Текст книги "Скандинавский король (ЛП)"
Автор книги: Карина Халле
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Глава 19
А К С Е Л Ь
АПРЕЛЬ
– Мне кажется, меня сейчас стошнит.
Я смотрю на Аврору, которая держится за перила и наклоняется, выглядя совершенно зелёной.
– Держись, – говорю я ей. – Если ты будешь продолжать спускаться вниз в таком состоянии, то сделаешь только хуже. Оставайся со мной на палубе.
– Но здесь холодно и мокро, – говорит она. – А внизу тепло и сухо.
Её слова прерываются шлепком воды по лицу, когда корпус судна натыкается на гребень волны.
Это первое плавание в году, что означает, что сейчас конец апреля, и воды вокруг пролива Эресунн8 неспокойны из-за ветров и бесконечного потока шхун9, паромов и круизных судов, которые курсируют по этим водам без остановки.
Мы направляемся вниз, прочь от города, в сторону Балтийского моря, где собираемся найти якорную стоянку на ночь.
Моя парусная лодка – та самая, на которой я участвую в гонках, местного производства, длиной шестьдесят футов, и она узнаваема большинством датской публики, но всё равно все дают мне широкое пространство, когда я таскаю лодку туда-сюда по проливу. Конечно, за мной также следует моторная лодка, в которой находятся мои королевские сопровождающие, и на всякий случай с нами на борту находится мой водитель Йохан.
Йохан на самом деле любит ходить под парусом, поэтому он не против время от времени брать штурвал на себя. Сейчас он находится внизу с Кларой и Фреей, которые играют в игры на своих iPad. Они тоже привыкли к парусам.
Но для Авроры это первый раз на парусной лодке, и я не думаю, что она справляется с этим так уж хорошо. Я немного насторожился, когда пригласил её, но девочки настояли на том, чтобы она отправилась в путешествие.
Я рад, что она здесь, даже если это означает, что в ближайшие двадцать четыре часа мы не сможем уединиться. У нас вошло в привычку, что мы, по крайней мере, проводим половину ночи в постели друг друга, даже если это означает, что мы должны совершить тайную позорную прогулку в четыре утра обратно в свою собственную комнату.
Я бы очень хотел, чтобы всё было не так. Она, кажется, не возражает против пряток, но меня это задевает как ничто другое. Я не хочу скрывать её. Я горжусь ею. Я хочу, чтобы мир увидел то, что вижу в ней я, то, что видят в ней все остальные. Она очаровательная и искренняя, добрая и умная, без фильтра и сострадательная, отчасти книжный ботаник, отчасти богиня, и вся она моя. Она озорница с большими глазами и большим сердцем, и каждое утро я встаю с мыслью о том, как я могу сделать её счастливой, снова и снова.
Достаточно сказать, что в данный момент у меня ничего не получается.
– Подойди сюда, – говорю я ей, протягивая руку.
– Я могу грохотнуть на тебя, – говорит она. (прим. пер. – Аврора имеет в виду, что её может вырвать на него)
– Я не знаю, что значит "грохотать", и поэтому мне всё равно. А теперь иди сюда. Это королевский приказ.
Ей удаётся вызвать слабую ухмылку. Я возьму то, что смогу получить.
– Помнишь, ты говорил, что никогда не будешь злоупотреблять своей властью. – Она обхватывает руками перила и, спотыкаясь, идёт ко мне, опираясь на канаты и лебёдки, пока не оказывается у руля.
Я обхватываю её руками, обнимая сзади. – Положи руки на руль.
Она делает это, и я кладу свои руки поверх её.
Это самое интимное, что мы делали на публике.
Для Йохана, девочек внизу или королевских слуг на другой лодке это выглядит так, будто я даю ей урок плавания.
Они не знают, что я целую её макушку, солёные брызги на моих губах.
Они не знают, что я вжимаю эрекцию в изгибы её задницы.
Они не знают, что я шепчу ей на ухо.
– Jeg elsker dig.
Я люблю тебя.
Хотя я не вижу её лица, я чувствую её улыбку. Она зацепляет большим пальцем мою руку и сжимает её.
– Jeg elsker dig, – шепчет она в ответ, но я едва слышу, её слова подхватывает ветер.
Никогда прежде я не чувствовал себя настолько в своей стихии, никогда не ощущал себя таким живым. Здесь, на яхте, с ней, защищённой между мной и штурвалом, я чувствую, как чистое счастье поднимается из меня, как феникс из пепла того человека, которым я когда-то был.
Ничто не сможет отнять у меня этот момент, – думаю я. Даже смерть не сотрёт это из моей памяти.
Я не уверен, улавливает ли Аврора мои чувства или ей просто лучше, но она не возвращается внутрь. Она остаётся у руля, даже когда я натягиваю канаты и спускаю паруса.
Она из крепких людей, это точно. Когда она только устроилась на работу, я подумал, что её "грубость" будет вредить должности. В конце концов, речь шла о самообладании, грации и воспитании двух принцесс. Но вместо самообладания и грации она принесла с собой мужество и смелость. Она принимала все вызовы, которые бросали ей девочки и я, и более того, она противостояла мне. Она делала это ради того, во что верила, и если всё шло не так, как она хотела, она спорила.
Другими словами, она – идеальная женщина для путешествия под парусом, потому что, даже чувствуя укачивание, она всё равно не сдаётся, потому что это то, что она делает.
Она идеальная женщина и точка.
И теперь мне поручено выяснить, как сделать так, чтобы она осталась.
Навсегда.
Со мной.
Естественно, пока что самая большая проблема в том, что я не был с ней до конца честен, и я знаю, что день расплаты наступит. Я просто молюсь, чтобы то, что у нас есть, было достаточно крепким, чтобы пережить его.
– Эй! – взволнованно говорит она, указывая вдаль, где открывается пролив и перед нами расстилается Балтийское море. – Радуга!
В данный момент я ввожу главный парус, чтобы приспособиться к меняющемуся ветру, и оглядываюсь вокруг, чтобы увидеть вдалеке, где облака расступаются и пробивается солнце, определённую радугу.
– Ветер должен стихнуть, как только он обойдёт Швецию, – говорю я ей. – Море должно успокоиться.
Она дарит мне счастливую улыбку. Её рот всегда был широким для её лица, её улыбка так очаровательна, но, когда она действительно, действительно счастлива, тогда вы видите её резцы. Я называю их glade tænder или «счастливые зубы». Она становится сексуальным очаровательным вампиром.
– Отныне плавание будет плавным, – начинает она напевать песню Queens of the Stone Age10, исполняя дурацкий танец за штурвалом.
Я смеюсь, желая присоединиться, но не присоединяюсь.
– О, ты слишком крут, чтобы танцевать со мной, – говорит она с насмешкой.
– Я не лучший танцор, – признаю я, быстро откидывая верёвки и подходя к ней.
– Я не верю в это, – говорит она. – Ты слишком хорош в с…., – она прерывается и громко смеётся, прикрывая рот. Боже мой, она почти не остановилась от этого признания. Ни моим дочерям, ни Йохану не нужно знать, насколько я хорош в постели.
– Я хорош в бою, да, – говорю я, прикрывая рот. – Но не в настоящих танцах.
– Ну, я уверена, что ты хорош в медленных танцах, если что. Короли должны знать всё это дерьмо, не так ли?
– Да, мы должны знать всё это дерьмо.
– Тогда, возможно, однажды ты пригласишь меня на танец.
Она всё ещё улыбается, когда говорит это, но в этом есть что-то душераздирающее. Как будто мы оба знаем, что единственные танцы, которые мы когда-либо будем танцевать, будут в наших спальнях.
Я ненавижу это. Я так люблю это и в то же время ненавижу.
Я ненавижу, что мы пытаемся подавить то, чему суждено быть.
Намордник на собаке, которой так и не дали шанса.
– Сейчас солнечно! – восклицает Клара, высовывая голову из люка и осматриваясь. – Мы можем подняться, папа?
– Конечно, – говорю я ей. – Осторожнее на палубе, она немного мокрая и скользкая, и оставайтесь внизу рядом с Авророй.
Девочки вылезли и подошли к ней, похоже, впечатлённые тем, что она управляет лодкой. Я надеваю солнцезащитные очки и сканирую воду перед нами в поисках коряги, которая иногда проплывает здесь.
– Это что, типа рентгеновского зрения? – спрашивает Аврора.
Я подхожу к штурвалу и протягиваю ей очки. – Они просто поляризованные. Они уменьшают блики, чтобы было легче смотреть в воду.
Она отпускает штурвал, когда я хватаюсь за него, и надевает солнцезащитные очки на лицо.
– Вау, – тихо говорит она, оглядываясь вокруг. Её улыбка такая яркая, и я вижу своё отражение в очках. Я тоже улыбаюсь. – Это как будто совершенно новый мир.
– Совершенно новый мир, – начинает драматично петь Клара. – Новая фантастическая точка зрения.
Я качаю головой. Она любит свои диснеевские мультфильмы, но она не унаследовала певческий голос своей матери.
Аврора всё ещё смотрит по сторонам, затем снимает и снова надевает их. – Сейчас трудно сказать, что такое реальность.
– Это всё одно и то же, просто ты видишь это через другой фильтр, – говорю я ей. – Это заставляет всё, что ты знала, снова казаться совершенно новым.
– Это как другое измерение.
Я хихикаю над тем, как она увлечена, и осторожно снимаю солнцезащитные очки с её лица, пристально глядя на неё. – Ну, это измерение, в котором ты живёшь. Оно всё равно прекрасно.
Но любовь, в этом-то и разница. Любовь – это как смотреть на мир через поляризованные очки. Каждая вещь изменилась к лучшему. Всё мутное снова становится ясным.
– Папа, – говорит Клара, дёргая меня за куртку. – Когда мы приедем на якорное место?
– Скоро, – успокаиваю я её.
Хотя некоторые из лучших якорных стоянок находятся на шведской стороне пролива, мы идём вдоль датского побережья, пока не доберёмся до маленькой бухты, обрамлённой пляжем с белым песком. Как и пляж, на который я возил Аврору до Нового года, он пустынен и не заполнится ещё месяц.
Это здорово, потому что здесь у нас полное уединение.
Мы опускаем якорь, затем лодка королевских слуг делает то же самое рядом с нами, а потом мы приступаем к ужину.
Мне неприятно это признавать, но я не очень люблю готовить. Считайте, что я избалован или вырос в семье принца с бесчисленными поварами, но мне определённо не хватает кулинарного таланта.
Аврора, с другой стороны, берёт всё на себя. Внизу, на камбузе, она готовит испанскую паэлью, которая может соперничать даже с самыми лучшими поварами в моём распоряжении. Она даже делает достаточно, чтобы раздать паэлью королевским сопровождающим, и Йохан помчался, чтобы доставить её.
– Ещё один скрытый талант, – говорю я ей после нескольких укусов. Мы все сидим за столом, копаемся в еде, между нами бутылка хорошего бордо. Йохан не может пить, потому что он официально на службе, так что это только между мной и Авророй.
– Поверь мне, это было легко, – говорит она. – Я приготовила столько еды для стольких семей, но это первый раз, когда я могу похвастаться перед вами, ребята.
– Для скольких семей ты готовила? – спрашивает Фрея.
– О, я не была поваром. Я была просто няней. Но в тех домах у них не было повара, поэтому я делала и это. Я также была водителем. Я делала всё.
– Их мать тоже умерла? – спрашивает Клара.
Я чуть не роняю вилку, но Аврора справляется со всем этим. – Нет, их матери были живы. Просто им нужна была дополнительная помощь, потому что они слишком много работали.
– Как папа, – тихо говорит Фрея.
Ауч. Ненавижу это напоминание.
– Все должны работать, – мягко говорит Аврора. – Если бы у меня были свои дети, я уверена, что они бы обиделись на меня за то, что я провожу все дни с вами.
– Почему у тебя нет детей? – спрашивает Клара.
– Клара, – шиплю я на неё. – Это неуместный вопрос.
– Почему?
– Всё в порядке, – говорит Аврора, одаривая меня милой улыбкой. Она смотрит на Клару добрыми глазами. – Ты заводишь детей только с теми, кого любишь. Или, по крайней мере, ты надеешься, что всё так и закончится. Но, как вы знаете и часто напоминаете мне, у меня нет ни парня, ни мужа. Так что пока вы – всё, что у меня есть.
Я знаю, что она говорит это как бы невзначай, просто пытаясь уйти от разговора и вернуться к еде, но я определённо уловил напряжение в её голосе.
– Пока, – повторила Клара. – В какую семью ты собираешься пойти после?
– Куда ты идёшь? – Фрея практически кричит от ужаса.
– Никуда, – быстро говорит Аврора, вытирая губы салфеткой. – Абсолютно никуда.
Клара пристально смотрит на меня, как будто я собираюсь солгать. – Аврора останется с нами навсегда, верно?
Я встречаю взгляд Авроры. – Надеюсь, что да, – серьёзно говорю я.
Аврора кивает. – Я тоже на это надеюсь.
К счастью, после этого тема закрывается, девочки начинают болтать о Minecraft, в который они любят играть, что обычно надоедает мне до слёз, но я просто благодарен, что они больше не донимают Аврору сложными вопросами.
Если одним из преимуществ пребывания на яхте является то, что вы можете выбраться из дворца и отправиться в своеобразный отпуск, то недостатком является то, что здесь действительно нет уединения.
Даже с яхтой такого размера, есть не так много кают, чтобы спать.
Йохану досталась одна на корме, а Авроре – другая. Девочкам досталась двухъярусная каюта вдоль борта, прямо над салоном, а мне – V-образная каюта в носовой части.
Мы с Авророй никак не можем пробраться в комнаты друг друга, нам придётся каждый раз проходить мимо девочек, а я точно знаю, что они плохо спят на яхте, потому что одной из них почему-то постоянно снятся кошмары о русалках.
Но это не мешает мне подняться в кокпит после того, как с десертом закончили, бутылка вина выпита, а девочки уложены спать. Я закутываюсь в свою куртку Helly Hansen с бокалом виски и сигарой и сажусь рядом со штурвалом, вглядываясь в ночь.
Небо над головой прояснилось, и звезды лежат на нём, как мерцающее бархатное покрывало. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь зажечь сигару.
– Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? – мягко спрашивает Аврора, поднимаясь. На ней одна из моих флисовых курток с одной из гонок, которые я проводил, и она на ней просто огромная. Выглядит как самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.
Я похлопываю по месту рядом с собой и возвращаюсь к прикуриванию сигары, пока не убеждаюсь, что она зажжена.
Она садится рядом со мной, её бедра прижимаются к моим, может быть, немного слишком близко для некоторых, но всё же ничего такого, из-за чего люди могли бы возмутиться.
Не то чтобы нас кто-то видел. Катер королевских слуг тёмный и тихий, и, хотя я знаю, что на палубе всю ночь кто-то есть, он не обращает на меня внимания.
Тем не менее, я напоминаю себе, что не стоит увлекаться, когда в моих жилах течёт вино и виски, а также бодрящий морской воздух.
– Девочки заснули без проблем? – спрашиваю я её.
Она наклоняет голову вперёд-назад, раздумывая. – Может быть. Ты был прав, Клара действительно почему-то боится русалок.
– Ну, было бы чертовски приятно увидеть одну из них. – Я затягиваюсь сигарой и выпускаю дым изо рта, прежде чем предложить её ей. – Сигару?
Я не ожидал, что она возьмёт её, но она берет, легко засовывая её между губами.
Черт, это сексуально.
Но опять же, что в ней не сексуально?
– Здесь хорошо, – говорит она, откидывая голову назад, чтобы посмотреть на бесконечное звёздное небо, когда дым выходит из её рта. – Это напоминает мне о доме. – Она делает паузу, а затем тихо говорит: – Ха. Я так редко называю это домом.
– Полагаю, у тебя должно быть совершенно другое небо.
– Это был совершенно другой мир. Я была совершенно другим человеком. – Она возвращает мне сигару.
Я хочу знать больше. Она так осторожна в отношении своего прошлого, даже сейчас. Я знаю, что это потому, что у неё было ужасное детство, когда её игнорировали, и ей трудно говорить об этом. Но я хочу, чтобы она поделилась со мной всем, хорошим и плохим. Я хочу знать, какие у неё сны, также как её кошмары.
– Значит, ты бросила школу, когда была подростком, – упоминаю я.
Она вздыхает. – Да. Когда мне было шестнадцать. Я была глупой. Я имею в виду, я совершила несколько действительно глупых ошибок.
– Почему ты бросила школу?
Она смотрит вдаль. Вода в этом заливе немного успокоилась, достаточно, чтобы отражать некоторые звезды. – Потому что я встретила мужчину и влюбилась.
Это сюрприз. – В шестнадцать лет?
– Щенячья любовь, – говорит она, пожимая плечами. – Щенячья любовь, которая переросла в нечто звериное. – Её голос теперь более едкий.
– Что случилось? Кем он был?
– Он был преступником, – говорит она.
Я смотрю на неё. – Ты серьёзно? Я имею в виду, я знаю, что среди австралийцев есть такая шутка, но…
– Нет, он действительно был. Он приехал в город с кучей денег, и ему нужно было надёжное место, куда их можно было бы положить. Он купил устаревший паб и открыл его. Но это было прикрытие. А потом он увидел меня, идущей мимо паба, когда я возвращалась из школы, и всё. Мой велосипед был сломан, а идти было несколько часов, и он предложил мне выпить бесплатно, и я вошла. Его звали Дэн. Он пообещал мне весь мир. Они всегда так делают, не так ли. Только у меня ничего и никого не было, и я застряла с ним, как сойка к своей матери.
– Где он сейчас?
– В тюрьме, – говорит она, смахивая волосы с лица, которое в свете звёзд кажется ещё более светлым и бледным. – По крайней мере, я надеюсь, что он там. Он убил кого-то во время неудачной сделки с наркотиками… – она замолчала.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось быть с таким человеком, – тихо говорю я ей. Когда я хотел, чтобы она открылась, я не думал, что это будет так. Но в то же время я рад, что больше не нахожусь в неведении.
– Иногда я думаю о том, что он – злодей, а я – жертва. В других случаях я думаю, что я злодей, а он жертва. Потом оказывается, что в истории у каждого есть обе эти роли. – Она испустила долгий вздох. – Мы просто люди, делающие глупости, потому что так поступают люди.
Сейчас так тихо. Я слышу, как внизу храпит Йохан. Я бросаю взгляд на лодку королевской охраны и вижу парня на заднем сиденье с айфоном, освещающим его лицо. Здесь есть свобода, место, где признание может освободить тебя.
Мне нужно освободиться.
Особенно с ней.
Мы не можем двигаться вперёд в этих отношениях, как бы вы ни хотели определить нас, пока мы не будем полностью честны и открыты друг с другом.
Я прочищаю горло и успокаиваю себя.
Это всего лишь последний шаг в моём спасении, и каждый раз она была моим костылём.
Каждая грязная вещь, которую я делаю с ней, заставляет меня чувствовать себя чистым внутри.
Каждый раз, когда я глубоко вхожу в неё, я рождаюсь новым человеком.
Она – воплощение милосердия, моё отпущение грехов.
– Я убил свою жену, – говорю я. Мои слова тихие, мягкие и предназначены для неё, но они всё равно оказывают воздействие тысячи бурь.
Аврора медленно поворачивается и смотрит на меня, её большие глаза ещё больше увеличиваются, её лицо бледнеет передо мной. Она даже не может говорить.
– Это был несчастный случай, – продолжаю я, тщательно подбирая слова, надеясь, что она поймёт меня. – В ту ночь я вёл машину. Это был не Никлас. Я был зол, дорога была мокрой, в машине была драка, и я… я потерял управление. Я так редко теряю контроль, но тогда я его потерял. Мы выехали на обочину и полетели вниз. Перевернулись. Я никогда не думал, что машина перестанет переворачиваться. Она не была пристёгнута ремнём безопасности и вылетела через лобовое стекло. Я видел, как она умерла.
Воздух между нами такой неподвижный, натянутый от напряжения. Аврора пытается дышать, я пытаюсь успокоить своё лихорадочное сердцебиение. Я не знаю, чего я ожидал, я просто знаю, что это должно было быть сказано. И если она должна оставить меня сейчас… я не могу её винить.
– Где был Никлас? – наконец спросила она.
– Он был в машине. Я забрал и его, и Хелену с аэродрома. Я хотел, чтобы они остались вдвоём наедине. Только так я мог противостоять им наедине.
– Почему?
– Потому что у Хелены и Никласа был роман. Возможно, с тех пор, как мы поженились, а может, и раньше. Я знал, и я хотел, чтобы они знали. Это было глупо. Я должен был держать рот на замке, это то, чего от меня ждали. Закрывать глаза на интрижки. Но я не мог. Мне было так больно, и более того, была задета моя гордость. Драгоценная, драгоценная гордость.
– Значит, Никлас не был за рулём?
– Нет. Он взял вину на себя, потому что я трус. Я знал, что признание в том, что произошло, разрушит мою семью и девочек. А он взял это на себя, потому что я обещал ему работу и обещал, что мир никогда не узнает о нём и Хелене.
– Господи, – ругается она, качая головой. – Аксель… я не знаю, что сказать.
Это становится трудно проглотить. Внезапно страх настолько реален, что я потеряю её. Что она наконец-то видит, кто я, человек под короной и за маской.
Затем она сдвигается и кладёт руку мне на бедро, сжимая его. – Спасибо, что сказал мне это. Должно быть, это так тяжело для тебя. Хотела бы я иметь такое мужество.
– Мужество, – горько усмехаюсь я. – Это не мужество. Просто я не могу ничего от тебя скрывать. Если ты собираешься быть со мной, ты должна точно знать, кто я. Трус.
– Хороший, выдающийся мужчина, – говорит она. – Это то, кто ты есть. Умный, весёлый, сексуальный и такой хороший отец. Ты так многогранен, Аксель, и ты через многое прошёл, и быть трусом – не одно из них.
– Я чувствую себя ужасно. Всё время. Живя в этой лжи.
– Но это была не твоя вина, ты сам так сказал.
– Нет, но это я их подобрал, злой, я их подвёз. Я должен был просто… найти другой путь.
– Но ты не хотел её убивать. Ты сам чуть не умер.
– Я знаю. Но факты не освобождают от вины. Правда иногда похожа на ложь.
– Это из-за Никласа, – говорит она. – Он постоянно напоминает тебе о том, что произошло. Боже, как ты можешь с ним работать? Он трахал твою жену!
Я прикладываю палец к губам, чтобы напомнить ей, чтобы она говорила тише. К счастью, я не думаю, что нас кто-то слышит. – Он трахал, и я ненавижу его за это. Я ненавижу его по миллиону причин. Но если я его уволю, он расскажет правду всему миру. И даже если меня бросят под автобус, чего я действительно заслуживаю, мои дети – нет. Более того, правда о его романе с Хеленой выйдет наружу, а это единственное, что я поклялся сделать – защитить её репутацию до самого конца. Никто никогда не должен узнать о ней и Никласе. Она должна оставаться ангелом в их глазах.
– И что ты собираешься делать? У него каждый день что-то на уме. Что мешает ему написать книгу или дать интервью?
– То, что люди ему не поверят.
– Это не останавливало других людей раньше.
Я пожимаю плечами. – Может, он чувствует себя виноватым. – Может быть, он выжидает время. – Это он ударил меня, пока я ехал, его действия заставили меня потерять контроль над машиной. Вот так. И он это знает. Это единственная причина, по которой он согласился взять вину на себя, так что пока это всегда будет известно, как несчастный случай. И это был несчастный случай, просто роли поменялись.
Она выпустила длинный глоток воздуха, слегка покачав головой. – Какая запутанная неразбериха.
– Так и есть.
– Неудивительно, что ты такая сварливая заноза в заднице.
Я бросаю на неё взгляд. – Следи за собой, малышка.
Она оглядывается по сторонам, а затем осторожно кладёт голову мне на плечо.
– Тебе, наверное, не стоит этого делать, – тихо говорю я, делая ещё одну затяжку сигарой. – Охранник на другой лодке может увидеть.
Но потом я всё равно обнимаю её и прижимаю к себе.
Я просто успокаиваю няню.
Здесь не на что смотреть.
И в то же время здесь есть всё.
