Текст книги "Коромысло Дьявола (СИ)"

Автор книги: Иван Катавасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 45 страниц)

Удивившись собственной невнимательности, – «верняк, с видом от третьего лица не всех персонажей сразу схватишь», – он прикинул: потерявшая сознание молодая баба, похоже, на 5–6 месяце беременности.

Осторожно приблизившись, один из помощников палача сорвал с нее ветхую рубаху и, словно устыдившись своей порывистости, вновь на цыпочках попятился в угол. Или же он опасался еще какого-нибудь чудовищного колдовства, коль скоро монах и епископ уже оборотились прислужниками Дьявола.

Сызнова сверкнул рубин на грозном распятии рыцаря-адепта. И распростертая на стене женщина пришла в чувство, чтобы выслушать торжественный приговор, не подлежащий обжалованию:

– Девица Консепсьон! В неведении и заблуждении ты имела богопротивные сношения с инкубом, вызванном из преисподней злодейским колдовством двух сатанинских негодяев. Ты по-прежнему невинна и в то же время тяжко грешна, коли носишь в лоне твоем демонское нечестивое отродье.

– О, не убивайте моего непорочного ангелочка, добрые сеньоры! Он – дитя ангела, и станет ангелом как его отец, мой небесный возлюбленный, лазурный ангел света…

– Я не брошу в тебя камнем, девица Консепсьон, но уничтожу в тебе магическое зло.

Vade, Satanas! Изыди, Сатана!

Смолк яростный голос рыцаря, и на сей раз из крестного рубина Гнева Господня вырвался кровававо-красный луч, ударив беременную женщину – «или девицу?» – точно в пах. Тело ее раз-другой содрогнулось, выгнулось аркой и замерло в ужасающем столбнячном припадке. Густо-черное оволосение у нее на лобке и в промежности вспыхнуло и затлело, по нему побежали голубоватые искры.

Поначалу груди ее отяжелели, набрякли, живот прямо на глазах принялся расти, распухать, округляться… Тотчас пошел обратный процесс, как только неопалимое бездымное газоразрядное пламя охватило, захлестнуло ее опадающие грудь, живот, бедра…

Послышались смрад жженых волос и душераздирающий визг. Из разверстой тьмы родового канала хлестнула, хлынула черная кровь, за ней то ли выплеснулся, то ли вывалился красный с синим огненный ком, завертелся на каменном полу, конвульсивно разворачиваясь склизким белесым червем в колтунах слипшейся горелой шерсти. С обоих концов паленой волосатой гадины извивались, кружились, зверски визжали две безглазые зубастые пасти до тех пор, пока рыцарь выверенным ударом священного кинжала не рассек бесовскую мерзость пополам и крест-накрест.

Все анатомированные части голубовато-желтое пламя быстро превратило в отдельные кучки безвредного пепла без цвета и без запаха, ничего существенного не оставив от богомерзкого двухголового гада.

– Освободите ее от цепей и найдите подходящее платье для раскаявшейся грешницы. Да будет Святейший трибунал справедлив и милостив к послушнице Консепсьон!

Второе указание отцам инквизиторам рыцарь-адепт Благодати Господней выразил предельно внятно, по существу, без экивоков и околичностей:

– Я вернусь к полудню, отец Фульхенсио. Уповаю, к тому времени вы управитесь с итоговым протоколом расследования сего нечестивого богомерзостного преступления.

– Не изволь гневаться и сомневаться, достославный брат Фелипе. Благословение Божие на тебе, брат Фелипе.

Ох горе мерзким искусителям и слугам Дьявола!..

– 3 -

Возвращение из диковинного потустороннего видения Филипп Ирнеев воспринял с облегчением. Мягкая постель, майское тепло, не метафизическая, а своя собственная плоть. Мышцы, суставы, кости, тело – вновь все нормативно. Нормальные ощущения, вплоть до осязания и кинестезии…

«В физических реалиях норма не есть аномалия. Пускай в дуалистическом средневековье бескомпромиссно сражаются между собой силы Бога и Дьявола. Зато при нашем натуральном и реальном плюрализме не в пример комфортнее и уютнее. Все-таки ближе и доброжелательнее к человеку его родное пространство-время».

Филипп глянул на часы. И в этот раз, по всей видимости, он отсутствовал не больше минуты. По крайней мере горячий чай на столе еще не остыл.

Он легко поднялся с кровати, безошибочно найдя ногами тапочки, поправил подушки, плед. Отхлебнул чаю. Подошел к зеркалу в стенном шкафу. В лице никакой бледности, припухлой сонливости, мути в глазах или сонной пьяной одури. Взгляд ясный и спокойный. В зеркальном отражении, где левое становится правым, обычная оптика и физика.

«Угол падения равен углу отражения».

Филипп знал за собой одну примечательную особенность. При возбуждении, волнении его голубые влажно бликующие глаза темнели, заполнялись густой бархатной синевой, начисто утрачивая блеск. Словно бы на лицо опускалось незримое забрало, делавшее его взор совершенно непроницаемым в бездонной, какой-то фиолетовой мерцающей глубине.

Сейчас же зрачки визави Филиппа Ирнеева в зеркале светло и открыто отражают оригинал, внимательно вглядывающийся в себя, глаза в глаза.

Никакого сумасшествия, сумасбродства, безумия, как правило, свойственных субъектам, претендующим на визионерские способности, в его взгляде не наблюдается. Отнюдь, в глазах присутствует некая ирония.

«Ну что, Ирнеев-Зазеркальный? похоже, умом ты не тронулся, и мозги набекрень тебе не перекосило. И до инфаркта ой как далеко, лет 300, не меньше…»

Ощущал себя Филипп лучше некуда. Вернулся из холода, из сырости, а тут тебе ласковое сухое тепло вверх по ногам, рукам и дальше по телу струится. Как если бы с мороза зашел в теплый вестибюль метро. Не так, чтобы совсем замерз, когда от тепла в дрожь бросает. А так, навроде ты из ледяного бассейна опять в парилке, в бане на полке.

Ну чем не благодать Господня?

Филипп истово перекрестился на красный угол, откуда на него благосклонно взирали лик его тезоименитого святого и каноническое изображение Рублевской Троицы.

– Слава тебе, Господи! Я невредимо жив и непоколебимо здоров. За что Тебе, Боже, тоже отдельное спасибо, – вознес он традиционную хвалу Вседержителю.

Что может быть лучше, когда находишься в отличной физической форме, в здравом уме и трезвой памяти? И без труда можешь вспомнить то, что совсем недавно с тобой приключилось, привиделось. Включая запахи и звуки, каких во сне не услышишь, не почувствуешь, не запомнишь, а только наяву и в трезвомыслящем восприятии действительности.

«И впрямь, запашок в застенках отцов инквизиторов малоприятен. Колдуны, демоны воют, вопят, визжат отвратительно.

Да и с видом от первого лица двумя глазами, с бинокулярным пространственным зрением, существовать сподручнее, чем от третьего, когда непонятно кто или что управляет обзорными камерами и ракурсами восприятия…»

Филипп подтянул галстук, переобулся в любимые французские полуботинки и пружинисто направился в детскую. Валяться на кровати ему расхотелось.

«Всегда бы так. Несколько секунд курьезных видений, зато самочувствие такое, будто покойно и сладко выспался за ночь. Часов 8-10, не меньше…»

Ваню он удивил. Обычно Филипп Олегович не мешал ему в одиночестве доделывать письменные задания.

– Иван! Бросай ты это занудное дерьмоедство английское, – по-испански дал команду учитель. – «Лексус» во дворе. Абуэло Гореваныч с Танькой на кухне лясы точат, чаевничают. Это надолго. Твоя Снежанка еще не объявилась.

Успеешь перед театром в пейнтбольном клубе размяться. Арре, геррилья!

Насчет клуба, деда Гореваныча и командной игры в геррилью-войнушку Ваня сразу уловил. Он крутанулся на стуле, чуть из него не выпал и радостно возопил с перечислением тысячи чертей, дубинок, буканеров с карамбой и прочим подцензурным пиратским сквернословием на испанском.

Потом нахмурился и вслух обозвал нехорошим кубинским словом бездарный белоросский стишок, который обязан выучить наизусть к завтрашнему дню.

Слово поперек слова, если идиотические стихи и сказки для детей, песенки, хороводы у елки Ванька смертельно ненавидел. Так же, как и взрослых, до сих пор долговременно заставляющих его играть в несмышленого младенца.

Филипп об этой характерной нюансировке знал и по-английски играючи успокоил воспитанника:

– Успеется. Завтра с утра, как я тебя учил, с мнемотехникой выучишь, расскажешь и после уроков на всю жизнь забудешь.

Всякий нонсенс запоминать – мозгов не хватит. Поехали! Гоу-гоу, прайвит Джон!

– Йес, сэр!

Гореваныч ключи от «лексуса» Филиппу дал, да и сам не отказался промять старые косточки. Это же за городом, на свежем воздухе и в хорошей компании!

Характерно: всякие-разные пацифистически настроенные тети-дяди не любят и боятся оружия в руках детей и взрослых. Ванины чувства к ним нельзя не охарактеризовать, как взаимные. Потому как он допускал: именно они, пацифисты-гуманисты, для несчастных детей младшего школьного возраста злоумышленно сочиняют дурацкие стишки, сказки.

Они же, «вруны и обманщики», на иллюстрациях к детским книжкам вооружают пиратов и разбойников дурковатыми пистолетами-дудками с раструбом. Видать, для того, чтобы заряд летел куда угодно, но только не в цель.

Однажды он с возмущением и негодованием показал Филиппу детскую книжонку, какую ему злодейски подсунули в школьной библиотеке. В ней имелось изображение чудовищного пистолета со стволом, изогнутым под углом 90 градусов. А в тексте пояснялось – это-де для того, чтобы трусливый враг мог стрелять из-за угла.

Вести стрельбу из-за укрытия Ваня умел, потому что сыновнюю нелюбовь к гуманизирующим пацифистам разделял и его отец. Благодаря отцовским усилиям и деньгам, в пейнтбольном клубе организована детская секция, невзирая на сопливые вопли излишне миролюбивых сограждан. Клуб поменял владельцев, у Вани появилась своя команда, а затем и команда соперников из параллельного «А» класса.

В скором будущем к младшим группам «Альфа» и «Браво», пользующихся облегченным, но вовсе не детским оружием, должны присоединиться группы «Чарли» и «Дельта». Самоочевидно, не только Ванин отец, но и другие родители полагали, что умеющий писать и читать разумный цивилизованный человек должен еще научиться и стрелять. По возможности из оружия, приближенного к боевому.

В пейнтбольном клубе Филипп тренировался не реже, чем в школе выживания сэнсэя Тендо. В клубе он всерьез оттачивал боевые навыки с реальными противниками, пользуясь авторитетом парня, какого за здорово живешь на пушку не возьмешь, знающего где чей ствол и у кого откуда дуло, поддувало.

«Как говорят уголовные менты и криминальные урки, где надо возьму и волыну в руки».

Приняв душ и переодевшись в гражданское, Филипп после боя, где они вдвоем с Ванькой сделали чучело из спеца Гореваныча, по плану наладился в гости к друзьям. Гореваныч с Ванькой его подвезли и сами поехали в оперный театр на модную премьеру. Там они должны примкнуть к боссу с супругой и к Ванькиной бонне Снежане.

«Все путем, когда всем по пути. Приемлемо…»

Традиционно у Петра с Марком по четвергам к вечеру начинался приемный день. Кому надо, на их суаре прибывают без приглашения. Конечно, у них не великосветский раут – хата для молодежи, она без стариковских церемоний, она для тех, кто является друзьями своих друзей.

Иногда тут неизбежно появляются всякие дальние. Но надолго остаются только свои, кому суждено стать ближними по большому компанейскому счету.

Стоит отметить, почему больших и малых перманентно и феноменально пьяных компаний Фил Ирнеев недружественно избегал. Ибо полагал: приятные и симпатичные друг другу люди должны собираться заодно вовсе не для того, чтобы нарезаться, наклюкаться, налимониться, набурболиться, накваситься. Либо как-нибудь иначе напиться и лишить себя человеческого облика и разума.

Или добиваться столь же нечеловеческого обалдения и отупения, обкурившись, обколовшись, наглотавшись, нанюхавшись дряни и дури.

Средства и способы, доставляющие человеку удовольствие путем разрушающего воздействия, Филипп категорически и априорно отвергал. Лично не пробовал и другим того же желал, поскольку видел на ближних и дальних примерах, как отвратительно выглядят тяжелый похмельный синдром и наркотическая ломка.

Не говоря уж о том, насколько невменяемыми со временем становятся субъекты, злоупотребляющие сатанинским зельем – спиртным и наркотиками. Неотвратимо и неизбежно. Тотально и элементарно.

Элементарный эгоизм не давал Филиппу Ирнееву совершать надругательства над собой, а потом же клясть себя самого или же искать виноватых на стороне за бездарно потраченные время, деньги, здоровье. Меж тем, и то, и другое, и третье никто вам не запрещает употребить себе, ненаглядным, на пользу и на радость ближним.

Поэтому Филипп радостно прибыл к Петру и Марку с двумя бутылками неподдельного хорошего вина не для пьянства ради, но во имя маленьких наслаждений, легко доступных людям понимающим, разумным, умеющим брать от этого мироздания то, что оно так скудно и кургузо предоставляет чадам своим – мгновения беззаботного счастья.

Мигом взлетев на пятый этаж реконструированной и реабилитированной крупноблочной хрущевки, новый гость сразу же устремился на кухню поздороваться с достославными хозяевами и оказать посильную помощь.

Не так давно Петр с Марком провозгласили их главным жизненным и конфессиональным принципом удовлетворение потребности хотя бы раз в неделю достойно закусить и маленько выпить. Достоименно и наглядно, в таком вот порядке. Сначала холодные и горячие закуски, потом основное блюдо. А после уж, кому захочется, или в промежутке за едой можно и выпить.

Благородные тосты и велеречивые спичи, общенародное питие по приказу и по тостуемой общей команде у них находились, если не под строжайшим неписаным запретом, то не очень-то приветствовались.

«Правило есть правило».

Строго говоря, Петр вообще аттестует красное и белое вино, водку, коньяк, настойки, наливки, шампанское – чем-то вроде специй: горчицы, аджики, соуса «бешамель». Всяк по вкусу добавляет их, скажем, к жареному мясу. И едва ли найдется правильный человек, способный безмерно и непомерно насыщаться тертым хреном, столовым уксусом или молотым красным перцем.

Суесловным, празднословным и голословным гостеприимцем Петр Гаротник ни в коем разе не был. Хрен и горчица сегодня красноречиво полагаются к молочному поросенку, с неповторимым и непревзойденным ароматом доспевающему в духовом шкафу.

Чтобы заморить червячка, но не перебить аппетит, Филиппу, тщательно по-докторски мывшему на кухне руки под горячей водой, тотчас предложили соленую и печеную корзиночку с грибным паштетом, а также запотевшую рюмку легитимно русской водки. Все ж таки человек только что вышел из боя, знаменитого Гореваныча завалил, а тут еще рассказывает, как в автокатастрофе некоего бедолагу с того света возвращал. Герою требуются законные фронтовые.

– …Ежели 100 грамм не желаете, то примите, батюшка, не откажите, скромные 40 капель…

От геройской добровольной помощи Петя и Марик не отказались. Филька-то – известный и общепризнанный мастер, если не гроссмейстер, то по меньшей мере магистр кулинарии.

Иной час Филипп магистрально досадовал на судьбу и по-хорошему завидовал Петьке с Мариком, имеющим на двоих восхитительно оборудованную кухню, архитектурно и конструктивно совмещенную со столовой путем категорического евроремонта. Будучи типичным сапожником без сапог, ему-то, горемыке, негде приткнуться, по-настоящему развернуться, дабы блеснуть поварскими и гастрономическими талантами.

На каждой кухне, где нет-нет, да удается ему кашеварить и кулинарить, он становился либо подсобником-поваренком, либо калифом на час. У кухонь имеются свои постоянные хозяева, а он – гость с ограниченным временем и правом доступа. Ни мастерской, ни даже рабочего места у мастера не имелось. Ни тебе инструмент грамотно разместить, ни оборудование поставить так, чтобы удобно и сырье складировать.

О том, чтобы снимать или иметь квартиру с кухней, он мог лишь мечтать. Тем более о такой прелести, как у Петра с Марком.

На себя они арендуют когда-то четырехкомнатную квартиру. Нынче же кухня широкой аркой соединяется с соседней комнатой, ставшей полноразмерно прелестной столовой для доброй дюжины гостей. При желании плита и кухонная раковина дивно отделяются от интерьера столовой пластиковым занавесом. И никаких вам тесных посиделок на кухне! В распоряжении двух полноправных квартиросъемщиков также находятся отдельные спальни и обширная гостиная с коврами, диванами и креслами. Две застекленные лоджии и широкая прихожая добавляют простора хозяевам и гостям.

Филипп ничего не имел против того, чтобы за все это благолепие для его друзей-студентов регулярно раскошеливались их именитые и сановные родители из провинции. Он даже никак не интересовался во что оно им обходится, как и какие суммы втекают, вытекают… Однако же прекрасно знал: лично для него это выливается в хорошо проведенное время в отличной компании. А чего еще здоровому и благомыслящему человеку нужно?

Оно, конечно, здорово Марику иметь собственным папой несменяемого мэра города, у которого лучший друг – директор и владелец градообразующего предприятия, отнюдь не случайно приходящийся Петру родным отцом.

Но родителей не выбирают. Они самовластно делают выбор: обзаводиться им или нет отпрысками, чадами, наследниками; и на какой именно жилплощади их размещать, содержать.

С разговорами и попутными размышлениями, не требующими закрытых данных и сведений, Филипп содержательно состряпал вкуснейшую банановую кулебяку из сладкого заварного теста.

«Не хухры-мухры», если под рукой кухонный комбайн и печка с турбонаддувом. Раз-два, намешал, таймер врубил, бряк, звяк и тебе сообщают о готовности.

На обольстительную смесь запахов кулебяки и вышедшего из гриль-духовки поросенка в столовую многолюдно повалил гость внутренний и внешний. Тишком из комнат и с курлыканьем домофона те, кто припозднился.

Последние уверяли, будто простоватый народ в подъезде всюду на всех пяти этажах открывает двери и недоуменно принюхивается. Люди, где, скажите, откуда, у кого такой аромат? Родненькие, какой туточки праздник на дворе? Альбо седни красный день в календаре?..

Иронизировали наши гости не без высокомерного ехидства аристократов, саркастически насмехающихся над простолюдинами. Не красного словца ради, но в силу горькой и малосъедобной фактографии Филипп и его компания гурманов-единомышленников безнадежно выносили за скобки соплеменников и соотечественников, в массе своей вовсе не умеющих и совсем не желающих правильно и вкусно питаться. Как в праздники, так и в будни.

Во все дни недели подавляющее большинство варварской страны Белороссь не имеет ни малейшего понятия о гастрономии и наслаждении цивилизованной пищей. Заткнуть бы чем голодное брюхо, напихать в утробу чего-нибудь, как ни попадя и в темпе отвалиться из-за стола – ничего иного коснеющему в гастрономическом невежестве тутошнему народонаселению и не надо. Оно ему и не требуется.

Национальная белоросская кухня так или иначе покамест отсутствует как этнографическое и культурно-социологическое явление. Любое блюдо, претенциозно именуемое белоросским, на поверку оказывается польским, еврейским, русским, литовским…

Упомянуть хотя бы картофельные оладьи-драники. Да и готовят их в виде и под именем драчены на исторической родине в Польше не в пример правильнее, съедобнее и вкуснее, чем в антикулинарной Белороссии.

Потому, вероятно, и местный столичный общепит пребывает в плачевном и горестном состоянии, убеждены Филипп и его друзья. А их убежденность разделяют многие и многие.

За множеством нарочитых примеров далеко ходить, ездить нет нужды. Они тут, у вас в городе, в стране, на соседней улице…

Вот не успеет открыться в Дожинске какой-нибудь расфуфыренный ресторан, смотришь, по прошествии нескольких месяцев, максимум через пару лет, он дьявольским образом превращается в полуразваленный, тошнотный пищеблок. Шеф-повар, за большие деньги выписанный из-за границы, от отчаяния пьет горькую, а замызганные официантки в знак траура ходят в стоптанных туфлях и в чулках с затяжками.

Вовсе не стихийно, не просто так североамериканские забегаловки «Макдональдс» в Дожинске притянуто и пышно величают ресторанами. Жаль, но хваленые заокеанские технологии поточного общепита тоже не силах противостоять антикулинарной социальной среде. Даже булочки для гамбургеров и чизбургеров здесь подают плоскими и сморщенными, как если бы их предварительно обрабатывали катком-асфальтоукладчиком.

Чего уж тут поминать о мясе для якобы американских котлет?!!

Мифы и сказания гласят, будто до 1914 года от Рождества Христова в старом губернском Дожинске можно было вкусно и недорого по-европейски покушать. Но Филипп с друзьями лично не подтвержденным гастрономическим сведениям и чужим воспоминаниям о прошлом не доверяли. Мало ли что, где, когда и главное – кто чего ел и с какими результатами для желудка и нервной системы?

Пребывая в трезвой памяти, истинные гурманы в нынешнем, предержащем Дожинске на людях по ресторанам, трактирам, шинкам и кабакам не питаются. Разве что по служебной надобности с большим усилием переваривают в обед бизнес-ланч или бизнес-ленч, а ввечеру – деловой ужин.

И тут же упомянем, как иностранные визитеры и чужестранцы – те, кто родом из цивилизованных стран, – спустя месяц-другой малоприятного знакомства с невместным белоросским общепитом восторженно принимают частные приглашения на сокровенные домашние обеды и пиры.

– 4 -

Наша компания гурманов-диссидентов, вкусно питавшаяся наперекор общественным местечковым обычаям, куда как сочувствовала иностранцам, коим гастрономически не повезло оказаться в этой самой Белороссии. Вот потому-то на сегодняшней вечеринке присутствовал новичок Джованни – молодой преподаватель русского языка из Флоренции.

Марк Недбайный его подцепил неподалеку в занюханном продуктовом магазинчике. Там итальянец горестно взирал на знакомые винные этикетки, ни дать ни взять как настоящие в родной Италии. До приезда в Белороссь Джованни и не подозревал, сколь бесцеремонно туземные полугосударственные производители компенсируют относительно низкие цены качеством и степенью фальсификации своей продукции.

Подвели невезучего итальянца природная скаредность и экономическая статистика. Сравнив цены в долларах на вездесущие гамбургеры от фабрики-кухни «Макдональдс» в Москве, Киеве и Дожинске он решил, словно на всем остальном сможет сэкономить изрядные суммы, выбрав местом стажировки Республику Белороссь.

Еще непригляднее, чем с качественными параметрами презираемых им гамбургеров, он решительно просчитался с ценами и съедобностью якобы итальянской пицци. И полуфабрикат, пребывающий дико замороженным в магазинах, и то, что зверски размораживается в так называемых пиццериях и тратториях, он счел форменным и содержательным издевательством над своим нежным европейским желудком.

Решив, что здоровье дороже, экономный Джованни переключился на ненавистные, условно съедобные гамбургеры днем. По вечерам же обеспечивал наличное пропитание на коммунальной кухне общежития, где сурово исследовал рыночное продовольственное сырье на предмет извлечения из него безвредных питательных веществ.

Однажды он услыхал, что студенческая столовая Политехнической академии в народе зовется Бухенвальдом. Тогда и похвалил себя за предусмотрительный отказ от услуг данного предприятия общественного питания рядом с его общежитием гостиничного типа.

К тому времени Джованни уже нисколько не сомневался: доселе прячущихся от справедливого возмездия нацистских преступников, организовавших лагеря голодной смерти, следует искать среди владельцев иностранных ресторанов и закусочных Дожинска. Тогда как в студенческой столовой «Бухенвальд», он допускал, даже воздух мог быть насыщен отравляющими газами и миазмами.

В понимании итальянца белороссы стали бы совсем погибшим языческим народом, в одночасье вымершим от бескультурья и недоброкачественной пищи, кабы не религиозные меньшинства – католики, иудеи и православные московитского вероисповедания. Только они, согласно его поверхностным обонятельным, вкусовым и глубинным пищеварительным наблюдениям, бережно сберегают тысячелетние традиции вкусного и правильного питания.

«Да хранят их Дева Мария, Моисей и Пресвятая Троица!»

Апокалиптические выводы правоверного итальянца также подтверждал этническо-религиозный состав веселой студенческой компании, апостолически причащающихся хлебом, вином, молочным поросенком на тайной вечере у Петра с Марком.

Положительно, иудейский юноша Марк не причисляет себя к аскетичным хасидам, приверженным замшелым талмудистским запретам. Сам ест свинину и других угощает фаршированной щукой по фамильному, как он подчеркнул, настоящему жидомасонскому рецепту.

Аутентично, надо полагать, черноглазая еврейская девочка Софья Жинович не пренебрегает поросятиной. Нечего тут подвергать сомнению и гастрономическое правоверие ревностной католички Марии Казимирской, потребовавшей к поросенку бутылку белого игристого вина легитимного иностранного разлива.

Лицемерная скромность нисколько не красит истинно ликующих, трапезничающих и пирующих. Чтобы не подумали чего-нибудь плохого, не отставал от хорошей компании и флорентинец Джованни. Не то по-евангельски решат: пришел-де аскет Иовия, не ест, не пьет, в нем – бес.

Не чинясь, итальянец непринужденно встревал в застольную беседу, любезничал, амурничал с дамами, галантно компенсируя недостатки своего русского уместными фразами на английском и на итальянском.

Компанейский гость из Апеннин изящно вписался в белоросское общество, ни с кем не спорил. И благоразумно не посмел противоречить самолюбивому, сразу видно, юноше Филиппу, утверждавшему, будто бы в Дожинске полуофициально объявились отцы иезуиты.

Джованни сегодня самолично имел деловой визит в Дом масонов, какой-либо дубовой двери с орлом, волом, львом и черепом там не видел и доподлинно знал: никакого местного отделения ордена в Дожинске нет и быть не может.

– Ничего подобного! – черному как смоль Филиппу по контрасту резко возразил блондинистый Андрей. Он тоже не верил в присутствие иезуитской резидентуры в белоросской столице.

– Московская патриархия Русской православной церкви такого официозного святотатства не попустит белоросскому экзархату. Да будет тебе известно, апостол Филипп!

Благодушный Филипп бесплодно спорить не стал и молча согласился с правдоподобной версией, выдвинутой апостолом Петром:

– Контора с девизом иезуитов, думаю, наверняка существует, но едва ли, досточтимые леди и джентльмены, она занимается богоугодными делами во имя вящей славы Господней.

Мало, что ли, в Дожинске фирм и фирмачей с завернутыми дурными кликухами? Есть ведь ювелирная лавка «Ящик Пандоры», мясной гастроном «Совковый», жутко политизированный хозмаг «Сталинград».

Вон в турбизнесе, сами знаете, имеется прикольная компания «Суккуб холидэй». Плевать ей на антирекламу, если публика – дура. Причем с таким кошмарным наименованием фирма не стесняется устраивать дорогие секс-туры в жаркие страны.

Софочку, даром что имя у нее многозначительное, репутация премудрой женщины не прельщала. Но обольщать умных мужчин ей нравилось:

– Петенька, я – дура. Объясни, как апостол прозелитке безграмотной, в чем тут кошмар?

– Дорогая Сонечка, суккуб есть демон женского пола, губящий неосторожных сексуально несдержанных мужчин. Весь цимус в том, что…

Филипп давненько наблюдал, как ловко бисексуальная и любвеобильная Софочка и так и эдак подбивает клинья под Петра. Но тот до сих пор держится, как подобает мужчине и джентльмену. И ни в какую не желает отбивать возлюбленную у Маньки Казимирской.

Сколь помнится, в прошлом году изрядно подпитая лесбиянка Манька похвалялась и выставлялась приснодевой, уверяя, что однополая сексуальная ориентация позволяет ей хранить девственность. В чем она предлагала всем присутствующим убедиться гинекологически.

На месте. Путем визуального осмотра.

В тот вечер Софочка абсолютно в трезвом уме и в Манькиной медицинской шапочке ей ассистировала. Она не преминула подобно нашей деве Марии скоренько раздеться донага снизу до бюстгальтера и кокетливо демонстрировать роскошную, слегка подбритую по бокам вороную интимную шевелюру.

Специально, чтобы соблазнить Петра, сделал сексологический вывод Филипп.

Петька чуть не поддался на провокацию. И в очевидности прикидывал: не напоить ли ему Маньку до упора, до окончательного положения риз, а подругу Соньку и ее уже трепещущие от возбуждения бедра поскорей уложить к себе в постель.

Голубой Марик, отдававший предпочтение мужской любви, зная о строгой гетеросексуальной ориентации сожителя, деликатно скрылся на кухне. Незаметно к нему присоединился и Филлит.

Ничего соблазнительного он не видел в том, как дева Мария возлежит на диване с распахнутым настежь рыжим лесбийским интимом под ловкими Софочкиными пальчиками. Подруга детства Манька и раньше ничуть не фигурировала девушкой его мечты.

К тому же несколько инфантильно смотрится эта детская игра в больничку с разглядыванием и ощупыванием гениталий. Пускай и по пьяной лавочке.

«Пора бы и повзрослеть, милостивые государи и государыни!»

Эх, на всякого взрослого хватает подростковой пытливости в вопросах секса. У кое-кого половое самовоспитание и созревание продолжаются до самой глубокой старости, плавно переходя в старческий маразм. Наипаче же всего, когда женщины прикидываются маленькими девочками вплоть до менопаузы.

«Спрашивается, это перед чем таким у них пауза? Если, к примеру, взять Соньку-нимфоманку…»

– …Мальчики-девочки, если кто инкуб, так это наш Фил Ирнеев. От его демонического взгляда любая девушка без ума. Демон любви – вот, кто он!

Софочка стрельнула глазками и спросила:

– Фил, скажи, тебе когда-нибудь девушки отказывали?

– Никогда. Слава в вышних Богу, а в женщинах – благоволение. Оваций не надо.

Тем не менее Филиппа наградили-таки аплодисментами. Ведь напросился!

Итальянец не совсем понял Филиппа. Петр по-английски ему объяснил, и экспансивный итальянский гость бешено зааплодировал:

– Славно сказано, мой друг! Разве что фундаменталисты из протестантов осудили бы вас за вольную парафразу из святого писания евангелиста Луки.

– Насколько я понимаю, вы, синьор Джованни, тоже не относите себя к жестоковыйным фундаменталистам, не правда ли? Так вот, мы – свободное библейское общество.

У нас тут вовсе не демоны, Софочка, а евангелисты, апостолы хорошего вкуса и благочестивого времяпрепровождения, – рыжая Манька ортодоксально поставила на место подругу.

– А с Филькой мы обмениваемся апокрифическими евангелиями. У меня – от Марии Магдалины, у него – от Филиппа. С детской песочницы, со школьной парты синоптически общаемся…

За исключением Марии Казимирской с одноклассниками Филипп Ирнеев практически не поддерживал отношений. Так сложилось. Ничего интересного и синоптического после окончания школы не склеилось. Вернее, бесповоротно расклеилось.