Текст книги "Троянский конь"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Поэтому ей приходилось довольно часто объясняться с учителями. Слава богу, должность позволяла прикрывать дочь. То, за что любой другой подросток уже отправился бы в спецшколу, а то и в колонию для несовершеннолетних, Настене сходило с рук. Она это понимала и… нет, не пользовалась, но имела в виду.

С Ольгой Аркадьевной, новой учительницей Настены, они еще не беседовали. Настена отзывалась о «новенькой» хорошо, но… Когда дело касается драк, любая фея мгновенно превращается в мегеру. Оно и понятно, случись что с детьми – первым сядет именно учитель.

– А ты объяснила Ольге Аркадьевне, что я занята целыми днями?

– Ольга Аркадьевна сказала, когда тебе будет удобно…

Настена смотрела на мать чистыми и честными глазами наивного щенка, написавшего на антикварный ковер.

– Хорошо, – кивнула она. – Когда будет удобно… зайду…

Ольге Аркадьевне придется ждать ее прихода до выпускных экзаменов.

Настена кивнула серьезно, сказала:

– Я пошла. И так задержалась.

– Иди, конечно. А в следующий раз выясняй отношения где-нибудь подальше от школы.

– Я предлагала ему выйти, но он отказался, – деловито пояснила Настена.

– Ладно, ладно. Иди.

Настена отперла замок, вышла на площадку. А Екатерина Михайловна Светлая, старший оперуполномоченный городского УВД, стала собираться на работу.

Она никогда не считала себя рохлей, да и род службы приучил к расторопности. И, хотя спешка, согласно народной молве, требуется всего в двух вполне конкретных случаях, Катя предпочитала прийти раньше, нежели опоздать.

Кофе успел остыть. Ну и пусть. Так даже лучше. Можно делать большие глотки. Минимум макияжа. Самый минимум. Принимая во внимание глазастость своих ребят, а также зубоскальство Лемехова, нетрудно предположить, чем могло закончиться прихорашивание. Джинсы в обтяжечку – фигурка-то у нее вполне еще. Есть чем гордиться. Грудь, слава богу, подтянутая, а ведь Настену почти полтора года кормила. На боках – ни складочки. Живот плоский, как поднос. Ножки длинные, точеные. Ах, какие ноги! Загляденье! Всем местным модницам на зависть. Задница… Катя повернулась боком к зеркалу. Попробовала бы она быть отвислой при такой-то жизни. Целый день на ногах, все бегом, бегом… Напрячь ягодицу – камень. Что такое целлюлит – знать не знала и, даст бог, так и не узнает никогда. Ключицы проступают чуть сильнее, чем хотелось бы, но это на любителя. Некоторым как раз такие и нравятся. Хлопчатобумажная маечка-футболочка. Курточка замшевая. Хорошая курточка, удобная. Главное, кобуру под ней не видно. Обуваясь, обнаружила вдруг, что задралась кожа на каблуке. Придется туфли менять. Где набраться денег на все? Пришлось вместо туфель надевать кроссовки. По жаре не очень-то приятно, но лучше уж так, чем с ободранными каблуками.

Через четверть часа Катя вышла из подъезда. Мимоходом поздоровавшись с сидящими на лавочке старушками, направилась к своей машине – старенькой «трешке». Взгляды бабулек-чекисток жгли спину. Городок небольшой, все «посты» друг друга знают. Всем известно все и про всех. Она, Катя, пять лет назад посадила мужа младшей сестры вон той, маленькой, как детская кукла, и сухонькой, как мел, старушки. На семь лет. Хоть кто-нибудь вспомнил, что этот… прости господи, избивал свою благоверную смертным боем по два раза на дню, семь дней в неделю, без выходных и праздников? Да ничего подобного. Зато все помнят, что посадила. Или та мамаша с Октябрьского проспекта, которая бежала за милицейской машиной, увозящей ее сильно путного сына и кричала: «Благодетели, спасибо!!! Спасибо!!!» А сынок этот, великовозрастный дебил, два метра ростом и полтора в плечах, убил пожилого мужчину на улице. За что? А одернуть посмел, когда жлоб этот, хозяин жизни, матом орал на весь проспект. Кто-нибудь это помнил? Нет. Зато помнят, что она посадила двадцатилетнего пацана на «восьмерик». А по ней – мало! Надо было бы больше. Сиди Катя в судьях, меньше чем «пятнашкой» не отделался бы. Список бесконечен. За без малого десять лет работы многие стали на нее косо смотреть. Кто по делу, а кто и просто потому, что ментов не любил.

Ладно, ну их, пускай смотрят. Катя забралась за руль, запустила двигатель, нажала на газ. «Трешка» почихала лениво, но все-таки соблаговолила тронуться. И ладненько.

Катя выехала на широкий, как река Волга, Октябрьский проспект. Улица была, что называется, «центровой» и резала город на две неровные половинки, как пирог. Октябрьский проспект – бывший проспект Октябрьской Революции – являлся местом тусовки большинства претендентов на лавры крутых. Таких в городе было более чем достаточно, а вот места хватало далеко не всем. Так что, учитывая политическую обстановку, ни Кате, ни другим ребятам из ее отдела не грозило остаться без работы в течение еще достаточно долгого времени.

На Октябрьском проспекте разместились пара ресторанов и вполне приличные кафе, и несколько баров, и кинотеатр, превратившийся в мебельный салон – для кого только? – и магазины, и пропасть коммерческих ларьков, и мэрия, и… милиция. Да, здание УВД, стоящее по соседству с городской управой, выходило окнами именно на Октябрьский проспект. Частенько Катя и ее коллеги могли наблюдать из окна своего кабинета, как местные бандиты шумно и весело прожигают жизнь в открытом кафе «У Димыча», что прямо напротив.

Катя припарковала «трешку» на стоянке управления, вышла из машины. Дверцы тут не запирали. Машины ментов, как и большинство бандитских, знали «в лицо» и не грабили. Разве что залетные косяка спорют, но таких находили быстро и вежливо объясняли, что здесь так не принято. После чего человек с чистой совестью отправлялся на больничку.

На пороге управы мэр – в любую погоду облаченный в серый помятый костюм-тройку и кепку «под Лужкова» круглый коротышка с красноватым лицом колхозника – лузгал «семачки» и беззаботно из-под ладони глазел на голубей, кружащих в пыльном сентябрьском небе. Мэр улыбался и качал головой, когда особенно резвый турман падал вниз, выписывая пируэты. Губы коротыша двигались, шепча: «От шо выделаваит, стервец, шо вытворяит-то, идрить иво мать…»

«У Димыча» веселились шумно и развязно. Катя оглянулась. Так и есть, местные. Заняли два столика, выпивают, как водится, в компании девиц не слишком тяжелого поведения. Жди нынче новостей от дежурного. К вечеру начнется. Бандиты тоже заметили ее, снизили тон, обменялись репликами, заржали громко, в голос. Но хамить не стали. Знали: схамишь и – «любимый город может спать спокойно» на протяжении ближайших пятнадцати суток.

Катя зашагала к управлению. Мэр заметил ее, когда до дверей оставалось три метра.

– Икатирина Михална! – завопил коротышка на всю площадь. – Погодьте-ка!

Катя поморщилась – особенно ее выводило из себя это «погодьте-ка». Как в колхозе, честное слово. Однако остановилась, обернулась. С мэром, хоть он и был фигурой номинальной, ссориться не следовало. Временами на мэра «находило», и тогда, под деловой приход и хорошее настроение, можно было выцыганить у управы и лишний – совсем не лишний – бензин, и дополнительные деньги на нужды УВД. На встречах с областным начальством мэр стоял за своих горой.

– Икатирина Михална…

– Здравствуйте, Пал Ильич, – кивнула Катя.

– Здравствуйте, Икатирина Михална. – Румяный колобок подкатился к ней, утирая вспотевшее лицо, снял кепку и… не удержался, взглянул в небо последний раз. – Ить шо вытворяит… – И снова напустил на себя озабоченно-деловой вид. – Да. Икатирина Михална, со мной тут товарищи из ГАИ связывались. О-о-от. Они вчера на въезде машину этого… как иго… Козельцева. Слышали, наверное?

– Бандит? – внимательно глядя на мэра, спросила Катя.

Знала она, конечно, что из себя представляет Владимир Андреевич Козельцев, но ведь сознайся – и сорок минут придется выслушивать мэрские версии, одну нелепее другой, на тему: «А что это правительству могло от нас понадобиться, как вы думаете, Икатирина Михална?»

– Не-ет, – протянул мэр. – Из правительственных кругов товарищ. Очень, очень… влиятельный…

– Серьезно? – удивилась Катя. – Не иначе товарищ президент собрался в область с дружественным визитом.

– А-а-а, – протянул мэр, да так и остался на пару секунд с открытым ртом. – Думаешь?

А насчет «товарища»… Однажды областной репортер, пишущий статью об их городе, в интервью с мэром начал очередной вопрос обращением: «Господин мэр…» Закончить фразу ему не удалось. Павел Ильич Логин, убежденный колхозник и коммунист с шестьдесят седьмого, пошел красными пятнами и заорал, срывая глотку:

– Господа у нас вона, в Москве все… эта… сидят!!! А тут, у нас, – товарищи! – после чего запустил в репортера пепельницей.

Репортер отделался легким испугом, случай вошел в историю, и теперь народ, попавший на прием к мэру, старался не употреблять «контрреволюционных» словечек. Предпочитали общаться по старинке. И только местная братва отнеслась к новшеству с неприкрытым, почти детским восторгом. «Слыхал, братела? Базар катался, в Москве господа на зону ушли», – веселились они.

– Допускаю такую возможность, Пал Ильич, – серьезно сказала Катя. – Иначе что бы товарищу из правительства здесь у нас делать? Или со скрытой инспекцией. Инкогнито, – не удержалась она от язвительности.

– Да, – легко, без задней мысли, согласился мэр. – Инкогнито… Скажите пожалуйста… Надо бы мне кое-какие распоряжения отдать… В связи с возможной инспекцией и приездом… – Но тут же спохватился: – Да, тебя вчера, говорят, капитаном назначили? – Катя хотела было объяснить, что звание – не должность, на него не назначишь, но передумала. Пал Ильич был человеком далеким от чинов и званий. – Поздравляю, поздравляю, заслужила… – Мэр схватил ее худую ладонь и убедительно тряхнул пару раз. Нахлобучил знаменитую кепку и махнул рукой. – Ну, иди, работай. И скажи там Гукину, чтобы постарался. Бомжей, алкоголиков чтобы на улице ни-ни…

Гукин Никита Степанович был начальником УВД.

– Пал Ильич, а как насчет бензина? Все лимиты исчерпали давным-давно, на вызовы ездить не на чем. Ребята на свои кровные заправляются…

– За инициативу хвалю. Пусть квитанции сохраняют. Потом погасим. И премию выпишем…

Павел Ильич повернулся и засеменил к зданию управы. Ну и ладно. Город станет чище. Глядишь, фасады у пятиэтажек обновят, асфальт новый положат.

– Классиков читать надо, товарищ мэр, – пробормотала Катя и вошла в здание УВД.

Дежурный на вахте, улыбчивый сержант – фуражечка-то на консоли лежит, – козырнул молодцевато:

– Здравь желаю, та…рищ капитан.

И расплылся аж до самых ушей, довольный собственным неказистым поздравлением.

– Здравствуй, Кеша, – улыбнулась скупо Катя. – Только к непокрытой голове руку-то не прикладывают.

– Слыхали про такое правило.

– Как ночь прошла?

– Нормально. Как обычно прошла. На Клочковской мало-мало поцапались эти… два брата… из восьмого дома…

– Федотовы?

– Они самые, – кивнул дежурный. – Вон, – кивнул за плечо, – в кутузке дрыхнут, красавцы. Выспятся, дам им по штрафу – и пусть себе по домам гребут.

– Не слишком усердствуй только.

– Ничего. Больше заплатят, меньше пропьют.

– У матери пенсию отберут, – заметила Катя.

– А я тогда к Степанычу пойду, – очень серьезно заявил дежурный. – Попрошу, чтобы годика по три каждому обеспечили.

– Все? – спросила Катя.

– Еще у общаги женской. Солдаты с нашими пацанами сошлись, стенка на стенку.

– Из-за девок?

– Это уж как водится.

– И серьезно сошлись?

– Да не, – махнул рукой дежурный. – Так, баловство одно, говорить не о чем.

– Что еще?

– А еще, – хитро прищурился дежурный, – двое сотрудников оперативного отдела ОВД были задержаны нарядом ППС в нетрезвом состоянии.

– Где?

– На Макаровке.

Макаровка была промышленным районом. Именно на Макаровке располагался текстильный комбинат. И женское общежитие.

– Кто?

– Лемех и Панкрат.

– Я так и думала, – кивнула Катя. Антон Лемехов и Гриша Панкратов – среди своих Панкрат – были приятелями не разлей вода. – За что хоть задержали-то?

– А ты у них спроси.

– Рапорт составили?

– Обошлось, – улыбнулся дежурный. – Так отпустили. Свои все-таки.

– Ладно. Разберемся. Теперь все?

– Теперь да.

– Хорошо. – Катя прошла по коридору, толкнула дверь комнаты оперативного состава.

Что касается помещений, тут им повезло. Стараниями Никиты Степановича Гукина УВД выделили едва ли не самое большое здание в городе, явно превышающее довольно скромные потребности органов охраны правопорядка, укомплектованных всего-то на шестьдесят процентов. Потому-то и занимали опера, как важные чиновники, каждый по отдельному кабинету. Да еще и комната для совещаний имелась. С мебелью обстояло хуже, но жаловаться было грех. Говорили, в столице, случается, коллеги по трое в крохотной комнатке ютятся.

В комнате оперсостава Катя застала четверых – Лемехова, Панкратова, Володю Паничева – Пана – и Женю Кузенко – просто Жеку. Володя и Женя смотрели по маленькому черно-белому телевизору музыкальную программу местной кабельной студии, Панкратов разглядывал пейзаж за окном, Лемехов, сидя на старой ученической парте, курил, пуская дым к потолку и болтая ногами.

– Привет, Кать, – повернулся к Кате Паничев.

– Добренькое утречко, – вторил ему Кузенко.

– Доброе, – кивнула Катя.

Лемехов разогнал дым рукой и заявил:

– Опаздываете, товарищ капитан.

– Начальство не опаздывает, – ответила Катя.

– Знаю, знаю, – расплылся Лемехов. Его, похоже, совершенно не удручали события вчерашнего вечера. И Катин отлуп, и последующее задержание. – Проспала, что ль?

– Неважно, – ответила она, выключая телевизор. – Расскажи-ка лучше, герой, что это за дебош вы с Панкратом учинили нынче ночью?

– Какой дебош, мать? – удивился вполне натурально Гриша Панкратов. – Ты о чем? Никакого дебоша не было.

– А что на Макаровке делали в такое время? – поинтересовалась Катя, хотя ответ ей был известен заранее.

– Да в общагу небось текстильную ездили, – усмехнулся Володя Паничев.

– А чего, нельзя, что ли? – весело осклабился Лемехов. – У меня там невеста, вот и заглянули на огонек.

– Ты, Антон, лохов на эту байду про невесту разводить будешь, – серьезно ответила Катя. – Вон Гукину рассказывай, когда на ковер вызовет. А я на такое фуфло давно не ведусь. Ей хоть восемнадцать-то исполнилось, твоей невесте?

– Обижаешь, мать, – надул губы Лемех. – Я с малолетками не того… не якшаюсь. Больной, что ль, самому себе срок на шею вешать.

– Смотри, – погрозила пальцем Катя. – Статью намотаю, не посмотрю, что коллега.

– Вот и доверяй тебе после этого… – «опечалился» Лемехов.

– Антон, насчет малолеток я серьезно. Не дай бог, узнаю что-нибудь такое!

– Да ладно, Кать. За кого ты меня принимаешь-то? Я же не какой-нибудь этот… бык отмороженный.

– Стояли, болтали с девчонками, тут как раз солдатня эта подкатила откуда ни возьмись, – поддакнул Панкратов. – Мы им вежливо так: ребята, мол, а вам в часть отвалить не пора? По отбою, на горшочки? Как, мол, отцы-командиры на ваш поздний загул посмотрят?

– Но вежливо, заметь, мать, – вставил реплику Лемехов. – В предельно корректной форме обратились, чтобы не пятнать офицерский мундир. А эти сопляки в драку… Пришлось поучить детишек уму-разуму. Одному-другому в голову накатили, остальные сами полегли.

– А уж дальше орлы из ППС подоспели, – закончил Панкратов. – Проехались в отделение, как водится. То-се…

– Так это вы, что ли, в сводку попали? – удивилась Катя. – Драка у общежития?

– Не, ты не беспокойся, там все чисто, – поспешил успокоить ее Лемехов. – Ребята пообещали фамилии в сводку не вносить.

– Ваше счастье, – кивнула Катя. – А то оба имели бы такие неприятности – мало бы не показалось. Степаныч с вас по три шкуры спустил бы.

– Не внесли же, – беспечно отмахнулся Лемехов. – Так чего шум поднимать? Нормально, мать. Все хорошо, что хорошо кончается.

– Угу, – скептически кивнула Катя. – В следующий раз лучше ноги сделайте. И так по городу слухи ходят… – Она повернулась к Паничеву и Кузенко. – Ребята, никто из вас не в курсе, что вчера в городе Козельцев светился?

– Козельцев? Владимир Андреевич? – насторожился Панкратов. – Откуда сведения?

– Логин только что рассказал. А ему люди из ГИБДД доложили.

– Ну, пойдут неприятности теперь, – пробормотал Лемехов.

– С чего ты взял? – повернулась к нему Катя.

– Да коллеги столичные рассказывали. Тот еще урюк… Срок на нем бесконечный висит. Только прикрывают его люди серьезные, нам до него не дотянуться. А я бы его посадил. С удовольствием.

– А чего он у нас-то делал? – поскреб в затылке Панкратов. – В управу он, я так понял, не заходил. Интересов у него здесь никаких… Не Пал Ильича же он проверять приезжал?

– Так… – Катя достала из сумочки сигареты, присела на подоконник. – Давайте, орлы, колитесь, никто ничего не утаил? Никакой важной информации за последние десять дней не проходило?

– Да нет, – озадачился Лемехов. – Если что вспомню, сразу скажу.

– Пан? – Катя повернулась к Паничеву. – Как у тебя?

– У меня тоже ничего выдающегося, – наморщил лоб Володя.

– Ну да, – поддержал его Кузенко.

– Вообще-то… – задумчиво, врастяжку, произнес Гриша Панкратов, – есть у меня одна информашка… Не думаю, правда, что наше правительство заинтересовалось бы такой мелочью, но… черт его знает. Может, и в самом деле? Опять же вы все наверняка уже слышали…

– Да говори, не томи, – возмутился Лемехов. – Во дает! У него информация, из-за которой к нам правительственная шишка ломится, как козел в ворота, а он молчит!

– Ребят, – Панкратов выглядел крайне серьезным, – только это не должно пойти дальше порога. Знаем мы пятеро – больше никто. И даже начальству не докладываем. Иначе может пострадать очень хороший человек. Идет?

– Там посмотрим, – жестко ответила Катя. – Смотря что за информация. Выкладывай.

– Короче, вчера вечером, – Панкратов наклонился к столу, понижая голос, – один парень сказал мне, что перетрахал правую половину города и теперь взял обязательство перетрахать левую, затратив на это вдвое меньше времени. Как думаете, правительство не поэтому сюда десант высадило?

Лемехов ошарашенно уставился на приятеля. А тот улыбался до самых ушей. Катя тоже смотрела на Гришу. До нее не сразу дошел смысл сказанного. Первым сообразил Володя Паничев, а сообразив, заржал в голос. Улыбнулась Катя. Потом загоготал Женя Кузенко. И только Лемехов мрачно смотрел на Гришу.

– Чего? – спросил тот.

– Я не понял. Это ты про меня, что ль?

– Нет, блин, – засмеялся Панкратов. – Про папу римского!

Лемехов подумал секунду, затем пожал плечами, сказал безразлично:

– Ну и дурак тогда. – Чем вызвал новый приступ смеха у всех присутствующих. – Смейтесь, смейтесь. Особенно ты, Гришаня. Я тоже над вами посмеюсь. Придет время, – добавил Лемехов для Володи и Жени.

– Все, закончили веселье, – оборвала Катя.

– Давно пора, – буркнул Лемехов.

– Так что, информации ни у кого нет?

– Мать, – развел руками Женя Кузенко, – если бы она была, ты бы о ней знала, клянусь.

Катя повернулась и посмотрела в окно. Мэра на пороге управы уже не было.

– Ладно. Завтра посмотрим, – задумчиво произнесла она. – Что у нас на сегодня?

– Бригада Смольного Крохе стрелку забила, – потер ладони Лемехов. – Вроде по поводу старых точек.

– Во сколько, где? – мгновенно напряглась Катя.

– В пять вечера, на втором километре. Стоянка там есть для большегрузов, у мотеля «Дальний путь». Вот на ней.

– Понятно, – кивнула Катя. – Думаешь, может стрельба случиться?

– Думаю. Слушок такой по городу пошел, что «смольновцы» на войну реально настроились. Не пойму, с чего только, – развел руками Лемехов. – Вообще-то они добазарились без стволов приехать и вопрос мирно тереть, но мне один кекс шепнул по секрету, мол, «смольновцы» кое-что прихватят.

– Кроха, понятное дело, тоже заявится с арсеналом, – утвердительно кивнула Катя.

– Ну, ему-то жить еще не надоело, – согласился Панкратов. – Вот мы бы их там всех разом дружненько и упаковали бы. Всем спокойнее было бы. Пусть в камере отношения выясняют.

– А твой источник надежный? – поинтересовалась у Лемехова Катя.

– Надежнее не бывает, – ухмыльнулся тот.

– Тогда будем работать, – вздохнула Катя. Откровенно говоря, не любила она, когда в городе начинался «пороховой бардак». – Вязать, оформлять, сажать.

Гриша улыбнулся и старательно чмокнул губами, изображая поцелуй. Так он выражал восторг.

– Иди в баню, – отмахнулась Катя. – А вообще… странно как-то. Смольный в СИЗО парится. Структура его против Крохиной никак не катит. С чего это они хвост решили поднимать?

– Кать, – Панкрат развел руками, – чужая душа – потемки. Возьмем мальчиков за жабры, там и разберемся.

– Ну, чего… – Лемехов полез за отворот пиджака, достал из кобуры «ПМ», снял с предохранителя, выщелкнул обойму, проверил наличие патронов, вернул обойму в магазин. Проделано это было киношно-пижонски. Гриша улыбнулся. – Сейчас звякну Мурзе Рахметовичу, чтобы людей подтянул, повяжем всю эту гоп-компанию, когда приедут.

– Антон, – Катя посмотрела на Лемехова, – будешь Рахметычу звонить, попроси, чтобы группа пораньше подъехала, к трем. И предупреди, чтобы не очень мелькали. А то опять на своем автобусе фирменном заявятся, через час весь город будет знать, что менты на втором километре засаду устроили. Пускай в мотеле разместятся, в номерах с видом на стоянку. А в половине пятого туда Гриша подойдет.

– Мать, нет проблем, – весело задрал брови Лемехов. – Прямо сейчас и звякну. А что, – тут же поинтересовался он, – со Степанычем согласовывать не будем?

– Будем, конечно. Куда же мы денемся.

Вообще-то при проведении подобных операций, в какой бы стране мира это ни происходило, действует одно и то же неизменное правило: чем меньше народу в курсе, тем лучше для дела. Но обойтись без одобрения начальника УВД было нельзя. Кто знает, как все повернется? Не дай бог, до стрельбы дойдет, потом проверками да комиссиями замордуют. И тебе достанется, и начальству. Что же это за начальство такое, если не знает, какая каша в собственном доме варится?

– Ну, – сказал Володя Паничев вполне довольно, – пошла потеха…

* * *

– Какие у нас планы на сегодня, Вадим? – Дима прошел к столу, взял чашку кофе.

– Степан звонил. Просил о встрече.

– Чего хотел?

– Как обычно, – улыбнулся Вадим.

Единственной паршивой овцой в семье оказался старший брат Димы – Степан. Как ни пытался отец вразумить Степана и наставить на путь истинный – бесполезно. Дима не однажды предлагал брату работу в одной из своих фирм, но каждый раз тот гордо отказывался. Теперь Степан гужевался у каких-то своих друзей в столице, время от времени наезжая к Диме и клянча у того деньги в долг. Долг накопился уже вполне приличный, однако Степана это не смущало. Дима, конечно, давал деньги без большой охоты, но все же давал. Единственное, что он заставлял брата делать регулярно, – проходить медицинский осмотр. Доверенный врач обследовал Степана и как минимум раз в месяц делал полный анализ крови на предмет наличия следов наркотических препаратов. Степан ворчал по данному поводу, но таковы были условия получения ссуды.

– Хорошо. Скажи, пусть подъедет завтра. Пройдет осмотр – получит деньги. – Дима допил кофе, принялся повязывать галстук. – Ты на Козельцева информацию поднял?

– Поднял, да. Даже ждать не пришлось. На него столько компры в «конторе» лежит – у меня глаза на лоб полезли. Владимира Андреевича расстреливать впору как вредителя и врага народа. С конфискацией. Такого раскулачить – вся страна сможет три года карбонад с икрой трескать. Если этого бобра за рога возьмут – он из зоны не выйдет.

Вадим взял стоящий у двери кейс, щелкнул замками, выложил на стол два десятка листков.

– Здесь основная выжимка. Кое-какие телефонные разговоры, чтобы ты реально масштаб оценил, привычки, контакты, адреса, счета.

Дима застегнул запонки, взял со стола листки, просмотрел, хмыкнул:

– Ты не прав, Вадим. Он не из зоны не выйдет. Он до зоны не дойдет. Только зацепить его сложно. Слишком много реальных людей с ним общими делами замазаны. Они его вытаскивать до последнего будут, лишь бы Козельцев рот не открыл, иначе вонь на всю страну пойдет.

Дима снова пролистал досье.

– А с секретаршами что?

– Обе разом ушли в отпуск, – сообщил Вадим. – Три дня назад.

– Хвосты какие-нибудь есть?

– Их мобильные не отвечают, дома никто не открывает. Я отправил Борика с Паней, они посмотрят там все.

– Найди этих секретарш, Вадим. Если мы их не найдем в ближайшую неделю, боюсь, потом будет поздно.

– Почему? – не понял Вадим. – Кому они нужны?

– Когда каша заварится, их головы станут слишком дорого стоить.

– Ты беспокоишься о каких-то секретаршах? – удивился Вадим. – Дима, самое время побеспокоиться о себе.

– О себе я и беспокоюсь, – ответил Дима. – Секретарши волнуют меня постольку-поскольку. – Он застегнул пиджак, вернулся к столу, сунул досье Козельцева в карман. – Знаешь что, Вадим… Достань-ка мне адреса всех серьезных коллекционеров живописи. И еще мне понадобятся специалисты по… Впрочем, это я с отцом обговорю. Это все? Или еще что-нибудь есть?

– Насчет ментов ты просил… – Вадим протянул ему список.

– Спасибо. – Дима не без удивления взглянул на одинокую страничку. – Так-так-так… – проглядел он список. – И это все, кто не берет? Негусто. Коррумпированные у нас, однако, правоохранительные органы.

– Так ведь, Дима, кушать всем хочется.

– Екатерина Михайловна Светлая. Екатерина Михайловна. Тридцать один. Не замужем. Дочери двенадцать лет. А муж куда делся?

– Развелись, наверное, – прокомментировал Вадим.

– Понятно. – Дима взял со стола телефон, набрал номер. – Миша? Приветствую. Да, я. Чем вы занимаетесь? Вот что, пока Северьян Януарьевич твоему «Джону Ву» замену ищет, ты бери с собой Андрея… Какого-какого… Сценариста! И оператора. И срочно приезжайте ко мне. Да, вы мне понадобитесь. Все трое. Найми левака, я оплачу. Все, давай, жду. – Дима убрал телефон в карман. – Та-ак. Что еще, Вадим?

– Все. – Вадим посмотрел на него с интересом. – Что ты задумал, Дима?

– Я? Дима усмехнулся. – А с чего ты взял, что я что-то задумал?

* * *

В маленьком ресторанчике под названием «Кавказская трапеза» народу почти не было. Смольный знал это местечко давно. Здесь всегда было спокойно, малолюдно. К тому же большая часть столиков вынесена на улицу, подъезд просматривается метров на сто пятьдесят. Появилась бы на горизонте ментовская тачка, сорвать когти проблемы бы не составило. Метрах в двадцати, сразу за ресторанчиком, начинался лес. Делай ноги и не оглядывайся.

Пока же Смольный спокойно ел шашлык и запивал его водкой. Шашлык был хорошим, водка чуть теплой. Неприятно. Но лучше теплая водка в безопасном местечке, чем ледяная в тупике.

– Я одного не пойму, Смольный. – Советник – коренастый, очень подвижный парень с погонялом Юань – взглянул на сидящего напротив босса. – Почему бы нам сразу Кроху не заделать? Зачем вся эта байда с ментовкой нужна?

Смольный отрезал кусок шашлыка, пожевал, опрокинул очередную рюмку. Он отъедался после вынужденного годичного поста.

– Я тебе объясню, Юань. – Голос его звучал ровно, почти равнодушно. – Если менты не приедут, мы так и сделаем. Только нам нужно, чтобы Кроха на нары загремел. Завалить его – проблемы нет. Это в любую минуту можно сделать.

– Тогда почему не завалить?

– Потому что я хочу огольца Крохиного перед ментами раскрыть, понимаешь? Он сейчас бизнесмен. Типа честный гражданин. А нужно, чтобы он за ствол схватился. И лучше, если первым. Тогда, во-первых, спроса перед братвой за него не будет реально. – Смольный улыбнулся тускло, пожевал и снова выпил водки. – А во-вторых, дорогой ментовке подарок конкретный выйдет. Такого бобра на чистые дела вывели. Менты же небось спят и видят, как бы его за решетку упрятать, да только хрен к нему подберешься. Оголец – пацан хитрый. Понтуется, типа деловой и к папе своему реально отношения не имеет. Просто так его хрен разведешь, а за отца он в отмашку кинется, зуб даю.

Юань кивнул понимающе. Идея была не то чтобы неплоха, можно и поизящнее что-то придумать, зато вполне осуществима. Разве менты упустят случай братву на стрелке зацепить? У них ведь в плане как? Взяли тех, взяли этих. Нигде не указывается, что «тех» отпустили через час после задержания, а «этих» – через два. Ботва ящик смотрит и радуется. Они бы прикинули, сколько менты братков гребут. Вся страна уже, по идее, на нарах париться должна бы, ан нет. И братва гуляет, и ментам есть на чем план делать, премии да звездочки себе зарабатывать. И ботве радостно: типа охраняют ее.

– Я пацанов послал, – сказал советник. – Они у мотеля покрутятся, поглядят, что к чему. Если менты объявятся – сразу свистнут.

Смольный доел, отодвинул тарелку.

– В общем, так, Юань. Я на эту стрелку не поеду. Мне до времени лучше не светиться. Если разведчики наши ментов засекут, вы много стволов не берите. Один-два, на всякий случай, у кого ксива есть. Чтобы все чисто вышло.

– Я понял, – кивнул Юань.

– А как Кроху повяжут, ты сразу мне на мобильник кидай.

– Базара нет, «папа».

Смольный потянулся, зевнул широко.

– И не звони пока особо никому, что я вернулся.

– Хорошо.

Смольный подозвал официанта.

– Братела, сделай еще два раза шашлычок. И водку замени. Эта теплая.

Официант понимающе кивнул, подхватил со стола посуду, наполовину початую бутылку и скрылся в кухне.

– Где мне тебя искать-то, если что? – поинтересовался Юань.

– Я сам с тобой свяжусь.

Советник посмотрел на Смольного недоумевающе:

– «Папа», ты мне не доверяешь?

– Я никому не доверяю, – отрубил Смольный. – Тебе в том числе.

– Почему? Ты подозреваешь, что среди нас кто-то «наседка»?

– Половина наших пацанов к Крохе свалила, стоило мне упасть на нары. – Бесшумно подплыл официант, поставил на стол тарелки с шашлыком, запотевший графинчик с водкой, удалился так же бесшумно. – Ты хочешь, чтобы я после этого кому-то доверял? – спросил Смольный насмешливо, отправляя в рот очередной кусок. – И не думай. Это я должен на похоронах Крохи и его пацана гулять, а не они на моих. Вот замочим их, тогда будем с доверием разбираться. Кстати, я говорил тебе лаве привезти. Ты привез?

– Да, конечно, «папа». – Юань придвинул Смольному стоящий под столиком аккуратный кейс. – Там и бабки, и ствол. «Тэтэшник», как заказывал.

Смольный опустил руку, придвинул чемоданчик к себе. Потом кивнул на вторую тарелку:

– Ешь. Хороший шашлык. Тебе сегодня придется полночи в ментовке куковать.

Юань придвинул тарелку и принялся за еду.

* * *

– Андрей, – Дима завел «БМВ» на площадку возле школы, повернулся к устроившемуся на заднем сиденье сценаристу, – мне нужно, чтобы ты дописал сценарий.

– В смысле? – не понял тот.

– Роль для двенадцатилетней девочки. Маленькая, большая – неважно. Важно, чтобы она была.

– Дмитрий Вячеславович, но это… непросто. Придется все переделывать. Невозможно ввести персонаж, не затронув при этом общей структуры сценария.