355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ирина Кнорринг » Повесть из собственной жизни. Дневник. Том 1 » Текст книги (страница 7)
Повесть из собственной жизни. Дневник. Том 1
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 01:34

Текст книги "Повесть из собственной жизни. Дневник. Том 1"


Автор книги: Ирина Кнорринг



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 58 страниц)

19 ноября 1918. Вторник

Я сегодня не пошла в гимназию ввиду тревожного времени. Говорят, что в Харьков скоро придут большевики. Боже, как это ужасно. Но пока здесь хулиганят гайдамаки. Конечно, гайдамаки – это тоже большевики, только нацепили на себя свои дурацкие колпаки.

В городе неспокойно. На улицах стоят пулеметы, на Павловской площади перестрелка. Некоторые гимназии распустили, но наша еще занимается. Таня тоже сегодня не пошла в гимназию. Завтра я пойду, а завтра – французский. Ну ничего, выучу. Она обязательно спросит, назло, когда не хочешь. Она такая противная! (Наша учительница французского). Мы с Таней пробовали вчера разговаривать на французском языке. Интересно. Смешно. Что не знали, говорили по-русски. Сегодня мамочкино рождение. А она сегодня все утро на меня сердилась. Я сегодня потеряла свой пенал. Что мне делать? Сегодня утро холодное, сырость, туман. Небо серое. Деревья голые, только кое-где торчат сухие листочки. Нехорошо на дворе, нехорошо и на душе. Как все-таки погода влияет на человека!

 
Мне хочется писать, писать без перерыва,
Пока еще дрожит перо в моих руках.
 
Галя [54]54
  Сочинение И. Кнорринг (продолжение в другой тетради, не завершено).


[Закрыть]
Повесть

Глава I. В усадьбе

На дворе воет непогода. Метель бушует уже третий день. Ветер жалобно воет и заносит снегом большой барский дом. Был вечер.

В обширной комнате помещичьего дома, за вечерним чаем собралась вся семья Григориных. Даже сам Леонид Андреевич Григоринов был дома. Обычно он жил в городе Н со своим старшим сыном Митей и только по праздникам приезжал в свою усадьбу. Митя учился в гимназии во втором классе и был первым учеником. Со своими блестящими способностями и большим старанием он достиг многого. Мать его Елена Николаевна была очень болезненная женщина с нежным херувимским лицом. Особенно были в ней замечательны глаза, большие-большие, серые, они глядели из-под длинных ресниц задумчиво и грустно. Младшая их дочь, семилетняя Галя, была прелестный ребенок. Она была исправленной копией своей матери. Те же большие, серые глаза, тот же маленький носик. Личико ее окаймляли белокурые кудри.

Вся семья сидела за столом, пили вечерний чай. Старшие разговаривали между собой о хозяйственных делах. Митя читал книгу. В камине весело пылал огонь, а самовар пыхтел так весело, что казалось, всем, кто сидел вокруг него, было хорошо и весело.

– Мама, – спросил неожиданно Митя, – а мы в следующее воскресенье поедем в театр? Правда? И Галку возьмем!

– Куда это? – спросила Галя.

– В театр, на «Золушку», моя милая деточка, – сказала Елена Николаевна. – Помнишь – ты ее читала.

25 ноября 1918. Понедельник

Теперь я в этой тетради буду писать только мой дневник. Папа-Коля купил мне общую толстую тетрадь для сочинений. Там я буду писать мои стихи и рассказы. Туда перепишу и «Галло». [55]55
  Речь идет о рассказе «Ключ счастья», главный персонаж которого – Галло.


[Закрыть]

А что у нас сегодня на английском было! И смех и грех. У меня болела голова, и я отказалась отвечать. Сидела на третьей парте с Любой Р<етивовой>. Они занимались. Под конец урока стали считать. Стали считать от двадцати. Рива Ривлина считает и хохочет. Мисс Дези злится. Ну, а каково-то мое положение! Голова у меня давно прошла, и смеяться неудобно. Ведь считается, что у меня голова болит. Все хохочут. Дезька тут так разозлилась. «Ривлина, – говорит, – идите, встаньте в угол». Все умирали со смеху. А Рива послушно встала в угол и сама хохочет. Тут звонок. Только Дезька ушла из класса, поднялся такой хохот! Стали обсуждать дело. Мурка говорит, что надо всегда на уроках смеяться, а другие – идти жаловаться начальнице.

Феи

Что надо, чтобы быть под покровительством Фей.

Законы Фей:

1) Стараться быть как можно лучше.

2) Не лениться.

3) Хорошенько готовить дома уроки.

4) Ко всем относиться хорошо.

5) Свои работы исполнять аккуратно.

Обычаи Фей:

1) Каждый вечер беседовать с Феями.

2) Спрашивать у них во всем совета.

3) Видеться с Феями только по заслугам.

4) Не капризничать и не злиться.

5) Слушаться Фей.

Даю

слово исполнять

все законы и обычаи Фей и

прошу Фею Изольду принять меня

под ее покровительство. Поступая в

это общество, я верю в Фей

и уважаю их.

Подпись:

Ирина

Изольда

Царица Эврилия

6 января 1919. Понедельник (нов. ст.)

Завтра Рождество. И ничего приятного, ничего интересного оно не принесет с собой. Опять большевики. Никуда нельзя пойти на праздник, а уж и думать нечего – в театр. Даже подарков не будет. Мамочка мне сама сказала, что она мне не успела купить ничего, да и я не приготовила подарков, болезнь помешала. Ведь я была больна. Только вчера днем встала. Мамочка говорит, что это у меня может быть ревматизм, потому что у меня болят колени, когда я поднимаюсь с корточек. Я ужасно боюсь, хотя сильно сомневаюсь. Как после «вечной каторги». Ох, эта «каторга» – ужасная вещь! Надо встать на стул и прыгать с него очень быстро и прыгать через всю комнату, выпрямляясь во весь рост и низко приседать. После этого, правда, колени болят. Я перечла то, что написала. Я пишу: «даже подарков не будет». Да как же так? Ведь я уже получила один подарок от Феи. Она мне шептала, когда я была больна: «Пойдешь куда-то что-то искать и найдешь мой подарок. Это – вещь, такая же, как та, что ты ищешь, но гораздо красивее». Сегодня я пошла за моей ручкой и нашла мою старую прекрасную, которую мне когда-то подарила Антонина Ивановна. Я так была рада! Дусенька! Спасибо, Фея! Надо ей написать письмо.

«Дорогая Фея!

Очень тебя благодарю за твой подарок. Ты осчастливила им мои праздники. Не можешь ли ты, дорогая Фея, еще чем-нибудь помочь моему горю: вот и праздники, а ничего интересного. Помоги мне! Сделай мне какое-нибудь удовольствие. Милая! Дозволь мне свидеться с тобой на один миг. Ты осчастливишь меня надолго. Это будет самый счастливый миг моей жизни.

Ирина».

7 января 1919. Вторник

Рождество Христово!

Ура!!! Все-таки Рождество. Черт с ними, с большевиками. Они вчера, вооруженные винтовками, штук 10, ходили по домам и забирали буржуев. Говорят, рыть окопы под Люботиным. [56]56
  В районе Люботина (30 км от Харькова) руководство Красной армии планировало задержать продвижение австро-германских войск, чтобы успеть эвакуировать из Харькова в Самару оборудование заводов оборонного характера.


[Закрыть]
Пришли и к нам. Как узнали, что Папа-Коля учитель, не взяли его. Вчера мы сильно волновались, сегодня все забыто! Ура!!! Всех поздравляю с Рождеством Христовым. Всех! Я получила второй подарок (один от Феи, другой от Мамочки). Мамочка мне подарила кольцо с каменьями (забыла, как называются). Я рада, я ужасно рада. От радости не могу писать. Я думала еще вчера, что Рождество не принесет мне ничего интересного. А оно принесло! Как все хорошо! Ура!!! С праздником всех! Ура!!!

8 января 1919. Среда

Я еще сегодня не писала в дневник. Да не знаю, что и писать. Напишу то, что Мамочка говорила вчера за чаем:

 
Стоит гора крутая (запятая),
А на горе крутой (тут не надо запятой)
Стоит попова дочка (точка).
Вдруг едет князь сиятельный (знак восклицательный)!
И говорит поповой дочке (две точки):
«Правда – день восхитительный» (знак вопросительный)?
 

и т. д. Недурно!

Изольда:(Тут не надо ни числа, ни месяца: это относится ко всякому времени).

«Безумная Ирина!

Ты думаешь о новой прическе, о ногтях, и это доставляет тебе удовольствие. Ты заблуждаешься! Несчастная, опомнись! Я радуюсь, когда ты выгоняешь из своей головы черные мысли, но не заменяй их глупыми. Ты думаешь, что благодаря своей прическе ты уже барышня. Напрасно! Ты еще ребенок и, увы, очень наивный, маленький ребенок. Ты ищешь счастья, но не там, где надо. Счастье не в прическе! Счастье в исполнении правил на стр<анице> 52. Если ты будешь их исполнять, ты почувствуешь себя счастливой. Помни это!

Изольда.

Написано кровью моею».

21 января 1919. Вторник

Сегодня первый день ученья. Начну все по порядку. Я пошла в гимназию по старому времени. [57]57
  Григорианский календарь («новый стиль») был введен в советской России с 14 февраля 1918 г. Однако на территории Украины и Крыма, где в 1919–1920 гг. власть несколько раз переходила из рук Советов к Добровольческой армии и обратно, действовал то старый, то новый стиль, в зависимости от местной власти (меняется он и в Дневнике И. Кнорринг). Поэтому далее дневниковые записи данного периода (как и многие хроники периода гражданской войны) имеют двойную датировку.


[Закрыть]
К молитве, конечно, опоздала. Ну, это ничего. Вчера мне очень не хотелось идти в гимназию, а сегодня прихожу, и так стало хорошо! В классе все по-старому. Девочки веселые, учительницы – тоже. Все отдохнули за праздник. Только одна печальная новость. У нас по географии не будет Иллариона Ивановича, а кто-то другой. Нам всем ужасно жалко. А на немецком вот что было: нам было задано написать глагол (нрзб одно слово. – И.Н.).Написала, но забыла дома. Стала переписывать у Нади Похлебиной, но до урока не успела. «Ну, думаю, если найдется компаньонка, забуду тетрадь». На счастье, Шурукина тоже забыла, ну, мы и отказались. А за уроком Лилли Вильгельмовна стала спрашивать глаголы. Ну, и спросила меня. А я в тетрадь и глянула, где у Нади переписала. А Надя, бедная, попалась. Вызвали ее переставить фразу. Та встала, но не знала, о чем идет речь. Стоит и бессмысленно повторяет одно слово. «Да ты понимаешь, что ты говоришь?» – спрашивает Лилли Вильгельмовна. Бедная, мне ее страшно жалко: у нее на праздник было две двойки.

22 января 1919. Среда

Сегодня не пошла в гимназию, потому что везде, кроме нашей гимназии, праздник. В Германии убили двух главных большевиков, [58]58
  Речь идет об убийстве Карла Либкнехта и Розы Люксембург.


[Закрыть]
и поэтому у нас на домах висят черные и красные флаги. На улицах будут митинги и манифестации. Мамочка побоялась меня пустить. Мне надо сейчас готовить уроки на сегодня, а вечером я пойду к Тане играть в короли. Мы играем вдвоем, а сдаем еще двум «болванам», из которых складываем в колоды и берем верхние карты. Очень часто случается, что «болван» перебивает королей козырями. Вообще один «болван» был два раза принцем, когда я была мужиком. Поговорка верна – «Дуракам счастье».

«Ирина! Если ты выучила уроки, можешь свободно идти к Тане играть в короли. Я довольна тобой за последние дни», – Фея.

4 февраля 1919. Вторник

Этой ночи я никогда не забуду. Правда, пишу я задним числом, потому что мне было очень неприятно писать сразу. Начну по порядку. У нас ночевала Антонина Ивановна. Легла я спать в самом хорошем расположении духа. Вдруг ночью просыпаюсь от выстрелов и от шума на улице. Все наши уже встали. Я тоже оделась. Пошли все в кабинет, к окну. Все видно. На улице свет горит, совсем хорошо, а в домах совсем нету. Стоит посреди улицы кучка солдат, человек 15. А от нашего дома идет к ним один солдат и кричит: «Товарищи! Товарищи!» Кричала сирена, приехала милиция, выламывали двери. На лестнице беготня. Оказывается, что у нас, у Дубнера, был обыск, потому что у него сын анархист.

7 февраля 1919. Пятница

К нам наверх приехала одна девочка… нарочно ставлю…

Как только сядешь за дневник, так сейчас и позовут голову мыть (не дописано. – И.Н.)

Договор № 1

Члены Литературного клуба обещают не церемониться и критиковать, если надо, свои и чужие произведения.

При сем прилагаются подписи.

Члены Клуба:

Председатель – Ир<ина> Кнорринг

Редактор – Т<аня> Гливенко

Издатель – Н<аташа> Пашковская

Художник – Е<лена> Хворостанская

11 марта 1919. Вторник

Господи! Зачем я так скрытна!? Вот, напр<имер>, теперь. Мне отчего-то грустно-грустно, я злюсь, нервничаю, мне хочется плакать, и я не могу найти утешение. Но Таня на меня славно влияет: когда я бываю у нее, я забываюсь и успокаиваюсь.

Недавно мы играли в «Правду» и заговорили о дневниках. Нина Г<ливенко> говорит, что «много интересных мыслей и много интересных дневников особенно у скрытных». Ну, вот я, например, скрытная, а дневник у меня совсем неинтересный. А почему? Я скрытна, но не только с людьми. Я даже не могу всего высказать дневнику. Не могу, и только. Как я ни стараюсь, а у меня моя искренность в дневнике выходит совсем неестественная и глупая.

12 марта 1919. Среда

Мое имя – Фиренса, Танино – Жанетта.

Я не знаю, что писать. Вчера я много хотела написать, а сегодня уже не знаю. Уроков мне на завтра – один французский. Я посадила фасоль, пока в промокашку, потом посажу в банки. Еще посажу горох и картошку. Таня мечтает о маках. Я так увлекаюсь моими «детенышами» – растениями, что, право, чувствую себя совсем счастливой. После обеда мы с Таней пойдем и накопаем земли в горшки, чтобы их посадить туда, когда они прорастут.

Дорогая Валя. [59]59
  Запись обращена к Вале Бондаревой, покинувшей Харьков.


[Закрыть]

Эта страница в моем дневнике посвящается тебе. И я помню тебя и пишу тебе письмо. Хотя мое короткое письмо не попадет к тебе в руки, но, может быть, что ты в эту самую минуту тоже вспоминаешь меня. Я сегодня разбила мою «Веру», ту маленькую курочку, двойник которой у тебя. Мне очень жаль, потому что это память о тебе, но я постараюсь приклеить ей голову. Милая моя Валя! Помнишь ли ты меня? Быть может, на своем счастливом Дону ты меня совсем забыла! Но я тебя помню и по-прежнему люблю. Если б ты это знала! Бережешь ли ты мою Надю, которую я тебе подарила? Валя! Помни меня и люби, как я тебя любила. Твои глаза всюду преследуют меня и не дают мне покоя. Пока прощай, быть может, навеки! Не забывай меня.

Твоя подруга Ир<ина> Кнорринг.
19 марта 1919. Среда

Сегодня нам в гимназии прививали оспу. Мне тоже. Уже привили, я отошла в сторону, как вдруг у меня завертелось в глазах, все стало путаться, и я упала в обморок. Меня понесли, я ничего не соображала, положили в пансионе на кровать. Я очнулась. Около меня стояли восьмиклассницы, часто наведывались м<ада>м Боголюбова и Лилли Вильгельмовна. Я ушла с 4-го урока.

(Переписан конец «Дворянского Гнезда» Тургенева со слов «Говорят, Лаврецкий посетил…» и до конца). [60]60
  Подобные задания по словесности (копирование) практиковались в гимназиях как способ прочтения и осмысления материала. Приведем заключительные строки тургеневского романа, заставившие И. Кнорринг написать о нем в своем Дневнике и, несомненно, повлиявшие на нее: «Говорят, Лаврецкий посетил тот отдаленный монастырь, куда скрылась Лиза, – увидел ее. Перебираясь с клироса на клирос, она прошла близко мимо него, прошла ровной, торопливо-смиренной походкой монахини – и не взглянула на него; только ресницы обращенного к нему глаза чуть-чуть дрогнули, только еще ниже наклонила она свое исхудалое лицо – и пальцы сжатых рук, перевитые четками, еще крепче прижались друг к другу. Что подумали, что почувствовали оба? Кто узнает? Кто скажет? Есть такие мгновения в жизни, такие чувства… На них можно только указать – и пройти мимо».


[Закрыть]

25 марта 1919. Вторник

Кто я? Я невольно задаю себе этот вопрос и, при всем желании, не могу на него ответить. В самом деле, кто я? Или я хороший человек, или такая отвратительная эгоистка, преступница, которой нет пощады. Кто я из них? Быть может, я гениальна? Кто знает. Но, во всяком случае, я не обыкновенная. Я не такая, как все. Я думаю по-другому. Хотя в душу других не залезала, быть может, и каждый так думает, как я. Какой у меня безобразный почерк. Просто ужас. Мне надо установить, как мне писать, прямо ли, сжато ли или растянуто? Почему такое безотрадное настроение? Стала писать – не ладится. Стала читать – не хочется. Такая хандра напала. Нет, это не годится. Хандра – последнее дело. Надо заняться чем-нибудь, не надо хандрить.

2 апреля 1919. Среда (ночь с 1-го на 2-е)

Надо сказать про моих любимцев, они все маленькие, фарфоровые: слоник, который мне достался в хлопушке на ёлке, когда мне было лет 5. Потом собачка в лежачем положении и зайчик, у которого отбиты лапки и ушки. Но с тех пор как он искалечился, он мне стал еще дороже. Я их троих очень люблю и беру каждую ночь с собой в постель. Их зовут: слоник Эмиль, собачка Эмилия, а зайчик Джон. Ночью они спят со мной, а днем лежат в зеленом шелковом мешочке, над моей кроватью. Я засыпаю с ними в руке, но когда я ночью просыпаюсь – их нет. Они разбрелись – кто в ногах, кто под боком, а кто в рубашке запутался или еще где-нибудь. Как тогда грустно становится, как одиноко! Тогда я их ищу под одеялом. И как приятно становится, когда они опять у меня в руке: «Вся семья собралась», – думаешь. У меня есть еще и четвертый любимец – металлический слоник с поднятым хоботом – Ледик. Только его редко беру с собой спать: он очень колется своими ногами и хоботом. Вчера вечером мне стало почему-то очень грустно. В такие минуты мне не с кем поделиться. В радостях я делюсь с Таней, но когда мне грустно, Таня не годится. Она очень хорошая девочка, и я ее очень люблю, но в такие минуты она принимает вид какой-то гувернантки, а не подруги. Каким-то надзирательным тоном она мне говорит: «Не делай того, не делай этого». Сама, небось, делает и то, и это. Но вообще она очень хорошая подруга, и это ей невольно прощается.

11 апреля 1919. Пятница

Получили из Елшанки письмо. В доме тети Нины живет пастух, [61]61
  Речь идет о судьбе Н. Б. Кнорринг (о членах ее семьи см. Аннотированный указатель имен во II томе).


[Закрыть]
свиньи и телята. Тетя Нина в Сибири. От сада едва ли что останется. Но что меня больше всего огорчило, это весть, что Игорь поступил к чехо-словакам. Едва ли он теперь жив. Бедный мой Игорек! Это для него не по силам. Его убьют, если еще не убили. Когда я завтра пойду в церковь, надо помолиться за него или за упокой его души. Но я не могу и не хочу думать, что он убит. Я так его люблю. Господи! Дозволь мне хоть раз еще его увидеть.

Эта страница посвящена Леониду Арсеньевичу Булаховскому. И я вспоминаю его. Он, так же как и все мои милые, как Нюся, Игорь, он так же далек от меня, и так же я не знаю, жив ли он или нет. Какое время! Все мы так далеко! Все неспокойно. А эти большевики, как я их ненавижу. Все это они сделали: нашу гимназию реквизировали, и мы после Пасхи будем заниматься в реальном училище Буракова, недалеко от нас, во второй смене.

15 апреля 1919. Вторник

Как прекрасен был этот вечер! Как хорошо! Мы долго гуляли на полянке. Мы играли в чурки, а потом стали бегать в «4 угла». Как было хорошо. Розовые облачка в лучах заката казались какими-то сказочными и чудными. Легкий ветер колыхал листву деревьев. Мы долго гуляли, до 10-ти (по новому времени). И гуляли бы еще дольше, да пора было возвращаться домой. Такой вечер навевает на меня поэзию. Вот бы было стихотворение. А кстати – о стихах. По-моему, если писать стихи, то только хорошие. Плохая поэзия не поэзия. По-моему, писать плохие стихи прямо-таки нехорошо. В стихах должна высказываться поэзия. Непременно! А это что за стихи!

Как давно я не писала дневник. Да, правда, до того ли было!? Новость № 1: нас выселяют из дома. Будет в нашем доме карательный отряд. Может быть, в наших комнатах будут пытки! Фу! Саенко (товарищ Куна, комендант города) говорил, что людей расстреливать он не будет: пули нужны на войне, а он просто – ножом. Большевики нам подыскивали квартиры. Саенко постоянно говорит: «Мы вам не-пре-мен-но най-дем ве-ли-ко-ле-п-ные ква-рти-ры!» Да до сих пор еще не нашел. Вся наша компания расстраивается. А это-то мне особенно и горько. По всей вероятности, будет так: мы в начале Лермонтовской ул<ицы> снимем две комнаты (одна для меня), Леля – в конце той же ул<ицы>, Наташа – на нашей у Небелей, а Таня – в начале Журавлевской. Ну, ничего, будем приходить с ночевкой. Саенко – такой неинтеллигентный человек. Напр<имер>, говорит: «скрозь кухни», а уж тоже – товарищ комендант! А мы бездомные скитальцы.

Мы вчера говорили с Таней о предстоящей разлуке и решили поверить друг другу то, что до сих пор скрывали. Я Таню спросила: «Нет ли у тебя тяжелого греха?» И она сказала: «Есть», и ни за что не хотела мне его говорить. Потом взяла с меня честное, благородное слово, что я никому не скажу; мне она созналась, что сломала у нас ножницы и отпиралась от этого, когда ее Папа-Коля спрашивал.

(Запись Н. Пашковской. – И. Н.)

 
Чернилами на память! (Искренний совет) [62]62
  Запись сделана рукой Н. Пашковской.


[Закрыть]

«Не показывай носа на улицу,
Когда холодно, а то он покраснеет,
а это, ты сама знаешь, некрасиво»
От преданной тебе подруги.
 
Наташа Пашковская.
Какого-то мая

Не жизнь, а мученье.

У нас организовался «Союз Четырех». [63]63
  «Союз Четырех» —Ирина Кнорринг, Таня Гливенко, Леля Хворостанская и Наташа Пашковская.


[Закрыть]
Там мы будем читать, декламировать.

2 июня 1919. Понедельник

Я ночевала у Наташи. И все время думала: «А как хорошо бы быть сейчас дома, у себя в постельке. Тепло, просторно. Где-где хорошо, а дома лучше». Мне сейчас как-то ничего не хочется. Я помню: надо играть на рояле. Теперь временно, вместо Августы Георгиевны, занимается ее знакомый. Ах, как с ним плохо заниматься! Он требует, чтобы я этюды играла одной рукой. Я, конечно, и не подумаю так играть! Потом, он вообще такой балбес!!! Хоть бы скорей А<вгуста> Г<еоргиевна> приехала.

Приятно подумать – я в четвертом классе! Правда, я летом должна буду заниматься диктовками (немецкими), но все-таки я перешла. Я теперь не сплю с «моими», они лежат в коробочке, в вате. Теперь мой друг дневник и мои сочинения, которые, должна сказать, двигаются очень медленно. Я даже хочу бросить писать стихи. Для чего они! Если бы я была знаменитостью, а то… Наташа пишет стихи лучше меня. И я ее ревную к ее стихам. Но жажда похвалы даже от своих родителей (а это мне очень дорого) заставляет меня их писать. Что же? Мамочка очень любит мои стихи, да и я тоже. О чем еще писать, право, не знаю, кажется, все написала.

5 июня 1919. Четверг

У нас с Таней установились очень странные отношения. Когда мы вместе, мы всегда ругаемся, грыземся из-за всего. Просто ужас! Но когда мы наедине, мы бываем очень нежны и ласковы. Такая уж странная у нас дружба.

6 июня 1919. Пятница

Писать или не писать стихи? А этот вопрос пока открыт. С одной стороны – почему же не писать? А с другой – мне они опротивели. Я перестала о них думать, я их боюсь. Но иногда мне так хочется написать что-нибудь хорошее. Но у меня уже ничего не выходит. Быть может, это ревность? И вот я колеблюсь – писать мне или бросить, навсегда зарыть в землю свой талант. Хотя я думаю (мне страшно это сказать, я боюсь в этом признаться самой себе) – у меня таланта нет. Во всяком случае, помолюсь хорошенько Богу и буду ждать кризиса, пока моя безумная мучительная страсть не повернется в какую-нибудь сторону. Я жду, пока Муза сама придет ко мне. Вообще, я теперь живу одной страстной надеждой на будущее. Так протекает жизнь… А все-таки – писать или не писать стихи? О, Боже, какой мучительный вопрос!..

Однако ревность завладела моей душой. Я помню одну легенду Лагерлеф: «Семь смертных грехов», по которой мы любили узнавать характеры. Содержание ее такое. Однажды дьявол хотел ввести в искушение одного монаха. Он нарядился пастухом, пришел к монаху и просил дать ему отпущение грехов. Но тот стал ему рассказывать следующую историю. «Давно на свете жила одна принцесса, такая красивая, что все поражались ее красотой. Она была влюблена в одного рыцаря и поклялась выйти за него замуж. Но ее отец подыскал ей в мужья другого рыцаря (чтобы не спутать, я назову его Теобальдом) и принудил дочь выйти за него замуж. Тогда принцесса написала рыцарю (любимому) письмо, в котором объяснила ему свое положение, и послала его с посыльным. Но отец перехватил письмо и сжег. В день свадьбы принцесса ходила такая печальная, что всем ее стало жалко, и отец даже признался, что сжег письмо. Тогда принцесса стала просить Теобальда, чтобы он отпустил ее к рыцарю проститься. Пораженный ее горем, он отпустил. Она пошла тогда к гостям и просила их продолжать пир без нее. Но гостям ее так было жаль, что они стали ждать, пока она вернется. Когда повар узнал, что пир откладывается, он очень рассердился, но когда он увидел принцессу, он смирился. Принцесса проходила темным лесом. В нем жил разбойник. Он увидел на ней золотой пояс и захотел ее ограбить. Но когда он увидел ее красоту, он ее не тронул. Далее она встретила отшельника. Из угождения Богу он спал только один раз в неделю – с субботы на воскресенье. Но если он эту ночь будет чем-нибудь занят, то должен не спать до следующей субботы. Когда принцесса проходила мимо него, он вспомнил, что мост через ручей, где ей надо было проходить, снесло водой, и он пожертвовал своим единственным днем (это было в субботу) и перенес ее через ручей. Потом принцесса подошла к дому рыцаря. Тот не помню, что сделал. Так кто же, – закончил монах, – принес из них наибольшую жертву? Отец, Теобальд, гости, повар, разбойник, отшельник, рыцарь? Дьявол отвечал: „По-моему, все они принесли ей одинаковые жертвы“. „Так ты повинен во всех семи сметных грехах“, – вскричал монах, – ты не человек, а сам черт». Тогда дьявол распростер свои мрачные крылья и улетел.

Вот содержание этой легенды, смысл такой: отец принес ей в жертву свою гордость, Теобальд – ревность, гости – обжорство, повар – гнев, разбойник – жадность, отшельник – лень и рыцарь – страсть. Узнавая характер, мы передавали только рассказ монаха. Раньше и мне казалось, что отшельник пострадал больше всех и я, действительно, была ленива, как сто чертей, а теперь я смело скажу, что Теобальд принес наибольшую жертву. Моей душой завладела ревность.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю