Текст книги "Игра (ЛП)"
Автор книги: Карина Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
Я глазею на него.
– Итак, – говорю я между укусами, указывая на него вилкой. – Закуска прошлым вечером не была для тебя какой-то редкостью.
Он ухмыляется, затем потирает пальцами губы, принимая серьезный вид.
– Я люблю готовить, когда могу.
– Ты должен готовить постоянно, – говорит мама. – Это очень, очень вкусно.
– И ты должен принять это за комплимент, мою еду она почти не ест, – говорю я, слегка пиная его под столом.
– О, это не так, – упрекает меня мама, но это абсолютная правда. Я делаю все возможное, но готовка никогда не была моей сильной стороной. Когда дело доходит до Лаклана, это одна из его многочисленных гребанных сильных сторон. Клянусь Богом, нет ничего, чего он не мог бы сделать.
Почему, черт возьми, я должна была встретить этого зверя, этого сверхчеловека, который взрывает мой мозг в спальне, вырубает игроков регби в жизни, спасает беззащитных животных, выглядит как гребаный бог и любит готовить, как раз тогда, когда ему надо уезжать? Почему жизнь так чертовски жестока?
– А я-то думала, все шотландцы знают, как делать хаггис, – говорю ему, отталкивая тяжесть в груди и пытаясь сосредоточиться на том, что передо мной (прим. пер. Хаггис – национальное шотландское блюдо из бараньих потрохов (сердца, печени и легких), порубленных с луком, толокном, салом, приправами и солью и сваренных в бараньем желудке.).
– О, я умею делать выдающиеся хаггис, – говорит он. – Если бы у меня здесь было больше времени, я бы посмотрел, что мог бы сделать.
Я натягиваю на лицо улыбку.
– Как бы я не хотела, чтоб у тебя было больше времени, я рада, что тебе его не хватает.
После обеда мама настаивает на десерте и приносит мороженое с зеленым чаем маття, которое Лаклан никогда раньше не пробовал.
– Изумительно, – говорит он между ложками.
– Я выросла на этом, – говорю я ему. – Знаешь, когда я была ребенком, моей любимой едой были листы, листы нори. Ну, знаешь, сушеные водоросли?
– Это правда, – говорит мама, нежно посмеиваясь. – Я покупала их для суши, но всегда вынуждена была прятать их от нее. Когда я позже находила пакеты, они были разорваны, будто в них залезли мыши.
– Удивительное маленькое создание, – тепло комментирует он, сидя в кресле и изучая меня. – Что ты еще вытворяла, когда была ребенком?
– Ох, что она только не вытворяла, – быстро говорит мама. – Да и теперь она не сильно отличается от той себя. Но у нее были четыре старших брата, чтобы держать ее под контролем. Брайан, Никко, Пол и Тошио. Кайла была нашим маленьким ангелом. Она появилась в один прекрасный день, когда ее отец и я уже не думали, что я смогу забеременеть. Я никогда не думала, что получу мою маленькую девочку. Но вот она.
Мои щеки краснеют, и я начинаю перемешивать мороженое.
– К сожалению, – добавляет мама, – она была полным кошмаром.
Я пристально смотрю на нее, в то время как Лаклан издает смешок.
– Мама, – предупреждаю я ее.
– О, была, была, – говорит она, наклоняясь вперед к Лаклану, ее глаза сияют. – Даже будучи маленькой девочкой, она при каждом удобном случае убегала. Если бы не ее братья, не уверена, что в один день мы бы не потеряли ее навсегда. Они были хороши, защищали ее.
– Ага, только вот в школе это было немного раздражающим – хочу напомнить я ей.
– Для тебя, – в шутку говорит она. – Но для нас это было настоящее спасение. Она была любвеобильной маленькой девочкой.
– О, это так? – спрашивает Лаклан, глядя на меня большими глазами, явно наслаждаясь происходящим.
– Да, именно так, – говорит мама, прежде чем у меня появляется возможность подтвердить или опровергнуть это. – Каждый день в школе у нее была новая любовь. Сейчас Билли, потом Томми. Однажды она попала в неприятности за то, что поцеловала мальчика и заставила его плакать.
Я со стоном прячу лицо в руках.
Лаклан упорно смеется, такой приятный звук, даже если за мой счет.
– Что ты сделала, Кайла?
Я держу лицо в ладонях и не отвечаю, потому что знаю, мама сделает это за меня.
Именно так она и поступает.
– Учитель сказал мне, что мальчик не хотел ее целовать, так что она повалила его на землю, а когда он попытался сбежать, ударила его в живот.
– В регби ты сошла бы за свою, – говорит он между смехом.
– Так что, – продолжает мама, – к тому времени, как она перешла в старшую школу, ее браться вели себя как компаньоны. Бедная девочка никуда не могла пойти так, чтоб они об этом не узнали. Все мальчики держались на расстоянии.
– Что ж, не виню твоих братьев за то, что они защищали тебя, – говорит Лаклан. – Вероятно, в школе ты была такой же сногсшибательной, как и сейчас.
О Боже. Я поднимаю глаза, и он так искренне смотрит на меня, что это ранит. Мое лицо еще больше пылает от такого комплимента.
– Смотри, ты заставил ее покраснеть, – говорит мама, и это не помогает. – Ты забрался к ней под кожу.
– Хорошо, – быстро говорю я, поднимаясь на ноги. – Я собираюсь в ванную. Когда вернусь, можем мы все договориться, больше не смущать меня?
– Но я люблю смотреть, как ты смущаешься, – практически мурлычет Лаклан.
Я показываю ему фак, что, конечно, заставляет маму выдохнуть от возмущения, и шагаю по коридору в ванную, запираясь там. Делаю длинный, глубокий вдох. Мое сердце колотится, и я не знаю почему. Все идет очень хорошо, но все это заставляет меня беспокоиться. Там в этом пространстве за моим сердцем есть небольшое отверстие, и оно медленно становится все больше и больше.
Я чуть смачиваю салфетку холодной водой и прикладываю к лицу. Я до сих пор красная, выгляжу так же как после секса. Может именно поэтому Лаклан хочет, чтоб я смущалась.
Когда я выхожу из ванной, Лаклан сидит в гостиной, а мама пытается сделать чай.
– Давай мне и иди, садись, – говорю я ей, беря чайник из ее рук.
Она кладет руку на мою. На минуту я смотрю на эти бледные, красиво покрытые морщинами, усеянные пигментными пятнами руки моей матери. Руки, которые я видела всю жизнь, слегка трясутся. Когда это началось? Когда они стали трястись?
Но я не спрашиваю ее, потому что она смотрит на меня с обожанием.
– Ты не должна позволить ему уйти, – тихо говорит она мне. Ее хватка на моей руке усиливается, дрожание немного уменьшается. – Он мужчина, который тебе нужен.
Я быстро улыбаюсь ей и осторожно убираю чайник подальше от нее.
– Если честно, я не знаю его достаточно хорошо, чтобы так думать. – Я сглатываю и смотрю в гостиную, где он смотрит телевизор. – Но я хотела бы.
– Иногда тебе не нужно узнавать кого-то, чтобы понять, – говорит она – И когда он смотрит на тебя, ты можешь узнать это. Он понимает тебя. – Затем она выходит из кухни и бредет в гостиную, чтобы присоединиться к нему. Я дрожу, внезапно становится холодно, и все же делаю чай. Мы пьем чашку за чашкой, смотрим эпизод любимого шоу мамы, Морская полиция: спецотдел, пока не становится поздно, и я знаю, что Лаклану надо проверить Эмили.
По какой-то причине, на этот раз мне трудно прощаться с мамой. Может быть, потому что весь вечер я была очень взвинчена. Я обнимаю ее дольше, чем делаю обычно, и говорю, что буду на следующей неделе. Может быть, мне удастся притащить с собой Тошио.
Лаклан наклоняется и притягивает мою крошечную маму в медвежьи объятия. Каждая частичка меня тает при виде подобного.
– Твоя мама прелестна, – спокойно говорит мне Лаклан, пока мы едем на машине обратно в город.
– Так и есть, – говорю я, радуясь, что он был настолько очарован ею. И столь же рада, что она была так очарована им.
– До этого ты говорила, что она была больна, – говорит он, кладя руку на заднюю часть моей шеи и потирая большим пальцем кожу. – Что с ней не так?
Моя хватка на руле усиливается.
– Я не совсем уверена. – Облизываю губы, пытаясь вспомнить. – Это началось после того, как умер отец. Она долгое время была потеряна. Мы все были. Она была в тяжелой депрессии, и полагаю, вся боль, живущая внутри нее, стала прорываться наружу. Некоторые врачи говорят, что это синдром хронической усталости, другие, что все же это депрессия и тревожное расстройство. Она плохо спит, и у нее всегда повышенное давление. У нее постоянно болят мышцы. Я не знаю, что и думать. Но это продолжается уже несколько лет.
И эти дрожащие руки, но я надеюсь, что это лишь из-за того, что она перенервничала из-за Лаклана и меня.
– У вас в Америке есть хорошие врачи? – спрашивает он.
Я качаю головой.
– Нет. Хотя, да, есть. Если вы в состоянии за них заплатить. Она никогда не работала, так что у нее нет никаких льгот, которые есть у многих людей ее возраста. Но мои братья и я оплачиваем все это. Мы стараемся и даем ей лучшее, целую кучу разных заключений специалистов. Честно говоря, – произношу я, быстро глядя на него, – думаю, она до сих пор страдает от разбитого сердца.
Он натянуто улыбается мне.
– Влюбляясь, мы всегда рискуем.
Я киваю и оглядываюсь назад на дорогу.
– Очень рискуем.
Когда мы возвращаемся к нему в квартиру, Лаклан приглашает меня зайти. Я колеблюсь. Я хочу пойти, хочу быть с ним любым способом, которым только могу. Но в моей груди есть какая-то тяжесть, и если я буду спать с ним сегодня, чувствую, что будет лишь хуже. Я должна побыть одна, мне необходимо переваривать всё. Мне нужно снова восстановить силы. Такой сильный мужчина делает меня слабой.
В ту же ночь, одна в постели, я смотрю на пустую подушку рядом со мной и задумываюсь, каково было бы, если бы там всегда кто-то был.
Затем задаюсь вопросом, каково это, никогда не иметь никого на том месте.
Как сильно вы можете запасть на кого-то, чтобы назвать это любовью?
Надеюсь, я этого никогда не узнаю.
Глава 15
КАЙЛА
В пятницу время на работе тянется словно патока. Я смотрю на часы на мониторе, отсчитывая минуты, секунды, пока не смогу пойти домой, взять сумки, забрать Лаклана и отправиться в Напа.
Но когда звучит пресловутый гудок, и я, готовая, жду его на улице около его квартиры, волнение, которое я испытывала весь день, сменяется острым страхом. Я в последний раз здесь, забираю его. В воскресенье он уедет.
Хотя я и не спала с ним после вечера у мамы в среду, вчера все было по-другому. Прямо после работы я поехала к нему и затрахала его до одурения. Конечно же, в его спальне, подальше от осуждающих глаз Эмили. Как ни странно, я больше не ощущала ту меланхолию, охватившую меня в доме мамы. Я во всех смыслах потерялась в его теле, буквально сливаясь с ним до двух ночи, пока, наконец, не оторвалась от него и не пошла домой спать.
Но теперь, сейчас когда я жду его, когда мы собираемся провести наши последние несколько дней вместе, меланхолия возвращается, напевая у меня в душе как мелодия, которую вы не можете забыть.
Как это часто бывает, становится немного лучше, когда я вижу Лаклана.
Он неторопливо идёт к машине, на плече спортивная сумка, в руке клетка для собаки. На нем походные ботинки, голубые джинсы с потертостями, белая футболка, идеально подчёркивающая эти трапециевидные мышцы, плечи и закручивающуюся татуировку на руке. У меня перехватывает дыхание, я сжимаю ноги, тепло внутри разгорается сильнее. Эффект, который он производит на меня, никогда не ослабевает.
Он открывает заднюю дверь и ставит клетку внутрь. Я оглядываюсь и вижу Эмили. Ее лохматая мордочка смотрит на меня. Я готовлюсь к тому, что она зарычит на меня или, по крайней мере, покажет зубы, но она лишь пару секунд смотрит на меня, перед тем, как снова посмотреть на Лаклана. Ясно видно, собака его обожает, она едва ли может оторвать от него взгляд. Интересно, я произвожу такое же впечатление?
– Привет, лапочка, – говорит он, забираясь на переднее сиденье. Он наклоняется, берет меня за подбородок и дарит мне длинный, медленный поцелуй, заставляющий мое сердце пропустить несколько ударов.
Я широко улыбаюсь, ерзая в кресле от возбуждения, и указываю большим пальцем на заднее сиденье.
– Кажется, она со мной свыклась.
– Я же говорил тебе, она освоится, – говорит он, кладя большую ладонь на мое обнаженное бедро пока мы отъезжаем.
Поездка в Напа проходит отлично. Я выбираю более длинный маршрут через мост Золотые ворота, исключительно потому что он более живописный и даст мне больше времени побыть с ним наедине, прежде чем мне придётся делить его с кем-то ещё.
Мы проезжаем все дальше от Залива и температура поднимается. Вскоре солнце начинает припекать, наши окна открыты, и мы несёмся по двухполосному шоссе, запах виноградников и прогретых полей окутывает машину.
– Что если мы продолжим ехать вечно? – мечтательно спрашиваю я, душевный плач «Honeymoon» Ланы дель Рей льётся из колонок.
– А почему бы и нет? – отвечает он, подыгрывая мне.
– И где мы окажемся?
– Разве это имеет значение? – его голос такой обнадеживающий, что я должна посмотреть на него. Он быстро улыбается мне и опирается локтем на окно, пробегаясь пальцами по подбородку и глядя на засушливые холмы.
Нет, это не имеет значения. Мы могли бы найти поле, хибару, горный ручей. Могли бы поехать на запад или юг или восток. Могли бы доехать до ближайшей проселочной дороги и разбить лагерь прямо там, только он, я и Эмили. Мы могли бы не торопиться и растянуть удовольствие, проведя вечность, в объятьях друг друга.
Но реальность так не работает. У реальности на сегодня для нас другие планы. Когда мы добираемся до Напы, и я паркую машину на огромной стоянке Meritage Hotel, я невероятно благодарна Брэму за то, что он организовал все это – возможность для него увидеть своего кузена, пока тот не уехал и возможность для меня сделать то же самое.
– Ну и ну, а здесь чертовски мило, – тихо говорит он, когда мы выбираемся из машины и достаём свои вещи. Жара окутывает нас, пока мы пересекаем парковку и входим в лобби отеля. И я сразу же вижу нашу компанию.
– Привеееееет! – Кричит Брэм, подходя к нам. В руке у него бокал красного вина. Он притягивает Лаклана в объятия, хлопая по спине, и делает то же самое со мной.
– Боже, Брэм, ты уже напился? – спрашиваю я, когда он отстраняется.
– Мы рано добрались, – говорит он, жестом подзывая остальных. Линден и Стеф подходят к нам тоже с вином в руках, пока я замечаю, как на заднем плане Никола разговаривает с кем-то на ресепшн.
– Эй, вы двое, – говори Стеф, обнимая меня, как сделал Брэм, хотя она не проделывает то же самое с Лакланом. Ее глаза блуждают вверх -вниз, будто она напугана им. Может, потому что Лаклан немного зло хмурится на неё. Я знаю, вероятно, это от того, что пребывание среди кучи людей заставляет его нервничать, и я тянусь к его руке, сжимая ее.
Он, кажется, расслабляется прямо на глазах, пока взгляд Стефани прыгает то на него, то на меня. Она улыбается мне, а Линден подходит ближе, чтобы дать своему кузену одно из тех рукопожатий, которое затрагивает все предплечье.
– Рад, что вы приехали, – говорит Линден, прежде чем замечает собачью переноску. Он приседает на корточки и говорит, – А это у нас кто?
Эмили тут же начинает лаять на него, заставляя Линдена отскочить и подпрыгнуть.
– Господи, Лаклан, он такой же неприветливый, как и ты.
– Она, – поправляете Лаклан. – Это мисс Эмили.
Линден фыркает.
– Слишком женоподобное имя для собачки. Ты ее так назвал?
– Ага, – говорит Лаклан, глядя вниз на Линдена с намёком на бешенство во взгляде.
– Давай зарегистрируемся, – говорю я, потянув Лаклана за руку и ведя его к стойке регистрации.
– Ты в порядке? – шепчу я.
Он ворчит в ответ. Полагаю, это значит, что все в порядке. Или что мне не стоит об этом беспокоиться.
Когда мы подходим к ресепшн, то приветствуем Николу, и пока получаем ключи от номера, она говорит мне прийти к ним в винный погреб на дегустацию, хотя, кажется они сами уже вполне надегустировались.
Наш номер находится на первом этаже и оформлен в средиземноморском стиле. Лаклан выпускает Эмили из клетки, затем пристегивает поводок, открывает дверь на нашу веранду и выпускает ее, чтобы она пописала. Я быстро освежаюсь в ванной, потягиваясь после заточения в машине, а затем бросаюсь на двуспальную кровать, испытывая матрас на твёрдость. Он бесподобен. Я бы всю ночь могла заниматься на нем сексом.
Когда он возвращается, Эмили забирается на кровать рядом со мной, и я понимаю, что день и ночь напролёт заниматься сексом с собакой, следящей за каждым твоим шагом, может быть трудновато.
Лаклан ложится рядом, кладя крупную руку мне на живот. Я смотрю, как он дышит, его грудь поднимается и опускается.
– Уже чувствуешь себя не очень дружелюбным? – спрашиваю его.
–Ммм, – говорит он, глядя на меня. – Я бы лучше побыл здесь с тобой.
– Ну, если у тебя запланированы какие-то любовные игры, нам видимо придётся заняться ими снаружи. Здесь за каждым нашим движением будет следить мисс Эмили.
Он пожимает плечами.
– Ну так отправим ее в ванную.
– Она будет лаять.
Он вздыхает.
– Да, будет.
Я поворачиваюсь к нему и провожу пальцем по лбу, разглаживая складки.
– Всегда такой угрюмый, – говорю я, нажимая на впадину между бровями. – Всегда о чем-то думаешь.
– Если честно, я бы с удовольствием заплатил тому, кто отключит мои мозги, – говорит он. Я следую пальцем вниз по носу, к небольшой выпуклости в изгибе его губ. Он приоткрывает их, беря палец зубами, и нежно прикусывает.
Я внимательно смотрю на него, и могу видеть, как крутятся колесики в его голове. Понижаю голос.
– Я знаю лишь как остановить это. – Высовываю палец из его рта и нежно целую. Он издает слабый стон, который я чувствую нутром. Кладу руки ему на грудь и отстраняюсь назад.
– Но сначала, пойдем, попробуем вино.
Он закрывает глаза, и его голова плюхается обратно на подушку.
– А нам это надо? Почему мы просто не можем остаться здесь, и ты сделаешь то, что выключит мои мысли, а я сделаю так, что твоя киска намокнет больше, чем водная горка?
– Пойдём, говорю я ему, убирая его руку от меня и поднимаясь. – Мы делаем это потому, что ты хочешь увидеть кузенов до того, как уедешь, а они хотят увидеть тебя. Давай просто выпьем немного вина и исчезнем.
Он что-то бурчит в ответ, но встаёт. Мы оставляем Эмили с едой и водой и выходим из отеля.
Само здание огромное, и мы прогуливаемся по двору и мимо шикарного бассейна. Здесь людно, и кажется у каждого в руке бокал вина, что заставляет нечто в моей голове запнуться и сделать паузу. Может быть, виноградник на самом деле и не лучшее место для Лаклана.
Я смотрю на него снизу вверх, когда он идёт рядом, глаза осматривают все вокруг, никогда не задерживаясь на одном месте. Я вспоминаю все, что знаю о нем. Поведенческие проблемы. Татуировки, намекающие на туманное прошлое с падениями и демонами. Тот факт, что он не пьёт много, если пьёт вообще, может быть связан не только с подготовкой к сезону. Это может значить совершенно другое.
Но он ничего не сказал мне об этом, и так как подобная информация слишком личная, я сама спрашивать не собираюсь. Люди, которые лишь неделю занимаются сексом, не должны рассказывать паршивые, грязные и возможно болезненные детали их жизней друг другу.
Винный погреб находится в Estate Cave, расположенной прямо в покатом холме виноградной лозы, примыкающей к задней части земельного участка. Внутри прохладно и туманно, вход в спа слева от нас, а дегустационный винный бар справа. Впереди большие чёрные двери, так и умоляющие открыть их.
Я практически делаю это, заглядывая внутрь и видя большую, пустую пещеру с изогнутыми каменными стенами и висячими люстрами, когда Лаклан тянет меня назад и Стеф визжит мне в ухо.
– Круто! Вы пришли! – говорит она, когда я поворачиваюсь посмотреть на нее, и дарит мне слюнявый поцелуй в щеку. Я обмениваюсь взглядом с Лакланом. Она пьянее, чем раньше.
– Конечно же, мы пришли, говорю ей, когда она жестом показывает следовать за ней в бар. Несколько человек выстроились вдоль линии, разглядывая каталоги, и строят из себя несостоявшихся сомелье, но мы следуем за Стеф, где все остальные сидят за отдельным столом.
Когда они замечают нас, то громко приветствуют, и я быстро машу рукой им в ответ.
– Итак, – говорю я, глядя на их пустые, покрытые пятнами от вина, бокалы. – У вас была фора.
– Мы выпили лишь по одному бокалу, – говорит Никола, указывая на два пустых места рядом с собой. Мы с Лакланом садимся, и тут же появляется официантка.
– Привет, – говорит она чрезмерно бодрым голосом. Полагаю вам надо быть бодрым, если вы хотите продать дорогие ящики с урожаем. – Позвольте мне наполнить ваши бокалы. Мы начали с лёгкого Совиньон Блан. – Она тянется бутылкой к моему бокалу и мастерски наполняет его, но когда двигается к бокалу Лаклана, он кладёт руку сверху.
– Я не буду, – говорит он, не встречаясь ни с кем глазами.
Я с любопытством смотрю на Брэма, пытаясь понять, странно ли такое поведение для его кузена или нет. Брэм, в свою очередь, внимательно следит за Лакланом, хотя не кажется удивлённым.
– Вы хотели бы другое вино? – спрашивает девушка.
– Налейте ему красного, – говорит Линден. – Он больше похож на любителя красного. Верно, в красном вине меньше сахара.
Брэм одаривает брата смущенным взглядом и открывает рот, чтобы что-то сказать, когда Лаклан пожимает плечами и убирает руку с бокала.
– Конечно, красное это здорово, – соглашается он.
Я чувствую, как за столом все внезапно напряглись, из-за чего Лаклан оказался в центре внимания, так что я быстро говорю:
– Брэм, огромное спасибо за организацию всего этого.
И тогда все внимание переходит на Брэма с многочисленными выражениями благодарности. Я кладу руку на ногу Лаклана, его мышцы напрягаются, когда он нервно стучит ногой по полу.
Официантка, на бейдже которой написано «Дженнифер Родригес» возвращается и наливает Лаклану приличную порцию их красного Гренаш Бленд. Вообще-то она довольно привлекательная, с белыми зубами, загорелой кожей, вьющимися волосами медового цвета и отвратительными манерами. Она не перестаёт строить Лаклану глазки.
Но он совершенно не обращает на неё внимания. В то время как она рассказывает ему всю информацию о вине, непрерывно болтая, ее глаза порхают по его татуировкам, покрывающим большую часть рук и предплечий, он даже ни разу не смотрит на неё. Он лишь делает глоток вина и кивает.
Остальные не получают столько внимания, хотя вино довольно хорошее. Брэм задаёт миллион вопросов обо всем, что мы пьём, но внимание Джен всегда сосредоточено на Лаклане. В какой-то момент она даже трогает его бицепс и кудахчет:
– Мне нравятся ваши татуировки. У моего бывшего была геральдическая лилия на руке и цитата на груди. Я всегда считала, что татуировки на мужчине это очень сексуально.
Я так близка к тому, чтобы сказать ей отвалить, но Лаклан складывает руки перед собой и спокойно смотрит на неё снизу вверх.
– Просто налейте вино, дорогая.
Джен тут же выглядит взволнованной, пухлый рот на секунду приоткрывается, но затем она возвращается к своим профессиональным обязанностям, избавляя себя от дальнейшего унижения. Мне хочется дать Лаклану пять, но я оставляю свой маленький триумф при себе.
Мы выпиваем по паре бокалов вина, и когда Брэм начинает заполнять форму заказа на ящик своего любимого, Лаклан наклоняется ко мне и шепчет:
– Встретимся снаружи через пару минут. – Затем он встаёт и широкими шагами выходит из бара.
Я поворачиваюсь лицом ко всем остальным и вижу, как они выжидательно смотрят на меня.
– Что? – спрашиваю я, допивая вино.
– Что с ним? – спрашивает Линден.
– Он твой кузен. Ты должен знать что с ним.
– Да, – говорит он, – но на данный момент думаю, ты можешь знать его лучше.
Я смотрю на Брэма в поисках поддержки, но он просто продолжает заполнять форму заказа.
– Боюсь Линден прав, Кайла. Сейчас ты эксперт.
– Он так мил с тобой, – добавляет Никола, ее глаза тёплые и приторные.
– Мил со мной? – повторяю я. – Прежде всего, мы не на чертовом юге, да? Во-вторых, этот мужчина ни с кем не бывает милым. За исключением, может быть, собак.
Что ж, и он был милым с мамой тем вечером.
Стеф сильно качает головой.
– Нет, нет, нет. Тогда ты не видишь то, что видим мы. Он хочет тебя, Кайла.
Я закатываю глаза.
– Ну, это само собой разумеется.
– Нет, – громче говорит она, и Линдену приходится шикнуть на неё. Господи, да они уже напились. – Нет, дай мне сказать, – говорит она, кладя руку Линдену на лицо и зажимая рот, – дай мне это сказать, хорошо? Дай мне сказать.
Я смотрю на неё и развожу ладони в стороны.
– Хорошо, пьянчужка. Говори уже.
Она наклоняется вперёд, широко открывая глаза.
– Он хочет тебя. Словно...он влюблён в тебя.
Это заявление вызывает одновременный стон у Линдена и Брэма.
– Да брось, – ворчит Брэм.
– Вы, женщины, считаете, что любой мужик, засунувший в вас свой член, влюблён в вас, – говорит ей Линден.
– Эй, – резко говорю я, тыча в него пальцем. – Не надо валить все в кучу и засовывать меня в твою «вы женщины» категорию. И я знаю, никто из нас здесь так не думает, особенно твоя маленькая женушка, которая влюбилась в тебя задоооолго до того, как ты вставил в неё свой дурацкий хрен.
Стеф таращится на Линдена, а я продолжаю:
– И ради всего святого, мы едва знаем друг друга, мы трахаемся, так позволь нам продолжить в том же духе, и хватит нахрен об этом. – Я смотрю на Стеф. – И, пожалуйста, последнее, в чем я нуждаюсь, это чтоб кто-то из вас вкладывал сумасшедшие, нереалистичные идеи в мою голову. Никто никого не любит. Я не знаю Лаклана, и он не знает меня, и у нас с этим все отлично. Все отлично, потому что через сорок восемь часов он улетит далеко-далеко. Так что, пожалуйста, просто дайте нам насладиться нашим временем друг с другом. Нам не нужны осложнения. Нам не нужна любовь и вообще какие-то чувства, потому что то, что мы делаем, охрененно горячо и мимолетно, и я собираюсь взять так много невероятно классного секса с ним, сколько могу. Это понятно?
Брэм, Никола, Стеф и Линден таращатся на меня с широко раскрытыми глазами.
– Черт! – наконец говорит Линден, – Да я просто шутил. Туше, туше.
– Ну а я не шучу, – говорю я, поднимаясь с места. – А теперь, если вы меня извините, я собираюсь найти его. Когда мы вернёмся, не дай бог кто из вас произнесёт слово на букву «л» или любое другое слово, кроме как пока, хорошо?
Я разворачиваюсь на каблуках и марширую мимо винного бара, половина посетителей смотрит, как я иду, видимо, мой взрыв был немного громковат. И я все ещё адски зла. Почему людям всегда надо попытаться усложнять дерьмо? Почему люди не могут просто перепихнуться и все, дело с концом? Хочу сказать, мои друзья никогда даже не знали имен мужчин, с которыми я спала после Кайла. Почему с Лакланом это настолько чертовски трудно?
Потому что у тебя есть к нему чувства, шепчет мой внутренний голос. Потому что ты влюбилась в него.
– Проклятье! – рычу я, закрывая уши руками, ходя по кругу в фойе пещеры. – Не хочу, чтоб Стеф оказалась права.
– Кайла? – слышу голос Лаклана.
Я перестаю кружиться и поднимаю голову, чтобы увидеть его по другую сторону тяжёлой двери в туманную пещеру, куда я заглядывала раньше, глядящим на меня со своим вечным беспокойством.
– Да, – говорю я, делая вид, что все нормально. – Привет.
Он хмурится сильнее, жестом головы показывая мне войти внутрь.
Я прохожу через двери, и он аккуратно закрывает их за мной. Оглядываюсь. Стены из холодного камня, поддерживаемые контрфорсами, делают комнату похожей на половину винной бочки. Я делаю несколько шагов вперёд и всматриваюсь дальше в остальную часть пустого зала. Он похож на место, в котором проходила бы ваша свадьба в Игре престолов, в комплекте с альковами и вычурными канделябрами.
– Что ты там говорила? – тихо спрашивает он, подходя ко мне сзади и кладя руки вокруг моей маленькой талии. В его дыхании запах вина. – Ты не хотела, чтоб Стеф была права по поводу чего?
– Не беспокойся об этом, – говорю ему, закрывая глаза и прижимаясь головой к его груди. – Глупая девчачья болтовня.
– Ммм. Прости, что сбежал вот так, – шепчет он мне в макушку. – Я не мог там находиться.
Не уверена, имеет ли он в виду вино или вообще обстановку за столом, так что я не говорю ничего, лишь:
– Мне тоже хотелось выбраться оттуда.
– Хорошо, – бормочет он, рука скользит по моему бедру. Хочу, чтоб он спустился ниже, между моих ног, и приподнял подол платья, но вместо этого он берет меня за руку.
– Иди сюда.
Он ведёт меня по длинному, огромному, напоминающую пещеру залу, пока мы идём, звук моих босоножек эхом отражается от стен. В конце висит большое изысканно украшенное зеркало, и холл разделяется надвое. С левой стороны он заблокирован тяжёлой дверью, а справа закрытые от пола до потолка железные ворота между комнатой и тем, что похоже на зону обслуживания. У открытой двери стоит тележка полная полотенец, но вокруг, кажется, никого.
– Не думаю, что мы должны находиться в этой зоне, – говорю я ему. Я разворачиваюсь, но взгляд в его глазах плавится, и я сразу же понимаю, что происходит. Волосы на затылке встают дыбом, и дрожь скользит вниз по позвоночнику.
– Я тоже так думаю, лапочка, – хрипло говорит он, делая шаг вперёд, пока моя спина не упирается в ворота. – Но здесь нет собак.
Я кусаю губы и оборачиваю руку вокруг его шеи, пока он прижимается ко мне, твёрдость в его джинсах упирается мне в бедро. Он тихо стонет, губы на моей шее, толкая меня дальше к воротам. Столбики царапают мне спину, но это приятный вид боли. Вся боль, которую вы испытываете во время секса, оправдывает средства, особенно когда это касается Лаклана МакГрегора.
Он кладёт руки мне на бёдра и медленно скользит ладонями вверх, подол платья поднимается вместе с ними. Они оставляют следы космической пыли и тепла, оседающие на моих бёдрах. Он тяжело выдыхает мне в шею.
– Без трусиков, – бормочет он. – Напомни, и почему я должен покинуть тебя?
Я сглатываю, сердце сжимается. Здесь нет места для чего-то кроме секса, особенно здесь, особенно сейчас.
– Потому что ты умный мужчина, собирающийся вернуться к многообещающей карьере.
– Но так ли я умён, если собираюсь оставить такую женщину, как ты?
Я закрываю глаза.
– Новое правило, – говорю ему, рука скользит к его джинсам и расстёгивает ширинку. – Мы никогда не упоминает тот факт, что ты уезжаешь. С этого момента.
Он отстраняется и смотрит на меня, одна рука опускается вниз мне между ног, другая сжимает щеку. Его губы влажные, открытые, такие манящие, а глаза наполнены какими-то волнующими эмоциями, которые я не могу прочитать.
– Не уверен, что смогу притворяться, – неразборчиво говорит он.
– Тебе и не надо притворяться, – говорю я ему, тихо постанывая, когда его пальцы скользят по моей влажности. – Мы просто не будем вспоминать об этом. Живи настоящим, всегда настоящим. – Моя рука находит жесткую, горячую длину его члена, и я вынимаю его из штанов. – Кстати, ты тоже не носишь белье.
Он закрывает глаза и тихо шипит, когда я оборачиваю пальцы вокруг него.