Текст книги "Белладонна"

Автор книги: Карен Молинэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

– Ну да, конечно же. Глупый вопрос, – цедит она сквозь стиснутые зубы. – Гай, и все. Бесподобно. Как я сразу не догадалась?

– Гай Линделл, к вашим услугам, мадам, – продолжает он, ничуть не смутившись. – Имел великую честь получить приглашение в Ла Каза делла Фениче от моей хорошей подруги Лоры Гарнетт. Вместе со мной приглашение получил другой мой добрый друг, Хью Тревенен, он, полагаю, прибудет где-то в выходные. – Он оборачивается к любовнице, чьи щеки все еще пылают от страсти. Или от смущения. – А это еще одна моя подруга, мисс Нэнси Конрад.

– Мисс Нэнси Конрад, еще одна ваша подруга, – насмешливо повторяет Белладонна. – Я тронута. Кто, скажите на милость, пригласил вас, мисс Нэнси Конрад, в это поместье? Уж наверное, не его хозяйка.

Нэнси так смущена, что не может сказать ни слова.

– Я ее пригласил, – отвечает Гай. Нэнси в ужасе смотрит на него и торопливо одевается. – И вина за эту… гм, неподобающую ситуацию целиком лежит на мне. Мы занесли вещи в дом и были так очарованы красотами здешней природы, что решили прогуляться.

Белладонна хмурится.

– Не сомневаюсь, Лора Гарнетт предупреждала вас, что для гостей этого имения существует ряд правил, которым все обязаны подчиняться.

– О да, конечно, предупреждала. – Гай, покряхтывая, натягивает сапоги. – Но кто вы такая – госпожа верховный палач штата Виргиния? – язвительно спрашивает он, указывая на пистолет. – Или всего лишь рабыня собственных домашних правил? Дайте-ка подумать… вы, наверное, гувернантка или учительница верховой езды. Ага, понял – вы гостья, прибывшая раньше меня, и, отправившись на ежедневную верховую прогулку, были неприятно удивлены звуками наслаждения, доносящимися из конюшни. Какое безобразие! – Он встает, стряхивает с брюк приставшую соломинку и застегивает ремень. – Простите, ради Бога, но, по-моему, нам пора идти.

– Не так быстро, – говорит Орландо, вбегая с пистолетом в руке. За ним по пятам следую я, за мной – Стэн и лающие псы. Нэнси с трудом удерживается от вскрика, Стэн оттаскивает собак.

Орландо смотрит на Белладонну, та еле уловимым кивком дает ему понять, что с ней все в порядке. Все-таки она не нажимала кнопку тревоги, однако Стэн услышал выстрел и позвал нас.

– Certo? – спрашивает он, и Белладонна кивает.

– Ох, Боже мой, – восклицает Гай, мгновенно сообразив, что он натворил. Умный он парень, этот Гай. Я хорошо помню его по клубу «Белладонна» – он сидел на диванчике с Лорой. Да, Гай, тот самый, который впервые пришел на Бал Всех Стихий с неким Перегрином и некой Селестой, модными штучками. Они говорили о социопатическом сквайре по имени, кажется, Шульце, который ходил в развратных кожаных штанах. Проклятье. Мне еще тогда следовало бы побольше разузнать об этом Гае, но меня все время что-то отвлекало – в первый раз Аннабет, во второй сама Лора. А Притчу было дано задание следить за мужем Лоры, а не за ее друзьями. Дважды проклятье. Я теряю форму.

– Простите, если обидел дорогую хозяйку, – продолжает Гай, изысканно раскланиваясь. – Покорнейше прошу прощения.

– Просите сколько угодно, – рявкает Белладонна. – Вы его не получите. Даже если вы друг Лоры и приглашены сюда с моего разрешения. – Она протягивает пистолет Орландо и достает из-за пояса хлыст. Нэнси, дрожа, прячется за спину Гая.

– Где Фредерик? – спрашиваю я, оглядываясь по сторонам. – И Клайв?

– У вас пара лошадей вырвалась и убежала, и они ушли их ловить, – сообщает Гай. – Можете, если хотите, обвинить меня и в этом, хотя в этом-то я как раз и неповинен. Мы просто оказались рядом и решили, гм, воспользоваться случаем… Каюсь, виноват.

Белладонна пропускает его слова мимо ушей и обращается напрямую к Нэнси.

– Где вы живете, когда не вторгаетесь в чужие владения? – спрашивает она.

– В Ричмонде, – отвечает девушка. Ее щеки уже не пылают, она бледна, будто вместо очаровательного любовника встретила в конюшне привидение.

– А откуда вы знаете этого… – легкий взмах хлыста, – человека?

Губы Гая кривятся, он пытается подавить улыбку.

– Мы познакомились неделю назад, и мы… он… пригласил меня покататься на машине. Мы приехали сюда, – говорит Нэнси. – Я понятия не имела, что…

– Где и как вы познакомились? – требует ответа Белладонна.

– На обеде у Бамби Симпсон. Мы с ней приходимся родственницами Диппи Робертсон, вашей соседке. Вот у нее я и остановилась.

Белладонна бросает взгляд на меня. Вскорости я перезвоню Диппи и проверю эти сведения. Только у женщины по имени Диппи может быть родственница по имени Бамби.

– Мы отвезем вас к Робертсонам, – сурово заявляет Белладонна. – Прошу вас немедленно удалиться с моим шофером, в противном случае мне придется побеседовать с вашими родственницами, и, даю слово, они вряд ли будут рады, если я расскажу им всю правду.

– Простите, – шепчет она. Ее глаза наполняются слезами. Бедная девочка. Ей и невдомек, что на самом деле Белладонна совсем не злится на нее, наоборот, даже по-своему защищает. Все шишки посыпятся на Гая.

В этот миг в конюшню входит Фредерик, ведя под уздцы двух лошадей. Клайв отвязал Артемиду и тоже ведет ее под уздцы. Они удивленно смотрят на нас, и собаки снова начинают лаять.

– Мэм, с вами ничего не случилось? – тревожно спрашивает Фредерик, с трудом удерживая лошадей – те, услышав лай и почуяв запах ищеек, с тихим ржанием отпрянули. Его глаза округляются от беспокойства.

– В чем дело? – сурово спрашивает Белладонна.

– Гермес шалит, как всегда. Буйный он нынче какой-то, вот я и решил вывести его погулять. Я бы не оставил конюшни без присмотра, да тут, как на грех, Эссекс тоже вырвался, а потом – что тут началось! В лошадок будто бес вселился, а я не хотел, чтобы они себе ноги переломали или что. Надо было Клайва за себя оставить. Простите, ради Бога. – Он виновато понурился.

– Мэм, это я виноват, – вступил в разговор Клайв. – Напрасно я ушел. Нельзя было. Не вините моего отца. Я не подумал.

– Клайв, тут никто не виноват, – говорит Белладонна так тихо, что слышит ее только он. Клайв вымученно улыбается.

– Спасибо, мэм, – говорит Фредерик. – Больше такого не повторится.

Она кивает, дотрагивается хлыстом до плеча сначала Фредерика, потом Клайва. Тот начинает усердно чистить лошадей, взмыленных после бешеной скачки.

Стэн с собаками неторопливо удаляется к гаражу – сказать Темплтону, чтобы подогнал машину к дому. Мы выводим Гая и Нэнси из конюшни, шагаем вслед за ними к дому по каменной дорожке, обсаженной штокрозами и пионами. Гай бережно обнимает дрожащую Нэнси за плечи, но я вижу, что она ему уже наскучила. Она, вероятно, вообразила, что у нее с этим шикарным англичанином роман, какого свет не видывал, когда на самом деле она всего лишь повалялась с ним в стогу сена. Хорошо хоть, она не шпионка, думаю я, размышляя об этом вопиющем нарушении нашей безопасности. Угораздило же Белладонну наткнуться именно на такую сцену…

Вдруг издалека слышатся детские голоса, мы останавливаемся. Это Брайони бегает по рощице с Сюзанной. Они видят нас и бегут навстречу. Сам не знаю почему, я смотрю на Гая и вижу: его загорелую кожу залила мертвенно-серая бледность.

Брайони, смеясь, подходит ближе.

– Угадайте, что у меня есть! – кричит она. – Сюзанна нашла лягушонка. Или жабика. Он такой хорошенький! Смотрите!

Сюзанна подходит ближе, осторожно держа в ладошках лягушонка.

– Мамочка, можно, мы его оставим? Ну пожалуйста! – умоляет Брайони. – Можно, ну можно, ну можно?

Белладонна приседает на корточки.

– Какой прелестный лягушонок, – говорит она, и ее голос звучит совсем не так, как в разговоре с Гаем всего минуту назад. – Но, если мы его оставим, по нему будет скучать его мама! И братишки с сестренками. Они и сейчас, я думаю, тревожатся, ищут его. Прислушайтесь. – Она встает и прикладывает ладонь к уху. – Слышите, они квакают? Наверное, рассказывают друг другу, что у них маленький лягушонок пропал. Вся семья огорчается. Скорее, давайте отпустим его в траву, и они его найдут. Хорошо?

Брайони и Сюзанна переглядываются, хихикают и убегают. Я снова осторожно бросаю взгляд на Гая, но он уже пришел в себя. Мы приближаемся к дому. Нэнси указывает на свои чемоданы – они стоят в передней рядом с багажом Гая. Билли берет их и делает знак Нэнси следовать за ним.

– Простите, – повторяет она, и Гай на прощание целует ее в щеку.

– Будем рады видеть вас завтра на празднике, – говорю я Нэнси, и ее лицо озаряется радостью. – Передайте Робертсонам, что мы с нетерпением ждем встречи с ними тоже. – Могу себе представить, какими объяснениями Нэнси сопроводит это приглашение. Наверняка рассыплется в похвалах нашим чудесным пейзажам и радушному гостеприимству.

– Где Лора? – спрашивает меня Белладонна.

– Наверное, пошла прогуляться, – отвечаю я. – К розарию. – Естественно, это в противоположной стороне. Если бы она была в доме, когда прибыл Гай, Белладонна была бы избавлена от этой нелепой встречи. О да, у этой стычки наверняка будет необычное продолжение, говорю я себе. Добром это не кончится.

– Куда поселим Гая? – спрашиваю я, глядя на его потрепанные, но все еще красивые чемоданы.

– В желтую комнату, – холодно отвечает Белладонна.

Гай бросает на нее странный взгляд.

– Желтая спальня – любимая комната моей дочери, – говорит Белладонна, ее голос звенит, как кусочки льда в чаше с пуншем. – Поскольку Брайони произвела на вас такое неизгладимое впечатление, вы, вероятно, будете польщены тем, что вас поселили именно там. Она сама выбирала обои и цвет обстановки.

Зажав хлыст под мышкой, как солдат, моя наблюдательная красавица размашисто шагает к дому. Взгляд Гая не отрывается от нее, пока она не исчезает из виду.

14
Брошенные в пыль

Когда Лора видит, что приехал Гай, ее глаза радостно вспыхивают, она бросается ему на шею, но потом замечает, что с ним нет Хью, и ее лицо разочарованно вытягивается.

– Он старался, как мог, – мягко говорит ей Гай.

К счастью для меня, во время этой маленькой интерлюдии я спрятался в своем любимом укромном месте – в маленькой студии, соединяющейся с парадным салоном, за большой китайской лаковой ширмой, расписанной драконами, впряженными в колесницы, и прочими мрачными сценами. Через ее петли так удобно подглядывать. Хотя, когда Гай и Лора присаживаются на большой кожаный диван, печально вздохнувший под их тяжестью, я еще не догадываюсь, что мне доведется стать свидетелем такой нежной сцены.

– Ты же знаешь, у него дела в Вашингтоне, – продолжает он. – Для него это был единственный предлог вырваться из Лондона. Он пообещал сделать все возможное, чтобы успеть сюда сегодня к вечеру. А тем временем я, как умею, постараюсь развеселить тебя.

– Я слышала, ты сегодня уже развеселил весь здешний люд, – тихо произносит Лора. – Гай, как ты мог?

– Да, признаюсь, я вел себя неважно, – отвечает он с завидной беспечностью. – Но если ты считаешь меня злостным осквернителем чужой собственности, это не так. Это вышло случайно. Просто Нэнси – очаровательная милашка, а в конюшне никого не было. Ты же меня знаешь. Если плоть просит своего, лови момент.

– Да, я тебя знаю, вот почему меня убивает столь громкий голос твоей жаждущей плоти, – говорит она, ее гнев нарастает. – Здесь тебе не наш блестящий Лондон, где все подряд трахают друг друга. Ты имеешь представление о том, кто такая Контесса? Тебе не приходит в голову, что я много лет ждала ее приглашения? Что она – последняя ниточка, которая связывает меня с Леандро и Беатриче? Ты бы хоть иногда думал о других, не только о себе.

Гай покачивает в руках бокал с коктейлем, я слышу, как позвякивают в нем льдинки. Отвечает он не сразу.

– Прости, Лора, – говорит он наконец. – Мне очень жаль, честное слово. Прости, что я такой безмозглый. Теперь наша достойная хозяйка тоже возненавидит меня.

– Ну, я-то уж точно тебя не возненавижу. Сам знаешь, на тебя долго злиться не может никто, разве только тысячи твоих любовниц, которых ты отправляешь обратно к мужьям. В этом твоя беда – тебе всегда все сходит с рук.

– Не всегда, – возражает он. – На этот раз я встретил достойную противницу. Расскажи мне о ней.

– О Контессе? – Лора смеется. – Ты шутишь?

– Почему бы и нет? Она привлекательна, богата, умна. Таких привлекательных, богатых и умных женщин я еще не встречал. Но в ней что-то есть, только никак не пойму, что. Что-то совершенно потрясающее и бурлит где-то в глубине. Ты не замечала в ней ничего необычного?

– Замечала, но, на мой взгляд, она не столько потрясает, сколько пугает. Я ее почти не знаю, до сих пор встречала только один раз, когда отдыхала в Мерано с Леандро, и мне совсем не хочется вспоминать, что тогда произошло. Нелепый случай.

– Лора, дорогая, ты никогда не была нелепой, – говорит он, отпетый сердцеед. – Когда ты отдыхала в Мерано?

– Семь лет назад. Да. В сорок седьмом году. С ней были младенец и двое очень странных мужчин. Один из них здесь – это Томазино. Ты, наверное, видел его.

– Толстяк с черными вьющимися волосами.

– Он не толстяк, просто крупный. – Лора храбро вступается за меня, и в моей душе все переворачивается. Я уже успел забыть, что когда-то она мне не нравилась. – Томазино двигается так грациозно, что я не могу назвать его толстяком. И еще он такой забавный. Но самое интересное, что его брат-близнец, Маттео, гораздо больше похож на Контессу. Глядя на него, точно так же теряешься. Насколько помнится, он очень мало говорит. Леандро рассказывал, что их обоих во время войны пытали, случилось что-то страшное, а Маттео к тому же изуродовали язык. Когда Томазино рассказал, что его брат женился, я очень удивилась: мне всегда казалось, что ему, гм, кое-чего недостает. И вообще он не тот тип, в которого легко влюбиться. Впрочем, Томазино тоже такой, просто скрывает это лучше. Как и Контесса.

– Ясно. Теперь понимаю. Я провел с ней всего несколько минут, но уже успел заметить, что внутри у нее будто скручена тугая пружина, жесткая, настороженная. – Гай задумчиво помолчал. – Не то чтобы она боится, просто все время начеку. Когда она наткнулась на меня в конюшне, я присмотрелся к ней, и у меня сложилось впечатление, что она гневается даже не из-за того, что я натворил – хотя это, признаю, было непростительным нахальством – а потому, что не сработала строгая система безопасности ее поместья. Она не любит выпускать бразды правления из своих рук. Это ясно с первого взгляда.

– Думаю, она научилась этому у Леандро. У него по всему Ка-д-Оро были расставлены скрытые системы сигнализации. Когда человек богат и могущественен, это становится первой необходимостью. Это не паранойя, таким людям надо всерьез опасаться шпионов, похищений и тому подобного.

– Да, но системы сигнализации позволяют не только отпугивать посторонних. Они помогают контролировать каждый шаг тех, кто находится внутри.

Ого, да этот Гай опасный тип. На редкость проницателен.

– Может быть. Надо спросить об этом у Томазино. Или у Орландо, – говорит Лора. – Я помню его по Италии; там он отвечал за службу безопасности.

– Через него можно добраться до Контессы. Через нашего крупного и грациозного Томазино.

– Сомневаюсь, что кому-нибудь удастся добраться до Контессы, если она этого не хочет. Леандро писал мне, что у нее сильная воля, – говорит Лора. – Знаешь, вчера вечером мы вели долгий разговор. Томазино расспрашивал меня, а она сидела с нами на веранде в кресле-качалке. Теперь я припоминаю – она не сказала почти ни слова, но я ушла с впечатлением, что это была одна из самых интересных бесед в моей жизни.

– Значит, ты не знаешь, давно ли она живет здесь.

– Точно не знаю. Думаю, год-другой. Когда Леандро умер, она была в Италии, а это случилось три года назад. С тех пор мы не общались и встретились совсем недавно. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что она кажется мне похожей на одного человека.

– На кого?

– На Белладонну. Из клуба. Та самая загадочная леди, хозяйка ночи. У нее тоже была сильная воля.

– Это верно. Я до сих пор по ее примеру ношу цветные лайковые перчатки.

– Если не ошибаюсь, ты пела в ее клубе?

– Да, милый Гай, но тебя в тот вечер не было, правда?

– Нет, мой ангел, не было. Если помнишь, мне пришлось покинуть город раньше тебя.

– Точнее сказать, тебя выгнали из города, – весело поправляет она.

– Я удивлен, что прошел испытание ее собачками. Даже дважды.

– Все были удивлены. А я – больше всех, – тихо смеется Лора. – Интересно, что случилось с клубом. Он закрылся так же таинственно, как и появился, помнишь?

– Вот что я думаю, – медленно произносит Гай, позвякивая льдинками в бокале. – Может, я и сошел с ума, но тебе не кажется, что наша Контесса – это и есть Белладонна?

Наступает долгое молчание.

– Мне это не приходило в голову, – признается наконец Лора. – И, наверное, я бы никогда и не задумалась, если бы ты не сказал. И знаешь, я с тобой не согласна. Контесса… как бы это сказать? Отстраненная. Все время молчит. Мне кажется, она хочет только одного – чтобы ее оставили в покое. В глубине души она очень робкая. Белладонна была гораздо увереннее, держала все в своих руках, по крайней мере, мне так показалось. Я думаю, чтобы общаться с людьми в ночном клубе, нужно иметь много энергии и самообладания. Не представляю, как может человек робкий и молчаливый вести такую жизнь. Лично я бы не смогла.

– Да, наверное, ты права, – задумчиво произносит Гай. – Я заговорил об этом просто потому, что мне кажется: тут что-то не сходится. Ты сказала, что, когда Контесса познакомилась с Леандро, у нее уже был ребенок.

– Да, Брайони. Она была совсем крошка, всего несколько месяцев. В Мерано Контесса была с младенцем, с Томазино и Маттео.

– Значит, на самом деле Леандро не отец Брайони?

– Нет, он ее удочерил. Мне кажется, это одна из причин, почему они поженились – чтобы у Брайони были отец и доброе имя. Не знаю, известно ли об этом самой Брайони. Но не думай, я никогда не спрошу об этом у Контессы. Ее личная жизнь с Леандро меня не касается. И тебя, кстати, тоже. Я и так уже сказала больше, чем следовало.

– Ты же знаешь, я в таких вопросах осмотрителен.

– Так-то оно так, но я к тому же знаю, что ты любишь совать нос не в свои дела. А сейчас мне пора переодеться, да надо еще успеть хорошенько выплакаться из-за того, что Хью не приехал.

– Я бы на твоем месте не оставлял надежды.

– Я давным-давно оставила надежду, дорогой Гай, – с горечью отвечает она. – Я так люблю Хью, что не могу позволить себе никаких надежд. Понимаешь?

– Да, милая. Надеюсь, что понимаю.

– Обещаешь сегодня вечером вести себя хорошо?

– Постараюсь.

– Вот и отлично. Теперь пошли, поможешь мне застегнуть платье.

– С удовольствием.

Я слышу, как кожаные диванные подушки вздохнули опять. Гай и Лора встают, их шаги стихают в парадном салоне. Мое колено начинает дергаться от внезапных спазмов. Гай сопоставил Контессу с Белладонной. Слышать это тревожно, если не сказать покрепче.

Она и без того была бы рада прогнать его со своих глаз.

* * *

– Спокойной ночи, мамочка. – Брайони встает из-за обеденного стола и подходит поцеловать маму на прощание.

– Спокойной ночи, мама Брайони, – робко говорит Сюзанна, и девочки убегают. Сюзанна так боится Белладонну, что не отваживается подойти и обнять ее. Сегодня девочки ведут себя тише воды, ниже травы, потому что Сюзанне разрешено остаться на ночь у Брайони, и Белладонна сказала им, что завтра, если они будут вести себя хорошо, она позволит им повеселиться допоздна на празднике, а потом подружки вместе пойдут ночевать к Бейнсам. Одной заботой меньше. Детям незачем знать, что на всякий случай возле дома Сюзанны всю ночь будут дежурить дополнительные наряды охраны.

Розалинда отправляет девочек наверх, а мы перебираемся в парадный салон – отдохнуть над дегустацией нескольких сортов коньяка. Гай на редкость обаятелен, весь вечер сыпал забавными анекдотами, над которыми хохотали и взрослые и дети. Теперь, естественно, нашему рассказчику пришла пора вести себя более по-взрослому.

– Ужин прошел замечательно, – говорит Лора, и Белладонна вымученно улыбается. Внезапно я с содроганием осознаю, до чего же мне одиноко, как я скучаю по брату. И по Джеку. Мне нужен человек, хорошо мне знакомый, которому я могу доверять; нужен мужчина рядом. До отъезда из Нью-Йорка я не понимал, как много для меня значило ровное, холодное спокойствие Джека. Он никогда ничего не просил; делал свое дело и не требовал награды.

Ради любви к Белладонне.

Маттео и Джек. Оба далеко, оба невероятно сложным образом сплетены с нашей нью-йоркской жизнью. Я, конечно, приглашал их на сегодняшний вечер, даже умолял, хотя эта привычка, как вы успели заметить, несвойственна вашему покорному слуге. Но оба сослались на нехватку времени. Единственная хорошая новость пришла от Маттео: ему кажется, что Джек встречается с Элисон, как и надеялся этот старый сводник.

Но у меня здесь нет ни одной близкой души, и, кажется, мне плохо удается скрыть печаль. Белладонна, проходя мимо с высоким бокалом своего любимого «Пуар Уильям», легонько касается моего плеча.

– Надеюсь, Маттео с Аннабет и детьми смогут приехать на лето, – говорю я, потому что не придумал ничего лучшего. – Но, может быть, они предпочтут поехать в лагерь.

– Что такое «лагерь»? – спрашивает Лора.

– Летний лагерь, – поясняю я. – Туда отправляют детей, чтобы они наслаждались летней жарой подальше от родительских глаз, в крошечных домишках, называемых палатками. Там им положено развлекаться самыми нелепыми занятиями. Например, художественным ремеслом и организованным спортом. – Я содрогаюсь в деланном ужасе.

– Там, откуда я приехал, детей в лагеря не отправляют, – говорит Гай.

– В самом деле? – спрашиваю я. – Откуда же вы?

– Многие считают, что из ада, – отвечает он. – Туда, во всяком случае, меня нередко посылают.

Лора снисходительно смеется.

– Гай, хватит шутить.

– Я не шучу, – говорит он. – Мы в самом деле не ездим в летние лагеря. Потому что у нас, в Англии, милых мальчиков и девочек отправляют в заведения, которые вы, американцы, называете интернатами. К лету в их любящих родителях просыпается совесть, и они разрешают отпрыскам вернуться домой. Там эти любящие родители бросают их снова, отправляются в Европу или куда-нибудь еще, отдыхать после окончания зимнего сезона. Но родительский долг соблюден: дети вернулись под родной кров. – Он не может скрыть горечи в голосе.

– У вас были именно такие родители? – спрашиваю я.

– Мама была не такой, – отвечает он, крутя кольцо. У него на пальце простое широкое золотое кольцо с русским александритом. Это редкий, удивительно красивый камень, зеленый при дневном свете и красный при свечах. Он насмешливо подмигивает, напоминая «кошачий глаз» Леандро. – Но она умерла, когда мне было восемь лет. А с братьями я никогда не ладил. Я был самым младшим, не наследник и не второй сын, никому не нужен. Вряд ли я сильно сгущу краски, если скажу, что нас воспитывали в ненависти друг к другу, учили видеть в братьях непримиримых соперников.

Я заметил, что он ни словом не обмолвился об отце.

– Самым испорченным был мой брат Джон Фрэнсис, – продолжает Гай. – Пристрастился к опиуму, оставлял кальяны прямо на ходу, чтобы горничные спотыкались. Хранил свое зелье в прелестных золотых табакерках, когда-то принадлежавших Распутину, но однажды забыл вытряхнуть наркотик и отдал их в «Сотби» оценить для аукциона. Были крупные неприятности. – Он отпивает коктейль и откидывается на спинку кресла, небрежно скрестив длинные ноги. Может быть, он морочит нам голову, не знаю.

– О, Гай, ты опять преувеличиваешь, – говорит Лора. – Думаешь, мы поверим в такую ерунду?

Он лукаво улыбается.

– Мне поверят лишь тысячи женщин, которые были влюблены в меня.

– Что ты хочешь сказать? – со смехом спрашивает Лора.

– Только одно: не составляет труда заставить женщину, которая считает, что влюблена, поверить во все, что говорит ее возлюбленный.

– Соблазнять женщин тысячами – дар природы, и она вас, несомненно, наделила им очень щедро, – саркастически замечаю я.

– Да, конечно, – говорит он, теперь уже внимательно следя за своим языком. Я на это надеюсь. – Соблазнить женщину очень просто, если она сама этого хочет. Человеку ничего не стоит мгновенно стать страстным и настойчивым. – Он встает налить себе еще коньяку. – Если же она не желает, соблазнение превращается в своего рода войну. Рассматривая тактику Наполеона Бонапарта, я вынес для себя несколько очевидных уроков. Его техника соблазнения и планы битв были одними из немногих фактов истории, которые я давал себе труд изучить в школе. Однако, к несчастью, Бонапарт питал к женщинам величайшее презрение. В отличие от меня. Он вызывал прелестных дам к себе в палатку, приказывал раздеться, не поднимая головы от бумаг, потом быстро получал удовольствие и отсылал их собирать чемоданы.

– Ну, вы-то никогда не отсылали их собирать чемоданы, – говорю я, – пока не стряхнете сено.

– Сдаюсь, – добродушно отзывается Гай. – Вы правы: я их не отсылаю. Они и сами добровольно, с радостью меня бросают.

Он шутит, но в его голосе звучат странные нотки. Я смотрю на Белладонну. Она, как обычно, не произнесла ни слова, только внимательно смотрит на Гая. Он это знает. Интересно, для чьих ушей эта беседа предназначена на самом деле. Может, он нуждается в сочувствии и хочет хоть чуточку понравиться Белладонне. А может, нужно просто заткнуть ему рот да повесить для просушки в Комнате Нарцисса.

– Потому что у Гая вместо пресс-папье сушеная обезьянья лапа, – с содроганием сообщает Лора. – Ужасная вещь.

– Это пресс-папье когда-то принадлежало поэту Суинберну, – говорит Гай. – А из копыта любимого коня он сделал чернильницу, выгравировал на ней имя животного и дату смерти.

– Какая изысканная жуть, – шепчу я. Пока что разговор продвинулся не слишком далеко.

– О, хватит говорить обо всем этом. И о чернильницах, и о Бонапарте, и об испорченных летних каникулах. И тем более об английской аристократии, – говорит Лора. – Я замужем за одним из этих типов и сыта ими по горло.

Белладонна внезапно встает.

– Доброй ночи, – только и говорит она и выходит из комнаты.

– Боже мой, – бормочет Гай. Его взгляд опять следует за ней.

Это еще мягко сказано. Вопреки всем моим предубеждениям, этот Гай начинает мне нравиться, хоть я и не могу в точности определить, что им движет. Но когда-нибудь смогу. Я снова ругаю себя за то, что вовремя не рассказал о нем Притчу. Ничего, Гай от нас не уйдет. Пока мы не проверим его родословную.

Да, Гай – интересное дополнение к Ла Фениче. Мне кажется, он способен предстать перед нами прелестным ангелом, полным остроумия и нежности, а потом вдруг обернуться дьяволом, яростным и жестоким.

Как и Белладонна.

* * *

– Знаете, что со мной случилось, когда я был маленьким? – спрашивает Гай у Брайони и Сюзанны. Раннее утро, они сидят на веранде и завтракают, вдалеке мерцают в теплой дымке холмы. Он рассказывает им сказки, девочки слушают, восторженно раскрыв рты. Гай умеет очаровывать женщин, даже маленьких. Он способен своим обаянием выманить черепаху из панциря.

– Слушайте, – говорит он, опуская стакан со свежевыжатым апельсиновым соком. – В детстве я часто болел и очень сильно кашлял, – он изображает приступ кашля, и девочки покатываются от смеха. – И врач решил, что мне нужно удалить гланды. Не откладывая!

– А мне гланды уже удалили, – сообщает Брайони. – Когда мы жили в Нью-Йорке. Я лежала в больнице. И каждый день ела мороженое, потому что у меня болело горло.

Проклятье. Теперь Гай знает, что мы жили в Нью-Йорке.

– А тебе тоже удалили гланды? – спрашивает Гай у Сюзанны. Она отрицательно качает головой. – Повезло, – говорит он. – Это очень больно.

– Мне тоже было больно, но мама сказала, что я очень храбрая, – заявляет Брайони.

– Конечно, храбрая, – отвечает Гай. – Но я, к сожалению, был не таким храбрым. У меня болело горло, я кричал и плакал, и врач решил делать операцию дома. Мы жили в Англии. Я не хотел идти в больницу, где за мной будут ухаживать медсестры.

– А кто же за вами ухаживал? – спрашивает Сюзанна. – Ваша мама?

– Да, – отвечает он. – А когда мамы не было дома, приходили медсестры. И знаете, что случилось? Врач вырезал мне гланды и положил на тарелку, медсестра отнесла ее в кухню. Потом в кухню заскочил мой брат, схватил гланды с тарелки и съел!

– Фу-у! – хором кричат девочки.

– Он думал, это клубника, – поясняет Гай. – Вот глупый мальчишка! Наверное, он меня никогда не простит.

– Не хотела бы я съесть гланды, – серьезно заявляет Сюзанна.

– Ну и не ешь, – откликается Гай.

Тут Сюзанна видит маму – она гуляет с маленькими братиками. Девочка машет ей и спешит навстречу.

– Брайони, пойдешь со мной? – зовет она, сбегая по склону холма.

– Надо спросить маму, – отвечает Брайони, надувая губки, – но она еще спит. – Брайони хорошо знает, что не следует беспокоить маму по утрам. В эту минуту я решаю подойти к ним.

– Можно мне пойти к Сюзанне? – спрашивает Брайони. – Можно, ну можно, ну можно?

Гай делает вид, будто плачет.

– Значит, ты не хочешь побыть со мной?

Брайони смотрит на него, потом на меня. Видно, что она разрывается между старой подругой и новым приятелем.

– Давай сделаем так: ты немного побудешь с Гаем, потом пойдешь обедать к Сюзанне, – предлагаю я. – Сможешь поиграть у нее до вечера и вернешься переодеться к празднику. Договорились?

– Хорошо, – отвечает она.

– Тогда беги, скажи Сюзанне, что придешь попозже, и возвращайся, – говорю я. – Потом погуляешь с Гаем, покажешь ему собак и сады. Так что по дороге захвати собак, ладно?

– Буду очень рад, – говорит Гай. Я тоже: пока они гуляют, я успею позвонить в Дом Тантала и попрошу Вилли следовать за ними и подслушать беседу. Я быстро звоню по телефону, возвращаюсь на веранду и наливаю себе стакан сока.

– Удивительный ребенок, – говорит Гай.

– Что верно, то верно, – отвечаю я.

– Можно спросить кое о чем?

– Конечно.

– Где вы служили во время войны?

– Откуда вы знаете, что я служил?

– Инстинкт солдата.

– Понятно. – Я вздыхаю. – В Италии. Близ Лукки. Но я не служил, – отвечаю я. – Мы с братом ушли в партизаны. Бредовые идеи о героизме и величии. А вы?

– В Индии. На Цейлоне. Кровавый кошмар, но в конце концов завязал много полезных знакомств. Там основал свою фирму. Чай. Импорт-экспорт.

– Вот откуда у вас загар. – И тысячи жаждущих женщин. Последние из колониальных жен, еще не успевшие покинуть страну, охотно ныряли к нему под москитную сетку. – Почему вы спрашиваете?

– Просто так, – с легкостью отвечает он. Ну да, как же.

– Хотели бы знать, где я познакомился с Контессой? Долгая история, – осторожно говорю я. – Слишком долгая для теплого утреннего солнышка. – Слишком долгая для тебя, случайный гость. – А одна юная леди не любит ждать.