Текст книги "Игра (ЛП)"
Автор книги: Карина Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)
Я посылаю ей полуулыбку.
– О, лапочка. Ты знаешь, где я буду. Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, если ты захочешь меня, ты знаешь, где я.
– И ты примешь меня?
Я качаю головой, сдерживая слезы.
– Как ты можешь спрашивать такое?
Притягиваю ее в объятия, держа ее со всей силой, на которую способен.
– Как ты можешь даже спрашивать такое? – хрипло шепчу я. – Я люблю тебя. Мое сердце твоё. – Я отстраняюсь, зная, что слезы бегут вниз по моим щекам. Беру в ладони ее лицо, потирая пальцами кожу, пока она смотрит на меня с любовью, которая, я знаю, похоронена глубоко под ее горем.
Я нежно, бесконечно целую ее, поцелуем, который говорит так много. Прекраснее, чем любой поцелуй прежде. Шепчу напротив ее губ:
– Пожалуйста, возвращайся ко мне. Когда сможешь, когда будешь готова, если будешь готова. Пожалуйста, возвращайся.
Затем делаю шаг назад, не в силах стоять там ни минуту больше. Она уже однажды видела мою гибель. И не должна видеть ее снова. Я хватаю ручную кладь, разворачиваюсь и ухожу.
Задаюсь вопросом, останется ли она стоять, пока я не уйду.
Или она уже ушла.
Я слишком боюсь смотреть, вдруг не получу никаких намеков на наше будущее вместе.
Показываю посадочный талон одному из охранников, затем быстро оглядываюсь через плечо, прежде чем исчезну за стеной.
Она все ещё стоит там.
Ладонь поднята вверх.
Я поднимаю ладонь в ответ.
И улыбаюсь.
Глава 30
ЛАКЛАН
Три месяца спустя
Мой телефон звонит, пока я иду по Квин стрит, едва слышный за шквалом рождественских песен, орущих практически из каждого магазина. Я копаюсь в кармане кожаной куртки в поисках его, пытаясь жонглировать, неся сумку с продуктами и держа Лионеля, Эмили и Джо пока они рьяно тянут поводки. Даже в намордниках Лионель и Джо, кажется, очаровывают каждого проходящего мимо. Эмили все ещё маленькая рычащая болтушка, но кого-то вы выигрываете, кого-то теряете.
– Алло? – отвечаю я, не в состоянии посмотреть, кто звонит. Надеюсь это одно из двух: один из важных британских игроков хочет сделать пожертвование для приюта или это Кайла.
– Привет, – говорит Кайла, звук ее голоса так сладко звучит в воздухе. – Застала тебя в неподходящее время?
– Вовсе нет, просто пытаюсь быть супергероем, – говорю я. – Как у тебя дела? Мы не говорили с...давным давно, я полагаю.
– Это было четыре дня назад, – иронично говорит она. – И ты же знаешь, моя зарплата не рассчитана на заокеанские разговоры.
– Я всегда могу перезвонить тебе, – говорю ей, как говорил уже миллион раз. Но она упряма. Ничего удивительного.
– Я знаю, но мне нравится спонтанность, – говорит она. – Так как дела?
– Хорошо, – говорю я. Последние три месяца с тех пор, когда я последний раз видел Кайлу, вещи были немного трудными, слегка беспокойными, но, в остальном, восхитительными. В любом случае происходят хорошие изменения, а с переменами всегда идёт период привыкания.
К настоящему моменту я трезв почти уже четыре месяца. Четыре долгих, сложных, трудных месяца, но я изо дня в день борюсь за правое дело. Единственное, что я принимаю, это слабые, не вызывающие привыкания, лекарства от своей тревожности. Раз в неделю я вижусь со своим врачом, и из-за этого мне не приходится принимать никакие антидепрессанты. Хотя это трудно, копаться в своём прошлом, вытаскивая миллион воспоминаний, которые я бы лучше оставил погребёнными. Но в то же время, это помогает мне лучше узнавать себя. Позволяет мне признать вину и пройти мимо неё, когда она лишняя. Помогает мне смириться с тем, что я имею и тем, почему я поступаю именно так, как поступаю. Это больно, но увлекательно и стоит того, чтобы быть в состоянии управлять своей депрессией и агрессией без лекарств. Пагубные привычки где-то берут своё начало, и вам не станет лучше, пока вы не устраните причину.
Я также занялся боксом. Знаю, это не совсем то, что хорошо сочетается с регби и знаю, мое тело не хочет быть в постоянном напряжении, но бокс это то, в чем я действительно хорош и способ дать выход своей агрессии. И, в соответствии со словами моего физиотерапевта, я все ещё в превосходной форме. Возможно даже в лучшей, чем был в свои тридцать, и это все благодаря отсутствию алкоголя и дополнительным упражнениям. И может это больше о мозг/тело вещах, когда ваше тело отвечает лучше, если ваша голова и сердце счастливее, но об этом я не слишком уверен.
Потому что мое сердце...что ж, оно достаточно счастливо. Оно бьется. Но не работает в полную мощность, это мягко говоря. Мы с Кайлой разговариваем, по меньшей мере, раз в неделю и переписываемся, намного чаще обмениваемся е-мейлами. Но между нами всегда расстояние. Это не значит, что у нас отношения на расстоянии, потому что мы уже давно перестали относиться к нам, как к паре. После всего того, что случилось, смерть ее мамы была для нас слишком большим испытанием, чтобы выжить. Последний раз, когда я говорил ей, что люблю, был больше месяца назад и я не получил ответа. Через несколько недель после этого она, как бы, между прочим, упомянула, что встретила парня в баре и собирается на свидание. Полагаю, она спрашивала у меня разрешения или что-то подобное.
Вполне очевидно, что мне сделалось плохо при этой мысли. У меня заняло много времени набраться смелости снова заговорить с ней. Думаю, с парнем ничего не получилось, потому что она никогда не упоминала о нем и я не видел никаких подтверждений обратному в социальных сетях. Я даже пару раз разговаривал с Брэмом и спрашивал его. Он сказал, что она одна и просто пытается двигаться дальше. Я не знаю, означает ли это движение дальше от смерти мамы, от меня, или то и другое.
Но моя любовь к ней непоколебима. Никогда не ослабевает. Я могу больше не произносить этих слов, но лишь только потому, что не хочу причинять ей дискомфорт, если она точно двинулась дальше. И последнее, чего я хочу, это торопить ее, когда она через столько всего прошла.
Так что я держу это в себе. Но надеюсь, она знает. Надеюсь, она может слышать это в моем голосе, то, как я смеюсь над ее глупыми шутками, потому что, черт возьми, она до сих пор заставляет меня смеяться.
И я знаю, было бы легче вообще не разговаривать с ней. Но это не то, чего я хочу. Я предпочёл бы любить ее безответно, скрытно и издалека, и все ещё иметь ее в своей жизни, чем больше никогда не разговаривать с ней. Для меня это не жизнь. Жизнь это когда она присутствует в ней, в любой, той или иной форме.
В конце концов, любовь к Кайле спасла меня. Я обязан ей всем.
– Просто хорошо? – спрашивает Кайла, продолжая разговор.
– Ну, собаки в порядке и бокс проходит отлично, – добавляю я. – Мой старый приятель по регби, Ренни, вернулся к волонтёрству, так что это просто фантастика. Кроме этого... за четыре дня не произошло ничего особенного.
– Я бросила работу, – говорит она.
Я в шоке.
– Правда? Думал, она тебе нравилась.
Через неделю после смерти мамы, Кайла оставила свою последнюю работу, ту в Bay Area Weekly. Она думает, они так или иначе собирались уволить ее и это был вопрос времени. Я тоже так думаю. Затем она устроилась штатным автором в местный журнал. К ее удивлению, они взяли ее и помогали освоиться. Это интернет журнал о Северной Калифорнии и я читаю каждую ее статью. У неё действительно есть талант, хоть я и думаю, понадобится время, прежде чем он действительно окупится. Единственный недостаток в том, что ей пришлось согласиться на существенно меньшую зарплату, но Кайла умеет держать удар. Она бросила свою квартиру и съехалась со своим братом Тошио.
– Она мне нравилась, – говорит она. – Но пришло время двигаться дальше. Я получила то, что нужно, опыт. Теперь я хочу получить другой опыт. Последние два дня здесь я обращалась в каждое издание.
– Удачно?
– Завтра у меня собеседование, – говорит она.
– Где? Как они называются? Я посмотрю их.
– Twenty-Four Hours, – говорит она. – Это своего рода ежедневная бесплатная газета.
– Звучит знакомо, – говорю ей.
– Они в каждом крупном городе. Они раздают их на вокзалах.
Я киваю.
–Ах да, я видел. Хорошо для тебя. Зарплата повыше, надеюсь?
– Посмотрим. Надеюсь, ее хватит, чтобы продолжать снимать квартиру. А вообще иногда это больше, чем деньги. – Она замолкает. – Ты где?
– Э-э, вывел собак ненадолго, купил немного продуктов. Сейчас приближаюсь к Фредерик стрит. На улице адски холодно.
– Знаю, – говорит она, и я практически слышу, как она дрожит. – Есть планы на вечер?
– Вообще-то нет. Останусь дома, может посмотрю глупое рождественское кино; раз уж их крутят по телику.
– Ты, определённо, Гринч. Будешь смотреть кино один?
– Ну, я и собаки, ага.
– И к тебе не присоединиться ни одна женщина?
Сглатываю.
– Нет, – мягко говорю я.
– Ты уверен? – спрашивает она.
Я нахмуриваюсь.
– Уверен, я бы помнил, если бы пригласил женщину. Ты все ещё последняя, хм, так или иначе. Теперь моя память не подводит меня. Это лишь я.
Она, кажется, раздумывает над этим, и, клянусь, я слышу вздох облегчения.
– Во что ты одет? – спрашивает она.
– Во что я одет? – ничего не могу с собой поделать и улыбаюсь. – Ну, этот вопрос я не слышал уже чертовски давно.
– Позволь угадать, – продолжает она. – Твоя старая кожаная куртка. Темно-серые джинсы. Зелёный свитер. Похож немного на норвежский, будто колется. Желтые Тимберленды. О, и чёрные перчатки без пальцев.
Я смотрю вниз на себя, словно забыл, во что одет.
– Это именно то, что на мне надето, – растерянно говорю я ей. – Как ты...
Затем поднимаю глаза и смотрю на свою квартиру через дорогу.
И вижу Кайлу, стоящую на улице.
Пакет с продуктами выпадает из рук.
Мне как-то удаётся удержать телефон и поводки.
Это не может быть она.
Но Эмили начинает взволнованно вилять хвостом, и Кайла поднимает руку, машет мне. Она одета в ярко-фиолетовое пальто, джинсы, ботинки, на голове вязаная шапочка. Она улыбается и убирает телефон от уха.
Я как в тумане иду к ней.
– Твои продукты, – весело кричит она мне.
Словно на автопилоте, я быстро поворачиваюсь и собираю их, а затем марширую к ней. Она не реальна, пока я не смогу почувствовать ее.
Но, чем ближе я подхожу, тем реальней она становится, пока я стою на обочине, совершенно ошарашенный глядя на неё.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, слова уплывают как во сне.
– Я тут подумала, может тебе нужна соседка по комнате? – говорит она, засовывая руки в карманы и с хитрой улыбочкой глядя в сторону.
– Соседка по комнате? – Нахмуриваюсь я.
– Да. Мое собеседование. Если меня возьмут, ну, мне надо будет где-то жить.
Я могу лишь смотреть на неё, моргая, думая что это какая-то шутка
Она прикусывает губу, нахмуриваясь.
– Если ты меня примешь, конечно. Я не виню тебя, если я последний человек, которого ты хочешь видеть.
– Кайла, – нежно говорю я, подходя к ней. Останавливаюсь в шаге от неё, собаки обнюхивают ее ноги. Она улыбается глядя на них вниз, рассеянно поглаживая, затем поднимает взгляд на меня. – Как ты здесь очутилась? – спрашиваю я ее.
– Я тебе говорила, я бросила работу, – говорит она, посылая мне полный надежды взгляд. – Я была готова двигаться дальше. Двигаться дальше от жизни, которой жила последние три месяца. На самом деле, это вообще была не жизнь. Я просто...знаю, следовало сказать тебе по телефону или как-то ещё, но я боялась, понимаешь. Я так боялась, что ты не поверишь мне или скажешь не приезжать. Я так боялась, что этого не произойдёт. Так что я бросила работу и купила билет на самолёт и я просто...надеюсь на лучшее. Потому что на самом деле, я должна сказать это тебе лично.
Я едва могу глотать, во рту так сухо.
– Сказать мне что?
Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, словно я каким-то образом вселяю в неё страх.
– Сказать мне что? – отчаянно спрашиваю я.
Она посылает мне полуулыбку.
– Что я все ещё люблю тебя.
Я наклоняю голову. Я не мог расслышать ее правильно.
Облизывая губы, она продолжает:
– И я знаю, уже может быть слишком поздно, но...я не могла игнорировать это. Знаешь, я ведь пыталась. Да. Я даже ходила на свидание с другим. Думала, может быть это поможет. Свидание длилось минуту, затем я встала и ушла. Я не смогла этого сделать. Не могла даже смотреть на него. Лаклан, ты в прямом смысле разрушил для меня других мужчин. Ни один из них не сравнился с тобой раньше. Ни один из них не сравнится с тобой теперь. Есть лишь ты и только ты.
Мое сердце бьется, словно испуганная птица, но я делаю все, что могу, чтобы сохранить контроль.
– Я не понимаю, – говорю я ей. – Ты все это время знала, что я чувствую. Я продолжал говорить тебе что люблю...пока ты не перестала говорить это в ответ. – Я зажмуриваюсь, вспоминая ожог. – Почему? Разве ты не знаешь, каково это не слышать от тебя эти слова?
Она смотрит в сторону, на лице уязвлённое выражение.
– Я понимаю. Я не знаю. Я была так потеряна, Лаклан, и я все ещё потеряна. Не проходит и дня, чтоб я не думала о маме и о том, как сильно скучаю по ней, как сильно бы хотела вернуть ее обратно, хотя бы на секунду, только бы улыбнуться ей. – Она смотрит вверх, в глазах слезы. – Я пыталась справиться с этим горем, но не могла. Но это не значит, что я переставала любить тебя. Я просто не хотела больше любить тебя. Не хотела, чтоб ты владел моим сердцем. Как я вообще могу забрать его назад, оно уже было такое хрупкое. Было проще простого...запереть это все. Но я ошибалась. Потому что делать вид, что мне все равно, было больнее. И в свою очередь, ты делал то же самое.
– Но это было лишь притворством, – прочищая горло, говорю я. – Я никогда не переставал любить тебя.
Она огорчённо смотрит на меня.
– А почему мы тогда стоим здесь вот так?
– Потому что… – начинаю говорить я.
Но слова замирают у меня на губах. Через секунду она рядом. Берет руками мое лицо и притягивает вниз, пока мой рот не прижимается к ее губам.
Я снова роняю покупки.
И поводки.
И мне все равно. Уверен, собаки уже в пакетах, лопают еду, и мне наплевать.
Я покоряюсь ей, чувствуя тепло и свирепость ее поцелуя. Он уносит меня обратно в прекрасный мир, тот, в котором я никогда не думал, что буду жить снова. Я зарываюсь руками ей в волосы, удерживая голову, пока наши рты сладко двигаются друг напротив друга в медленном, опьяняющем голоде. Не могу поверить, что снова целую ее, снова прикасаюсь к ней, снова чувствую ее.
Не могу поверить, что она все ещё любит меня.
Я должен сделать паузу, я должен дышать, должен знать.
Я отстраняюсь, глядя глубоко в эти искренние карие глаза.
– Ты любишь меня? – шепчу я.
– Я люблю тебя, – шепчет она в ответ, пробегая руками вниз по моим рукам. – Мой прекрасный зверь.
Я так широко улыбаюсь, что мое лицо может навсегда остаться таким.
– Ты меня любишь.
Она смеётся, такая счастливая.
– Да, да. Я люблю тебя. Я не хочу быть нигде, кроме как здесь. Это единственное место, где я должна быть.
Я обнимаю ее, крепко удерживая напротив себя в медвежьем объятии, ее собственные руки скользят вокруг моей талии. Прижимаюсь губами к её макушке и зажмуриваю глаза. Ощущение такое, словно у меня в груди новый рассвет поднимается.
Ещё одно новое начало.
Другая дорога, по которой стоит пойти.
– Давай зайдем внутрь, – спустя минуту говорю я, холод декабря окружает нас. – Согреемся.
Ее глаза хитро мерцают. Прошло столько времени с тех пор, как я видел у нее подобный взгляд. Моя реакция – чистая химия в крови. Я беру ее за руку, открываю дверь и заталкиваю ее и собак внутрь.
Я чувствую себя так, словно времени не осталось.
Что все время, которое прошло, никогда не случалось.
Нужда снова оказаться внутри нее, почувствовать ее кожа к коже, такая затягивающая, такая опьяняюще неотложная, что, когда мы оказываемся в моей квартире – нашей квартире – и дверь за нами закрывается, я тяну ее в спальню.
Я пинком закрываю дверь, стягивая куртку, свитер, брюки, раздеваясь так, словно моя одежда в огне, и в считанные секунды оказываюсь рядом с ней, пальцы рыскают по каждому дюйму ее тела, отчаянно пытаясь получить ее как можно ближе. Я хочу ощутить тепло ее бедер, прижатых к моим, эту шелковистую кожу, то как она идеально удерживает меня, когда я глубоко внутри нее, словно мы были созданы исключительно для того, чтобы трахать друг друга, любить друг друга.
Она тоже стягивает с себя одежду и яростно вцепляется в меня, наши рты встречаются, горячие и влажные и такие чертовски отчаянные. Я становлюсь безумным от прикосновений, и она пылает под моими руками, а я разжигаю ее огонь словно поджигатель.
– Кайла, Кайла, Кайла, – стону я ей в шею, пока пробую ее на вкус. Я звучу таким изголодавшимся по ней, что это и пугает меня и пробирает до костей.
Мы падаем на кровать, и я забираюсь на неё сверху, прижимая ее между своих бёдер, желая, чтоб у меня были силы двигаться медленно и впитать каждое чувственное мгновение, но на это нет времени. Это произойдёт – завтра. Даже через несколько часов, но прямо сейчас, в этот момент, когда я снова заполучил свою любовь, время – драгоценная вещь и если я не смогу ощутить ее сейчас, боюсь никогда не смогу.
Она оборачивает ноги вокруг моей талии, одна рука покоится на моей шее и волосах, другая скользит по спине, и мы снова целуемся, глубоко и яростно, наши языки скользят друг над другом в безумной войне.
– Я не могу ждать, – шепчет она мне, и я откидываюсь назад, потерявшись в ее глазах, зная, что она чувствует себя такой же обезумевшей, как и я. – Пожалуйста, войди в меня.
Я закрываю глаза, упираясь лбом в ее лоб, и располагаюсь между ее ног, член толстый, пульсирующий и твёрдый как камень. Я толкаюсь в неё, скользя гладко и грубовато, пока весь воздух не покидает лёгкие и ощущений почти слишком много.
Внутри неё я очищаюсь от пороков и грехов, становлюсь святым.
– Черт, – рычу я, покусывая ее шею пока толкаюсь снова, в этот раз мои руки начинают дрожать, мое тело перегружено. Я ненасытен, страстно желая каждую ее часть, и моя душа такая же голодная, как и остальная часть меня.
– Сильнее, – умоляет она, ногти выпиваются в заднюю часть моей головы, пока я покусываю ее грудь, щёлкая по соску жестким и беспощадным языком. Я грубо хватаю ее за бёдра и тяну вверх, член вонзается жёстко и глубоко, и я кряхчу от напряжения, пока вонзаюсь снова и снова.
– Сильнее, – снова кричит она, встречаясь со мной глазами, говоря мне, что ей необходимо почувствовать все.
И я отдаю ей всего себя.
Дикое рычание вырывается из моего горла и я трахаю и беру ее так, словно могу умереть, если не сделаю этого. Я беспощадная машина, вколачивающаяся в неё снова и снова, затем я склоняюсь над ней, моя грудь прижата к ее, скользкая от пота, наши сердца бьются друг напротив друга в бешеном ритме, желая так много, что я не знаю что делать с самим собой.
Я кусаю ее ключицы, плечи, грудь, соски и она негромко хнычет, желая большего, желая всего меня. Пальцы удерживают ее бёдра, зажимая в тиски, и я чувствую, что мог бы запросто разорвать ее прямо на две части.
И тогда все начинает закручиваться. Я скольжу пальцем вдоль ее клитора, потирая яростными кругами, что заставляет ее глаза закатиться и звуки из ее изящного горла самые эротичные и примитивные, что я когда-либо слышал.
Она заставляет меня потерять самообладание.
Она всегда будет.
Проклятье.
Так что я продолжаю и продолжаю, пока у меня не остаётся сил, пока мое неистовство не выходит из под контроля и, с одним финальным толчком, я изливаюсь в неё Мои хриплые крики наполняют комнату. Мы одновременно уступаем своему удовольствию, наши тела и сердца безнадёжно сплетаются. Я опустошаюсь в неё, и все же я никогда не чувствовал себя настолько полным.
Практически всем своим весом я падаю на неё, дыша так тяжело, что кровать все ещё трясётся и она изо всех сил сжимает мою спину, словно я плот и она утонет, если отпустит меня.
Но я держу ее. Делаю это.
И мы держимся вот так друг друга секунды, мгновения, минуты. Мы держимся друг за друга, потому что до этого не держались так сильно. В этот раз, сейчас, я знаю, ни один из нас не отпустит.
– Знаешь, хоть это и не доказано, – говорю я, когда убираю влажные волосы от ее лица, мой голос низкий и ленивый. – Но я верю, что могу существовать лишь на одной тебе. Без еды, без воды. Только Кайла. Как насчёт проверить эту теорию в течение следующих нескольких дней?
Она усмехается мне, и мое сердце бьется ещё интенсивнее.
– С удовольствием помогу тебе с этим экспериментом, – говорит она, глаза такие яркие, снова восхитительно полные жизни. – Дай мне ещё пару минут и мы сможем попробовать ещё раз.
– У меня такое чувство, что этот эксперимент может продлиться очень долго, – улыбаясь, предупреждаю я.
– Хорошо, – говорит она, пробегаясь пальцами по моим губам. – Потому что я никуда не ухожу.
И на этот раз я знаю, это правда.
На этот раз она здесь чтобы остаться.
Эпилог
Девять месяцев спустя
КАЙЛА
Лаклан это потная, ворчащая, неутомимая машина. Так думаешь, видя, как правильно двигаются его конечности, напрягаются мышцы, когда он сгибается, и делает выпад, прокладывая себе путь. Он прекрасный зверь, вроде как не прилагающий усилий, крадущий ваше дыхание. И черт, это заводит меня.
И я не единственная, кто так думает. Я смотрю вокруг, стадион кричит, размахивая своими красными с чёрным шарфами, и я знаю, по крайней мере большинство женщин думают то же, что и я, и может даже некоторые мужчины.
И без слов ясно, Лаклан МакГрегор это сила, с которой нельзя не считаться. И Боже, я это знаю. Теперь больше, чем когда-либо. И я имею в виду, в лучшем из смыслов.
Переезд в Шотландию был лучшим решением, которое я когда-либо принимала. Девять месяцев назад я понятия не имела, что будет с моей жизнью, все что я знала, что здесь был мужчина, которого я любила и мужчина, который любил меня, и я должна была быть с ним. И не важно, что он сражался со своими демонами, и я блуждала в океане горя, без какой-либо цели, за исключением него. Меня не волновало, что я рискую всем и что, возможно, это все не сработает. Я бы рискнула снова, и все вышло именно так, как и должно было.
Однажды мама сказала мне, что моя жизнь идёт тем курсом, которым и следует. Думаю, она была абсолютно права. Мой старый курс привёл меня в Эдинбург с Лакланом, где я безумно влюбилась. Но у жизни были иные планы, планы, которые мы никогда не сможем понять, и курс изменился. Мне потребовалось время, чтобы перенаправить его. Потребовалось время, чтобы выяснить, что мне действительно нужно.
И все это время это был и есть Лаклан.
За девять месяцев многое изменилось. Лаклан все время остаётся трезвым, хотя никто из нас не считает это чём-то само собой разумеющимся. Я знаю это то, что никогда полностью не оставит его. У него бывают хорошие дни и плохие, и в плохие дни мы ходим на длинные прогулки и я заставляю его разговаривать со мной, пока мы не находим решение. Теперь мы в этом вместе и я убеждена, он знает, что не должен сталкиваться с этим в одиночку.
Ему очень помогает психолог, и он ведёт здоровый образ жизни. И он очень хорош в боксе, занимаясь этим все ещё ради развлечения, как ещё одна форма физических упражнений, не имеющая ничего общего с его карьерой и просто помогающая ему лучше, без лекарств и алкоголя, справляться со своим гневом.
Мне нравится думать, что из-за этого он стал лучше в регби. Когда я познакомилась с ним, он был сильно обеспокоен по поводу своей карьеры и возраста, думая, что возможно не сможет продолжать играть долго. Оказалось все не так. Он не только играет лучше, чем когда-либо, но он так же играющий дольше всех член команды и начинает новый сезон в качестве капитана.
Он великолепно справляется со своей новой ответственностью.
Что касается меня, я до сих пор стараюсь изо всех сил, но это весёлое противостояние.
Я не получила работу в Twenty-Four Hours, но получила должность автора в шотландском журнале о моде и стиле. Мне платят за статьи, и это дополнение к зарплате, которую я получаю, работая неполный рабочий день с Амарой в «Любимом Забияке». А сейчас мы вдвоём пытаемся объединить усилия и придумать для организации должность специалиста по связям с общественностью. Может быть, она возьмёт это на себя, может быть я, но это действительно поможет Лаклану получить любовь, финансирование и внимание, в котором он нуждается ради собак.
К слову о собаках. Лионель и Эмили все ещё с нами, все ещё облизывают нас до смерти и обнюхивают все, что видят. К сожалению, Джо умерла несколько месяцев назад. Рак. Мы ничего не могли поделать, и как только Лаклан увидел, что она страдает, он усыпил ее. Если честно, было чертовски больно видеть такую красивую, милую собаку такой испуганной на ветеринарном столе. Но, в последнюю минуту, она взглянула на Лаклана и он, со слезами на глазах, улыбнулся ей и, казалось, она улыбнулась ему. И она успокоилась. Ветеринар сделал ей укол, и она тихо умерла.
Естественно это событие напомнило о каждом свежем, болезненном воспоминании о смерти мамы. О том, что никогда не уйдёт. Вообще. Хотела бы я, чтоб это было возможно. Но, в каком-то смысле, так было бы неправильно, потому что кто-то подобный моей маме всегда должен быть на переднем плане в ваших мыслях. Чувство этой боли, этой потери, лишь свидетельство того, каким человеком она была.
Хотя иногда бывает действительно трудно просто встать с постели. Иногда вы просыпаетесь после сна об этом человеке, и есть тот блаженный момент между сном и реальностью где вы думаете, сейчас все так, как было всегда. А потом до вас доходит насколько все изменилось. Я понимаю, что она ушла, и моя грудь наполняется камнями.
По таким утрам я тянусь к Лаклану и он всегда здесь. Потому что он моя опора, моя любовь и мое все. Нет ничего, что бы я не сделала для него и ничего, чего бы он ни сделал для меня и, Боже, это страшно иметь такую любовь, действительно так, но я никогда ни на что не променяю ее.
Знаю, я имела обыкновение думать что тип любви, который был у мамы с папой отчасти разрушит вас. Такая большая, смелая и могущественная, это самое важное в вашей жизни. И это правда. Потому что любовь, которой я люблю Лаклана, именно такая. Она сильнее нас обоих. У неё есть сила разрушить нас, как самая тёмная звезда взрывается изнутри, слишком большая для своего же собственного блага. Но как же прекрасно иметь что-то подобное, любовь настолько глубокую, что она способна поставить людей на колени. Любовь, которая может подняться из пепла, больше и сильнее, чем когда-либо прежде.
Амара пихает меня локтем в бок, возвращая мое внимание к игре. Я сижу с ней на нижних трибунах, хотя знаю, Джессика, Дональд и Бригс наверху в ложе.
– Ещё одна попытка и победа у них, – визжит Амара, вцепившись в своё пиво, даже если там ничего не осталось с тех пор, как она залпом выпила его словно безумная женщина, вместе с остальной частью стадиона.
Чтобы поддержать Лаклана, я почти перестала употреблять алкоголь. Я могу иногда употреблять алкоголь на вечере для девочек с Амарой у неё, но когда я с Лакланом, я трезва как стёклышко. На самом деле, это никак не влияет на мою жизнь, мне просто надо делать подобное для него и я делаю так, не спрашивая его. Потому что, я хочу. Потому что, он сделает для меня что угодно.
Амара стала для меня хорошим другом. Вообще-то она очень похожа на меня, очень упрямая и говорит то, что думает, даже несмотря на то что ее личная жизнь немного унылая. Мы с Лакланом всегда пытаемся свести ее с кем-нибудь из игроков в регби, и я не думаю, что она может слишком жаловаться на это. Естественно, она так и делает.
Конечно же, я постоянно разговариваю со Стеф и Николой, так что у меня нет чувства, что я потеряла их. Они обе хотят приехать и навестить нас с Линденом и Брэмом, но...что ж, есть некоторые осложнения.
Стефани беременна.
Я знаю, моя грусть по этому поводу абсолютно эгоистична, это значит, что она движется в ту часть своей жизни, к которой я не имею отношения, и я боюсь, что наши отношения изменятся. Но, в то же время, это же Стеф. Она всегда прикроет мою спину, неважно как, и я знаю, с ней я всегда могу быть самой собой. И в самом деле, она так счастлива, что они с Линденом собираются стать родителями, что ее волнение заразительно. Настолько, что я покупаю каждую шотландскую вещичку для младенца, которую могу найти, включая крошечный маленький килт в цветах клана МакГрегор. Полагаю, он подойдёт и для мальчика и для девочки.
В любом случае, Стефани будет превосходной мамой, и я не могу дождаться, когда увижу, какой ужасно хорошенький человечек вылупится из неё. Думаю, мне придётся слетать в Сан-Франциско только ради этого,
Я так же постоянно общаюсь с братьями. На самом деле, я гораздо ближе с ними, чем когда-либо прежде, и думаю, где бы моя мама не тусовалась с папой, они счастливы, что, в конце концов, мы все нашли друг друга.
Люди рядом с нами начитают скандировать что-то в поддержку Эдинбурга, пока команда собирается вместе на поле. Мы наблюдаем, как происходит схватка, Эдинбург оттесняет Манстри назад, пока в задней части поля Тьерри получает мяч и быстро бросает его понизу другому парню, который затем бросает его Лаклану, ждущему своего часа.
Лаклан убегает, мяч у него подмышкой, игроки другой команды собираются за ним, наблюдая за каждым его движением. Они всегда следят за ним словно ястребы.
Но у них никогда не бывает его скорости.
Наблюдать за его бегом сейчас для меня так же впечатляюще, как и в первый раз когда я увидела его на поле. Он движется с такой страстью, что вы не можете не сравнить его с диким жеребцом или неприручённым быком, скачущем к свободе, двигающимся так словно он был рождён, чтобы двигаться.
Я задерживаю дыхание, пока он движется. Как и все.
Игрок пытается отобрать мяч, но Лаклан делает движение, чтобы обойти его, а затем меняет своё решение и движется на него. Парень отходит и Лаклан продолжает бежать, ноги и руки работают, неся его так быстро, что вы можете подумать, он собирается преодолеть звуковой барьер. Он – горячее пятно чернил и мускулов.
Кто-то движется вперёд, блокируя его, но Лаклан лишь отскакивает и продолжает двигаться. Он бьет по подброшенному мячу, обходит кого-то ещё, затем продолжает бежать, пока снова не встречается с мячом.
К этому моменты мы все уже кричим, стоя на ногах, размахивая всем, чем можем, потому что он делает попытку и выигрывает игру.
А сам Лаклан просто поднимает мяч, словно он всегда там лежал и ждал его и бежит через линию, делая драматический прыжок по траве и скользя на животе. Знаю, это только для шоу, но толпе такое чертовски нравится.
Мне это чертовски нравится.
Я редко вижу, чтоб он выпендривался, так что понимаю, сейчас он, должно быть, чувствует себя очень хорошо.
Как и я. Я кричу, что есть сил, прыгая вверх-вниз с Амарой.
