Текст книги "Жизнь начинается сегодня"
Автор книги: Иссак Гольдберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)
Глава восемнадцатая
1.
С вечеру обладив свою котомку, Влас наказал домашним, чтобы они из-за него завтра не ломали своего дня.
– Ступайте себе по своим делам, а я потихонечку по прохладце отправлюсь.
Но Филька возмутился:
– Я, тять, провожать тебя буду. Мне коня дают...
– Коня? – оглядел его недоумевающе Влас. – Для чего же?
– На станцию везти. Дяденька завхоз обещал.
– Напрасно, – поморщился Влас. – Совсем напрасно скотину общественную гонять.
Вечер пролетел быстро. Пришла пора укладываться спать. Влас пристально оглядел Фильку.
– Это ты что же, герой, выпросил, выклянчил коня-то?
– Скажешь тоже, – обиделся Филька. – Я не клянчил. Мне за работу за мою дали. Заслужил.
– Заслужил! – рассмеялся Влас, и ласковые искорки запрыгали в его глазах. – Выходит, что теперь это я по твоей милости барином отсюда поеду! Ну, спасибо, Филипп Власыч! Спасибо!
– Ладно, смейся! – засопел Филька. – Смейся!..
– Ну, не сопи, не сердись! – миролюбиво попросил Влас. – Не сопи да айда спать. Завтра, так и быть, покатим!...
Все отправились спать. Остались Влас с Марьей вдвоем. Молча посидели, вслушиваясь в свои какие-то думы. Марья украдкой вздохнула. Влас поднял голову:
– Об чем это?
– Опять ты отправляешься... Когды теперь свидимся?
– Молчи! Об этом тужить нечего. Доспеет время, вернусь. Ранее времени ничего не бывает... А теперь давай спать. Вот и все дело!..
Петухи надрывались, перекрикивая друг друга. Солнце не успело еще выкатиться из-за зазубрин леса, а под окнами уже поскрипывала телега, и хриплый филькин голос пугал застоявшуюся за ночь лошадь.
Влас вышел из избы. У ворот стояла запряженная лошадь, Филька облаживал на телеге охапку сена. Наклонившись к передним колесам, что-то делал Василий.
– Влас Егорыч, – выпрямился он на звук шагов, – подводу тебе снаряжаем. С треском повезем, как заседателя!
– А ты, Василий, разве тоже поедешь?– удивился Влас.
– Выходит мне попутно.
Второпях напились чаю, наскоро попрощались. Марья поднесла конец платка к глазам, но Влас, смеясь, прикрикнул на нее, и она улыбнулась. Филька взгромоздился на передок, расправил вожжи, оглянулся на то, как устраивался отец в телеге и как подгребал под себя свежее сено Василий, потом поправил шапку на голове и крикнул на лошадь.
Пыль взметнулась и поплыла за телегой. Марья что-то крикнула, Зинаида махнула рукой. Дом остался позади.
Переезжая с грохотом через мостик, Филька попридержал лошадь:
– Тута трахтор-то свалился.
Влас молча кивнул головой. Он поглядывал по сторонам. Приглядевшись к лошади, он усмехнулся внезапно и полувопросительно сказал:
– Некипеловская пегашка-то? Балует?!
– Его! – мотнул Василий удовлетворенно головой. – Поглядел бы ты, Влас Егорыч, как ейный плод выхаживается! Первостатейная будет лошадь! Не хуже, как у его самого!
– Пошто же хуже?! – неожиданно для самого себя возразил Влас. – Никанор разве умнее или издашнее прочих? Да к тому же у него уход за скотиной на чужой глаз кинут был, наемными руками выхаживали ему добро-то...
– Вот, вот! – вспыхнул Василий. – Самое истинное ты говоришь!..
Влас снова замолчал. Как только телега выехала в поля, он ушел в крепкую задумчивость и не слушал того, что ему вперебой говорили Филька и Василий.
С утренних задумчивых и полусонных полей тянуло бодрящей свежестью. Косые лучи солнца выхватывали жаркими пятнами бугры и верхушки далекого леса. И там, где солнце смело и беспрепятственно падало на зеленеющие поля, там сверкала буйная летняя радость, оттуда тянуло предвестием полдневного жара, полдневной истомы.
От утренних задумчивых полей тихая настороженность Власа усилилась. Бродили в нем. как густо заведенный хмель, противоречивые мысли. Кто-то внутри его жарко спорил с ним. Кто-то выталкивал из прошлого того Власа, который озлобленно уходил несколько месяцев тому назад и не верил ни во что хорошее. И этот вчерашний Влас цеплялся за свои опрокинутые мысли и все еще не сдавался.
Но рядом были Филька и Василий. Кругом лежали возделанные коммуною поля. Позади оставалось все виденное, все услышанное, вся перемена к лучшему, которой не скроешь, от которой не отмахнешься. И новый, сегодняшний Влас одолевал вчерашнего.
Заметив, что Влас задумался, и Филька и Василий приумолкли.
– Да-а... – протянул после продолжительного молчания Влас: – Так-то, ребятки, орудуете! Ну, валяйте далее! Валяйте!..
Василий привскочил на телеге:
– Мы, Влас Егорыч, полным ходом! Вот поглядишь! Сам увидишь!.. Эх, Влас Егорыч! Оборачивайся живее! Да мы тебя... Да мы в правление тебя изберем! В управители!
– Ну, ну! – отмахнулся Влас, а внутри у него что-то дрогнуло.
Тогда Филька, распустив вожжи, обернулся и внушительно добавил:
– Верно, тятя... Я слыхал, дяденька товарищ Николай Петрович сказывал: мол, Влас Егорыч, ты-то, хорошим бы в правлении членом был... Верно.
– Ну, ну!.. – опять остановил их Влас, но невольной радостной усмешки согнать с лица не смог.
– И еще ты, бесприменно, – продолжал Василий, – бесприменно и без отказу к празднику к советскому будь! К годовщине этой самой... Станем мы моего Владимира Васильевича актябрить!.. И будешь ты у меня вроде кресного!
Попав на мягкий проселок, телега катила почти бесшумно. Солнце орудовало во всю силу. Вокруг все горело и переливалась ярчайшими красками. Приподнявшись на телеге, Филька гикнул и погнал лошадь.
– Эй! ты! Весельше!..
3.[8]8
Так в журнальной публикации – сбой в нумерации подглавок.
[Закрыть]
Влас, наконец, остался один возле железнодорожного пути. Давно уже уехали обратно в Суходольское Филька и Василий. Давно уже ждет он своего поезда. Остро и неумолимо жжет солнце. Томит духота. Томит одиночество.
И вот опять впереди город. Опять впереди работа. И опять дом. Суходольское и семья отодвинулись в сторону, заслоненные городом, работой и всем, что идет вместе с работой. Как несколько месяцев назад, снова станет он, Влас, для дома отрезанным ломтем. Так ли? Влас вслушивается в какие-то свои думы и трясет отрицательно головой: – Нет, не станет. Потому, что многое изменилось, многое перегорело в нем, многое для него стало яснее и ближе.
Кричали паровозные гудки, жила своей жизнью станция. С лязгом проходили груженые и порожние составы, шипели паром паровозы, по путям двигались группы рабочих с лопатами и кайлами. Висели над станцией трудовые будни. И ощущая рабочую сутолоку вокруг себя, Влас перенесся мыслями на стройку. В нем ожил интерес ко всему, что он там оставил. Ему захотелось поскорее вернуться туда, узнать, как проходит работа, что нового случилось там в его отсутствие, поймали ли главных виновников вредительства. Он тепло и радостно вспомнил о Савельиче, об Андрее, об Абрамовиче, о всех, кто окружал его и кто, как он это теперь по-новому осознал, многому научил его.
Он вспомнил, что может вернуться в свой барак, к работе не только как равный, но и как один из лучших, и растерянно-радостная улыбка залила все его лицо. Отложив котомку в сторону, он взглянул на свою раненую руку и удовлетворенно, не замечая этого, вслух сказал:
– Зажила... Вот и хорошо!
Вот эти руки снова примутся за работу. Хорошо! Разве можно сравнивать с тем, как шел он в город несколько месяцев назад? Тогда он бежал куда глаза глядят, и ничто не ждало его в городе, кроме неизвестности. Тогда он оставлял за собою почти ненавистную деревню, где жизнь менялась, на его взгляд, к худшему, Тогда...
В волнении Влас поднялся и отошел от скамейки, на которой сидел.
А теперь!.. Он уходит ненадолго из деревни, где и ему найдется не последнее место, где в устройстве жизни по-новому и по-хорошему и ему предстоит приложить свои силы, где забудут его ошибку и не попрекнут уж больше его. И впереди, в городе, – товарищи, работа и уважение, которое он заслужил этой работой...
Вдали загрохотал поезд. Влас схватил свою котомку и пошел к платформе: он знал, что это подходит поезд, который увезет его в город.
4.
В бараке, словно Влас и не уезжал никуда, все было по-старому: те же люди, те же стены. И тот же улыбчатый Савельич радостно окликнул:
– Отгостевал?! Хорошо дома-то?
Влас положил котомку на свой топчан, протянул руку старику и, весело усмехаясь, сказал:
– Хорошо! Очень хорошо, Поликарп Савельич!.. До холодов пророблю здесь, а потом домой...
– В колхоз?
– В колхоз! – твердо подтвердил Влас, и голос его звучал уверенно и бодро...