Текст книги "Коромысло Дьявола (СИ)"

Автор книги: Иван Катавасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 45 страниц)

Опираясь на предзнание, внутри собора рядом с коридором, ведущим в архиерейскую ризницу, он встал на мраморную плиту. И вместе с ней бесшумно покатился по роликам наклонной плоскости вниз, в тайное подземелье под церковью.

Никакой крипты под храмом не должно быть, но она там сравнительно недавно появилась. Оскверненный коммунистической идеологией и природной дьявольской магией православный собор перестал пребывать Домом Божьим.

Инквизитор Филипп замедлил восприятие. Ему понадобилось оглядеться в пятиугольном подземном зале, ярко освещенном пятью пирамидами, утыканными десятками зажженных красно-черных свечей.

Сейчас не видение им владеет, но он им управляет.

Стены и сводчатый потолок подземелья отливали свежей ядовито-зеленой штукатуркой. Однако же не они притягивали взгляд, не имея большого значения в творящемся заклятии-волховании.

В геометрическом центре красной гранитной пентаграммы, выложенной на белом известняковом полу, идолом высится обнаженная атлетическая фигура волхва, бугрящаяся мышцами бедер и предплечий, но с уродливым грузным животом будто у беременной женщины и чудовищным гигантским пенисом, переполненным кровью, перевитым вздувшимися венами. Такой же, раздутой до несообразных нечеловеческих размеров, предстает и гипертрофированная мошонка колдуна.

Какова должна быть заключительная часть колдовского обряда, ни двум наблюдателям, ни рыцарю Павлу, выступающему в роли действующего лица, нет нужды воображать или догадываться. Потому как на острие лучей большой красной пентаграммы белеют крутыми пышными ягодицами пять обнаженных женских фигур, невероятно изогнутых в каталептическую дугу.

Запястья и лодыжки пяти молодых ведьм намертво закреплены ярко-желтыми деревянными колодками. Каждая из них в нетерпении подрагивает широкими вожделенно распяленными бедрами, истекает влагалищным соком, каждая готова в животной позе принять в себя жуткий пенис волхва и его кровавое семяизвержение.

Отвратительно непристойному магическому действу рыцарь-зелот Павел Булавин не дал завершиться:

– Изыди, Сатана!

Тремя первыми револьверными выстрелами с левой руки он незамедлительно разнес в кровавые клочья гипертрофированные, вряд ли мужские и человеческие, гениталии колдуна…

Этого было мало. Обряд, манипулировавший мелкими красными бесами-пентаграммами, запятнавшими секуляров в большевистском Екатеринодаре, требовалось прекратить должным образом.

Потому настал черед остальной ростовой фигуре, когда с правой руки из посеребрённого маузера рыцарь Павел пустил по ней посолонь «катящееся солнце», наверное, окончательно развоплотившее зловредительное волхование и волшбу.

Подвергать телесной смерти ведьмовскую пятерку непосредственных участниц обряда рыцарь-зелот не счел необходимым. Им хватило того, что каждая получила в отверстую женскую пещеру-интимность безжалостный луч «ледяного огня». Рыцарский сигнум ненадолго запечатал, но, видимо, навсегда заморозил их темное зложелательное и зловещее любострастие…

Поднявшись на колокольню архиерейского собора, рыцарь Павел, нетерпеливо огляделся, чтобы определить, сколь действенным оказался проведенные им конъюрации экзорцизма.

Увы! Ноогностику Павлу не было суждено исполнить должным образом обязанности экзорциста, – с некоторой долей сожаления признал инквизитор Филипп. Ему в тот несчастный момент почему-то изменило его бесстрастие постороннего наблюдателя. Быть может, на инквизитора повлияло восприятие орденского чистильщика рыцаря Рандольфо?

Трое харизматических очевидцев и провидцев с горечью проводили взглядом полет осколочно-бризантной гранаты, неизвестным красным артиллеристом выпущенной наугад и наобум в белый свет как в копеечку. Тем не менее на их глазах шальной шрапнельный снаряд, разорвавшийся в четырех верстах, прямиком угодил в небольшое оконце белого домика на ферме некоего Слюсарева в пригороде Екатеринодара.

– Прошу Тебя, Вседержитель, поскорее прими праведную душу страстотерпца раба Божьего Лавра, – крестным знамением Павел Булавин осенил далекий взрыв, взметнувший вверх соломенную крышу глинобитной мазанки.

– Ныне отпущаещи раба Твоего, Господи…

Еще сутки тяжелораненому генералу Лавру Корнилову предстояло в беспамятстве умирать в обозе откатывавшихся от Екатеринодара уцелевших участников Ледяного похода, завершившегося в терновом венце множества мученических смертей. Поход двух погибших со славою генералов Корнилова и Дроздова окончился моральным триумфом белого движения, оставшимся в памяти истинно русских людей, и трендовым военным поражением белых, предопределившем историческую победу красных в гражданской войне между революцией и контрреволюцией в России 1918–1922 годов от Рождества Христова…

Павел Булавин многое в человеческой истории прорицал, предвосхищал и потому, размашисто перекрестившись, обратился к тем, кто оказался способен его услышать лишь спустя 70 лет:

– Прости меня, народ православный! Ибо сила моя слаба, а познание недостаточно.

Суди нас всех, Господь, за то, что мы могли, но не свершили…

ГЛАВА XVIII БУДУЩЕЕ В ПРОШЛОМ

«…Жатвы много, но одного жнеца довольно в разбойном волховательском логове сем…»

Оскверненный православный храм Святых княже Димитрия и Сергия Преподобного окружной благочинный инквизитор Филипп в скором времени покинул. Для первого взгляда, для начала скрытого изучения мирской обстановки на месте будущего изгнания бесов магии и колдовства ему достало четверти часа.

В маскировочном обличье небогатого очень пожилого мирянина-инвалида, он поставил грошовую свечку у аналоя с иконой Святой Матроны Московской, тихо себе помолился в правом углу у деревянного распятия, тяжело опираясь на дюралюминиевую палку с облупившейся краской и сбитым резиновым наконечником. Затем медлительно повлекся к выходу…

Никто и никогда из секуляров, обладай они сколь им угодно могучим колдовством и ясновидением, не мог и подумать о том, что полуслепой и убогий колченогий старик подробно, тщательно изучает интерьер небольшого провинциального храма, расположенного в 60 километрах от Дожинска. «Ибо надлежит счесть число сатанинских непотребств и неблагонадежных греховных колдовских злоумышлений…»

В декоруме, в убранстве церкви, освященной три года назад, окружной инквизитор высмотрел, разыскал явные признаки магической скверны, злонамеренно учиненные, как при ее строительстве, так и по ходу процесса, который едва ли стоит называть благоукрасительством и наведением обрядового благолепия. «М-да… скверна и порча…»

Прежде всего инквизитор отметил, что от стены до стены, от левого до правого клироса раскинула пять магических толстых отростков красноватая звезда-пентаграмма, закрепленная на крашеном цементном полу мраморной крошкой. Концы ее лучей прикрывали расставленные у трех стен лаковые скамьи из фанеры, появившиеся тут несомненно вопреки православным церковным традициям. «Наверняка, кто-то из мирян сиднем сидит во время воскресной обедни. Словно они греко-католики… Место храмовое тесно, грех мал, да сатанинско искушение ох велико и воля ему вольная…»

Помимо громадной злоумышленной пентаграммы в храме сем благочинный инквизитор обнаружил кощунственный объект поклонения в виде иконописания Матроны Московской с определенно фальшивыми мощами. И без того «сомнительная святость сталинской бабы Ванги, облыжно пророчествовавшей для богомерзких большевистских правителей», по мнению рыцаря Филиппа, усугублялась тем, что в новодельную икону какие-то безбожные шпыни-святотатцы ернически поместили костные останки мелкорогатого животного.

Хотя наибольшим кощунством неприятно, поразившим даже отрешенный взор инквизитора, оказались точным счетом 65 мелких бесов в резных медальонах, помещенных на алтарном иконостасе и на царских вратах с ликами евангелистов. Если хорошо присмотреться, то выпуклые четырехлопастные, исполненные вовсе не по православному канону, декоративные кресты-пропеллеры предъявлялись воистину бесовскими харями и личинами.

На всех медальонах верхняя вертикальная лопасть имела явственное сходство или с нахмуренным лбом старого языческого сатира или с кучерявым чубчиком недозрелого дьявольского исчадия. Тени под горизонталями составляли рельеф глубоко запавших злоумышляющих гляделок под неандертальскими надбровными дугами-бровями. Тогда как нижняя лопасть крестовины представала чаще всего широким плоским бесовским носом. Или же у иных личин-шаржей – козлиной бородкой, у других же – кривящимся ртом бесчинно ухмыляющегося, глумливого мелкого беса…

В зависимости от оконного освещения и количества зажженных электрических светильников внутри оскверненной, запакощенной погаными магами и колдунами православной церкви в основном канонический иконостас в любое время суток являл собой картину, ужасающую истинно верующих богохульством и бесчинством. «Всматривайся, ни всматривайся, вот где бесовское наваждение!..»

– 1 -

Поначалу Филипп не очень вслушивался в то, что ему говорила взволнованная и взвинченная Настя, встречавшая его в аэропорту. Он к месту кивал, удивленно или возмущенно вскидывал брови. Сам же непрерывно вспоминал, как беспардонно красное ведьмовство осквернило и обесчестило православный храм в Екатеринодаре из его видения. «До сих пор город по-коммуняцки Краснодаром кличут. У, сволочь безбожная!..»

В конце концов он послал далеко-далеко политику, воспоминания об увиденном, странные роли во всей этой неприглядности адепта Рандольфо, прецептора Павла, решив прежде посоветоваться с Никой, показав ей в эйдетике, как же оно было на самом деле от начала до конца.

– Извини, маленькая. Устал я безбожно, задницу, поясницу в полете отсидел, отлежал до судорог и пролежней… В твои расклады не оченно въезжаю, – прервал Филипп смятенную прямую речь Насти. «Миру – мирское».

– Дай, Настена, сначала приложиться к ручке супруги босса Рульникова, доложить об американских педагогицких успехах.

Потом пошли, тихо-мирно кофе-брейк устроим здесь в аэропорту, тогда и вводи меня, пожалуйста, в курс делишек твоих скорбных… Понятно, в общих чертах. Деталями и, как нам разрулить ситуяйцию, займемся попозже. Эдак ситуативно.

Лады, Настасья моя Ярославна? А то чей плач тут-ка у стеночки слышен? Или на стене, не помню, запамятовал, обеспамятел… без чашки крепкого черного кофе…

– Кофе и мне не повредит. Хочу тебе сказать, Фил, как сюда ехать, я на твоем джипе еле-еле из аварии вырулила…

«Оба-на! И женщина за рулем тачки, по-арматорски упакованной. Кому-то со святыми упокой, а мне ретрибутивность на волосатые орехи… Господи, помилуй…»

В пустынном аэропортовском баре Настя в подробностях поведала Филиппу, как же ее «обломали предки», не позволив любимой дочери вступить на медицинскую стезю врачевания и педиатрии:

– …После матильда папашку себе на помощь из Астаны вызвонила. Ну, жесть пошла. Оба рогом уперлись. Только в универ, я тебе говорила, на международные отношения. Бабла мне шиш, ключи от машины отняли, чуть под домашний арест не посадили. Под конвоем повезли документы в БГУ сдавать.

Плевать им, что меня от их бизнеса и политики с души воротит. Полный токсикоз и неукротимая рвота…

С такой жестью моя несравненная матильда тетку Агнессу подключила нудеть, на мозги капать. После вышла на твою Райку Рульникову, они по бизнесу шахер-махер крутят.

Сейчас три старухи тебя, Фил, хотят запрячь, кабы ты на меня положительно и решительно повлиял. Матильда согласна меня тебе в жены всучить. Лишь бы от медицины отговорил, отсоветовал….

Райка-профура ей о твоем московском дяде Рейесе рассказала. Причем обе решили, будто ты, получив диплом, круто уйдешь в дядькин бизнес.

Скажи, Фил. Только честно. Ты взаправду вместе с ним промышляешь?

– Есть маленько. То да се, на коньячишко-мелочишко, – небрежно ответил Филипп, подливая в кофе немного бренди «Арарат»…

Он эмпатически постарался, чтобы его правдивый ответ Настю достаточно успокоил и удовлетворил. Как-никак, ей рулить, везти их обоих в город. И реальная перспектива заполучить излишне ситуативную ретрибутивность ему вовсе не улыбалась, если его «лендровер» станет источником повышенной опасности для встречного. Особенно, поперечного транспорта. «Особливо, ежели какого в ништяк секуляра случайно уконтрапупит с концами…»

Окончательно Настю привела в удовлетворенное расположение духа и тела, совсем не краткая аварийная, но запланированная ею продолжительная остановка на живописной опушке по дороге в Дожинск. Там и тогда Настя Заварзина сделала Филиппу Ирнееву предложение, от какого он сразу не отказался, пообещав хорошенько подумать и прикинуть что к чему.

– …В таком вот раскладе и разрезе, Анастасия свет Ярославна…

Настю он высадил неподалеку от ее дома; потом, как намечалось, поехал к Веронике. О чем он тоже честно и открыто сказал любимой девушке. Тем более Настино предложение вовсе не краем касалось госпожи Триконич.

Настю он не обманывал и немедленно начал размышлять над их мирскими взаимоотношениями дома, куда заехал, чтобы принять душ, подобающе переодеться и слегка перекусить. До визита в арматорскую лабораторию оставалось немного времени, и рыцарь Филипп наскоро перемотал, воспроизвел в памяти диалог с Настей в салоне джипа на заднем сиденье. Вернее, ее монолог, лежа и сидя.

– …Ой, Фил, вижу: ты без меня в Америке истосковался до невозможности… Но замуж я за тебя пойду, если ты клятвенно мне пообещаешь нипочем не заниматься бизнесом… По крайней мере в этой стране.

Не то тебя, мой любимый, обязательно здесь посадят… Лет на восемь усиленного режима… Скажи, а тебе это нужно? Чтоб по зоне гнойных пидоров и фраеров бушлатом гонять?..

Погоди, Филька, не перебивай, я еще не все тебе сказала… Так вот, я тебя люблю, и ты меня любишь. Как рыжая Манька говорит: каждую женщину ты любишь по-особому.

Она, лесбуха бисексуальная, на тебя, любимый, большие бабские виды имеет и все мне о вас рассказала. То есть о тебе и о твоей мадаме миллионерше Триконич.

Тебе меня ни за что не обмануть. Откуда у бедного студента ни с того ни с сего взялось бабло на квартиру и на тачку, я сама догадалась. В баснословное испанское наследство я не верю. Такое бывает только в хороших добрых книжках о красивой гламурной жизни… А вот то, что ты, красавчик Фил, мадам Триконич не задарма ублажаешь, я посчитала в жесть правдоподобным, когда мне Софочка о вас двоих на ушко нашептала. Сказала, у нее подружка в «Триконе-В» работает…

Я это тебе без женской ревности говорю. Ведь не тетка Триконич мне дорогу перешла, а это я тебя чуть от нее не увела…

В жесть сначала хотела с тобой разругаться, порвать, но потом по-другому решила. А что если тебя заводят пожилые женщины? Потому ты и со мной всегда как мужчина из дамской мечты.

Только не уговаривай и не проси, Фил. Секса втроем у нас никак не получиться в одной постели. Трали-вали сверху снизу не устали…

Но вот, если бы ты вытянул из этой мадамы бабки мне на учебу где-нибудь в Штатах в медицинском колледже? Понимаешь? Тогда я бы за тебя замуж вышла. Детей бы тебе нарожала, хоть двоих, хоть троих…

Но это не суть важно. Главное – чтоб ты сейчас унял мою ведьму-матильду. Пускай поскорее уматывает в Азию. Достала пердунья старая в жесть, продыху нет…

На тебя, Фил, все мои надежды, если ты хоть капельку любишь свою Настю…

Я знаю, у тебя получится. Потому что против обаятельного Фила Ирнеева ни одна женщина устоять не может… Раз и на матрас. Или очень на это надеется…

Но не у всякой выходит. Вон Софочка тут же вагиной хлюпает, едва тебя завидит. Физиологически… Скажи, Фил, только чистую голую правду. У тебя с ней когда-нибудь чего-нибудь было?

Не отвечай. Сама вижу: лапши мне навешала, журналюха подлая. Чтоб ее в промежности порвало, падлу!

Бог с ней. Главное, кабы ты завтра к нам вовремя приехал к обеду и умиротворил, обаял мою матильду. А то она уж намылилась престижный офис тут снять… Между прочим, по соседству с медицинским центром твоей мадамы…

Вот что, Фил. Сделай так, чтобы ты меня ей, нашей мадам Триконич, представил. Официально в качестве твоей нареченной невесты. И неофициально, само собой, как очень близкую тебе юную женщину…

Вероника удивила Филиппа откровенно вечерним полупрозрачным золотистым платьем вместо унылой серо-зеленой хирургической униформы. Хотя ее арматорские манеры ни вблизи, ни вдали не претерпели каких-либо изменений.

– …Куда зенки пялишь, неофит? Сисек, ниппелей моих, что ли, ни разу в жизни не видел?

– О я как всегда восхищаюсь вами, мадмуазель!

– Так-то лучше… Да будет вам известно, сударь! Мадмуазель Ника приглашает вас в одну милую парижскую ресторацию.

Мон шер месье Филипп! Во исполнение моего давнего обещания столик на двоих я заказала, насчет особенностей меню распорядилась. Карета здесь, карета там, обе поданы, шевалье Ирневе.

Филипп немедля почувствовал, что отказать такой золотой женщине в этакой малости вроде визита в ресторан неподалеку от Елисейских полей, он не вправе. О визионерском деле в самолете да в Екатеринодаре можно поговорить и после. «Успеется. Ей только скажи. Мигом потащит на медосмотр. А там держись и крепись…»

– Предлагаю, братец Фил, по рюмашке на посошок и на брудершафт…

Обо всем рыцарь Филипп рассказал и эйдетикой с арматором Вероникой поделился значительно позже, дождавшись, покамест они отпразднуют прекрасное начало долгожданных парижских каникул. Точнее, когда они возвращались в «Трикон-В» на разъездном «шевроле».

Вероника снова удивила ей подопечного неофита, с ходу не потащив его организм на медосмотр и добычу физиологических или теургических параметров.

«Неужто пронесло?», – с кое-какой надеждой подумал Филипп, пока его арматор в задумчивости морщила лоб и размышляла. Она даже выудила из дамской сумочки смартфон и мобильно вошла в онлайн.

– Не верится, но анналы гильдии не врут, рыцарь-неофит…

Ну ты и гигант, братец Фил! Тебе, разгильдяю, нечаянно подфартило запустить в заряд собственного будущего ритуала тетраду артефактов. Вот оно, реактивное движение обсолонь, закату навстречу!.. Со всей тетрадой у тебя сейчас полный дистанционный контакт до тех пор, покуда не разрядишь отложенный экзорцизм.

Царица небесная, матушка! Ой не завидую объекту, которого ты приласкаешь хотя бы слегонца…

– Не понял. Давай, Ника, по порядку и по существу.

– Дарования подключай, лопух, тетя арматор разрешает.

Теперь Филиппу пришлось призадуматься и почесать в затылке:

– Ритуал Рандольфо через меч Регул, старое прорицание от инкунабулы Пал Семеныча, плюс два моих приобщенных атрибута – Филомат и фамильный сигнум… – подытожил Филипп и сделал вывод. – Да-да… Ритуал, конечно, ритуалом… Но это есть побочный и попутный эффект.

На деле же получается: либо мимо меня просвистело воздаяние за шестой круг ускоренного посвящения, либо адепт Альберини устроил для себя могучий экстренный выход в прошлое.

– Вот этого, неофит, нам знать не полагается. Разве только твой асилум чего-нибудь тебе прояснит в прелиминарной визионике.

По любому надобно выслушать соображения Булавина. Предзнание мне говорит: вся историческая фактура в твоем видении на сто процентов реальна.

Знаю без всяких-яких: брат ноогностик Павел Булавин уделал в 1920 году в Москве нескольких коммунистических прорицателей, призывавших на наши бедные головы мировую пролетарскую революцию. Причем знающие люди мне сказывали, упразднил и развоплотил оных лжепророков и кликуш наш замечательный Пал свет Семеныч в лучшем стиле орденского палача-могильщика. Зело, говорят, немилосердно и негуманно обошелся.

– Видать, учел, как не довел до конца экзорцизм в Екатеринодаре и не понял, что колдовским-то заклинанием заправляла одна из тех голых ведьм. Раскорячилась там кверху толстым задом одна, сисястая такая, в первом луче пентакля…

Тот колдунец – конкретная шестерка-фамильярус. После обрядового коитуса, ведьмы должны были его оскопить и принести в жертву на том самом алтарном камне, на котором он стоял и якобы всем дирижировал…

Ладненько, Ника. Я самотка поговорю с Пал Семенычем о том видении с запада на восток, пролетая над Атлантикой.

Скажи-ка мне лучше. Ты не против, когда б мою Настю к нам пристроить третьим лицом в европейском вояжировании?

– Прельстил и улестил наш парниша девку-недотрогу?

– Ага! Тут еще надо разобраться, кто кого и за что трогает, теребит…

– Эт-то точно. Кому карты в руки, а кому… сам знаешь, что и кто есть ху…

Не боись, строго берем твою Настену и в Рим, Венецию, в Париж и в Ниццу на лазоревые берега…

Вероника пристально посмотрела на Филиппа и рассмеялась:

– И-и, держите меня, в кому падаю! Наш лучезарный дон Хуан-Фелипе Тенорио Дожинский решился в младожены податься, как я погляжу…

Чтоб ты знал, мой новобрачный: у меня с твоей будущей тещей Стефой Заварзиной шапочное знакомство по бизнесу. Она мне редкие восточные препараты поставляет. Та еще особа, дамочка со спиртиком, я тебе скажу, братец Фил, классика брюхоногая…

В гости к семейству Заварзиных на званый обед Филипп Ирнеев собирался, готовился старательно и предусмотрительно. Он и ожидаемую подмогу с собой прихватил. Потому что дядюшка Генрих Рейес экстренно и самолично прибыл из Киева за своим ценным пакетом.

В разные частности типа, кто кого за эти российско-американские акции, векселя и обязательства собирается купить, кого продать, Филипп особо не вникал. Так отметил кое-что на будущее, для памяти, о секулярных внешнеторговых хитросплетениях и негласных нюансах глобального бизнес-администрирования, знать не знающего никаких госграниц.

Несравненно больше его интересовала особа потенциальной родственницы в лице Стефании Мартыновны Заварзиной, в отдаленном украинском девичестве – Позвонюк. Зато нынче требующей, чтобы к ней обращались не иначе, но Стефа Мартиновна с интернациональным ударением на первом слоге. Можно и без отчества, но обязательно на вы.

Настя дала Филиппу и другие полезные инструкции вместе с конкретными вводными. Пополудни приехала она к нему сама, возможно, не только для того, чтобы отвезти предполагаемого зятя к предложенной ему теще на семейный обед и обратно.

– Фил! Ты обалденно умеешь выбирать дамское белье. Трусики, пояс – на загляденье. Посмотри, как они мне идут… Только поскорее, копуша, пока твой московский дядюшка не заявился…

Визиту к Заварзиным в недвусмысленном сопровождении Генриха Рейеса хитромудрый Филипп придал едва ли не деловой характер, чем тактически и стратегически прозрачно намекнул на личные жизненные и карьерные намерения. Стефу Мартиновну он почти покорил и несомненно обаял, очаровал, не менее эффективно, чем некогда заварзинскую собачку Мими. На одних мужских рефлексах действовал, почти без природной магии.

Настю он теперь хорошо понимает и счел вполне подходящим то саркастическое имя нарицательное, какое любящая дочь дала собственной чрезвычайно любимой родительнице. «Прости ее, Господи. Враги человеку суть домашние его… Действительно, сия мадам есть матильда из класса брюхоногих, всяко ползающая в пресмыкательстве, ниц пред властями предержащими…»

Будь то внутриполитические взгляды или экстерьер-внешность эвентуальной тещи, ничего хорошего в особе Стефы Мартиновны не устраивало Филиппа Олеговича: «Та еще особь! Неужели Настя ближе к полтиннику тоже эдак раздастся вширь и вглубь наподобие мамаши? Мать ее, Степанида!»

Филипп прикинул на глаз дамские стати да трехмерные габариты Настиной матушки и ничтоже сумняся пришел к обывательскому банальному выводу. Мол, дочь ее способна когда-нибудь расшириться не меньше, чем в три раза по горизонтальной оси «х», оставив в неизменности вертикаль «у» и немало добавив по оси «z» в бюсте и в бедрах.

Мужчина думает, чаще всего напрасно, зато женщина зачастую недаром чувствует. Наверное, поэтому на кухне Настя, улучив момент, попыталась больно ущипнуть Филиппа:

– Фил, не смотри на меня так! Тебе ни в коем разе не удастся раскормить меня до размерчиков моей матильды.

Вот что я тебе скажу: фигурой я вся в папашку. Мои волосы точно как у него вьются. У меня только груди здоровущие, в жесть матильдины. А талии у нее никогда отродясь не было. Хочешь, я наши старые фотки покажу?

– Верю, Настенька, верю. Фенотип в 3D у вас с ней разный, и масть, эт-то верно, не совпадает…

Обесцвеченное оволосение на верхней губе, безжалостно выкрашенная жесткая шевелюра, выбритые до синевы подмышки Степаниды Мартыновны, право же, его убедили, в кого на самом деле удалась, уродилась ее дочь. «В любом варианте не в эту свою матильду!

Да и Ника вряд ли способна мне таковскую подлянку с Настиным эпикризом подстроить. Арматорам надобно доверять…»

Все же, все же на всякий непредвиденный несчастный случай рыцарь Филипп проверил и дивинативно верифицировал арматорские сведения, предположения на месте, тут же, на кухне у Заварзиных. «Чего дробить и откладывать?»

В ясновидении с помощью вещего Регула он достоверно смоделировал, каких-таких внешних фенотипических данных стоит ожидать от неподдельной блондинки Анастасии Заварзиной спустя 30–50 человеческих лет.

Как видно, и обыденное будущее отнюдь не всегда можно обнаружить в прошлом или в настоящем. «Филогенез, из рака ноги… Ага! Мне скоро к Пал Семенычу в Техас. Вперед ли, назад во времени и в часовых поясах – разницы нам не имеет…»

– 2 -

– …Не боюсь повториться, мой друг… Свершившееся прошлое состоит из бесчисленных опций, возможностей, вероятностей, прихотливо распределенных в сослагательном наклонении. В какой-то малой мере сия сослагательность позволяет нам не страшиться повторения отвратного пройденного, признательно учитывать и благодарно обращаться к опыту минувших веков и тысячелетий.

Признаюсь, рыцарь Филипп, вы только что мне показали и напомнили о моем старом конфузе и афронте, каковые, с позволения сказать, неслабо поимели вашего воистину сущеглупого и суемудрого прецептора без малого столетие тому назад в красном Екатеринодаре.

Я вам несказанно благодарен за то, что вы мне сие продемонстрировали посредством великолепной прелиминарной визионики достославного адепта Рандольфо, также имевшего непосредственное отношение к тем стародавним превратностям…

Рыцарь-неофит Филипп намеренно отвлекся от эйдетических воспоминаний. Ему вовсе не хотелось, тут и сейчас в самолете, рядом с Настей, на подлете к аэропорту Шарля де-Голля вновь провалиться в видение об отвратительной екатеринодарской истории. Такая неприятность вполне могла с ним приключиться. Если учесть, что ритуал отложенного экзорцизма по-прежнему оставался взведенным, а тетраду рыцарских атрибутов он захватил с собой, следуя рекомендации прецептора Павла.

«Отсюда следует: береженного счастливо оберегают Бог, предзнание и блаженная командная матерщина арматора Вероники», – глубокомысленно заключил Филипп.

Он никак не позабыл, сколь бурно отреагировала Вероника на инструментальное применение Вещего Прознатчика с непристойной целью выяснить, насколько станет похожа на тещу его любимая девушка в возрасте заматеревшей матроны и матери семейства.

– Фил! Я такая счастливая, – заметила Настя его взгляд, когда он снял очки, притворившись, будто устал от дорожного чтива на экране планшетки. – У нас с тобой, любимый, свадебное путешествие без тупорылой свадьбы с пьяными жлобами-родственничками…

Филька, ты такую жесть развел без большого базара! Ты у меня богоравный титан, гигант и чудотворец-теург. За пять дней мою матильду захоботал, обротал, взнуздал и чудодейственно в Астану услал. Визу мне сделал, на работу в знаменитый «Трикон» устроил…

– Ну, допустим, не я один. Дядя Гена хорошо помог. Мадам Раймонда Рульникова также порадела за невесту не чуждого ей некоего Фила Ирнеева, подвизающегося гувернером у ее сына. Ваньке моему мелкому тоже спасибо скажи. Он на мать медведем насел. Босс и Гореваныч веское слово сказали…

– Вот я вам всем и благодарна. Но больше всего тебе, потому что ты их всех очень оперативно организовал, наладил и педагогически на путь истинный наставил…

Вообще-то более чем кого-либо Настя должна была благодарить Нику, по-арматорски разработавшую технологическую план-карту операции, включая использование втемную необходимых секуляров. Но этого Насте Заварзиной, в будущем замужестве Ирнеевой, знать не положено.

Все дело в положительной технике менеджмента и бизнес-администрирования, когда Генрих Иосифович навел пушку на цель, невзначай за обедом посоветовав Стефе Мартиновне отправить упрямицу дочь на выучку в медицинский бизнес Вероники Афанасьевны Триконич. Пускай-де присмотрится, как там и почем делают большие деньги на болезнях и страданиях.

В компетентности солидного и хорошо осведомленного бизнесмена Генриха Рейеса никто не сомневался, потому что он положительно предсказал досрочные президентские выборы в Республике Белороссь, втайне назначенные на декабрь.

– …Айн, цвай, драй, моя милая Стефочка, и на следующий год мы имеем сумасшедшую галопирующую инфляцию, многократную девальвацию – каждый пенсионер станет миллионером… И бешеный дефицит валютных резервов в результате безмозглого исполнения предвыборных обещаний местного батьки-президента.

Кроме того, не исключены несколько громких террористических актов в Дожинске. Особенно в уязвимом метро я никому ездить не посоветовал бы…

Умный племянник мотал на ус дядюшкины предсказания и мудрые советы. Умно рассуждал о корпоративном бизнесе, связанном с политикой, и очень пришелся ко двору подвижной как ртуть Стефе Мартиновне.

Напрасно Филипп сравнивал ее с каким-то медлительным брюхоногим моллюском, с робкой улиткой на коротеньких толстеньких ножках. Его потенциальная теща сплошь состоит из ковкого чугуна и крепчайшей легированной стали, выплавленных во времена развитого социализма далеко не в мирных целях.

Скорее, Стефа Заварзина похожа на круглое пушечное ядро, грудью сметающее всевозможные препятствия. Меж тем два таранных полушария, бронированных бюстгальтером четвертого дамского номера, нисколько не походят на голые мягкие рожки улитки, готовые чуть что спрятаться в тонкую раковину.

«Что Стефа Мартиновна имеет, то у нее и в виду!»

Как из пушки она принялась действовать с присущим ей деловым напором и бронебойным апломбом. Так, вроде бы неуправляемый баллистический снаряд, устремленный умелой рукой арматора, метко выстрелил в оптимальном направлении. Ну, а Филипп корректировал его полет по мере необходимости, согласно указаниям Вероники.

– …Учись, салага. Этот метод аноптического администрирования и оптимизации секулярных мотивов называется «управляемая баллистика». Потом я тебя практически познакомлю с методиками реализации «снежного кома», «бегущей волны», «камнепада», «полета над гнездом кукушки» и прочая…