Текст книги "Том 1"

Автор книги: Иван Гончаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 85 страниц)

Вместе с тем в майковских рукописных журналах антиромантическая позиция была заявлена достаточно ясно, и Гончарову принадлежал в полемике с романтизмом не последний голос. Восторженные описания природы Зинаидой Михайловной и Марьей Александровной несомненно выполняют двойную пародийную функцию, служа пародией на романтический и сентиментальный пейзаж в литературе (Гончаров не только дает клишированные образцы того и другого, но и умышленно смешивает их, создавая особый комический эффект) и разоблачая романтизм и сентиментальность в жизни. Полемические и пародийные выпады провоцировались главным образом поэзией и прозой Евг. П. Майковой, поэтому совершенно справедливо утверждение исследователя, что в «Лихой болести» «живописание природы героинями ‹…› есть не что иное, как пародийное воспроизведение автором соответствующих страниц из повестей Е. П. Майковой» ( Евстратов. С. 191). Гончаровская пародия ближайшим образwом имеет в виду «пасторальную» миниатюру «Деревня. Отрывок из дневных записок Е. П. Майковой» ( Подснежник. 1836. ‹№ 1›. Л. 26-27): «О! как люблю я деревню! Но почему же я люблю ее так нежно? – Не могу дать отчета. Я люблю в ней природу неискусственную, ту величественную природу, которая ниспала из рук Всемогущего! Я люблю солнце, луну, рощу, пригорок, извилистый ручеек, бледный ландыш и пышную розу, гнездушко малиновки, щебетание стрекозы, эфирную бабочку и все, все – что окружает меня в меланхолическом уединении… Где найду я истинную поэзию, как не в сельском быту? Тут столько раздолья, наслажденья душе 636 моей!.. Туг мечта моя облекается в новую жизнь, воображение освобождается от тяжких дум, как голубое небо от мрачных туч; забывает тщету земного, и душа – вся предается Богу, любви беспредельной. Бегу, бегу в поле. Там встречу я поселян; но они не помешают дивиться красотам природы, наслаждаться ее дарами: они дети ее, поймут мои чувства. Я не замечу в них той двусмысленной улыбки образованного жителя городов, того убийственного себялюбия, которое не позволяет горожанину признавать истин, превышающих силу разума…» (Там же. Л. 26-26 об.). Однако вопрос о самих приемах гончаровской пародии, о формах иронии представляется не до конца проясненным (не случайно, к примеру, возникают такие оксюморонные сочетания, как «сочувственная ирония»).17 В своей главной идейно-эстетической установке – разоблачении риторических чувств – «Лихая болесть» смыкается с более поздними произведениями писателя. Ложный пафос Гончаров будет последовательно подвергать прозаической корректировке (а это главный прием в его «шуточной» повести) в «Счастливой ошибке», «Иване Савиче Поджабрине», «Письмах столичного друга к провинциальному жениху», «Обыкновенной истории», «Фрегате „Паллада”». Но если в ранней повести благодаря умышленной прозаизации возникает чисто комический эффект, то гончаровские прозаизмы в антиромантическом пейзаже «Фрегата „Паллада”» создают совершенно новую живопись, по дерзкой образности не уступающую Бенедиктову (например, горизонт над Aтлантическим океаном спускается «в виде довольно грязной занавески – том первый, гл. III). Реминисценциями «Лихой болести» выглядят во «Фрегате „Паллада”» сцены загородных прогулок (том второй, гл. II): «Кому не случалось обедать на траве, за городом, или в дороге? Помните, как из кулечков, корзин и коробок вынимались ножи, вилки, жареные индейки, пироги?». Своего рода «болестью» представлен здесь и культ еды барона Крюднера. Майковские журналы дают ряд замечательных сюжетно-тематических параллелей к «Лихой болести». Это прежде всего шуточная повесть Ап. Майкова «Покорение страны Семи Пагод европейцами» ( Лунные ночи. Л. 76-98) – несколько затянутая в изложении, однако живая и остроумная история гибели браминского монастыря и вслед за ним древней цивилизации браминов от «бедственной страсти», которою одержим один из монахов, – любви к ужению рыбы. Как и в «Лихой болести», здесь комически переплетаются пасторальные и драматические мотивы. Перекликается с гончаровской повестью и шуточная зарисовка Солоницына-старшего «Так они наняли дачу!» (Лунные ночи. Л. 11-29 об.), вдохновленная, как и «Лихая болесть», неисчерпаемой темой «странностей» семьи Майковых. Сюжет этого рассказа достаточно прост: необыкновенно рассеянное семейство Майковых (это его «фамильная» черта) с помощью «чрезвычайно деятельного и основательного» приятеля (самого Солоницына)18 нанимает дачу, которая оказывается в итоге отданной другим. Задача Солоницына отлична от задачи Гончарова: не стремясь к обобщениям, он изображает смешное в характере и поведении 637 конкретных людей; его дружеский шарж – почти документ. Вместе с тем ирония Солоницына безжалостнее гончаровской и соседствует пусть с шуточным, но назиданием, вовсе не свойственным автору «Лихой болести». По мнению С. С. Деркача, концепцию Гончарова «поддержал и развил с философской точки зрения» Вал. Майков в рассказе «Жизнь и наука», также помещенном в «Лунных ночах» (Л. 62-73 об.) и повествующем о двух крайностях – субъективном идеализме и физиологизме, которыми последовательно «заражается» ученый Готлиб Кауфман (см.: Деркач. С. 35). О том, что проблемы, затронутые Гончаровым в его «шуточной» повести, были предметом серьезных размышлений для молодых участников майковского кружка, свидетельствует стихотворение Ап. Майкова «Лихая болесть» (1843), не публиковавшееся при жизни поэта и введенное в научный оборот И. Г. Ямпольским.19 «Тут Вы, – писал о нем Гончаров в письме Майкову от 2 марта 1843 г., – прекрасно свели мнения нового, самонадеянного поколения о наших знаменитостях и больно уязвили праздность, скуку и лень нашего века, в том числе и мою, прикрывающуюся гордым плащом какой-то странной философии, как испанский нищий прикрывает плащом жалкие лохмотья». «Лихая болесть» переведена на итальянский (La malattia malvagia. Palerm Sellerio, 1987; пер. Анат. Архипова) и французский (La terrible maladie. Strasbourg: Circe, 1992; пер. А. Кабаре) языки. С. 26. В декабре 1830 года ~ Москва; страница 81. – Эпиграф заимствован из брошюры: Лодер X. Об эпидемии холеры в Москве: Письмо от 14 ноября 1830 г. к г-ну тайному советнику лейб-медику и кавалеру Стоффрегену в С.-Петербурге / С нем. перевел Н. Топоров. М., 1831. Примечание, неточно цитируемое Гончаровым, находится на с. 8 (а не 81) этого издания: «Содержащееся в воздухе заразительное начало может произвести холеру или какие-либо припадки оной не только у людей, но даже иметь весьма вредное влияние и на некоторых животных, как то замечено в Таганроге. В декабре месяце прошлого (1830) года, когда холера находилась еще в Москве, но уже значительно уменьшилась, из 250 кур, содержимых мною для опытов, 50 в самом непродолжительном времени лишились жизни: у них внезапно открывался понос, сопровождаемый корчами и судорогами, и они вскоре потом издыхали. Сии же самые явления примечены были у некоторых фазанов и у двух небольших собачек». Христиан Иванович Лодер (1753-1832) – известный немецкий хирург и анатом, друг Гете, Шиллера, Гумбольдта; переселившись в Россию, с 1819 по 1827 г. возглавлял кафедру анатомии в Московском университете и до 1831 г. читал лекции. В 1830 г., когда в Москве и ряде областей России свирепствовала холера, принимал непосредственное участие в борьбе с ней в качестве консультанта при Арбатской больнице (о нем см.: Колосов Г. Христиан Иванович Лодер. Харьков, 1929). Лодер среди других университетских профессоров упомянут А. И. Герценом в «Былом и думах» (см.: Герцен. Т. VIII. С. 120). По словам Герцена, он 638 принадлежал «к той плеяде сильных и свободных мыслителей, которые подняли Германию на ту высоту, о которой она не мечтала» (Там же. Т. IX. С. 225). С. 26. …некогда были одержимы дети в Германии и Франции ~ стремление идти на гору св. Михаила (кажется, в Нормандии). – Речь идет об аббатстве Сент-Мишель (St.-Michael) в Нормандии, основанном в ХIX в. С аббатством связан ряд средневековых преданий, одно из которых (близкое сказочному сюжету «Крысолова») и имеет в виду Гончаров. С. 27. …на вольтеровских креслах… – Так назывались мягкие кресла с высокими спинками. С. 27. …в ветхом сосуде жизни… – Библейская ассоциация: человек уподобляется ветхому, скудельному (глиняному) сосуду. С. 28. …как вдохновенная сивилла… – Сивиллы (сибиллы) – в греческой мифологии прорицательницы, в экстазе предрекающие будущее (обычно бедствия). С. 29. Варенцы – топленое молоко, заквашенное сметаной. С. 30. …на небеси гор?, и на земли низу, и в водах, и под землею. – Выражение восходит к славянскому тексту Библии: «Да не будут тебе бози инии разве мене. Не сотвори себе кумира, и всякого подобия, елика на небеси гор?, и елика на земли низу, и елика в водах под землею» (Исх. 20:3-4). С. 31. Статский советник – гражданский чин 5-го класса по Табели о рангах. С. 31. …награждены медалями для ношения на анненской ленте… – Медалями – шейными золотыми и нагрудными серебряными – на станиславовской, анненской, владимирской лентах (составлявших принадлежность соответствующих орденов) могли быть пожалованы лица низших сословий за служебные (служба в полиции, пожарных частях, тюремной охране) и неслужебные (подвиги, совершенные с опасностью для жизни, – спасение утопающих, поимка беглых и проч.) заслуги. С. 32. …жил у Таврического сада… – Т. е. у находящегося в тылу Таврического дворца (вторая половина XVIII в.) обширного сада, расположенного в Литейной части Петербурга. С. 33. Дрочена (драчена) – традиционное блюдо украинской кухни: запеканка из кукурузной (или иной) муки, яиц, молока. С. 35. Малага – сладкое десертное вино, названное по городу в Испании, где оно производится. С. 36. …римского императора Вителлия. – Авл Вителлий (12-69) находился у власти менее года (69 г.); биография его имеется у Светония, где, в частности, сообщается: «…больше всего отличался он обжорством и жестокостью. Пиры он устраивал по три раза в день, а то и по четыре – за утренним завтраком, дневным завтраком, обедом и ужином ‹…› был он огромного роста, с красным от постоянного пьянства лицом, с толстым брюхом…» ( Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1990. С. 193, 196). С. 37. …Петергофе, Парголове… – Речь идет об обычных местах гулянья столичных жителей близ Петербурга; в Петергофе, на южном берегу Финского залива, находится дворцово-парковый ансамбль XVIII-XIX вв. с крупнейшим в мире комплексом фонтанов и каскадов. Парголово (в 11 верстах от Петербурга по Выборгской дороге) принадлежало графам Шуваловым. «По очаровательному местоположению и превосходному устройству сада трудно найти ныне, в окрестностях столицы, другое место, столь приятное для гулянья и сельской жизни, как Парголово» ( Пушкарев. С. 466). 639 С. 37. …какая площадь величественнее Сенной и чем уступает выставка естественных произведений, которая бывает на ней, выставке художественных? – Патетическая фраза о Сенной площади, возможно, отсылает к известному отступлению в повести А. А. Бестужева-Марлинского «Испытание» (1830). Ср.: «Сенная плошадь, -думал Стрелинский, проезжая через нее, – в этот день наиболее достойна внимания наблюдательной кисти Гогарта, заключая в себе все съестные припасы, долженствующие исчезнуть завтра. ‹…› Воздух, земля и вода сносят сюда несчетные жертвы праздничной плотоядности человека» (Бестужев-Марлинский. Т. I. С. 201-202). Сенная площадь расположена в центре города; в XIX в. здесь находился один из обширнейших рынков столицы. С. 37-38. …из Гороховой в Невский монастырь, оттуда на Каменный остров, там гуляет, гуляет, переходит на Крестовский, с Крестовского через Колтовскую на Петровский, с Петровского на Васильевский, и назад в Гороховую… – Гороховая – одна из главных улиц Петербурга, заселенная преимущественно людьми «средних классов». Вслед за Зуровыми Гончаров «поселит» на ней Обломова. Невский монастырь – первоначальное (обиходное) название основанного Петром I в 1710 г. и построенного на левом берегу Невы на восточной окраине города по проекту архитектора Д. Трезини монастыря Александра Невского (главный храм – Святой Троицы), позднее именовался Свято-Троицким Александро-Невским монастырем, с 1797 г. – Александро-Невской лаврой. Еще в петровское время был соединен с центральной, Адмиралтейской, частью Петербурга «першпективной дорогой» – будущим Невским проспектом. Каменный, Крестовский, Петровский – малые острова в устье Невы, находившиеся в пределах городской черты; парки на островах были традиционным местом гуляний столичных жителей. Колтовская – набережная Малой Невки на Петербургской стороне. Васильевский остров – большой остров в устье Невы, на котором расположена центральная часть городского ансамбля. Протяженность «прогулки» героя намеренно преувеличена и составляет более 20 км. С. 38. …женолюбивого пророка… – Имеется в виду пророк Магомет (Мухаммад), основатель религии ислама и первой общины мусульман. Право пророка превысить разрешенное мусульманину число жен (четыре) специально обосновано кораническим «откровением». Согласно преданию, у Магомета было 11 официальных жен. С. 38. …в Мекку… – Речь идет о священном городе мусульман и месте их паломничества. С. 38. …подышать святостью киевских пещер. – Имеются в виду пещеры основанного в 1051 г. Киево-Печерского монастыря, традиционное место богомолья. С. 39. …жил в улусах… – Улус – административно-территориальная единица у бурят, калмыков и якутов, соответствовавшая русской волости. Л. Удольф усмотрел в эпизоде, повествующем о жизни Вереницына в калмыцких степях, иронический намек на «естественную» философию Руссо (см.: Udolph L. Goncarovs Anfange // Leben, Werk und Wirkung. P. 160-161). Однако здесь вероятнее предположить пародийное обыгрывание Гончаровым одного из традиционных романтических сюжетов о любви европейца и девушки-дикарки, известного по творчеству Байрона, Шатобриана и других писателей и превращенного в клише многочисленными «байроническими» поэмами. На подобные романтические схемы ориентированы и повести Александра Адуева в «Обыкновенной истории» (см. ниже, с. 770, примеч. к с. 268-269). С. 42. …штопала серые чулки под цвет пыли… – Гончаров откликается на один из нашумевших эпизодов журнальной жизни второй половины 640 1820-начала 1830-х гг. В «Летописи мод» редактировавшегося Н. А. Полевым «Московского телеграфа» (1825. № 14. Приб. С. 309) сообщалось о цветах платьев – «голубом, розовом и грипусье»; последнее слово являлось искажением французского «gris-poussi?re» (пыльно-серый цвет). Это вызвало насмешки по адресу Полевого со стороны «Северной пчелы» (см. № 116, 121, 126, 132 за 1825 г.), а также других изданий, и ряд памфлетов и эпиграмм, в которых Полевой фигурировал под именем Грипусье. «Славным Грипусье» назвал его Пушкин в статье «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем» (1831). Подробнее см: Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: В 10 т. 4-е изд. Л., 1978. Т. VII. С. 490; Лонгинов М. Н. Соч. СПб., 1915. Т. I. С. 104-106; Николай Полевой: Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов / Ред., вступ. ст. и коммент. Вл. Орлова. Л., 1934. С. 399). История с «грипусье» отразилась и на страницах «Подснежника». Так, в № 4 журнала за 1835 г. в отделе мод сообщалось: «Модные цвета платьев гриделеневый, мордореевый, винтегреевый и табачковый», причем слово «винтегреевый» имело примечание: «Вероятно, verd-de-gris. Мы употребляем московскую терминологию» (л. 209 об.). С. 43. …читать Виргилия и Феокрита. – Публий Вергилий Mapон (70-19 до н. э.) – римский поэт, автор «Буколик», «Георгик», «Энеиды». Феокрит (кон. IV-первая пол. III в.) – греческий поэт, основатель европейской «буколической» традиции. В данном случае выбор авторов соответствует «буколическому» (на лоне природы) времяпрепровождению семьи; подразумеваются, по-видимому, и «антологические» интересы старшего сына Зуровых (Майковых) – Аполлона. С. 45. …ехать в Стрельну, осмотреть тамошний дворец и сад. – В Стрельне, на южном берегу Финского залива (на 19-й версте Петербурга), находится садово-парковый ансамбль петровского времени; построенный при Петре I Стрельнинский дворец неоднократно перестраивался (по проектам архитекторов Растрелли, Воронихина, Руска). В начале XIX в. Стрельна принадлежала вел. князю Константину Павловичу, в царствование Николая I, как свидетельствует М. И. Пыляев, «пришла в упадок, аллеи сада заросли, здание дворца кое-где обрушилось; про Стрельну стали ходить разные страшные рассказы. Говорили, что здесь видели прогуливающиеся по ночам тени мертвецов, часто также слышались стоны, крики и другие ужасы старинных замков. Повод к этим рассказам давало также превосходно существовавшее здесь эхо, которое даже нарочно приезжала слушать публика из Петербурга» (Пыляев М. И. Забытое прошлое окрестностей Петербурга. СПб., 1994. С. 214). С. 47. …взял с собою цирюльника, за неимением знакомого лекаря… Цирюльник совмещал обязанности брадобрея и рудомета, т. е. пускал кровь. С. 48. …танец мертвых в «Роберте». – Имеется в виду oпера Дж. Мейербера (1791-1864) «Роберт-дьявол» (1831; либретто Э. Скриба и К. Делавиня). Впервые шла на петербургской сцене в сезоны 1834/35, 1835/36 гг. и имела «громадный успех» (см.: Вольф А. И. Хроника петербургских театров с конца 1826 до начала 1855 года. СПб., 1877. Ч. 1. С. 41, 54). Ею увлекались молодые В. Г. Белинский, В. П. Боткин, А. А. Григорьев; последний передал свое сильнейшее впечатление от оперы в рецензии «Роберт-дьявол» (1846). О том, что впечатление Гончарова могло быть не менее сильным, свидетельствует неоднократное упоминание отдельных сцен из «Роберта-дьявола» в его прозе («Иван Савич Поджабрин», «Фрегат „Паллада”», «Обломов» и др.). Танец мертвых («Адский вальс») исполняется в д. 3, явл. 2. 641