Текст книги "Троянский конь"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– Над обеими, – серьезно ответил Антон. – Ну, так как? Насчет ресторана-то?

Катя засмеялась.

– Нет, Антош, ничего не получится.

– Почему?

– Потому что заканчивается на известную букву, – отрубила Катя. – Невеста тебя в текстильной общаге на Макаровке дожидается.

– Да я пошутил, Кать. Насчет невесты.

– Все, Антон. За цветы спасибо, но на этом давай остановимся.

Лемехов вздохнул, пожал плечами.

– Смотри, как знаешь. Наше дело предложить.

Катя вышла из кабинета, подождала, пока Лемехов выйдет следом, закрыла дверь.

– Юань в камере?

– Жека его допрашивает.

– Хорошо. – Катя свернула к кабинету Жени Кузенко, толкнула дверь. – Здравствуй, Женя.

– Здравствуй, Кать.

Женя Кузенко действительно допрашивал Юаня. Хотя «допрашивал» – слишком громкое слово. Задавал вопросы, а Юань эти самые вопросы игнорировал.

– Значит, так, Юань… – Катя придвинула стул, присела верхом, сложив руки на спинке. – Расскажи-ка мне про то, каким образом Смольный вышел на свободу и где он может быть сейчас. Только не ври, что не знаешь.

– Понятия не имею, – пожал плечами Юань.

– Ладно. – Катя повернулась к Жене: – Жека, оформляй его на выход. Пусть катится. У нас вроде были наколки на Крохины точки, верно?

– Были, – легко согласился Кузенко, хотя никаких наколок у него не было и в помине. Если бы такие наколки были, сидели бы они тут, ловили бы мух. – И на Крохины, и на точки других бригад.

– Отлично. Значит, звони, пусть Рахметыч берет своих ребят, и дружненько пройдемся рейдом по всем известным притонам да хавирам. Антон… – Она не отводила взгляда от бледнеющего Юаня.

– Аушки! – весело отозвался тот.

– Прими пару каких-нибудь барыг посолиднее, – напористо продолжала Катя, – обыщи, а потом отпусти. Найдешь при них товар – «не заметь». Только не забудь между делом сообщить Грише и Володе, что слив идет реально от Юаня и Смольного. При барыгах, понятное дело, сообщи. И скажите Рахметычу и ребятам из ППС, чтобы точки «смольновских» не вздумали трогать.

– Погодите. – Лицо Юаня стало напоминать простыню после стирки в «Ариэле». – Начальник, это беспредел.

– А, по-твоему, «предел» – это посторонних людей на стрелке валить? – Катя зло посмотрела на задержанного. – Антон!

– Да. – По голосу Лемехова было понятно, что даже ему слегка не по себе.

– У тебя стволы еще есть? Чистые, грязные, без разницы. Каждому из «смольновцев» – по стволу в карман. Не хватит стволов – патроны. Не хватит патронов – наркоту. И бить до тех пор, пока сами эти игрушки в руки не возьмут и пальчики свои нам не подарят. И чтобы к вечеру последнее бакланье на улицах знало: «смольновцы» под срока пойдут, потому что у Юаня на кармане десять граммов порошка взяли. И Юань своих пацанов нам слил, а сам вчистую вышел. А еще передашь им, что Юань так говорил: «Пехотинцев в городе до болта, не жалко, новых навербуем». – Катя наклонилась к Юаню и, понизив голос, сказала вкрадчиво: – Хочешь знать, что я сделаю дальше, голубь? Я поспорю с каждым сотрудником УВД на сто рублей, что ни ты, ни Смольный не дотянете до завтрашнего утра. А утром куплю себе на выигрыш новую машину. – Она выпрямилась, улыбнулась жестко. – Вот так мы поступим со всем вашим змеиным выводком, Юань.

– Пацаны-то звонили, что здесь только честные менты работают, – пробормотал Юань. – А вы такие подляны кидаете.

– Честные? – Катя усмехнулась. – Ты бы про честность помолчал. Я бы всех вас собственными руками передавила. А если не получается справиться законными методами, будем пользоваться доступными. Жеглова помнишь: «Вор должен сидеть в тюрьме, и людям плевать, каким образом я его туда упрячу»? Хватит на ваши рожи любоваться. Вот это и есть для меня вопрос честности. Все остальное – блажь. Женя, пусть подписывает протокол и катится на все четыре стороны.

– Погоди, – взмолился Юань. – Чего вы сразу-то? Подумать бы дали.

– Раньше надо было думать. А теперь или говори, или проваливай, – жестко ответила Катя.

– Ладно, но только при условии, что вы меня не сдадите потом.

– Говори, а мы посмотрим, что ты нам ценного скажешь. – Катя поднялась со стула, подошла к окну, осмотрела площадь.

В кафе снова гуляла братва. Пускай пока.

– Короче, Смольный в городе. Адреса я не знаю, честно. Мы ему квартиру сняли, но Смольный там не живет. Новую нашел. А из СИЗО его Козельцев вытащил. За два «лимона» баксов.

– Недурно берет, – присвистнул Лемехов.

– Когда это произошло? – спросила Катя, оборачиваясь.

– Пять дней назад.

– Зачем Смольный организовал стрелку с Крохой?

– Он собрался Кроху и его пацана младшего валить.

– За что?

– За то, что ментовке его в прошлом году сдали. И куски наши под себя загребли. Козельцев рубился Смольному помочь. Не за просто так, конечно, за лаве конкретные.

– Женя, зафиксируй показания задержанного.

Юань фыркнул, усмехнулся криво:

– Нет, начальник. Вы меня лучше сразу убейте. Или отпустите. Я, может, ноги сумею нарисовать. А если я на Козельцева бумагу подмахну, меня завалят еще до вечера. У этого бобра такие завязки – не вам с ним тягаться.

– Почему же он Смольному помогает, если такой крутой? – озадачился Женя Кузенко.

– Смольный его прищучил. – Юань посмотрел на Женю, но тут же снова повернулся к Кате.

– На чем? – мгновенно выпалил с другой стороны Антон.

– Там что-то с освобождением связано, – ответил Юань, поворачиваясь к нему. – Точно не знаю.

– Выяснить сможешь?

– Э-э-э-э… – Юань сник. – Понимаете…

– Нет, – Катя подошла, поставила ногу на край стула, наклонилась, нависнув над задержанным. Глаза у нее сразу стали ледяными и колючими. – Не понимаем. Колись, если начал. Нечего тут блеять, как баран.

– Я попробую…

– Хорошо. Но учти, сделаешь один неверный шаг – и за твою жизнь никто не даст ломаного гроша. Ты понял?

– Понял… – Юань торопливо закивал.

– Женя, договорись о способах контакта и бумагу с ним подпиши. О сотрудничестве. – Она посмотрела на Юаня. – Не бойся. Это страховка, чтобы ты не надумал вдруг в бега податься.

– Кать, – озадаченно почесал в затылке Женя, – а с остальными-то что делать?

– Тех, кого со стволами взяли, оставь, остальных отпусти. Пусть объяснительные напишут по поводу драки у мотеля и валят отсюда.

Катя вышла в коридор, направилась к кабинету Гукина. Помня о вчерашнем разговоре, толкнула дверь без стука. Гукин как раз развешивал китель на плечиках.

– Катерина, а почему без стука? – изумился он.

– Сами сказали, Никита Степанович, не при дворе английской королевы живем, – отрубила Катя.

– Запомнила, – фыркнул Гукин, занимая свое кресло и разворачивая газету. – А на пятиминутке почему не была?

– В школу ездила к Настене.

– А-а, – понимающе мотнул благородно-красивой головой Гукин, углубляясь в просмотр статей. – И как школа?

– Стоит, – ответила Катя.

– Хорошо. А ко мне зачем пришла?

– За санкцией на прослушку и наружное наблюдение.

– За са-анкцией? – вытянув губы трубочкой, сказал Гукин, перелистывая страницу. – Санкциями у нас, Катерина, ведаю не я. Санкциями, Катерина, ведает прокуратура.

– Я знаю, – терпеливо ответила Катя. – Но мне необходима ваша поддержка, иначе Гриня никогда мне санкции не даст.

– Во-он что-о. – Гукин перевернул очередную страницу. – И кого же это ты, Катерина, пасти собралась, что Гринев без моей поддержки тебе санкцию не даст?

– Владимира Андреевича Козельцева.

– Ах, Владимира Андре… – В этот момент Гукин понял, ЧЬЮ фамилию назвала Катя. И едва не выронил газету из рук. – Да ты что, Катерина, с ума, что ли, сошла? Ты про какого Козельцева говоришь? Про того самого?

– Про того самого, – подтвердила Катя. – У нас имеется оперативная информация, что Владимир Андреевич Козельцев способствовал незаконному освобождению Смольного. Более того, Козельцев до сих пор помогает Смольному.

– Нет, Катерина, – отрубил Гукин. – Извини, я начальник УВД, а не самоубийца. Такие неприятности наживать? Нет уж. И сам не стану, и тебе не разрешу. С какой такой радости?

– Но он же… – начала было Катя, однако Гукин остановил ее:

– Доказательства есть?

– Но ведь именно для этого я и прошу санкцию на прослушку и проверку личной корреспонденции.

– Ладно, а показания твоего источника информации официально оформлены?

– Нет, конечно.

– Ну вот, – сокрушенно покачал головой Гукин. – Информатора засвечивать ты не хочешь, а головы, свою и мою, подставлять – запросто. Так не пойдет, Катерина. Ты уж, будь добра, действуй согласно законодательству, а лучше вообще ко мне с этими идеями дурацкими не лезь. Тоже мне, придумала.

– Никита Степанович, но вы же понимаете…

– Катерина, я все понимаю, – Гукин наклонился вперед, понизив голос, выдохнул: – А ты-то сама понимаешь, что ничего этим своим расследованием не добьешься?

– Да почему?

– Да потому, что у Козельцева твоего связи – раз, деньги – два, информаторы – три. Ты со своей должности слетишь, даже дело не успев надписать. – Гукин откинул газету. – Да чтоб ты знала, в нашей «конторе» полным-полно людей, которые спят и видят, как бы перебраться в столицу. Тот же Гринев, к примеру. Или ты думаешь, что твои ребята такие уж неподкупные? Просто им пока цены настоящей никто не предлагал. – Гукин откинулся в кресле, закурил. – Тебя сдадут в две секунды вместе со всеми твоими идиллическими устремлениями. – Он раздавил наполовину недокуренную сигарету в пепельнице. – Вон хочешь мэра нашего слушать? Только скажи. Я санкцию в прокуратуре без звука выбью, а насчет Козельцева и не думай даже. Поняла?

– Поняла, – ледяным тоном ответила Катя. – Разрешите обратиться к вышестоящему начальству?

– Вон как… Ну, обращайся, если хочешь. – Гукин поскучнел. – Только учти, вышестоящее начальство тебя слушать не станет. В лучшем случае переведут в обычные опера. В худшем – по стенке размажут.

– Разрешите идти? – четко спросила Катя.

– Иди, иди.

Гукин что-то усиленно искал на столе. Как только Катерина вышла, он мрачно и витиевато выматерился, посмотрел на сложенную газету и бросил ее в корзину для бумаг.

* * *

Диме нравилось наблюдать за детьми. Три шестых класса, отпущенных на экскурсию милостивым разрешением директрисы, путешествовали по гигантскому комплексу «Мосфильма», рассматривая отечественное «киноцарство». Не Голливуд, конечно, но и мы не Америка. Глаза горели у всех. Даже у фарфоровой Лялечки. Поначалу она фыркала, но когда группу отвели в четвертый павильон и позволили посмотреть съемки программы «Куклы», даже самые отчаянные скептики расслабились и заулыбались. А уж когда увидели «живых» актеров:

– Ой, это же Безруков.

– Где?

– Ну, вон же он пошел, дура!

«Странное дело, – размышлял Дима, шагая следом за группой, – на глазах у этих детей разрушается миф о сказочной жизни кино, но от этого он не становится менее притягательным. Парадокс. Да и, разрушая один миф, мы по ходу дела создаем другой. Как будто именно это и есть фильм. Дети не видят и четвертой части процесса кинопроизводства, но зато они свято уверены, что знают, как делается кино».

Ольга Аркадьевна, классный руководитель шестого «А», выглядела восторженной не меньше, чем дети.

– Знаете, я первый раз на киностудии, – призналась она Диме, пока дети рассматривали длинный стенд, посвященный «Белому солнцу пустыни». – И всего один раз видела своими глазами настоящего актера. Альберта Филозова, в Москве. Он в булочной в очереди стоял. В центре.

И покраснела, словно созналась в чем-то совершенно неприличном.

– Скажу вам откровенно, – ответил, улыбаясь, Дима, – я, попав сюда первый раз, чувствовал себя так же. Как на другой планете оказался. Правда, тогда актеров тут почти не было. Это сегодня много. Съемка. А вообще, – он понизил голос, – теперь мало снимают. И все больше на натуре. На натуре дешевле.

В первом павильоне школьников ждал сюрприз. Во-первых, настоящая киносъемка с настоящими актерами, во-вторых, специально приглашенная Димой команда каскадеров. Миша занял свое место. Актеры поднялись на площадку, представляющую собой гигантскую корабельную палубу.

– А что здесь снимают? – заинтересовалась учительница.

– Фильм о «Лузитании», – объяснил Дима. – Это был огромный корабль…

– Как «Титаник»? – спросил кто-то из школьников.

– Немного меньше. Во время Второй мировой войны «Лузитания» ходила под знаком Красного Креста, перевозила раненых английских моряков и была потоплена немецкой подводной лодкой. Погибли тысяча четыреста человек. Чуть меньше, чем на «Титанике», – пояснил он специально для любопытного школьника. – Хотя большая часть фильма не о самом корабле, а о немецком капитане, который отдал приказ пустить торпеды.

– Мы в этом кино будем сниматься? – деловито осведомилась Лялечка.

– Нет, в другом.

– Спасибо. Теперь они хотя бы заинтересуются, что же это за война такая была, Вторая мировая, – негромко сказала Ольга Аркадьевна.

На площадке тем временем началась съемка.

Максим Абалов, одетый в форму одного из матросов, играл чужую роль. Он не работал в фильме, но Дима попросил его появиться в павильоне, поскольку большинство детей знали его в лицо.

В целом все выглядело очень эффектно. Сначала группа отсняла несколько диалоговых сцен, затем каскадеры эффектно дрались на палубе и падали через борта. Дети были в восторге. Они перехватывали актеров у дверей павильона и брали автографы.

Дима не сказал экскурсантам самого главного: съемочный аппарат был пуст.

Прежде чем экскурсия завершилась, школьников отвели в макетный цех и показали десятиметровый макет «Лузитании» и подводной лодки, чем привели школьников в окончательный восторг.

Когда они шли через проходную, Настя Светлая подошла к Диме и очень серьезно заявила:

– Я хочу сниматься в вашем кино.

Дима опустился на корточки.

– Правда? Ну, тогда все будет в порядке. Думаю, мне удастся уговорить вашу маму, Настя.

– Уговорите, пожалуйста, – попросила Настя и побежала к автобусу.

Дима же направился к своему «БМВ». На ходу достал из кармана телефон, набрал номер:

– Андрей? Да, я… Мы говорили о роли для девочки. Да. Как идут дела?

* * *

Конечно, Владимир Андреевич ожидал, что Дима станет искать секретарш. Никто не любит отдавать десять миллионов долларов просто так, без звука. Глупо было бы не использовать подобную возможность. С другой стороны, заявления обеих девушек уже были у Козельцева на руках. Теоретически Дима мог заставить их написать встречные заявления, но тут все решали бы связи, а связи у Владимира Андреевича были посильнее Диминых. В подобной ситуации его прикрыли бы, вне всяких сомнений. Десять миллионов долларов – сумма серьезная. Да и Дима, согласно заявлениям секретарш, являлся не просто бизнесменом, которого Владимир Андреевич пытался «развести на бабки», а убийцей, что в корне меняло дело. Так что поиски являлись чисто номинальными.

Тем не менее Козельцев всегда старался не осложнять себе жизнь. И его обеспокоило то, насколько легко и быстро людям Димы удалось выяснить насчет подруги одной из секретарш. Как оказалось, Маша названивала подружке в Москву, и вот вчера едва не произошло самое худшее. Если бы подруга дала парням Димы телефон дачи, то уже утром секретарши могли бы «кануть». Конечно, дачный поселок охранялся, но нет такой охраны, которая давала бы стопроцентную гарантию безопасности. Не смогли бы выкрасть – пристрелили бы, и дело с концом. Из снайперки. А что? Вполне реально. В хорошем бы свете тогда предстал Владимир Андреевич. Снятая им дача, на которой «внезапно» образовалась пара трупов.

Об этом и думал Козельцев, подъезжая к дачному поселку Лидия, что в получасе езды от Москвы. По Рублевке, понятное дело. Другие направления Владимир Андреевич признавал лишь в том случае, если конечный пункт поездки располагался далеко за пределами родины.

Поселок представлял собой элитное местечко, с элитными домами и элитными же хозяевами. Домик в нем был куплен на имя дальней кишиневской родственницы Владимира Андреевича. С этой стороны все было законно, не подкопаешься. Да и отследить собственника жилья возможным не представлялось.

На въезде путь преграждал мощный шлагбаум с топчущимся рядом «пятнистым» мужичком весьма внушительной комплекции. На плече у охранника висела гладкоствольная «сайга».

– К кому? – мрачно поинтересовался охранник, когда Козельцев опустил стекло.

– В двадцать третий, – не без раздражения ответил Козельцев.

Пропуск на его «шестисотый» на вахте имелся, но охрана Владимира Андреевича в лицо не знала, что, несомненно, являлось неудобством. Впрочем, он не так уж часто здесь бывал.

– Сейчас, погодите.

Охранник повернулся, потопал к будке. Он переговорил с напарником, сверил номера «Мерседеса» с номерами в пропуске и только потом подал знак поднять шлагбаум.

«Шестисотый» въехал на территорию городка и покатил по шикарной, залитой прорезиненным асфальтом дороге в сторону двадцать третьего коттеджа.

Козельцев свернул к нужному дому, завел «Мерседес» во двор, прошел в дом.

Его подопечные развлекались как могли. Маша смотрела телевизор, ее товарка раскладывала на компьютере диковинный пасьянс.

– Доброе утро.

– Доброе утро, Владимир Андреевич, – откликнулась «компьютерщица».

Козельцев прошел прямиком к телевизору, щелкнул клавишей. Экран погас. Маша, даже не пошевелившись, посмотрела на Владимира Андреевича.

– Я хотел бы знать, зачем вы, Маша, звонили в Москву? – спросил у нее Владимир Андреевич, засовывая руки в карманы плаща.

– Вы сказали, что нас никто не найдет, – без всякого выражения ответила девушка. Со вчерашнего вечера она немного успокоилась. – Я согласилась написать заявление при условии, что вы гарантируете мне полную безопасность.

– Я и гарантировал вам безопасность до тех пор, пока вы не начали названивать своим приятелям и раздавать им свой номер телефона. – Козельцев покачался на мысках. – По этому номеру найти вас так же легко, как и по домашнему адресу. А искать будут, я предупреждал об этом. К тому же, Машенька, вы получили за свои заявления очень неплохие деньги, если не ошибаюсь. Так что не надо строить тут из себя бедную овечку.

– Я пока еще не видела денег, – зло ответила та.

– Получите при отъезде.

– Вот когда получим, тогда и говорить будем, – отрубила Маша.

– А я никуда не звонила, – вставила «компьютерщица».

– Хотелось бы верить, – заметил Козельцев. – Так вот, девушки. Во избежание дальнейших неприятностей попрошу вас отдать мне ваши мобильные телефоны.

«Компьютерщица» вздохнула, поплелась в спальню. Через три минуты она вернулась и положила на стол трубку. Маша все это время продолжала лежать на диване, рассматривая Козельцева.

– Маша, мне специально для вас повторить еще раз? – не скрывая раздражения, спросил Владимир Андреевич.

Девушка вздохнула, сбросила ноги с дивана. Вытащив из чехла трубку, швырнула ее на диван.

– Значит, так, Маша, – ледяным тоном произнес Козельцев. – Не хотите оставаться… забирайте свой телефон и выматывайтесь. Не надо мне тут играть оскорбленную невинность. Капризничать можете дома или на работе, если ваше начальство готово это терпеть, а у меня, знаете ли, своей головной боли хватает. Считаю до трех. Уходите или делайте то, что вам говорят. Раз, два… – На счет «три» Маша скрестила руки на груди, плюхнулась на диван и отвернулась. – Хорошо. Трубки я вам верну, когда вся эта история закончится. Дальше… – Козельцев прошел к стационарному телефону, вытащил шнур из розетки, обмотал им аппарат. – Это я заберу с собой. И попрошу вас дом не покидать. Совсем.

– А как же с продуктами? – растерялась «компьютерщица».

– Продукты вам привезет мой охранник.

– И долго он нам продукты будет возить? – поинтересовалась не без язвительности Маша.

– Через пару дней все закончится. – Маша только вздохнула. – Итак, мы договорились. Вы никуда не выходите и ни с кем не общаетесь. Если кто-то будет стучать, не открывайте. – Маша снова промолчала, а «компьютерщица» закивала, сделав круглые глаза. – Я надеюсь, вы меня поняли. Пара дней одиночества. Это все, что от вас требуется.

Козельцев повернулся и направился к выходу, оставив девиц в гостиной. Через десять минут его «Мерседес» летел к Москве.

* * *

– Выпустил. – Женя Кузенко зашел в кабинет Кати, закурил, плюхнулся на стул, положил на стол заявление Юаня. Всех, кроме тех двоих, у которых стволы нашли. Но, Кать, стволы чистые, ксивы у ребят имеются. Так что рано или поздно придется отпустить и их.

– Придется – отпустим. – Катя взяла заявление, принялась внимательно читать.

– И что ты намерена делать? – спросил Женя Кузенко.

– Прихватить за жабры Козельцева. А заодно и Смольного.

– Не получится, – покачал головой оперативник.

– Почему ты так думаешь?

Катя убрала заявление Юаня в сейф.

– Завязки у него больно мощные, а доказательств у нас на них никаких. Наверняка, когда Смольного выпускали, все оформили честь по чести. А даже если и нет, – Женя дернул плечом, – ни судья, ни прокурор не подпишут ни одной бумажки. Ты даже дело против него завести не сможешь.

– Жень, я не поняла, ты меня отговариваешь, что ли? – нахмурилась Катя.

– Да ты что, мать, – улыбнулся оперативник. – Я человечек маленький. Мне что начальство скажет, то я делать и буду. Скажет – принять Козельцева, поеду принимать Козельцева. Скажет – зацепить Смольного, буду цеплять Смольного. С дурака какой спрос?

– Спасибо, Жень, – искренне поблагодарила Катя.

– Да не за что. Я, Кать, вот о чем подумал. Ты говорила, что ГИБДД засекла тачку Козельцева на въезде в город.

– Или на выезде, – ответила Катя.

– Узнать можно?

– Не проблема, а что?

– Как по-твоему, Смольный, затевая крупную разборку, стал бы рисоваться лишний раз в городе?

– Вряд ли. – Катя пока еще не понимала, куда клонит Женя.

– Вот и я о том же подумал. – Оперативник аккуратно стряхнул пепел. – Наверняка ему заранее сняли квартиру, правильно?

– Да. И что?

– Туда-то его скорее всего и отвезли, так?

– Да.

– И отвез его человек, который из СИЗО забирал. Не доверять ему у Смольного смысла нет. Тем более, со слов Юаня, Козельцев Смольному помогает.

И тут Катя поняла. Она сорвала трубку с телефона, набрала номер:

– ГИБДД? Дежурный? Светлая, оперативный отдел УВД. Слушай, капитан, нам тут сказали, что ваши люди несколько дней назад засекли машину некоего Владимира Андреевича Козельцева на въезде в город? Да? Отлично. Ваши патрульные наверняка передавали его тачку по постам, так? Птица-то важная… Ага. Молодцы. Куда он поехал? Хотя бы ориентировочно. Район, квартал… – Катя схватила ручку, записала на календарном листке несколько слов. – Спасибо, капитан. Отмечу в рапорте. – Она повесила трубку, вырвала календарный листок, сунула в карман. – Макаровка, третий квартал. Он съехал с шоссе во двор между улицами Белинского и Красных Строителей. – Катя поправила кобуру. – Женя, кто из ребят на месте?

– Антон здесь. Он по стволам работает. Остальные разлетелись. Володя поехал на Трифонова, там яма. Наружка сигнал дала. Товар они сегодня получили. Гриша тоже куда-то умчался.

– Бери Антона, поехали.

– Понял. – Женя вышел из кабинета.

Милицейский «бобик» стоял у крыльца. Компания, гулявшая на той стороне площади, «У Димыча», подтрунивала над неказистой старенькой машиной. Штатный водитель УВД, сержант Будачеев, гордо не обращал на подначки внимания. При виде оперативников и Кати компания мгновенно заткнулась. Катя устроилась на переднем сиденье «бобика», Антон и Женя – на заднем.

– Броневик, блин, – ворчал раздраженно Антон. – Надо выпросить у начальства что-нибудь поприличнее. Над этой только собаки не ржут.

– А какую тебе надо? – басил с переднего сиденья Будачеев, запуская хриповатый двигатель. – Этот… «месредец», а?

– Да хоть «Ниву». Или «Волгу». Я уж на большее не надеюсь. Все равно Степаныч не расщедрится.

– Да ладно, чего ты завелся-то? Машина как машина, – успокаивал спорщиков Женя. – Зато на ней и по грязи, и по сугробам можно.

– На «Ниве» тоже можно по грязи, – не сдавался Лемехов. – Легко.

«Бобик» выкатился на Октябрьский проспект, проехал до поворота на улицу Волкова. То ли космонавта, то ли следователя.

– Хорошо заныкался Смольный, – бормотал Антон, проверяя оружие. – Макаровка – район промышленный, населенный. Общаги там. Народу до хрена. Его «просеивать» можно полгода – и ничего не найдешь.

– В районе общаг – да. А в остальном все с точностью до наоборот, – возразила Катя. – Все друг друга знают, как в деревне. Появится незнакомый человек – три квартала в курсе. Другое дело, знает ли местный участковый…

– Участковый… – покачал головой Лемехов. – Там болото, Кать. Местные отделения – другая страна. У них там, на Макаровке, свои порядки. Одна текстильная общага сколько сил отнимает. Сплошной криминал.

– Надо, кстати, в комендатуру сообщить, чтобы пост там выставили, – предложил Женя.

– Хорошая мысль, – согласился Лемехов, покосился на Катю, добавил: – Нет, мне-то теперь все равно, но нормальным пацанам от солдатни проходу не стало. Они же в войсках все голодные на это дело. Толпами вокруг общаги ходят. Ну и, понятно, драки постоянные, поножовщина.

За разговором они выехали на окраину и покатили по узеньким улочкам, застроенным одноэтажными домиками различной степени ветхости. Катя внимательно наблюдала за дорогой. Они проскочили небольшой райончик, известный под странным названием Лягушачий конец, и выкатились на Макаровку.

Внешне район не особенно отличался от других, разве что здесь было много кирпичных пятиэтажек. Лет двадцать назад планировалось снести халупы на Лягушачьем конце и застроить там все «хрущевками», в которые и переселить жителей квартала, а также семейные пары из числа рабочих текстильной фабрики. Воплощать план, согласно какой-то малопонятной начальственной логике, начали именно с Макаровки, да так ею и ограничились. Пятиэтажки заселили, и райончик слегка «поднялся». Тут было целых две школы, детский сад, несколько магазинов, и не только продуктовых, а еще и промтоварные, и поликлиника. Ничего удивительного, что «берлогу» Смольный выбрал именно здесь. Полублатная Макаровка была известна как «нейтралка». Чужих не били. «Кепочники» – небольшая, но бесстрашная и безжалостная команда с Макаровки – гасили конфликты в зародыше.

«Бобик» свернул во дворы и остановился.

– Та-ак, – Лемехов выбрался из машины, огляделся. – Выезд со двора один. Но двор сквозной. Сержант, – он обернулся к водителю, – слетай-ка в местное отделение, доставь сюда участкового, пока мы оглядимся. Смотри, Кать, – Лемехов указал на сквозной проезд, – дорога идет еще дальше. Захватывает, я думаю, двора три-четыре. Значит, домов шесть всего. За часик управимся.

Катя кивнула согласно. Пока «бобик» задним ходом выезжал со двора, она подошла к сидящим на скамеечке бабулькам – постоянным экспонатам таких вот «деревенских» квартальчиков.

– Добрый день, – поздоровалась она.

– Добрый день, дочка.

Старушки зыркали на Катю настороженно, как на врага. Впрочем, «чужак» и «враг» в таких районах – слова-синонимы.

– Простите, вы не заметили, несколько дней назад сюда приезжала машина? Большая, иностранная.

– Была такая, – кивнула одна из старушек. – Аж два раза приезжала.

– А к какому дому, вы не заметили?

– Вон, к девятому. – Старуха указала на нужный дом. – У третьего подъезда останавливалась. Всю дорогу перегородила…

Сдал Козельцев своего «протеже». Сам того не желая, сдал.

– Антон, пошли. Девятый дом, третий подъезд. Женя, ты сзади присмотри. Он может в окно сигануть, там палисадник. Заросли – как в джунглях.

Катя зашагала в глубину двора. Оперативники шагали рядом. У нужного дома Женя свернул к палисаднику, а Катя и Антон направились дальше, по асфальтовой дорожке вдоль подъездов.

– Это какой тут третий? – разглядывая номера подъездов, бормотал Антон. – Ага, вот… Вот, значит, где мы окопались, да, Смольный? – Оперативник переложил пистолет в карман куртки. – Сейчас мы тебя за ушко возьмем и на солнышко вытащим.

– Значит, так… – Катя смотрела на окна подъезда. – Квартиру мы досматриваем по закону об оперативно-розыскной деятельности, а рецидивиста Смолянова Аркадия Витальевича задерживаем до подтверждения обстоятельств его освобождения.

Во двор торжественно «вплыл» милицейский «бобик». Остановился у подъезда. Из салона выбрались сержант Будачеев и старший лейтенант – видимо, местный участковый. В летах, потасканный, пыльный, неулыбчивый. У него было рябое лицо и печально обвисшие усы.

– Старший лейтенант Демичев, – козырнул он хмуро.

– Будачеев, ты сирену забыл включить, – раздраженно заметил Лемехов. – Еще не весь дом узнал, что мы приехали.

– Извиняюсь, – смутился водитель.

– Машину за угол отгони. Не дай бог, в окно выглянут. Мы тогда все на лестнице остывать приляжем.

– Вы участковый? – Катя повернулась к старшему лейтенанту.

– На этом участке своего участкового пока нет, – пояснил Демичев. – Я выполняю обязанности.

– Оно и видно, что обязанности выполняете, – окрысился Лемехов.

– В этом подъезде квартиры сдает кто-нибудь, не знаете? – поинтересовалась Катя.

– Сдают. Тимофеевы. Вон, на втором этаже. А что? Жильцы ведут себя тихо, соседи ни разу не жаловались.

– А вы знаете, что в этой самой «тихой» квартире проживает рецидивист? – тихо и холодно спросила Катя.

– Теперь знаю, – вздохнул тот. – А что мне делать? Запретить им квартиру сдавать? Так они каждый раз говорят, что это их дальние родственники. Я рапортовал начальству. – Он посмотрел на окна, сплюнул. – Да и как при такой жизни запретишь? Концы-то с концами сводить людям надо. Жрать всем хочется.

– Но хоть документы вы могли бы проверить.

– Так хозяева проверили, – пожал плечами участковый.

– Ладно, пойдемте вашего жильца проверим. – Катя первой шагнула к подъезду, обернулась на ходу к Будачееву. – Сержант, на всякий случай останьтесь во дворе.

Она взялась за дверь парадного. Кодовый замок, на удивление, оказался цел и невредим. Лемехов и участковый топтались за ее спиной. Катя повернулась к толпящимся за спиной зевакам:

– Код подскажите кто-нибудь…

* * *

Смольный не находил себе места. Ему требовался человек, с которым можно было бы поделиться соображениями. И Юань здесь не годился. Язга, прошлый советник, был куда рассудительней, но… Язга исчез еще в прошлом году, его так и не нашли.

Смольный подозревал, что тело бывшего советника пошло на корм рыбам или болотной живности. Мало ли водоемов вокруг, и далеко не на всех работают спасательные и водолазные службы.

Теперь Смольного сжирало беспокойство. Хавиру Козельцев подобрал ему реальную, на чужой территории. И Смольный чувствовал бы себя в полной безопасности, если бы не одно обстоятельство – вчерашний звонок огольца. Откуда он надыбал номер? Телефон был совсем новый, только утром купленный. Номер знали всего три человека – он сам, Козельцев и Юань.

Кто-то его сдал. Кто? Козельцев? Этот мог, крыса, сыграть и на две стороны. Но тогда почему оголец до сих пор не здесь? Ждет, чтобы грохнуть его, Смольного, и при этом не попасть под объяву сходняка? Возможно, но тогда зачем звонил? Непонятки.