Текст книги "Троянский конь"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

– Да тот самый приятель.

– Какой приятель? Который мой тур прос…ал?

– Ну зачем ты так? Человек тебе помочь хочет, а ты его помоями поливаешь.

– А сам-то он чего ехать раздумал?

– Да, понимаешь, он-то не знал, что там такая куча народу соберется. Рассчитывал миллиона за четыре голландцев взять, но не судьба, видать. Я ему рассказал про твою ситуацию, он думает, что вы могли бы договориться. Сказал, ему все равно в смысле денег с такими монстрами не тягаться. Они его сомнут, сам понимаешь.

В голосе Гриши звенело плохо скрытое торжество. Какой он молодец. И на елку умудрился влезть, и при этом задницу не ободрал.

– Хорошо. Когда он готов разговаривать?

– Да хоть сейчас. Подъезжай на «Пушку» минут через тридцать. В сквер.

– Ладно. Я буду.

Владимир Андреевич встал, пошел в ванную, умылся, сменил сорочку и костюм. Старые бросил в ящик для белья, чтобы потом сдать в чистку. Тщательно побрился и причесался, посмотрел на себя в зеркало. Вполне пристойно. И не скажешь, что у этого цветущего, солидного человека неприятности. Или проблемы? Это будет зависеть от того, какое решение примет Паша.

Козельцев спустился на первый этаж.

– Владимир Андреевич, – окликнула его консьержка, – вас тут какой-то молодой человек спрашивал.

– Да? – Козельцев остановился, обернулся. – И чего он хотел?

– Не сказал. Спросил только, дома вы или нет, – ответила консьержка.

– Ну и бог с ним, – подумав секунду, ответил Владимир Андреевич, толкнул дверь и вышел на улицу.

Стоянка располагалась через дом, вправо по улице. Центр. В центре вообще с этим делом тяжело. Даже очень серьезные люди оставляют машины прямо у подъездов. Тротуар был узким, машины на нем стояли плотно, и приходилось проявлять чудеса эквилибристики, чтобы не обтереть пиджаком крыло или дверцу. Владимир Андреевич обогнул чью-то «девятку», бочком протиснулся между стеной и «Пежо», обошел «Вольво». Свернул за угол, и в этот момент кто-то взял его под локоть. Владимир Андреевич вздрогнул. Никак он не ожидал ничего подобного.

– Вова! – Козельцев обернулся и увидел… Смольного. Тот выглядел странно. Глаза бегают, губы с синюшным оттенком. Владимир Андреевич опустил взгляд и увидел на штанинах Смольного темные пятна. – Чего уставился? – неприятно усмехнулся Смольный. – Крови никогда не видел?

– Ты что здесь делаешь? – изумленно спросил Владимир Андреевич.

– Короче, так. Мне нужна берлога. На пару дней. Отлежаться, понаблюдать. У тебя меня никто искать не будет. Еще мне нужен московский адрес огольца.

– Ну уж нет, – резко ответил Владимир Андреевич. – Хватит с меня и того, что ты уже натворил. Я из-за тебя попал на двадцать «лимонов» баксов. Да еще товарищ один грозится, что дело против меня возбудит, по твоей милости.

Тут Козельцев слукавил для красного словца. К заявлениям и предательству охранника Смольный никакого отношения не имел.

– Что за товарищ? – безразлично поинтересовался тот.

– Из прокуратуры. Тот, что тебя отпускал.

– Я с ним разберусь, – пообещал Смольный. – Ты мне предоставишь на пару дней свою хавиру и надыбаешь московский адрес огольца, а я за это помогу тебе уладить вопрос с прокуратурской крысой.

– Как то есть «уладить»? – не понял Козельцев.

– Да так. Очень просто, – усмехнулся Смольный. – Пиф-паф! – и в дамки.

Владимир Андреевич задумался. В принципе, это был выход. Если Паша исчезнет, то и вопрос отпадет сам собой. Нигде не написано, что Смольного отпустили по личной «дружеской» просьбе Владимира Андреевича. Подпись-то под постановлением Пашина стоит. А нет человека – нет и проблемы.

– А зачем тебе адрес Димы? Он же умер.

– Он-то умер, да вот папашка его, Кроха, сучье племя, жив пока. Рано или поздно, он на хавиру к сыночку непременно заглянуть решит. Вещички на память собрать. Там-то я его и встречу. – Смольный беспечно поглядел в раскачивающееся между крышами домов небо. – Соглашайся, Вова. И тебе лучше будет, и мне неплохо. Я грохну Кроху и свалю. Поеду к братану своему. Он в Нижнем приличную бригаду держит. Мы там с ним дела закрутим конкретные.

Козельцев колебался недолго.

– Ладно, – кивнул он. – Хорошо. Я завтра днем уеду. Ты сможешь разобраться с моим приятелем к вечеру?

– Легко. Ты мне только скажи, где он живет, и телефончик дай. Ну и фамилию, имя. Скажи, на чем его зацепить можно конкретно. Остальное – мои проблемы.

– Договорились. Как закончишь с этим человеком, позвонишь, я назову тебе адрес Димы.

– Базара нет, братан.

Владимир Андреевич провел Смольного в подъезд, кивнул консьержке.

– Родственник проездом нагрянул.

– Похож, – умилилась консьержка. – Это он насчет вас и спрашивал. – Она посмотрела на Смольного. – Что же ты, сынок? Сказал бы, что родственник, я бы пропустила.

– Поскромничал, – буркнул тот.

– Скромный он, – поддержал Владимир Андреевич. – Провинциал. Не успел приехать, уже в историю влип. С какими-то хулиганами на вокзале сцепился. Житья прямо не стало. Молодежь распустилась…

– И не говорите.

Козельцев протянул Смольному ключи.

– Поднимайся пока. Восемнадцатая квартира. – Тот взял ключи, пошел к лифту. – Мальчишка поживет у меня несколько дней. – Владимир Андреевич наклонился к консьержке, заговорщицки понизил голос: – Вы уж приглядите за ним, чтобы не набедокурил чего, а то я завтра днем уеду…

– Обязательно, – кивнула консьержка. – Конечно, мне не трудно.

– Премного обязан.

Владимир Андреевич вышел на улицу, огляделся. Все спокойно. Никаких «хвостов», никаких слежек. Отлично, отлично. Он улыбнулся. И вопрос с Пашей уладился.

Через двадцать минут Козельцев подъехал к Пушкинской площади. Он загнал свой «шестисотый» на платную стоянку у «Известий» и вышел в сквер. Гриша с приятелем уже ждали. Сидели на лавочке возле памятника, пили холодное пиво из запотевших бутылок.

– О! – загомонил Гриша. – А вот и Владимир Андреевич.

– Добрый день, – спокойно кивнул Козельцев. Постепенно к нему возвращалась былая уверенность. – Так это вы готовы продать свой тур?

Он внимательно взглянул на парня. Парень как парень. Высокий, тонколицый. Внимательный взгляд, цепкий. Глаза серо-стального цвета. Из таких и выходит толк в жизни. Безжалостные, жесткие, лишенные сантиментов люди.

– Я, – подтвердил парень. – Только не продать. Обменять.

– Обменять? – Владимир Андреевич взглянул на Гришу не без удивления. – Мы разве договаривались об обмене?

– Договоримся, – холодно ответил за Гришу парень. – Если вам этот тур интересен. В противном случае я поищу другого человека. Проблем с этим не будет.

– Разумно. – Владимир Андреевич наклонил голову. – И что же вы хотите взамен?

– Копии. Ваши копии тех полотен, которые будут выставлены на аукционе.

– Хм-м… А зачем они вам?

– Давайте присядем, – предложил парень и сел первым. Отхлебнул пива прямо из горлышка. – Я уже понял, что не смогу купить картины. Мне это будет не по карману. Но я, как и вы, увлекаюсь голландцами. В особенности пятнадцатым и шестнадцатым веками. У вас, я слышал, есть копии самых значимых полотен. Человек вашего достатка может позволить себе заказывать работы у самых лучших копиистов. – Он поставил бутылку на лавочку, прикурил «Давыдова» от фирменной зажигалки. Козельцев удивился. «Давыдов» был «родной», не тот, что продают в киосках. А пиво молодой коллекционер пил «Очаковское». – Если не получается приобрести подлинники, я могу попытаться заполучить хорошие копии. Точнее, самые лучшие из тех, что можно найти.

– Разумный подход, – вновь одобрил Козельцев. – Что-то лучше, чем ничего. – Приличия ради он выдержал секундную паузу. – Хорошо. Я согласен.

Ему, конечно, было жаль копии. Он заказывал их только у самых лучших мастеров. Иногда копии выглядели не хуже оригиналов. Даже эксперты ошибались. Но… Он получит подлинники. Во что бы то ни стало. А копии, как бы хороши они ни были, это всего лишь копии. Копии ему уже не понадобятся.

– Но это не все, – добавил парень.

– Не все? – Владимир Андреевич нахмурился. – Что еще?

– Вам придется оказать мне услугу.

– Какого рода?

Парень посмотрел на Гришу. Тот вздохнул, понимающе поднялся и пошел вокруг фонтана.

– У меня существует договоренность о том, что я пронесу на борт кейс.

Владимир Андреевич нахмурился.

– Контрабанда?

– Называйте как хотите. Если вы намерены плыть вместо меня, вам придется сделать это. В противном случае наш договор не состоится. Мне уже заплатили за пронос. Если Гриша говорил правду, вам не составит труда пройти, минуя таможенный досмотр, через VIP-зал. Проверять вас не станут, вы ничем не рискуете. На борту к вам подойдет человек. Отдадите ему этот кейс. Все. – Парень сделал еще глоток из бутылки. – Я выбрал вас именно благодаря вашим возможностям. Если бы вы такими возможностями не обладали, на вашем месте сейчас был бы другой человек.

– А у вас есть и другой человек на примете? – усмехнулся Козельцев.

– Не такой влиятельный, но есть. Пару запасных вариантов всегда нужно иметь под рукой.

Парень допил пиво, поставил бутылку на лавочку. Тут же коршунами налетели две бабушки. Стали ругаться друг на дружку на чем свет стоит.

– Эй! – позвал парень и поманил бабушек пальцем. Достал из кармана пиджака внушительное портмоне, открыл, выудил пару пятидесятирублевых купюр. – Вот. Не ссорьтесь.

Козельцев улыбнулся. Жест получился театральным, но зато Владимир Андреевич успел заметить толстую котлетину зеленых купюр.

– Что вы улыбаетесь? – спросил парень. – У меня мать такого же возраста. Я ей посылаю деньги, но старики – люди странные. Им сколько ни давай, все равно пойдут бутылки собирать.

– Я понимаю, – кивнул Козельцев. – Можно поинтересоваться, что за вещь вы хотите переправить?

– Конечно.

Парень полез в карман, достал что-то, завернутое в платок, развернул, и… у Владимира Андреевича перехватило дыхание от восхищения. Он понимал толк в дорогих вещах. Пасхальное яйцо с заветным клеймом. Да какое! Одно из самых дорогих!

– Фаберже?

– Да, – кивнул парень.

– Подлинник?

– Разумеется.

Владимир Андреевич прикинул, что яйцо потянет миллиона на полтора-два. Если продавать нелегально и быстро. У понимающего коллекционера – вдвое дороже.

– Я слышал, подлинник выставлен в Эрмитаже.

– Теперь там копия, – заметил спокойно парень. – Жить всем хочется. Одно такое яйцо может обеспечить музейного работника на всю оставшуюся жизнь. Если одним можно воровать, то почему другим нельзя? Зарплаты маленькие, соблазн велик, запасники охраняются плохо. Кстати, подмену не обнаружили до сих пор. Вот вам и охрана произведений искусства.

– Ваш человек на борту – турист или член команды?

– Член команды.

– Матрос? Офицер?

– Офицер. Старшего состава.

– Это хорошо. – Козельцев вернул яйцо парню. – Я согласен.

– Прекрасно. Сейчас мы поедем, вы возьмете копии голландцев. Потом выкупим два билета на завтра, на день. До Одессы. Переоформим тур. Завтра в аэропорту я отдам вам яйцо. Мы полетим в Одессу, там вы пройдете таможню. На этом будем считать вопрос закрытым. Вас устраивает?

Парень смотрел Владимиру Андреевичу прямо в лицо. Его взгляд напоминал когтистую лапу.

– Да, вполне, – ответил Козельцев. – Поехали. Моя машина на стоянке.

– Полагаю, в присутствии Григория больше нет необходимости?

– Пожалуй.

Владимир Андреевич сердечно поблагодарил Гришу. Парень пожал ему руку. Гриша, похоже, обиделся. Он, наверное, рассчитывал на какой-то знак благодарности. Хотя бы на ужин в ресторане. А тут…

– Извини, Гриша, дела. – Владимир Андреевич развел руками. – Рад был тебя повидать. Встретимся на борту.

Бок о бок с парнем они прошли на стоянку, забрались в «шестисотый» Козельцева.

– Кстати, – вспомнил тот, – нас так и не представили.

– Вы – Владимир Андреевич, – усмехнулся парень. – Это я знаю.

– А вы?…

– Слава. Панин Слава, – ответил парень, устраиваясь на сиденье и закуривая. – Для своих – Славик. Или Паня. Кому как удобнее.

– Паня, – повторил Владимир Андреевич. – Забавное прозвище.

– Мама так называет, – ответил тот.

Козельцев вывел «Мерседес» со стоянки.

– Сначала заедем домой, потом в банк.

– В банк? – переспросил Паня. – Зачем?

– Я не держу картины дома, – объяснил Козельцев. – Арендую депозитные сейфы в банке. Квартиру, как бы надежно она ни охранялась, можно обокрасть. А самые дешевые копии в моей коллекции стоят десять тысяч долларов. Кстати, три миниатюры голландцев, о которых мы говорим, суммарно потянут на шестьдесят штук.

– Я более или менее знаю расценки, – кивнул Паня. – Просто мне не приходило в голову арендовать сейфы.

– Напрасно. Очень удобно. И гарантирует от ограбления.

– А если банк лопнет? – спросил Паня.

– Так ведь надо знать, в какой банк класть, – улыбнулся Владимир Андреевич.

– Вы знаете.

– Да. Знаю, – подтвердил Владимир Андреевич. Вопреки обыкновению, он оставил «Мерседес» у подъезда, поднялся домой. Вернулся минут через пять. – Теперь в банк.

Выбранный им банк располагался в самом центре Москвы. Уютный зал, ряды сейфов вынесены в отдельное крыло.

– Секунду. – Паня огляделся. – Здесь обменка есть где-нибудь? Мне нужно баксы поменять.

– Поменяйте в банке, – предложил Козельцев.

Паня посмотрел на него, затем засмеялся.

– Верно. Мне и в голову не пришло. Спасибо.

Они вошли. Владимир Андреевич указал на окошко с табличкой «Валютные операции». Рядом стояла небольшая очередь.

– Вы обменивайте, а я пока вызову менеджера.

– Хорошо. – Паня встал в очередь.

От окошка он видел, как Владимир Андреевич и менеджер открывали сейф.

Паня обменял сто долларов и направился к сейфам.

– До отдельных залов мы пока не дошли, – сказал при виде Пани Козельцев, – но отдельные сейфы уже появились. Это радует. – Владимир Андреевич достал из сейфа узкий ящичек из несгораемой стали, поднял крышку. – Любуйтесь, ваши голландцы.

Паня достал полотна, развернул, оглядел картины, восхищенно покачал головой:

– Потрясающе, правда?

– Согласен, – кивнул не без некоторого снисхождения Козельцев. – И сами картины очень недурны, и копии восхитительны. Поверьте, Слава, я занимаюсь коллекционированием очень давно. Это лучшие копии голландцев, которые вы сможете найти в России.

Паня согласно помотал головой.

– С ума сойти! – прошептал он и вздохнул.

– Первое ваше условие я выполнил, – напомнил Козельцев. – Теперь ваша очередь. Тур.

– Да-да, – кивнул Паня. – Знаете что, Владимир Андреевич, я пока оставлю голландцев у вас в сейфе. Честно говоря, боязно возить их по всему городу. Мало ли что. А завтра… Нет, завтра не успею. Послезавтра я их заберу, а ключ пришлю вам по почте или передам при встрече.

– Хорошо, – пожал плечами Владимир Андреевич. – Пожалуйста. Оставляйте, мне не жалко.

– Спасибо. – Паня благодарно приложил руку к груди.

– Да не за что, господи.

Владимир Андреевич ничем не рисковал. Сейф стоил ему девятнадцать долларов в месяц. Пустяки, говорить не о чем. Даже если этот Слава-Паня по какой-либо причине забудет вернуть ключ, он просто аннулирует договор на аренду.

Паня же бережно сложил копии и спрятал в ящичек.

– Извините, Владимир Андреевич, я не знаю, как закрыть. Вы заприте, а я пока позвоню, закажу нам билеты на самолет на завтра, хорошо?

– Хорошо, – согласился Козельцев.

Паня отошел к окну, достал мобильный.

– Девушка, номер аэровокзала, пожалуйста. Спасибо. – Еще один номер. – Козельцев слушал его вполуха, поворачивая ключ и наблюдая за тем, как менеджер поворачивает свой и отходит в сторону. – Девушка, два билета на завтра, на день, до Одессы. Два. Два, говорю. Во сколько? А пораньше нет? – Он повернулся к Владимиру Андреевичу, спросил шепотом: – На одиннадцать утра или на шесть вечера?

– На шесть, – ответил Козельцев. – У меня еще дела утром.

– На шесть, девушка. А когда можно выкупить? А сегодня можно? Хорошо. Спасибо. – Паня сунул телефон в карман. – Сегодня можно.

– Отлично, – ответил Владимир Андреевич, протягивая ему ключ от сейфа.

– Нам надо поторапливаться, – Паня взял ключ, сунул в карман. – Через сорок минут агентство закроется.

– Тогда поторопимся, – согласился Козельцев. Уточнил, пока они шли через холл: – Кстати, у вас какого типа каюта?

– Полулюкс, – ответил Паня. – Я рассчитывал сэкономить деньги. Иногда лишняя тысяча долларов решает исход дела.

– Это верно. – Козельцев отключил сигнализацию. – Командуйте, предводитель.

Через двадцать минут они были в агентстве. Еще через пятнадцать Владимир Андреевич стал обладателем круизного тура «Жемчужина Черноморья», причем в одноместном полулюксе.

А еще через сорок они с Паней стояли у дверей аэровокзала.

– Отлично. – Владимир Андреевич прочел собственную фамилию на билете и улыбнулся. – Просто отлично. Послушайте, а когда судно прибывает в Стамбул?

– Послезавтра утром. Кстати, если хотите взять билеты на самолет из Стамбула в Москву, поторопитесь. Сдается мне, завтра утром билетов может уже не быть. Слишком много народу купит себе тур только ради голландцев. Похоже, от Стамбула судно пойдет почти пустым.

– Я тоже об этом подумал, – кивнул Владимир Андреевич.

– Ну что же, – Паня протянул ему руку, – до завтра? В пять у стойки регистрации.

– Да, хорошо. Вас подвезти?

– Спасибо. Отсюда я сам доберусь. – Паня тряхнул руку Козельцева. – Приятно иметь с вами дело, Владимир Андреевич.

– И мне очень приятно.

Козельцев сел за руль «Мерседеса». Паня же полез в карман за сигаретами. Глядя, как «шестисотый» выкатывается на Ленинградский проспект, он щелкнул зажигалкой и сказал негромко:

– То ли еще будет, Владимир Андреевич. То ли еще будет.

* * *

Лемехов сидел у подъезда. С ободранной физиономией, с приличным синяком под глазом и с шикарным букетом в руке он был похож на школьника, который ухаживает за девчонкой из соседнего квартала. Два раза в неделю его ловят тамошние мальчишки, лупят для ума, но он все ходит и ходит, несмотря на побои. Может быть, это ущемленное самолюбие, а может быть, что-то более серьезное.

Он внимательно посмотрел на подъехавшую к подъезду «Волгу» Северьяна Януарьевича, усмехнулся.

Директор тоже заметил оперативника.

– Это к вам? – спросил он не без любопытства.

– Ко мне, – ответила Катя.

Она не хотела обсуждать аспекты своей личной жизни. Слишком большие перемены произошли в ней за два последних дня.

– Киногеничный юноша, – прокомментировал Северьян Януарьевич.

– Он мент, – объяснила Катя.

– Я так и подумал, – ответил директор. – К тому же влюбленный мент.

– И в синяках, – закончила Катя.

– Это не мешает ему оставаться киногеничным. А что с ним случилось? Подрался?

– Бандитская пуля, – выдала Катя сакраментальную фразу, повернулась и открыла заднюю дверь – Настена, на выход. Приехали.

Настя выбралась из машины. Лемехов расплылся, гаркнул на полдвора:

– Кого я вижу! Настюха, привет!

– Здрасьте, дядя Антон.

Настена отошла в сторону, принялась старательно разглядывать нарисованные кем-то на асфальте «классики». Катя же помялась. Наверное, надо было что-то сказать, но она плохо представляла что. Теперь, после гибели Димы, этот директор стал для них посторонним. Человеком с улицы. Какое ему дело до них и какое, собственно, им до него?

– Я пойду?

– Конечно, – согласно кивнул Северьян Януарьевич. – Как только утрясется финансовый вопрос, я вам немедленно позвоню.

– Разумеется, – ответила Катя.

– Екатерина Михайловна, не отчаивайтесь. Жизнь – штука удивительная. Даже еще более удивительная, чем кино.

– Я знаю. Всего доброго, Северьян Януарьевич.

– И вам всего наилучшего, Екатерина Михайловна.

Северьян Януарьевич улыбнулся, чуть заметно качнул головой, словно желая подбодрить. «Волга» фыркнула двигателем и умчалась, оставив Катю и Настю на тротуаре. Катя подумала, что так, наверное, чувствовали себя пираты, которых высаживали на берегу необитаемых островов. Не будет больше шума городов и веселья цивилизации. Сменятся жизненные ценности. И звук человеческого голоса станет дороже золота.

– Привет, Кать.

Лемехов поднялся с шаткой скамеечки. Катя вдруг поняла, что он хорошенько «принявши». Глаза маслянистые, слезливые. А запах… Одним словом, пьян был Лемехов изрядно.

– Привет, – ответила Катя и позвала: – Настюш, иди-ка сюда.

Настя подошла, ухватилась за руку. В последнее время она не часто это делала. Только когда хотела отгородиться от назойливых приставаний посторонних.

– Слушай… – Лемехов шагнул навстречу. – Вообще-то я извиниться хотел. За вчерашнее. Нашло что-то. Вот и вспылил.

– Понятно.

Лемехов подошел еще ближе, покачнулся, протянул букет:

– Вот.

– Извинения приняты, – сказала Катя. – А теперь иди домой.

– Слушай, Кать… – Лемехов пьяно почесал затылок. – Это… Поговорить бы.

– Да не о чем нам разговаривать, Антон.

– А мне кажется, есть о чем. – Лемехов опустился на корточки, едва не опрокинувшись на спину, подмигнул Насте. – Настюх, возьми цветочки и беги домой, поставь их в вазу, пока не завяли. Ага?

Настя вопросительно взглянула на Катю.

– Давай, – кивнула дочери та. – Иди. Я сейчас поднимусь.

Настя взяла букет и скрылась в подъезде.

Антон проводил ее взглядом, хмыкнул, поднялся, раскинув руки, как орел – крылья.

– Оп-па, – засмеялся он. – Штормит нынче.

– Я вижу, – сухо ответила Катя. – Что дальше?

– Кать, ну чего ты?

– Я? Я ничего. – Катя вздохнула. – Короче, Антон, говори, зачем пришел, и я пойду.

– У меня к тебе предложение. – Лемехов засунул руки поглубже в карманы брюк, вздернул плечи.

– Я слушаю.

– Выходи за меня замуж.

– Что? Прости, я, наверное, ослышалась?

– Я говорю: выходи за меня замуж. – Лемехов вздохнул, да так мощно, что перегар поплыл по двору. – А чего? Настюхе папа нужен? Нужен. Ну и это…

– Так, Антон, – перебила его Катя. – Иди-ка ты домой. Я даже говорить не стану на эту тему.

– Почему? Ты думаешь, что я пьян? – настаивал Лемехов. – Да? Я не пьян. Ну, сто граммов принял для душевного подъема. Я же серьезно предлагаю.

Катя обошла Антона и направилась к подъезду.

– Погоди, Кать. – Лемехов поймал ее за локоть. – Ну, погоди, чего ты? Я же не спьяну. Я бы и вчера тебе сказал, если бы не этот… уголовник хренов.

– Пусти, – вдруг очень жестко сказала Катя.

Лемехов поджал губы.

– Да ты чего, Кать?

– Ничего. Пусти, тебе сказано, – очень тихо повторила Катя.

– А то что? Гукину стукнешь? Или этому заступнику своему?

– А ну отпусти мою маму, – донесся от подъезда голос Насти.

Катя обернулась. Настена стояла в дверях, а за ней, держа руку на перевязи, возвышался Дима. Лицо его было бледным, напряженным и очень злым.

– Антон, – позвал Дима, – вы бы отпустили Катю.

– Ах, вон оно чего! – Лемехов засмеялся неприятно. – Вот тут в чем дело. А я-то думаю, раньше все глазки строила, а теперь вон как. Не нужен стал. Побогаче кадр отыскался.

Катя молчала, все еще не в силах прийти в себя от изумления.

– Пошел вон! – негромко сказал Дима и тронул Настю за плечо. – Настя, поднимись домой, пожалуйста.

– Хорошо. – Настена затопотала по ступенькам.

– Да ладно, ладно. – Лемехов пьяно улыбнулся. – Я с калеками и ранеными не дерусь.

– Ты откуда взялся? – спросила Катя Диму.

Тот, не сводя взгляда с оперативника, мотнул головой.

– Потом объясню.

– Вот какой расклад, значит, выкатывается, – пробормотал Антон.

– Катя, пошли, – позвал Дима. – Антон выспится, и вы завтра поговорите.

– Да ладно, – усмехнулся оперативник. – Чего там говорить-то? И так все ясно. Бабки, иномарка, дачка. Квартирка в Москве. Чего тут не понять-то?

– Антон, вам лучше пойти домой, – спокойно сказал Дима.

– А ты меня ударь, – оскалился тот. – Попробуй, если здоровье позволяет.

– Может быть, не стоит?

– Нет, ты ударь.

– Перестань, Лемехов, – зло сказала Катя.

– А чего? – засмеялся тот. – Он у тебя вон какой крутой. Пусть ударит. Или начнет за тебя да за папочку прятаться? Ударь меня, ты! – крикнул Лемехов на весь двор.

– Мы, кажется, вчера уже выяснили этот вопрос, – сказал Дима. Где-то наверху хлопнула створка окна. – Катя, поднимись, посмотри. Кажется, Настя окно открыла в подъезде.

– Да, поднимись, Кать, – поддержал пьяно Лемехов.

– Пошли вместе, – попросила Катя Диму.

– Не волнуйся. – Тот улыбнулся уголками губ. – Все будет в порядке.

Катя взяла Лемехова за грудки:

– Не дай бог, свару затеешь, понял?

– Что ты, что ты! – Тот поднял обе руки, пошатнулся. – Молчу, молчу.

Катя вошла в подъезд.

– Ну? – спросил Антон. – Так ударишь, нет? Или так и будешь менжеваться?

– Антон, вы любите Катю?

– А тебе-то что за дело?

– Оставьте ее в покое.

– Тебя не касается, понял? Катька не для тебя. Поищи себе какую-нибудь шлюху побогаче. – Дима смотрел на Антона. – Чего пялишься? Ты – уголовник, а она – мент. Понял?

– Знаете, в чем между нами разница, Антон? – спросил Дима негромко.

– Ну?

– Вы говорите – «мент», а я – «женщина».

– И что?

– Ничего, – покачал головой Дима.

– Я не понял, – насупился Лемехов. – Ты чего хочешь сказать: вот ты такой хороший, а я – дурак?

– Это вы сказали, не я.

Лемехов нетвердо подошел к Диме.

– А хочешь, я тебе морду набью?

Тот поморщился:

– Антон, уберите руки.

– А то что?

Дима вдруг резко пнул его носком туфли в голень. Лемехов охнул, согнулся, схватился за ногу.

– Сука! – простонал он.

– Я это уже слышал. Вчера, – ответил Дима, повернулся и направился к лестнице.

Катя стояла на лестничной площадке, курила, стряхивая пепел в стеклянную банку. Когда Дима поднялся, она раздавила окурок, спросила:

– Рассказывай.

Дима улыбнулся.

– Ты уверена, что хочешь знать?

– Я – мент. А менты любопытны по призванию.

– Неверный ответ. – Дима подошел к ней, наклонился, поцеловал в щеку. – Это женское любопытство.

– Женщины-менты любопытны вдвойне, – Катя улыбнулась, осторожно обняла его.

– Ну вот. Я думал, ты так никогда и не скажешь этого слова.

– Какого?

– Женщина. Мент, мент…

Катя поцеловала его в сухие, потрескавшиеся губы.

– Рассказывай.

– Напоишь чаем?

– Конечно. Я напою тебя чаем. И накормлю ужином.

Дверь в квартиру открылась. На площадку выглянула Настена.

– Сто ите, – с удовлетворением сказала Настя. – Ну, стойте тогда. А то я жду, жду. Уже волноваться начала.

Катя и Дима засмеялись.

– Сейчас идем, – ответила Катя. – Ставь чайник.

– Уже поставила, – Настена скрылась за дверью.

– И все-таки?

– Две машины, – ответил Дима. – Две «Скорых помощи». Обе арендованы для съемки вчера днем, на сутки. Подстанция бедная, а мы закупили им бензин на два месяца. Плюс «живые» деньги. Одна «Скорая» ждала у вокзала, вторая во дворе, возле больницы.

– А кого привезли в больницу?

– Труп. Парень моего возраста. – Дима вздохнул. – Его сбила машина. Ночью. Ребята договорились с родителями, что оплатят похороны и поминки. Взяли с них расписку. Забрали тело из морга, привезли в Москву, переодели в мои вещи, подложили в карман куртки водительские права.

– Оружие, из которого стреляли, зарегистрировано?

– Конечно. Но оно служебное. Владельца не найдут.

– Почему?

– Потому что он – офицер ФСБ. Действующий офицер.

– Вы ему заплатили?

– Естественно.

– Ты говорил, что не имеешь дел с криминалом. – Катя отстранилась.

– Это правда. Просто я не хотел, чтобы меня убили на вокзале.

– Ты мог обратиться в милицию, – сказала Катя. – Мог бы объяснить все мне, наконец.

– Я и объясняю, – возразил Дима.

– Я имею в виду – объяснить до того, как все это произошло. Вчера хотя бы.

– Если бы я объяснил тебе все вчера, нас бы убили обоих.

– Постой, а из-за чего вообще заварилась вся эта каша? – прищурилась Катя. – Не просто же так эти люди воспылали к тебе ненавистью? Это из-за Смольного?

– Нет, конечно. – Дима покачал головой. – Смольный – кукла. Он сам не понимает, что его используют. Дело не в нем. Дело в Козельцеве, Владимире Андреевиче.

– Козельцев помог Смольному выйти на свободу.

– Да. За деньги. Но он бы помог и так, просто люди, платившие ему, этого не знали.

– Может быть, ты объяснишь мне, в чем дело?

– Речь идет об огромных деньгах. Миллионов двадцать долларов.

– Сколько?

– Двадцать миллионов.

– Боже мой! – Катя засмеялась. – Сумма-то какая астрономическая. Я себе даже представить таких денег не могу. Что-то заоблачное.

– Люди уровня Козельцева оперируют суммами подобного порядка, – рассудительно заметил Дима и снова поцеловал Катю в щеку. – Пойдем, Настя обидится. Мне кажется, ей не хватает твоего внимания. Она ревнует.

– Да брось! – Катя посерьезнела. Она и сама знала то, что говорил сейчас Дима.

– Клянусь тебе. Я сам таким был. С детьми нужно разговаривать, пока они хотят разговаривать с тобой. Лет через пять будет поздно. Настена найдет других собеседников.

Катя кивнула.

– Может быть, ты прав.

– Я прав, – сказал Дима. – Поверь.

– Так ты мне расскажешь, за что тебя хотели убить? Или так и будешь заговаривать зубы?

– Мне не хотелось бы втягивать тебя в эту историю, – ответил Дима.

– Возможно, я смогла бы помочь тебе. Сделать так, чтобы обошлось без лишнего кровопролития.

– Это вряд ли, – честно признался Дима. – Слишком большие деньги.

– И все-таки…

– Кать, не сегодня. Завтра вечером.

– Почему завтра? – не поняла Катя.

– Потому что завтра начнется круиз «Жемчужина Черноморья».

– А при чем здесь круиз?

– В нем поплывет Козельцев. Одной опасностью станет меньше.

– А вторая опасность?

– Смольный. Козельцев учел все, кроме одного: Смольный слишком своенравен. Он начал проворачивать свои дела, вместо того чтобы помогать Владимиру Андреевичу. До поры их планы совпадали, теперь разошлись. Но Смольный все еще на свободе и по-прежнему очень опасен.

Снова открылась дверь в квартиру, Настена вышла на площадку, встала, подперев рукой бок, явно копируя Катю:

– А чайник-то, между прочим, давно вскипел. И вообще скоро остынет.

– Идем. Спасибо, Насть, – улыбнулся Дима и взял Катю за руку. – Пошли. – Они начали спускаться по ступеням. – Ты умеешь кататься по перилам? – спросил вдруг Дима.

– Что? – удивилась Катя.

– По перилам кататься умеешь? Вы в школе катались по перилам?

– Ну, в классе четвертом катались. – Катя улыбнулась.

– Это очень весело, – заявил Дима. – Хочешь попробовать?

– Что? Проехаться по перилам?

– Да.

– Не знаю. – Катя засмеялась.

– Ой, я хочу! – тут же завопила Настена. – Дядь Дим, прокатите меня!

– Давай! – Дима протянул ей руку. – Пошли.

Они поднялись на площадку, Дима придерживал Настену здоровой рукой. Взвизгнув от удовольствия, Настя проехала по перилам, посмотрела на Катю:

– Мам, классно. Тебе понравится.

Дима улыбнулся, кивнул ободряюще.

– Прокатись. Когда хочешь почувствовать вкус жизни, нужно совершить что-нибудь, чего никогда не сделал бы в обычном настроении. Станцевать на улице. Нырнуть в фонтан. Прокатиться по перилам.

– А, – махнула рукой Катя, поднялась по ступеням, села на перила. – Мамочки! – Она скатилась по перилам.

Дима засмеялся. Настена засмеялась тоже.

– Вполне прилично получилось, – заверил Дима, подхватывая Катю внизу. – Очень прилично. Я в школе хуже катался. Ты, наверное, была двоечницей и прогульщицей. И целыми днями каталась по перилам.