Текст книги "Белладонна"

Автор книги: Карен Молинэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

– С животом, – ответил он. Она никогда прежде не видела Хогарта взволнованным. – С животом и с тем, что в нем есть. Ты беременна, правда?

– Кажется, да, – ответила она. Ее переполняло спокойствие. У нее будет ребенок. Она не знала, как это произошло и почему не бывало прежде. Скорее всего, это случилось в самолете, когда она выплюнула горький чай. Матильда с самого начала всегда варила ей горький чай. Наверное, в него что-то подмешивали, чтобы она не забеременела. Она давно уже пыталась не пить этот чай.

– Такого никогда прежде не случалось, – говорил Хогарт, теребя манжеты. Ее захлестнуло неимоверное счастье. Потому что у нее будет ребенок! Потому что сама мысль о ребенке наполняла Хогарта ужасом.

Хогарт привел врача. Перед его приходом ей завязали глаза. Наверное, он тоже из членов Клуба.

– Близнецы, – сказал он. – У нее будут близнецы.

Близнецы. Она вернется к жизни. Снова начнет думать, как тогда, когда слушала радио. Заставит себя думать, а потом убежит. Убежит от Его Светлости, от Хогарта, от них всех – членов Клуба. Родит и убежит.

Она будет жить. Снова начнет писать на маленьких клочках акварельной бумаги, а когда в комнате будет темно, спрячет эти клочки в старой заплесневелой книге, которую никто не трогает. Будет разговаривать с новыми слугами, с теми пухлыми, которые всего боятся. Она ненавидит и их тоже, но постарается заговорить. Ей нужно тренироваться, чтобы потом разговаривать с детьми.

– Надо немедленно сообщить Его Светлости, – сказал врачу Хогарт. Потом они распрощались. Хогарт вернулся и снял ей с глаз повязку.

– Я рожу этих близнецов, – твердо заявила она.

Хогарт не знал, что сказать. Впервые в жизни.

– Хотите почувствовать, как они шевелятся? – предложила она. – Его Светлость захочет, чтобы вы рассказали ему о них.

Хогарт изумленно взглянул на нее. Потом робко положил руку на ее твердый, гладкий живот. С каждым днем он вырастал все больше и больше.

Она опустила глаза и посмотрела на его руку. На пальце у Хогарта блестело кольцо. Золотое кольцо. Он забыл его снять. Печатка с хитроумным рисунком обнаженной женщины. Она знала – такие кольца носят все члены Клуба.

Она не раз чувствовала это кольцо у них на пальцах, когда они хватали ее за руки.

Хогарт забылся, и она увидела кольцо.

Она улыбнулась Хогарту.

* * *

Один из слуг-близнецов заговорил с ней. Она с удивлением узнала, что он американец. Он спросил, не нужно ли ей чего-нибудь. Она не доверяла ему, не доверяла никому, но ей нужно было с кем-то поговорить. Нужно стать сильной, найти помощь, ради детей.

Близнецы помогут ей, если узнают, что она носит под сердцем близнецов.

Он сказал, что его зовут Томазино Ченнини, а его брата – Маттео. Сказал, что беспокоится за нее, но она не хотела ему верить – а вдруг он шпионит на Его Светлость? Томазино сказал, что они обязаны Его Светлости жизнью, что он спас их от верной смерти. Они родом из Бенсонхерста, в Бруклине, но во время войны очутились в Италии.

Его Светлость велел им звать его мистером Линкольном, рассказал Томазино, потому что он освободил их из рабства.

При этих словах ее охватил смех, такой неудержимый, что она чуть не задохнулась.

Потом он рассказал о том, что с ними случилось, и ей стало его жаль. Впервые за много лет она почувствовала жалость к мужчине.

Но сначала она жалела их только потому, что знала – они не могут причинить ей боль. Такую, какую причинял Его Светлость. И все члены Клуба.

Потом она долго думала об этих братьях. Они такие же пленники Его Светлости, Маркуса, Морица и Матильды, как она сама. Только они этого еще не поняли.

А может быть, и поняли.

Но они были молоды и сильны, хоть и толстоваты. Она просмотрела всю библиотеку и нашла старые книги, где говорилось о кастрации. Наскоро прочитала их, чтобы разобраться, не могут ли они все-таки причинить ей боль, и с удовлетворением узнала, что не могут.

Набравшись храбрости, она дала Томазино почитать одну из этих книг. На его лице появилось странное выражение. Он попытался пошутить, и она была готова улыбнуться.

Значит, она все еще способна улыбаться. Она все еще человек.

Она вернется к жизни. В банке лежат деньги. Счет номер 116–614.

Она решила, что Томазино достоин доверия. Ей нечего терять. Если Его Светлость что-нибудь узнает, она понесет самое жестокое наказание. Но придется пойти на риск. Ради детей.

Томазино и Маттео помогут ей. Они близнецы. Когда-нибудь она даст Томазино те крохотные клочки бумаги, которые стали ее дневником, он прочитает их и расскажет брату, что с ней сделали.

Его Светлость и все остальные.

Члены Клуба.

(Примечание от Томазино: на этом дневник кончается.)

* * *

Гай отыскивает меня на балконе возле голубой спальни, том самом, где в вечер нашего грандиозного бала он в темноте любовался Белладонной.

Он протягивает мне дневник. Лицо у него серое, как пепел. Я указываю ему на бутылку бурбона, но он отрицательно качает головой. Никакая бутылка на свете не умерит его боль.

Мы долго сидим, ничего не говоря, и прислушиваемся к звукам ночи. Шелестит ветер в листве, беззаботно стрекочут цикады, радостно ухает сова, устремляясь на мышь. В небе перемигиваются звезды. Тонны, и тонны, и тонны, и тонны звезд.

– Хотите сигарету? – спрашиваю я наконец. – Я помню вас еще по клубу, там вы курили. А однажды, если мне не изменяет память, прикурили от зажигалки на ожерелье.

– Память вам не изменяет, – подтверждает Гай. – Но я бросил курить. Мне кажется, ей это не нравится.

– Верно, не нравится. – Я тяжело вздыхаю.

– Можно спросить у вас кое о чем? – говорит Гай.

– Как нам удалось сбежать? Где второй близнец? Почему она не беременела до тех пор?

Гай кивает.

– Мне кажется, она правильно догадалась – все дело в горьком чае, который готовила для нее Матильда. В него добавляли какую-то траву, – говорю я. – Я искал рецепт в книгах о целебных травах. Может быть, капля кедрового масла, может, ладан. Если доктора ничего не знают о таком снадобье, это еще не значит, что от него нет толку. У членов Клуба была масса возможностей испытать и это средство, и многие другие.

– Ох, Томазино. – В его голосе звучит такая мука, что мне кажется, у меня разорвется сердце.

– Гай, когда-нибудь я расскажу вам все остальное. Обязательно расскажу. Вы должны знать все. Но не сейчас. Я слишком устал. Вы все понимаете, правда?

– Да, – медленно отвечает он.

Бедный, милый Гай. Он сгорает от любопытства. Я бы на его месте точно сгорал бы, прочитай я такой дневник.

Мы снова сидим в молчании; у меня затекают ноги. Небо начинает светлеть, над горизонтом загорается розоватая полоска.

– Я вылетаю в Лондон, – говорит Гай. – Как можно скорее.

Я протягиваю ему карточку с контактным телефоном Притча.

– Он ждет вашего звонка, – говорю я. – Он о вас позаботится. Мы безгранично доверяем ему. Может быть, какие-то из имен покажутся вам знакомыми. Или вы даже знаете кого-нибудь из них.

– Я знаю людей, подобных им. – Губы Гая сжимаются в тонкую черточку. – В школе они были задирами и развлекались, причиняя боль всем, кто слабее их. Таким был мой брат Фредерик. С одним отличием – он предпочитал женщинам животных. То есть стрелял в них.

– Где он сейчас? – спрашиваю я, радуясь случаю переменить тему.

– В Кении на него напал носорог. Затоптал насмерть. Меня утешает только одно – что его пришлось похоронить там же. Что он не покоится рядом с моей матерью и сестрой.

– Осмелюсь предположить, негодяй получил по заслугам? – мрачно спрашиваю я.

– После этого я почти поверил в Бога, – с горечью отвечает Гай. – Но не до конца.

– Хотел бы я, чтобы все сложилось по-другому, – с тяжелым сердцем говорю я.

– Понимаю. Теперь она не захочет меня видеть, правда?

– Правда. Но пусть вас утешит то, что меня она тоже вряд ли захочет видеть. Скорее всего, она закроется у себя в комнате на несколько недель. Сюда уже едет Маттео. Он умеет находить с ней общий язык, он всегда утешал ее, когда ей было очень плохо. Но такой, как сейчас, она не была никогда. Это потому…

– Потому что никто больше не читал этого дневника, – подхватывает Гай.

– Да.

– Не знаю, как у нее хватило мужества записать это.

– Я тоже не знаю, – отвечаю я. – Я ее не спрашивал. Она попросила меня переписать все это, чтобы получилось разборчиво, вот и все. Она вела записи на клочках бумаги для акварели, когда все думали, что она рисует. Иногда писала на чистых страницах книги, прячась в ванной, или по ночам. Там, где ее не могли увидеть. Она боялась, что за ней следят. Не все время, но очень часто. Вот почему мы так строго соблюдаем меры безопасности.

– Не нужно передо мной оправдываться. Честное слово, не нужно.

– Гай, мне будет не хватать вас. Почти так же, как мне не хватает мятных джулепов, которые я так искусно смешиваю. – Моя шутка повисает в воздухе. Сейчас не время для шуток.

– Благодарю, Томазино. Мне тоже будет не хватать вас. И я буду скучать по Брайони.

И по Белладонне. Куда больше, чем…

– Найдите их, Гай. Помогите Притчу их найти, – говорю я. Мой голос срывается. Надо пойти прилечь. – Найдите ее ребенка. Найдите этого человека. Мы так близки к цели. Я знаю, очень близки.

Они придут, если не будут знать, кто ты такая.

– Я его найду, – с жаром обещает Гай. – Не успокоюсь, пока не найду.

Не позволяй одиночеству застудить твою душу.

Мне хочется сказать ему, что казематы давно ждут, пыльные, сырые камеры глубоко за винным погребом. Хочется рассказать, что мы уже десять лет ждем, когда же кончится этот кошмар. Рассказать, что уже десятки раз мы были готовы в отчаянии опустить руки, уверенные, что члены Клуба безвозвратно ускользнули от нас.

Ты навсегда останешься пленницей мести, если дозволишь ей взять верх над твоей душой.

Мне хочется рассказать ему, что жизнь в нас поддерживается только силой воли, той силой, которая заставляет рассчитывать и строить планы. «Я не передумаю, – пообещала однажды Белладонна, беседуя с Леандро. – Я не поддамся слабости… И я заставлю их страдать».

Белладонна – смерть твоя.

Часть V
Трудный путь домой
(1956 – 1958)

 
Белладонна месть таит,
Злоба пламенем горит.
Луч зеленый в небесах.
Слезы жгучие в глазах.
Белладонна – смертный страх.
 

19
Члены Клуба

Они похитили у нее жизнь. Теперь она похитит их будущее.

Наконец-то мы дождались звонка от Притча. Он назвал имя одного из членов Клуба. Коллега сэра Патти, как мы и думали.

– Пришлось долго раскапывать, – говорит мне Притч. – Осторожно, чтобы комар носа не подточил. В такой ситуации нельзя идти на риск, иначе все дело запорем.

Все боятся ошибки, однако он абсолютно, на все сто процентов уверен, что нашел именно того, кого надо. Нашему пострелу можно доверять.

– Мы нашпиговали «жучками» весь его дом, контору, прослушивали телефоны, – поясняет мне Притч, прихвастнув самую малость. Он заслужил право на небольшую слабость. – Проникнуть в дом оказалось легче легкого: слуги весьма почтительно относятся к людям в форме. Мы представились работниками телефонной станции и сказали, что проверяем линии. Никаких возражений не потерпим, и спасибо за внимание. Наговорили комплиментов служанкам, пригласили их прогуляться. Накупили побрякушек. И, слово за слово, вытянули из них весь семейный распорядок.

А потом, естественно, сбежали, разбив бедняжкам сердца. Некрасиво, очень некрасиво.

А я и не говорил, что мы приятные люди. От приятных нет никакого толку.

Нам нужен хотя бы один, и все они задрожат от страха быть обнаруженными. Одна-единственная ниточка, чтобы вселить в них тревогу и заставить Клуб собраться на экстренное заседание. Дело, конечно, рискованное, но они на это пойдут. Куда им деваться? Особенно если намекнуть им на бесславный конец сэра Патти.

Мы полагаемся на их высокомерие. И то сказать, разве не действовала эта организация сотни лет без сучка без задоринки, устраивая встречи каждые три года по строжайшему расписанию? Даже после того, как Эдуард влюбился в эту глупую американку и она грозила проболтаться? Наверное, какая-нибудь девчонка заартачилась и с ней нужно поговорить по душам; а может, другая явилась в слезах домой, и мама с папой настрочили жалобу в полицию. Но им всегда все сходило с рук. Сойдет и сейчас.

Самые надежные шпионы из команды Притча продумали операцию с предельной точностью; по правде сказать, эта команда не помнит такого развлечения еще с военных времен, когда они разгадывали вражеские шифры. Мне кажется, сейчас Притч – единственный из нас, кто купается в безграничном счастье. Но Гаю не до веселья. Он снял номер в «Конноте», затаился и выжидает, а однажды унылым промозглым днем идет с Притчем прогуляться по Грин-Парк.

Притч искоса разглядывает Гая, потом начинает не в лад насвистывать.

– Что, она у вас из головы не выходит? – как бы между делом спрашивает он.

– Вот не думал, что это так заметно, – уныло отвечает Гай.

– Она умеет взять за душу, – отвечает Притч. – Не забудьте, я встречался с ней всего один раз. В Италии, когда граф был еще жив.

– Какая она была тогда? – спрашивает Гай.

– Странная. – Притч плотнее запахивает воротник пальто. – Никогда в жизни не встречал женщины, которая умеет вот так, незаметно, подкрадываться.

– Она и до сих пор умеет.

– Не удивляюсь. Леандро говорил, слуги называют ее la fata. Она похожа не на человека, а на привидение. Иногда кажется, что она вот-вот испарится прямо на глазах. Необычная особа. – Он снова косится на Гая. – Вижу, вы в нее влюблены.

– Да. – Лицо Гая мрачно, как сегодняшнее хмурое небо. – Неужели это тоже так заметно?

– То, что вы влюблены, или то, что вы считаете свою любовь безнадежной?

Гай смотрит на Притча, удивляясь тому, что этот человек так безошибочно вычислил его. Он готов улыбнуться. У нее в самом деле талант нанимать самых лучших людей. Он вспоминает, как однажды уже имел разговор об этом с вашим покорным слугой. Стоял благоуханный вечер, мы сидели на веранде в Ла Фениче и болтали о том о сем.

– Ей с вами повезло, – сообщает он Притчу.

– Очень рад, – отвечает тот, – что моя работа помогает решить столь важное дело.

– Готов помочь, – говорит Гай. – Всем, чем смогу. Мне нужно чем-нибудь заняться. Пожалуйста, дайте мне задание.

– Рад бы. Сейчас основная наша работа – ждать. Мы почти у цели.

– Понятно.

Они прогуливаются в дружелюбном молчании, оба погружены в мысли о Белладонне.

– Можно задать вопрос? – произносит наконец Гай.

– Конечно.

– Кто такой Джек? Брайони зовет его «дядя Джек». Он работал с ними в клубе «Белладонна», верно?

– Да. Джек Уинслоу. Достойнейший человек; она решилась довериться ему, – отвечает Притч. Он в точности знает, что кроется за вопросом Гая. – Заметьте, он тоже был влюблен в нее. Я слышал это в его голосе и однажды, когда мы болтали по телефону, спросил напрямик. «Она сказала, что у нее нет сердца», – вот все, что он мне ответил. Это его чуть не убило.

– Но он все равно работает на нее, правда?

– Да, но косвенно. Координирует ее дела в Нью-Йорке. Он теперь женат. Обзавелся семьей. Стал немного счастливее.

– Понимаю.

– Простите, – говорит Притч, приподнимая шляпу. – Мне пора. Если все пойдет, как задумано, я вскоре свяжусь с вами.

– Спасибо, мистер Притчард, – говорит Гай.

– Зовите меня Притч, – откликается тот. – Меня все так называют.

Они прощаются, Гай медленно бредет в отель. Притч направляется к ближайшей пивной – поразмышлять над кружечкой «Гиннеса». Он нашел их слабое место – подобрал ключик, по его выражению. Он доберется до Клуба через сына одного из его членов, некоего сэра Бенедикта Гибсона, парламентария, который тоже присутствовал на похоронах. Идеальный случай: мы заманим его семью в сети и пригрозим скандалом. Заставим раскрыть карты.

Сэр Бенедикт проводит рабочие дни в городском семейном доме на Итон-сквер, а выходные – в загородном поместье в Глостершире. Его сыну Арунделу скоро исполнится девятнадцать, и его, по нашим расчетам, вот-вот допустят в райские кущи. Очень впечатлительный юноша. В целом добрый и порядочный, разве что немного избалован. Как почти все мальчики его класса преклоняется перед отцом и в то же время ненавидит его, беззаветно опекает мать и младшую сестренку Джорджину, предусмотрительно спрятанную в частной школе. Прогуливая занятия в Кембридже, Арундел нередко проводит выходные на Итон-сквер, в компании одних только слуг. Родители поощряют это времяпрепровождение – раз уж мальчику все равно надо перебеситься, пусть лучше проводит время в достойном обществе. Ничего страшного, скоро остепенится.

Верно, очень скоро.

Мы отнимем у Арундела всего несколько часов. Притч пошлет свою лучшую команду, и те без лишних трудностей уберут прислугу с пути. На всякий случай пошлем им пару хороших бутылочек. Но они и без того всегда крепко спят, когда Арундел возвращается с вечеринок. Он мальчик разумный, ведет себя тихо, и, кто знает, вдруг ему захочется тайком привести с собой юную леди?

А мы будем вести себя еще тише.

Сыщики выслеживают его уже не первую неделю, и операция назначена на сегодня. Единственный рискованный момент – не упустить Арундела в клубе, когда его друзья напьются вдрызг. Мы должны быть уверены, что он идет домой один и не слишком пьяный.

Серьезные беседы всегда лучше проводить под покровом ночи.

В замке скрежещет ключ; дверь приоткрывается и тут же захлопывается, с тяжелым грохотом, как и положено двери старинного богатого дома. Арундел Гибсон кладет ключ на стол в передней. Проходит в гостиную, скидывает пальто на диван, затем подходит к буфету и наливает себе выпить. Эти звуки хорошо знакомы нам.

– Чудесный виски, старина, – произносит чей-то голос.

– Лучшего не найти, – поддакивает второй.

– Составь нам компанию.

– Что? Что такое? – Арундел в панике озирается. Незнакомые голоса в отцовской гостиной так пугают его, что он совершенно теряется. Кроме того, его мысли еще немного путаются после приятного вечера с дружеской болтовней и флиртами, а последний мартини явно оказался лишним. – Кто вы такие, черт побери?

– Я – Стриж-один, – говорит первый голос, глубокий и хриплый.

– Я – Стриж-два, – говорит второй, такой же.

– Зови нас просто Стрижами.

– Кто вы такие? – повторяет Арундел, постепенно приходя в себя. – Как вы смеете?

– Еще как смеем.

– Такая у нас работа.

– Что вы здесь делаете? – спрашивает Арундел, подходит к столу и откидывает со лба светло-каштановые волосы. Глаза у него карие, немного потемнее волос, он высок и худощав, взгляд у него решительный. – Почему вломились в дом моих родителей? Я звоню в полицию.

– Я бы на твоем месте этого не делал.

– Это еще почему? – спрашивает Арундел.

– Полиция знает, что мы здесь, – самодовольно отвечает Стриж-один.

– Точнее говоря, полиция нас и послала, – подтверждает второй.

– Просила побеседовать с тобой.

– Полиция не хочет вмешиваться в это дело.

– В это чертовски трудное дело.

– Еще какое трудное.

– Что вы хотите сказать? – спрашивает Арундел.

– Что хотим, то и говорим, – отвечает Стриж-один.

– Но зачем полиции присылать вас? – озадаченно спрашивает Арундел.

– Напряги воображение, милый мальчик.

– Мы думали, ты умнее.

– Ничего не понимаю, – говорит Арундел. – Моему отцу грозит опасность?

– Опасность? Нет.

– Не грозит.

– Я бы лучше сказал – неприятности.

– А вот неприятности – грозят.

– Вот почему мы здесь.

– Предостеречь тебя.

– И попросить тебя о помощи.

– Мы надеемся на тебя.

– Меня? О помощи? – кричит Арундел. – Что вы такое говорите? – Но все-таки он уже не так насторожен. Певучий речитатив Стрижей, их спокойная уверенность убаюкивают его. Он отпивает глоток виски. Они чувствуют себя как дома, замечает юноша, и ему в голову приходит неожиданная мысль: сам он никогда не испытывал под родительским кровом такого спокойствия. – Мне казалось, профессионалы здесь – вы.

– Но ты ему родной.

– Тебе он доверяет.

– И мы тебе доверяем.

– Достоин ли ты доверия, Арундел Сирил Сент-Джеймс Гибсон?

– Чудесное имя. Просто шикарное, – вкрадчиво сообщает Стриж-один.

– Еще какое шикарное, – подтверждает Стриж-два.

– Только произносить трудновато.

– Верно. Ладно, к делу. Арундел Гибсон, ты человек чести?

– Человек слова?

– Можем ли мы довериться тебе?

– Как мужчине?

– Как джентльмену?

– Можем?

– Можем?

У Арундела голова идет кругом от выпивки и потрясения.

– Что вы задумали против моего отца? – выдавливает он. – Что, черт возьми, вы затеваете?

– Ты не ответил на наш вопрос, – с грустью произносит Стриж-один. Гости переглядываются.

– Некогда терять время, – говорит Стриж-два.

– Совсем некогда.

– Он не тот человек, какой нам нужен.

– Не тот, старина. – Они дружно встают.

– Скоро увидимся.

– Очень скоро. Горячо благодарим за внимание.

– Простите, если напугали.

– В следующий раз нам больше повезет.

– Погодите. Постойте! Не уходите, – останавливает их Арундел, отставляя бокал, и умоляюще воздевает руки. – Расскажите, что вам нужно. Это касается моего отца. Клянусь, я никому не скажу. Честное слово.

– Честное слово, – повторяет Стриж-один.

– Честное-пречестное, – поддакивает Стриж-два.

– Молодец, старина.

– Как мы и надеялись.

– Да. И даже лучше.

– В самую точку.

– По этому поводу надо бы наполнить бокалы.

– Не возражаю.

– Вы говорили о моем отце? – с раздражением перебивает Арундел.

– Да, верно. О твоем отце.

– Трудный разговор.

– Готовься, старина.

– Неприятное дело. Может сказаться на всей семье.

– И на матушке. Вряд ли она с легкостью перенесет удар.

– Старина, мы рассчитываем на тебя.

– Рассчитываете на меня? В чем? – Он окончательно выведен из себя. Решительным жестом откидывает со лба кудрявую челку.

– Может разразиться чудовищный скандал, – с горечью продолжает Стриж-один.

– Вот почему мы здесь, – поясняет Стриж-два.

– Чтобы помешать этому.

– Перекрыть поток.

– Воздвигнуть плотину, вот зачем.

– Готовься промокнуть.

– Да расскажите же вы мне по-человечески, о чем идет речь! – кричит Арундел.

В комнате мгновенно наступает тишина, Стрижи перестают щебетать. Арундел слышит, как в холле громко тикают часы. Он ничего не понимает, эти люди и их мир абсолютно незнакомы ему, он не ведает, что такие беседы отработаны у них до совершенства. Откуда ему знать, что подобные трюки лучше всего срабатывают на людях молодых и впечатлительных, горячих и нетерпеливых? За свою короткую жизнь он не совершал ничего такого, что могло бы свести его лицом к лицу с сыщиками.

– Твой отец, – произносит наконец Стриж-один. – Он никогда не упоминал о частном клубе?

– О закрытом клубе для мужчин, – уточняет Стриж-два.

– Наподобие «Уайтс»? – спрашивает Арундел.

– Нет, не «Уайтс».

– Мы знаем, что он в нем состоит.

– Мы говорим о куда более закрытом клубе.

– О таком, какой никто не стал бы обсуждать со своей женой.

– Или с маленьким сынишкой.

– Вот с сыном постарше – другое дело.

– Но только если он осмотрителен.

– О клубе для джентльменов.

– Если ты нас понимаешь.

– Нет, я… – бормочет Арундел.

– Думай, старина, думай, – подначивает его Стриж-один.

– Никаких идей? – спрашивает Стриж-два.

– Он не говорил, куда отведет тебя, когда ты повзрослеешь?

– И докажешь свою мужественность?

– И докажешь свою осмотрительность?

– Не знаю. Ничего не понимаю! – с жаром отвечает Арундел. – Я не могу думать, когда вы оба болтаете наперебой!

Снова наступает благословенная тишина.

– Можно еще выпить? – спрашивает Арундел.

– Ты заслужил.

– Еще бы не заслужил, – бормочет про себя Арундел. – Премного благодарен.

– Не возражаешь, если я тоже налью? – Стриж-один встает и наливает себе щедрой рукой, не обращая внимания на лепет Арундела.

– И я тоже. – Стриж-два в точности повторяет движения напарника.

– О, просто превосходно. – Стриж-один с наслаждением причмокивает. – Как раз то, что надо. Мужественность, – повторяет он.

– В самую точку, – говорит Стриж-два.

– Чрезвычайно закрытый клуб.

– Где состоят лишь немногие счастливчики.

– Членство переходит от отца к сыну из года в год.

– Из века в век.

– Там состоял Эдуард Седьмой.

– Человек с неистощимым вкусом к жизни.

– Его сын совсем не таков. Скучный тип.

– А во всем виноват конь.

– Во время войны бедняга упал прямо на него.

– И раздавил себе…

– Сам понимаешь.

– Ужасное происшествие.

– Об этом каждый школьник знает, – говорит Арундел, снова раздражаясь.

– Старый добрый Джорджи.

– Но его сын совсем не таков.

– Ох уж этот Эдуард. – Стриж-один качает головой. – Странные вкусы. Никакого самообладания.

– Связался с этой дурой Симпсон. – Стриж-два тоже качает головой.

– Какое бесстыдство.

– Он был единственным, кого исключили из клуба.

– За сотни лет.

– Позор.

– Напрасно мы тебе рассказали.

– Мимолетный промах.

– Больше такого не повторится, – заверяет Стриж-один.

– Никогда, – вторит Стриж-два.

– Мы знаем, что можем тебе доверять.

– Правда, можем?

– Конечно, можем.

– Только высшее общество. Все до одного.

– Все за одного.

– И еще за другого.

– Туда подкупом не проникнешь, – доверительно сообщает Стриж-один.

– Ни ласками, ни сказками, – столь же доверительно поддакивает Стриж-два.

– Уж ласками – это точно.

– В том-то и загвоздка. Кое-кто собирается заговорить.

– Потому-то мы и здесь, старина.

– Но почему вы рассказываете мне все это? – спрашивает Арундел. – Почему не пойдете сразу к моему отцу? Неприятности-то грозят ему! Я понятия не имею, о чем идет речь. Отец никогда не рассказывал мне о своих клубах. Я просто ничего не понимаю.

– Значит, он тебя туда еще не ввел, – осторожно произносит Стриж-один.

– Гм, – тянет Стриж-два. – Не ввел своего единственного сына.

– Это настораживает.

– Верно, верно.

– Никакого намека?

– Ни звука?

– Нет, клянусь, ничего, – отвечает Арундел. – Я учился в школе и редко видел отца. Только на каникулах. Он страшно занятой человек.

– Даже некогда побыть с родными, – печально качает головой Стриж-один.

– С самыми близкими. – Стриж-два тоже кивает.

– Негде поговорить по душам.

– Так, чтобы не подслушали.

– Мне это кажется разумным.

– Верно, приятель.

– Но я все-таки не понимаю. Если вам нужно предупредить его о чем-то, почему вы не пойдете к нему? – кричит Арундел.

– Слишком опасно, – поясняет Стриж-один.

– Слежка, – говорит Стриж-два.

– Вот в чем дело.

– А не то все выплывет наружу.

– Но тебе, старина, ничто не грозит, – подмигивает Стриж-один.

– Мы объясним, – предлагает Стриж-два.

– Мы знаем, что тебе можно доверять.

– И что же я должен делать? – уныло спрашивает Арундел.

– Скажи отцу, что тебе нужно повидаться с ним, – советует Стриж-один.

– Очень просто, – подтверждает Стриж-два.

– Скажи, дело неотложное.

– Связано с девушкой.

– Девушка в беде – это всегда срабатывает.

– Как по волшебству.

– Скажи, что тебе нужно повидаться с ним.

– Безотлагательно.

– Скажи, что встретишься с ним в городе.

– Пусть останется на выходные.

– Но в деревне проще поговорить наедине, – возражает Арундел.

– Старина, твоя мама ничего не должна знать.

– Здесь хорошо и тихо.

– Так очевидно, что никому и в голову не придет.

– Как в «Похищенном письме».

– Спрятано на самом виду.

– Но как быть со слугами? – спрашивает Арундел.

Оба Стрижа медленно обводят взглядами комнату.

– Что-то я их здесь не вижу, – говорит Стриж-один.

– Лежат себе в тепле и уюте, – самодовольно усмехается Стриж-два.

– Вы им ничего плохого не сделали? – встревоженно спрашивает Арундел. – А не то…

– За кого ты нас принимаешь? – обиженно перебивает Стриж-один.

– Мы строгие профессионалы, – важно заявляет Стриж-два.

– Пойди, убедись сам.

– Мирно похрапывают.

– Не о чем беспокоиться.

– Совсем не о чем.

– Если ты позвонишь отцу и сделаешь, как мы просим.

– Все очень просто. Неприятности с девушкой.

– Скажи, что дело срочное.

– А когда он будет здесь, передашь ему вот это, – говорит Стриж-два и достает толстый конверт из плотной бумаги. Он надписан размашистым наклонным почерком, адресован сэру Бенедикту Гибсону и запечатан щедрым куском темно-багрового воска цвета коктейля «Белладонна». На нем печать сэра Патти, извлеченная из его стола при уборке после безвременной кончины. – Здесь все объясняется.

– И не о чем беспокоиться.

– Замнем дело в зародыше.

– Ты же не хочешь скандала?

– От скандала одни хлопоты.

– Ужасные хлопоты.

– Плохо для дела.

– Плохо для семьи.

– Он будет благодарен, помяни мое слово.

– Он наверняка расскажет тебе обо всем, – говорит Стриж-один.

– Пора бы тебе вступить в клуб, – добавляет Стриж-два.

– Особенно после этого.

– Когда ты спас честь семьи.

Стрижи улыбаются во весь рот, приподнимают котелки и собираются уйти.

– Только и всего? – Арундел потрясенно смотрит на них. – Вы вламываетесь сюда без приглашения, рассказываете мне фантастическую историю о каком-то клубе и о моем отце, а потом встаете и уходите? Что я должен сделать?

– Делай, как тебе сказано, старина, вот и все, – отвечает Стриж-один. Его голос внезапно меняется, в нем уже нет прежнего веселья и ветрености. Арундел бледнеет.

– Мы не шутим, – добавляет Стриж-два. – Дело серьезное. Не для малышей. Сделай так, как мы велели, и пусть твой отец разбирается с последствиями. Или подожди, пока последствия сами разберутся с тобой.

– Но что, если произойдет ошибка? – спрашивает Арундел. Бедняга, он совсем растерялся. Впервые в его безмятежной юной жизни мальчику предстоит принять серьезное решение, и это для него слишком тяжело. Слишком болезненно.

– Какая еще ошибка? – Лицо Стрижа-один, скрытое в тени, чуть-чуть смягчается. – Вот, возьми. Если произойдет катастрофа, можешь позвонить по этому номеру. – Он протягивает Арунделу крохотный клочок бумаги. – Спроси Стрижа. Но помни – только если произойдет катастрофа. Я понятно выразился?

– Запомни номер, потом уничтожь, – торопливо добавляет Стриж-два.

– Мы не любим мальчиков, которые суют нос не в свои дела.

– Очень не любим.

– Мы знаем, кто ты такой.

– Знаем, где ты живешь.

Стриж-один хлопает Арундела по плечу, и тот, не удержавшись, вздрагивает.

– Не волнуйся. Ты хороший сын. Я горжусь тобой, старина.

– Я был бы рад звать тебя своим сыном, – лучезарно улыбается Стриж-два.

– Умница.

– Возьми с полки пирожок.

– Доброй ночи.

– Крепких снов.

С этими словами они удаляются. Тяжелая дверь медленно закрывается за ними. Арундел спешит к окну, хочет посмотреть им вслед. На Итон-сквер никого нет, не видно ни тени, не слышно ни ветерка. Арундел протирает глаза, потом обводит взглядом комнату. Они умудрились даже запихнуть в карманы свои бокалы для виски. В гостиной не осталось и следа сказочных Стрижей.

Арундел падает в кресло и закрывает глаза. Все это ему приснилось, решает он. Выпил с приятелями слишком много шампанского и по глупости залил его мартини, строил из себя взрослого и умудренного. Вот и расплата – причудливые галлюцинации. А теперь он проснулся, можно лечь в постель и забыть обо всем. Но тут его взгляд падает на толстый конверт, адресованный отцу. Запечатанный толстой каплей темно-багрового воска. Пальцы до сих пор крепко сжимают его.