Текст книги "Троянский конь"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– Шесть!!! Я даю шесть!!! – донесся из-за двери каркающий выкрик Пети Савинкова.

– Шесть, – «перебил» кто-то.

– Шесть пятьсот. – Козельцев казался непробиваемым.

– Шесть миллионов пятьсот тысяч долларов справа – раз, – захлебывался восторгом ведущий. – Шесть миллионов пятьсот тысяч долларов справа – два!

– Семь!!! Семь!!! – бесновался за дверью Савинков.

– Шесть миллионов пятьсот тысяч долларов справа… – Ведущий занес молоток. – Прекрасные миниатюры голландских мастеров конца пятнадцатого века! Шесть миллионов пятьсот тысяч долларов справа – три!!! – Молоточек ударил по подставке. – Продано!!!

– Поздравляю, Владимир Андреевич, – донеслось из-за спины Пепла. – Очень удачное приобретение.

– А ты-то чего отказался?

– Да я бы не отказался, но у меня сейчас денег – хрен и дыра от бублика. Все в деле крутится. Зараза…

– М-да. Если бы горбатый оказался в зале, пришлось бы Андреичу до «чирика» подняться.

– А чего он так орал-то?

– Да депозит свой умудрился посеять где-то, растяпа.

За спиной засмеялись не без злорадства.

Пепел слушал разговоры и улыбался, словно это он только что приобрел заветных голландцев за семь миллионов сто пятьдесят тысяч долларов, включая процент.

* * *

Это был триумф. Владимир Андреевич ввалился в каюту и тут же направился к бару. Он чувствовал себя вымотанным и опустошенным. Ему было просто необходимо выпить. Немедленно. Козельцев и вовсе напился бы, если бы не завтрашний самолет.

В дверь деликатно постучали.

– Да?

Он знал, кто это. Собиратели, собратья по хобби. С поздравлениями. От концертного зала до своей каюты он добирался минут сорок. Его постоянно останавливали, жали руки, говорили слова восхищения. Теперь это его голландцы. Владимир Андреевич ощущал благодарность к Пане, человеку, который уступил ему свой тур. Пусть по баснословной цене, но оно того стоило.

Дверь открылась, и в каюту заглянул один из устроителей круиза, моложавый улыбчивый мужчина. В руке он держал аккуратную кожаную папочку.

– Добрый вечер еще раз, Владимир Андреевич. Я хотел лично поздравить вас с шикарным приобретением.

– Спасибо. Вы, наверное, пришли по поводу оплаты?

– Э-э-э-э… Ну, скажем, обсудить порядок наших дальнейших действий.

– Не проблема. – Козельцев положил на стол депозит. – Это два миллиона. Остальное я положу завтра утром.

– У меня к вам следующее предложение. – Устроитель достал из папочки документы. – Здесь все необходимые бумаги. Вы можете заполнить их сейчас, а завтра утром, чтобы вам понапрасну не беспокоиться, я схожу в банк и осуществлю перевод указанной суммы.

– Отлично, – согласился Владимир Андреевич. – Так и поступим.

– Подтверждение вашей платежеспособности у нас есть, – пробормотал устроитель, выкладывая бумаги на стол. – Это депозит на оставшиеся четыре миллиона пятьсот тысяч долларов, на предъявителя. А это, на шестьсот пятьдесят тысяч, на нашу фирму. Реквизиты я уже внес. Вам осталось только поставить подпись. Так. И еще это… Расписка, что вы извещены о запрете продажи данных полотен за границу Российской Федерации.

Козельцев подписал нужные бумаги.

– Это все?

– Да, – вежливо улыбнулся мужчина и слегка поклонился. – Приятно иметь с вами дело.

– Во сколько мы прибываем в Стамбул?

– В семь.

– Ну, это слишком рано. Я рассчитываю встать часиков в одиннадцать, выпить кофе, позавтракать, а где-нибудь к часу дня сойти на берег. – Владимир Андреевич улыбнулся.

– Насчет картин… Вы хотите, чтобы мы положили их в сейф?

– Принесите их, – Козельцев не мог удержаться, чтобы еще раз не взглянуть на теперь уже свои шедевры. – И вот еще что. У меня к вам будет просьба. Поставьте у дверей пару охранников, если это не трудно. Не то чтобы я боялся, но береженого бог бережет.

– Конечно. Никаких проблем.

Он едва успел выйти, как в дверь снова постучали.

– Войдите!

На сей раз стучавшим оказался старый владелец голландцев. Подслеповатый забавный старикан в дешевом костюме. Он вошел в каюту как-то бочком, остановился у дверей.

– Добрый вечер.

– Добрый, – улыбаясь, шагнул навстречу старику Владимир Андреевич. – Рад вас снова видеть. Что это вы так скромно стоите? Вы у нас теперь миллионер. И не какой-нибудь, а долларовый. Поздравляю.

– Благодарю, – кивнул Пепел. – Очень непривычное ощущение.

– Ничего. Привыкнете, – заверил его Козельцев.

– Послушайте… – Старичок замялся. – Мне, право, несколько неловко, но… Дело в том, что я пока не платежеспособен. А мне хотелось бы как-то отметить… Такие случаи не часто бывают.

– Я понимаю. – Козельцев полез в карман за бумажником.

– Вы меня немного неправильно поняли, друг мой. Дело в том, что я никого не знаю на этом корабле. Я первый раз плыву на таком огромном судне. Может быть, вы составите старику компанию? Хотя бы ненадолго.

Владимир Андреевич незаметно вздохнул. Не то чтобы ему было жаль старика, но… Он чувствовал себя почти счастливым. Наверное, таким же счастливым, как в тот день, когда купил свою самую первую картину. Как сейчас помнил, это был Шишкин.

Да и действительно не мешало бы отметить. Каждому свое. Старику – продажу. Ему – покупку, а заодно и окончание того кошмара, который происходил с ним на протяжении недели.

– Но только ненадолго.

– Конечно, конечно, – заверил его старик. – Мне много и нельзя. Врачи не позволяют. Выпьем немного хорошего коньяку и скушаем что-нибудь… что-нибудь… экзотическое. Кстати, как вы относитесь к коньяку?

Владимир Андреевич мог бы сказать, что терпеть не может коньяки, но только махнул рукой.

– Мне кажется, уместнее было бы выпить шампанского.

– К сожалению, мне шампанское противопоказано. Углекислота, знаете ли, не способствует…

– Прекрасно. Выпьем коньяку и съедим что-нибудь экзотическое. Только давайте дождемся, пока принесут голландцев и поставят пару охранников у дверей.

– Разве вы не собираетесь сдать их в сейф? Впрочем, – старик махнул рукой, – я тоже сорок лет хранил их дома. Представляете? И ничего. Не украли.

– Вам повезло, – искренне признался Владимир Андреевич.

– Да, очень. Очень повезло, – понял его по-своему старик.

В дверь постучали.

– Войдите! – откликнулся Козельцев.

Вошел давешний улыбчивый организатор, неся в руках кейс. За ним следом топали двое дюжих охранников.

Устроитель торжественно поставил чемоданчик на стол. Щелкнул замками, поднял крышку. Козельцев невольно залюбовался полотнами.

– Ну, разве они не прекрасны? – прошептал он.

– Они восхитительны, – подтвердил устроитель.

Владимир Андреевич покачал головой.

– Даже поверить трудно, что мне удалось их приобрести.

Он еще несколько минут любовался голландцами, затем вздохнул, повернулся к старику. На глазах у того были слезы.

– Шедевры. – Козельцев приобнял старика. – Спасибо. Искреннее спасибо.

Тот махнул рукой.

– Знаете, а ведь я к ним привык… – прошептал старик.

– Ну, что же делать… – Владимир Андреевич похлопал его по плечу. – Пойдемте выпьем коньяку. Отметим торжественное событие.

Устроитель благоговейно опустил крышку кейса.

– Заключение эксперта о подлинности, а также договор о продаже – в чемоданчике, – негромко сказал он.

Владимир Андреевич нахмурился, давая понять, что рядом с прекрасным меркантильные вопросы обсуждать неуместно. Устроитель закивал поспешно.

– Пойдемте, – предложил Козельцев, и они вышли из каюты.

Женя выждала несколько минут, затем осторожно отодвинула дверцу шкафа. Слава богу, что еще был этот обед и аукцион. Она смогла размяться, не опасаясь быть услышанной. Если бы ей пришлось сидеть неподвижно на протяжении полусуток, даже при всей своей спортивной закалке она сейчас вряд ли сумела бы подняться на ноги, не устроив настоящего тарарама.

Она слышала слова Козельцева об охране и понимала, что за дверью каюты сейчас топчутся двое громил. Нужно быть предельно осторожной. Женя достала из кармана нож, прошла к столу, подняла крышку кейса. Козельцев не преувеличивал. Миниатюры были восхитительны. Женя начала вытаскивать холсты из подрамника. Действовать приходилось быстро. Пепел не может удерживать Козельцева в ресторане слишком долго. Это будет выглядеть подозрительно. А ей предстояло не только снять полотна, но и вставить на их место копии.

Женя старалась. Руки ее тряслись от волнения. Одно полотно, второе.

Первая копия. Вторая. С третьей вышла заминка. Подрамник никак не хотел вставать на место. Девушка сдавленно выругалась. Черт! Складка на полотне. Пришлось натягивать третью копию снова. Теперь рама встала без проблем.

Женя засунула голландцев под рубашку, отошла к иллюминатору, высунула руку в темноту, нащупала пластырь, леску. Потянула. Трос упал сверху, карабин пребольно ударил ее по кисти.

Из коридора донесся громкий кашель. Козельцев и Пепел возвращались из. ресторана. Женя быстро пропустила карабин сквозь петли, дернула за трос, проверяя, прочно ли укрепился «якорь». Ухватилась за верхний край иллюминатора, подтянулась, начала протискиваться наружу.

– Все спокойно? – услышала она голос Козельцева.

– Все тихо.

Сейчас они войдут в номер и увидят торчащие из иллюминатора ноги. То-то потеха начнется… Женя, извиваясь, словно змея, протаскивала тело через иллюминатор. Она представила себе, как Козельцев берется за ручку двери, – рывок! – поворачивает ее – еще рывок!

Женя внезапно провалилась в небесно-морскую пустоту, чуть не выпустив трос из рук. Цонг! – со звонким щелчком карабин лопнул и улетел куда вниз. Женя едва успела ухватиться за край иллюминатора одной рукой. Она услышала, как открывается дверь. Повиснув на правой руке, Жена начала шарить левой вдоль борта, отыскивая выскользнувший из петель трос.

– Иллюминатор распахнут, – сказал Козельцев. – Ну и ветер сегодня.

– Да, – согласился Пепел. – С самого утра.

– Я прикрою, если вы не возражаете?

– Нет, ничуть, пожалуйста, мой друг. Это ваша каюта.

Женя лихорадочно искала трос и не находила его. Звук приближающихся шагов, перекрываемый плеском воды внизу. Сейчас створка ударит ее по пальцам, и она сорвется вниз. Прямо в эту черную, отблескивающую электрическим светом воду. Она увидела, как ладонь Козельцева ложится на стекло.

– Послушайте, Владимир Андреевич. Вы милейший человек, не откажите в любезности, позвольте представить вас моей внучке, – услышала Женя голос Пепла.

Таков был план. Козельцев поднимется в их каюту и увидит внучку спокойненько читающей Уайльда в подлиннике. Что бы он потом ни подумал, но только не то, что эта девушка его ограбила. Кто угодно, только не она.

Проблема заключалась в том, что никакой внучки в номере не окажется.

Козельцев толкнул створку. В это мгновение трос хлестнул ее по руке. Женя Инстинктивно вцепилась в него, успев разжать пальцы за долю секунды до того, как створка иллюминатора захлопнулась.

Теперь она должна подняться в каюту. По тонкому тросу и без страховки. Женя стиснула зубы. Ей приходилось взбираться на одних руках. Ветер толкал ее, тащил по борту. Девушка отсчитывала секунды. Вот ее пальцы коснулись края иллюминатора. Она подтянулась, с трудом, закусив губу, протиснула плечи через круглое окно. Шаги в коридоре. Козельцев согласился? Сволочь! Одиннадцать вечера! Приличные мужчины отказываются от поздних визитов.

Женя протолкнула тело в иллюминатор, отцепила «якорь» и бросила его вниз, за борт, метнулась в спальню. Она успела нырнуть под одеяло как раз в тот момент, когда открылась входная дверь.

– Милочка, внученька…

Пепел ожидал увидеть «Милочку-внученьку» в кресле с книгой и, не увидев, растерялся. Впрочем, нормальное дедовское беспокойство.

– Я здесь, деда, – подала голос Женя.

Пепел открыл дверь в спальню. С облегчением перевел дух.

– Что с тобой, милая? – Пепел торопливо подошел, пощупал лоб. – Да ты вся горишь. Что такое, Милочка, девочка?

– Знобит что-то.

– Может быть, вызвать доктора? – озаботился Владимир Андреевич, появляясь в дверях. – Здравствуйте, Мила.

– Здравствуйте, – кивнула Женя. – Ничего, спасибо. Не надо. Само пройдет.

– Милочка, – Пепел указал на Козельцева, – это… Впрочем, ладно. Отдыхай.

Женя с облегчением вздохнула. Услышала, как старик извиняется перед Козельцевым.

– Ничего, – отвечал тот. – Я понимаю. Доброй ночи. Передайте внучке, чтобы поправлялась.

– Спасибо. Конечно. И вам доброй ночи.

– Кстати, для профессора на пенсии у вас неплохая каюта.

– Это предоставили устроители. За их счет. Сказали, что мы сделали им рекламу.

– Понятно. Еще раз спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Хлопнула дверь. Пепел вошел в спальню, спросил встревоженно:

– Что случилось?

– Карабин лопнул. Чуть не сорвалась.

– А картины?

– Бесчувственный ты старик, дедуля, – улыбнулась Женя. – У меня картины. У меня.

Пепел расплылся в восторженной улыбке и поцеловал Женю в лоб.

– Спокойно, родственник, – устало улыбнулась девушка. – Кровосмесительные связи осуждаются церковью.

– Да ладно, – отмахнулся Пепел и снова чмокнул «внучку» в щеку.

Но очень целомудренно чмокнул. По-родственному.

* * *

В Шереметьеве редко встречались такие рейсы. Цвет советского коллекционирования и добрая сотня «челноков», возвращавшихся из турецкого шопинга. У таможенного контроля возникло небольшое столпотворение.

Были, правда, среди участников круиза и люди более дальновидные. Понимая, что в аэропорту возникнет суета, они предусмотрительно забронировали билеты на чартерный рейс через Берлин. Чуть дороже, чуть дольше, зато куда меньше проблем. «Челноки» не станут на чартер тратиться, им копейка дорога. И таможня, кстати, не так тщательно проверяет.

Среди пассажиров чартера были старик с молоденькой девушкой и парень с кейсом. Видимо, эти трое познакомились в полете, поскольку к таможенному контролю подошли вместе, весело болтая. Багажа у девушки и старика практически не было. Парня же остановили.

– У вас тут указаны три копии голландских мастеров, – сказал таможенник.

– Да, верно, – кивнул парень. – Но их уже проверял ваш эксперт, когда я летел «туда». И старший смены присутствовал. Там пометка внизу имеется. Но, если хотите, давайте вызовем их, пусть еще раз проверят.

Таможенник и сам видел пометку, посему, посомневавшись минуту, попросил:

– Чемоданчик откройте.

– Пожалуйста. – Парень открыл кейс.

Таможенник убедился, что полотен в чемоданчике действительно три, а не два или не четыре, поставил штамп.

– Проходите.

– Спасибо. – Парень догнал старика и девушку уже в зале.

Они вместе вышли из здания аэропорта и направились к припаркованным поодаль машинам – черному «БМВ» и «Ниссану».

Пепел первым забрался в «БМВ», вздохнул с облегчением:

– Ну и поездочка была. Кошмар.

Сидящий на переднем сиденье Мало-старший обернулся, протянул руку:

– Депозит.

– Ах да…

Пепел достал из кармана депозит на предъявителя. На шесть с половиной миллионов долларов. Вячеслав Аркадьевич взял его, внимательно рассмотрел, сунул в карман. Достав из-под ног кейс, передал его Пеплу.

– Там твоя доля и доля Жени. Шестьсот пятьдесят тысяч.

Пепел открыл чемоданчик, отсчитал свои триста двадцать пять тысяч долларов, выудил из кармана полиэтиленовый пакет, аккуратно встряхнул и сложил деньги внутрь.

– Ну, так я тут и выйду, – заявил он, подмигнул девушке. – Внучка, мы с тобой теперь состоятельные люди. Не закатиться ли нам в Ялту?

– Хватит с меня моря, – ответила Женя и обратилась к Вячеславу Аркадьевичу: – Что с Лешей?

– Пока еще лежит, – ответил серьезно тот. – Но врачи говорят, с ним все будет в порядке. Через неделю сможет вставать, через две можно будет забрать Алексея Алексеевича домой.

Женя вдруг заплакала. Почти беззвучно, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

– Ну-ну-ну, – Мало-старший протянул мощную руку, слегка сжал плечо девушки. – Что плакать-то? Раньше надо было плакать. Теперь радоваться нужно.

– Я и радуюсь, – улыбнулась она. – Я от радости плачу.

– Все. Терпеть не могу женских слез, – категорично заявил Пепел и полез из машины. – Пойду пивка выпью.

– Удачи, – кивнул ему Вячеслав Аркадьевич.

– И тебе. – Старик озорно, совсем не по возрасту, подмигнул. – Понадобится «дедушка» – обращайся. Я завсегда пожалуйста.

– Спасибо, – улыбнулся Мало-старший.

Пепел побрел к аэропорту. Стоявший у машины Вадим просунул в окно кейс.

– «Папа», голландцы.

– Отлично, – кивнул Кроха. – Савинков летит этим рейсом?

– Да. Стамбульским.

– Как выйдет, давай его сюда.

– Хорошо, «папа».

* * *

Петя Савинков чувствовал себя убитым. Он проворонил голландцев. Мало того, умудрился посеять все финансовые документы. Между тем за спиной его топтались двое «быков», а в квартире Григорьева поджидал третий. И каждому из них Савинков должен был заплатить по миллиону за сделку, которой так и не совершил.

Только полные лохи попадают так, как умудрился попасть он. Полные и безбашенные.

Петя поспел к таможенному контролю одним из первых. Получил багаж, вышел в зал.

– Ну, чего, хорек? – ласково взял его за плечо один из «быков». – Когда рассчитываться думаешь?

– Да за что рассчитываться? – злобно каркнул Петя. – Дело-то сорвалось.

– А это твои проблемы, дундучара. Лучше надо было за карманами смотреть.

– Так я и документы потерял, – оживился Петя. – Денег-то теперь у меня нет.

– Да? – озадачился первый «бычок», но тут же нашел выход: – Тогда картинками возьмем. По двести тыщ, как ты и говорил.

– Не надо картинками. – Савинков испугался, потому что понял: эти возьмут. Обломы здоровые. – Я придумаю что-нибудь.

– Ну давай придумывай, – согласился «бычок». – А мы пока за тобой присмотрим. А не надумаешь, завтра к вечеру заберем картинки.

Они вышли из аэропорта, остановились, озираясь.

– Левака возьмем? – спросил первый «бычок».

– Какого еще левака? – возмутился Петя. – Я и так потратился на вас. По круизам с собой таскаю, в самолете за билеты плачу. На автобусе поедем!

– Здорово, братва, – раздалось сзади.

«Бычки» оглянулись, и в этот момент Петя бросился бежать. С его ногой и комплекцией это было не слишком разумно. Дверца стоящего чуть впереди «БМВ» распахнулась, и Савинков увидел огромного, как скала, мужчину. Тот выбрался из машины, остановился, загородив собой половину тротуара.

– Здравствуй, Петя, – сказал мужчина. – Ты меня не знаешь, зато я тебя знаю. Ты остался кое-что должен моему хорошему знакомому. Алексею Алексеевичу Григорьеву. Из-за тебя он сейчас лежит в больнице с сердечным приступом. Залезай в машину.

– Погодите, погодите, – взмолился Савинков. – Мы же договаривались… «Данаю» в обмен на голландцев.

– Правильно, – кивнул мужчина. – Тогда за каким хреном тебя, сука, на корабль понесло, а?

Петя оглянулся. Не надо было обладать могучим интеллектом, чтобы понять: он влип окончательно. За подляну, которую он собирался кинуть Леше Григорьеву, платить придется по полной программе. И «бычкам» нанятым, и этому гороподобному.

– Садись в машину, если жизнь дорога, – предложил мужчина.

Пете ничего не оставалось делать, кроме как забраться в машину. Но, едва он плюхнулся на заднее сиденье, Женя словно кошка, зашипев, вцепилась ему в лицо.

– А-а! – заверещал Петя. – Спасите!!!

– Оп-па! – озадаченно заметил Мало-старший. – Об этом я как-то не подумал. – Он заглянул в салон, схватил Женю за руки. – Тихо. Тихо, девочка, тихо. Успокойся.

Глаза Жени сверкали яростью, на лице застыла гримаса отвращения. Петя, всхлипывая, зажимал желтыми ладошками окровавленное лицо.

– Вадим, – обернулся Вячеслав Аркадьевич, – забери его в джип. А то он до дома не доедет. А «быков» этих сюда гони.

Сопровождаемые Боксером, Паней и Пестрым, «бычки» подошли к «БМВ».

– Здорово, братва, – оглядел обоих боевиков Малостарший. – Вы меня знаете?

– А это зависит от того, кто ты, – ответил первый «бычок».

Он раньше приятеля сообразил, что, кажется, дело закончится чистым базаром.

– Я – Кроха. Слыхал?

– Слышал, – согласился «бычок».

– В общем, так, братва. Алексей Алексеевич – мой «клиент». Вы к нему никаких дел больше не имейте, иначе конкретно поссоримся.

– Да мы без наездов, – пожал плечами второй «бычок». – Нас горбатый навел. Сказал, мужика наказать надо.

– Кинул вас, как лохов, ваш горбатый, – серьезно заявил Пестрый. – И чуть под разбор реальный не подвел.

– Мы с него спросим конкретно за это, – пообещал первый «бычок».

– Короче, братва, – сказал Мало-старший. – К вам конкретно у нас предъяв нет. Сейчас подъедем к горбатому домой, мы заберем то, что он должен нашему человеку, а потом он ваш. Делайте с ним что хотите. Идет?

– Базара нет, Кроха, – ответил первый «бычок». – Поехали. А этот фуфлогон нам ответит. Конкретно. Гад буду.

* * *

Владимир Андреевич продолжал улыбаться, даже когда к нему подошли двое в штатском и, показав удостоверения, сказали негромко:

– Владимир Андреевич, пойдемте с нами, пожалуйста.

– А что такое? – Козельцев все еще пребывал в благодушном настроении. – Что-то не так? Я что-нибудь неправильно заполнил?

– Пройдемте с нами, мы вам все объясним.

Они прошли в помещение для личного досмотра. Штатские открыли дверь, пропустили Козельцева. Тот шагнул в комнату и замер на пороге. Слишком много тут было народу. Несколько сотрудников таможни, еще двое в штатском. Женщина какая-то. Козельцев обернулся:

– Я не понимаю…

– Проходите, – с ледяной вежливостью попросил Гриша Панкратов.

Катя поднялась со стула.

– Владимир Андреевич Козельцев?

– Да, это я, – подтвердил тот.

– Вы арестованы.

– Постойте… Как арестован? На каком основании?

Катя шлепнула на стол ордер.

– Ты обвиняешься, – жестко сказала она, – по статье сто двадцать шестой – «похищение людей». По статье сто двадцать девятой – «клевета». По статье… В общем, статей с десяток наберется, а пока, чтобы у тебя не возникало вопросов… – Катя повернулась к таможенникам. – Начинайте.

Таможенник подозвал двоих штатских:

– Товарищи понятые, подойдите, пожалуйста. – И повернулся к Козельцеву. – Это ваш кейс?

– Мой, – кивнул тот.

– Что в нем?

– Картины. Три голландские миниатюры пятнадцатого века.

– Вам известно, что картины, представляющие собой особую историческую ценность, запрещены к продаже за границу Российской Федерации без специального разрешения?

– Конечно, – кивнул Владимир Андреевич.

– Вы по-прежнему настаиваете, что в кейсе подлинные картины?

– Разумеется.

– Откройте, пожалуйста, чемодан.

– Да ради бога. – Козельцев отщелкнул замки, поднял крышку.

Таможенник повернулся к штатскому:

– Посмотрите, пожалуйста.

Тот достал из кармана лупу, склонился над картинами. Он долго рассматривал полотна, наконец выпрямился, спрятал лупу в карман.

– Это копии. Правда, самые лучшие из всех, что мне доводилось видеть. Но копии.

– Как копии? – Владимир Андреевич даже взмок. – Я не… – Он ошарашенно обвел взглядом присутствующих. – Постойте, там же заключение эксперта о подлинности есть. Мне его выдали на корабле. Я купил подлинники.

– Купил-то ты подлинники, – язвительно заметил стоящий у дверей Володя Паничев. – Вопрос в том, что ты привез домой.

Гриша Панкратов деловито присел за стол, принялся заполнять шапку протокола.

– Одну секундочку. – Катя открыла дверь соседней комнаты. – Зайдите, пожалуйста.

В комнату для досмотров вошел седоватый подтянутый мужчина. Козельцев узнал его. Это был Криштников. Один из самых дорогих копиистов в стране. Именно Криштников писал для Владимира Андреевича копии всех голландских миниатюр.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросила Катя.

– Криштников Олег Евгеньевич. К вашим услугам.

– Кто вы по профессии?

– Копиист. – Мужчина посмотрел на понятых и специально для них пояснил: – Я пишу копии известных полотен.

Катя указала на Козельцева:

– Вы знаете этого человека?

Да, конечно. Это Козельцев Владимир Андреевич. Один из моих клиентов.

– Посмотрите, пожалуйста, полотна, лежащие в чемоданчике.

– С удовольствием. – Криштников склонился над кейсом. – Можно снять подрамники?

– Конечно.

Криштников ловко снял холсты с подрамников, улыбнулся:

– Хороши, правда? Эти копии я писал почти полгода.

– Для кого вы их писали?

– Для Владимира Андреевича. – Копиист кивнул на Козельцева.

– Спасибо, – кивнула Катя. – Подождите, пожалуйста, в соседней комнате. Наш сотрудник вас отвезет немного позже.

– Хорошо.

– Владимир Андреевич, – холодно спросила Катя, вновь поворачиваясь к Козельцеву, – каким образом эти копии попали в чемоданчик?

– Я понятия не имею, но это… Это… – Он вдруг запнулся.

– Как вы проходили таможенный контроль? – вдруг резко спросил Володя Паничев.

– Да не проходил я его, – упавшим голосом ответил Козельцев. – В том-то и дело. Через VIP-зал прошел. Ах, как купился! – Он покачал головой и засмеялся устало. – Как купился! Как дитя малое. А-а… – Владимир Андреевич выдохнул, опустился на стул.

– Вы признаетесь, что пронесли эти копии на борт с целью продажи оригиналов картин за границу? – спросила Катя жестко.

– Нет, конечно. Только, боюсь, это уже ничего не изменит. Впрочем… Позвоните Грише Ефимову. Он свел меня с этой сволочью.

– Обязательно позвоним, обязательно, – заверил Козельцева Володя Паничев. – Все проверим.

Владимир Андреевич усмехнулся. Он почему-то был уверен, что, если Ефимов и вспомнит Паню, то самого Паню им найти уже не удастся. Это была грандиозная комбинация. Тот, кто спланировал и осуществил ее, конечно же, предусмотрел исчезновение и Пани, и его таинственного приятеля-«офицера». Владимир Андреевич снова засмеялся.

– Как кинули! – пробормотал он. – Как пацана сопливого.

– Владимир Андреевич, вы признаете, что по вашему поручению в Энске из государственного музея была совершена кража картины Рембрандта «Спящая Даная»?

– Что? – У Козельцева глаза полезли на лоб от возмущения. – Ну, знаете. Вы еще скажите, что и ледниковый период мамонтам я устроил. И татаро-монгольское иго организовал.

– Значит, не признаете.

– Это чушь. Полная и беспросветная ахинея.

– Ладно, – кивнула Катя. – Посмотрим.

В комнату заглянул таможенник.

– Там репортеры. В зале. Толпа прямо.

– Какие репортеры? – не поняла Катя.

– Ну, из газет. С телевидения даже есть. Говорят, насчет какого-то Козельцева.

Катя хмыкнула, обвела взглядом присутствующих. Не то чтобы она злилась. Новость и правда остренькая. Но ведь можно было хотя бы не сегодня. Завтра бы сообщили. А спроси, кто слил информацию, промолчат. Пойди дознайся. На полиграфе можно проверять – ничего не покажет.

– Ладно, – сказала Катя. – Поступим так. Гриша, Володя, вы тут заканчивайте с протоколом. Потом быстренько выводите гражданина Козельцева на улицу. На вопросы репортеров не отвечать. А я пока распоряжусь, чтобы машину к входу подогнали.

– Хорошо, Кать, – механически кивнул Гриша и вдруг улыбнулся. – Мать, поздравляю. Такого зубра завалила. Тебе теперь прямая дорога в Москву.

– Расскажи это его друзьям, – Катя указала на Владимира Андреевича. Затем толкнула дверь и вышла в зал.

* * *

Первая ночь всегда самая трудная. Владимир Андреевич прочувствовал это на собственной шкуре. Именно в первую ночь приходит осознание того, что тебя больше нет. Для всего мира. Козельцев успел о многом подумать за эту ночь. Он уже понял, что никто не станет за него заступаться. Тот, кто организовал всю эту аферу, точно просчитал реакцию покровителей. В этой странной стране тебе могут простить убийство. Даже два. Могут простить воровство в грандиозных масштабах, но такую мелочь, как публичный скандал, не простят никогда. Побоятся, что репортеришки накинутся и на них. Заступаешься? Значит, тоже замешан. Рыло в пуху по самые уши.

Вот и все. Вот он и сел. Владимир Андреевич уснул только под утро. Разбудили его в восемь, принесли что-то очень странное в миске. Похожее на клейстер. А еще кусок сырого черного хлеба. Владимир Андреевич от еды отказался. В нем еще теплилась слабая надежда, что что-то переменится. Возможно, кто-то все же, несмотря на скандал…

В полдень грохнула, открываясь, дверь. Скучный сержант сказал протяжно:

– Козельцев, на допрос.

Как будто кроме него в камере еще кто-то был.

Владимир Андреевич кряхтя сполз с нар. Бока ломило. Понятно, кроватка-то не из испанского гарнитура.

В кабинете, куда его привели, сидел один из давешних оперативников. Володя Панкратов, вспомнил Козельцев. Та же женщина, Катя, и еще один оперативник. Широкоплечий, зато с разбитой мордой.

– А вот и Владимир Андреевич! – заголосил тот, что с разбитой мордой. – Садитесь, Владимир Андреевич, не стесняйтесь. «Присаживайтесь» не говорю, поскольку сидеть так и так придется. Лет десять-двенадцать. Зависит от уровня чистосердечности.

– Антон, – сказала Катя, – хватит. Работай.

– Хватит так хватит! – так же весело завопил Антон. – Гражданин Козельцев, вам знакома вот эта вещица?

Он кивнул на лежащий на столе ключ.

– Да. Это ключ от депозитного банковского сейфа, – кивнул Владимир Андреевич.

– А посмотрите-ка на него внимательно, – продолжал балагурить Антон. – Ключик ваш?

– У меня много подобных ключей, – ответил с достоинством Козельцев. – Я храню в банке свою коллекцию картин и копии. – И не удержался, съязвил: – Не очень я доверяю нашим правоохранительным органам.

– Ну, это понятно, – легко согласился Антон. – Но вы все-таки посмотрите ключик внимательнее.

– Чтобы вы потом с него мои пальчики откатали? – усмехнулся Владимир Андреевич. – Поищите другого дурака.

– Так в том-то и дело, дорогой гражданин Козельцев, что пальчики уже откатали. Ваши пальчики на этом ключике. Ваши и еще одного не установленного пока… я подчеркиваю, пока… лица. И как вы думаете, где мы взяли этот ключик?

– В помойке нашли, – мрачно буркнул Козельцев.

– А вот хамить не надо, – вдруг посуровел Антон. – А то я тоже хамить начну, и, уверяю, тебе это очень не понравится. Так вот… Ключик этот принес сегодня один гражданин совершенно «синюшного» вида и отдал консьержке. Консьержка сразу позвонила нам, поскольку разрешение прокуратуры на изъятие твоей личной корреспонденции у нас имеется, – продолжал Антон. Он взгромоздился на стол, закурил, выпустил дым к потолку. – Мы, памятуя о связке, найденной вчера у тебя на квартире во время обыска, ключик этот взяли и поехали в банк. Там при двух понятых из числа работников банка сейф этот вскрыли. И, как ты думаешь, что мы в нем обнаружили?

– Я так думаю, что… – начал было безразлично Козельцев, но осекся. Это был тот самый ключ, который он отдал Пане. А Паня этот, сволочь, сделал так, что его толком-то никто в банке и не разглядел, а теперь пришел, положил ему в ящичек… Что? – Пистолет? Наркотики?

– Бросьте ваньку-то валять, гражданин Козельцев, – спокойно сказал Володя Паничев. – Зачем бы вам, собирателю картин, кто-то стал передавать пистолет или наркотики? Да еще таким экстравагантным способом.

И тут Козельцев сообразил, что могло быть в сейфе собирателя картин. И почему вчера его спрашивали о похищенной «Данае». Конечно. Топить лоха, так уж по полной. Они не хапали. Они мстили. И, когда краденая картина стала им не нужна, вернули. Потому что месть, их месть, стояла выше воровства.