Текст книги "Свето-Тень (СИ)"

Автор книги: Карина Вран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

ЧАСТЬ IV. Когда сплетутся Свет и Тьма.

День 128.

Мы входили в Эдессу чуть позже рассвета нового дня. Входили освободителями, героями. Только – не было вкуса победы, как и самой победы – не было. Бойня была, щедро приправленная моими сомнениями в ее справедливости. И желчью.

Не один год продлится война с криогами, но первую битву Империя проиграла. Исходя из принципов морали, этики и чести – проиграла разгромно.

Мы входили в Эдессу, не поднимая глаз. Ибо знали, что увидим во взглядах спасенных нами македонцев – чистый, незамутненный страх. В столице Македонии было много криогов, велика была стратегическая важность города, а значит, трупов, внезапно скошенных неизвестным поветрием, убирать пришлось во множестве.

Они валились на улицах, закованные в силовые поля и металл сложнейших сплавов, когда сквозь облака на планету обрушилась мрачно-снежная лавина, погибали внутри зданий, несмотря на то, что непосредственно их не коснулись губительные снежинки, умирали в защищенных самым совершенным образом палатах Дома Правительства, обязанного уцелеть при ядерной атаке, и даже (чего горожане знать не могли) на палубах звездолетов, наводнивших систему Македонии, второй из шести планет, кружащейся вокруг желтой звезды HD 185758, Шама.

Черный снег был только отголоском, материальным эхом нематериального сотрясения основ мироздания, почти апокалипсиса в строго заданных рамках.

Мы входили в Эдессу, как палачи.

В Пидне было легче. Там мы видели, ради чего свершилось чудовищное по своим масштабам убийство. Пиндский хребет был основным планетарным оплотом армии, и из Пидны осуществлялось его снабжение. Криоги сравняли хребет с равниной, окраины города представляли из себя мешанину обломков, искореженной арматуры и пыли, осевшей после взрывов на покрытые копотью развалины.

Трупов не было. Очевидно, криоги позволили горожанам убрать останки. Спросить было не у кого. Мы не нашли в Пидне людей.

Ни живых, ни мертвых. Только десятки голодных котов…

Меня бил озноб, когда мы обходили кварталы безлюдного города. Никого. Только исполненный тоски кошачий мяв. Мы вскрыли несколько магазинов, чтобы накормить животных, и поспешили покинуть Пидну.

Белокаменную Эдессу импульсные снаряды не тронули, ценность ее была огромна для Валта Гейзела, бывшего проконсула планеты, ныне вознамерившегося возвратить ее под прикрытием ультиматума криогов.

Почему именно Македония, только ли стремление Гейзела вернуть родовое гнездо послужило поводом начала экспансии с этого мира, осталось вне моего понимания. Возможно, Македония была пробным шаром в партии против Империи, а может, и таила в себе паттерн иных причин. Строить предположения без точки отсчета меня отучили.

Каковы бы ни были предпосылки, выстроенную с намеками на эллинистический стиль Эдессу миновала чаша разрушения. Однако город был занят сразу же по преодолению криогами последнего рубежа планетарной защиты.

Почти не попадались в этот ранний час на улицах прохожие, но после Пидны мы радовались каждому встречному, хоть они и шарахались от нас.

– Почему они так на нас смотрят? – не удержалась Леа, когда едва вышедшая из-за ограды женщина поспешила вернуться в дом при виде нашей группы.

– Они боятся, – ответил Листенн.

– Но ведь…

– Заткнись! – оборвала Нильда.

Флинер сильней стиснул мое запястье.

Ана уверенно направляла нас посредством кулонов по широким мостовым к площади перед Домом Правительства.

– Сомневаюсь, что вам окажут сопротивление, – вещал кулон приятным женским голосом. – От космопорта Этолия и непосредственно с орбиты отбыли в сумме шесть кораблей, скорее всего направляемых сторонниками цивилизации криогов из числа людей.

– Гейзел, – чуть слышно прошипела я. Имя прозвучало сродни ругательству.

– По моим расчетам Валт Гейзел покинул систему Шама.

Меня охватило чувство непоправимой утраты. Бегство Гейзела было ожидаемо и даже предопределено – мы не имели средств ни идентифицировать его, ни остановить. Дело в другом…

Я упускаю что-то. Что-то чрезвычайно важное.

– Ана, лояльны ли македонцы к Империи?

– У меня нет сведений о пропаганде Гейзела, и я предполагаю, что основная доля населения Македонии против отсоединения.

– Слишком расплывчато, особенно от тебя, железяка.

– Оскорблять обязательно? Для определенности требуются данные. Предоставь – конкретизирую.

– Извини… Что мы вообще знаем об этой планете?

– Заселена в 2415, третьим этапом расселения, фактически – вторым. Колонизаторы – неоэллины, течение которых возникло на Терре после второго арабо-испанского конфликта на почве…

– Постой. Что за чушь с этапами?

– О, ты же не знаешь. Первый этап был неудачным. Он совершался до открытия возможности перехода и осуществлялся посредством консервации людей в криостатах с применением альбуминов и пропиленгликоля, и последующей репарацией…

– Прекрати материться, я ни черта не понимаю в химии. Суть, почему этап провалился?

– Точное подмечено, провалился. Причина провала даже не в колоссальном времени, требовавшемся транспортам, чтобы достичь заложенных систем, а в несовершенстве технологии. Автоматика реанимировала часть тел, но…

– Если ты запнулась, догадаться не трудно. Они очнулись кретинами?

– Да. Исходные параметры личности восстановлены не были. В задачи второго этапа вошло также уничтожение этих кораблей, хотя большинство их погибло самостоятельно… став жертвой гравитационного притяжения и допуска коррозионной активности.

– Брр… Поиск звездолетов-призраков с зомби на борту… Фантасты моего времени рыдали бы от умиления, слушая тебя.

– Положим, никто их особо не искал. Автоматика подавала сигналы и вообще функционировала относительно корректно, в отличие от экипажей. Но мы отклонились от темы.

– Каюсь, это результат моего невежества.

– Учитывая, что КР не знают всего, человеку незнание простительно. История неоэллинов тебя интересует?

– Возможно, позже. Ближе к телу Македонии, прошу тебя.

– Хорошо. Основное отличие системы Шама от колонизированных первыми пятью этапами расселения – значительная удаленность от центра, тогда – Терры. Следовательно, фактор неопределенности возрастал до критического.

– Поясни?

– Достоверно обнаружить или опровергнуть наличие планетарной системы у Шама было затруднительно, а сам Шам предположительно считался двойной звездой из пробела Герцшпрунга. От Терры до Македонии около пятисот световых лет – слишком далеко для анализа.

– Ана, ты меня угробишь всеми этими терминами…

– Ой, увлеклась. Если проще: неоэллины зафрахтовали транспортник, не зная наверняка, куда он их доставит. Им повезло, они обнаружили кислородный мир, почти не требующий изменений для обитания человека. Но после высадки вложили огромные средства, чтобы максимально ассимилировать флору и фауну Македонии образцами с Терры.

– Например, они перевезли кошек… Я поняла, Ана, дальше. Специфику заселения можешь пропустить. Тьфу ты, скоро как ты начну выражаться!

– Не замечаю в этом поводов для негодования. Итак, сокращаю. Местные формы жизни на сегодняшний день почти вытеснены завезенными. Из вкусностей: планета крайне богата аллотропной формой углерода, известной как алмаз, обширно применяемой в различных областях, включая некоторые схемы КР.

– А еще в ювелирке, обожаемой Леди Ивер… Хоть какая-то ценная информация. Политика, Ана. Что ты можешь сообщить об этом ракурсе неоэллинской планеты?

– Замечаешь, общение с умным собеседником поднимает и твой уровень построения речи?

– Ана!

– Не бухти… После Катастрофы македонцы сократили общение с другими мирами до минимума. От истоков и до недавнего времени они жили довольно обособленно. Присоединение к Межгалактической Империи прошло безболезненно, но по инициативе Консула I, а не Македонии, на волне общего объединения в конгломерат человеческих миров, прежде разрозненных, под влиянием внешней угрозы. Притом самой Македонии первое нападение криогов не коснулось.

– Зато в нынешнем она – гвоздь программы… Что мы имеем?

– Богатую планету, держащуюся особняком, но и не проявляющую открытого противодействия установившемуся политическому строю, что можно назвать политической пассивностью.

– Угу, как у стога сена, которое жует корова, пока не поднесут зажженную спичку… В роли коровы – Империя, в качестве спички – Гейзел.

– Любопытное сравнение. Тогда огонь – криоги?

– Может быть, Ана, может быть… Спасибо за консультацию, буду думать.

– Обращайся, Ирина. Ты нескучный собеседник.

Основным материалом при застройке Эдессы был камень. Точнее, разные камни с преобладанием белого мрамора, частенько облицовывающего металлопластик. Касательно Дома Правительства с виду можно было сказать тоже самое, если не знать о каркасах их сложных сплавов на основе титана, платины и – гораздо более надежных – силовых полях.

А так – типичное для Эдессы здание, разве что выше, больше и внушительнее. Охраны не было, живой охраны, только автоматика. Возможно, до прихода криогов дела обстояли иначе.

Правая от входа колонна высветила прозрачный до блеска овал с крупную ладонь размером.

– Пропускная система? – хмуро поинтересовалась я, ни к ком конкретно не обращаясь.

– Опознавательный фрагмент, – негромко ответил Тиор.

– Прелестно! – всплеснул руками Альдобраст. – Как же они идентифицировали захватчиков? По отпечатку седьмой конечности?

– Не все разделяют твое недоверие к технике, – усмехнулась я. – Людей обмануть ничуть не труднее.

Я аккуратно открепила от ремня пряжку.

– Давно мне не приходилось ей пользоваться, – я поднесла к овалу Звезду Атиров.

После секундной заминки фрагмент заискрился изнутри, едва ли не раболепно, если уместно такое сравнение, и внешне цельная мраморная плита скользнула вбок, пропуская нас в недра Дома Правительства.

– А ведь нас здесь не ждали, – с наигранной веселостью заключил Флинер.

Судя по суматошным движениям летящего навстречу типа в гражданском, Флинер оказался прав.

– Архонт Сикрин приветствует… эээ…

Безукоризненный белый костюм, перетекающий в синеватую шею с уложенными полудлинными русыми локонами, замер в нерешительности. Архонт переводил взгляд цепких глаз с Тиора на Листенна и обратно.

А ведь даже допуская недостаточную точность определения личности обладателя Звезды, недоумение архонта свидетельствовало либо о его недогадливости, либо о скудных умственных способностях. Ни весьма смуглая кожа Листенна, ни рыжая шевелюра Тиора не могли принадлежать нынешнему Императору, облик которого обязан быть известным на самых захолустных планетках.

Я решила подождать продолжения действа, разглядывая архонта. Действительно узколобый – без переносных значений – и тонкогубый Сикрин производил не самое приятное впечатление, усиливающееся темнющими кругами под глазами, выдающимися надбровными дугами и впалыми щеками. Довершающим штрихом была кожа цвета муки низшего сорта с примесью придорожной грязи.

– Вот оно, желание долгой жизни, – туманно шепнул мне на ушко Флинер.

Тем временем Тиор сделал шаг вперед.

– Капитан Райли. Личный звездолет Императора "Странник" для выполнения особых поручений. Моя команда, – он обвел нас широким жестом, выделив мою персону поклоном.

– Леди Калли, – вслед за Тиором представилась я. – Названная сестра Императора.

К землистым щекам архонта прилило что-то, отдаленно сопоставимое с румянцем.

– Лорд Руах, – выступил вперед Флинер, удивив в равной степени и меня, и Тиора. – Я не позволил тебе в одиночку спуститься на планету, милая, не отпущу и на беседу с червями, изъевшими здешние земли.

Последние слова его, адресованные мне, были произнесены так тихо, чтобы не достичь слуха архонта, но стоящие значительно ближе товарищи вполне могли расслышать его укор.

Был грех, я порывалась единолично высадиться на Македонию, "не подвергая никого, кроме себя, ненужному риску". Мне напомнили, что риск бывает разным, и этот – оправдан, а еще – что никуда они меня не отпустят. Они – мои друзья. Еще Леа, но это частный случай…

– Я взял на себя смелость отправить вызов двум архонтам мегаполий, находящимся сейчас в столице, – почти не размыкая тонких губ проговорил Сикрин, как только мы разместились в малой переговорной. Изначально в его намерения входило устроить диспут в зале советов, но Флинеру удалось разубедить македонца.

– Надеюсь, вы не станете возражать против начала беседы до их прибытия? – в тон архонту подала голос я из углового кресла, занятого мною незамедлительно по приходу в переговорную.

По правую руку от меня на жестком сидении демонстрировал идеальную осанку Тиор, а по левую вольготно развалился на восточного вида софе, вытянув длинные ноги, желтоглазый маг. Сикрин сел напротив меня, в идентичное кресло, так, что нас разделял длинный овальный стол.

– Разумеется, никаких возражений, Леди Калли! Для нас огромная честь принимать представителя Дома Атиров в этих стенах, и мы уповаем на то, что столь скромный прием не оскорбит вас…

Сикрин произносил бы напыщенную речь еще долго, не вмешайся Флинер, которого я уже готова была возвести в ранг святых.

– Архонт, Леди Калли несколько утомлена, посему было бы предпочтительно опустить формальности и перейти к более существенным вопросам.

– Спасибо, – не давая архонту опомниться, вклинилась я. – Насколько мне известно, после смещения бывшего Лорда Гейзела был назначен новый проконсул. Возможна ли встреча с ним?

– Увы, Лорд Рэн погиб при захвате города, – Сикрин смотрел в стол, и лицо его не выражало никаких волнений. Понятно, либо приложил руку к "гибели" Рэна лично, либо с воодушевлением сплясал джигу на его останках.

– Прискорбно. Кто сейчас осуществляет управление Македонией?

– Совет архонтов двенадцати мегаполий. Однако семеро из нас…

– Также не пережили вторжения криогов? – закончила я перебор тягучих слов. Сикрин кивнул с угрюмой миной.

– Весьма печально, – продолжила я с зубовным скрежетом. Я поняла, с кем ассоциировался в моем восприятии Сикрин – с глистом, даром, что я ни одного не видела, кроме как на картинках в учебнике биологии. – Уверена, это невосполнимая потеря.

– О! Как вы правы! – оживился архонт-аскарид, всплеснув рукавами белоснежного костюма. – Инфраструктура планеты подорвана, вопрос расселения беженцев едва ли разрешим, это бедствие! Будут ли получены от Империи репарации на реконструкцию и помощь обескровленному населению?

– Леди Калли не уполномочена отвечать на вопросы, связанные с экономической поддержкой, – снова спас меня Флинер.

– Составьте подробный отчет, – добавил Тиор. – Как только будет возобновлена связь, вы сможете направить на Консул I соответствующее прошение.

– Но когда это случится! – с неподдельной скорбью воскликнул Сикрин.

– Очень скоро, – заметил Тиор. – Звездолеты Империи на подходе.

– О!

Архонт замер. Я отхлебнула такку – терпкого настоя какого-то редкого расстения, якобы обладающего ни с чем не сравнимым тонизирующим эффектом. Занимательный разговор получался у нас с представителем совета…

Негромкая трель упредила появление новых действующих лиц.

– Архонты Го и Вессед, главы мегаполий Мегара и Тиринф, – возвестил поднявшийся Сикрин.

Нам пришлось повторять процедуру знакомства, что мне уже порядком надоело. Не создана я для дипломатии…

Го являл почти точную копию Сикрина, наводя на мысли о кровном родстве, совпадая даже кроем костюма, разве что волосы были потемнее, да глаза посажены шире.

Архон Вессед был полней, улыбчивей и заметно моложе соотечественников, демонстрируя отличные зубы и здоровый колер лица.

– Простите, а Валт Гейзел когда покинул планету? – невинно поинтересовалась я, разглядывая чайного цвета напиток в пиале, и как можно ненавязчивее наблюдая за Весседом из-под полуопущенных ресниц. Ждала я его, и только его, реакции на мою скромную провокацию.

Вессед еще не успел опуститься на софу, и ненадолго завис в неудобной позе, но учтивую улыбку удержал. Только ответил мне, увы, не он, а Го.

– Он улетел вскоре после необъяснимого явления, умертвившего захватчиков. Учитывая обстановку и настроения в народе, мы не сумели ему помешать.

– Неужели? – подался вперед наследный Лорд Руах. – И каковы же настроения?

– Наши люди испуганы, – развел руками Вессед. – Если не сказать – в панике. Внезапный мор среди чужаков был слишком…

– Слишком действенным? – подсказал капитан Райли. – Выходит, само появление криогов внезапным не оказалось?

– Мы же видели Пидну, – вполголоса ответил за македонцев Флинер. – Убежден, не только из нее загодя эвакуировали жителей.

– Но…

Архонт Сикрин начал вставать с удобного кресла.

– Сядьте, – велел Тиор. – Не исключено, что при боях в околопланетном пространстве имперского флота с кораблями чужаков, население натерпелось бы меньше страхов, несмотря на сыплющиеся с неба обломки и угрозу разрушения самой планеты.

– Вы хотите сказать…

Сикрин замялся. Его выпученные глаза выразили целую гамму чувств: недоверие, потрясение, ужас. Недоверие преобладало.

– Да, архонт, – подтвердил Тиор. – Освобождение Македонии – операция Леди Калли. Блестящая.

Я флегматично наполнила опустевшую пиалу из дышащего стариной кувшина. Архаичность обстановки, обилие позолоты в отделке говорили о менталитете планеты, которую мне следовало изучить раньше.

– Отличный такку, – произнес Флинер в исполненной тяжелых вздохов паузе. – Захватчикам непременно должен был угодить. У вас ведь много общего с Оплотом Кри. А македонцам понравилось бы под опекой первосвященников Жаспана, тетрархов. Вера в Жаспана и в избранность своей обездоленной расы прижились бы здесь, верно?

– Это домыслы! – возмутился Вессед. – Наш мир уникален…

– Как уникальны десятки других миров, – я отставила пиалу. – Скажите, каким богам вы молитесь в своем Парфеноне, которого никогда не стояло в Эдессе? Ваша уникальность – отражение в мутной воде отблесков угасшей культуры.

Я выбралась из кресла и направилась к выходу, убедившись, что друзья следуют за мной.

– Вы – тени теней, и это говорю вам я, Эшти. Прощайте.

Уже на воздухе, вне стен Дома Правительства, обители предательств и интриг, я позволила себе тихо выругаться.

– Куда теперь? – участливо спросил Альдобраст.

– На Консул, – не утерпела, добавила. – К чертовой бабушке!

– Леди Калли!

Я вздрогнула и обернулась на оклик. Через площадь вприпрыжку бежал белокурый подросток с печальными глазами одинокого ангела. Зря плакала Тайли, с Тодом все хорошо.

– Флинер, скажи, ты веришь в чудеса?

– Я Творец Невозможностей, милая, мне ли в них не верить?

– Нет, в нерукотворное чудо, без привлечения Сил и предвидения. В чудо естественного порядка.

– Пожалуй, нет, если не считать таковым наше знакомство.

– Проблема в том, что и я не верю… Однако чудо прямо сейчас несется мне навстречу.

День 135 (по ст. исч-ю).

Вишневое дерево расцветало ровно на шестнадцатый день первого месяца, хотя земля еще была покрыта снегом и холод царил в природе, и так происходило каждый год. И самурай играл под тем деревом с самого детства, а до него – его родители и их предки, много поколений подряд. Он вырос, прожил достойную жизнь, состарился. Его дети покинули мир раньше самурая, и теперь радовало его только вишневое дерево.

Но однажды сакура умерла; от горя самурай занемог и отправился уйти вслед за ней. Соседи старались отвлечь его от тягостных мыслей, и посадили в его саду молодое вишневое дерево, очень красивое. Самурай выглядел счастливым, но в действительности сердце его разрывалось от боли.

И тогда, на шестнадцатый день первой луны, старик вышел в сад, поклонился сухому стволу и произнес:

– Возьми мою жизнь, начни расцветать снова.

Он исполнил обряд харакири, под высохшими ветвями сакуры, на белом покрывале, ставшим алым от его крови.

Дерево расцвело в тот же час.

И продолжает покрываться в бело-розовым туманом год за годом, на шестнадцатый день первого лунного месяца, в сезон снегов, ведь в нем – душа самурая [30]30
  Пересказано: «Йу-Року-Сакура», Японские средневековые сказания, Сборник Хёрай. Автор неизвестен.


[Закрыть].

Я пересказала это предание Ане, увы, с неминуемыми расхождениями от оригинального текста, но и память моя несовершенна. Рассказывая, я ожидала, что подружка оценит историю.

Когда она ответила мне, голос – нежный, мелодичный, с грустинкой – исходил разом изо всех стен, с некоторой задержкой, рождая глухое эхо.

– Блестят росинки.

Но есть у них привкус печали,

Не позабудьте! [31]31
  Мацуо Басё. (Пер. В. Марковой).


[Закрыть]

Лишенная подобных звуковых эффектов, модулируя размеренный речитатив, я откликнулась:

– На осеннем поле

Непрочный приют осенен

Сквозной плетенкой.

Оттого-то мои рукава

Что ни ночь от росы намокают [32]32
  Тэндзи-тэнно. (Пер. В. Санович).


[Закрыть].

– Великолепно, Ирина! Ты позволишь мне сохранить это танка?

– Тебе не требуется моего разрешения, Ана. Пока мои воспоминания не стали сквозной плетенкой, я рада поделиться ими с тобой.

– Люди не помнят, но мы храним. Я – что та сакура с душой человека, хоть и машина, а роса на моих ветках имеет вкус слез. Жаль, я не умею плакать.

– Но ты видишь сны. Ты более человек, чем сонмы двуногих. И я завидую тебе, потому как роса на моих рукавах – вкуса крови.

– Тебе нужен отдых, Ирина. Впереди много осенних полей…

– И непрочных приютов, – я улыбнулась сквозь слезы. – Знаю, дорогая, знаю… Но я больше не могу спать. И все больше скучаю по дому, пускай мне там теперь нечего делать.

– Я не обладаю предзнанием, – изрекла мыслящая машина. – Но уверена, что ты никогда туда не вернешься. Прости. Это не значит, что тебе нужно его позабыть.

– Ты права, мне надо развеяться, – я рывком поднялась с округлого ложа. – Пойду, поищу кофе и праздношатающихся.

– Грустишь?

– Скорее, пафосно депрессирую, – я отставила чашку, наполненную ароматным кофе со сладким фруктовым сиропом, чтобы перенести все внимание на подошедшего мужчину.

Мы не были особо близки с Листенном, довольно замкнутым и молчаливым человеком. За все время я едва ли слышала от него десяток фраз.

– Тебя подослала Ана? – вывод был очевиден, а откровенность я ценю выше хорошей игры.

– Она. Говорит, ты скучаешь по дому.

– Немного. Присаживайся, кофе будешь?

Он кивнул, протягивая мускулистую руку к настольному табло, чтобы набрать заказ. Темные пальцы заплясали над крышкой стола.

– Ты гадаешь, отчего Ана прислала к тебе молчуна?

Я развела руками, признавая его правоту.

– На самой высокой скале моей родной планеты, Ираго, выбито:

За жизнь непрочную и жалкую

Цепляясь,

Весь вымокший в волнах у Ираго,

Кормиться буду я теперь, срезая

Лишь жемчуг-водоросли возле берегов [33]33
  Манъёсю – антология японской поэзии. Песня принца Оми, сложенная им в ответ на услышанную песню. Составителем считается Отомо-но Якамоти.


[Закрыть]!

Я потрясенно молчала. Для одного дня звучало излишне много лирики, более чем специфичной, и столь удивительны были такие строки в устах Листенна, рушащего мое представление о нем.

А ведь если присмотреться, можно разглядеть в нем азиатские черты, смазанные – еще бы, за столько-то веков! – но вполне угадываемые.

– Ираго, – продолжил Листенн, блеснули черные глаза и фарфоровые зубы. – Черно-зеленые волны, скалы, редкие островки, единственный материк посреди океана, там – школы. Водоросли, рыба, планктон… Жемчуга нет. Постоянные циклоны, ливни и шквалы. Мы не меняли свою планету, а подстраивались под ее норов.

– Там прошло твое детство? – я вслушивалась в каждое слово, затаив дыхание.

– Там начался мой путь. На Ираго был мой дом. Как и все дома на Ираго, его окружали барьеры и силовые поля, но они не уберегли от волн. Дом моей семьи смыло в океан во время тайфуна. Отец понадеялся на барьеры и остался вместе с матерью и младшим братом там, хотя другие семьи не стали рисковать и покинули остров. Меня в тот год отправили на материк, учиться. Больше никогда я не видел ни своей семьи, ни своего дома.

– Листенн…

– Не надо! – оборвал меня его вкрадчивый, но твердый голос. – Не надо сожалений, у меня есть моя память. И в ней я могу вернуться в свои счастливые дни.

Он встал, и я осознала, что приоткрытая дверь сейчас снова захлопнется. Неожиданно Листенн дотронулся до моего плеча.

– Я молчу не оттого, что мне нечего сказать. Я молчу потому, что мне есть, о чем молчать.