Текст книги "Свет не без добрых людей"
Автор книги: Иван Шевцов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
1
Возвращались домой под вечер. Уже подъезжая к центральной усадьбе, на перевале встретили Михаила Гурова. Его мотоцикл с привязанной к багажнику плетеной корзиной, полной белых отборных грибов, стоял в сторонке, а сам Михаил сидел на обочине и любовался тишиной и сизо-золотистыми далями, освещенными предвечерним солнцем.
Надежда Павловна попросила остановить машину. Все вышли посмотреть добычу завзятого совхозного грибника. Михаил был одет в легкую, из светлой парусины курточку на молнии, черные брюки и серую кепку. Неожиданная встреча с такой кавалькадой и проявленный к нему интерес смутили Гурова.
– Легок на помине, – дружески обратилась к нему Надежда Павловна. – Мы тебя вспоминали сегодня.
– Смотря каким словом, – произнес Михаил и мельком взглянул на Егорова.
– Добрым, добрым словом, – успокоил Захар Семенович. – Мне с тобой нужно будет поговорить.
– Пожалуйста. – Михаил насторожился.
– Не теперь, вернее не здесь, – ответил Егоров. – Часа через два ты смог бы зайти домой к Надежде Павловне?
– Смогу, конечно.
– Значит, договорились. – И, взяв из корзины твердый, с маленькой, похожей на берет шляпой на толстой ножке, боровик, сказал: – Со сметанкой хороши!.. Есть люблю, а собирать не умею.
– А я наоборот: люблю собирать, в лесу люблю их, а когда они на сковороде, – равнодушен, – сказал Михаил и, отвязав корзину от багажника, подал ее Посадовой. – Так что прошу вас, Надежда Павловна, на ужин.
– Да что ты, Гуров, зачем это? – воспротивилась Посадова. И Егоров смутился, неловко улыбаясь, заметил:
– Я ведь без всякого намека.
– Так я ж все равно их соседям отдам. Я ж в столовой питаюсь, – искренне запротестовал Гуров. – Надежда Павловна, вы же знаете.
Он посмотрел на Посадову умоляюще, и та сдалась, взяла корзину и передала ее Тимоше.
– Ну ладно, давай, чай, не в первый раз. И сам с нами будешь ужинать. Только без опозданий, не позже чем через два часа приходи. А лучше пораньше.
Здесь их нагнал директорский "газик". Роман Петрович возвращался из отделения. Как всегда деятельный, беспокойный и возбужденный, на ходу выскочил из открытой машины и доложил:
– Все хозяйства, за день объехал.
– Это по какому случаю в выходной день ты хозяйства объезжаешь? – ядовито спросил Егоров. – Сам-то не умеешь отдыхать – ладно, это твое личное дело. Но людей зачем беспокоишь? Кто тебе дозволил в законный выходной день ломать отдых людям, портить им настроение?
Серьезный начальнический тон озадачил директора.
– Так, Захар Семенович, – взмолился Булыга, косясь недовольно на присутствующих, и взгляд его говорил: "нельзя же при подчиненных", – сам не доглядишь – душа неспокойна.
– Пусть лучше одна душа будет неспокойна, чем из-за нее причинять беспокойство сотне.
Булыга понял, что сказал невпопад, и хотел было замять неудачный разговор, но тут на помощь ему пришел Гуров; он как-то неожиданно оповестил:
– Слышите?! Поет… В конце августа поет!
Все сразу притихли и прислушались. Рядом на опушке раздавалась отчетливая голосистая трель. Булыга встревоженно спросил:
– Кто еще?
– А вы разве не узнаете? – не веря, переспросил Гуров.
– Не знакомились. – Булыга попробовал сострить.
– Нет, кроме шуток, неужто в самом деле не знаете, кто поет? – удивился Михаил и пояснил: – Это зяблик. Только соловью уступает. Самому соловью. Больше никому.
– Зяблики нам не обязательны, – всерьез сказал Роман Петрович. – Зябликов в плане семилетки нет. А вот хрю-хрю к двадцать пятому числу десять тонн сдать надо. А не сдашь – сам не только зябликом, петухом запоешь, мычать и хрюкать будешь – вот что я тебе доложу, товарищ комсомол.
Когда зяблик умолк, Егоров, глядя в землю, сказал:
– Между прочим, товарищ директор, вам, кажется, приказано сдавать сейчас телок на мясо?
– Было такое распоряжение, выполним в срок, – с готовностью ответил Булыга.
– Так вот, Роман Петрович, я разрешаю тебе не выполнять такого распоряжения. Совхоз ведь свой план по мясозаготовкам выполнил?
– Надо другим помогать. Мне не привыкать. Секретарь райкома пообещал вам – надо выручать, – ответил Булыга.
– Так выручать не надо, – настаивал Егоров.
– А ничего не случится, Захар Семенович, сдадим. Совхоз от этого не обедняет.
– Вот даже как! – Егоров поднял на Булыгу глаза, и Вера заметила, что они вдруг стали холодными и колючими. – Сегодня план выполним. А завтра? Чем завтра будем выполнять план по молоку? Молодых коров под нож! Ничего себе, хозяйская логика, далеко смотрите, товарищи руководители.
2
Пока жарились грибы со сметаной – теперь обязанности повара исполняла Надежда Павловна, – Вера разговаривала с Захаром Семеновичем. Егорова интересовала судьба девушки, он спрашивал, где она родилась, жила, училась.
– Сколько вам лет, Верочка?
– Уже девятнадцать, – ответила Вера, глядя на Егорова выжидательно.
Захар Семенович повторил негромко, сощурив глаза и глядя в потолок, в одну точку, куда была подвешена недорогая трехламповая люстра с бумажными лимонного цвета колпаками.
– Девятнадцать лет, Верочка, бывает один раз в жизни. И двадцать – тоже. Все значительное в жизни человека бывает, к сожалению, один, только один раз. Что поделаешь? Поэтому человек, если он действительно человек, дорожит каждым прожитым днем, старается беречь и разумно расходовать свое время. В старину говорили: время – деньги. Оно не деньги, но дороже денег. Его не купишь ни за какие деньги. Нет, не купишь. А выбросить на ветер, попусту – легко. Это проще всего. В жизни, Верочка, надо стараться постоянно находить и чувствовать красоту. Понимаете? Везде, всюду. И не только находить – создавать ее надо. И когда Булыга говорит, что мычание и хрюканье ему приятнее соловья, тут мы где-то недоработали, чего-то недоделали. Это, знаете, купеческий, свинский взгляд на жизнь.
Вера молчала. Слушая внимательно Егорова, она чутко прислушивалась, нет ли шагов за окном.
Должно быть, ее томительное ожидание передалось Михаилу: он пришел раньше. Он вошел, не взглянув на Веру, и сразу лицо ее залил румянец. Сел рядом с ней на стул, тоже напротив Егорова, и стал неторопливо рассказывать то, о чем просил его Захар Семенович. Собственно, он повторил то же самое, что и Артемыч, рассказал об их партизанских приключениях с мешком картофеля и толом. Егоров изредка что-то записывал себе в блокнот.
Выбрав удобный момент, Миша достал из кармана брюк свернутую в трубку тонкую тетрадь, от начала до конца исписанную разборчивым крупным почерком.
– Я все собирался с Надеждой Павловной… посоветоваться. – Голос Михаила дрожал, он явно волновался. – Тут по разным нашим делам. Ну и решил сегодня воспользоваться случаем… поскольку вы тогда с двухсменкой нас поддержали…
– Очень хорошо, что решил, давай выкладывай, – дружески заговорил Егоров, поднимаясь с дивана и тоже присаживаясь к круглому обеденному столу.
Миша подал Егорову тетрадь, в которой излагал свой план подъема совхоза, – там было девять пунктов.
Пункт первый. Совхоз до сих пор испытывает острую недостачу кормов. Комбикорма постоянно завозят для свиней, поэтому себестоимость мяса слишком еще высока. Земли в совхозе достаточно, три тысячи гектаров. Рабочих рук тоже хватает, хотя Булыга и утверждает, что и земли мало и рабочих нет. Вся беда в том, что земля плохо используется, урожаи низкие, пастбища организуются неправильно. Много пахотной земли занято под травами, овсом и другими малоэффективными культурами, не клеится дело с кукурузой. Надо разводить бобы на корм скоту и сахарную свеклу.
Пункт второй. Мало скота на сто гектаров земли: коров и овец.
Пункт третий. Породистость свиней и особенно коров никудышная. Отсюда низкие удои и малая жирность молока – в среднем три процента при среднем удое две тысячи килограммов от одной коровы. И хотя Булыга гордится этой цифрой, потому что в соседних колхозах надаивают еще меньше, Гуров считает, что можно и нужно эти показатели удвоить.
Пункт четвертый. Необходимо как можно больше и лучше организовать искусственное осеменение животных, притом централизованное. Это приведет к улучшению породы скота и снизит расходы на содержание быков и хряков.
Пункт пятый. Михаил ратует за специализацию совхоза. Хозяйство у них животноводческое: молоко, мясо. Все должно быть подчинено этим отраслям. Все, что растет на полях: злаки, овощи, травы – все должно переделываться в корма. Поэтому незачем им разводить лен, который не столько дает прибыль, сколько отвлекает их. Не нужны им кролики и куры, – пусть их разводят в специальных совхозах и колхозах. Что же касается пекинской утки, то он за разведение ее, если в совхоз вольется расположенный на берегу озера колхоз "Победа". Там для уток простор. Там возможно организовать рыболовецкую бригаду, которая бы занималась в основном зимним подледным ловом, когда много свободной рабочей силы. Он против огорода и сомневается, нужен ли им такой большой сад. Впрочем, он оговаривается в отношении сада: надо содержать его в порядке, по-научному.
Пункт шестой. Настойчиво продолжать механизацию всех производственных процессов. Это даст возможность вдвое, втрое сократить рабочую силу.
Пункт седьмой касался благоустройства села и быта рабочих, поднятия культуры в совхозе, организации досуга, просвещения, учебы.
Пункт восьмой предлагал до минимума сократить ненужные работы, которые завышают себестоимость продукции.
Пункт последний, девятый. Искоренить пьянку, объявить ей жесточайшую войну, потому что половина всех чрезвычайных происшествий в совхозе и других бед есть результат пьянки.
По каждому из этих пунктов были конкретные, обоснованные советы и предложения.
Егоров внимательно, молча читал тетрадь. Надежда Павловна поставила на стол две сковороды грибов и банку со сметаной.
– Скажи ты, наконец, что это такое? – допытывалась она. – Партизанские записки?
– Нет, Надюша, гораздо серьезней. – Егоров весело хлопнул тетрадью по своей ладони. – Гораздо важнее сейчас для нас. – И, садясь за стол, продолжал, сверкая вдруг оживившимися, беспокойными глазами: – Это записка коммуниста Гурова в обком партии.
– О чем? – допрашивала уже заинтригованная Посадова.
– О том, почему совхоз "Партизан" отстает и что надо сделать, чтобы его поставить на ноги.
– Насколько мне известно, – обиженно проговорила задетая таким ответом Надежда Павловна, – совхоз "Партизан" издавна занимает первое место в районе и одно из первых мест в области.
– Значит, и район ваш и область наша занимают не то место в жизни, какое им полагается, не то, – ответил Егоров и, еще раз хлопнув тетрадью, отложил ее на диван. – Только, дружище, вот что я тебе замечу, – сказал он, глядя на окрыленного Гурова. – Все, что ты наметил, все это прекрасно и верно. А в жизнь проводить кто должен? Не я и не обком? Так ведь?
– Разумеется, – подтвердил Михаил. – Но без вашей помощи ничего у нас не выйдет.
Он исподволь бросал короткие и косые взгляды на Посадову, и Егоров их не только заметил, но и отлично понял.
– Надо, чтоб вышло. У вас есть партийная организация. Пусть товарищи обсудят, поговорят и решат. А, Надя? Как ты думаешь? – говорил очень оживленный и вдруг как-то повеселевший Егоров.
– Я ничего, товарищи, не понимаю, о чем вы толкуете, – все тем же недовольным тоном отвечала Посадова. – Какая-то записка в обком, о которой я понятия не имею, отсталый совхоз.
– Надюша, ты все поймешь. Вот здесь все ясно. – Захар Семенович опять взял тетрадь. – Прочтешь и все-все поймешь.
Вера попросила посмотреть тетрадь и тут же, не выходя из-за стола, углубилась в чтение. Михаил понял, что Посадова недовольна: почему, мол, с ней прежде не поговорили. Надо было ей как-то объяснить, но Егоров все мешал ему говорить – сам говорил больше всех.
Гуров расстроился и огорчился. Егоров, внимательно и зорко следивший за ним, попытался успокоить и приободрить Михаила. Обняв его за плечи, он сказал с душевной, отеческой теплотой;
– Чего скис?.. Думаешь, я не знаю? Знаю, все знаю. Пока Булыга руководит совхозом, трудно будет осуществить твой план. В этом надо признаться, как бы нам ни было горько. Роман Петрович неплохой человек. Но он отяжелел. Не сможет на новую ступень подняться. Нет, не сможет. Ругать его бесполезно, учить – поздно. Мозг отяжелел, жирком покрылся. Да.
Перехватить протестующий жест Надежды Павловны, которая хотела было подать свой голос в защиту директора совхоза, Егоров предупредил ее решительно:
– Ты, Надя, не оправдывай его. Ты свыклась и не хочешь замечать. Для тебя Роман Петрович – герой-партизан и добрый дядька. То, что он добрый дядька, это я и сам знаю. Не будем, Надя, сейчас спорить: покажет время. Посмотрим, что скажут коммунисты по поводу предложений Гурова и что директор скажет, – примирительно закончил Егоров.
Посадова все-таки не могла согласиться с этим. Да, она знает слабости Булыги, но сказать, что он не способен руководить совхозом, это уж слишком. В конце концов, кто лучше знает, как работает директор, – секретарь обкома или парторг? "Я свыклась и не хочу замечать? Да разве это верно, Захар? Разве не я говорила тебе о недостатках Булыги, и не я ли постоянно поправляю Романа Петровича советами. Нет, дорогой Захар, заблуждаешься ты. Очень заблуждаешься".
Гуров чувствовал себя неловко при всем этом. Он уж жалел, что "сунулся" со своим планом, и теперь попытался как-то увести разговор на излюбленную Артемычем тему: совхоз или колхоз?
– Как только ни приеду к нему, обязательно будет надоедать: куда деревня двинет завтра – в совхоз или в колхоз, – громко и намеренно весело говорил Гуров. – Я ему говорю: что я, Хрущев, чтоб на все твои вопросы отвечать?
– То, что ты не Хрущев, – это нам известно, а вот как сам думаешь по поводу вопроса Артемыча? – обратился к Гурову Егоров.
– А что я думаю? Колхоз свое великое дело уже сделал. Как ни говорите, а это ж частник, коллективный единоличник. А совхоз – предприятие государственное. У него ноги покрепче колхозных, у совхоза-то. Мне председатель "Победы" Юрий, сын Артемыча, как-то говорит: "Чепуха получается: существуют совнархозы, а сельское хозяйство им не подчиняется. Почему? Друг на друга работают, а живут в разных ведомствах, как в двух государствах". Я думаю, был бы везде совхоз, тогда и легче бы передать сельское хозяйство совнархозам.
Егоров встал, заложив руки за спину, прошелся по комнате, скользя по картинам прищуренными глазами, и, подойдя вплотную к Посадовой, спросил, кивая на Гурова:
– У тебя много таких коммунистов?
– Ершистых?
– Думающих… Что же касается "проблемы Артемыча", то ее не существует и незачем ее сочинять. В настоящих условиях и совхоз и колхоз себя оправдывают, оба хороши. И еще, наверно, долго будут параллельно развиваться и совхоз и колхоз. Так что вы, товарищи, оставьте свои "коварные" замыслы насчет "Победы". Несвоевременно это и неверно. Колхоз "Победа" – экономически сильное хозяйство. Соревнуйтесь, живите, как добрые соседи. Время покажет. Всякому овощу свое время.
3
Поговорить с Булыгой начистоту Надежда Павловна собиралась давно, да все как-то не было подходящего случая. Последний приезд в совхоз Егорова показал ей, что дальше откладывать такой разговор нельзя. «Вы плохо хозяйствуете, по старинке, – говорил ей с глазу на глаз Захар Семенович. – А время теперь не то. Теперь думать надо, много думать. Уметь считать. Роман считать не умеет, и, к сожалению, партийное бюро не хочет или не может заставить его вести хозяйство по-научному».
"Не хочет или не может…" Эх, Захар!.. Многого тебе не понять. Ты видишь нашу жизнь со стороны. И хотя говорится, что со стороны видней, все-таки не во всем ты прав. Конечно, основной твой упрек совхозу – низкие урожаи колосовых – в общем-то справедлив. Но Роман ли в этом виноват? И разве можно его заставить, когда надо учить. А учить Романа, знал бы ты, как трудно. Не больно-то он слушается членов бюро.
Посадова в душе считала большой своей заслугой, что она умеет в течение многих лет не только ладить с Булыгой, но и влиять на него. В совхозе для Романа Петровича нет авторитетов, кроме Надежды Павловны. Но и ее влияние имеет свои пределы. И не будь в обкоме Егорова, не было б в совхозе и Надежды Павловны.
С "запиской" Гурова Надежда Павловна внимательно ознакомилась на другой день после отъезда Егорова. А не обсудить ли на партийном бюро для начала вопрос о поднятии урожайности колосовых? Такова была ее первая мысль. Пригласить на бюро бригадиров, агрономия, а также "академиков" Гурова и Нюру Комарову. Посадова позвонила Булыге:
– Ты один у себя?
– Нет. А что?
– У меня есть к тебе разговор. Хотелось бы, чтоб нам никто не мешал.
– Та-ак, – что-то соображал Роман Петрович. – Вот что: у подъезда стоит "газик", я хочу в отделение проехать. Выходи, садись. Я буду за водителя. Устраивает?
– Вполне.
Разговаривали в пути, без свидетелей.
– Вчера Захар много и резко говорил о делах нашего совхоза, – начала Надежда Павловна. – Обком недоволен нашими урожаями.
– Знаю, – перебил Булыга. – Он мне об этом уже не раз говорил. Пусть сам сядет на мое место и покажет пример. А я посмотрю, что у него получится… двадцать центнеров… Сказки! На черноземах не везде собирают по двадцать центнеров зерновых, а он хочет на наших подзолах да суглинках получить. Двенадцать центнеров для нас предел.
– Нет, Роман, ты не прав. Зачем так сразу отметать? Старики говорят, что собирали по сто, по сто двадцать пудов ржи и ячменя.
– Кто? Законников? Знаю, слышал и эти сказки.
"Нет, с ним говорить никак невозможно".
– Я думаю, Роман Петрович, обсудить вопрос о поднятии урожайности зерновых на бюро.
– Твое право, обсуждай. Лишнюю галочку поставишь в плане мероприятий. Отчитаешься перед начальством – мол, обсуждали, рекомендовали. Для этого тебе надо?..
– Нет! – резко бросила Посадова. – Не для отчета, а для дела. Наши рабочие, рядовые люди думают, заботятся, предлагают. А руководителям лень подумать.
– А чего ты раскудахталась? Я что, против бюро? Обсуждай, пожалуйста.
– И обсудим. Тебя заслушаем.
– А чего меня слушать? Лучше я вас послушаю. Вы же все шибко умные, ученые. А директор у вас человек темный.
– Не паясничай, Роман. Противно слушать.
– Коль директора противно слушать, так заслушай на бюро доклад Федота Котова. Или "академиков" наших.
– Что ж, и их послушаем. И поспорим.
– А чего нам спорить? Будем больше клеверов сеять, больше чистых паров держать – улучшим почвы и урожай поднимется.
– Это ты так считаешь.
– Почему только я? Так и наука наша передовая, считает, Вильямс, академик как-никак.
– А между прочим, наши молодые "академики" Гуров и Комарова не разделяют этой теории.
– Так всегда было: каждый сопляк считает себя самым умным, а всех круглыми дураками. Ученость свою хотят показать… Отвергать легко. А что взамен они могут предложить? Болтовню свою, ученические тетрадки.
– Предлагают, Роман, много дельного предлагают. Бобы, сахарную свеклу, навоз. – Она хотела пересказать содержание записки Гурова, но подумала: сейчас это только больше взбесит Булыгу, начнет кричать: "Накляузничал Егорову!" И он действительно закричал:
– Учить меня решили: устарел директор, отстал, зазнался. Слышал я это, имел удовольствие от первого секретаря обкома слышать. От других не желаю. Хватит. Ваше дело проводить бюро, вы за это зарплату получаете.
"Зарвался, окончательно зарвался человек". Но сдержала себя Посадова, подавила вспышку. Смолчала. Молчание было тягостно. Навалившись на баранку руля, Булыга тяжело сопит и украдкой косится на парторга. Заяц выскочил на дорогу, замер на миг. Булыга прибавил газу, и косой уже из-под колес метнулся в кусты.
– Ы-ы, черт! – глухо выругался Булыга и взглянул на соседку быстрыми и веселыми глазами. – Ну чего замолчала? Говори. Ругай, учи.
– К чему?.. В камни стрелять – только стрелы терять. – В голосе Надежды Павловны звучит искренняя обида и горечь. – Теперь и я вижу – ты неисправим. Жалко, что поняла я это последней, позже всех… Что ж, лучше поздно, чем никогда… Останови, Роман: я здесь выйду. Хочу на ветеринарный пункт зайти.
Булыга резко затормозил, спросил дружелюбно:
– Обратно где тебя ждать?
– А ты не жди – сама доберусь.
– Ну, как знаешь, дело хозяйское.
В сущности это был их первый крупный разговор, почти ссора. На строительстве жилого восьмиквартирного дома он сорвал свое зло: накричал на бригадира за то, что неровно постелили полы. Вместе с управляющим осмотрел телятник, не подготовленный к зиме. Обозвав управляющего "шваброй" и сказав, что пора начинать уборку картофеля, сел в машину и поехал на кукурузное поле, где работал комбайн. Там нашел много нескошенных стеблей, оставленных на корню, и выругал Федора Незабудку:
– Демагогию разводить вы умеете. На это мастера. А чтоб работать на совесть, как полагается сознательному рабочему классу, у вас кишка тонка. "Академики"! Вам бы только других поучать…
Федя чувствовал за собой вину и смолчал. Сразу понял, что директор "не в духе", решил, что лучше не связываться с ним. А Булыга направился в райком. В уме он уже прикидывал, как зайдет к первому секретарю взволнованный, как потребует создать ему нормальные условия для работы или в противном случае он подает в отставку. Парторг, который обязан поддерживать авторитет директора, делает все наоборот. "А что если Николай Афанасьевич спросит: "Примеры?" – мелькнула во взвинченном мозгу Булыги коварная мысль. – Примеров-то конкретных и убедительных нет. Так, больше интуиция, детали. А это разве не пример – хотят директора заслушать на бюро. Я-то знаю, что значит заслушать. Заслушать и обсудить – обсудить и осудить, предложить коммунисту Булыге… Вот что это значит".
На полпути встретил председателя колхоза "Победа", тот из района возвращался. Остановил машину.
– Как дела, сосед?
– Да как тебе сказать: местами,
– Это как так? – не понял Булыга.
– С переменным успехом… Начальство недовольно.
– А ты у кого был?
– Да у самого Николая Афанасьевича. Егоров, говорят, им всем хвосты накрутил за то, что много заседательской суеты устраивают. А тут я под горячую руку попал. На меня набросился: "Зачем приехал? Мы, говорит, тебя вызывали? От работы отрывали?"
Покрутил Булыга головой, ухмыльнулся про себя, вспомнив, что сам жаловался Егорову на секретаря райкома, и решил возвращаться в совхоз. Так лучше. Да и незачем было ехать. Поссорился с парторгом – подумаешь, событие какое. Завтра на наряде и помиримся. Она женщина отходчивая и незлая. Нет. С ней работать можно. У нее ведь тоже – должность, обязанность. Надо и с ней считаться. Чем ссориться – лучше выслушать ее внимательно, не возражать и не противиться, а делать по-своему. Приняв для руководства такую нехитрую "тактику", Роман Петрович немного успокоился, заехал в магазин сельпо, выпил сто граммов и кружку пива и уже совсем довольный поспешил домой закусывать. А к тому же и время было обеденное.
