Текст книги "Троянский конь"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Григорьев не обратил на грубость внимания. Если бы Савинков не боялся светить свои шедевры, он бы общался с гостями прямо на лестничной площадке. Ну не любил горбун пускать людей в дом. Прямо терпеть не мог. Однако сейчас речь шла не только о том, чтобы отдать, но и о том, чтобы получить. Причем получить больше. А это в корне меняло дело. Не привези Григорьев «Спящую Данаю», мог бы даже близко к квартире Савинкова не подходить. Несмотря на давнее знакомство.

– Туфли снимай, – ворчал Савинков, проводя Алексея Алексеевича в темный коридор. – Давай. Натопчешь еще…

– Тапки дашь? – поинтересовался Григорьев, послушно снимая туфли.

Каждый раз между ними происходил один и тот же разговор. Они, словно актеры на сцене, играли вызубренные до оскомины роли. Играли старательно и органично, но в голосах обоих проскальзывало легкое безразличие к заранее известным ответам.

– Да ладно. Не надо, – привычно отмахнулся горбун, словно бы это ему предлагали тапки. – Ни к чему это. У меня там… ковры там у меня. Хорошие. Проходи.

Григорьев прошел в гостиную, огляделся. Со времени его последнего визита в доме Савинкова ничего не изменилось. Как не менялось уже много-много лет. На стенах обои, на полу – ковер. Обои дешевые, бумажные, кое-где покрытые сальными пятнами, ковер дрянной, синтетический, местами вытертый едва ли не до резиновой основы. Мебель старая, поцарапанная, расшатанная. Тратиться на реставрацию Савинков не считал нужным, а сам ремонтом не занимался, не умел. Справа дверь в спальню, слева – в кабинет. Туда Петр Андреевич не пускал никого. Из кабинета можно было попасть в «галерею» и библиотеку. Никто никогда не видел ни того, ни другого. Но среди коллекционеров ходили упорные слухи, что отделка трех «рабочих» комнат обошлась Петру Андреевичу в несколько десятков тысяч долларов. Плюс специальная аппаратура контроля за климатом. Шедевры – они капризные. Отношения требуют особого, внимательного.

Из спальни высунулась очаровательная взъерошенная головка, заинтересованно стрельнула в Алексея Алексеевича взглядом круглых голубых глазок.

– Петя, – протянуло существо, – ты скоро?

– Уйди, – отмахнулся горбун. – Подожди там. У нас важный разговор. – И пояснил для Григорьева: – Продавщица. Из универсама. Любит меня как кошка.

Насчет «любит» Григорьев сильно сомневался. Он вообще сомневался, что можно любить такого человека, как Петя. Поговаривали, будто Савинков платит кому-то из милиции, чтобы ему поставляли «проштрафившихся» продавщиц. Он был в состоянии оплачивать высококлассных проституток, но продавщицы обходились дешевле. Петя поил их дешевым вином и кормил побелевшими от времени шоколадными конфетами и сморщенным виноградом. Слухами земля полнится. Продавщицы довольно быстро сообразили, что тут можно еще и отравиться, и стали приносить с собой недельный запас продуктов, чем радовали Савинкова несказанно.

– Ну? – Савинков хромо помялся с ноги на ногу. – Где «Даная»?

– А где голландцы? – ответил вопросом на вопрос Григорьев.

– Понимаешь… – отвел глаза Савинков. – С голландцами сложности.

– Мы же договорились. «Данаю» в обмен на голландцев.

– Ну, сложности, понимаешь? – Савинков ожесточенно почесал руку. – Экзема. На нервной почве. А у голландцев краска начала на краях осыпаться. Их вообще из комнаты лучше не выносить.

Врал. Алексей Алексеевич знал, что горбун врет. А горбун знал, что тот знает, но тем не менее врал. Отчаянно и вдохновенно.

– Извини. Видимо, я неправильно тебя понял в прошлый раз. – Алексей Алексеевич спокойно повернулся и пошел в прихожую.

– Погоди, – вцепился ему в рукав горбун и, прихрамывая, засеменил рядом, ноя на ходу: – Понимаешь, они влаги боятся. Голландцы. Мне за них Волков знаешь сколько предлагал? Но ведь угробил бы, зараза. А у меня тут климат специальный. Влажность нужная. Я, конечно, могу тебе их дать, но ведь… пропадут, а?

– Пропадут – оставишь себе «Данаю», как договаривались, – Григорьев перешел на сухой, деловой тон. – Ты знаешь, Рембрандт вдвое дороже твоих голландцев.

– А давай я «Данаю» куплю у тебя, а? – продолжал канючить горбун. – Не обратно же в музей ее теперь тащить? Хорошие лаве дам. Больше, чем на «Сотбисе».

– Ошибся я в тебе, Петя. – Алексей Алексеевич остановился, покачал осуждающе головой. – Предупреждали меня, что ты мастер левые базары разводить, да я-то тебя совсем с другой стороны знал… Надо было сразу к Волкову идти.

Волков был прямым конкурентом Савинкова, но конкурентом особым, собирающим не просто редкие полотна, а полотна экстра-класса. Голландские миниатюры XV–XVI веков в его собрании имелись.

– Ладно! – вдруг резко выкрикнул Петя. – Погоди. Так и быть. Бери голландцев. Бери! – Это был «фирменный» поворот всех его разговоров – сделать так, чтобы собеседник понял, что ему делают большое одолжение. Даже если он, собеседник, остается в проигрыше. – Только сперва надо на твою «Данаю» посмотреть. Вдруг ты мне «новодел» впарить пытаешься, – тут же добавил горбун.

– Петя… – Григорьев укоризненно наклонил голову. Весь его вид говорил о незаслуженно нанесенной обиде. – Ты за кого меня принимаешь?

– Посмотреть надо, – упрямо повторил Савинков.

– Смотри. – Григорьев достал из кейса сверток.

Горбун принял его с благоговейным трепетом.

– Пойдем в комнату, – прошептал Савинков.

Они вернулись в комнату. Здесь Петр Андреевич постелил на стол газету, сверху скатерть и полиэтилен, достал из свертка картину и очень бережно положил на газету. Раскрыл. На лице его отразилось восхищение.

Григорьев подумал, что, если на свете есть родители, относящиеся к своим собственным детям с той же любовью и трепетом, с каким Савинков относится к полотнам, то это самые лучшие родители. Заведи Петр Андреевич детей и встань перед ним дилемма: отдать на закланье собственного ребенка или одну из картин, можно не сомневаться, Савинков выбрал бы первое.

– Она… – прошептал горбун, нежно проводя ладонью по полотну.

Савинков обладал уникальной способностью в девяноста девяти случаях из ста после самого поверхностного осмотра верно определять, что перед ним – подлинник или отлично сработанный «новодел». Именно поэтому Григорьев и обратился к нему. Волков бы, конечно, потребовал привести эксперта. И лучше, если не одного. А там бы поползли слухи. Через неделю вся страна знала бы, у кого в данный момент находится украденный шедевр. Оперативники – не дураки, время зря терять не стали бы. Савинков же будет молчать как рыба. Хотя бы потому, что слишком любит картины.

– Точно, она, – повторил горбун, любуясь полотном.

– Как насчет голландцев? – напомнил Григорьев.

– Сейчас.

Савинков осторожно поднял «Данаю» и скрылся за дверью кабинета. Вернулся он через несколько минут, прижимая к груди три специальных футляра.

– Держи… – Горбун с явным сожалением наблюдал за тем, как Григорьев убирает футляры в пакеты. – Когда вернешь, говоришь? – морщась, словно от зубной боли, уточнил он.

– Через десять дней, – ответил Алексей Алексеевич. – Может быть, раньше. Смотря как дело пойдет.

– А зачем тебе голландцы?

– А зачем тебе это знать? – срубил вопрос на лету Григорьев. Он достал из кармана плотный пакет, перетянутый резинкой. – Держи. Это плата за «прокат».

Горбун развернул сверток, достал из него плотную стопку баксов, пересчитал, проверил купюры на свет.

– Петя, ну что ты творишь? – укоризненно покачал головой Алексей Алексеевич. – Мы же не в обменке. И я не кидала какой-нибудь. Ты меня знаешь.

– Знаю, – согласился горбун, пряча доллары в карман халата. – Но во всем важен порядок. Если порядка нет, то и дела нет.

– Все нормально? – спросил Григорьев.

– Да, все нормально.

– Хорошо. Слушай, если появятся полотна, которые ты себе не захочешь взять, – звони. Есть один серьезный человек. Платит налом, без звука.

– Я его знаю? – тут же встрепенулся горбун.

– Вряд ли. Он только начал. Но денег – куры не клюют.

– Ты за него ручаешься?

– Само собой. Как за себя.

– Хорошо. Буду иметь в виду. Насчет «Данаи» подумай. – Савинков приплясывал вокруг Алексея Алексеевича. – Подумай. Деньги я достану, не проблема.

– Через десять дней, – повторил Григорьев и направился в прихожую.

Здесь он неторопливо обулся и вышел на лестницу. Ему предстояло посетить еще одно место. Имелся у него на примете один знакомый художник, занимающийся изготовлением копий известных полотен. В свое время Алексей Алексеевич помог ему счастливо избежать длительного срока за мошенничество, и теперь художник считал себя обязанным.

Проблема заключалась в том, что работу надо было сделать очень быстро. В фантастически короткие сроки. Григорьев объяснил, что именно он хочет получить. Это было позавчера вечером. Работа же должна была быть готова к послезавтра. Конечно, можно было бы заказать копии «про запас», но требовались конкретные полотна, что осложняло дело.

Алексей Алексеевич вышел из подъезда, забрался за руль «восьмерки» и поехал на проспект Мира.

Теперь он чувствовал себя спокойно. «Даная» попала в надежные руки. Лучше, чем у Савинкова, ей не будет нигде, даже в родном музее.

* * *

Катя проснулась в восемь утра. Настроение было отвратительное. Утром вчерашнее происшествие выглядело несколько иначе, чем вечером. И ее разговор с Димой и последующая ссора с Антоном вдруг показались карикатурно-глупыми. Зачем ей это было нужно? Между ней и Димой – пропасть. Пропасть непреодолимая. Какие тут могут быть отношения? Бред собачий. Наверное, ей бы следовало отказаться и от сегодняшней поездки, но это было бы некрасиво по отношению к дочери. Да и к Диме тоже. Единственное, на что надеялась Катя, так это на то, что пробы получатся неудачными и история с киносъемкой закончится сама собой.

Катя приняла душ, почистила зубы, достала из холодильника йогурт для Настены, сделала пару бутербродов с сыром, налила молока и пошла будить дочь.

Настену даже не пришлось уговаривать вставать, что было в общем-то делом для выходных вполне обычным. Вскочила, побежала в ванную.

– А во сколько дядя Дима за нами заедет? – промычала оттуда невнятно, начищая зубы.

– В девять, – ответила Катя.

– А почему ты меня так поздно разбудила? – возмутилась Настена. – Я же не успею!

– Успеешь, если поторопишься. – Катя поставила чайник.

– За полчаса, да? – Судя по тону, Настена обиделась всерьез. – Ты-то, наверное, в семь встала.

– В восемь, – поправила Катя. – И нечего капризничать с утра пораньше. Иди завтракать. Ты все успеешь.

– А что мне надеть?

– Надень синюю юбку и блузку.

– Блузку? Да ты что, ма… Она же короткая. И юбка к ней не подходит.

– Что-то ты раньше об этом не говорила.

– Я лучше водолазку надену, – вынесла вердикт Настена и пустила на полную мощность воду.

Минут через десять появилась в кухне, затянутая, как наездница, в горчичного цвета «резиновые» джинсы и обтягивающую зеленую водолазку. Гордо прошла к столу, села, открыла йогурт и по привычке облизала крышечку. Катя хмыкнула. Молодое поколение росло слишком независимым. Хотя до появления Димы времени было еще более чем достаточно, Настена жевала торопливо, откусывая от бутербродов гигантские куски.

Звонок в дверь раздался в девять, минута в минуту. Катя пошла открывать. Дима держал в руках большой букет.

– Доброе утро, – улыбнулся он.

– Доброе. – Катя старалась выдерживать прохладный тон. – Вы за дверью дожидались, пока часы покажут девять?

– Нет, – ответил Дима, протягивая букет. – Я просто не торопился. Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего, – пожала плечами Катя. Она взяла букет, отступила на шаг. – Проходите.

– Спасибо. – Дима хмыкнул. – Мне показалось, что вчера мы перешли на «ты»…

– Вчера было вчера, – ответила Катя. – И давайте не будем возвращаться к этом вопросу.

– Ладно. Как скажете. – Дима прошел в квартиру, заглянул в кухню, где Настена торопливо доедала бутерброд. – Здравствуй, Настя.

– Здравствуйте, – прошамкала она с набитым ртом.

– Не торопись. Можно подавиться, – улыбнулся Дима. – У нас в запасе вагон времени.

Легко сказать «не торопись». А если любопытство сжирает тебя изнутри? Если хочется поскорее попасть в мир кино, почувствовать себя частью этой странной, фантастически интересной жизни? Если хочется посмотреть на того же Максима Абалова как на «своего»? Настена торопливо дожевала бутерброд, вскочила, гаркнула звонко на всю квартиру:

– Я готова!

– Отлично, – кивнул Дима. – Катя, вы готовы?

Катя вышла из спальни. Минимум макияжа. Строгость, строгость и еще раз строгость.

– Да, мы можем ехать.

– Хорошо. – Дима прошел к двери. – Катя, возьмите паспорт, без него вас не пустят.

– Я всегда ношу его с собой, – ответила она.

– Прекрасно. – Дима подождал, пока Катя откроет дверь, вышел на площадку. – По дороге, если вы не возражаете, подберем Мишу, а потом заскочим на вокзал. Мне нужно встретиться с одним человеком.

Катя пожала плечами. Они вышли из подъезда. Дима открыл дверцу «БМВ», и Настена шустро забралась на заднее сиденье.

– Вау! – восхищенно воскликнула она. – Классная машина.

– Спасибо. – Дима открыл переднюю дверцу для Кати. Затем обошел машину, сел за руль. – Итак, если вы ничего не забыли, мы можем ехать. Вы ничего не забыли?

– Ма, мы ничего не забыли? – тут же спросила Настена.

– Нет, – ответила Катя.

– Тогда в путь! – Дима нажал на газ, и «БМВ», набирая скорость, выкатился со двора.

* * *

Владимир Андреевич Козельцев наслаждался утром. Настроение было под стать погоде. Перспектива получения десяти миллионов долларов делала утро не просто хорошим – восхитительным.

Козельцев вышел из дома в половине девятого. По дороге заехал в ресторан, выпил кофе и съел яичницу. Все это Владимир Андреевич проделал неторопливо, смакуя каждую минуту, приближающую его к получению денег. Затем он поехал на вокзал. Поставив «Мерседес» на платную стоянку, Козельцев в сопровождении водителя-охранника прошел в главный зал. Было без десяти десять. Владимир Андреевич огляделся, но Димы Мало не заметил. Равно как и людей Смольного.

Он передал папку с показаниями секретарш охраннику:

– Спустись в камеру хранения, положи бумаги в ячейку. Я буду ждать тебя под табло отправления.

– Хорошо. – Тот взял папку и направился к эскалатору.

Козельцев еще раз огляделся и снова не заметил ничего тревожного. Он понятия не имел о том, что за ним уже наблюдают.

Специалист сидел за столиком небольшого кафе, расположенного на балкончике правого крыла вокзала. Он занял место в самом углу, поскольку отсюда хорошо просматривался зал. На коленях его лежал плащ, под которым покоился тяжелый короткий «глок» с глушителем. Специалист просеивал взглядом толпу, вычленяя из нее людей с военной выправкой и тех, кто, несмотря на отменную погоду, одет в куртки и плащи. Особенно если куртка или плащ застегнуты до верха, что удобно для скрытого ношения оружия.

Народу на вокзале было много, под табло толчея, у касс настоящее столпотворение. Бархатный сезон. Люди тянутся к морю. Специалист спокойно, почти безразлично оглядывал зал.

На противоположном балконе человек с плащом в руках. Плащ свернут точно так же, как и у него. Любопытно. Специалист почувствовал легкий укол беспокойства. Он еще раз осмотрел зал, более внимательно и придирчиво. Двое у дверей, оба в куртках, застегнутых до верха. Стоят, болтают, а сами нет-нет да и поглядывают в сторону табло отправления. Четвертый на галерее, у самого табло. Облокотился о перила, вроде бы намеренно вниз не смотрит, но глаза настороженные, бегающие. Специалист поджал губы. Не нравилось ему происходящее. Если бы не человек с плащом, он бы решил, что встречающиеся стороны просто страхуются.

К Козельцеву подошел охранник, здоровенный детина, остановился за спиной.

– Интересно, – пробормотал Специалист. – Интересно.

«Клиент» появился ровно в десять. Выглядел он именно так, как описывал Смольный. Чуть позади «клиента» шагал молодой человек в шикарном костюме. Специалист узнал его. Этого парня он видел год назад в больнице. Заметив появление парочки, человек с плащом отлепился от перил балкона и неспешно направился к эскалатору. Парни у дверей, уже почти не таясь, наблюдали за Козельцевым и его оппонентом. Мужчина на галерее выпрямился и прогулочным шагом двинулся к лестнице.

– Что здесь происходит, хотел бы я знать? – произнес Специалист негромко.

Козельцев заметил Диму, едва тот переступил вокзальный порог. Дима выглядел спокойно и уверенно. За ним следом шагал Вадим. Но помощник был в хорошо подогнанном костюме, под которым оружие не очень-то спрячешь. Слишком заметно. Значит, Дима и его сопровождающий не были вооружены. Они пересекли зал, увидели Владимира Андреевича, подошли. Дима первым протянул руку:

– Доброе утро, Владимир Андреевич.

– Доброе утро, Дмитрий Вячеславович. – Козельцев ответил на рукопожатие.

– Как ваши дела? Надеюсь, все благополучно?

– Да, спасибо. Как у вас?

– Тоже все хорошо, – улыбнулся Дима. – Вы привезли бумаги?

– А вы привезли деньги?

– Разумеется. Деньги в ячейке камеры хранения, как и договаривались.

– Бумаги там же. – Козельцев тоже улыбнулся. – Ну что? Начнем с денег или с бумаг?

– На ваше усмотрение, – ответил Дима.

– Тогда начнем с бумаг.

– Как вам угодно.

Козельцев повернулся к охраннику:

– Проводи товарища, а мы пока поговорим. Как только убедитесь в подлинности бумаг и денег, сразу позвоните.

Тот посмотрел на Вадима и мотнул головой:

– Пошли.

– Пошли. – Вадим и громила направились к эскалатору.

– Должен заметить, Дмитрий Вячеславович, с вами приятно иметь дело.

– Владимир Андреевич, а где сейчас находятся секретарши? – рассеянно поинтересовался Дима. – Видите ли, мне бы очень не хотелось, чтобы через неделю-другую ко мне заявился человек с новым комплектом их показаний.

– Не волнуйтесь, Дмитрий Вячеславович. Как только мы покончим с формальностями, я дам адреса, и вы сможете лично побеседовать с этими нимфами. – Козельцев нервно крутил в руке телефон. – Возьмите у них встречные заявления, но не проставляйте в них числа. Если кто-то попробует вас шантажировать, будет достаточно просто проставить нужную дату.

– Я предпочел бы, чтобы они исчезли, – заметил Дима.

– В каком смысле? – Козельцев изумленно вскинул брови. – Вы хотите их…

– Я не преступник, Владимир Андреевич. – Глаза у Димы сузились. Взгляд стал жестким. – Нам обоим известно, что ваши бумаги – подлог. Продюсера застрелил Смольный. Вы просто зажали меня и сделали это довольно грубо. Так вот, если мне приходится платить десять миллионов долларов, я предпочту потратить еще один миллион и отправить девушек коротать остаток жизни в какой-нибудь Болгарии или Испании.

– Но ведь их могут найти, – возразил Козельцев. – В наши дни это не проблема.

– А кто станет искать? – спросил Дима. – Вы? Вы слишком заметная фигура. Информацию о поиске девушек я получу через день после того, как вы начнете им заниматься. Смольный? Он никого не станет искать. И произойдет это довольно скоро. Вы не на ту лошадь поставили, Владимир Андреевич, – заявил он очень серьезно. – И в конечном итоге проиграете.

– Дмитрий Вячеславович, вы, что, угрожаете мне?

– И не думал, – покачал головой Дима. – Просто рисую ближайшие перспективы. Вы – неглупый человек и должны понимать, что ввязались в очень неприятную игру. Как и в любой другой игре, в этой будет победитель и будет побежденный. Я не привык проигрывать.

– Ну, бывает, что игра заканчивается ничьей.

– Только в шахматах. И то лишь в тех случаях, когда игроки одинаково хороши. Или одинаково никчемны.

– Я не считаю себя слабым игроком.

Козельцев вдруг испугался. Он понял, что оппонент говорит очень серьезно. Ему почудился нож гильотины, занесенный над головой. Ты не видишь его в утренней дымке, но знаешь, что он уже готов упасть. И иного варианта нет, потому что палач – интеллигентного вида двадцатилетний юноша – только что зачитал приговор.

– Вы, Владимир Андреевич, путаете понятия «хороший» и «влиятельный». Это абсолютно разные вещи.

– А говорите, что не хотите никого убивать. – Козельцев нервно усмехнулся, капелька пота скатилась по его щеке.

– Это правда, – кивнул Дима. – И не стану, хотя Смольный – взбесившийся пес и заслуживает пули. Его другие убьют.

– Но, как бы там ни было, мы с вами не будем иметь к этому отношения.

Козельцев пытался свести разговор к некоему «партнерскому заговору». Дима кивнул:

– Ни малейшего. – В этот момент телефон в его руке залился трелью. Дима поднял трубку: – Алло? Да? Отлично. Покажи им деньги.

Он закрыл трубку и сунул ее в карман.

В эту секунду проходящий мимо человек неловко поскользнулся, ухватился за Козельцева. Тот обернулся. Поскользнувшийся мужчина заголосил:

– Пол тут у них, как каток прямо! На коньках можно кататься. Безобразие какое!

– Ничего, ничего, – поспешил успокоить его Козельцев. – Все в порядке.

– Какое там «в порядке»! Чуть не убился, – продолжал разглагольствовать мужчина.

Стоящие рядом оборачивались на шум.

Сидя за столиком, Специалист с интересом наблюдал за развитием событий. Козельцев и паренек отпустили охрану, но сами остались на месте. Стояли, разговаривали, не обращая внимания на мужчину с плащом в руках, который спустился на первый этаж и неторопливо, пропуская спешащих людей, направился к табло. Руки он держал сцепленными на животе, не вынимая их из-под плаща. Специалист уже не сомневался, что этот человек – киллер. Единственное, что оставалось непонятным, – кем этот киллер нанят.

Теоретически можно было предположить, что существовала третья сторона, которая имела какие-то свои претензии к Козельцеву или мальчишке, но откуда эта третья сторона получила информацию о готовящейся встрече? Слил Козельцев? Так он играет вместе со Смольным. Зачем им нанимать двух киллеров? Мальчишка? А смысл? Если Козельцева сейчас грохнут – пацана же первого за жабры возьмут.

Специалист помнил условие Смольного: убрать «клиента» только после того, как Козельцев и пацан разойдутся. Даже Козельцев не желал фигурировать в происшествии. И это при его-то возможностях. Нет, определенно что-то странное тут творилось.

Мужчина с плащом переглянулся с двумя стоящими у дверей. В это время парень с галереи спустился на первый этаж и тоже направился к Козельцеву и его собеседнику. Очевидно, он выполнял функцию «отвлекающего». Мгновением позже мальчишка поднес к уху телефон, сказал пару фраз, затем закрыл трубку и убрал в карман. «Отвлекающий» споткнулся и словно бы ненароком схватил Владимира Андреевича за руку. Тот оглянулся. На лице споткнувшегося появилось возмущенное выражение. Он начал что-то говорить, размахивая руками, на щеках его вспыхнул гневный румянец. Козельцев попытался погасить конфликт, но ничего не вышло. «Отвлекающий» продолжал что-то ожесточенно доказывать окружающим. Пока он кричал, мужчина с плащом подошел ближе. Оказавшись в метре от мальчишки, киллер поднял руку. Специалист не услышал выстрелов. Очевидно, пистолет был оснащен глушителем, а накинутый на руку плащ скрадывал звук клацающего затвора. Мальчишку толкнуло вперед, он уцепился за Козельцева. Колени его подогнулись. Мальчишка медленно опустился на пол. Мужчина с плащом спокойно зашагал к дверям.

Специалист спрятал свое оружие, поднялся и быстро направился к лестнице.

Владимир Андреевич не сразу понял, что произошло. Он почувствовал сильный толчок в спину, обернулся, намереваясь возмутиться, и… застыл с приоткрытым от изумления ртом. Дима лежал на полу, и пиджак его быстро пропитывался темным. Из черных рваных дыр выплескивались тонкие струйки крови. Бордовая Лужица натекала из-под тела, быстро увеличиваясь в размерах.

– Ч… что это?

Лицо Владимира Андреевича стало бледным. Он беспомощно оглянулся, но человек, так усердно качавший права насчет скользкого пола, уже предусмотрительно ретировался. Людская стена вокруг Козельцева начала редеть. Никто не хотел впутываться в чужие конфликты. Через несколько секунд вокруг Владимира Андреевича образовалась двухметровая полоса пустого пространства.

– Черт! – Козельцев растерянно потер лоб.

Среди знакомых он был известен как человек, умеющий быстро просчитывать ситуацию и находить оптимальное решение. Здесь много ума не требовалось, да и решение могло быть только одно: нужно уходить. Если он окажется втянутым в неприятную историю со стрельбой, это будет означать конец карьеры. Пресса поднимет крик. Как же, персона, близкая к первым лицам государства, встречается на вокзале с сыном бандита. Скандал.

Козельцев сделал пару шагов в сторону, пробормотав невнятные извинения, бочком протиснулся между любопытными и ускорил шаг. Он почти бежал к выходу.

– Смольный, скотина, – шептал Владимир Андреевич. – Подставил, сволочь. Подставил, гад, шушера уголовная…

На бегу он стал ощупывать карманы в поисках телефона и лишь через полминуты сообразил, что все еще держит трубку в руке. Владимир Андреевич набрал номер охранника.

– Алло, – буркнул тот.

– Уходи оттуда! – гаркнул Козельцев.

– Владимир Андреевич, я бабки проверил, все в порядке…

– Я сказал: бегом к машине!

– А что случилось? – насторожился охранник.

– Бегом, я сказал! Пацана только что завалили!

– Понял!

В трубке запищали короткие гудки.

Завывая сиреной, к вокзалу подъехала карета «Скорой помощи». Фельдшер и двое санитаров с носилками выбрались из машины и побежали в зал. А Владимир Андреевич бежал к платной стоянке. Он миновал будку охранников, пролетел пару рядов машин и оказался у своего «Мерседеса». Нырнул в салон и только тут перевел дух.

В вокзале Специалист подошел к лежащему на полу Диме. Лужа крови натекла приличная. Народ пятился. Все понимали, что сейчас лучше бы уйти, пока не набежали менты и не началась обычная для таких случаев кутерьма, но любопытство брало верх.

– Расступитесь. В сторонку, пожалуйста. В стороночку попрошу.

Появившийся откуда ни возьмись врач, сопровождаемый двумя амбалоподобными медбратьями, разрезал толпу, как раскаленный нож – брикет сливочного масла.

Врач опустился рядом с раненым на колено. Диму перевернули, расстегнули пиджак, рубашку. Одна пуля прошла навылет, вторая засела в теле. Поскольку мальчишка лежал на спине, Специалист не мог оценить ее серьезность.

– В машину, – скомандовал врач.

Медбратья шустро подхватили раненого, положили на носилки, пошли к дверям. Специалист хмыкнул. От эскалатора к месту происшествия уже поспешал наряд из двух милиционеров и одного товарища в штатском. Странный был товарищ. Слишком дорогой костюмчик на нем красовался. Далеко не по ментовским доходам. Впрочем, штатский сейчас интересовал Специалиста меньше всего. Он направился следом за врачом и санитарами. У него уже возникла идея, более или менее логично объясняющая происходящее.

Носилки вкатили в «Скорую». Краем глаза Специалист заметил стоящий поодаль черный «БМВ». Рядом с иномаркой застыли словно изваяния бледная женщина и высокий парень. За задним стеклом иномарки маячило детское личико. Судя по всему, знакомые мальчишки.

Специалист ускорил шаг. Его «девятка» была припаркована на стоянке с торца вокзала. Через минуту он выезжал на подъездную дорожку. «Скорая» маячила на пару корпусов впереди. Взвыла сирена, полыхнул голубым сигнальный маячок. Машины на Садовом начали притормаживать, пропуская «Скорую». Специалист чертыхнулся. Он точно знал, куда повезут раненого, – в Склиф, куда же еще, – но предпочел бы убедиться в этом лично. «Скорая» свернула на Садовое и тут же скрылась из вида. Специалист побарабанил пальцами по рулю. Он смотрел на светофор, словно надеясь загипнотизировать его. Мигнул желтый глазок, затем включился зеленый.

– Слава богу, – пробормотал Специалист, нажимая на газ.

Сложность заключалась в том, что «Скорая» оторвалась слишком далеко. К тому же у нее был «зеленый коридор». Специалист прибавил газу. Его «девятка» маневрировала в плотном потоке настолько проворно, насколько это вообще было возможно.

* * *

Настена вела себя на редкость терпеливо. Собственно говоря, скучать ей было некогда. В отсутствие Димы все ее внимание переключилось на режиссера Мишу, которого они подхватили у станции метро «Юго-Западная».

– А у вас корабль по-настоящему тонуть будет? – допытывалась у режиссера Настена.

– Нет, макет. Но на экране это будет выглядеть так, как будто тонет настоящий корабль. Не хуже, чем в «Титанике», – обещал тот.

– А вы тоже будете на море снимать?

– На море для макета волны слишком большие. Обычно такие сцены в бассейне снимают, – объяснял Миша.

Он принялся излагать Настене принципы комбинированной съемки, налегая при этом на компьютерные технологии. С фильмов-катастроф разговор плавно перешел на спецэффекты, в частности в «Звездных войнах». Настя обожала киносагу, Миша же был настроен довольно критически. Между ними завязалась жаркая перепалка. Каждый доказывал свое, совершенно не слушая противоположную сторону. Катя же поглядывала на дверь вокзала. Прошло минут десять, когда с Садового кольца на подъездную дорожку, взвыв сиреной, внезапно свернула карета «Скорой помощи».

– Оп-па, – пробормотал режиссер, прерывая спор. – Говорят, плохая примета.

– Миша, – внезапно спросила Катя, – а с кем встречается Дима?

– С этим… как его… – Режиссер щелкнул пальцами. – С Козельцевым, кажется.

– У них что, какие-то общие дела?

– Не знаю, – пожал плечами Миша. – Раньше по крайней мере никаких не было. Вообще-то Дима не любит о своих делах рассказывать. Я случайно услышал. Они с Вадимом разговаривали.

«Скорая» подъехала к вокзалу, остановилась у самых дверей. Врач и двое санитаров вытащили из кузова носилки. В этот момент на улицу выбежал Владимир Андреевич Козельцев. Он был бледен, лицо покрыто испариной. Катя открыла дверцу, выбралась из машины. Возле дверей возникла суета. Кое-кто из пассажиров протискивался в вокзал, другие, напротив, торопились убраться подальше.

– Что-то случилось, – сказала Катя.

Миша уже стоял рядом с ней. Козельцев скрылся на автостоянке. Санитары появились через пару минут. Они тащили носилки, на которых лежал Дима. Голова запрокинута, рука безвольно свесилась и тряпично покачивалась в воздухе. С пальцев на асфальт капала кровь. Бурая дорожка протянулась от вокзала до кромки тротуара. За носилками поспешал врач. Катя сделала несколько шагов, но остановилась.

Санитары закрыли заднюю дверцу, забрались в кузов. Водитель включил маячок и сирену. «Скорая» прокатилась по подъездной дорожке и свернула на Садовое. Катя проводила ее взглядом. Из вокзала вышел Вадим. Выглядел он очень серьезно и собранно.

– Вадим, – Миша повернулся к советнику, – что случилось?

– Диму ранили, – ответил Вадим, поздоровался с Катей, кивнул Настене. – Я отвезу вас на киностудию.

– Какая киностудия? Ты о чем?.. – возмутился Миша. – В больницу надо ехать.