Текст книги "Белладонна"
Автор книги: Карен Молинэ
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)
Джордж плюхается на переднее сиденье, Джун усаживается сзади и без умолку лопочет о восхитительном вечере. Машина сворачивает за угол, в темноту, и останавливается на красный свет. Вдруг ни с того ни с сего дверь распахивается.
– Здравствуй, Джордж, – произносит чей-то голос, и тяжелый кулак бьет его в челюсть.
– Что… – только и успевает вымолвить Джун. Ей на голову опускается плотный капюшон, могучие руки толкают ее в бок и стискивают так, что она не может шелохнуться.
Дверь захлопывается, машина срывается с места. Ехать недалеко, всего лишь пару раз обогнуть квартал да свернуть к пустым загрузочным воротам фабрики «Чмок-чмок». Но для Джун поездка кажется бесконечной, она уверена, что эти негодяи хотят изнасиловать ее и убить.
Прошу, о, прошу, о, прошу вас, не надо…
Машина останавливается, двери открываются. Чьи-то руки вытаскивают извивающуюся Джун из машины, перекидывают через плечо; ее куда-то несут, голова болтается внизу, ее тошнит, голова кружится. От страха она тихо поскуливает под капюшоном. Потом ей связывают руки. Она не может дышать, ничего не видит. Помогите, кто-нибудь, помогите. Ее тащат куда-то вниз по лестнице. Убьют…
Потом похитители останавливаются, бесцеремонно кидают Джун на стул, лицом к стене. Ноги ее тоже связаны. С нее стягивают капюшон и хлопают по щекам. В комнате горит тусклая лампочка, она почти ничего не видит. Джун напугана до полусмерти, вот-вот упадет в обморок, зовет на помощь своего никчемного мужа: приди, спаси меня…
Сиди и готовься к смерти, Джун Никерсон. Теперь ты понимаешь, каково это, когда тебя бросают одну в темноте.
Джун не знает, что Белладонна сидит совсем рядом, позади нее. Она только чувствует присутствие чего-то злого, кого-то очень злого, человека, который желает ей одного – боли, смерти, забвения. Этого не может быть, думает Джун. Чем я заслужила такое? Наверное, меня отравили чем-то в клубе «Белладонна» и теперь мне снится кошмар, я проснусь возле бассейна в загородном клубе Гроувсайд и пойму, что все это лишь дурной сон.
– Джун Никерсон? Джун Элизабет Никерсон? – слышит она голос у себя за спиной. Голос, конечно, мой, только звучит он глубже и с легким акцентом; я специально изменил его, чтобы она ни о чем не догадалась, не распознала, что с ней говорит человек, который совсем недавно сидел рядом в клубе «Белладонна». Я вызвался вести эту милую беседу, и Джек, кажется, рад, что он избавлен от такой участи.
– Да, – отвечает Джун. Откуда незнакомый голос знает ее девичью фамилию? Она так удивлена, что даже решилась ответить. – Кто вы такой? Откуда знаете мое имя?
– Джун Элизабет Никерсон, вы выросли в Миннеаполисе с родителями, Полом и Блэр Никерсонами?
– Да, – отвечает она дрожащим голосом.
– Отлично, – продолжает голос, – тогда вы, наверное, та самая Джун Элизабет Никерсон, которая в феврале 1935 года отправилась в Англию, в Лондон.
Джун ничего не отвечает, но вдруг чувствует на горле сильную руку. Она визжит.
– Отвечайте на вопросы, – говорю я елейным тоном, стоя сзади, чтобы она меня не видела. – И тогда я не причиню вам вреда. Вы меня понимаете?
Она всхлипывает так громко, что не может ответить.
– Вы меня понимаете?
– Да, – выдавливает она наконец.
– Если вы не станете отвечать на вопросы, я буду вынужден причинить вам боль. Вы же не хотите, чтобы вам было больно, правда?
Джун трясет головой так усердно, что отваливаются накладные ресницы.
– Вот и умница, – говорю я. – Значит, вы и есть та самая Джун Элизабет Никерсон?
– Да, – всхлипывает она.
– Джун Элизабет Никерсон, вы уехали в Англию, в Лондон, в феврале 1935 года, а кузина приехала к вам в марте 1935 года? Вы покинули Лондон и Англию в мае 1935 года, без кузины?
– Да, – лепечет она. – Да.
– Как звали вашу кузину?
– Иза… Изабелла. – Она произносит это так тихо, что получается почти «Белла». Ее лицо позеленело куда сильнее, чем двумя часами раньше, когда Джек рассказал ей о кошке, которая съела палец хозяина.
– Сколько лет было вам тогда?
– Девятнадцать.
– Сколько лет было вашей кузине?
– Восемнадцать.
– Зачем вы приехали в Лондон?
– Я хочу домой, – рыдает Джун. – Отпустите меня, пожалуйста.
Хогарт был прав. До чего же она занудна.
– Я отпущу вас домой, если вы ответите на мои вопросы, – обещаю я ей, мелодраматично вздыхая. – Честное слово. – Я, естественно, забываю уточнить, когда именно отпущу ее. В таких случаях неведение блаженно.
– Зачем вы приехали в Лондон? – повторяю я.
– Повидать свет, – отвечает она, икая. Надо понимать – найти красивого, богатого мужа, хотя у меня не укладывается в голове, какими достоинствами эта капризная, до мозга костей буржуазная девчонка из Миннеаполиса могла бы заинтересовать серьезного лондонского джентльмена.
– Вам нравилась ваша кузина?
– Что вы хотите сказать? Она моя родственница, и все тут.
– Она была вам как сестра? Или она была умнее, красивее, обаятельнее?
– Не была она красивее, – протестует Джун. – Все говорили, что я красивее. Но у нее были большие зеленые глаза, и все мальчишки сходили по ним с ума.
Даже сейчас, даже здесь Джун все еще ревнует. Я прикусываю язык, чтобы не заговорить о тиаре.
– Где сейчас ваша кузина?
– Не знаю, – отвечает Джун, снова заливаясь слезами. – Понятия не имею. Кто вы такой, скажите же? Чего вы хотите? Зачем вы здесь?
Кто ты такая? Зачем ты здесь?
– Я хочу знать, что случилось с вашей кузиной.
– Она вышла замуж, – шепчет Джун. – Пошла на костюмированный бал без меня, познакомилась с мужчиной и сбежала, и вышла замуж, и бросила меня на произвол судьбы. – Она начинает рыдать по-настоящему, точнее, пронзительно скулит. Меня так бесит ее вой, что я затыкаю ей рот кляпом и ухожу налить себе виски. Джек сидит в соседней комнате и качает головой. Я отпиваю немного и возвращаюсь. Белладонна сидит на полу, она завернулась в свой черный хитон и не шевелится.
Я склоняюсь к плечу Джун.
– Хотите, чтобы я вынул кляп? – спрашиваю я, и она кивает. – Вы будете хорошо себя вести? – Она кивает еще усерднее. На всякий случай я выхожу, оставляя Джун медленно кипеть, допиваю виски и, чтобы успокоить нервы, читаю главу из «Последнего из могикан». Потом возвращаюсь к Джун и вынимаю кляп.
– Вам это не кажется странным? – спрашиваю я. Джун, не владея собой, трясется всем телом. – Ваша кузина, девушка всего лишь восемнадцати лет, сбежала с мужчиной, с которым только что познакомилась, и вы больше никогда о ней не слышали.
– Она звонила на нашу квартиру и оставила сообщение для меня, – с трудом выговаривает Джун между всхлипами. – Потом прислала письмо.
– Понимаю. А после того, как ваша сестра сбежала и вышла замуж, вы уже не хотели оставаться в Лондоне в одиночку? – спрашиваю я, и Джун кивает. – Значит, вы, одна-одинешенька, уехали домой, к маме и папе. Вы когда-нибудь получали вести от вашей кузины?
– Да, – отвечает Джун. – Она написала мне и родителям. Сообщила, что она счастлива и хочет начать новую жизнь.
– И вы поверили?
Джун опять кивает.
– Но вы ни разу не говорили с ней лично?
– Она оставила мне записку! – возмущается Джун. – Бросила меня одну в Лондоне. И уехала. И Хогарт уехал. – Она опять всхлипывает.
– Вы ей завидовали, верно?
– Нет.
– Да, завидовали, – настаиваю я. – Иначе и быть не может. Ваша более молодая кузина с красивыми зелеными глазами отправилась на костюмированный бал, где полным-полно богатых холостяков, а вы не могли пойти. Такого простить нельзя, верно? – В моем голосе, всегда таком сладком и благожелательном, звучит оттенок угрозы. – Верно?
– Отпустите меня, пожалуйста, – молит Джун.
– Кто такой Хогарт?
– Хогарт был моим другом. Моим, а не ее, – отвечает она.
– Где вы познакомились с этим Хогартом?
– В «Айви». За обедом.
– Он был очень мил, да? Везде водил вас?
– Да, – отвечает Джун. – И покупал подарки.
– Встречаясь с этим Хогартом, вы брали с собой кузину?
– Иногда.
– Знакомил ли вас Хогарт со своими друзьями? С интересными людьми?
– Да.
– Они тоже были милы? – Такие милые поклонники для тебя, дуреха ты эдакая. Проклятье. Я заговорил почти как Хогарт. – Вы больше расстроились из-за того, что исчез Хогарт, чем из-за своей кузины, верно? – сурово спрашиваю я. – Говорите правду.
– Да. – На щеках у Джун пламенеют багровые пятна, куда более яркие, чем румяна, которые она наложила щедрой рукой. – Не убивайте меня, – просит она. – Отпустите, пожалуйста.
Сладкий яд в ее устах.
Эта Джун глупа, как новорожденный младенец. Никакого характера. Мы потратили на нее столько времени, сил, и что? Она не стоит даже того, чтобы связываться с ней. Но, конечно, я не кузина, которую она без раздумий бросила на произвол судьбы.
– Хватит распускать нюни. Я не собираюсь убивать вас. Это слишком хлопотно, – продолжаю я. – Но что сделали ваши родители? Неужели они не поинтересовались, что стало с девочкой, доверенной их попечению?
– Они были рады, что о ней есть кому позаботиться. Они не виноваты, что она свалилась к нам на голову после того, как ее родители погибли по пьянке. – До Джун доходит, какую глупость она сморозила, и она опять начинает скулить. Могу себе представить, каково было слушать такие разговоры маленькой сиротке, заброшенной в этот дом, как тепло встретили ее дядя с тетей.
– Заткнись, – говорю я, и между нами повисает болезненная тишина, которую нарушают лишь отрывистые всхлипы Джун. – Вашей старшей дочери всего на два года меньше, чем было вашей кузине, когда она исчезла. Хотели бы вы, чтобы то же самое случилось с вашей маленькой милой Хелен?
Глаза Джун широко распахиваются от ужаса.
– Нет… Вы не можете…
– Вы меня обижаете, – грубо обрываю я. – Мне дела нет ни до вашей драгоценной Хелен, ни до милой малышки Кэролайн, ни до любимого муженька Джорджа. Меня тревожит другое: за столько лет, прошедших после исчезновения вашей кузины, вы ни разу не поинтересовались, что с ней, здорова ли она. Жива ли. Вы можете объяснить такое упущение?
Джун снова плачет.
– Не бейте меня, – всхлипывает она.
– Почему вы поступили так? – Я наклоняюсь и шепчу эти слова на ухо Джун. Кажется, она вот-вот упадет в обморок. – Почему? Отвечайте. Я хочу знать, почему вы ее бросили. Вы так ненавидели свою кузину? Заслужила ли она это? Отвечайте.
– Я… я… – Джун трясется, как фруктовое желе.
– Заслужила?
Джун открывает рот, но оттуда не доносится ни звука.
В этот миг кто-то настойчиво стучит в дверь, так громко, что Джун взвизгивает от трусливого ужаса. Ее крик выбивает меня из колеи, я торопливо иду открывать дверь, спрашивая себя, что же у них стряслось. На пороге стоит Маттео, на нем нет лица. У него за спиной расхаживает Джек. Маттео быстро подходит к сидящей на полу Белладонне и что-то шепчет ей на ухо.
В комнате так темно, что я не вижу ее лица, но все равно понимаю, в чем дело. Свершилось. Один из них здесь. Появился нежданно-негаданно, как снег на голову. Один из членов Клуба.
Один из них здесь. Из всех ночей ему надо было выбрать именно эту, когда нам нельзя мешать. Ну, не молодец ли я! Всегда доверяй своим предчувствиям, говорю я себе, похлопывая колено. Разве я не говорил Белладонне, что, может быть, каким-то мистическим образом Джун принесет нам удачу?
Я подхожу к Маттео и Белладонне.
– Прогоните ее, – шепчет Белладонна. – Мне нужен Джек.
Я вижу даже сквозь вуаль, что ее лицо покрывается смертельной бледностью, но темные глаза сверкают таким убийственным напряжением, что кажется – тронь ее, и посыплются искры. Джун мгновенно поблекла и канула в небытие.
Крохотный разум может вынести только крохотное наказание.
Глупая телка получила хорошую встряску, ее чудесный вечер испорчен непоправимо. Теперь ей уже не похвастаться перед такими же глупыми подругами своим знакомством с божественной Белладонной.
Но разговор с Джун и Джорджем, с дорогими папочкой и мамочкой еще не закончен. Скоро, очень скоро их фирма пойдет с молотка, деньги кончатся, репутация погибнет. Живите, дорогое семейство Никерсонов, вы достойны самого лучшего.
Я возвращаюсь к Джун. Она жалобно хнычет. Ей понятно – сейчас произойдет что-то очень страшное.
– Прощай, глупая зануда Джун, – шепчу я ей на ухо. Ее губы дрожат, она готова опять испустить пронзительный визг. Я опережаю ее и затыкаю кляпом рот, потом завязываю глаза узким черным платком. Я готов поблагодарить ее. Она дала нам возможность отточить технику, которую мы намереваемся применить к одному из них. К тому, что сидит наверху, в клубе «Белладонна», пока мы тут тратим драгоценное время на трясущуюся дуру.
Белладонна встает и подходит ближе, молча всматривается в свою связанную кузину. Снимает перчатку с правой руки и проводит пальцем по ее щеке, прослеживает линию подбородка. Джун трясется от страха.
– Кто ты такая? – сдавленным шепотом спрашивает Белладонна. – Зачем ты здесь?
Она поворачивается и идет прочь, выходит на лестницу с Маттео. Я оставляю Джун сидеть и изнемогать еще несколько минут, потом возвращаюсь, вынимаю изо рта кляп и подношу к ее губам стакан с ледяной водой.
– Выпей, – велю я. – Когда проснешься, то поймешь, что тебе приснился самый страшный в жизни кошмар.
– Не отравляйте меня, не надо, – шепчет Джун. – Пожалуйста.
– Ты слишком скучна, чтобы я дал себе труд травить тебя, глупая ты зануда, – говорю ей я, не на шутку раздражаясь. – И слишком толста, чтобы возиться потом с твоим телом. Понятно? Так что хватит пускать пузыри, пей.
Если подумать, зря я отпустил последнюю колкость насчет ее веса. Но Джун каким-то образом умудрялась пробуждать к жизни самые плохие мои стороны. Надеюсь, вы уже поняли, почему.
Наутро Джун с Джорджем просыпаются в отеле, в своем номере. У обоих страшно трещит голова и болит живот. Они смутно понимают – с ними произошло нечто ужасное, такое, о чем они и помыслить не могли.
Джордж напрягает все силы и встает первым. У него ноет челюсть, он помнит, что вышел из клуба «Белладонна» с болью в животе, но что случилось потом – вспомнить не может. Тут он замечает на кофейном столике пакет. Он передает его Джун, та трясущимися пальцами вскрывает упаковку. Внутри, разумеется, флакон духов «Белладонна». В коробочку вложен крохотный конвертик, запечатанный пурпурным воском. Джун медленно взламывает печать и читает то, что написано на карточке: «Как вы могли ее бросить?»
* * *
А у нас в клубе все кипит. Свершилось то, к чему мы так долго готовились; но персонал хорошо знает свое дело, поэтому общей настороженности и выжидания не замечает никто. Долгие тренировки дали свои плоды. Первой подняла тревогу Джози: принимая пальто, она заметила кольцо на пальце незнакомца, распознала акцент и вычислила примерный возраст. Один из официантов в темной комнате проявляет пленку. Другой официант в джеллабе, замаскированный под посетителя, сидит за соседним столиком и прислушивается к разговору. Проворные руки уже обчистили карманы нашего гостя, третий официант склонился над стойкой в кухне с миниатюрным «миноксом» в руках и фотографирует каждую карточку, каждый клочок документов из бумажника гостя. Потом он передаст находку другому шпиону, тот перепишет самые важные данные, чтобы мы могли воспользоваться ими сразу же. Потом бумажник будет возвращен в карман гостя, и тот даже не заметит, что он исчезал. Ошибки недопустимы. Маттео вернулся к дверям – собирать наружную команду. С той минуты, как наш гость выйдет за порог клуба, за ним будет вестись неусыпное наблюдение, мы будем знать каждый его шаг, все его планы – где он остановился, что собирается делать, куда идти. Каждую минуту. Он высморкает нос – и мы будем знать, что осталось у него в носовом платке.
В кабинет Белладонны вбегает Джек.
– Его зовут сэр Паттерсон Крессвелл, – сообщает он. – Мы уже звоним Притчарду. Это имя вам что-нибудь говорит?
Белладонна отрицательно качает головой. Ее лицо покрывается той же зеленоватой бледностью, что у Джун, широко распахнутые глаза смотрят в пустоту.
– С вами все в порядке? – тревожно спрашивает Джек, потом смотрит на меня. Я подхожу к Белладонне, опускаюсь рядом с ней на колени, беру ее за руки. Она дрожит, я крепче стискиваю ее ладони.
– Кто ты такая? – сурово спрашиваю я.
– Что? – в шоке переспрашивает она. Только этот вопрос может привести ее в чувство.
– Кто ты такая теперь? – уточняю я.
– Белладонна, – шепчет она.
– Зачем ты здесь?
– Чтобы найти их, – отвечает она, ее голос становится сильнее. – Найти их и смотреть, как они будут страдать.
– Ты больше не она, – продолжаю я. – Откуда ему знать, кто ты такая. Ты Белладонна. Это твой клуб, здесь они до тебя не доберутся. И с тобой мы. Сосредоточься и думай. Сделай глубокий вдох. Стреляй уверенно и спокойно. Целься в сердце.
Она смотрит на меня. Ее глаза бездонны.
– Тебе еще повезло, что сегодня ты в контактных линзах, – неуклюже пытаюсь пошутить я.
– Везение тут ни при чем, – отвечает она и идет приветствовать нового гостя.
11
Крыша школьного здания
Он выглядит именно так, каким вы нарисуете себе человека по имени Паттерсон Крессвелл: чуть располневший, с розовыми пятнами на щеках, отвислыми подбородками, как у петуха, и плохо чищенными зубами. Кольцо, которое ему не положено носить на людях, утопает в складках жира на пухлом пальце. Но больше всего меня раздражает его бескрайняя самоуверенность. Хотел бы я посмотреть, как его высокомерие испарится после долгой ночи в наших темницах.
Трусы ломаются после первой же ночи.
Единственная загвоздка в том, что здесь у нас нет казематов. Для Джун они не понадобились; мы провели всю операцию с ней в подвале клуба «Белладонна». Мы уже соорудили собственные казематы в новом доме в Виргинии. Точнее, переделали винные погреба. Так мы объяснили подрядчику его задачу; вряд ли он заподозрил у нас иные тайные побуждения. Белладонна во всех подробностях расписала мне, как она хочет обустроить подземные темницы. Я знаю, она без крайней необходимости ни за что и ногой не ступит в эти подвалы, где темно и сыро. Видимо, после переезда туда последние штрихи выпадут на долю вашего покорного слуги. Ничего, я не возражаю. С удовольствием.
Думаю, если понадобится, мы могли бы арендовать фургон-холодильник, в каких возят мясо, поставить его за углом и запереть внутри сэра Патти. Я размышляю об этом, пока мы прислушиваемся к разговору за соседним столиком. С ним сидят еще две пары.
– Одни из них молоды, другие – старые перечницы, одни осчастливят вас за медный грош, другим подавай шиллинг, одних надо накормить обедом, других – напоить допьяна, кто-то из них умен, кто-то глуп, бывают симпатичные девочки, но попадаются и сущие стервы. Она была из стерв. Как распалится – сущая ведьма. – Сэр Паттерсон говорит о женщинах. Как трогательно.
– Кстати, о собаках. Фелисити Эвердейн рассказывала мне забавный случай, – говорит одна из дам, не обращая внимания на его болтовню. – У ее дочери был маленький спаниель. Его звали Тапа – угораздило же их дать собаке такое нелепое имя! Однажды этот Тапа попал под машину. Фелисити была в отчаянии – что же она скажет дочери? Она подождала до обеда, точнее, до пудинга, и рассказала девочке страшную новость. Наступило минутное молчание, но, к ее удивлению, дочка восприняла известие совершенно спокойно. Но вечером Фелисити поднялась к дочке поцеловать ее на ночь и увидела, что девочка захлебывается от слез. «Что случилось, милая? – спрашивает Фелисити. – Почему ты плачешь?» «Потому что Тапа умер», – отвечает малышка. «Да, мой ангел, он умер, я же сказала тебе об этом за обедом, когда ты ела пудинг». «А мне послышалось, ты сказала – папа», – всхлипывает дочка.
Под общий смех я пользуюсь случаем пригласить эту компанию за наш стол. Они держатся так, будто ожидали моего приглашения. Они уверены, что их тщательно отрепетированное, наигранно утомленное презрение ко всему свету автоматически делает их желанными гостями. Белладонна в пурпурной парандже лениво обмахивается веером, чтобы скрыть настороженность. Все приключения с Джун заняли всего полтора часа.
– Вы, сэр, – говорит она, указывая веером на нашего подозреваемого. – У вас такой вид, будто вас вылизала кошка.
– Сэр Паттерсон Крессвелл, к вашим услугам, мэм, – представляется он.
– И где же вы живете, сэр Паттерсон Крессвелл? – спрашивает Белладонна. Глядя на нее, вы и не подумаете, что в эту минуту она изо всех сил старается распознать его голос.
– В Англии, в Лондоне, конечно, – отвечает он.
Ее веер останавливается.
– Почему вы сказали «конечно»? Разве вы не можете обитать в любом другом месте? Например, за городом?
– О, да, да, несомненно. У меня дом в Глостершире. Поместье Чарлтон-Вудс. Будете неподалеку от нас – непременно загляните в гости. Будем рады вас видеть.
– Вы очень любезны, – откликается она. Ее голос мягок, как истертая веревка. – И надолго ли вы осчастливили наш город своим присутствием?
– Боюсь, совсем ненадолго, – отвечает он, абсолютно не уловив сарказма в ее тоне. – Через два дня отплываю на пароходе «Ройял Сплендор».
– В таком случае непременно загляните к нам в клуб еще раз, – говорит она ему и встает. – К сожалению, в эту минуту меня ждут неотложные дела, но я с удовольствием продолжу нашу занимательную беседу. Я буду рада видеть всех вас завтра вечером, строго в одиннадцать часов. Непременно приходите.
Они согласно кивают. Она проходит мимо, обдавая их едва уловимым ароматом желтого жасмина и ландыша. Какая удача! Сама Белладонна выделила их из толпы гостей и пригласила к себе! Впрочем, ничего удивительного. Разве могла она не заметить таких дивных собеседников?
Это сделано только потому, что нам нужен день на приготовления.
Мы ждали столько лет. Можем подождать и еще несколько часов.
* * *
– Слушай меня: мало у кого на свете хватит сил иметь дело с изнанкой жизни. Ты это знаешь. Естественно, такие никчемные подонки, как сэр Паттерсон Крессвелл, ни на что не способны. А если эта изнанка свалена перед ними в окровавленную груду, как выразился бы сам сэр Паттерсон, то большинство людей крепко зажмурят глаза и откажутся смотреть. Но ты не такая. Ты ждала много лет.
Я разговариваю с Белладонной, она нервно расхаживает взад и вперед по гостиной. Сейчас половина пятого утра, но никому из нас не хочется спать. Мы уже позвонили Притчу. Команда Джека заказывает билеты сразу на несколько отдельных кают первого класса на пароходе «Ройял Сплендор», а Притч встретит гостей сразу же по прибытии в Мейдстон. Мы еще раз продумываем наши планы. Действовать будем медленно. Методично. Вытянем из сэра Патти как можно больше сведений, а потом устроим ему небольшой сюрприз.
Мы не имеем права ошибаться.
– Завтра тебе надо чем-нибудь занять себя, чтобы отвлечься, – говорит Белладонне Маттео. – Займись чем-нибудь непривычным, таким, чего никогда не делала.
– Например? – огрызается она.
– Например, сходи в школу к Брайони, – предлагаю я. – Ты уже который месяц туда собираешься. Сейчас самое подходящее время, тебе не кажется?
– Да, время как раз пришло, – соглашается она и вздыхает. – Сам понимаешь, что это значит.
Я понимал. И еще как.
Через несколько часов она, к удивлению Брайони, шагает вместе с ней и Маттео в школу Литл-Брик. Я иду в сотне шагов позади. Лицо Белладонны бледно, но спокойно. Трудно представить, что творится у нее в душе, какие муки принес ей голос этого человека.
Когда Брайони исчезает в классе, а Маттео уходит домой, Белладонна просит о безотлагательной встрече с директорами школы. Их зовут Гиасинт и Дейзи Хэмилтон. Я жду вместе с ней в вестибюле, чувствуя себя завзятым прогульщиком, каким некогда и был. У них чудесная школа, они управляют ею на славу, и мне эти дамы всегда нравились.
Наконец, мы входим в кабинет и усаживаемся.
– Миссис Роббиа, надеюсь, с Брайони ничего не случилось? – встревоженно спрашивает Гиасинт.
– Не волнуйтесь, все в порядке, – отвечает Белладонна, достает из сумочки большую картонную папку и протягивает мне. – Мой управляющий хотел бы переговорить с вами. Всего хорошего, уважаемые леди. – Она кивает и выходит, оставляя Гиасинт и Дейзи теряться в беспокойных догадках.
– Как это ни печально, но Брайони не вернется в школу после рождественских каникул, – сообщаю я.
Сестры встревоженно переглядываются и готовятся услышать самое худшее.
– Вам чем-то не нравится школа? – спрашивает Дейзи.
– Нет, что вы, напротив, – отвечаю я. – Миссис Роббиа просила выразить вам признательность за все, что вы делаете для ее дочери. Брайони была здесь счастлива, но обстоятельства вынуждают нас переехать за пределы штата. Очень жаль, но у нас имеются неотложные деловые обязательства. Миссис Роббиа также поручила мне передать вам свои извинения по поводу того, что она слишком мало участвовала в жизни школы. Как вы только что убедились своими глазами, она человек малообщительный и неловко чувствует себя в компании других родителей.
– Мы все понимаем, – медленно произносит Гиасинт, хотя на самом деле ничего не понимает. До поры до времени.
– В благодарность за все, что вы сделали для Брайони, миссис Роббиа желает вручить вам подарок. Простите мою прямолинейность, но мне хотелось бы узнать, имеется ли у вас фонд развития школы.
Сестры опять переглядываются, но уже не тревожно, а озадаченно.
– Да, мы надеемся, что когда-нибудь сможем возвести пристройки к школьному зданию, и с этой целью учредили фонд, – осторожно отвечает Гиасинт. – К сожалению, этот фонд очень невелик. Мы используем его средства на благо школы – на ремонт, прочие неотложные расходы. Но расходы всегда оказываются неотложными. – Она горько смеется.
– Мы надеялись, что когда-нибудь – это была наша мечта – мы сумеем выкупить соседнее здание, – добавляет Дейзи. – В нем идеально разместились бы дополнительные помещения нашей школы, мы наняли бы больше учителей, устроили большой гимнастический зал, музыкальные классы, но, к несчастью, это здание кто-то уже приобрел. Какая-то корпорация. Мы не знаем, какая именно.
– Да, мне известно, что это здание продано, – говорю я. – Потому что купили его мы.
– Простите, я вас не понимаю, – говорит Гиасинт. – Вы занимаетесь недвижимостью?
– Не совсем. Пожалуйста, внимательно прочитайте вот эти бумаги. – Я протягиваю ей папку. Они раскрывают ее, читают верхнюю страницу, опять переглядываются и в величайшем изумлении смотрят на меня. Щеки Дейзи становятся румяными, как яблочки на уроке рисования.
– Но это документ на покупку соседнего здания, – растерянно восклицает Гиасинт. – С нашими именами.
– Совершенно верно, – отвечаю я. – Мы приобрели это здание с единственным намерением – передать его вашей школе для расширения. Кроме того, в этой папке вы найдете информацию о номере счета, учрежденного специально для оплаты необходимого ремонта, нового архитектора, надежных строителей, поставщиков, всех прочих потребностей. Все ваши предполагаемые расходы будут оценены нашими бухгалтерами и без промедления утверждены. Когда ремонт здания будет закончен, вы получите еще один фонд – для того, чтобы нанять учителей достойной квалификации и приобрести необходимое учебное оборудование. И так далее, и тому подобное. Если вам понадобятся дополнительные деньги или помощь, можете рассчитывать на содействие. Мы учредили также особый фонд, средства из которого вы можете использовать по своему усмотрению. Сюда включена оплата отпуска для вас. Вы его заслужили. Вы так давно не отдыхали.
От изумления дамы потеряли дар речи. Они снова переглядываются, потом смотрят на меня. На глазах у них выступают слезы.
– Вы так много делаете для нас… – произносит Дейзи, не веря своим ушам.
– Вы этого достойны. Образование высочайшего уровня не имеет цены.
– Но такая крупная сумма…
– Как я уже сказал, вы более чем достойны этого. Но мы выдвигаем одно условие.
– Какое? – По их лицам пробегает тень паники. Они решают, что им снится сон. Этого не может быть; такие сновидения не сбываются. Сейчас я скажу, что это всего лишь жестокая шутка, и исчезну за порогом так же таинственно, как миссис Роббиа.
– Наше пожертвование должно остаться анонимным, – говорю я. – Миссис Роббиа не хочет, чтобы ей любым образом выражали признательность. Если мы обнаружим, что это условие нарушено, все финансирование прекратится.
На их лицах написано облегчение.
– Вы уверены? – тихо спрашивает Гиасинт.
– Совершенно уверен, – отвечаю я. – Это делается ради блага Брайони. Мы не хотим широко распространяться о том, что ее мать – как бы это выразиться? – более чем хорошо обеспечена. Миссис Роббиа предпочитает, чтобы ее материальное положение не становилось предметом огласки. Я уверен, вы понимаете причину ее опасений.
– Конечно, – шепчет Гиасинт.
– Контракты составлены очень подробно и ясно. В скором времени наши сотрудники свяжутся с вами и помогут уладить все формальности. Покажите документы вашим юристам, пусть они все проверят; если будут вопросы, не стесняйтесь обращаться к нам. В папке вы найдете номера контактных телефонов. – Я улыбаюсь. – Может быть, когда-нибудь мы вернемся в Нью-Йорк, и в этом случае, надеюсь, вы примете Брайони обратно. Полагаем, ваши стандарты обучения останутся на прежней высоте.
– Нам будет очень не хватать Брайони, – вздыхает Дейзи.
– И она тоже будет скучать по вашей школе, – говорю я, вставая. – Надеемся, ей будет не слишком трудно освоиться на новом месте. Но, к сожалению, мы должны переехать.
Я протягиваю руку, обе пожимают ее.
– Да благословит вас Бог, – говорит Гиасинт. По ее щекам текут слезы. – Мы никогда не забудем того, что вы сделали для школы.
– Хотел бы я, чтобы наша помощь всегда попадала в такие достойные руки, – говорю я на прощание.
Дома меня встречает Белладонна.
– Покончил с делами? – спрашивает она.
– Да, покончил.
Да, и она покончила. Покончила с добротой.
* * *
Проклятье. Думаю, вам хочется узнать во всех подробностях, что же случилось в тот вечер в клубе «Белладонна». Прошу прощения; впервые в жизни память подводит меня. Я почти не помню того, что происходило в клубе, прежде чем сэр Патти уселся за наш стол. Знаю только одно: вдруг он возник, будто из ниоткуда, и сидит с нами, сияя гордой улыбкой. Его друзья, к несчастью, задержались. Какая неожиданность. Просто он хочет провести вечер с Белладонной с глазу на глаз, без посторонних.
Он получит то, чего хочет, только немного не так, как рассчитывает.
– Какое у вас необычное кольцо, – замечает она. – Семейное наследство?
– Да, – сияет он. У меня руки чешутся подлить ему в коктейль хорошую дозу белладонны и посмотреть, как тогда зарумянятся его пухлые щечки. Удивительно, но Белладонна умудряется сохранять спокойствие. Все дело в кольце. Кольцо его выдает. Оно – ключ ко всему. – Оно перешло ко мне от отца, а к нему – от деда.
Разумное решение. Членство в Клубе переходит от одного извращенного поколения к другому. Новая кровь не нужна, нет, благодарим. Предпочитаем не выносить сор из избы.