Текст книги "Троянский конь"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– Значит, придется переделать. – Дима посмотрел на часы. – Причем быстро. Я оплачу сверхурочные.

– Да нет, дело ведь не в деньгах… – Андрей помотал головой. – Объясните мне, зачем вам в фильме эта девочка? Какая у нее задача?

– Задача этой девочки – спасти жизнь главному герою. – Дима открыл дверцу. – Сейчас мы выберем подходящую кандидатуру.

– Дима, подожди. – Миша подался вперед. – Ты хочешь, чтобы мы выбрали исполнительницу, не зная даже, что ей придется играть? Это же абсурд.

– Миша, я не спрашивал твоего мнения. – Дима выбрался из салона, вся команда последовала за ним. – Мы сейчас пойдем в школу, посмотрим детей. Ты выберешь девочку. Андрей напишет для нее роль. Потом ты, Миша, поговоришь с ее родителями, объяснишь им ситуацию. Это все, что от тебя требуется.

– Нет, я готов, конечно, но… – Миша пожал плечами. – Ладно, как хочешь. Это твои деньги.

– Вот именно. Разыщите пока директора. Я сейчас подойду.

Миша и Андрей направились к школе. Оператор, до сего момента не проронивший ни слова, хмыкнул:

– За год нашей совместной работы, Дмитрий Вячеславович, я не замечал за вами склонности к дешевым театральным эффектам. Из чего делаю вывод, что ваш выбор не имеет отношения к кино. Насколько я понимаю, девочка уже одобрена и утверждена?

– Совершенно верно, – кивнул Дима, доставая телефон.

– Она хотя бы киногеничная?

– Не знаю, – честно признался Дима, набирая номер. – Я эту девочку ни разу не видел.

– Предполагается, что я зарыдаю от восторга и начну умильно целовать дитя в сопливый нос?

– Главное – не переигрывайте, – улыбнулся Дима, слушая длинные гудки в трубке. – Вероятнее всего, куски с участием нашей избранницы уйдут в корзину.

– Только на это я и надеюсь. – Оператор вздохнул и пошел к школе.

Наконец на том конце провода ответили.

– Отец? – Дима запер машину. – Здравствуй. Как ты? Да, я уже слышал насчет этой стрелки. У меня к тебе есть предложение…

Директриса – неопределенного возраста дородная тетушка с седыми кудряшками – аж всплеснула руками. Как и большинство людей старшего поколения, она с искренним почтением и трепетом относилась ко всякого рода работникам искусства. Идею молодого режиссера поискать юное дарование именно в провинции директриса одобрила сразу и безоговорочно. Столичные дети, все как один, испорчены, поверьте педагогу с тридцатилетним стажем. Развращены западными веяниями. Поколение кока-колы. Сколько вашей героине? Двенадцать-тринадцать? Как же, у нас таких целых три класса. «А», «Б» и «В». «А», кстати, гимназический. Очень умненькие дети. Очень. Девочек, кстати, больше, чем мальчиков. Пойдемте посмотрим. Лично она, директор, ни капельки не сомневается, что девочки именно ее школы достойны того, чтобы…

Оператор топтался за спинами и время от времени горестно вздыхал. Дима тоже держался в стороне, предоставив возможность Мише выступить во всей красе.

– Прошу вас, – директриса указала на двери нужного класса. – Это «А». Гимназический. Очень достойный класс. Обучаются по программе повышенной сложности и успевают, представляете? Учатся на «отлично». Ну, кроме одного-двух, может быть. Но тех мы скорее всего будем переводить в обычный класс.

При появлении группы дети поднялись. По милостивому разрешению директрисы сели.

– Гимназия платная? – негромко спросил директрису Дима.

– Школа за обучение денег не берет, – пояснила с достоинством та. – Родители оплачивают только методические пособия и квалификационную подготовку педагогов.

– Понятно, спасибо.

Диму класс «А» не интересовал. Вряд ли дочка оперативного работника учится в гимназии. Зарплата не та. Он очень удивился, когда худенькая, похожая на мальчишку девочка, поднявшись со своего места, звонко выпалила:

– Настя Светлая.

Оператор, наблюдавший больше за Димой, нежели за детьми, уловил движение бровей, кашлянул:

– А ну-ка, Настя, повернись к окну. Лампы включите, пожалуйста.

Он подошел к девчушке, опустился на корточки, повернул лицо Насти так, чтобы на него попадало как можно больше света, прищурился.

– А что? Хорошая девочка. Мне нравится. Нет, правда. Миш, как тебе?

Играл оператор просто грандиозно. Миша покосился на Диму, тот едва заметно кивнул. Режиссер вздохнул.

– Настя, ты хочешь сниматься в кино?

Вопрос был чисто риторическим. На свете, наверное, нет ни одного ребенка, который бы не хотел сниматься в кино. Настя с любопытством посмотрела на оператора, на режиссера, кивнула утвердительно.

– Ну и отлично. – Миша достал из кармана блокнот, сделал запись. – Мы сейчас пойдем посмотрим детей из других классов. Настя, задержись после уроков, пожалуйста. Нужно будет сделать фотопробы и переписать данные.

Настя снова кивнула.

Отобрали для вида еще пятерых. На Настю Светлую директриса отреагировала лимонной улыбкой. Троечница. По поведению твердый «неуд». Постоянно дерется, дерзит.

– В самом деле? – Дима понимающе кивал. – Любопытно, что именно эта девочка и подходит больше других.

– Ну зачем вам Светлая? Посмотрите на Лялечку Зотову. Просто прирожденная артистка. Прирожденная. Вся в мамочку. В самодеятельности у нас постоянно участвует. И танцует, и поет, и стихи читает. Лялечка, подойди сюда, деточка! – Лялечка Зотова, фарфоровая кукла, жеманно хлопала красивыми ресничками. – Посмотрите, молодой человек. Ее мама, кстати, на местном телевидении работает. А до этого работала в Москве, в «Останкино».

– Ну, что касательно мамы, это, конечно, замечательно. Но нам нужен другой типаж, понимаете?

– Да вы только посмотрите…

Пока Миша переписывал данные, оператор в актовом зале возился с фотопробами.

– Дети – гады, – бурчал он, забираясь в «БМВ». – Звездная болезнь у них хуже, чем у взрослых. Ее еще снимать не начали, только для проб отобрали, а она уже звезда. Ей говоришь: «Стой так, голову держи так». Ни фига. Она лучше меня знает, с какой стороны ее снимать надо. Что за бардак! Взрослому сказал пару ласковых – он все понял, а с этими что прикажете делать? И свет у них тут – полное г…о. Актовый зал называется. Ни одного прожектора. Кто им свет ставил, хотел бы я знать? Головы отрывать надо за такой свет.

– Успокойся, – усмехался Миша. – Пробы-то все равно левые.

– Ну и что, что левые? – не унимался оператор. – Я сейчас не про пробы говорю, а про свет. Да, а девчонка хорошая. Настя эта. Хорошая, честно, – уверил он. – Мишаня, присмотрись. Когда надумаешь детей снимать всерьез, бери сразу, не торгуясь.

– И что теперь? – спросил Миша, глядя на Диму.

– Ничего. Завтра утром возьмешь Северьяна Януарьевича, подъедете к ней домой, подпишете договор. А Антон нам к послезавтра что-нибудь напишет.

– С ума сойти можно, – вздыхал сценарист.

– Пробы-то печатать? – полюбопытствовал оператор.

– Да на фиг они нам! – ядовито процедил Миша. – Актрису уже утвердили.

– Напечатайте на всякий случай, – ответил Дима.

«БМВ» выехал со двора. Дима отвез группу на автовокзал, извинился:

– Ребята, времени в обрез, а мне еще надо к человеку одному заехать. Вот деньги, – он протянул Мише несколько крупных купюр, – возьмите частника. В Москву вас с удовольствием отвезут. И, Миша, позвони мне вечерком. Нужно будет все обсудить.

– Хорошо. – Режиссер покачал головой. – Дима, не знаю, что ты затеял, но мне это не нравится.

– Миша, тебя мои планы не касаются, – возразил довольно прохладно Дима. – Все, я жду от тебя звонка.

С автовокзала Дима поехал к отцу. Мало-старшему принадлежал трехэтажный особняк в коттеджном поселке сразу на выезде из города. Строились дома в расчете на московских клиентов. Большую часть москвичи и купили. Но были и местные. Предприниматели либо представители криминального мира. Поселок был тихим, охранялся хорошо. Постояльцы тоже старались не шуметь. Зачем гадить в собственном доме?

Дима миновал КПП с двумя дюжими бугаями в будке.

Подъехал к нужному дому. Машину в гараж загонять не стал, оставил во дворе. Поднялся на второй этаж. Жена отца, Светлана, увидев пасынка, улыбнулась:

– Здравствуй, Димочка.

– Здравствуй, Света. Отец у себя?

– В кабинете. У него гость.

– Это хорошо.

Собственно, ради гостя Дима сюда и ехал. Он прошел к кабинету, толкнул дверь.

Отец восседал на своем любимом месте – в кожаном кресле, за могучим столом. Гость, пожилой, интеллигентного вида мужчина, сосал тонкую сигаретку, пуская дым в потолок. Дима оценил изысканно-дорогой костюм, холеные руки, вкрадчиво-мягкие движения.

– Заходи, Дима. – Отец поднялся, протянул руку. – Знакомься. Это – Алексей Алексеевич Григорьев.

Дима ответил на рукопожатие отца, поздоровался с гостем.

– Алексей Алексеевич, – приветливо улыбнулся тот.

– Дмитрий Вячеславович. – Дима еще раз внимательно оглядел гостя. Спросил у отца: – Это и есть тот человек, о котором ты говорил?

– Да, – кивнул отец.

Алексею Алексеевичу Григорьеву на вид было около пятидесяти. Солидный, степенный возраст. Он уже давно имел все, что только может желать человек. Деньги, квартиру, приличную дачу, не самую шикарную, но вполне пристойную машину – «девятку». Дом – полная чаша. Единственное, с чем ему хронически не везло, так это с семьей. Оба его брака закончились быстрыми и скорыми разводами. Не ладилось что-то. Не клеилось. Нет, он редко ошибался в людях, и, в сущности, избранницы оказывались женщинами вполне достойными, домовитыми и любили Алексея Алексеевича.

Дело было не в них. Проблема заключалась в его тайной страсти. Страсть эта вступала в противоречие с размеренностью брака. Она бурлила в нем, жила своей жизнью, иногда утихала, иногда начинала глодать с такой сокрушительной силой, что приходилось бросать все.

Алексей Алексеевич Григорьев был вором. Вором, что называется, по призванию. Он крал не ради денег. Самое первое дело обеспечило Алексея Алексеевича на всю оставшуюся жизнь. И добыча как таковая его мало привлекала. Какой смысл в том, чем не можешь пользоваться открыто? Острые ощущения? При его состоянии он мог позволить себе вещи ничуть не менее рисковые. Алексею Алексеевичу нравилась игра ума. Его фантастически жгучая тяга к воровству объяснялась страстью к игре.

Наверное, родись он другим, стал бы страстным шахматистом. Может быть, каким-нибудь гроссмейстером провинциального масштаба. Но Алексей Алексеевич стал вором и никогда об этом не жалел.

Его «подвиги» отличались дерзостью, яркостью и незаурядностью. Кражи были быстрыми, как бросок змеи, простыми, как щелчок пальцев, и блестящими, как падающие звезды. Так уж было устроено его сознание.

Впрочем, однажды Алексей Алексеевич попался и получил восемь лет, кои и отбыл от звонка до звонка в колонии общего режима под городом Горьким, ныне Нижним Новгородом.

Именно на зоне он и познакомился с Вячеславом Аркадьевичем, Крохой. Кроха помог ему пройти эти восемь лет без больших потерь. Нет, Алексей Алексеевич никогда не обманывался относительно благородства своего покровителя. Кроха оценил аналитический склад ума «подопечного» и позже, на воле, не раз обращался к Алексею Алексеевичу за помощью. Григорьев не отказал Вячеславу Аркадьевичу ни разу. Он умел быть благодарным.

Дима кивнул, сел, сообщил Григорьеву:

– Отец отзывался о вас как о человеке, отлично разбирающемся в живописи.

– Он не соврал. – Григорьев улыбнулся. Тонко и загадочно. Дима такие улыбки не любил. Слишком уж многозначительные. – Я действительно кое-что понимаю в живописи.

– Кое-что? – нахмурился Дима. – Этого мало. Мне нужен специалист высочайшей квалификации.

– Он перед тобой, – отозвался Мало-старший.

– Алексей Алексеевич, вам знакомо имя Владимира Андреевича Козельцева? – поинтересовался Дима:

– Разумеется, – кивнул тот. – Кто же не знает Козельцева? Большой пройдоха. Делает деньги буквально из всего, к чему прикасается. Что касается живописи – у него очень хорошая коллекция.

– Вы ее видели?

– Нет, конечно, – усмехнулся Алексей Алексеевич. – Но для того чтобы знать, совсем не обязательно видеть. Достаточно выяснить, какие полотна человек приобретал. Большая часть его коллекции хранится где-то за границей. Козельцев, как и большинство здравомыслящих людей, понимает, что когда-нибудь его время кончится.

– Он скупает краденые картины?

– Дмитрий Вячеславович, если предлагают шедевр… – Григорьев изящно погасил изящно недокуренную сигарету, изящно извлек из кармана пачку, изящно прикурил новую, изящно затянулся. Он все делал очень изящно. – Скажу так: мне неизвестны коллекционеры, которые отказались бы от покупки произведения искусства, даже краденого, при условии, что у них хватит на это денег.

– Какие картины собирает Козельцев?

– Любые, цена которых превышает полмиллиона долларов. – Алексей Алексеевич покачал головой. – Для Козельцева картины – удачное вложение денег. Перевести десять миллионов долларов за границу так, чтобы об этом не стало известно газетам или правоохранительным органам, куда сложнее, нежели полотно Ван Гога.

– Это бизнес, – кивнул понимающе Дима. – А что он собирает? Какую картину он захотел бы купить для себя?

– Голландцев, – подумав, ответил Григорьев. – Козельцев приходит в восторг от голландских миниатюр. Всем известно, что у него обширнейшая коллекция. А те полотна, которые он пока не смог купить, у него есть в копиях. Ему их делает Олег Рыбников, очень известный мастер и очень дорогой.

– Вы знаете кого-нибудь, у кого есть миниатюры, копии которых Рыбников писал для Козельцева?

– Да, знаю. В Москве у Савинкова есть. У Волкова несколько превосходных полотен. В Питере у пары человек. Ну и по стране еще человек пять-шесть наберется.

– Так мало? – удивился Дима.

– Ну, благодатное время «первой жатвы» прошло. Люди глупые картины уже продали, умные держат свои до лучших времен. Голландцы пятнадцатого-шестнадцатого веков вообще большая редкость. Найти их сложно, и котируются они очень высоко. Козельцев знает что собирать.

Дима подумал, кивнул.

– Мы могли бы договориться, чтобы нам продали две-три хорошие, ценные миниатюры?

– Нет, – твердо ответил Григорьев. – Дмитрий Вячеславович, вы незнакомы с повадками настоящих коллекционеров. Даже умирая с голоду, они не согласятся продать ни одного полотна из своей коллекции. Иначе они не были бы коллекционерами.

– Мы могли бы взять эти картины на время?

– Ну-у-у… Это более сложный вопрос. Петя Савинков мог бы дать своих голландцев на время, но только за очень большие деньги и только при условии, что вы предоставите ему залог, перекрывающий получаемые полотна.

– Так… – Дима откинулся в кресле, подумал. – Вы могли бы привести пример такого залога?

– Например, «Спящая Даная». Малоизвестная широкой публике картина Рембрандта. Еще несколько полотен подобной категории.

– Ее можно купить? – быстро спросил Дима.

– Если только музей, в котором она хранится, решит выставить ее на торги, – усмехнулся Григорьев. – Но я бы не стал на это всерьез рассчитывать.

– Вы сможете нам помочь? – Дима посмотрел Алексею Алексеевичу в глаза. – Я имею в виду…

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – ответил тот, затягиваясь и рассматривая изящный столбик пепла на кончике изящной черной сигареты. – Кроха, – он посмотрел на Мало-старшего, – если бы подобное предложение исходило от любого другого человека, я бы и пальцем не пошевелил, ты знаешь.

– Я знаю, – подтвердил Вячеслав Аркадьевич.

– Ради нашей старой дружбы я готов помочь, но…

– Сколько? – быстро спросил Дима.

– Молодой человек, речь идет не о деньгах! – вспыхнул Григорьев. – Я говорю о безопасности! Неужели вы думаете, что можно украсть Рембрандта и при этом спокойно спать? За нами станет охотиться не только МВД, но и ФСБ. А в ФСБ работают очень серьезные люди. Нам придется залечь на дно и не высовывать носа по меньшей мере пару лет. Я говорю исключительно об этом.

– В конечном итоге все сводится к деньгам, – заметил Дима. – Чтобы лежать на дне в течение двух лет и при этом не менять своих привычек, нужны деньги. Спорю, именно это имелось в виду.

– Да, – вдруг кивнул Григорьев. – В конечном итоге, да.

– Вот видите, – улыбнулся Дима.

– Разница, Дмитрий Вячеславович, в том, что вы говорите о плате, а я о безопасности. За дружескую помощь я денег не беру.

– Как правило, – возразил Дима, – безопасность обходится дороже.

– Леша, – взял слово Мало-старший, – прикинь, что тебе нужно, чтобы провернуть это дело. Составь список, отдай Диме. Он все достанет.

– Вы ведь хотите добраться до Козельцева? – спросил Григорьев, глядя на Диму.

– Именно, – кивнул тот.

– У него очень высокие покровители.

– Я знаю, – ответил Дима. – Но мне нужна его голова, и я намерен ее получить.

– М-да. Вы самонадеянны, Дмитрий Вячеславович. – Алексей Алексеевич пожал плечами. – Ну что же… Давайте попробуем. Вчерне мне понадобится вот что…

* * *

Один из ребят Вадима, коротко стриженный парень с квадратной фигурой и звучным погонялом Борик, посмотрел в окно «Ниссана». Рядом с ним на пассажирском сиденье устроился паренек с тусклым лицом и внимательными цепкими глазами – Паня.

– Хрен ли мы тут высиживаем? – спрашивал Борик, оглядывая солидные иномарки, выстроившиеся у подъезда. – Эти телки все равно сюда не заявятся. Они где-нибудь на югах загорают. На югах сейчас хорошо. – Он мечтательно прищелкнул языком. – Солнце, бабы, море… Классно.

Паня не ответил. В данный момент он был занят наблюдением за прогуливающейся вдоль дома молодой мамочкой, толкающей перед собой коляску.

– Надо было взять этого орла за хобот, – сказал Борик, – и утюг на пузо. Он бы сразу все рассказал.

– За ним конкретные люди стоят, – бормотнул Паня и потянулся к бардачку. – Нас бы урыли за такие дела. – Достав набор отмычек, он снова взглянул на молодую мамашу. Та дошла до угла и повернула обратно. – Когда уже этой овце шарахаться тут надоест?

– Когда-когда… – Борик напрягся. – Когда этот… соловей на горе засвистит. Запоет то есть…

– Рак, – поправил Паня, убирая отмычки в карман.

– Че рак? Запоет?

– Засвистит. – Мамаша дошла до ближайшего угла, повернула обратно. – Пошли, – скомандовал Паня. – Не фиг тут высиживать.

Он распахнул дверцу и выпрыгнул из джипа на улицу.

Борик вздохнул и полез следом. С его комплекцией понятия «грация» и «ловкость» совмещались плохо.

Через три минуты они стояли перед дверью нужной квартиры.

– А если у нее сигнализация? – спросил Борик шепотом.

– Нет у нее больше никакой сигнализации, – ответил безразлично Паня, открывая створку распределительного щита и сбрасывая оба тумблера.

Затем он деловито достал из кармана баллончик с краской, прошел по площадке, аккуратно прыская на глазки соседних квартир, потом выудил отмычки.

– Смотри, – коротко приказал Паня Борику, наклоняясь к замку. – Замки-то какие дикие. Где только такие находят?

Он вставил отмычки в скважину, пошерудил, облизывая изредка губы. Щелкнул, отходя, язычок. Паня выпрямился, открыл дверь, шикнул:

– Заходи. Чего ждешь?

Борик вошел в квартиру. Паня шагнул следом, аккуратно прикрыл за собой дверь. Пощелкал выключателем, осмотрел дверную раму, створку, проверил телефон.

– Все нормально. Нет тут ни фига.

Борик остался у двери, прислушиваясь к происходящему в подъезде, Паня же пошел по комнатам. Он заглянул в спальню, проверил все шкафы, осмотрел ванную, зашел в кухню. Здесь его особенно заинтересовал холодильник. Весь осмотр занял не более десяти минут. Уже выходя в коридор, Паня достал из кармана телефон, набрал номер.

– Вадим? Паня. Короче, братан, такое дело. Овцы эти где-то поблизости. Шмотки на месте. Если она что и взяла, то немного. Чемодан в шкафу. Купальник я нашел. Трусы там, лифчики. Косметики море на полочке в спальне. В холодильнике полно продуктов. Газ не перекрыт. Уехали они ненадолго. Нужно пробить железнодорожные и авиакассы, возможно, с билетами что-то выкатится, но вряд ли. Зуб даю, эти овцы где-то рядом. Понял. Давай диктуй, я запомню. – Ручку Паня не носил. Ни к чему. На память он никогда не жаловался. – Проспект Мира. Шестьдесят два. Восемнадцать. Галина Сергеевна. Лады, сделаем. – Паня сложил трубку, убрал в карман, подмигнул Борику: – Пошли, жиган. Работа есть.

На площадке второго этажа Паня посмотрел в окно. Мамаша с коляской как раз завершала второй круг. Паня и Борик спустились к двери, подождали, пока женщина минует подъезд, и вышли на улицу.

Через минуту «Ниссан» выехал со двора.

* * *

Дима не стал наглеть. Оставил «БМВ» у входа в мотель, сам прошел в холл и устроился в удобном кресле, откуда замечательно просматривалась стоянка. Взял себе кофейку, сидел, попивал, оглядывал подъезжающие машины.

Ментов он срисовал сразу. По меньшей мере – десяток человек. Трое сидели за столиком открытого кафе. Якобы болтали, но бутылки с пивом, стоящие перед троицей, ну просто никак не хотели пустеть. Еще парень с девицей в «трехе» замызганной. Чего они тут сидят? Обниматься негде? Идите в номер. А иначе зачем сюда приехали? Просто пообниматься можно и поближе где-нибудь. «РАФ» на площадке, среди грузовиков. В кабине пусто, но шторки, задернутые наглухо, время от времени колышутся. Только не говорите, что это их сквозняком мотает. Да и не верил Дима в подобные совпадения. Топорно работали менты. Даже стыдно становилось. Или на баранов рассчитывали?

Без нескольких минут пять на площадке у мотеля появилась иномарка. Новый «Форд», хотя и далеко не самой престижной модели. В салоне расположились четверо крепеньких ребят. Стекла в машине были опущены, из автомобильных колонок лилась музыка.

Иномарка сделала круг по площади и укатила в сторону города. Дима не сомневался, что это дозор «смольновских». Они явно производили рекогносцировку. Дима хмыкнул. Если его подозрения не подтвердятся, «смольновские» больше не появятся. Команда Смольного не настолько сильна, чтобы откровенно забивать на ментов. Либо… либо «смольновские» сами слили информацию ментам и приготовили отцу подляну. Тогда получал вполне логичное объяснение и слух о предстоящем мочилове. Отец бы взял с собой на стрелку стволы, менты бы его приняли, а дальше игра пошла бы в одни ворота.

Дима допил кофе, отставил чашку. Козельцев либо играл на стороне «смольновских», либо его использовали втемную. Насчет второго Дима сомневался. Скорее всего повелся Козельцев на бабки. На тот самый договор по «Гамлету». Не сам же он в бумагах продюсера рылся? Очевидно, «смольновские» нашли договор, но сами наехать на Диму не рискнули, а слили все дела Козельцеву. В любом варианте они оставались в выигрыше. Взамен бумаг получали очень конкретную поддержку в грядущем разборе с Мало-старшим и его структурой. А десять миллионов долларов – большие деньги. Достаточно большие, чтобы Козельцев решил вступить в игру.

Но как «смольновские», при их-то уровне, сумели выйти на Козельцева? Не домой же они к нему завалились: «Дяденька, у нас к вам деловое предложение»? Где-то как-то они пересеклись… Кто-то замолвил за них слово. Кто? Где? По какому вопросу?

На площадь выкатился мощный «Гранд-Чероки» в сопровождении «зализанной» полуспортивной «Мазды» и солидно лоснящейся «Ауди». Иномарки, совершив «круг почета», остановились за большегрузной стоянкой, в пяти метрах от «РАФа». Дима еще раз убедился в том, что «смольновцы» готовят им подляну. Да ни один браток, если он, конечно, с головой дружен, не станет серьезный базар тереть у такой тревожной тачки. Враги себе, что ли? Или давненько в КПЗ не сиживали? Так посидите. Легко.

Из иномарок лениво, вразвалочку, выбирались братки. Двенадцать человек. Набивались под завязку, с хрустом. Колоритные, яркие представители отходящей уже касты «быков». В больших городах таких нынче увидишь редко. Там на стрелки приезжают деловые ребята, в костюмах и при галстуках. Никакой распальцовки и прочего. Нормальные, солидные бизнесмены. Цепи еще остались, но это антураж. Иначе как «своих» от «остальных» отличать? И вопросы решаются так же, не торопясь, солидно. То ли дело здесь – любо-дорого посмотреть. Дима и смотрел. Братки сгрудились возле своих «броневиков», явно напоказ, театрально. «Хозяева города». Чудн о. Отвык он от подобных зрелищ. Отвык.

Ладно, не будем заставлять себя ждать. Дима поднялся, прошагал через холл, вышел на крыльцо. Огляделся. «Любовнички» в «трехе» посматривали на «смольновцев» слишком уж заинтересованно. «Пивники» косились. А пиво между тем все не кончалось. Надо будет подсказать потом, чтобы хоть безалкогольное брали. Для понта.

Дима зашагал вдоль шеренги большегрузных трейлеров. Кое-где возились водители. Кто-то копался в моторе, кто-то в кабине, оставив распахнутой дверцу. Тепло на улице-то.

Дима на ходу изучал лица приехавших братков. Кроме Юаня, он никого и не знал.

Юань тоже заметил Диму, узнал, сказал что-то негромко пехотинцам. Те сразу пришипились, снизили громкость разговора на тон. Нервозности в движениях прибавилось, взгляды по сторонам. Мол, что так мало? Почему один? То ли «Сема, нас не уважают», то ли «а остальные за пивом пошли?»

– Здорово, братва, – сказал, подходя, Дима.

– Здорово, – кивнул Юань.

– Как дела?

– Нормально. Как у тебя?

– Тоже в порядке. Ну, так что за дела, братела? Зачем звал?

– Да вообще-то рубились вроде с Крохой базары тереть?

– А я тебя не устраиваю? – усмехнулся жестко Дима. – Считаешь, не в уровень?

– Так ты, я слышал, не при делах?

– Сегодня при делах. Зачем звал?

«Смольновские» явно растерялись.

– Ну, короче, дела так выкатываются, что насчет кусков говорить надо, – без особой уверенности сказал Юань.

– Давай говорить, – согласился Дима. – Юань, ты пацан реальный, понятия знаешь. Позвал – держи слово. Или скажи, что зря понтовался, тогда я поеду. Даже за вызов с вас не спрошу, хотя стоило бы.

– Да ты че, братан? – Один из пехотинцев, видимо, тот, которому предстояла роль «разводного», принялся отчаянно жестикулировать, обмахивая «веерами» пальцев собственные уши. – Ты че нам грузишь-то?

– Грызло заткни, обсос, – не глядя на пехотинца, сказал ледяным тоном Дима. – И не надо на меня рылом целить. Я тебе не лох с авторынка, понял?

– Разбей понт, – скомандовал бойцу Юань, и тот сразу замолчал, отступил на шаг.

– Короче, Дима… – Юань пытался найти выход из сложившейся ситуации. Уйти просто так он уже не мог, но и разводить Диму смысла не было. Впрочем, разрешения не было тоже. – Нам надо бы с Крохой вопросы тереть реально.

– Нету, занят, – развел руками Дима. – Но я за базар отвечаю. Имеешь претензии – давай двигай. Иначе, сам понимаешь, по городу звон пойдет, что вы конкретно нужным людям стрелки забиваете, а самим сказать нечего.

– В общем, наши считают, что вы авторынок незаконно подмяли. Или откидывайте нам с него процент, или, Дима, передай Крохе, что может начаться война.

– Вон что… И какой же процент вы хотите?

– Десять. С авторынка вы имеете пятнадцать. Но кусок этот, по всем понятиям, наш. Вам – пять, нам – десять. По справедливости.

Дима пытался просчитать ситуацию. Войны он не боялся. Структура Смольного не представляла для них серьезной опасности. Если бы не одно «но». Козельцев.

И вдруг Дима понял. Он сообразил и каким образом «смольновцы» заручились поддержкой Козельцева, и в чем они нашли точки соприкосновения. И почему сейчас Юань, принявший бригаду Смольного, начал колебаться.

– Странно, – растяжно произнес Дима. – А Смольный рубился, что его устроят восемь процентов.

– Смольный? – растерялся Юань. – А когда ты с ним разговаривал?

– Да минут десять назад. – Дима подмигнул. – Весь город знает, что этот, деловой из Москвы, Смольного с кичи вытащил. – Юань нахмурился. – Так ты ему позвони, выясни насчет процента. А то непонятки получаются конкретные. Ты мне одну цифру называешь, он – другую.

Юань достал из кармана мобильный, отошел в сторону, набрал номер. Дима усмехнулся криво. Вот оно в чем дело. Смольный, стало быть, на воле. И, конечно, горит желанием вернуть долги Диме и Мало-старшему. Ну-ну…

Юань закрыл телефон, подошел. В глазах его горел недобрый огонь.

– Так ты, говоришь, братела, за базар свой козлиный ответить реально сможешь?

– Слышь, Юань… – Дима достал сигарету, лениво-наигранно подвесил в уголок рта. Подумал, что надо было послушать Вадима, подтянуть пацанов. Пусть бы постояли себе в сторонке. Похоже, менты вмешиваться не намерены. Хотят спектакль до конца досмотреть. – За «козла» ответишь?

– Я перед пидо…ми ответ не держу, – процедил Юань. – А ты пид…р, Дима. Самый настоящий. Ты Смольного ментам слил. Тебя, по понятиям, опускать надо.

Дима понял, что сейчас его скорее всего убьют. Выстрелит какой-нибудь боец и пойдет себе со спокойной душой на зону, авторитет зарабатывать. Только Диме-то будет на это плевать. Мертвым вообще на все плевать.

Он сделал шаг в сторону, чтобы Юань оказался между ним и пехотинцами, а затем ударил советника в зубы. Хорошо ударил, достойно. Юань отступил, зажимая разбитые губы.

– Ах ты, тварь позорная!..

Дима едва успел закрыться. В следующую секунду он получил удар в солнечное сплетение. Вернее, в локти, прикрывающие солнечное сплетение. Согнулся пополам, раскрыв рот. Сигарета повисла в уголке губ, затем оторвалась и упала на асфальт, покатилась белой трубочкой. Дима плавно осел на колени. Он беспокоился лишь об одном: вдруг на ментов драка произведет не большее впечатление, чем разговор? Посмотрят, повеселятся. Хотя вряд ли пехотинцы Смольного станут стрелять в такой свалке. Юань ударил его еще раз. Если бы не желание самого Димы поскорее упасть, советнику пришлось бы постараться поосновательнее. Но Дима упал, вжав голову в плечи и подтянув колени к груди. Теперь надо было смотреть в оба и быть предельно осторожным. Если сейчас менты все-таки решат начать задержание, пехотинцы Смольного вполне могут попрыгать в свои «танки» и дать по газам. Уворачивайся, как хочешь. Расчет Димы оправдался.

Еще секунда в ожидании следующего удара, а затем мир вокруг него наполнился топотом шагов, криками, щелканьем затворов, хлопаньем дверец.

– Лежать! Лежать, сказал!!!

– Руки!!! На затылок, б…!!!

– Серега, правого возьми!!!

– Ку-уда?!!

– Давай сюда их. Сюда их!

Диму довольно резко подхватили под мышки, перевернули рывком и грохнули физиономией об асфальт, заломив руки за спину и защелкнув на запястьях наручники. Затрещал фирменный пиджачок. Хороший был костюмчик. Дорогой. Теперь уже не спасти. С другой стороны, не в ватнике же было идти? Дима повернул голову и увидел перед самым лицом рифленую подошву ботинка.

Несколько минут вокруг царила суета, затем все стихло. Как-то разом и резко. Потом над самой головой Димы послышался женский голос:

– А это что у нас за фрукт с горы?

Красивый голос. Сильный, глубокий. Властные нотки слегка его портили.

– Который? – хрустнул камешек под подошвой высокого ботинка. – Этот? Сейчас посмотрим.

Диму приподняли, обшарили карманы. Достали из разорванного пиджака предусмотрительно захваченные с собой документы.