Текст книги "Троянский конь"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– А почему ты уверен, что поселок обязательно крутой? Он что, не мог крутую дачу где-нибудь на стороне найти? – спросил Вадим.

– Да Козельцев вообще не знает никаких других. Люди, подобные ему, бывают только в очень крутых местах. Им по рангу положено. В правительственный поселок он девиц этих, понятное дело, не повезет, но место выберет приличное. И обязательно с охраной.

– Пожалуй, ты прав, – ответил Вадим, сворачивая с Манежной на Тверскую. – Хорошо. Не волнуйся, пацаны все сделают.

– Я и не волнуюсь, Вадим, – ответил Дима. – Я думаю. Эх, сдается мне, добром это все не кончится.

* * *

Катя проснулась от длинного звонка в дверь.

– Ма-ам! – донеслось из ванной. – Звонят!

– Я слышу.

Катя сбросила ноги с кровати. Чувствовала она себя разбитой. Сон снился какой-то дурной. Не помнила Катя, что в нем было, но осадок остался черный, бездонный, тоскливый, как стылая ночная река. Плохо, когда не помнишь снов. Разобраться можно во всем, даже в собственных кошмарах, но поди разберись в том, чего не помнишь.

Снова звонок. Длинный и настойчивый.

– Иду.

Катя сунула ноги в тапочки, запахнула халат. Пошла в прихожую. Посмотрела в глазок. На пороге стояли двое абсолютно незнакомых мужчин. Один молодой, лет двадцати пяти, второй плотный, лысоватый, в возрасте. Солидный такой дядечка. Оба в костюмах, при галстуках.

– Кто там? – спросила Катя.

– Простите, Екатерина Михайловна Светлая здесь живет?

Катя накинула цепочку, открыла дверь.

– Здесь. Что вам нужно?

– Здравствуйте, Екатерина Михайловна, – расплылся лысоватый. – Мы так рады, что застали вас дома.

– Кто вы? Что вам нужно?

– Настя, наверное, вам рассказывала. Мы снимаем кино и вчера были в школе, отбирали детей для съемки.

– Так, документы у вас есть какие-нибудь?

– Разумеется. – Лысоватый протянул паспорт, договор с продюсерским центром. – Я – директор кинокартины. Зовут меня Северьян Януарьевич. Вообще-то я числюсь постоянным сотрудником на «Мосфильме», вот мое удостоверение, – он добавил к бумагам удостоверение, – но, поскольку сейчас с финансированием трудно, мы сотрудничаем с независимыми продюсерскими центрами. Данный фильм как раз финансируется таким центром. Я уполномочен заключать договора. Настина кандидатура устроила нашего продюсера. Он остался очень доволен. Мы хотели бы заключить с вами договор на съемку дочери, а потом вместе подъехать в школу и договориться с дирекцией о том, чтобы Настеньку отпустили на съемки.

Катя посмотрела на молодого.

– А вы тоже директор?

– Нет, я – режиссер, – ответил тот. – Вот мое удостоверение. – Он так же предъявил документы.

Катя скинула цепочку.

– Заходите. Устраивайтесь. – Она подошла к телефону, набрала номер. – Дежурный? Светлая. Здравия, здравия. Слушай, проверь-ка по «центральной» – Северьян Януарьевич… Нет, Я-ну-арь-е-вич… Да. Гу-ци-ев. Гу, да. И Михаил Альбертович Базаров. Давай, я жду. Да, дома пока. Сразу перезвони.

Директор и режиссер переглянулись.

Настена выглянула из ванной, ойкнула, метнулась в спальню. Появилась через минуту, остановилась посреди комнаты.

– Ма, это из кино. Я тебе говорила.

– Да, мы… из кино, – улыбнулся чуть натянуто Северьян Януарьевич. – Давайте я пока договор достану. Вы прочтете, чтобы время зря не терять.

Катя пожала плечом. Лысоватый полез в папочку, достал бланк, положил на стол.

– Ма, а… – Настя замялась, – …товарища по телевизору показывали.

– Какого? – не поняла Катя.

– Вот этого, – Настя указала на Мишу. – Они в прошлом году какое-то кино сняли. Там на мечах еще дерутся. И все стихами разговаривают. Кусок даже показывали.

– «Гамлета», – подсказал Миша. – Да, было такое дело.

Катя смутилась.

– Простите, – пробормотала она.

– Ничего, ничего, – улыбнулся Северьян Януарьевич. – Мы понимаем.

– Извините, я на минуту. – Катя упорхнула в ванную, на скорую руку привела себя в порядок. Вернулась в спальню, натянула джинсы, рубашку, вышла во вторую комнату. Настена по-прежнему разглядывала гостей. – Настя, – напомнила Катя дочери, – ты опаздываешь.

– Да ладно, ма. Все равно вы в школу поедете.

– Нет, не ладно. На урок опоздаешь.

– Подумаешь.

– В школу шагом марш, – жестко скомандовала Катя.

Настена обиженно фыркнула, повернулась и пулей вылетела из комнаты.

– Я так не могу, – посетовал Северьян Януарьевич. – Мои внуки на мне верхом ездят и веревки из меня вьют. Видели эту рекламу «Милки вэя»? Ну, где дети папу соломой кормят? Так вот это про меня. Как с натуры снимали.

Катя улыбнулась.

– Я могу узнать, про что ваш фильм?

– Это… криминальная драма.

– Боевик? – Уголки губ у Кати дрогнули.

– Нет, в фильме почти не стреляют. Там интрига на другом строится.

– А…

– Роль Насти? – взял слово лысоватый. – Она – дочь главного героя. И спасает папе жизнь. Кстати, его играет Максим Абалов.

– Серьезно?

Новость произвела на Катю впечатление. Если уж такой известный актер, как Абалов, согласился сниматься в картине, значит, она чего-то стоила. Артисты подобного ранга могут позволить себе выбирать роли.

– Настена будет в восторге, – призналась Катя. – Она Абалова обожает.

– Видите, как хорошо! – Казалось, Северьян Януарьевич искренне обрадовался за Настену. – Тогда давайте сделаем так. Вы сейчас внимательно прочтете договор, я разъясню пункты, по которым возникнут вопросы, вы подпишете бумаги, и мы отправимся в школу. Наш продюсер должен туда подъехать.

– Хорошо. – Катя едва успела взять договор в руки, как затрезвонил телефон. – Простите. – Она сняла трубку. – Алло. Да, я. Да, я уже знаю. – Дежурный рапортовал по сведениям, полученным через «центральную». – Да, спасибо. – Она внимательно прочла договор. – Скажите, пункт по поводу сопровождения…

– А-а, да. Это означает, что вы должны сопровождать дочь, когда группа выезжает на съемки «на натуре». Понимаете, обычно данный пункт в договор не включается, но поскольку Настя несовершеннолетняя…

– Но я не могу. У меня работа.

– Не волнуйтесь, – заверил ее Северьян Януарьевич, – выездов предусмотрено всего два. Первый примерно через две недели, второй месяца через полтора. На два-три дня каждый. Думаю, ваше начальство не станет возражать. Но, если что, я лично пойду к вашему начальству. Мне приходилось такие чины уламывать… Помню, году в девяносто втором мы снимали один фильм, так там нужно было в ракетной части… Впрочем, ладно, – махнул он пухлой рукой, улыбнулся обаятельно. – Это неважно. Просто поверьте, с вашим начальником я как-нибудь справлюсь.

– Хорошо.

Катя заполнила графы для паспортных данных, поставила подпись под договором. Северьян Януарьевич перечитал бумаги, один экземпляр договора спрятал в папочку, второй протянул Кате.

– Храните его как зеницу ока.

– Ладно. – Катя улыбнулась.

Она вдруг почувствовала себя почти счастливой. Жизненный круг разомкнулся. В заборе обнаружилась калитка, за которой виднелась странная дорога из желтого кирпича. Сквозь калитку в ее будничный мир ворвался свежий ветер и яркий свет. Этот свет сделал день не просто радостным, а превосходным.

– Ну что же, мы можем ехать. – Северьян Януарьевич поднялся.

– Да, поехали.

Они вышли в прихожую, и Катя пожалела, что не зашла вчера в обувной, не потратилась на туфли. Денег бы, конечно, совсем не осталось, но выкрутились бы как-нибудь. А теперь пришлось вновь надевать кроссовки. Как-то неловко шагать по дороге из желтого кирпича в кроссовках. Ну да бог с ними.

Они спустились вниз, все дружно забрались в директорскую «Волгу».

– Нуте-с, показывайте, куда ехать, Екатерина Михайловна, – заявил громко и весело Северьян Януарьевич. – Миша вчера был, но дорогу, к сожалению, не запомнил.

Школа располагалась буквально в двух кварталах. Пешком быстрее бы дошли, чем по дворам крутились. Когда «Волга» вкатилась на школьный двор, там уже стояла машина. Черный «БМВ». А возле иномарки стоял парень в изящном темно-синем костюме. Впрочем, изящество костюма портила черная коробка видеокассеты, торчащая из бокового кармана.

– Так… – пробормотал Северьян Януарьевич. – Дмитрий Вячеславович уже здесь.

– Это…

Катя почувствовала, что от изумления глаза ее стали неприлично круглыми.

– Это и есть наш продюсер, – объяснил Северьян Януарьевич. – Дмитрий Вячеславович Мало. Поверьте, это один из самых лучших продюсеров, с которыми мне доводилось работать.

«Волга» остановилась бок о бок с «БМВ». Дима сделал шаг вперед, открыл заднюю дверцу и, улыбнувшись, протянул Кате руку.

– Здравствуйте, Екатерина Михайловна.

– Здравствуйте…

Катя растерялась. Она совершенно не знала, как себя вести. Первым позывом было хлопнуть дверцей и сказать: «Отвезите меня обратно». Мысль эта продержалась меньше секунды. Вовсе не потому, что Дима Кате понравился, нет. Просто сама собой всплыла в голове фамилия Максима Абалова.

Если бы фильм ставил целью обычную вербовку ее в качестве информатора бандитской структуры либо слив грязных денег под прикрытием сотрудника правоохранительных органов, то не имело смысла приглашать актера со столь громкой фамилией. Абалов – это не Тютькин какой-нибудь. Почует неладное, шум может поднять до небес.

С другой стороны, Дима Мало мог оказаться куда более умным человеком и взять по-настоящему хороший сценарий, набрать отличных именитых актеров и делать серьезный фильм, что вовсе не помешало бы ему сливать деньги. Серьезный бизнес – самое лучшее прикрытие.

– Екатерина Михайловна, вас что-то смущает? – вполне спокойно спросил Дима.

– Да. Вы.

– Почему?

– Если бы я знала, что вы – продюсер этого фильма, никогда не подписала бы договор.

– Я так и подумал, – кивнул Дима. – Именно поэтому не поехал к вам домой.

– Вы знали, что Настя – моя дочь?

– Разумеется. То есть, не когда ее выбирали, но вечером, когда сидел у вас в УВД, уже знал. – Дима улыбнулся. – Но, Екатерина Михайловна, я очень люблю кино и никогда не беру в картину людей, если у меня возникает сомнение в их профессиональной пригодности. Можете спросить у Северьяна Януарьевича. И, наоборот, стараюсь заполучить тех актеров, которые, как мне кажется, подходят лучше других.

– И часто вам это удается?

– Если честно, пока я спродюсировал всего один фильм. Но в «Гамлете» снимались именно те люди, которые устраивали меня и режиссера. Миша, я прав?

Миша кивнул утвердительно.

– Боюсь, что в этот раз у вас вышла накладка. К тому же, говоря откровенно, я сомневаюсь, что Настена вам так уж нужна.

Катя смотрела Диме в глаза. Пожалуй, в эту секунду она его ненавидела. Свет в приоткрывшейся на секунду калитке оказался прожектором поезда, а сама калитка – железнодорожным тоннелем.

Дима не смутился и взгляда не отвел.

– Екатерина Михайловна, я вижу, вы неправильно понимаете ситуацию. Давайте прогуляемся, поговорим с глазу на глаз.

– Только недолго. Мне нужно на работу. Там ваши коллеги из структуры Смольного дожидаются.

– Хорошо. – Дима повернулся к Северьяну Януарьевичу. – Дайте, пожалуйста, договор Екатерины Михайловны. – Тот отдал договор. Дима понизил голос до шепота: – Зайдите пока к директору школы, поговорите по поводу поездки… – И тут же, повернувшись к Кате, улыбнулся снова: – Пойдемте.

Они вышли на улицу. Неторопливо зашагали вдоль длинной вереницы желтых пятиэтажек. По узкому тротуару, с обеих сторон огороженному шеренгой золотых тополей.

– Екатерина Михайловна, давайте будем разумны, – предложил Дима.

– Давайте, – кивнула согласно Катя.

– Поговорим без эмоций. Кем был ваш отец? – спросил Дима.

– Что? – Катя ожидала уговоров, просьб, уловок, но не вопроса об отце. – Ах, отец… Дмитрий Вячеславович, я понимаю, к чему вы ведете, но, боюсь, это не поможет.

– Тем не менее ответьте, пожалуйста.

– Слесарем-сантехником.

– Сантехником, – повторил Дима. – А кем вы хотели бы видеть Настю? В будущем, конечно.

– Не знаю. – Катя пожала плечами. – Мы всерьез об этом не задумывались.

– Жаль. Время пришло. И все-таки? Навскидку? Милиционером? Оперативником?

– Нет, – твердо ответила Катя. – Хватит в нашей семье одного оперативника.

– Угу, – кивнул Дима. – А теперь представьте себе, что вас отказались бы брать в милицию, заявив: «Ваш отец – сантехник, вот и ваше место под раковиной с разводным ключом. Идите, сшибайте с жильцов свои червонцы». А Насте, допустим, в театральном училище при поступлении сказали бы: «Ваша мама – милиционер? Так вам, деточка, прямая дорога в органы».

– Это неудачный пример, – отрубила Катя.

– А по-моему, очень удачный, – возразил спокойно Дима. – Я не говорю, что… предприниматель, оперативник и сантехник – одно и то же. Я говорю о личностном выборе. Каждый выбирает ту дорогу, по которой хочет идти. Я хочу делать кино и не желаю бегать с пистолетом по улицам. Тем не менее это не мешает вам, Екатерина Михайловна, априори относиться ко мне так, словно я по рождению обязан взять в руки оружие и идти грабить коммерческие ларьки.

– Если бы ваш отец, Дмитрий…

– Можно просто Дмитрий. Без отчества.

– …Дмитрий Вячеславович, был предпринимателем, а я не была оперативным работником, то слова бы не сказала против. Но ваш отец – Вячеслав Аркадьевич Мало – не предприниматель.

– А кто же он?

– Вы знаете это не хуже меня.

У Кати язык не повернулся назвать Мало-старшего преступником. Не потому, что Кроха был кем-то лучшим, а потому, что была в словах Димы определенная правота. Насчет выбора.

– Екатерина Михайловна, преступником человека может признать суд, но не оперативный работник. Если вы считаете, что мой отец – преступник, соберите доказательства и передайте их в суд. И пускай суд решает, бандит ли он, – старательно сохраняя спокойствие, ответил Дима. – Но, какое бы решение ни вынес суд, ко мне оно не будет иметь отношения.

– Это пустой разговор, – отрезала Катя.

Дима остановился, повернулся к ней.

– Когда мой отец идет в туалет, он не совершает ничего противозаконного. Просто идет в туалет. Каждый человек делает то же самое по несколько раз на дню, и никого это не удивляет и не возмущает. Но когда дело касается моего отца, все начинают кричать: «Он спускает трупы в унитаз!» Нельзя обвинять человека во всех грехах мира лишь на том основании, что в его прошлом есть темные пятна. Не спорю, мой отец не ангел, но он уже понес наказание за то, что совершил. Что же касается меня… Я не имею общих дел с отцом. Но если кто-то попытается причинить ему зло, я встану на защиту, хотя бы потому, что это мой отец. Я точно так же стану заступаться за свою мачеху или за своего брата. Если бы вы были моей женой, я защищал бы вас и вашу дочь. А если бы кто-то попытался угрожать мне, моя семья стала бы защищать меня. Это абсолютно нормально и никак не соотносится с тем, что вы называете законностью.

– Защищать – обязанность и прерогатива правоохранительных органов, – ответила Катя спокойно. – И потом, защита не подразумевает насилия.

– Знаете, Катя… Я могу называть вас просто Катей?

– Лучше Екатериной Михайловной.

– Хорошо. Екатерина Михайловна, по поводу насилия вопрос очень спорный. Что же касается правоохранительных органов, вам хорошо известно, что они собой представляют. Хоть раз наберитесь мужества признать, что милиция коррумпирована сверху донизу и абсолютно недееспособна. Люди приходят в милицию не «служить и защищать», а наполнять собственный карман. Надеть форму сегодня – практически то же самое, что вступить в преступное сообщество. – Катя хотела возразить, но Дима положил ей руку на плечо, слегка сжал его. – Я знаю, что к вам и вашим людям это не относится, но факт наличия в милиции горстки честных сотрудников не способен изменить картину в целом. Я ведь прав, Екатерина Михайловна?

– Если на это смотреть с точки зрения скептика…

– Это точка зрения не скептика, – возразил Дима, – а гражданина. Рядового гражданина. Если бы на милицию была хоть какая-то надежда, я бы не задумываясь обратился к вам за помощью, но, увы… Сколько в вашем отделе народу? Пятеро? Пятеро честных милиционеров не способны контролировать ситуацию в городе. – Он вздохнул. – И, если вы заметили, даже защищая, я никого не собираюсь калечить или убивать. И на стрелку вчера я приехал без оружия и без кучи народу, у которого есть и оружие, и разрешение на его ношение и применение. Я хотел просто попросить людей оставить отца в покое.

– Об этом вы и хотели поговорить? – спросила Катя.

Дима вздохнул.

– Мне очень хочется снять Настю в своем фильме. Не потому, что она ваша дочь, а потому, что она мне понравилась. И не только мне. Нашему оператору Настя понравилась тоже, а это бывает с ним крайне редко. Он-то детей просто терпеть не может. Хотите, я вам дам номер его телефона, позвоните и спросите сами.

– Не стоит. – Катя вздохнула. Ей приятно было услышать добрые слова про Настену. А кому из родителей это не приятно? – Спасибо, конечно, но не стоит.

– Я предполагал, что между нами состоится подобный разговор и прихватил с собой кассету… Давайте мы поступим следующим образом: вы посмотрите «Гамлета»… – Дима достал из кармана коробку с кассетой. – Честно говоря, я с большим удовольствием дал бы вам какой-нибудь другой фильм, но других пока просто нет. Посмотрите его, пожалуйста. Сделайте мне одолжение. Я всего лишь хочу снимать кино. Добротное, высококлассное кино. Мне очень хочется, чтобы Настя сыграла в моем фильме. – Дима протянул Кате договор. – Это ваш договор. Разумеется, я не могу заставить вас выполнить его. Мы не в Америке. Если вы посчитаете невозможным дать разрешение на съемку, я не стану настаивать. Просто порвите договор и отправьте его в мусорное ведро. Я позвоню вам вечером. Хорошо?

– Вы зря потратите время, – ответила Катя, беря договор.

– И все-таки посмотрите сначала фильм, – улыбнулся Дима. – В этом ведь нет ничего компрометирующего, правда?

– Пожалуй.

– Договорились. – Дима указал в сторону школы. – Думаю, вашим коллегам и вашему начальству не понравится, если вы приедете на работу в моей машине?

– Да, вы правы, – кивнула Катя.

– Но против «Волги» им возразить будет нечего? Я попрошу Северьяна Януарьевича, чтобы он вас отвез.

– А мне казалось, что этот человек – директор съемочной группы, а не шофер.

– Верно, – серьезно кивнул Дима. – Именно поэтому я собираюсь просить. Если бы Северьян Януарьевич был шофером, я бы не просил, а отдал указание.

Катя хмыкнула. Как бы Дима Мало ни пытался убедить ее в обратном, а был он мальчиком очень непростым. Хотя… Наследственность, наследственность. Гены.

Они пошли к школе. Некоторое время Катя молчала, затем спросила:

– Скажите, Дмитрий Вячеславович, если вы – законопослушный гражданин, то вам нечего скрывать?

– Екатерина Михайловна, – в тон ей ответил Дима, – любому человеку есть что скрывать.

Катя кивнула. Ей тоже было что скрывать, если уж честно.

– Козельцев приезжал в город из-за вас?

– Нет, – покачал головой Дима. – Из-за Смольного. Хотя я об этом знал и постарался использовать его визит с выгодой для себя.

– У вас со Смольным какой-то конфликт?

– Да, он тянется с прошлого года. Мне не хотелось бы вдаваться в подробности. Обращу лишь внимание на тот факт, что мой отец, как вам известно, имеет достаточное влияние в городе.

– Я знаю.

– Если бы он был преступником, ему не составило бы труда физически устранить Смольного. Как на воле, так и в СИЗО. Однако Смольный до сих пор жив. А теперь еще и на свободе.

– Почему вы поехали на стрелку? – спросила Катя. – Я имею в виду, почему поехали вы, а не отец?

– До меня дошли слухи, что люди Смольного получили приказ спровоцировать конфликт и убить отца. Я не хотел, чтобы это произошло.

– Они могли убить вас, – задумчиво заметила Катя.

– Могли, но это сложнее. Моя смерть расценивалась бы не как гибель на разборке, а как убийство. В кругу отца это называется «беспредел», если я не путаю.

– Не путаете. А откуда Козельцев узнал о том, что вас задержали?

– Видите ли… – Дима несколько секунд подумал. Мой помощник позвонил ему и объяснил, что, если меня немедленно не освободят, я найду способ обвинить Владимира Андреевича в контактах с преступной группировкой Смольного. Хотя, думаю, он испугался не самих обвинений, а того, что группировка слишком мелка.

Дима усмехнулся. Катя тоже улыбнулась. Ей нравилось то, что Дима называл вещи своими именами.

Они оказались у ворот школы в тот самый момент, когда со двора выплыл длинный «Икарус». В салоне сидели школьники. Среди них Катя заметила и свою дочь. Настена шепталась о чем-то с подружкой.

– Что это? – Катя нахмурилась, повернулась к Диме.

– Не волнуйтесь. Обычная экскурсия на «Мосфильм». Полагаю, детям будет интересно посмотреть, как делается кино. Мы как раз сейчас снимаем ряд павильонных сцен, это должно произвести впечатление. По себе знаю. Возможно, экскурсия изменит жизнь кого-то из них. Я, кстати, думаю открыть в городе киношколу, – провожая взглядом автобус, сказал Дима. – Общеобразовательную, но с рядом предметов по истории кино, технике съемки, композиции кадра и прочее. С видеозалом, в котором можно будет посмотреть новые фильмы, и обязательными творческими работами. Для начала на видео, потом на кинопленку. Как вы думаете?

– Платную? – спросила Катя.

– Нет. Абсолютно бесплатную. А самым талантливым детям еще и стипендии выплачивать. Или делать целевые взносы, для продолжения обучения во ВГИКе. – Дима засмеялся. – А вы о чем подумали, Екатерина Михайловна? Только честно? Профессиональный подход? Статья сто пятьдесят девятая? Мошенничество? Отмывание денег?

Катя посмотрела на Диму, но тут же отвела взгляд. Откровенно говоря, подобная мысль действительно возникла в ее голове. Всего на секунду, но возникла. Рыба ищет, где глубже, а человек – где рыба. Она – оперативный работник.

– Для продюсера вы неплохо знаете Уголовный кодекс.

– Приходится изучать. – Дима улыбнулся. – Жизнь заставляет.

– Я просто спросила. – Катя не приняла шутку. – А идея хорошая. Жаль только, что неосуществимая.

– Почему?

– Вас заклюют. Слишком высокий конкурс был бы в такую школу. Кое-кому это очень не понравилось бы.

– Ничего, справились бы как-нибудь. – Дима засмеялся. Открыто и очень обаятельно.

– Дима… – Катя назвала его по имени и сама удивилась, насколько легко ей это далось. – Сколько вам лет?

– Двадцать, – ответил он. – Двадцать один исполнится через три месяца.

– Вы еще слишком молоды.

– Зато у меня богатый жизненный опыт.

Они вошли в ворота школы. Северьян Януарьевич и Миша ждали их у «Волги». Миша нервно курил. Директор рассматривал здание.

– Вот крыльцо огорожено! – завопил он, стоило Кате появиться в поле зрения. – Зачем? Кому нужен этот тюремный тамбур?

Катя взглянула на крыльцо школы, затянутое высокой узорной решеткой.

– Ну, это, наверное, чтобы…

– Это деньги из-под отчета уводили, Екатерина Михайловна, голубушка, – с восторгом заявил директор. – Спонсорские взносы, добровольные родительские «пожертвования» на нужды школы. А больше эта решетка ни для чего не нужна. Функционально она абсолютно бесполезна. Эх, ОБЭПа на вашего директора не нашлось.

Катя снова посмотрела на решетку. Странно, до сих пор подобные мысли не приходили ей в голову. Наверное, шаблонность мышления. Школа – светоч знаний, взять здесь, кроме знаний, ну совершенно нечего. Вроде как сын преступника – преступник.

Она пожала плечами.

– Возможно.

– Северьян Януарьевич, – попросил Дима, – пожалуйста, сделайте мне одолжение, отвезите Екатерину Михайловну на работу.

– Хм… Конечно, хорошо, – кивнул тот. – Почему нет? Красивая молодая женщина. Обожаю подвозить красивых молодых женщин. Это не только приятно, но и выгодно. Когда другие женщины видят, как из моей машины выходит красивая молодая женщина, они начинают смотреть на меня с интересом и уважением. А я, что греха таить, люблю, когда на меня смотрят с интересом и уважением. – Он открыл дверцу «Волги». Катя колебалась всего секунду, затем села на переднее сиденье. – Вот, – Северьян Януарьевич обошел машину, но, прежде чем забраться за руль, подмигнул Диме. – Домчу быстрее ветра, клянусь.

– Миша, – Дима указал режиссеру на «БМВ», – садись, поехали. Нам еще «Икарус» догонять.

* * *

«Волга» подъехала к зданию УВД. Остановилась перед главным входом.

– Славное местечко. – Северьян Януарьевич придирчиво оглядел площадь. – Надо будет запомнить. Если понадобится снимать что-нибудь времен начала века.

Катя улыбнулась.

– Все кинодеятели думают только о работе?

– Творческий человек – это образ мышления. – Директор засмеялся. – Вижу подходящую натуру, запоминаю. Понадобится что-нибудь похожее, у меня будет готовый вариант. У вас тоже, наверное, что-нибудь в этом духе, правда? Именно образом мышления и отличается профессионал от любителя.

Катя кивнула понимающе.

– Скажите, Северьян…

– Януарьевич, – подсказал лысоватый.

– Северьян Януарьевич, а вот Дмитрий Вячеславович… Что он за человек? – поинтересовалась вдруг Катя.

– Знаете, Екатерина Михайловна, – уклончиво ответил директор. – В нашей стране жизнь – не сахар. Если хочешь пробиться, нужно научиться быть жестким. Дима научился. Он умный, волевой, смелый. Лично мне гораздо больше нравятся люди его типа, нежели безвольные размазни. Дима славный мальчик, хотя очень одинокий.

– В каком смысле?

– Во всех, – пожал плечами директор. – У него нет друзей. Он любит отца и брата, однако между ними всегда сохраняется определенная дистанция.

– Он не женат?

– У него была жена, но они расстались через несколько дней после свадьбы.

– Почему?

– Дима не любит распространяться о своей личной жизни. Трудно понять, что у него на душе. Да, – Северьян Януарьевич поднял палец, – но он фанатично любит кино. Сказав, что Дима – один из лучших продюсеров, которых мне доводилось видеть, я не соврал.

Катя кивнула. Северьян Януарьевич не сказал ничего нового. Кроме разве что истории о замужестве.

– А кем была его жена?

– Почему «была»? Она и сейчас есть, только в качестве «бывшей». Наташа – актриса. Работала в «Гамлете», но потом все бросила, уехала в Питер. Мне пришлось спешно подыскивать ей замену, переснимать часть фильма. Наташа играла Офелию.

– Хорошая актриса?

– Очень органичная.

– С ней кто-нибудь разговаривал после отъезда?

Северьян Януарьевич улыбнулся натянуто.

– Екатерина Михайловна, не ищите криминала там, где его нет.

– Вы не ответили.

– Наши девочки ездили к ней в гости. Миша ездил. Наташа живет в Питере, сменила фамилию, работает на озвучке. Правда, говорят, в последнее время стала много пить. Но это… очень характерная беда.

– Понятно.

– Он ведь вам понравился? – спросил директор.

Катя усмехнулась, кивнула утвердительно:

– Понравился. Это странно?

– Ни капельки. Дима всем нравится.

– Так-таки всем?

– В наше время не слишком часто встречаешь надежных людей.

– А Дима надежный?

– Он не бросает слов на ветер. Те, кто попадает в сферу его влияния, не хотят уходить. Максим Абалов, Миша, Ваш покорный слуга, кстати. – Северьян Януарьевич шутовски склонил голову. – Знаете, приятно осознавать, что, если говорят: «Завтра мы снимаем пятую сцену», то это означает, что завтра мы будем снимать пятую сцену, а не искать деньги на ее съемку. Я чувствую себя, как во времена застоя, даже лучше.

Катя подумала, что для первого дня знакомства она, пожалуй, задает слишком много вопросов. Прав Северьян Януарьевич. Профессионал – это образ мышления. Ей не столько хотелось выяснить побольше о самом Диме, сколько о его связях с отцом.

– Мне кажется, Дима предпочел бы держаться подальше и от отцовских дел, и от всего этого мира, – вдруг очень серьезно сказал Северьян Януарьевич. – Да жизнь заставляет. И Смольный этот еще объявился не ко времени. Фильмы заканчивать надо, а тут… Хотя неприятности никогда ко времени не бывают.

– Приятно было с вами поговорить, Северьян Януарьевич. – Катя открыла дверцу и выбралась из машины.

– И мне было очень приятно, Екатерина Михайловна. Надеюсь еще увидеться с вами на съемке.

Катя повернулась, вошла в здание УВД, миновала конторку дежурного. Свернула в узкий коридорчик, ведущий к кабинетам, и… увидела Антона Лемехова. Тот топтался по коридорчику, смущаясь и тяжко вздыхая каждую секунду. В руке он держал букетик гвоздик. Катя невольно замедлила шаг. Антон в очередной раз повернулся, увидел ее, засмеялся натянуто.

– Я уж думал, не дождусь. Народ мимо шастает, ржут, как эти… как лошади, одним словом. Фу, аж жарко стало… – На щеках Лемехова действительно вспыхнул румянец. – Я тут… Короче, ну… Ехал на работу, смотрю, у площади цветы продают. Я и подумал… В общем, вот. – Он протянул Кате букет. – Это тебе, Кать.

Катя взяла гвоздики, поднесла к лицу. Странное ощущение, Ей давно уже не дарили цветов просто так, без повода. На дни рождения, это да, но и все.

– Спасибо, Антош. Очень красивые цветы. Правда. Боюсь только, завянут. Мне ведь их даже поставить не во что.

– А, это мы сейчас организуем.

Антон улыбнулся с огромным облегчением. Неловко он себя чувствовал с букетом в руках. Как столовый буфет, перевязанный розовой атласной ленточкой. Теперь же у него словно гиря с души свалилась.

– Сейчас.

Антон бодрым кавалерийским шагом метнулся по коридору, а Катя зашла в кабинет, положила цветы на стол. Она чувствовала себя так, будто ненароком надела чужую одежду и теперь все принимали ее за кого-то другого.

Лемехов заглянул в кабинет, в руке он держал наполненный водой графин.

– Во, у Гукина из кабинета спер.

Катя засмеялась.

– Да ты что, Антон, с ума сошел? Никита Степанович с тебя три шкуры спустит.

– А-а, плевать! – Антон улыбнулся совсем по-мальчишески.

Катя поставила цветы в графин. Гвоздики рассыпались, изогнулись зелеными тростинами с яркими алыми шапками. Катя стянула куртку, повесила на вешалку.

– Что там со «смольновцами»?

– Панкрат с Жекой разбираются. Да не волнуйся, все нормально будет. – Лемехов махнул рукой.

– Ты насчет Смольного выяснил?

– Да, позвонил, поговорил там с одним. В общем, у них появились новые данные относительно подозреваемого лица. Смольный был выпущен под подписку о невыезде.

– Погоди, – удивилась Катя. – Какие еще данные? Его же со стволом в руках взяли? И экспертиза подтвердила, что из этого ствола еще двух человек завалили, нет? Или я что-то путаю?

– Да нет, ничего ты не путаешь. Все правильно.

– Тогда какая может быть подписка?

– Кать, ну что ты меня-то спрашиваешь? Ты у них спроси. Они знают какая. Слушай, у меня к тебе предложение есть. У тебя какие планы на вечер?

– Дома буду сидеть, с Настеной. А что такое?

– Вот я тут подумал, – Лемехов взгромоздился на край стола, – а что, если нам сходить куда-нибудь?

– В каком смысле?

– Ну, в ресторан какой-нибудь. Настюха уже взрослая девица. Может и без матери вечерок посидеть. Пусть ребенок свободы глотнет.

Катя изумленно тряхнула головой.

– Лемехов, я что-то не поняла, ты над кем решил шефство взять, надо мной или над Настеной?