживался от ответов на вопросы, не заданные вслух.
Что-то в его позе подсказывает мне, что мой требовательный тон был неуместен.
– Наша дискуссия беспредметна. Не следует впустую тратить драгоценное время.
Киваю. Даже если в его распоряжении – вечность, срок моей жизни ограничен. Тем более не весь его остаток я планирую провести в заточении. Есть у меня интуитивная уверенность, что стоит мне сбежать из плена серых стен, как сны с туманным ущельем и навязчивым демоном прекратятся.
– Сейчас твой рассудок настроен надлежащим образом.
Снова он отвечает на мои мысли, но я не обижаюсь. Могла бы и сама дойти до разумения: случись такой сон прежде, я мгновенно забыла бы о нем, как о любом легко улетучивающемся кошмаре.
Поток рассуждений прерывает новый раскат грома – на сей раз значительно ближе.
– В прошлый визит ты отметила, что тебя угнетает неведение о каких-то людях. Тебе важно знать о них?
– Верно, – соглашаюсь я. – Очень важно. Ты можешь мне о них рассказать?
– Зачем же? – он разводит руками. – Разве я не художник?
Меня разбудили сотни иголок, пронзающих левое плечо. Фырча от бешенства, я ругнулась – какая досада, прервать видение в столь важный момент!
Чем дальше, тем глубже овладевало мое убеждение, что сны мои являли собой не просто набор разнообразных, но малосодержательных красочных слайдов. Несомненно, в них крылось нечто большее…
Вдох-выдох. Постаралась вдыхать поглубже, чтобы успокоиться. Имелся шанс снова задремать, повернувшись на другой бок.
Вдох-выдох. Размереннее. Легче.
Нечто большее…
Он на месте. Стоит, облокотившись на глыбу с рисованной живностью. Мой внезапный уход ничуть его не смутил. Равно как и последующее возвращение.
– Отлично. Ты появилась здесь раньше, чем дождь, – заявляет призрак.
Не совсем понимаю, о чем речь, но отвечаю коротким кивком. Вымокнуть, пусть и не наяву, мне не улыбается.
Туманный демон обходит плиту с живописью, неуловимым взгляду движением достает уже виденное мной стило – заостренный камень.
– Не будем затягивать.
Четыре резких взмаха, и у картины появляется прямоугольная рамка.
– Постарайся выбрать быстро, времени у тебя крайне мало. Кого мне надлежит изобразить?
Совсем близко от нас вспыхивает ломанная фиолетовая молния.
Мне не нужно долго раздумывать. Мой ответ сливается с раскатом грома, тонет в нем.
Покачивается капюшон.
– Нет.
– Почему?! – кричу я, стараясь оказаться громче завывающего ветра, швыряющего мне в лицо горстями камушки и пыль.
– Видение Брендона может повлиять на исполнение предначертанного. Другое имя, скорее!
– Флинер.
Честное слово, понятия не имею, почему я назвала мага с кошачьими глазами. Но менять решение было поздно, призрак уже зачерпнул пригоршню тумана и швырнул в центр картины. Плиту заволокло дымкой, зоологические наброски потеряли резкость, а потом и вовсе расплылись. Осталась лишь рамка.
В рамке…
…Глянцево-розовое море лениво плещется о кобальтовый берег, распространяя мягкое сияние… Прозрачное, будто хрусталь, небо. Вдоль горизонта – дым. Волны отступают от берега, обнажая дно и глубокой синевы глыбу стекла (или льда?..) – внутри нее отчетливо виден контур сидящего в позе лотоса человека с приподнятой рукой. Глаза его закрыты, губы сжаты в тонкую линию. Жидкий розовый глянец смыкается над ним до того, как я успеваю додумать – жив ли заточенный в синеву маг?
Изображение мутнеет, из транса меня выводит резкий оклик призрака.
– Еще!
Фиолетовая вспышка. Грохот. Ана?.. Нет, она же не человек… В памяти всплывает та, что я называла сестрой.
– Арна!
…Позолота на лепном потолке дворца. Полотно в тяжелой золоченой раме с горным пейзажем. Бордовый диван на высоких ножках. На нем – светловолосая девушка с дымчато-серой пушистой кошкой на коленях. Рука Арны размеренно гладит мягкую шерстку, по щекам непрерывно текут слезы. Она не пытается их вытирать.
Рябь, легкое головокружение.
– Еще!
Пыль режет глаза. Пытаюсь проморгаться – не помогает. Сколько видений мне осталось?..
– Койт.
…Двор, мощеный черно-белой плиткой, весь устланный опавшими листьями: багряными, золотисто-желтыми, бурыми. Глубокий мраморный бассейн, заполненный бирюзовой водой, в которой плавают немногочисленные листья, сброшенные ветром, и как всегда великолепный, мускулистый Койт. К краю бассейна подходит рослая брюнетка с отличной фигурой, обтянутой белым закрытым купальником. Цвет ее кожи немного светлее, чем у Койта. Девушка опускается на корточки и что-то говорит – слов, увы, видение не передает – глядящему на нее мужчине. Он улыбается, но мне кажется, что глубокие синие глаза его глядят мимо девушки.
Еще миг я вижу в его взоре отблеск далеких звезд, а потом изображение рассыпается. Вместе с каменной плитой.
На ее месте нежным облаком опадает груда красно-розовых тонких лепестков георгины. Из отголосков памяти о прошлой жизни всплывает название цветка – Дочь Земли.
От ложа до охладителя семь шагов. Каждый раз, просыпаясь, но не открывая глаз, я загадывала желание: очутиться в другом месте. И каждый раз действительность рушила наивную фантазию. Каждое пробуждение: семь шагов до охладителя, восемь до сухого душа. От него четыре шага до каморки с определенного рода удобствами.
Весь мой крохотный мирок был измерим шагами.
Когда у меня еще оставалось немного Силы, я обследовала свою конуру. Результат, мягко сказать, не порадовал. Следили за каждым сантиметром этого серого убожества. Не исключая душ и каморку с удобствами.
Я пробовала дотянуться в направлении исходящих с датчиков моей тюрьмы сигналов, но не смогла. Не хватило накопленной Силы, а почерпнуть новую было неоткуда.
Затем меня настиг первый приступ безумия.
Хорошо, что я мало о нем помнила. Противно и стыдно, что на поверку меня так легко оказалось сломать. Сейчас, почти насильно вытягивая из памяти разрозненные всполохи сознания, я четко различала лишь одно: как я пыталась ногтями разорвать серую стенку, и выла подобно баньши. Свихнувшийся призрак самой себя.
Обломанные ногти до сих пор не отросли. И, как бы ни было мерзко, я сохраню это воспоминание. Однажды стены перестанут быть преградой, и тогда я предъявлю счет тем, кто сделал со мной такое.
Пока же спрячу его поглубже, и буду сдувать пылинки шелковым платочком, бережно и аккуратно. Сейчас мне необходимо спокойствие.
Мне казалось, будто я вижу глаза Койта… Мягкая, приятная грусть наполнила мое существо… Хочется верить, он сейчас счастлив.
Я так мало узнала из видений в рамке… Очевидно, это тот самый случай, когда ответ порождает лишь множество новых вопросов.
Один из них – отчего мне не позволили увидеть Брендона?
– Ты уже получила ответ на этот вопрос.
Влажно, недавно прошедший ливень прибил пыль к земле. Даже ветер, неизменно рыскающий по ущелью, перестал, вволю выбесившись накануне.
От россыпи лепестков георгины ничего не осталось, ими играли буйствующие стихии.
– Это повлияет на исполнение предначертания, я помню. Но нельзя ли подробней? Я до сих пор плохо понимаю твои иносказания, – признаюсь я.
Его тяжелый вздох, полный разочарования, отчетливо слышен в притихших скалах.
– Узри ты его, и волнение и прочие человеческие эмоции захлестнули б тебя с головой, – наконец донесся ответ. – А я отнюдь не уверен, что ты смогла бы их сдержать. Было бы недопустимым легкомыслием отправлять тебя сейчас к твоему предначертанию. Ты не готова.
Я усмехаюсь.
– Полагаешь, стоит подождать очередного приступа безумия?
– Безумие очищает. Тебе пока не осознать этого, потому просто запомни.
Двусмысленное замечание, на которое у меня нет ответа.
Он первый прерывает затянувшуюся паузу.
– Знаешь, я не хотел критиковать, но ты довольно глупо израсходовала шанс, который у тебя был.
– О чем ты?
– Я о них молю: не о ВСЕМ мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои [14]14
Библия, Евангелие от Иоанна, 17:9.
[Закрыть], – нараспев цитирует призрак. – Я ценю твою заботу о близких, но разве ты стала счастливее, поглядев на них?
Мне снова нечем крыть…
– Взгляни с другой стороны. Попроси ты показать тех, кого считаешь врагами, могла бы узнать нечто полезное для себя. Всегда важнее знать, чем заняты враги, нежели друзья.
– Пожалуй, ты прав, – поразмыслив, отвечаю я. – Но жалеть уже поздно. Скажи, то, что я видела – происходит сейчас?
– Ближе всего настоящее, может недавнее прошлое или скорое будущее. Мои картины не хронометр. И не часы с кукушкой.
В том, что заточение мое было полу-официальным, крылось одно, но значимое преимущество. Меня никто не обыскивал, все личные вещи, захваченные со «Странника», остались при мне. Даже тусклая и бесполезная Звезда Атиров. Чуть больше пользы принесла косметичка, позволившая не опуститься до грязного нечесаного животного.
И самой нужной, эффективной и прочее, оказалась моя рукопись. Каждое бодрствование я проводила, перелистывая странички, покрытые неразборчивым почерком, вчитываясь в отдельные отрывки… Зачастую возникало желание что-то поправить, внести новый, более красочный элемент в повествование, но я непреклонно давила его в зародыше. Это ведь не роман, а дневник. Назначение его – не захватывать яркостью художественного изложения, а сохранить в целости мои похождения, злоключения, переживания…
Еще у меня появилась привычка: записывать последние сны, ведь реальность, до предела однообразная, не содержала ничего, стоящего описания.
Сильнее всего я жалела об отсутствии хорошей книги, она могла бы занять мои мысли.
Что ж, ввиду скудости развлечений, дневник мой являл собою весьма приемлемый способ скоротать время…
Земля окончательно впитала влагу. Камни потускнели, а зеленый туман вновь расползся по округе, восстанавливая прежние границы царства, ненадолго суженные до бездонного ущелья прошедшей грозой.
Дух, именующий себя предначертанием, куда-то запропастился, и мне, привыкшей уже к завсегдашнему собеседнику, стало откровенно скучно… Тогда же мне вздумалось, что здешний мрачноватый пейзаж с налетом таинственности может служить отличным фоном для медитации. Уж всяко лучше серой ограниченной клетки с искусственным воздухом.
Сидеть на земле – довольствие для избранных, к коим я себя не отношу, потому пришлось пересилить суеверный страх, внушаемый мне неровным жертвенным камнем. Я ведь уже видела, как его используют в качестве скамьи. Зажмурившись, преодолеваю расстояние до алтаря и забираюсь на него с ногами. Камень шершавый и теплый на ощупь…
По правде говоря, это мой первый позыв такого рода: на Земле я не была поклонницей медитативных погружений, да и дела, дела… А в Империи водоворот событий закружил меня, и в водовороте этом не нашлось места для созерцаний.
За неимением опыта я принялась импровизировать. Вспомнив образ Флинера, погребенного под гладью глянцевых волн, приняла позу лотоса. Ладони сами легли на колени, веки сомкнулись, отяжелели, и шепот легкого ветерка стал громче, призывнее. В живом его шепоте зазвучал серебряный звон колокольчика, и я устремилась за ним…
Меня настиг раскаленный первозданный хаос, его бурлящий поток кипел и плавился, изгибался огненными дугами и взрывался фонтанами лавы. Высоко над огневой феерией раскинулись тончайшие, словно сплетенные из облаков, анфилады порядка. Толщина их не превышала листа картона или, скажем, апельсиновой кожуры.
Над всеми этими аллегориями раскинулся мир, обыденный в своей материальности, единый во все времена вне зависимости от захвата территорий.
Время от времени особенно высокая дуга пламени прорывалась сквозь не слишком серьезный заслон порядка и извергалась на поверхности неожиданным гейзером.
Ни одна из аллегорий не была подписана, но чувство глубокой убежденности не покидало меня: именно порядок и хаос наблюдала я в своей недолгой каталепсии, которая моментально распалась обесцвеченной мозаикой, стоило мне ощутить, что уединение мое нарушено.
– А раньше тебе не нравилось это место, – замечает призрак. – Стоило отлучиться ненадолго, как ты обратилась к его гармонии. Однако, не могла бы ты освободить мой камень?
Я поспешно сползаю с седалища, на ходу разлепляя воспаленные веки.
– Не знала, что ты покидаешь сии скалы. Слишком хорошо ты в них вписываешься.
Надеюсь, удивление в моем голосе несколько прикрывает откровенное хамство…
– Я и правда стараюсь уходить от них как можно реже. Полагаю, ты оценила их энергетику?
Да уж, и мой насморк тому в подтверждение…
– Что же может вынудить тебя расстаться с милым краем? – спрашиваю я, не пряча ехидства. Настроение у меня гадкое, не иначе к простуде.
– Необходимость встречи с высшими сущностями, – следует абсолютно невозмутимый ответ.
Я замираю с разинутым ртом. Кажется, с меня довольно на сегодня метафизики…
Но любопытство пересиливает.
– С богами?
– С Дайр'Коонами, – он занимает освобожденное от моих мощей (я не просто исхудала, я почти растаяла за время заточения) седалище, и принимает вид властителя на троне.
Челюсть моя отправляется в свободное падение. Даже заложенный нос внезапно прочистился.
– Наверняка тебе сообщали, что эти редчайшие существа не обладают развитым интеллектом и не покидают Опоры, планеты, ближайшей к Капелле, – менторский тон призрака на этот раз раздражает даже сильнее, чем когда-либо прежде. И почему я не могу, скажем, уронить на голову "учителя" верхушку вон той скалы?..
– Угу, – ничего вразумительнее мне из себя не выдавить, не нагрубив – жить мне пока что хочется…
– Данные заверения не соответствуют действительности. Дайр'Кооны способны жить везде. Их организмы устроены отлично от человеческих и вообще всего "тварного мира". Но они не видят смысла удаляться от дома.
– Мне говорили, что они гибнут в любой другой среде…
– Не гибнут. Становятся с каждым днем более прозрачными. И в надлежащий момент пропадают, попросту возвращаясь на Опору. Таким образом они отгородились от людей, избавились от исследований и избежали участи экзотического зверя в вольере.
Потрясающие знания, прямо-таки жизненно важные в моей нынешней ситуации! Они-то сей участи избежали, и не обязательно тыкать мне в лицо тем, что я прошествовала в "вольер", как говорится, добровольно и с песней. И без напоминаний тошно. Многоступенчатая ненормативная лексическая конструкция застревает в горле – я и так в этот визит скаредничала сверх меры.
– Но они разумны?
– Разумны? Нет, это неверная категория. Они представляют собой сущности иного порядка. У людей нет критериев, способных пояснить различия.
Закатываю глаза и приступаю к мечтам о суициде…
– Не понимаю.
Он тяжело вздыхает, встает с жертвенника и начинает расхаживать взад-вперед.
– Разумнее ли человек пуговицы?
– Эмм… да, пожалуй.
– При том, что пуговица – неодушевленный предмет, неспособный каким-либо образом мыслить, и не может быть соотнесена с человеком?
– Хм. Правильным ответом по твоей логике будет – нет?
– Именно. Дайр'Коон отличается от человека, как человек от пуговицы.
Я шмыгнула носом. Есть мнение, что снящиеся мне скалы дурно на меня влияли. А именно – чрезмерно затягивали в себя.
Конечно, банальный насморк не повод для паники, и проявление простудного синдрома из снов в реальности могло быть совпадением, но разодранные до крови коленки и лиловые синячищи на ногах (все эти прелести я обнаружила в душе намедни), к разряду совпадений не могут быть отнесены.
Не случится ли однажды, что, открыв глаза, я увижу вокруг те же хмурые скалы?.. А может, так было бы лучше? Если не думать о мрачности, нельзя отрицать Силу этого места, пусть и чуждую мне, но – Силу!
Сила… Будь она у меня, ненавистный спутник плавно и бережно приземлился бы в любой точке на Консуле, которая взбрела бы мне в голову. А приземлившись, распался бы а четыре ровные дольки, как разрезанный грейпфрут.
Сколько раз я мысленно проигрывала эту сцену! Не реже, ох не реже, чем красочные, но не эстетичные сцены моего общения с тюремщиками, которое должно было следовать за спутниковым грейпфрутом.
Обозлило ли меня заточение? Да. Глупый вопрос. Сомневаюсь, что многие на моем месте пришли бы к смирению.
Он парит. Руки раскинуты, плащом играет ветер. Замечая мое появление – как всегда, в тот же миг – чуть лениво взмахивает кистью, и в воздухе под ним закручивается полупрозрачная спиральная лесенка. Призрак неторопливо спускается, и за его спиной тают нестандартные ступеньки.
– Меня взбудоражил твой рассказ о Дайр'Коонах, поэтому долго не удавалось уснуть. Поразительно все, что ты сказал о них, но поразительней всего – зачем ты это сделал?
– Это была часть сделки.
– Сделки?! – сдавленно восклицаю я. Он так расписывал отстраненность Дайр'Коонов от человечества, их интеллектуальное превосходство, что торговая операция не увязывалась с выстроившимся у меня образом.
– Дайр'Кооны не общаются с людьми, – терпеливо, точно малому дитяте, объясняет дух. – И моим визитам не радуются. Я напоминаю им человека. Какая ирония! Люди пугаются меня, встречая впервые, потому что им я человека не напоминаю.
Не перебиваю его монолога, хоть он и отклонился от волнующей меня темы. Жалеть призрака за его непохожесть на людей кажется мне циничным.
– Они не радуются мне, но не отказывают в информации. В прошлый раз ценою ответа стало посвящение тебя в их тайну.
Я тихонько ойкнула. Не каждый день мной интересуются высшие сущности и просят передать привет!
– Можно спросить?
– Если начинаешь задавать вопрос, задавай его целиком.
– Что ты хотел узнать у Дайр'Коонов?
Аж сама оробела от собственной наглости…
– Являешься ли ты той, чье появление было предсказано.
– Кем? В смысле, кем предсказано?
– Дайр'Коонами. Лишь им доступно предвидеть более, чем мне.
– Я в шоке, – честно признаюсь я. – Абсолютнейшем.
В голове – каша. Трясу черепушкою, не с целью передвинуть извилины, а чтобы отвлечься от сумбурных мыслей. Помогает.
– В чем суть предсказания?
Словно для молитвы, он складывает ладони. Опускается ниже черный капюшон.
– Сквозь годы и дали приидет Дочь Боли, и взгляд ее будет Светел, даже когда Тень укроет лик ее. И когда сплетутся Свет и Тьма, Боль ее спасет Мир.
Я повторяю мысленно каждое слово, стараясь запомнить интонацию, которой призрак подчеркивал отдельные слова, и общий его тон, с помощью которого фраза превращалась в молебен.
– Какое отношение сказанное имеет ко мне?
Навязчивый демон принимает нормальную позу, ладони прячутся в складках плаща.
– Я задал Дайр'Коонам приблизительно тот же вопрос. Мнилось, что спасительница мира должна быть сообразительной… По меньшей мере.
– И?..
– Они подтвердили, что ты и есть Дочь Боли.
Дочь Боли. Эти два слова заполонили мои мысли, вцепились намертво в душу цепкими коготками, и царапали, царапали, царапали…
Они перестали быть простой фразой, нет, два слова, как универсальный замочек, будто избитое связующее звено, скрепили цепь событий. Выявили суть, которую я за малодушием или скудоумием упускала прежде.
Осколки чашки с голубенькими цветочками, гжель, три часа ночи. Перевернутая табуретка.
– Терра… Древняя легенда. Никогда не думал, что увижу ее. В мое время это невозможно.
Капли крови на полу, тазик с двухдневным мусором.
– Видимо, не рассчитали мощность – все живое на планете погибло…
Серые глаза.
Боль…
Звезды. Космос, глядящий на меня мириадами глаз-осколков.
– Мы побеждали. Тогда криоги, сознавая свое поражение, уничтожили Терру, раздробив ее на множество мелких кусочков. Мы истребили их, всех до единого, стерли с лица Вселенной, только это уже ничего не могло изменить…
Тонкий хрустальный звон бьющихся надежд…
Боль.
Безупречно белая кожа в обрамлении черных локонов.
– Кто дал право ей носить Звезду Атиров?! Между прочим, даже я, твоя невеста, не удостоилась этой чести!
Горящие зеленые глаза.
– Твой отец, Хорин Атир, умер.
Брендон, падающий на колени.
– Веди себя достойно, Брендон. Я разделяю твою скорбь, но… Император умер, да здравствует Император! Встань, правитель Межгалактической Империи не может валяться в грязи.
– Ты права, Рэйна. Скорбеть следует в одиночестве.
Металл в его голосе.
Боль.
Солнце высвечивает заснеженные вершины. Огромные глыбы на каменистом плато, похожие на менгиры. Поток жидкого серебра, окаймленный густо-зелеными зарослями.
Вспышка.
Запах свежей крови. Месиво из пластика, металла, и тел пилотов.
Рубиновый дракон в бледно-желтом небе.
Землисто-серое лицо Брендона, без единой кровинки. Мое тяжелое дыхание, направленное в него. Моя первая смерть.
Боль.
Его красивое лицо в свете звезд. Ночной промозглый ветер и ложе из павшей листвы.
Солоноватый привкус его поцелуев…
– Если бы я знал, что это ты, я бы… ну, я ни за что не позволил бы себе…
Как сложно – заставить голос не дрожать…
Боль.
Лист дерева, продырявленный выстрелом. Вязкая боль, паралич.
Жуткое существо, изучающее меня единственным глазом.
– Знаешь, я тоже был потрясен.
– Издеваешься? Мне тройную порцию электрошока, пожалуйста. Я думала, вы их уничтожили.
– Я тоже.
Знания, ничуть не облегчающие ношу…
Боль.
Дит… Сплошное варево боли в дар от холодной, негостеприимной планеты.
Ирнальд… Обрывки тела, взмывающие в воздух.
Грохот взрывов за спиной. Эн-гранаты…
Долгая, основательная истерика за пеленой снежной бури. Тепло и ласка Койта… Того, на чью нежность я не сумею полноценно ответить. И в этом тоже – боль.
Короткий и яркий бой с военным транспортником. Розовые хлысты, планомерно сжигающие защиту. Луч, врезающийся в мою грудь.
Вторая смерть.
Боль.
Пробуждение. Новая кожа, перемежающаяся с остатками старой. Бело-розовая зебра. Пугающая белизна глаз…
Записи гибели Терры из Тальрем-архива. Терры, уничтоженной людьми во благо Империи. Во благо Человечества.
Какой, к черту, Терры?! Моей Земли.
Боль.
– Рад, что ты поняла.
В его голосе мне мерещится сожаление. Или печаль?.. Я не узнаю, а он не разъяснит. Не важно.
– Ни черта я не поняла, демон, именующий себя предначертанием.
– Поняла, но принять – боишься. И продолжаешь корить себя за бесконечное нытье, за приступы жалости к себе, за трогательную щенячью наивность и еще за тысячу смертных грехов, которых вроде бы исторически было поменьше, но все это – впустую. Зря, напрасно. Можешь дополнить синонимический ряд, если захочется.
Голос призрака, как ни странно, лишен уместных издевательских ноток, он напутствует, успокаивает, но яснее картина не становится.
– Посуди сама. Тебя выдернули из привычной жизни в мир будущего. Каждый шаг по этому миру шокировал тебя, но ты приняла его. Правда в том, что каждая новая боль увеличивала твою способность к переживанию и, что важнее, к сопереживанию.
– Иными словами, на мне ставили опыты? И кто был заказчиком экспериментов?
Возмущению моему нет предела. Живо представляется кролик в клетке, с глазами, полными страха, и трепещущими ушами, которого изо дня в день искалывают препаратами – с самыми благими намерениями. Щенячья наивность, ага.
Готовлюсь выслушать череду сентенций на тему спасения мира и благ для всех живущих.
– Ты вправе возмущаться.
– Еще бы! – я щурюсь и почти что шиплю, как разъяренная кошка. Мою жизнь испоганили, а теперь заявляют, что я "зря корила себя за нытье"! Расцарапаю всем, кто под руку попадется, физиономии – благо ногти почти отросли, пусть не и длинные, зато острые, просто сказка!
– Если впоследствии тебе станет легче, можешь на меня покричать. Одним из, как ты выразилась, заказчиков, был непосредственно я. И я же давал указания для скорейшего становления тебя на пути Дочери Боли.
Муть схлынула, и проступило дно…
– Брендон. Он был здесь, – на место злости приходит безучастность.
– Верно, – кивает призрак. Раскаяния в его гласе не слышно.
– И он не случайно попал ко мне, – резонно предполагаю я.
– Я направил его, – не отпирается призрак. – И осуществил перенос.
– Он знал об этом? – за данным вопросом моим стоит иной, его я не обозначу вслух: была ли его искренность тонкой игрой, по своей ли воле наследник престола был так мил и обходителен со мной, глупышкой, так легко бросившейся вслед за ним?..
– Лишь о том, что ваша встреча предначертана. Как и когда она произойдет, ему знать было ни к чему, – дух непринужденно уходит от ответа.
– В ночь, когда пропал Брендон, был убит его отец. За этим тоже стоишь ты? – право слово, я уже ничему не удивилась бы. При высоких ставках все средства для победы хороши, и на мне это наглядно продемонстрировали.
– О нет. Сеть заговора ты почти целиком расплела. Преступники воспользовались ситуацией, не более того. В любом случае, гибель Сэра Хорина была неминуема.
– Почти целиком?
– Упущенное ты обнаружишь в надлежащее время. Однако наш словесный поединок затянулся, а ты, я вижу, поостыла.
Я пожимаю плечами. Буря эмоций действительно пошла на убыль. Гармония сумеречных скал убаюкивает, уносит ярость на крыльях ветров…
– Прежде, чем осудить или одобрить какое-либо действие, остановись, и постарайся увидеть в нем перспективу.
Чем дальше, тем меньше я понимаю призрака… Одно можно сказать с уверенностью: сейчас на меня обрушат очередную порцию сентенций.
– О чем ты? – обреченно пожимаю плечами я.
– Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы [15]15
Библия, Евангелие от Иоанна, 1:5.
[Закрыть], – напевно декламирует он. Нравится ему, похоже, цитировать библию. Только яснее от его цитат не становится, к сожалению.
– Это неверный постулат. Во всем есть и свет, и тьма, добро и зло, инь и янь, как тебе больше нравится. Все зависит от угла, под которым смотришь.
– Философские бредни, – безапелляционно заявляю я, пиная некрупный булыжник. – Согласна, мало могу назвать вещей или поступков, являющих только добро. Зато таких, чтобы несли исключительно зло – массу.
– Назови любую категорию.
– Убийство. Что далеко ходить?
– Хорошо, положим… На девушку в темном дворе нападает мужчина с ножом. Они борются, и она его же оружием убивает напавшего. В ее действии – чистое зло?
– Ты умеешь все перевернуть.
– Отчего же? Вполне жизненный пример из выбранной тобой же категории. Но ты не ответила, кто в такой ситуации зло, а кто – добро? Девушка милая, все знакомые, коллеги и даже собутыльники отзываются о ней крайне положительно. Но, тем не менее, она совершает действие, которое ты считаешь чистым злом. Как быть?
– Все же не она на него напала. Значит, скорее она – добро, подвергшееся нападению, а он – агрессивное зло, получившее по заслугам.
Демон смеется.
– Отлично. Один раз ты уже сменила точку зрения. Давай расширим границы. Итак, девушка, приятная и общительная, пару лет назад отравила свою мать ради неплохой маминой квартирки. Мужчина же был братом означенной матери, который не сумел доказать вину племянницы законными средствами, и решил отомстить сам за горячо любимую сестру. При этих условиях – девушка остается добром, а мужчина злом?
– Мне не нравятся правила. Стоит мне согласиться с твоими доводами и изменить мнение, ты приплетешь новые факты, и так до бесконечности.
– В этом и кроется урок. Только мысля масштабно, зная достоверно все движущие силы и причины, а также всю цепь возможных последствий, можно пытаться судить. Но и тогда найдутся аргументы в пользу каждой из сторон. Нет, не было и не будет ни одного деяния света, не носившего бы оттиск лапы зверя тьмы, и ни единого действия тьмы, хоть в чем-либо не послужившего на благо свету.
Я лежала на полу, размышляя о превратностях судьбы, чтобы хоть как-то отогнать подкрадывающееся на мягких лапках чувство безысходности. Все же не каждый день узнаешь, что тобой, как куколкой на веревочках, долго и успешно играли все, кому только не лень. Я пыталась убедить себя, что в конечном счете никто не желал мне зла, и даже почти убедила, вот только разбитое вдребезги сердце вопиет об обратном…
К черту! Нет, ко всем чертям, размусоливать и сетовать на жестокое обращение с животными прекращаем немедля. Валяться, покрываясь слоем пыли, непродуктивно и отдает трусостью. Пора!
Ударила кулаком об пол. Резко. Больно. Но оно и к лучшему. Пока затихал отзвук удара – перенастроила зрение. Пульсация боли в кисти дополнительно обостряла чувства.
Густой синий поток был совсем рядом, его темная краса притягивала и страшила. Резало глаза – два блестючих кусочка льда, они привыкли к Свету, им эта синь чужда.
Вытягивая руку (ту самую, в ней еще не стихли отголоски боли), кончиками пальцев касаюсь потока. Конечно, так его не ощутить, не пощупать… Пальцы мгновенно заледенели. Начала осторожно тянуть.
Рука онемела по локоть, по плечо, паралич постепенно завоевывал все тело. Слабость.
Я потянула сильнее. Вся – застывшая статуя, распластанная по ровной поверхности пола. Даже веки обездвижены, глаза болезненно сухи. Слабость все сильнее, пошатываясь, плыл потолок. Организм тщательно старался отключиться…
Еще сильнее. Против воли началась паника, то, что я сейчас делала – вполне могло меня убить. Сердце не выдержит нагрузки, полопаются кровеносные сосуды, питающие мозг… Нельзя так рисковать, нельзя…
Может показаться, что от безвыходности мне приспичило покончить с бренным существованием – способ ничем не хуже перегрызания вен и попыток удушиться бельем – но уж нет, не дождутся. Я могла б и не испытывать судьбу, но тогда пришлось бы изо дня в день подвергать себя однообразным пыткам. А мне осточертело бояться.
Сильнее. В ушах – звон, как на стройке. Кажется, размягчались в желе кости. Еще, это не предел! Начался жар, и с ним – горячечный бред. Мерещилось невероятных масштабов поле, до горизонта сплошь усыпанное костями. Кости имели все шансы оказаться человеческими.
Порвала видение, оно рассыпалось оранжевыми осколками. Еще!
Больше я уже ничего не чувствовала. Вот она, мифическая нирвана! Еще. Последний раз. Нечеловеческими усилиями опустила веки.
Все.
Сквозь кожу век я продолжала видеть комнатку. Потока больше не было. Вокруг меня медленно падали бархатные иссиня-черные цветы.
– Свершилось! – голос призрака исполнен торжества.
– М-м?..
Здесь, над ущельем, я не ощущаю изменений в себе. Беспамятство утянуло меня в свои алчущие глубины, не позволив насладиться мощью – возможно, преждевременной. Посему я радуюсь сну.
Мое невнятное мычание он оставляет без внимания, и приходится уточнить.
– Что свершилось?
– Чудо, что же еще?
Хмурюсь, ища издевку в его ответе. Не нахожу, и это настораживает.
– Нельзя подняться на небо и нельзя ступней и пальцем измерить землю [16]16
22 Пункта китайской книги Чен-Пей
[Закрыть], – высказывает дух.
Развожу руками в знак непонимания. Стилистика фразы намекает на принадлежность оной к изречениям философов Востока, но мне, похоже, ее смысла не разгадать.
– Хватит говорить загадками, у меня был напряженный день.
– Чтобы понять добро и зло, свет и тьму, необходимо их коснуться, теории либо теургии не помогут раскрыть суть этих противоборствующих и переплетающихся сил. Теперь ты получила основу для счислений.
