Текст книги "Царство Золотых Драконов"

Автор книги: Исабель Альенде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Начинало светать, и встающий рассвет придавал окутанному густым туманом пейзажу несколько устрашающий, чуть ли не кошмарный вид. По сравнению с ранее виденным гигантом йети всем показались какими-то низкорослыми и крайне неправильно сложенными существами. Аура наставника практически не изменилась, сохраняя прежние, золотисто-белые тона, указывающие на совершенное, ничем не нарушаемое спокойствие, в то время как духовная оболочка стоящих напротив существ не светилась вовсе, была вся в тёмных тонах и как-то подрагивала, что явно выдавало их болезнь вперемешку со страхом.

Ученик догадался, почему те не набросились на них сразу же: казалось, противники кого-то ждали. Спустя несколько минут он увидел приближающуюся фигуру, бывшую ростом гораздо выше всех остальных, даже несмотря на возникшую ввиду возраста сутулость. Лишь вполовину выше, в сущности, она была таким же йети. И если бы могла выпрямиться, то стала бы не ниже Тенсинга, однако ж, прожитые годы оставили на ней внушительный горб, существенно исказивший спину и вынуждавший передвигаться, неся свой корпус не иначе как параллельно земле. В отличие от прочих йети, имевших лишь спутанные грязные волосы и кожаные нагрудники, эту украшали сделанные из зубов и костей ожерелья, пальто из местами потёртой кожи тигра и скрученная деревянная трость в руке.

Представшее перед путешественниками создание никак нельзя было назвать женщиной, хотя оно и было женского пола; человеческих черт в нём практически не наблюдалось, но в то же время и за животное в чистом виде это вряд ли примешь. Жидкий волосяной покров распадался в разные стороны, обнажая розоватую чешуйчатую кожу, напоминавшую крысиный хвост. Лишённая одежды, она была покрыта сплошной непроницаемой коркой, образуемой жиром, засохшей кровью, слизью и грязью, что всё вместе невыносимо воняло. Ногти уже давно превратились в чёрные когти, а оставшиеся во рту зубы были до того расшатаны, что при каждом дуновении ходили из стороны в сторону. Из носа, не переставая, текла зелёная слизь. Слезящиеся глаза светились из-под клочков покрывавшей лицо разрозненной щетины. Йети же в свою очередь вмиг удалились, проявляя уважение; ведь было очевидно, что именно она всем здесь заправляла, надо полагать, являясь не кем иным, как королевой или почитаемой племенем колдуньей.

Немало удивлённый, Дил Баадур увидел, как наставник опустился на колени перед зловещим созданием, соединив руки перед лицом и произнеся обычное для Запретного Царства приветствие: «Да будет вам счастье».

– Тампо качи, – сказали в ответ.

– Грр-импр, – прорычала она, брызгая слюной.

Лишь стоя на коленях Тенсинг был одного роста со скрюченным состарившимся существом, и так только и могли они смотреть друг другу в глаза. Дил Баадур повторил позу ламы, хотя в ней было совершенно невозможно защищаться от йети, так и не перестававших размахивать в разные стороны своими дубинками. Украдкой скосив глаза, молодой человек прикинул, что его окружают где-то десять-двенадцать существ, и никто не знает, сколько их ещё поблизости.

Главная их племени испустила цепь гортанных и пронзительных звуков, что в совокупности напоминали диалект, пусть и непонятного, но языка. У Дила Баадура сложилось впечатление, что подобное он уже слышал раньше, вот только не знал, где именно. Он не понимал ни слова, несмотря на очень знакомые, раздававшиеся поблизости, звуки. И внезапно все остальные йети вмиг опустились на колени и стали касаться земли лбом, по-прежнему не выпуская из рук своих оружий, словно находясь на грани церемониального приветствия и порыва ринуться вперёд и уничтожить всех своими дубинками.

Старуха йети примиряла остальных, не переставая повторять урчание, звучавшее как Грр-импр.

Гости предположили, что, скорее всего, это и есть её имя.

Тенсинг слушал всё это очень внимательно, а Дил Баадур, тем временем, прилагал все усилия к тому, чтобы телепатически подключиться к происходящим в головах этих существ процессам, однако их коллективный мозг представлял собой не что иное, как хитросплетение неподдающихся пониманию видений. Он крайне внимательно слушал то, что пыталась сообщить ведьма, кто на фоне других была, без сомнения, наиболее развитым существом. В голове тут же всплывали несколько картинок. Так, он видел каких-то волосатых небольших животных наподобие кроликов, поначалу бившихся в припадках, а спустя некоторое время полностью обездвиженных. Тут же на глаза попались и трупы с останками; а несколько йети почему-то толкали своих же сородичей к кипящим вулканическим трещинам. Повсюду только и были кровь, смерть, жестокость и полный ужас.

– Берегитесь, учитель, они дики до безобразия, – заикаясь, пробормотал молодой человек.

– Возможно, они гораздо страшнее нас, Дил Баадур, – возразил лама.

Грр-импр сделала жест остальным йети, наконец-то опустившим свои дубинки, в то время как их главная продвигалась вперёд, подзывая к себе жестами и ученика, и его наставника. Оба следовали за ней, зажатыми йети с обеих сторон посреди высоких колонн пара и термальных вод к каким-то образовавшимся естественным путём отверстиям, ведущим к вулканического вида почве. Идя, они видели и других йети, в основном, сидящих либо распластавшихся на земле и не делавших ни малейшей попытки к сближению с ними.

Некогда горящая лава какого-то, случившегося в далёком прошлом, извержения вулкана, уже остыла на поверхности, соприкоснувшись со льдом и снегом, но вот уже на протяжении долгого времени и особенно снизу до сих пор пребывала в жидком состоянии. Вот таким способом и образовывались подземные пещеры и туннели, где йети и строили свои жилища. Местами корка лавы была повреждена, и сквозь образовавшиеся отверстия внутрь проникал свет. В своём большинстве эти пещеры были настолько низкими и узкими, что Тенсинг оставил при себе всякие попытки туда входить, хотя внутри поддерживалась приятная телу температура, потому что стены не успевали остыть от образуемого лавой жара, а в недрах стояли тёплые воды, заполнявшие дымовые трещины вулкана. Именно так йети и защищались от климатических напастей, ведь иной возможности скоротать зиму у этих существ не было.

В пещерах не было особых предметов, за исключением зловонных шкур, на которых местами до сих пор сохранились рваные куски мяса. Охваченный ужасом, Дил Баадур понял, что некоторые шкуры некогда принадлежали всё тем же йети и, скорее всего, можно с уверенностью сказать, что даже были сняты с их трупов. Оставшиеся, похоже, принадлежали жеребцам или, точнее, неизвестным цивилизованному миру животным, которых йети разводили и держали у себя в загонах, построенных из камней вперемешку со снегом. Эти жеребцы были намного меньше яков с витыми, как у барана, рогами. Йети использовали как их мясо, жир и кожу, так и засохшие экскременты, в основном, в качестве топлива. Ведь без столь благородных животных, евших крайне мало и выдерживавших самые низкие температуры, йети просто бы не могли выжить.

– Мы, пожалуй, остановимся здесь на несколько дней, Дил Баадур. И попытайся выучить наречие этих йети, – сказал лама.

– А зачем, учитель? Ведь случая использовать его у нас никогда не будет.

– Мне-то, возможно, он и не представится, а вот тебе, быть может, и подвернётся, – возразил Тенсинг.

Постепенно они стали узнавать издаваемые йети звуки. Помня заученные слова и читая мысли Грр-импр, Тенсинг и Дил Баадур узнали о трагедии, что уже издавна мучила этих существ: с каждым поколением рождалось всё меньше детей, из которых выживали буквально единицы. Да и судьба взрослых была не намного лучше. Каждое последующее поколение было ниже ростом и глупее предыдущего, продолжительность жизни этих существ значительно сокращалась, и только у отдельных представителей хватало сил на выполнение насущных задач, как, например, выращивать странных на вид жеребцов, собирать растения и охотиться, чтобы минимально прокормиться. Скорее, здесь речь шла о божественном наказании либо проклятии демонов, населяющих эти горы, вот в чём уверила их Грр-импр. И сказала, что йети как могли пытались успокоить их с помощью различных жертв, однако ж, совершённые несколько приношений, бывшие разодранными на части либо же брошенными в кипящую воду дымовых трещин вулкана, так и не покончили с божественным проклятием. Грр-импр жила уже долго. Её власть основывалась на личных памяти и опыте, которыми больше никто не обладал. Всё племя приписывало ей сверхъестественные силы и целых два поколения ждало, пока та и боги, наконец, поймут друг друга, однако ж, её волшебство оказалось бессильным отменить наведённый приворот и спасти свой народ от надвигавшейся следующей волны вымирания. Грр-импр объявила, что взывала к богам вновь и вновь, и вот теперь, в конце-то концов, те предстали: ведь едва увидев Тенсинга и Дила Баадура, та узнала, что вот, собственно, появились и столь долгожданные. Отчего йети на них и не напали.

Всё это телепатически и сообщил гостям мозг расстроенной пожилой сущности.

– Когда эти существа поняли, что мы не боги, а всего лишь простые смертные, не думаю, что сами были так уж и довольны, – наблюдательно заметил последователь.

– Возможно.… Хотя по сравнению с ними мы какие-то полубоги, даже несмотря на наши вечные слабости, – улыбаясь, сказал лама.

Грр-импр вспомнила то время, когда йети были ещё высокого роста, достаточно грузными и хорошо защищёнными слишком густым шерстяным покровом. Это давало возможность спокойно жить на открытом пространстве в самом холодном и относительно высоко расположенном регионе планеты. Кости, что увидели гости в каньоне, принадлежали их предкам, йети гигантских размеров. Данные останки хранились со всем уважением, хотя уже и никто, за исключением её самой, своих сородичей и не помнил. Грр-импр была девочкой, когда племя обнаружило в долине источник горячей воды, место с приемлемой для наиболее лёгкого выживания температурой. Ведь там росли овощи и жили какие-то животные, годные для охоты, наподобие мышей и коз, помимо тех, что по своему виду походили на жеребцов.

А ещё ведьма вспомнила, что когда-то раньше в своей жизни видела богов, прямо как Тенсинг и Дил Баадур, пришедших в долину на поиски растений. Взамен собранных растений эти двое оставили после себя бесценные знания, благодаря которым существенно улучшились условия жизни йети. Так, последние научились приручать жеребцов и готовить их мясо, несмотря на то, что ни у кого больше не хватало сил тереть друг о друга камни и разводить огонь. Всё, что давала охота, пожиралось сырым, а если голод становился невыносимым, то в качестве последнего средства убивали и своих жеребцов или же питались трупами других йети. Ламы также научили их отличать себя от других, наделив каждого собственным именем. Грр-импр на языке йети означало «умная женщина».

Уже очень давно никакие боги не появлялись в долине, об этом телепатически их и проинформировала Грр-импр. Тенсинг подсчитал, что прошло, по крайней мере, более полувека с тех пор, как Китай захватил Тибет, где проходила последняя экспедиция, в ходе которой люди искали лекарственные растения. Йети никогда долго не жили и, пожалуй, никто, за исключением старой колдуньи, не видел человеческих существ, однако ж, в их общих воспоминаниях жила легенда о мудрых ламах.

Тенсинг уселся в самой большой из всех пещер, единственной, куда можно было войти на четвереньках, и которая, без сомнений, служила местом общего сбора, и являлась подобием зала общих собраний. Дил Баадур и Грр-импр расположились поблизости, а затем стали приходить и другие йети, самые глупые из которых просто растягивались на земле. Те, кто, не переставая, размахивал увесистыми камнями и дубинками, были воинами собравшейся здесь жалкой группы, поэтому, не выпуская из рук своего оружия, и остались снаружи.

Йети прошли строем, один за другим, двадцать существ в целом, разумеется, не считая дюжины воинов. Почти все они были женского пола, а судя по волосам и зубам, выглядели вполне молодыми, хотя и крайне болезненными. Тенсинг осмотрел каждую со всем уважением, чтобы никоим образом не испугать. Последние пять оказались с детьми, единственными, оставшимися в живых на всё племя. Ребята выглядели гораздо привлекательнее взрослых, и, скорее, были похожи на ещё толком не сформировавшихся, покрытых белым мехом, обезьянок. Вялые, те не держали голову и практически не управляли своим телом: все пребывали с закрытыми глазами и едва дышали.

Потрясённый, Дил Баадур увидел, что даже такие, озверевшего вида существа, любили своих малюток, точно матери. Они нежно держали отпрысков на руках, обнюхивали и ласкали их, прикладывали к груди, чтобы накормить, и, не видя ответной реакции, кричали в отчаянной тоске.

– Всё это очень грустно, учитель. Бедняжки умирают, – наблюдательно заметил молодой человек.

– Жизнь полна страданий. А наша задача их в какой-то мере облегчить, Дил Баадур, – возразил Тенсинг.

В пещере было крайне мало света, и стоял столь невыносимый запах, что лама дал знак всем выйти на свежий воздух. Грр-импр сделала несколько танцевальных движений вокруг больных детей, стараясь звенеть своими ожерельями из костей и зубов и время от времени испуская душераздирающие вопли. Йети включились в это действо хором стонов.

Не обращая никакого внимания на раздававшиеся поблизости суматошные вопли, Тенсинг склонился над детьми. Дил Баадур увидел, как переменилось выражение лица его наставника – так, впрочем, и происходило каждый раз, когда последний активизировал свои целительные силы. Лама поднял одного из самых маленьких детей, которого удобно расположил на своей ладони, и стал крайне внимательно осматривать больного. Немного погодя к нему подошла одна из матерей, пытавшаяся ласковыми жестами успокоить малышку, а Тенсинг в свою очередь взял на пробу несколько капель её молока.

– Что же случилось с детьми? – спросил ученик.

– Возможно, бедняжки умирают с голода, – сказал Тенсинг.

– С голода? Да неужели ж матери не кормят своих детей?

Тенсинг терпеливо ему объяснил, что молоко йети представляет собой жёлтую и прозрачную жидкость. И тотчас позвал воинов, не хотевших приближаться к нему до тех пор, пока Грр-импр не рявкнула на них как следует. Лама осмотрел и их, обратив особое внимание на тёмно-лиловые языки. Единственной, у кого не было языка такого цвета, оказалась лишь старая Грр-импр. Её рот был некой дурно пахнущей и тёмной полостью, которую не очень-то и хотелось тщательно обследовать, однако ж, Тенсинг не относился к числу тех людей, кто пасует перед различного рода опасностями.

– Все йети недоедают, за исключением Грр-импр, у которой наблюдаются лишь старческие симптомы. Ей, по моим подсчётам, лет сто, – пришёл к выводу лама.

– Что же именно изменилось в долине, из-за чего им стало не хватать пищи? – спросил ученик.

– Пищи, может, и не хватает, но больны они скорее потому, что всё съеденное внутри практически не задерживается. Малыши зависят от материнского молока, в котором, однако ж, нет ничего питательного; оно как вода, отчего дети и умирают через несколько недель или месяцев. У взрослых жизненных сил всё же больше, ведь те употребляют в пищу как мясо, так и растения, и, тем не менее, что-то отбирает силы и у них.

– Вот поэтому они так заметно уменьшаются в размерах и умирают молодыми, – добавил Дил Баадур.

– Возможно.

Дил Баадур закатил глаза: порой туманные определения наставника выводили его из себя.

– Это и есть проблема последних двух поколений, потому что Грр-импр помнит, когда остальные йети были практически с неё ростом. Вероятно, именно таким способом они все и исчезнут буквально в ближайшие несколько лет, – сказал молодой человек.

– Возможно, – возразил уже раз в сотый лама, кто в данную минуту думал совершенно о другом, и добавил, что Грр-импр также помнила тот момент, когда все перебрались в эту долину. Подобное означало лишь наличие в оставленном месте чего-то слишком вредного, оказывающего крайне губительное действие на всех йети.

– Должно быть так…! Вы сможете спасти их, учитель?

– Посмотрим…

Монах закрыл глаза и несколько минут молился, испрашивая вдохновения, чтобы разрешить поставленную задачу, а также смирения, помогающего осознать, что результат практически от него не зависит. Он бы сделал всё, что мог, и наилучшим образом, однако контролировать жизнь или смерть было не под силу и ему.

Окончив свою непродолжительную медитацию, Тенсинг вымыл руки и тотчас направился в один из загонов, где выбрал жеребца-самку и подоил её. Он наполнил миску тёплым, ещё пенящимся, молоком и отнёс ту к собравшимся группой детям. Затем смочил в молоке кусок тряпки, который сунул в рот одного из них. Поначалу ребёнок никак не отреагировал, но всего лишь спустя несколько секунд запах молока привёл малыша в чувство – тот приоткрыл губы и, хотя и слабо, начал сосать тряпку. Жестами лама указал матерям последовать его же примеру.

Процесс обучения йети доить самок-жеребцов и кормить детей их молоком буквально по капле оказался небыстрым и крайне утомительным. У йети практически отсутствовала способность к рассуждению, чему-то новому они учились исключительно путём повторения. Наставник со своим учеником провели за этим занятием целый день, однако ж, увидели результаты своего труда сразу же по наступлении ночи, когда впервые раздался плач всего лишь троих детей. На следующий день, прося молока, плакали уже пятеро, которые вскоре открыли глаза и смогли пошевелиться.

Дил Баадур был настолько собой довольным, словно решение текущей задачи пришло в голову именно ему, однако Тенсинг успокаиваться и не собирался. Всё же ему требовалось найти какое-то объяснение. Он скрупулёзно изучал всё, что йети засовывали себе в рот, так и не знакомясь с причиной заболевания вплоть до того пока он сам вместе со своим последователем не начали испытывать боли в животе, и обоих не стало рвать желчью. Они съели лишь тцампу, их уже ставшую привычной еду на основе ячменной муки, масла и горячей воды. Оба так и не попробовали мясо жеребца, которое предлагали им йети, поскольку сами были настоящими вегетарианцами.

– Что же такое, отличающееся от всего прочего, мы с тобой съели, Дил Баадур? – спросил наставник, тем временем готовя для обоих улучшающий пищеварение чай.

– Да ничего такого, учитель, – возразил молодой человек, бледный как сама смерть.

– Что-то же должно быть, – настаивал Тенсинг.

– Ну, мы только поели немного тцампы и больше ничего…, – скромно прошептал молодой человек.

Тенсинг передал ему плошку с чаем, и Дил Баадур, пополам сгибаясь от боли, поднёс её ко рту. Но глотнуть жидкости так и не получилось. Он тут же выплюнул всё это на снег.

– Вода, учитель! Вот в чём дело, это кипяток!

Обычно им приходилось кипятить воду или снег, чтобы приготовить себе тцампу или же чай, хотя в долине в этих целях использовали кипящую воду прямо из одного из термальных источников, что возникали из-под земли.

– Вот именно это и отравляет жизнь йети, учитель, – настаивал его последователь.

Они уже видели, как цвета лаванды вода из термального источника используется для приготовления грибного супа, трав и тёмно-фиолетовых цветов, составляющих основу их рациона. С годами Грр-импр потеряла всякий аппетит и каждые два-три дня питалась лишь сырым мясом да закидывала в рот пригоршни снега, чтобы утолить жажду. Ту же самую воду из термальных источников, которая, должно быть, содержала токсичные материалы, они использовали и для чая. Однако ж в ближайшие часы пришлось полностью от неё отказаться, вместе с чем прекратился мучивший всех буквально недавно дискомфорт. Чтобы лишний раз убедиться в только что, казалось бы, найденном решении проблемы, на следующий день Дил Баадур приготовил чай на основе уже вызывавшей подозрения воды и выпил его. Хотя вскоре молодого человека и жутко вырвало, однако ж, тот был счастлив, найдя верным доказательство своей же теории.

Лама с учеником с величайшим терпением сообщили Грр-импр о том, что горячая вода лавандового цвета отныне категорически запрещена наряду с тёмно-фиолетовыми, растущими по берегам ручья, цветами. Воды термальных источников пригодны лишь для мытья, но отнюдь не для питья и приготовления пищи, – сказал он. Оба так и не удостоились объяснить ей, что в воде содержатся вредные минералы, потому что старая йети ничего бы не поняла, а остальным йети вполне было достаточно просто следовать её указаниям. Так Грр-импр существенно облегчила их задачу. Она собрала своих подчинённых и объявила тем о новом законе: отныне, кто выпьет эту воду, того спустят в дымящиеся трещины вулкана, всем ясно? Поняли все.

Племя помогло Тенсингу и Дилу Баадуру собрать необходимые им лекарственные растения. Целую неделю, что пришлось провести в Долине Йети, гости всё больше убеждались, что дети восстанавливали своё здоровье день ото дня, а взрослые крепли и крепли, о чём говорило исчезновение с их языков тёмно-фиолетового цвета.

Грр-импр проводила их лично, когда пришло время покинуть это место. Она видела, как люди продвигались к каньону, откуда, собственно, и пришли, и немного не решаясь, боясь выдать тайну йети даже этим богам, кем являлись для неё гости, всё же указала, что будет куда лучше следовать в противоположном направлении. Лама со своим последователем более часа шли следом за ней по какой-то узкой тропке, вьющейся среди столбов пара и прудов с кипящей водой, пока примитивная деревня йети не осталась далеко позади.

Колдунья вела их до самого конца плоскогорья, где указала им на отверстие в горе и сообщила, что именно оттуда и выходят время от времени йети на поиски пропитания. Тенсингу удалось понять то, что она им и говорила: перед ними был естественный туннель, с помощью которого предоставлялась возможность сократить путь. На самом деле загадочная долина оказалась гораздо ближе к цивилизации, чем кто-либо мог об этом предполагать. Находящийся у Тенсинга пергамент указывал на единственный, уже знакомый многим ламам, маршрут, бывший гораздо длиннее и полный опасностей, наряду с которым существовала и эта тайная тропа. Оценив своё нынешнее местоположение, Тенсинг понял, что туннель ведёт вниз прямо в глубь горы и длится вплоть до разрушенного монастыря Шентан Джонг. Так, их путь сокращался на две трети.

Грр-импр попрощалась с ними единственным проявлением любви и привязанности, которое знала: просто облизала их лица и руки, пока те не стали обильно смоченными слюной вперемешку со слизью.

Чуть только ужасная колдунья пошла обратно, Дил Баадур и Тенсинг сразу же стали валяться в снегу, чтобы как-то очиститься. Наставник засмеялся, а ученик, тем временем, едва мог сдержать подступавшую тошноту.

– Единственное утешение состоит в том, что мы больше никогда в жизни не увидим эту добрую сеньору, – заметил молодой человек.

– Никогда – это много времени, Дил Баадур. Возможно, сама жизнь ещё преподнесёт нам некий сюрприз, – возразил лама, решительно пролезая вперёд по узкому туннелю.

2

Три мифологических яйца

Тем временем на другом краю света Александр Койд прибыл в Нью-Йорк в сопровождении своей бабушки, Кейт. Мальчик-американец приобрёл древесный цвет лица, гуляя под солнцем близ реки Амазонка. Теперь у него была короткая, сделанная индейцами, стрижка, отличающаяся наполовину сбритой головой, где поблёскивал недавно появившийся шрам. За спиной как всегда висел какой-то жуткий рюкзак, а в руках была вечная бутылка с похожей на молоко жидкостью. Кейт Койд, столь же смуглая, как и он, шла рядом, одетая в свои обычные короткие шорты цвета хаки и в грязные галоши. Седые волосы, подстриженные собственноручно не глядя в зеркало, придавали женщине вид только что проснувшегося индейца племени могикане. Несмотря на усталость её глаза, смотревшие из-за сломанной оправы, кое-как обмотанной скотчем, блестели по-особому. Весь их багаж составляла трубка приблизительно трёх метров в длину да несколько тюков довольно странных как размера, так и формы.

– У вас есть что-либо задекларировать? – спросил сотрудник иммиграционной службы, бросив крайне неодобрительный взгляд на весьма необычную причёску Алекса и внешний вид его бабушки.

Было только пять утра, отчего человек выглядел столь же утомлённым, как и пассажиры самолёта, только что прибывшего из Бразилии.

– Нет. Мы репортёры от журнала «Интернэшнл джиографик». Все наши вещи – это необходимый рабочий материал, – возразила Кейт Койд.

– Фрукты, овощи, продукты питания?

– Только святая вода, чтобы вылечить мою маму…, – сказал Алекс, показывая бутылку, которую всё путешествие не выпускал из рук.

– Ой, офицер, не обращайте внимания, у этого мальчика просто разыгралось воображение, – прервала Кейт.

– А это что? – спросил служащий, указывая на трубку.

– Да так, слуховая трубка.

– Что-что?

– Это своего рода полый тростник, используемый проживающими на реке Амазонка индейцами, чтобы стрелять дротиками, отравленными…, – начал было объяснять Александр, но тут же схлопотал от бабушки, таким способом быстро заставившей его замолчать.

Служащий немного смутился и не стал продолжать допрос, поскольку ничего не знал ни о колчане с дротиками, ни о содержащей смертельный яд кураре тыкве, находившейся в другом тюке.

– Что-то ещё?

Александр Койд пошарил в карманах своей куртки и вынул оттуда три стеклянных шарика.

– Что это?

– Полагаю, что бриллианты, – сказал мальчик, и тут же получил от бабушки очередную затрещину.

– Ах, бриллианты! Что ж, даже очень забавно! Что же ты всё-таки курил, мальчик? – громко рассмеявшись, воскликнул офицер, одновременно ставя штампы в паспортах и указывая им, куда идти дальше.

Едва открыв дверь квартиры в Нью-Йорке, Кейт и Александр почувствовали жуткое зловоние. Писательница тут же хлопнула себя по лбу. Это было уже далеко не в первый раз, когда она отправлялась в путешествия, оставляя весь мусор на кухне. Оба вошли, спотыкаясь и прикрывая носы. Пока Кейт разбиралась с вещами, внук как можно скорее пооткрывал окна и занялся мусором, на котором уже расплодилась всякая флора и фауна. Когда, наконец, удалось в этой крошечной квартире куда-то поставить слуховую трубку в её не менее объёмном футляре, Кейт, облегчённо вздохнув, развалилась на диване. Годы стали на неё давить и вполне ощутимо. Александр вынул шарики из своей парки и положил те на стол. Она лишь посмотрела безучастным взглядом. Предметы казались каким-то стеклянным пресс-папье, что обычно покупали туристы.

– Это бриллианты, Кейт, – сообщил ей мальчик.

– Разумеется! А я Мэрилин Монро…, – ответила пожилая писательница.

– Кто?

– Вот, дожили! – пробрюзжала она, потрясённая разрывом поколений между собой и собственным внуком.

– Должно быть, кто-нибудь из твоей эпохи, – намекнул Александр.

– Нынешнее время – это и моя эпоха! И даже больше моя эпоха, нежели твоя. Я, по крайней мере, живу не на Луне, как ты, – пробормотала бабушка.

– Да это и в самом деле бриллианты, Кейт, – настаивал он.

– Хорошо, Александр, бриллианты так бриллианты.

– Ты не могла бы звать меня Ягуар? Это моё тотемное животное. Бриллианты принадлежат не нам, Кейт, а индейцам, этому народу тумана. Я обещал Наде, что мы непременно воспользуемся драгоценностями для его же защиты.

– Ну и ну! – только и выдавила она из себя, не обратив внимания на мальчика.

– Ими мы сможем финансировать учреждение, которое ты вместе с профессором Лебланом задумала создать.

– Полагаю, что пришедшийся на твою голову удар слегка ослабил твою способность соображать, сынок, – возразила она, несколько рассеянно сунув стеклянные яйца в карман пиджака.

В последующие недели писательнице ещё выпадет шанс пересмотреть таковое суждение о её же собственном внуке.

Целых две недели Кейт являлась хозяйкой стеклянных яиц, правда, забыв об этом напрочь до тех пор, пока не взяв пиджак со стула, оттуда не выпал один из них придавив собою палец её же ноги. На ту пору внук уже вернулся в Калифорнию, домой, к своим родителям. Писательница же несколько дней промаялась с ноющей ногой и камешками в кармане, рассеянно теребя их, будучи на улице. Утро она провела за чашечкой кофе в располагающемся на углу заведении и, уже уходя, один бриллиант случайно забыла на столе. Хозяин, знавший её вот уже двадцать лет итальянец, догнал её на углу.

– Кейт! Ты оставила свой стеклянный шарик! – прокричал он, кидая предмет поверх голов прохожих.

Женщина поймала его налету, идя дальше уже с мыслью о том, что пора бы уже что-то сделать с этими яйцами. Так и не определившись с планом, она отправилась по улице ювелиров, на которой располагался магазин её бывшего возлюбленного, Исаака Розенблата. Сорок лет назад женщина чуть было не вышла за него замуж, когда в её жизни внезапно появился Джозеф Койд, перед чьей игрой на флейте Кейт просто не могла не устоять. Волшебная флейта обворожила её полностью. Прошло совсем мало времени, как Джозеф Койд стал одним из самых знаменитых музыкантов мира. «Эта та самая флейта, которую мой глупец-внук благополучно оставил на берегу реки Амазонка!», – в бешенстве подумала Кейт. Она как следует надрала уши Александру за то, что мальчик потерял замечательный музыкальный инструмент своего деда.

Исаак Розенблат считался опорой целой еврейской общины, это был состоятельный и уважаемый человек да к тому же отец шестерых детей. Он был одним из самых терпеливых, которые выполняли свой долг без особой суеты, и чья душа была спокойна, однако, увидев входящую в его магазин Кейт Койд, тут же почувствовал, как сам невольно погружается в туман воспоминаний. Буквально вмиг мужчина вновь стал застенчивым молодым человеком, кто когда-то любил эту женщину с присущим лишь первой любви отчаянием. Будучи тогда молодой девушкой с фарфорового цвета кожей и дикой рыжей шевелюрой, ныне же морщины покрывали её лицо больше, чем даже старый пергамент, а несколько, кое-как отрезанных ножницами, седых волос напоминали используемый для чистки бутылок ёршик.

– Кейт! Да ты совсем не изменилась, девочка моя, я бы тебя узнал даже в толпе…, – взволнованный, быстро прошептал он.

– Ну не лги же, старый ты бесстыдник, – возразила она. Довольно улыбаясь и радуясь комплименту, женщина выпустила из рук рюкзак, что упал на пол, точно мешок с картошкой.

– Неужели ж ты пришла сказать мне, что ошиблась, и попросить прощения за то, что оставила меня в дураках да ещё с разбитым сердцем, так? – подшутил ювелир.

– Разумеется, я была неправа, Исаак, Я не гожусь для брака. С Джозефом мы прожили крайне мало, хотя, по крайней мере, у нас есть сын, Джон. И теперь у меня трое внуков.

– Я знал, что Джозеф умер и, по правде говоря, мне очень жаль. Я всегда к нему ревновал, и так и не простил, что он увёл у меня невесту, хотя, как бы там ни было, я купил все его диски. У меня полное собрание всех его концертов. Человек был настоящим гением…, – сказал ювелир, предлагая Кейт присесть на тёмный кожаный диван и располагаясь рядом. – Так сейчас ты – вдова, – добавил он, нежно исследуя женщину.