Текст книги "Троянский конь"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Динамика должна быть в любых фильмах. Но динамика, а не глупость, Миша, – возразил спокойно Дима. – Каждая сцена должна работать на сюжетную линию, на идею, на характер главного героя. А твой герой – отмороженный дебил. Он позвал реальных людей на стрелку, а вместо стрелки устроил мочилово. Это беспредел, Миша. Так честная братва не поступает. Его объявили бы сразу, без базаров. Обычный разговор может быть жестче и динамичнее любой перестрелки. Вспомни «Крестного отца» Копполы. Сцена, в которой Майкл Корлеоне убивает полицейского капитана и враждебного дона. В ресторане. Что-то я не помню, чтобы Аль Пачино там через столы скакал, как горный козел, и с двух стволов шмалял во все стороны. Семь минут разговора и лишь в самом конце – два выстрела, а напряг такой, что мурашки по спине ползут размером с крокодила.

Актеры заулыбались, но Дима оставался серьезен, поэтому улыбки исчезли сами собой.

– Дальше. Лето, жара. Почему пехотинцы у вас в сбруях кожаных? Им что, в сауну некогда сходить? Решили совместить приятное с полезным? Не постреляю, так хоть попарюсь как следует?

– Ну, это… – Сценарист оглянулся на Мишу, на сидящего рядом с ним режиссера Даниила. – Это вроде униформы. Они же бандиты.

– Они бандиты, а не идиоты, – жестко заявил Дима. – И вообще, куртки, голды килограммовые – это избитый, затасканный штамп. Приучайтесь мыслить нешаблонно.

– А в чем же, по-вашему, они должны приехать на разборку? – не без вызова спросил режиссер. – В трусах?

– В рубашках, шортах и сандалиях. Там бетон плавится, а они в куртках у вас. И выучите терминологию, юноша. «Стрелка» и «разборка» – не одно и то же.

– Дим, кино – очень специфичный жанр… – вступился за приятеля Миша.

– Миша, – Дима поднялся, – я знаю, что такое кино. Ты мне не объясняй, ладно? Меня уже тошнит от отечественной чернухи. И Вадима тошнит. – Вадим кивнул. – И зрителя тошнит! Зритель не станет смотреть ваш фильм, даже если вы сумеете его доснять и смонтировать, потому что это чернуха. Обычная, каких много. Зритель хочет прийти в зал, сесть в удобное кресло и посмотреть первоклассный фильм. Неважно, показана в нем жизнь бандитов, банкиров, уборщиц, ассенизаторов, бомжей или еще кого-нибудь. Триллер, саспенс, экшн, мелодраму, фантастику – неважно! Важно, чтобы это было первоклассное зрелище! Зре-ли-ще! Запомните это слово! Заставьте зрителя захотеть отдать свои деньги! Заставьте его прийти к кинотеатру за полтора часа до сеанса и отстоять под дождем полукилометровую очередь! Потому что если он придет за час, то уткнется носом в табличку «Все билеты проданы»! Сделайте такой фильм, и я поставлю каждому по памятнику, даю слово!

– В нашей стране такого нет и быть не может, к сожалению, – проворчал кто-то.

– Кто это сказал? – резко спросил Дима.

– А что?

– Кто?

– Ну, я, – поднялся один из актеров.

– Ты уволен.

– Но я только…

– Вон отсюда.

Актер огляделся в поисках поддержки, но все присутствующие смотрели в пол.

– Кто-нибудь еще думает так же? – Дима обвел взглядом людей, собравшихся в зале. – Можете вставать и выметаться. Я не потерплю в своей команде нытиков и пессимистов. Больше нет таких? Отлично. Тогда продолжим. – Он на секунду замолчал, подумал и добавил уже совсем ровно: – Кино – это индустрия, работающая для и ради зрителя. Зритель – верхушка этой огромной пирамиды. Он – главный! И мы обязаны ставить зрительский интерес во главу угла, если хотим не только что-то производить, но и хорошо это «что-то» продавать.

– Но здесь авторское видение… – принялся было объяснять Даниил, однако Дима остановил его взмахом руки.

– Мне плевать на ваше авторское виденье. И зрителю тоже плевать. Авторское кино снимайте на свои деньги, а не на мои. Это понятно?

– Вполне.

Даниил состроил презрительную физиономию, говорящую: «Я не стану иметь дело с интеллектуальным пигмеем, который ничего не понимает в настоящем кино».

– Кстати, юноша, то, что вы умеете снимать перестрелки рапидом, еще не означает, что вы талантливы, как Ву или Родригес, – закончил Дима и посмотрел на сценариста. – Андрей, у вас был хороший сценарий. Восстановите первоначальный вариант и дайте мне. Я хочу еще раз просмотреть его. Когда вы сможете это сделать?

– Ну… Через пару дней.

– Сейчас утро. Договорились. Завтра вечером я жду сценарий. Максим, – Дима взглянул на Абалова, игравшего в фильме местного «крестного отца», Кроху, – ваша роль была шире, не так ли?

– Была, – согласился тот и улыбнулся невесело. – Отличная была роль. Правда. Не хуже, чем у Марлона Брандо. Но была.

– Такой и останется.

– Простите, Дмитрий Вячеславович, насчет сроков. Я имел в виду… – бормотнул было Андрей, но Миша предусмотрительно взял его за рукав.

Он дольше других членов группы знал Диму и поэтому лучше представлял, когда можно спорить, а когда стоит промолчать.

Дима повернулся к актерам. В зале присутствовали только исполнители главных ролей. Паренек, игравший Диму, еще несколько человек.

– Ребята, вы поработали замечательно. Молодцы. Вадим, пошли. – Дима кивнул советнику. – Да, еще… – Он указал на Даниила, повернулся к директору группы – забавному лысеющему толстяку. – Северьян Януарьевич, расторгните контракт с этим человеком и подыщите нового режиссера. И хорошего монтажера. Посмотрим, что из отснятого материала можно спасти.

– Подожди, Дима, – опешил Миша. – Ну, зачем ты так сразу…

– Миша, – уже от двери сказал тот, – этот фильм снимается на мои деньги. Не Госкино нам средства выделяет, а я выкладываю их из своего собственного кармана. И если ты думаешь, что я стану оплачивать людей, воспринимающих кинопроизводство исключительно как средство пополнения семейного бюджета, – пусть даже это твои друзья, – ты глубоко ошибаешься. Я просмотрел отснятый материал. Он мне не понравился. В фильме может быть неудачный план. Неудачный эпизод. Неудачная сцена. Здесь – неудачный режиссер. Разговор закончен.

Дима и Вадим вышли из зала.

– Ну и как тебе? – спросил Дима, когда они вышли на улицу и направились к Диминому «БМВ».

– Дим, зря ты на них накинулся. Нормальный фильм получается. Ботва схавает.

– Вадим, мне не нужен нормальный фильм, пусть даже я с ним смогу выйти на ноль. Мне нужен фильм хороший, способный приносить прибыль. Понимаешь? – Дима снял машину с сигнализации. – Чтобы его не хавали, а в очередях за билетами стояли. Чтобы кассеты с точек разметали в момент. Чтобы не я бегал за телевизионщиками, умоляя показать фильм в прайм-тайм, а они за мной. Вот чего я добиваюсь.

– Ты прямо голливудским магнатом стал, – улыбнулся Вадим.

– Нет, Вадим, не стал. В Голливуде все проще. Можно снять десять плохих фильмов, потом один хороший. И продать те десять в нагрузку к этому одному. А у нас так не получится. У нас на десять отличных один средний – и то много.

– А когда ты год назад этой лажей занялся, я думал, у тебя ничего не получится, – признался Вадим.

Год назад Дима взялся продюсировать Мишиного «Гамлета». Он откупил права на постановку и, заняв деньги у отца, доделал фильм. До сих пор Дима считал, что ему повезло. Помогло проснувшееся вдруг нахальство, спавшее до этого мирным сном на протяжении девятнадцати лет. Картина, как ни странно, пошла. Была куплена крупной европейской кинокомпанией для мирового проката, несколько частных телесетей приобрели право на показ фильма по кабельным каналам, а американцы даже закупили права на съемку ремейка. Дима не только вернул средства, вложенные в рисковую картину, но и заработал сумму, почти в десять раз превысившую расходы. Более того, он все еще продолжал получать роялти с мирового проката. Наверное, американская картина сделала бы куда более серьезные сборы, но Дима был рад и этому. Для российского кинематографа прибыль даже в пару миллионов долларов – уже большой успех, а тут…

– Дмитрий Вячеславович? – прозвучал за спиной Димы солидный раскатистый баритон.

Дима оглянулся. Перед ними стоял высокий дородный мужчина. Внушительная осанка. Благородная седина украшает холеное, чисто выбритое лицо. Острый нос, чуть обвисшие щеки. Под глазами наметились мешки, но массажистка очень постаралась, чтобы они были почти незаметны. Взгляд ощупывающий, пронзительный. Не любил Дима такие взгляды. Одет мужчина в очень дорогой костюм. Из-под обшлагов хрустяще-белой сорочки хвастливо проглядывал настоящий «Ролекс», золотая булавка поддерживала синий, в строгую серебряную полоску галстук. Золотые же запонки. Маникюр. Одним словом, выглядел мужчина на миллион в свободно конвертируемой валюте. Меньше и предлагать стыдно. Да и бессмысленно. Все равно не возьмет.

За спиной мужчины топтался гороподобный охранник, безликий, как казенный матрас. Чуть в стороне была припаркована черная «Ауди» со скромным правительственным номером и синей мигалкой на крыше.

Вадим автоматически потянул руку под пиджак. Гороподобный охранник моментально шагнул вперед, тоже запуская руку под темно-серую, явно импортную, полу.

– Ну-ну-ну, – успокаивающе пробормотал мужчина. – Не будем горячиться. Вы – Дмитрий Вячеславович Мало, я не ошибся? – он улыбнулся милой и приветливой улыбкой каннибала.

– Не ошиблись, – кивнул Дима. Ему еще ни разу не приходилось общаться с правительственными чиновниками, и он, признаться честно, слегка растерялся. – Чему обязан?

– Я – Козельцев. Владимир Андреевич Козельцев. – Мужчина достал из кармана серебряную визитницу, выщелкнул карточку, протянул. – Прошу вас, Дмитрий Вячеславович.

Был он какой-то слишком изысканный. Такими бывают институтские профессора, и то редко. Дима подумал, что подобная подчеркнутая, старомодная вежливость – не более чем способ сбить его с толку. Дезориентировать. Тем не менее взял карточку, покрутил в пальцах.

– «Козельцев Владимир Андреевич. Помощник депутата Государственной Думы, советник Правительства РФ по вопросам экономики и реформ…» – Дима улыбнулся, сунул визитку в карман. – Где вам их печатают, Владимир Андреевич? Надо будет тоже заказать себе пару сотен. Для понта.

Козельцев держал пинки хорошо. Вежливая улыбка не сползала с его губ ни на секунду.

– Боюсь, Дмитрий Вячеславович, с вами там даже разговаривать не станут.

– Почему? – Дима сделал удивленные глаза. – С вами же разговаривают. Впрочем… Знаете, у меня визиток нет. Не удосужился как-то. Да и деньги переводить на картон не считаю нужным. Они у меня считаные. Однако, невзирая на данное обстоятельство, не я приехал к вам, а вы ко мне. И, кстати, назвали меня по имени и отчеству. А вообще… Владимир Андреевич, давайте оставим понты для мальчиков.

Соврал Дима. Были у него визитки и по качеству ничуть не хуже. Но за год Дима усвоил правило: никогда нельзя судить о людях по двум вещам – визиткам и костюмам.

Получив отлуп, Козельцев едва заметно напрягся, но быстро совладал с собой. Улыбнулся еще шире.

– Простите, что отрываю от. важного разговора, однако у меня к вам, Дмитрий Вячеславович, срочное и совершенно неотложное дело. Очень важное, – добавил он.

– Хорошо, давайте поговорим. – Дима оглянулся. – Мы здесь будем разговаривать?

– Я бы предложил вам пообедать.

– Боюсь, что у меня нет на это времени. Если я начну обедать в десять утра, моему бизнесу быстро придет конец.

– В таком случае давайте просто прогуляемся. Разговор не займет много времени. Пару минут, не больше, – Козельцев сделал приглашающий жест.

– И ради пары минут вы готовы были убить час на обед? – не удержался от сарказма Дима. – Шикарно живете, Владимир Андреевич.

– Статус обязывает, – ответил тот и медленно зашагал вдоль ряда машин.

Гороподобный охранник и Вадим пошли следом, выдерживая подобающую дистанцию. Честно говоря, рядом с охранником советник выглядел довольно забавно.

– Дмитрий Вячеславович, – размеренно проговорил Козельцев, закладывая руки за спину, – насколько мне известно, вы занимаетесь кинобизнесом?

– Совершенно верно, – подтвердил Дима.

– Судя по всему, делаете определенные успехи?

– Я бы не назвал это успехом. На данный момент закончена и выпущена всего одна картина.

– «Гамлет», – кивнул Козельцев. – Как же, как же, наслышан. Критика была к вам более чем доброжелательна.

– Заслуженно, – ответил Дима. На лесть, тем более грубую, он и раньше не клевал. – Владимир Андреевич, мой статус ниже вашего, поэтому я не могу позволить себе расходовать время понапрасну. Перейдем к делу, если не возражаете.

– Отнюдь, – благодушно ответил Козельцев и посмотрел в небо. – Итак, Дмитрий Вячеславович, вы выпустили в прокат «Гамлета», не потрудившись согласовать работу с держателем авторских прав. То есть со мной. Я приобрел фирму Эдуарда Александровича.

– Вы что-то путаете, Владимир Андреевич, – улыбнулся Дима. – Я заключил договор с Эдуардом Александровичем, первым продюсером. Он уступил мне все права на картину.

– На картину – да. – Голос Козельцева потяжелел. – Вы имели право использовать рабочий монтаж и ранее отснятый материал. Но это все. Ваш договор не предусматривал передачу прав на музыкальное оформление, на сценарий, на эскизы костюмов и декораций. Даже договора с актерами и режиссером оказались двойными.

Дима кивнул. Он знал об этой «дыре». Правда, всплыла она слишком поздно, когда Эдуард Александрович трагичным образом отправился к праотцам. Перезаключить договор, понятное дело, возможным уже не представлялось. Мертвые бумаг не подписывают. Единственное, на чем строил расчеты Дима, – продюсерский центр Эдуарда Александровича, «Интерсинема», являлся самой обычной ширмой для отмывания денег. За пять с лишним лет своего существования центр выпустил всего одну короткометражку. Так что вряд ли у кого-нибудь возникла бы необходимость рыться в старых договорах.

Как выяснилось, возникла.

– Не будем ходить вокруг да около, Владимир Андреевич, – сказал Дима. – Я понимаю, что вы намерены предложить мне поделиться полученной прибылью. И на какую же сумму вы рассчитываете?

– Скажем… Десять миллионов долларов. Мне кажется, это справедливая цифра. Как по-вашему, Дмитрий Вячеславович? – безмятежно щурясь на солнце, произнес Козельцев.

– По-моему, вы шутите, – спокойно ответил Дима. – Десять миллионов долларов – это практически все, что я получил за «Гамлета». Большая часть денег вложена в дело. Выдернуть их я не смогу, даже если бы очень захотел. Как вы понимаете, невозможно продать часть фильма. Я мог бы заплатить за права… скажем… миллион.

– С другой стороны, Дмитрий Вячеславович, – словно бы не слыша, продолжал Козельцев, – я мог бы отсудить у вас все: недоснятые фильмы, права на получение дальнейшей прибыли от «Гамлета», еще несколько фирм – в качестве покрытия долга.

– Это спорный вопрос, – заметил Дима.

– Нет, не спорный. – Козельцев остановился. – Поверьте на слово, у меня очень хорошие знакомства в очень высоких кругах. Я могу не только разорить вас, Дмитрий Вячеславович, но и усадить лет на пять за решетку.

– Каким образом?

Голос у Димы стал скучным и будничным. Он терпеть не мог, когда на него пытались давить.

– Например, представив в органы показания двух секретарш Эдуарда Александровича. Обе девушки описали одного и того же молодого человека, приходившего к Эдуарду Александровичу накануне и в день убийства. Этот молодой человек странным образом похож на вас, Дмитрий Вячеславович. – Козельцев повернулся к Диме лицом, уставился ему в глаза. – Я даже не поленился нанять специалиста, чтобы тот составил фоторобот убийцы. Хотите взглянуть? Пока эти доказательства лежат без движения. Но только пока… – Козельцев вздохнул. – Дмитрий Вячеславович, мы оба знаем, что это вы убили Эдуарда Александровича. [1]1
  История отношений Димы, Эдуарда Александровича и Смольного, а также обстоятельства смерти продюсера раскрываются в первом романе цикла – «Проба пера».


[Закрыть]Учитывая же род занятий вашего отца, суд будет к вам более чем суров.

– Одну минуточку, Владимир Андреевич. – Дима удивленно вскинул брови. – Вы хотите сказать, что кто-то в моей семье занимается противозаконной деятельностью?

– Я не просто хочу это сказать, Дмитрий Вячеславович. Я это говорю.

– Владимир Андреевич, – задумчиво спросил Дима, – а вы не боитесь? По-моему, вы и сами не представляете, какую кашу завариваете.

– Вы что же, угрожаете мне? – Козельцев нахмурился. – Я, Дмитрий Вячеславович, играю только наверняка. Мне известен каждый шаг любого из членов вашей семьи. Я знаю, сколько и кому вы платите в органах и ФСБ. Я знаю, что неделю назад вы подписали контракт с «Парамаунтом» на осуществление совместной постановки. Я даже знаю, кто является вашим поручителем. И все это я могу разрушить в одно мгновение. Поручитель от вас откажется. Ваши люди в органах будут арестованы по закону о борьбе с коррупцией. Членов структуры вашего отца, Вячеслава Аркадьевича Мало, включая и его самого, задержат. Как, впрочем, и вас. И даже если вы через пару лет, проведенных в СИЗО, все-таки убедите суд в своей невиновности – в чем я, откровенно говоря, очень сильно сомневаюсь – и выйдете на свободу, у вас не останется ничего. Но! – Козельцев выудил из кармана тяжелый золотой портсигар, достал сигарету, прикурил от золотого же «Дюпона». – Мне невыгодно, чтобы правоохранительные органы вдруг стали проявлять к вам повышенный интерес. Подумайте сами, неужели спокойствие вашей семьи и ваше имя не стоят каких-то десяти миллионов долларов? Деньги, по большому счету, это всего лишь груда резаной бумаги. Вы сможете заработать куда больше. Если, конечно, сможете.

Дима кивнул. Да, Козельцев был прав. Диме сейчас неприятности были ни к чему. До сих пор ему удавалось сохранять имидж безупречного бизнесмена, но стоит начаться уголовному делу, все пойдет прахом.

– Хорошо. – Дима задумчиво помял подбородок. – Я понял суть вашего предложения. Мне понадобится какое-то время, чтобы его обдумать, посмотреть, удастся ли достать нужную сумму. Позвоните мне, скажем… завтра, и я дам вам окончательный ответ.

– Договорились, – расплылся Козельцев. – Мне характеризовали вас как очень здравомыслящего молодого человека. Не сомневаюсь, вы примете правильное решение.

– Я тоже очень на это надеюсь.

– Да, и еще. На тот случай, если решение вдруг окажется неправильным… В случае моей скорой и внезапной гибели или получения тяжелых увечий документам, о которых я упоминал, будет дан ход. Они хранятся в надежном месте, так что не трудитесь их искать. Всего доброго, Дмитрий Вячеславович.

Козельцев, не протягивая руки, повернулся и зашагал к «Ауди». Дима же остался стоять, задумчиво глядя ему в спину.

– Дим, что случилось?

– Проблема, – проговорил медленно Дима.

– Что такое?

– Поехали, поговорим по дороге.

Они сели в «БМВ», выкатились со стоянки.

– Вадим, подними всю информацию на этого человека, – сказал Дима, когда машина миновала Садовое кольцо и покатила по Тверской к окраине. – Напряги все наши завязки. Меня интересует абсолютно все. Где бывает, с кем общается, что ест, с кем спит, семья, дети, увлечения, как проводит досуг, сколько пьет. Одним словом, любые подробности. – Он вытащил из кармана визитку, протянул советнику. – Держи. Здесь его данные.

– Думаешь, не туфта? – с сомнением поинтересовался Вадим, пробежав глазами надпись на визитке.

– Похоже, «обзывала» на картонке фуфлыжные. Для фасона. Но сам Козельцев Владимир Андреевич уровня реального. Иначе откуда правительственную машину взял? Номера левые вешать побоялся бы.

– Может, нанял водилу? На часок? Чисто для развода?

– Вряд ли. Не стал бы водила за нами топтаться, как пес цепной.

– Слушай, объясни хотя бы, что за предъяву этот лось тебе выкатил?

Дима в двух словах обрисовал советнику ситуацию.

– Хм… – Вадим подумал, покачал головой. – И что ты думаешь делать?

– Не знаю пока. Десять миллионов долларов мне сейчас не собрать никак. Свободных денег у меня просто нет.

– Тогда он сольет тебя ментам.

– В том-то и дело.

– А если его завалить?

– Тоже нельзя. Слишком высокий уровень. Менты в это дело вцепятся двумя руками. На нас выйдут достаточно быстро. К тому же он скорее всего оказывает разным людям нужные услуги. Волна пойдет, с нас спросят реально.

– И ты думаешь, что он не соврал насчет документов?

– Думаю, нет.

– А может, послать его подальше? Продюсер-то эвон когда помер. Год назад. Где этот Владимир Андреевич раньше был со своими секретаршами? А следаку забашляем реально, чтобы дело замял.

– Не получится, Вадим. Следак-то прикормленный будет. Он нам за «забашляем» еще по трешнику сверху накинет. – Дима подумал, покачал головой. – Завязки-то у Козельцева этого покруче наших будут. Нет, Вадим. Послать его не получится. Завалить тоже. Поищи лучше секретарш этих. Узнай, что они написали в своих показаниях. Когда, кто при этом присутствовал, кто заверял. Заплатим им деньги, пусть напишут встречные заявы, что их вынудили показания левые дать. Типа под стволами.

– Нет базара, брат. Я их найду, – пообещал Вадим. – Если они еще живы. – В кармане советника требовательно и настырно зачирикал мобильник. Вадим достал телефон. – Да. Да, брат. Нет, все нормально у нас. А что случилось? Кто? Ладно, братела, поглядим, что тут можно сделать. – Он убрал телефон в карман. Хмыкнул. – Борик звонил. Что-то странное творится на белом свете.

– Что такое? – спросил Дима, глядя в зеркальце.

– «Смольновцы» объявились. Борзеть начали. Насчет авторынка предъявы кидают. Забили стрелку «папе» на втором километре, у мотеля, на пять вечера. Базары тереть. Тревожная стрелка явно. – Вадим потер пальцами лоб. – Борик сказал, звон идет, на мочилово они нацелились. Спровоцируют наших на ссору, а там само покатится… Может быть, имеет смысл подтянуть ребят?

– Не стоит, – покачал головой Дима. – Можно как-то стрелку продинамить?

– Дим… – Советник нахмурился. – Они сразу бычиться начнут. Станут звенеть по городу, что у Крохиной бригады личина играет. Да и по понятиям, если мы стрелку продинамим, авторынок нам придется отдать без базаров. «Папа» такой кусок не выпустит. Лучше уж этой борзоте хвост прищемить реально. Ох, Дим, что-то не нравится мне, как дела поворачиваются. Сперва Козельцев этот. Теперь «смольновцы» наехали. Да разом, почти минута в минуту. С чего бы?

Дима задумался. Они с отцом разделили сферы ответственности. Дима занимался абсолютно легальным бизнесом. Открыл несколько ресторанов и кафе, пару магазинов. Прибрал к рукам казино, авторынок и пару рынков продовольственных, ранее принадлежавших структуре Смольного. И, разумеется, держал кинопродюсерский центр. Свое детище. Любимое детище.

Его холдинг располагал собственной службой безопасности, в которой теперь работала большая часть пехотинцев из отцовской структуры. Помимо этого, имелся отдел разведки и контрразведки, возглавляемый действующим сотрудником УФСБ. Достаточно высокопоставленным, надо заметить, сотрудником. Собственно, протекцию своему бывшему начальнику составил их человек из «конторы».

Комичность ситуации заключалась в том, что ФСБ проводила «внедрение своих сотрудников» в холдинг с целью «получения оперативной информации о деятельности криминальной структуры», возглавляемой его, Димы, отцом. Холдинг же никаких контактов с бригадой не поддерживал. Даже договор на охрану заключался не с отцом, а с его фондом. Димина фирма была легальной и абсолютно законопослушной. Ну, может быть, какие-то мелочи, но кто сейчас без греха?

Существующее положение вещей устраивало всех. Вячеслава Аркадьевича Мало – Кроху. Самого Диму. Ну и, конечно, начальника службы безопасности, получавшего, помимо официального государственного жалованья, еще и солидную надбавку за «нелегкий труд» в Диминой структуре.

Так что с точки зрения соблюдения законности бояться ему было нечего. Кроме разве что двух секретарш.

– Ладно, – кивнул Дима. – Мне понадобятся данные на местных ментов. На оперов и следователей.

– Хорошо, сделаю, не вопрос, – кивнул Вадим, доставая из кармана электронный органайзер и делая в нем соответствующую запись. – Когда?

– Очень срочно. Уложишься в ближайшие два часа – будешь молодец.

– Оп-па, – покачал головой советник. – Я постараюсь, конечно, Дим, но ничего обещать не могу. Сам понимаешь, реально, ты не пачку пельменей просишь достать.

– Я понимаю, Вадим. Оговорка: меня интересуют люди, которые не берут. Гниляк не покатит. А насчет стрелки поступим следующим образом…

* * *

Под окном глумливо закаркала ворона, и тут же как по сговору подала голос Настена:

– Ма-ам! Ма-ам! Вставай! Четверть девятого.

Катя Светлая открыла глаза и посмотрела на часы. Действительно, четверть. Пора подниматься, наводить красоту и топать на службу. А как не хочется-то… Утренние побудки давались ей с большим трудом. Не хотелось выбираться из-под теплого одеяла. Но сегодня был особый случай. Вчера они всем отделом отмечали присвоение очередного звания… Ей, между прочим. И звание было подходящее – капитан. Отмечали, как водится, хорошо, с душой. А вот конец вечера скомкался. Оттого, видно, и остался неприятный осадок. Антон Лемехов, – среди своих Лемех, симпатичный, обаятельный ловелас с тридцатипятилетним жизненным стажем, – в который уже раз попытался набиться к ней на ночь. Лемехов был известен тем, что переспал со всеми мало-мальски симпатичными девицами города. По уверениям самого Антона, его первая «ходка по бабам» состоялась чуть ли не в яслях. А вчера… Она вроде как была и не против, – опыта в этом деле парню не занимать, задница у него подтянутая, поджарая, значит, в любви должен быть выносливым, как в беге, – но Антон, по поддатости, что ли, проявил слишком уж много прыти, и у нее сразу испортилось настроение. Не нуждалась она в мужиках. В тех, с которыми работала. Подопрет – найдет кого-нибудь со стороны. А тут внеслужебные отношения на службе завяжутся… Хуже нет. Отношения всегда осложняют жизнь. Как говорила Настена: «Башню сносит покруче пули». И тогда «такой сквознячище начинает по чердаку гулять – держите семеро, меньше не удержат». Тем более один раз уже попробовала, хватит. На те же грабли? Нет уж. От первых вон двенадцатилетний результат в кухне чашками громыхает.

– Ма-ам!

– Проснулась, – громко ответила она. – Сейчас встану.

Но вставать-то как не хотелось. И голова побаливала.

Не то чтобы совсем уж «отходняк давил», да и выпила Катя вчера не так чтобы очень много. И исключительно шампанского. Но ощущения – как после самогона. Где, интересно, Лемехов спиртным отоваривался? Надо будет спросить, а потом ребятам из РУБЭПа наколочку дать. Пусть проверят, откуда это шампанское чудное взялось. А заодно и весь остальной товар осмотрят. Накладных если на десятую часть наберется – праздник. Остальное – чистой воды левак. Да к тому же еще и срок годности наверняка истек в прошлом апреле… Мысли были неторопливые, привычные и оттого особенно приятные.

В гостиную – она же спальня, она же библиотека, столовая и все остальное – заглянула Настена. Уперлась кулачком в тонкую талию, красиво выставила бедро, приняв позу а-ля «топ-модель-на-подиуме», – надо бы, кстати, запретить ей по телику разную ерунду смотреть, а то только и разговоров что о тряпках да о красивой столичной жизни, – спросила громко:

– Ма-ам, ну ты встаешь или как?

– Или как, – ответила она, тихо балдея от поведения собственной дочери.

И не только от поведения. Рост – метр пятьдесят. Это в двенадцать-то лет! Что же будет к пятнадцати? Хорошо, еще краситься не начала. А то она заходила как-то в школу. Чуть пятиклассницу с учительницей не спутала. Рассказала на работе – ребята ржали как лошади. Лемех посмотрел на нее с сожалением, как на отсталую, сказал: «Мать, учителей в школе отличить проще простого. Кто победнее одет – это они и есть».

– Ма-ам, я же говорила вчера, в классе по тридцать пять рублей собирают. На театр, – заявила Настена. – Ты мне деньги дай.

– Сейчас, погоди. Дай хоть умыться…

Она нехотя откинула одеяло и выбралась из постели. Театр… Театр – дело хорошее. Новая учительница Настены ей нравилась. Взялась ребят по театрам возить. То в местный, то в столичный. Сама насчет автобуса договаривается, сама все организовывает. И правильно, меньше будут по улицам шляться – дольше на свободе пробудут.

Она умылась, вышла в коридор, достала из сумочки деньги, отсчитала тридцать пять рублей, протянула дочери.

Не ко времени была эта поездка. Деньги заканчивались, а до получки еще неделя. Хорошо, хоть зарплату в управлении выплачивали день в день. Областной глава администрации – человек с отчетливым криминальным прошлым – рассчитывался с органами охраны правопорядка за собственный спокойный сон. Антон же Лемехов в своих спокойных снах видел, как он, Лемех, при поддержке местной прокуратуры, классически сажает главу администрации на твердую «пятнашку». После того, как тот уйдет в отставку, само собой. Есть-то время от времени хочется даже самым принципиальным. Ну, хоть чуть-чуть. Ничего, пусть себе мечтает. Вреда от этих мечтаний никакого. Напротив, только на пользу идет. Лемех обладал довольно редким качеством: не имея возможности реализовать злость на какого-то конкретного человека, он легко проецировал ее на остальных своих подопечных.

– Ма-ам, – Настена подхватила висящую на вешалке в коридоре джинсовую сумку-торбу, забросила на плечо, – я тебе кофе налила.

– Спасибо.

Она потянулась чмокнуть дочь. Настена подставила щеку с большой неохотой. Не привыкла к этим телячьим нежностям. Да и возраст не способствовал. Первое ощущение собственной взрослости. Мальчишки рядом…

– Да, ма-ам, – опять это растяжно-ленивое «ма-ам», – еще тебя Ольга Аркадьевна просила в школу зайти…

– По поводу? – Она еще надеялась, что это как-то связано с обычной школьно-родительской нагрузкой.

– Севка Тренясский, из седьмого, у третьеклассников деньги сшибал…

– Понятно…

Ей хотелось, чтобы дочь выросла такой же, как она. Жесткой, холодно-правильной. Учитывая характер ее работы, самое худшее могло случиться каждый день, в любую минуту. Она рассматривала подобную возможность спокойно и трезво, как один из видов «производственных издержек», как фактор, с которым приходится считаться, независимо от того, хочется тебе этого или нет. На кого тогда останется Настена? Нет, папочка-размазня, само собой, не бросит дочь одну, но тот ли это человек, который должен растить ЕЕ дочь? Чему он сможет научить Настену? Какие жизненные установки даст? Прогибаться перед каждым, кто хоть чуть-чуть выше, будь то дворник или большой начальник? Нет. Настена должна уметь постоять за себя.

Жестко-аскетичное воспитание давало о себе знать. Настена без всякой боязни лезла в драку, если считала себя правой. Антон, по большой дружбе и по алкогольному опьянению, научил ее паре хитрых приемов из тех, за которые из спорта вышибают раз и навсегда. Ученицей Настена оказалась способной и благодарной. Полученными знаниями пользовалась без особых колебаний и почти всегда успешно.