Текст книги "Новенький (СИ)"
Автор книги: Инна Инфинити
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Глава 51.
Я просыпаюсь от громкого стука дождя по окну. Сквозь плотно зашторенные окна в номер попадает дневной свет. Тянусь за телефоном на тумбочке: 6 утра, и уже с десяток сообщений с поздравлениями. Откладываю смартфон обратно и поворачиваюсь к Диме.
Он спит, закинув руку за голову. Мои губы сами расползаются в улыбке, когда я вспоминаю нашу ночь. Боже, я еще никогда не была так счастлива. Придвигаюсь ближе к Диме и обнимаю его за пояс.
– Ммм, – переворачивается ко мне лицом и тоже обнимает. – Который час? – сонно бормочет.
– Шесть утра.
Дима шумно выдыхает мне в волосы.
– Пойдем гулять.
– Там ливень, – и в подтверждение моих слов раздается раскат грома.
Дима снова недовольно мычит.
– Тогда пойдем в музей.
– В какой?
– В любой. Здесь их много.
Я смеюсь ему в грудь и льну еще плотнее.
– Дима, шесть утра, спи.
Но Соболев не спит. Он просовывает ладонь под мои шелковые пижамные шорты и сжимает ягодицу. Затем отрывает голову от подушки и целует меня в шею.
– Рядом с тобой очень сложно спать, Белоснежка.
Дима слегка прикусывает мою кожу. Я шумно выдыхаю и ложусь на спину. Соболев тут же перекатывается на меня сверху продолжая целовать и стягивать с меня шорты. Внизу живота уже разлилась сладкая истома. Я набираюсь смелости и стягиваю с Димы боксеры.
В этот раз мне совсем не больно. Ощущения еще ярче, острее. Они накрывают меня с головой, затапливают в пучине блаженства. Я впиваюсь ногтями в плечи Димы, выгибаюсь, стону. Ох, как же это сладко.
Крышу сносит от осознания, что я полностью, всецело принадлежу Диме, а он мне. Сейчас совершенно точно понимаю, что не смогла бы сделать это ни с кем, кроме Димы. Другие мужчины сливаются в серую массу. Для меня есть только Дима Соболев.
Мы валяемся в постели до обеда. Я бы не вылезала из нее целый день, но, когда дождь прекращается, Дима подхватывает меня на руки и несет в душ. Через час мы завтракаем (хотя уже время обеда) в кафе возле отеля и идем в Эрмитаж.
Мой телефон звонит целый день. Обычно я люблю, когда меня поздравляют с днем рождения, но сегодня меня это тяготит. Мне все время приходится отвлекаться от Димы на разговоры и банальные поздравления с пожеланиями счастья и здоровья.
Звонят и родители. Маме я шлю заранее заготовленную в фотошопе фотографию меня, Ульяны и Лили на фоне Исаакия. Ну мало ли, вдруг она все еще не верит, что я с девочками.
Эрмитаж огромен, его не обойти и за неделю. Проблуждав по залам часа четыре и дойдя до императорского трона, мы начинаем искать выход. Нам надо вернуться в гостиницу и переодеться для ужина в ресторане.
Дима забронировал столик в уютном месте на Невском проспекте. В Москве мы тоже часто куда-нибудь ходили после школы, но именно этот ужин и в этом ресторане создают особую романтическую атмосферу свидания.
– Дима, ты подарил мне лучший день рождения в моей жизни, – накрываю своей ладонью его.
– А ты подарила мне лучшие три с половиной месяца в моей жизни.
Три с половиной месяца… Столько мы с Димой вместе. Не много, на самом деле. Но у меня такое ощущение, что мы с Соболевым знаем друг друга всю жизнь. Если и существуют в мире родственные души, то моя – это Дима.
После ресторана мы еще немного гуляем, любуясь белыми ночами, и возвращаемся в отель. Наедине мы не можем оторваться друг от друга. Дима не просто целует меня, а выпивает до дна. Из-за бессонной ночи мы нещадно просыпаем нашу утреннюю экскурсию с гидом по питерским крышам.
И тогда Дима не придумывает ничего лучше, чем самим пробраться на крышу одного из зданий в центре и следовать по соседним, любуясь Питером на высоте птичьего полета.
– Дима, ты так умело перепрыгиваешь с крыши на крышу, как будто знаешь, куда идти.
– Три года назад мы с моим старшим братом ездили на несколько дней в Питер и сами гуляли по крышам. Я сейчас веду тебя тем маршрутом.
Я завороженно смотрю на Диму. Он впервые что-то рассказал мне о своем брате, который, по словам мамы, сейчас находится под следствием. Дима вообще ничего не говорит о своей семье. От него я знаю только, что у него умер папа. Все остальное мне известно от мамы. Мне, безусловно, не важно из какой Дима семьи, кто его мать, но хотелось бы узнать о нем больше. И, в первую очередь, узнать от самого Димы, а не от третьих лиц. Но я не хочу лезть с неудобными вопросами. Чтобы отвлечься, достаю из сумочки телефон и делаю с Димой селфи на фоне речного канала.
С крыш нас прогоняет дождь. Мы идем греться в уютную кофейню, а когда ливень заканчивается, отправляемся гулять по улочкам центра. Мне неприятно думать, что завтра в обед у нас поезд обратно. Хочется остановить время и остаться с Димой в этом моменте.
Надо думать, как нам быть дальше. Прятаться и скрываться от мамы я больше не хочу. Папа мои отношения с Димой одобряет, возможно, с его поддержкой мне удастся противостоять родительнице. Все сложно, и эти мысли портят мне настроение, поэтому я отгоняю их подальше.
На следующий день с большой тоской и разочарованием мы выселяемся из гостиницы и едем на вокзал. Четыре часа до Москвы пролетают ужасно быстро.
– Когда мы снова увидимся? – с надеждой спрашиваю Диму, когда выходим на перрон.
Он притягивает меня к себе за талию и крепко целует.
– В любой день, когда ты сможешь.
– Теперь мама за мной меньше следит. Может, завтра?
– Давай завтра.
– А ты позвонишь мне сегодня перед сном?
– Конечно.
Дима катит мой и свой чемоданы к выходу из вокзала.
– На чем ты поедешь домой? – спрашиваю Диму.
– Мне надо к заказчику. Тебе взять такси?
– Не надо, меня сейчас папа встретит.
Дима застывает на месте, как вкопанный.
– Ты не говорила, что тебя будут встречать родители.
– Папа написал мне сегодня утром, что хочет меня встретить. Он знает про нас. Он же отмазал меня перед мамой, ну я тебе рассказывала.
Дима по-прежнему не шевелится, и тут я за его спиной замечаю отца.
– Пап! – кричу и поднимаю вверх руку.
Отец машет мне в ответ и ускоряет шаг.
– Привет, Сонечка, – папа добродушно приобнимает меня за плечи.
– Привет. Пап, познакомься, это Дима. Дима, это мой папа Георгий Сергеевич.
Отец смотрит на Диму и моментально меняется в лице.
– Здравствуйте, Георгий Сергеевич, – Дима протягивает ему руку. – Рад познакомиться с вами лично.
Отец отвечает на рукопожатие, будто на автомате, и не произносит ни звука.
Происходит что-то странное…
– Ну что, пойдемте? – решаю прервать неловкую паузу.
Господи, что не так??? Мама что-то налила отцу в уши, пока меня не было???
Папа тут же отмирает. Спохватывается, берет ручку моего чемодана и катит его к привокзальной парковке. Мы с Димой идем чуть позади него. Соболев молчит, сцепив челюсть. Я же перевожу взгляд с его лица на спину отца и обратно, ничего не понимая.
Интуиция подсказывает, что знакомство не задалось, и мое сердечко больно сжимается в неприятном предчувствии.
– Соня, садись в машину, – в голосе отца слышатся слегка приказные нотки.
Он снимает автомобиль с сигнализации, и я, сказав Диме лишь «Пока», залезаю на заднее сиденье.
Папа поворачивается к Диме и что-то ему говорит. Дима отвечает. Потом снова говорит папа, потом снова отвечает Дима.
Господи, надеюсь, отец не устроил ему «мужской разговор» с вопросами из серии «Какие у тебя намерения по отношению к моей дочери?»!??
Они разговаривают долго. Ну или мне так кажется, потому что время тянется мучительно медленно. Я не выдерживаю и слегка приспускаю окно, но из-за уличного шума не слышу папу и Диму. Они оба спокойны, повышенных тонов точно нет.
Вот отец наконец-то протягивает Диме руку. Соболев жмет ее и, бросив в меня последний взгляд, берет свой чемодан и устремляется в сторону тротуара. Папа засовывает мой чемодан в багажник, садится за руль и трогается с места.
– О чем вы говорили? – сходу налетаю на отца.
Но он не считает нужным отвечать. Папа сосредоточен на дороге, даже не включает радио. Я всматриваюсь в его профиль, пытаясь прочитать что-то по лицу. Безрезультатно.
Мы так и доезжаем до дома в тишине, прерываемой лишь моим нетерпеливым ерзаньем. В квартире никого нет, Настя в садике, а мама на работе. Кстати, странно, что папа не в суде.
– Соня, зайди ко мне, как освободишься, – где-то через час отец заглядывает в мою комнату, когда я разбираю вещи.
Естественно, я тут же бросаю это занятие и иду в папин импровизированный кабинет. Сажусь напротив его стола и чувствую, как по позвоночнику ползет липкий страх.
– Сонечка, – начинает папа очень мягко и смотрит мне в глаза. – Твои отношения с этим мальчиком должны быть прекращены.
Девочки, помогите добить до тысячи звездочек, чтобы я уже могла отметить красивую цифру)))
Кстати, вроде как разблокировал мне комменты, так что пишите, не стесняйтесь. Я обрела право голоса и могу вам отвечать)))
Глава 52.
До меня сначала не очень доходит, что сказал папа, а когда я осознаю смысл его слов, вспыхиваю, как спичка.
– Что мама тебе про него наговорила, пока меня не было!??
– Мама здесь ни при чем.
– А что тогда? Все было нормально, ты верил мне, что Дима хороший, а теперь заговорил, что я должна с ним расстаться!
– Соня, я знаю его.
Я на мгновение замолкаю, удивленно хлопая глазами.
– Соня, я знаю этого мальчика, а он знает меня, – вкрадчиво говорит отец.
– Что? Но как…?
– Я сужу уголовное дело, по которому проходит его брат.
У меня замирает дыхание от слов отца. Я сижу, оцепенев, и чувствую, как сводит мышцы спины.
– У меня сейчас уголовное дело, связанное с угоном машин. Брат твоего парня – один из фигурантов. Ему грозит реальный срок. А твой молодой человек приходил на каждое заседание суда по делу брата и прекрасно знает меня и мое имя.
Меня бросает в жар, потом в холод, затем снова в жар. По позвоночнику проходит испарина.
– Хочешь сказать, Дима начал встречаться со мной, потому что ты судья по делу его брата? – спрашиваю не своим голосом и чувствую, как мне становится плохо.
– Я задал ему этот вопрос, когда ты села в машину. Он ответил, что ваши отношения не связаны с тем фактом, что я судья по делу его брата. Он утверждал, что любит тебя, и я ему поверил.
– Тогда в чем дело? Ты поверил в искренность его чувств ко мне, почему тогда я должна расстаться с Димой?
– Есть еще кое-что. Один из фигурантов этого уголовного дела дал показания против твоего парня. Его ведь зовут Дмитрий Соболев?
– Да, – выдыхаю, дрожа.
Отец кивает.
– Один из фигурантов дела дал показания против человека по имени Дмитрий Соболев. Сейчас твой парень проходит по делу свидетелем, но очень скоро тоже может стать фигурантом, и я должен буду выносить наказание в том числе ему, Соня.
Комната плывет перед глазами, в ушах стучит. Я без сил падаю на спинку стула и только сейчас понимаю, что на протяжении всего разговора была натянута, как струна.
– Но как, пап? – чувствую, как колет глаза от слез. – Дима не угонял машины… Дима хороший, порядочный…
– Он работал несколько раз на главаря банды угонщиков и знал, что это украденные автомобили. Вернее, так пока говорит фигурант дела, который дал показания против Димы. Сам Дима утверждал на допросе, что не знал о том, что машины украденные, и просто их ремонтировал за сдельную плату. Пока что слово Василия Коршунова против слова Дмитрия Соболева. Но один из них точно лжет. Вопрос – кому поверят следствие и суд, – отец делает многозначительную паузу.
Мне больно сделать вдох. В легкие будто стекла насыпали. С каждой секундой я чувствую себя все хуже и хуже, того и гляди – грохнусь в обморок.
– Но ты ведь поверишь Диме, да, пап? – выдавливаю еле-еле. В горле застрял ком.
– А теперь мы подошли к самому главному. Я судья. Моя дочь не может состоять в каких-либо отношениях со свидетелями и фигурантами дел, которые я сужу.
Я всхлипываю и закрываю лицо ладонями, понимая, что это все, что это финиш…
Судьям нельзя делать ничего из того, что может бросить тень на их честное имя и на честное имя всего российского правосудия. Родственники судей не могут быть замешаны ни в каких скандальных историях.
Одного папиного коллегу уволили за то, что его сын подрался пьяный в ночном клубе, и кто-то снял это на видео и выложил в ютуб. Другую женщину-судью уволили за то, что она выложила в соцсети фотографию с бутылкой водки. Еще одного судью заставили написать заявление по собственному желанию, потому что его двоюродный брат совершил какое-то преступление.
Репутация судьи должна быть идеальной.
Репутация родственников судьи должна быть идеальной.
Судья не может судить дело, если его фигурантами и свидетелями являются люди, с которыми сам судья или его ближайшие родственники состоят в тесных связях.
– Папа, но мы же с Димой не выкладываем никаких совместных фотографий, – растираю по лицу слезы и сопли. – Про наши с Димой отношения никто не знает. И в твоем суде тоже не узнают.
– Соня, – отец вкладывает в мое имя максимум чувств. – Это вопрос моей дальнейшей работы и благополучия нашей семьи. Мы не можем рисковать благополучием нашей семьи. Если я останусь без работы… – отец замолкает, пытаясь подобрать слова. – Это будет конец, Соня. У меня уже была одна неприятная история на работе, вторую такую мне начальство не простит.
Отец, видимо, имеет в виду тот случай с любовницей. Родители думают, что я тогда была маленькой и ничего не понимала. Но все же в 11 лет я была не настолько тупой, чтоб не понимать значение фразы «Гоша мне изменяет, я от него ухожу», которую мать то и дело произносила по телефону во время разговора с бабушкой.
– Соня, ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать: на кону стоит благополучие нашей семьи и нашего будущего.
– Я понимаю…
– Тогда ты понимаешь, что твои отношения с Дмитрием Соболевым должны быть немедленно прекращены.
Возникает долгая мучительная пауза, прерываемая только моими судорожными всхлипами. Папа смотрит на меня с тоской, болью и жалостью. Я понимаю, что ему непросто говорить мне все это.
– Сонечка, мама делает все возможное, чтобы в ее школе не было никаких скандальных историй. И мама не хотела, чтобы ты встречалась с мальчиком из неблагополучной семьи. Все это бросает тень на меня, угрожает моей работе. Я считаю, что мама перегибала и была с тобой не права. Я говорил ей об этом много раз. И я думал, что она преувеличивает все, что касается твоего Димы, но оказалось, что нет. Его брат не просто под следствием, как говорила мама. Я – судья по делу его брата. А сам Дима если не станет фигурантом, то точно останется свидетелем. Твои отношения с ним невозможны. Мне очень жаль, дочь, но ты должна осознавать всю серьезность этой ситуации. Тебе еще учиться в институте, неизвестно, поступишь ли ты на бюджет. Еще Настя подрастает… Нет, Соня, это очень большой риск.
– Но неужели нет вариантов, пап? Мы с Димой же не выставляем фотографии, про нас вообще никто не знает!
– Соня, это все равно риск. А я и так достаточно рискую на работе. Рисковать еще больше – уже нельзя.
– Как ты рискуешь? – огрызаюсь.
– Поверь, – отец пристально на меня смотрит. – В моей работе достаточно риска и хождения по краю. Но я делаю это ради нашей семьи, ради вашего с Настей благополучия, чтобы у вас было все необходимое и вы ни в чем не знали нужды. Рисковать еще больше просто невозможно.
Я не очень понимаю, что папа сейчас имеет в виду. Возможно, то, что он рискует своей жизнью, когда судит особо важные дела. Судьям часто поступают угрозы, и мой папа не исключение. В таких ситуациях государство должно предоставлять судьям и их семьям защиту, но наше государство много чего должно и мало что делает.
– Ты посадишь Диму в тюрьму? – спрашиваю могильным голосом, смотря в пол.
– Я обещаю тебе, что нет. По правде говоря, я думаю, он останется свидетелем. У Коршунова нет доказательств того, что Дима знал про угнанные машины. Но даже если следствие предъявит Диме обвинение и даже если прокурор запросит реальный срок, я признаю его невиновным, я обещаю тебе это. Но тогда твои отношения с ним тем более должны быть прекращены. Потому что если выяснится, что я оправдал молодого человека моей дочери… Ну ты сама понимаешь.
Я продолжаю всхлипывать, смотря в пол. Слишком много шокирующей информации, слишком много всего… Слезы струятся по лицу ручейками, нос забит, и я делаю шумные вдохи через рот.
В голове не укладывается все, что папа сейчас на меня вывалил.
– Так ты расстанешься с ним? – прерывает тишину.
Неопределенно пожимаю плечами.
– Мне надо поговорить с Димой. Пока я с ним не поговорю, я не могу ничего тебе обещать, папа.
Я поднимаюсь со стула и на непослушных ватных ногах направляюсь в свою комнату. Там я хватаю в руки телефон и сразу же звоню Диме. После второго гудка он сбрасывает и присылает автоответ: «Не могу разговаривать, я вам перезвоню позднее».
Время идет, а Дима не перезванивает. Он не звонит мне даже перед сном, хотя обещал. Я не сплю всю ночь, продолжая лить слезы в подушку. Утром я опять звоню Диме, он опять скидывает автоответ. Я пишу ему сообщение:
«Дима, нам надо поговорить!!!! Это срочно!!!».
Через три часа он мне отвечает:
«Соня, прости, я пока не могу. Я сам свяжусь с тобой. Прости. Люблю тебя очень».
Последнее «люблю тебя очень» придает мне немного сил и надежды. Я верю Диме. Я верю, что он меня любит. Даже если он знал, кто мой папа, чья я дочь… Я все равно верю, что Дима меня любит. Невозможно так лгать, невозможно так притворяться. Я верю каждому его слову, каждому взгляду, прикосновению и поцелую. Его чувства ко мне такие же настоящие, как мои к нему.
Но время идет, а Дима со мной так и не связывается. Наступает ЕГЭ по русскому языку, которое я сдаю, как в тумане. Папа больше не вызывает меня на разговор, а я же все эти дни думаю о словах отца. Мне нечего ему возразить. Папина работа содержит нашу семью, и я прекрасно понимаю, как подставляю всех своими отношениями с Димой.
И все-таки мне нужно увидеть Диму, мне нужно с ним поговорить…
Девочки, вступайте в мою группу в ВК, там много информации и есть спойлеры. Инна Инфинити // Любовные романы
Глава 53.
Дима Соболев
У меня идут допрос за допросом, адвокат Антона уже и мой адвокат, из-за чего его стоимость увеличивается в два раза. Я выгребаю в прямом смысле слова последние деньги, чтобы оплатить услуги защитника уже для себя.
Первый допрос был прямо перед поездкой в Питер. Нагрянули ко мне домой нежданно-негаданно. Думал, опоздаю на вокзал. На следующий допрос мне нужно было ехать прямо с поезда. И это еще великое счастье, что все-таки удалось провести с Соней в другом городе два дня. В перерывах между допросами пытаюсь сдать ЕГЭ.
Я рассчитывал, что быстро отделаюсь от следователей, но не тут-то было. Допросов оказалось много, длились они долго, и после каждого я был выжат, как лимон. Но все же я не думаю, что мне предъявят обвинение. Слово Коршуна против моего слова. Доказательств того, что мне было известно об угоне машин, нет. Выполнял работу для Коршуна я всего два раза. Я не был его постоянным сотрудником. И если уж на то пошло, тогда и уборщицу коршуновского гаража можно обвинить в соучастии.
В итоге я так и остаюсь свидетелем по делу. Мои показания приобщают к делу, и на этом все заканчивается. Гора с плеч. Думал, если мне выдвинут обвинение, это будет полный конец. Прихожу домой и без сил падаю на кровать. Я толком не спал несколько суток, голова раскалывается, а завтра ЕГЭ по информатике. Русский и алгебру я уже сдал.
Я уже не уверен, что мне нужна профессия программиста, которую я выбрал. Люди будут узнавать о моих способностях и пытаться использовать их в своих целях. В итоге я все время буду вляпываться в истории типа, как с Коршуном. А еще хуже – в такую, как мой отец.
Телефон издает звук входящего сообщения. Наверное, снова Соня. Я не мог поговорить с ней нормально эти дни, надо теперь с ней встретиться. Ее отец, скорее всего, уже все ей рассказал, иначе бы она не писала мне такое эмоциональное сообщение.
Достаю телефон из кармана, но вижу сообщение не от Сони, а с незнакомого номера:
«Поздравляю с благоприятным исходом. Нам надо поговорить. Жду тебя завтра в 18:00 по адресу ниже. Георгий».
И после текстового сообщения идет геолокация. Сонин отец назначает мне встречу. Я обреченно закрываю глаза, предчувствуя, что разговор с ним будет еще сложнее, чем допросы.
На следующий день утром я все-таки иду сдавать ЕГЭ по информатике. Все равно я не взял никаких других предметов по выбору. Потом еду домой, отдыхаю несколько часов, морально готовясь к неприятной беседе, и в пять вечера выезжаю к судье.
Это старый кирпичный завод, переделанный ныне под модный лофт. Необычное он выбрал место. Пропетляв по коридорам здания, нахожу нужное заведение – небольшой бар с отдельными ложами, которые скрывают посетителей от посторонних глаз.
– Вас ожидают? – тут же подходит ко мне девушка-администратор.
– Да. Георгий.
– Пройдемте за мной.
Девушка ведет меня к третьей ложе и пропускает под штору. Сонин отец уже здесь. Перед ним стоит чашка кофе.
– Здравствуйте.
– Привет.
Он первый протягивает мне руку, и я ее жму. Интересно, что он хочет показать своими рукопожатиями? Что доброжелательно ко мне настроен? Я сажусь напротив судьи и вопросительно на него смотрю.
– Поздравляю тебя с тем, что все хорошо закончилось.
– Спасибо.
– Я начинаю рассматривать дело по существу.
Судья замолкает, и я тоже молчу. Не знаю, что на это ответить. Рассмотрение дела Антона слишком затянулось, так как все время возникали новые обстоятельства, новые свидетели. Я вот, например, тоже новый свидетель.
– Но вы ведь позвали меня не для того, чтобы поговорить об этом деле, – подвожу его к главной цели нашей встречи.
– Верно, – кивает. – Ты свидетель по делу, которое я веду. Твой брат и вовсе обвиняемый, которому я буду выносить приговор. Ты ведь понимаешь, что при таких обстоятельствах твои отношения с моей дочерью невозможны?
Я не могу удержаться и тихо смеюсь. Судья смотрит на меня предельно внимательно, даже бровью не ведет.
– И что я должен сделать? – спрашиваю иронично. – Бросить Соню?
– Я сказал это ей, и я говорю это тебе: ваши отношения невозможны. Это слишком серьезно.
Я тарабаню пальцами по деревянной поверхности стола, подбирая слова. Но судья меня опережает.
– Я буду с тобой честен. Ты мне нравишься, парень. Правда. И я верю в искренность твоих чувств к моей дочери. Однако реальность такова, что ваши отношения невозможны. Соня, к счастью, это понимает. Теперь это должен понять и ты. Если бы не это уголовное дело, я бы никогда не возражал против ваших отношений и с удовольствием дал бы вам свое благословение. Но я судья по делу, где ты свидетель, а твой брат обвиняемый. Моя дочь не может состоять в каких-либо отношениях с тобой.
На его словах о том, что Соня понимает, что наши отношения невозможны, по телу проходит неприятная дрожь. Насколько сильно он промыл ей мозги?
Я поднимаю глаза на судью и несколько секунд его изучаю.
– Но вы ведь можете отказаться от этого дела. У судей есть такая опция.
Рузманов отрицательно качает головой.
– Я не могу.
– Потому что уже набрали денег? – хмыкаю.
Судья моментально меняется в лице.
– Что ты имеешь в виду?
– Вы берете взятки, – произношу с вызовом. – Я знаю это.
Рузманов мешкает и выглядит загнанным в угол. Растерянно молчит.
– Вы совсем не помните меня?
– Помню, конечно. Ты приходил на каждое предварительное слушание.
– Я не об этом. Мы встречались еще раньше.
Растерянность на его лице сменяется удивлением. Я тоже удивлен, что произнес это вслух. Когда сюда ехал, не собирался говорить об отце. Но все-таки не удержался.
– Когда?
– Двенадцать лет назад. Вы вели процесс против группы организаторов и исполнителей убийства одного из самых известных хакеров Москвы – Владимира Соболева. Помните?
Грудь и плечи судьи перестают вздыматься. Он впивается взглядом в мое лицо и смотрит, не мигая. Зрачки Рузманова расширяются, рот слегка приоткрывается.
– Моего отца убили на моих глазах, когда мне было шесть лет, – спокойно продолжаю. – Я помню тот день до последней минуты, как будто он был вчера. Утром мы с отцом навестили маму и Антона в больнице, он лежал с воспалением легких. Потом поехали кататься на аттракционах в парк. После парка шли к нашей припаркованной машине, когда двое на мотоцикле выскочили из ниоткуда и застрелили моего отца. Вы оправдали их за деньги. Скажите, вас хоть раз мучила совесть? Вы спокойно спите по ночам?
У Рузманова на лбу выступает испарина, а сам он бледнеет. Мне тоже не по себе от этого разговора и воспоминаний. Бабушка, мама отца, водила меня по детским психологам, пока не умерла. После ее смерти осталась квартира, которую моя мать пропила.
Я много раз задавал себе вопрос, что сломало мать. Смерть отца? Или несправедливый приговор суда? Я помню, что мама держалась, пока шел процесс. Пить она начала после признания всех организаторов невиновными.
– Значит, ты все-таки неслучайно с моей дочерью? – наконец-то подает голос. Теперь он у него не такой уверенный, как несколько минут назад, а слабый и сиплый. Рузманов наконец-то узнал меня.
– Вы можете не верить, но случайно. Я не соврал вам на вокзале. Я встретил Соню два с половиной года назад, когда понятия не имел, кто ее отец и когда мой брат еще был на свободе.
– Но потом ты узнал, кто ее отец.
– И это не изменило моих чувств к ней. Раньше я думал, что если бы мог выбирать, кого любить, то никогда бы не выбрал Соню. Но сейчас я знаю, что все равно бы выбрал ее. Несмотря на то, кто ее родители. Несмотря на то, что вы оправдали убийц моего отца и сломали жизнь моей семье. Несмотря на то, что вы набрали взяток от Коршунова и дадите ему условный срок, а моему брату реальный. Несмотря на все это, я люблю Соню. Она – не вы.
Я произношу это, пожалуй, чересчур эмоционально. У Рузманова нервно дергается кадык. Он устало вздыхает, затем берет салфетку из салфетницы и промокает вспотевший лоб.
– Твой брат тоже получит условно, – вдруг говорит.
Мои брови от изумления взметаются вверх.
– Но взамен ты должен прекратить отношения с моей дочерью, – добавляет.
Ах вот оно что. Кто бы сомневался, что за такой щедростью последует обязательное условие. Судья вопросительно на меня смотрит, пока я думаю, как ответить.
– Я обещаю, что у твоего брата будет условный срок, – настойчиво повторяет. – А учитывая, что он уже больше года в сизо, то, считай, полностью отбыл наказание. Твой брат будет свободен.
Кислорода в закрытом помещении становится катастрофически мало, стены давят. Мне тяжело вдохнуть. Напряжение нарастает, в воздухе искрит. Судья, не шевелясь, выжидающе на меня смотрит.
Моя единственная мысль – он меня покупает. От нее становится противно, но это не важно, когда я думаю, что мой брат уже совсем скоро может быть свободен. Вернется домой, и мы с ним вместе придумаем, как быть дальше. Я поступлю в институт, он найдет работу, мы снимем квартиру и съедем от ненавистной матери.
Ведь у меня нет никого ближе брата.
А потом вспоминаю Соню, и внутри меня все сжимается. Вспоминаю, ее искренние серо-голубые глаза, звонкий смех, нежные руки, теплые губы. Ее доброту и ласку. Ее нежность. Ее любовь.
– Ну так что? – прерывает тяжелую паузу Рузманов. – Ты согласен?
– У меня не было никого ближе брата, – наконец, говорю. – Пока не появилась Соня.
Я поднимаюсь с места, считая, что разговор с судьей окончен. Он не подает мне руку. Я тоже не ему подаю.
– Вы так и не ответили на мой вопрос, спокойно ли спите по ночам, – замечаю напоследок.
Я знаю, что и не ответит, поэтому, больше не мешкая, выхожу из ложи. Только на улице я наконец-то вдыхаю полной грудью.
Вот теперь мне нужно поговорить с Соней.
