Текст книги "Новенький (СИ)"
Автор книги: Инна Инфинити
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Глава 27.
Улыбаюсь и печатаю ему:
«Я в нашей с Ульяной комнате на втором этаже».
«Ты издеваешься так резко исчезать???», тут же приходит мне ответ.
«Ты был слишком занят Полежаевой», печатаю не без толики злости.
«Я предпринимал попытки отвязаться от нее. Вроде получилось. Хочу тебя увидеть».
Закусываю губу в предвкушении.
«Давай встретимся, когда Ульяна уснет?».
«А это скоро будет?».
«Надеюсь, что да. Я тебе напишу».
«Хорошо».
«А ты сам не хочешь спать?».
«Если только вместе с тобой».
От этих слов меня резко бросает в жар. Воображение тут же подкидывает картину нас с Димой в одной кровати, от чего в животе начинают порхать бабочки.
«Дай угадаю, ты покраснела)))», прилетает следом от Димы.
«Ты не угадал!», вру.
«)))))»
Мы флиртуем еще минут десять. От каждого игривого сообщения Димы меня вгоняет в краску. Когда Ульяна возвращается в комнату, я прячу телефон и даже для вида снимаю одежду, типа я тоже собралась спать. Через полчаса подруга отправляется в царство Морфея, тогда я тихонечко одеваюсь и выхожу из комнаты. В коридоре уже открыты двери в несколько спален и горит свет. Половина гостей начала готовиться ко сну.
Оглянувшись по сторонам, проскальзываю к лестнице и взбегаю на третий этаж, куда Полежаева поселила Диму. Дохожу до последней двери и тихо стучу. Соболев сразу открывает и, схватив меня за талию, быстро затаскивает в комнату.
– Ну привет, Белоснежка, – закрывает дверь на замок и тушит свет. – Я уже соскучился.
Он не даёт мне ответить, потому что приникает к моим губам. Я с удовольствием отвечаю на поцелуй и обнимаю его сильное тело.
«Почему я так таю в его руках? Как это вообще могло со мной произойти? С Никитой такого не было», возникают мысли на задворках сознания.
Дима прерывает поцелуй и тянет меня за руку к мягкому креслу у кровати. Опускается в него, а меня усаживает к себе на колени. Я забрасываю ноги на подлокотник и обвиваю Диму за шею.
Мы молчим, просто рассматривая друг друга. В окно проникает свет от уличного фонаря, так что в комнате все видно. Я вожу подушечками пальцев по Диминому лицу. На его щеках едва ощутимая щетина. Он перехватывает мою ладонь и целует ее тыльную сторону.
– Белоснежка, пойдёшь со мной на свидание? – спрашивает.
– Пойду.
Дима укладывает меня к себе на грудь и зарывается лицом в мои волосы на затылке. Несколько раз глубоко вдыхает.
– Куда ты хочешь пойти? Расскажи мне, что ты любишь?
– Не знаю… – теряюсь. – Мне все равно, куда идти.
«Главное, что с тобой», добавляет внутренний голос, но вслух я это не говорю.
Дима аккуратно перебирает пальцами мои волосы. Я же слушаю тихий стук его сердца. На этажах коттеджа и на улице еще звучат голоса и смех одноклассников, но у меня ощущение, что мы с Димой одни в целом мире. Настолько мне с ним уютно.
– А какие твои любимые цветы?
Смущенно закусываю губу.
– Ты что, собрался дарить мне цветы? – игриво интересуюсь.
– Собрался, – тут же отвечает. – Я буду дарить тебе их каждый день. Так какие ты любишь?
– Фиалки в горшках, – отвечаю первое, что приходит на ум, и хихикаю.
– Ну смотри, – говорит предупреждающим тоном. – Задарю тебя фиалками. Устанешь поливать.
– Шучу, – произношу уже серьезно. – Я люблю тюльпаны и сирень, а если у них не сезон, то обычные розы.
Дима задумчиво замолкает.
– А какая твоя любимая кухня? – задаёт новый вопрос после долгой паузы.
– Любая. Я все ем.
Мне до чертиков приятно, что Дима все это у меня спрашивает. В голове тут же возникают картины наших свиданий: кино, кафе, прогулки, поцелуи под луной.
Отрываюсь от его груди и заглядываю в лицо.
– А что насчёт тебя?
– Что насчёт меня?
– Расскажи о себе. Я же совсем ничего про тебя не знаю.
– Ну как это не знаешь? – удивляется. – Я наглый хам, который нарушает чужое личное пространство. Кажется, так ты меня называла? – выгибает бровь.
Бью его в плечо.
– Да, ты такой, я не отказываюсь от своих слов.
– Ну вот, ты все обо мне знаешь.
– Откуда ты такой взялся в нашей школе, а?
Он слегка смеется и откидывается затылком на кресло.
– Я учился в соседней школе, – пожимает плечами.
– А почему решил перевестись к нам?
– У вас лучше учат.
Пихаю его в бок.
– Не верю. Кто меняет школу за несколько месяцев до выпускного?
Соболев шумно выдыхает.
– Белоснежка, я не таю в себе никаких секретов.
– Почему ты называешь меня Белоснежкой? – не унимаюсь.
Дима несколько мгновений разглядывает меня из-под опущенных век.
– Как первый раз увидел тебя, так сразу подумал, что ты похожа на Белоснежку, – он говорит это такой чарующей интонацией, что у меня сердце начинает биться чаще.
Быстро облизываю пересохшие от волнения губы.
– Ты зашел в кабинет алгебры, обвел глазами весь класс, на несколько секунд задержался на мне, а потом прямиком направился к моей парте. Почему именно я?
Дима продолжает задумчиво на меня смотреть. Мне же от его взора становится слишком волнительно. В коридоре звучат чужие голоса, смех, хлопанье дверей.
«Только бы не разбудили Ульяну», думаю.
Дима молчит. Это уже слишком долго. Затем опускает ладонь мне на щеку и аккуратно поглаживает.
– Не видел никого красивее тебя.
Это не совсем ответ на мой вопрос, но тем не менее признание перехватывает у меня дыхание. Дима притягивает меня к себе за затылок и мягко целует в губы.
– Я мечтал о тебе, – шепчет и снова аккуратно целует.
Все вопросы мигом вышибает из бошки. Я крепче обвиваю Диму за шею и усиливаю поцелуй.
Глава 28.
Мы засыпаем вместе в его комнате. Нет, ничего такого между нами не происходит. Мы спим в одежде и поверх покрывала. Просто Дима всю ночь меня обнимает. Спать в его объятиях тепло и уютно.
Я просыпаюсь с первыми лучами солнца. Несколько минут лежу, смотря на Димино спящее лицо. Оно даже во сне остается сильным и мужественным, черты ни на чуточку не смягчаются. Осторожно снимаю с себя его руку и пытаюсь встать с кровати, как Дима просыпается.
– Ты куда? – спрашивает, едва разомкнув глаза.
– К себе. Не хочу, чтобы Ульяна знала, что меня не было ночью.
Дима с пониманием кивает и опускает голову обратно на подушку. Я мягко целую его в теплые губы и бесшумной кошку выхожу из комнаты. В коридоре тихо и пусто, на втором этаже так же. Я осторожно опускаю ручку двери своей спальни и проскальзываю внутрь. Ульяна спит беспробудным сном в форме звезды: раскинув руки и ноги в стороны.
На носочках прохожу к стулу, снимаю одежду и залезаю в кровать. Еще есть несколько часов до будильника. На следующий день после празднования Полежаева предлагает нам только завтрак и просит убираться восвояси. Да я и не хочу здесь задерживаться. Завтра уже в школу, еще надо собраться.
На завтраке мы с Димой снова делаем вид, что между нами ничего нет. Полежаева по традиции вьется вокруг него и даже собственноручно варит ему кофе в турке. Я стараюсь не заводиться из-за этого и постоянно напоминаю себе, что Дима – мой.
С ума сойти можно! Еще вчера утром ровно в это же время я переживала из-за расставания с Никитой. А теперь называю своим и ревную другого парня. И не просто другого, а Соболева. Того самого наглого и дерзкого новенького, который так меня бесил.
Домой я возвращаюсь в прекрасном расположении духа. Вся семья в сборе. Папа смотрит телевизор, Настюша рисует, мама колдует на кухне. Бросив вещи в комнате, иду к родительнице.
– Ну как повеселились? – спрашивает, нарезая крабовые палочки для салата.
– Все было хорошо.
– Никто не подрался и не поругался? – и поднимает на меня цепкий взгляд.
Мама считает, что если ученики конфликтуют за пределами школы, то школа все равно должна в это вмешиваться, так как корни прорастают из нее.
– Нет, что ты!
– Ну хорошо. А кто ездил?
– Да почти весь класс и некоторые ребята из параллельного.
– Никита был?
Мама задает вопрос будничным тоном, никак не выдавая излишнего интереса, но я знаю, что он есть. Родительницу беспокоит уровень серьезности наших с Никитой отношений. Иными словами, занимаемся мы сексом или нет. Она никогда не говорила со мной о половой жизни, не давала никаких предупреждений и наставлений, но при этом думает, что может контролировать мою сексуальную жизнь вот такими вопросами.
«Никита был?». Как будто если я скажу, что был, это автоматически будет означать, что мы спали вместе.
Честное слово, могла бы уже прямо спросить, девственница я до сих пор или уже нет. Мне тут скрывать нечего. С Никитой кроме поцелуев у меня ничего не было. Хотя один раз мы чуть не занялись сексом у него дома. Уже когда мы почти разделись, я вдруг испугалась и сказала, что не хочу. Свиридов потом обижался на меня, наверное, неделю, а я мучилась: правильно ли поступила, отказав?
Теперь, зная о чувствах Лили, понимаю, что правильно.
– Нет, Никита не поехал, – отвечаю маме.
– Почему? – удивляется.
– У него в субботу тренировка была.
– Так у него же рука сломана.
– Он все равно ходит на тренировки. Сидит на скамейке запасных и слушает указания тренера.
Мама ничего не отвечает, продолжая нарезать крабовые палочки. На ее лице изображен глубокий мыслительный процесс. Интересно, о чем она думает.
– Никита – очень хороший молодой человек! – вдруг выпаливает ни с того ни с сего.
Я аж теряюсь на секунду.
– Ээээ, ну да…
– Соня, – мама поднимает на меня лицо. – Я хочу серьезно с тобой поговорить.
Мое сердечко уже чувствует неладное. Я молча киваю, смотря на маму с испугом.
– Скоро вы с Никитой закончите школу, поступите в разные институты, и у него, и у тебя начнется новая студенческая жизнь, – родительница делает паузу, многозначительно на меня смотря. – Иными словами, вашим отношениям предстоит пройти проверку новыми обстоятельствами и людьми.
Мне категорически не нравится то, о чем она сейчас говорит. Хотя бы потому, что позавчера мы с Никитой расстались, а завтра в школе я собираюсь еще раз ему это подтвердить, на случай если он передумал расставаться.
Ну и потому что я теперь встречаюсь с Димой.
– Сонечка, ты должна быть мудрой и постараться удержать отношения с Никитой. Где-то быть хитрее, где-то разок смолчать…
– Мам, ты это сейчас вообще к чему!? – спрашиваю, пожалуй, излишне агрессивно.
– К тому, Соня, что такими парнями, как Никита, не разбрасываются. Тебе может казаться, что еще вся жизнь впереди, а вокруг так много мужчин, но на самом деле это не так. Хорошего парня, чтобы уважал, ценил, заботился, а в будущем работал, содержал семью и не изменял, найти очень сложно. Поэтому держись за Никиту.
В груди щелкает огонек гнева, и я чувствую, как мое лицо покрывается пятнами.
– Мам, я сама разберусь, – отрезаю.
– Соня, по молодости очень легко наделать ошибок. Я стараюсь тебя от них предостеречь…
Мама резко замолкает, потому что на кухню заходит папа с Настей на шее.
Глава 29.
– О чем секретничаете? – добродушно интересуется отец.
Я стараюсь закрыть лицо волосами, чтобы не было видно, какая я пунцовая.
– Да так, про школу говорим, – отмахивается мама.
Вот за что спасибо родительнице, так это за то, что она не посвящает в такие темы папу. Наши женские разговоры остаются между нами.
– Что там в вашей школе? – папа щелкает кнопку на чайнике и садится за стол. Настя спускается к нему на колени и тянется к вазочке с печеньем.
– Не перебивай аппетит! – мама отодвигает вазочку в сторону.
Папа, смеясь, тут же пододвигает ее обратно.
– Пусть ребенок ест.
В воспитании меня и сестры мама всегда была злым полицейским, а папа добрым.
Родительница, сверкнув осуждающим взглядом, все-таки разрешает Насте лопать печенье перед обедом.
– Да в школе вечно не одно, так другое, – вздыхает родительница. – Помнишь, я говорила, что департамент образования навязал мне мальчика из неблагополучной семьи?
Я мигом вытягиваюсь, как струна, готовая жадно внимать каждое слово матери.
– Которого ты в Сонин класс определила?
– Да.
– Ну помню. А что с ним?
– Теперь его сестру ко мне пихают! – зло выпаливает. – У меня уже скоро не школа будет, а бомжатник! Я поговорила по телефону с директором школы, в которой девочка сейчас. Ну там все очень плохо. Еле-еле с двойки на тройку учится, прогуливает, ворует.
– Ворует? – удивленно восклицает отец.
– Да, представляешь!? У одной одноклассницы украла телефон, у второй деньги из кошелька. И вот это недоразумение из семьи алкашей придет в мою школу и будет воровать у моих учеников, – от злости мама аж бросает на стол нож.
Отец спокойно встает к закипевшему чайнику, а я сижу ни жива, ни мертва.
Она это точно сейчас про Диму говорит? У Димы есть сестра?
Я еще не задавала ему вопросы про семью. Во время поцелуев было как-то не до этого. Но я помню, как в библиотеке Дима говорил, что ходил в кино на «Красавицу и чудовище» с сестрой, а их не пустили на сеанс, потому что им тогда еще не было 16 лет.
– Мам, ты про Соболева? – уточняю не своим голосом.
– Да, про него. Его мамаша принесла мне документы на дочку своего сожителя. Или даже вернее сказать, собутыльника. От нее так перегаром воняло, что мне пришлось проветривать кабинет.
– Ну а ты можешь ее не брать? – папа наливает в кружку чай и возвращается за стол.
– Могу, но тогда эта алкашка снова напишет на меня жалобу в департамент образования! А две жалобы подряд за короткое время вызовут лишние вопросы ко мне.
Я сижу с чувством, будто меня облили ведром помоев. Конечно, я всегда помнила мамины слова о том, что Дима якобы из неблагополучной семьи. Но мне в это никогда не верилось. Он хорошо одевается, хорошо учится. Я видела детей из неблагополучных семей, и они совершенно не такие, как Дима. Так что в какой-то момент я решила, что родительница или что-то перепутала, или слишком наговаривает. Может, Дима из неполной семьи, а мама путает это с неблагополучной?
– Мам, ты ошибаешься. Соболев из нормальный семьи, – осторожно возражаю. – И он хорошо учится.
– У него мать и отчим – запойные алкаши, а брат находится под следствием. Еще у него есть эта дочка отчима, которую сейчас пихают ко мне в школу. Она ворует телефоны и деньги у одноклассников. Да и сам Соболев постоянно в предыдущей школе дрался и попадал в полицейский участок. Так что ничего нормального нет ни в этом парне, ни в его семье.
Каждое слово матери прилетает мне словно кирпич по голове. Я настолько в шоке, что не знаю, ни что ответить, ни как отреагировать. Ну и я просто не верю.
Вот не верю и все!
Дима хороший, умный и интересный. Да, он сломал Никите руку, и это, безусловно, плохой поступок, требующий осуждения и даже наказания. Но Дима нормальный, такой же, как все мы! Он не гопник, который курит сиги за гаражами и ходит в спортивных штанах с полосками по бокам.
Ведь подростки из неблагополучных семей именно такие? Грязные, вшивые двоечники, которые прогуливают уроки, забивают стрелки, щелкают семечки и курят дешевые сигареты.
А Дима совсем другой. Он не курит, а на вечеринке у Полежаевой не выпил ни капли и даже мне не позволил это сделать. Он стильно одевается, вкусно пахнет и хорошо учится.
– Мам, ты, наверное, с кем-то путаешь Соболева, – уверенно качаю головой. – Все, что ты сейчас сказала, не имеет к нему никакого отношения.
– Много ты знаешь! – огрызается. – Его мать дважды приходила ко мне пьяной! И еще смеет на меня жалобы писать!
– Какие, однако, алкаши прошаренные стали, – хохотнул папа. – Знают, куда жалобы писать.
– Я, наверное, тоже напишу на эту неблагополучную семейку, – мама продолжает негодовать. – Куда смотрит опека? Почему эти маргиналы в моей школе, а не в детском доме?
У меня кровь в жилах стынет от ее слов. Наверное, я даже перестала дышать. Мама продолжает говорить что-то еще: зло и эмоционально. Но я больше ее не слышу. Уши будто ватой забиты.
Прихожу в себя, только когда на мою ледяную руку опускается теплая ладошка Насти. Дергаюсь и недоуменно смотрю на сестру.
– … Этот негодяй в восьмом классе выбил зуб однокласснику, мне директор его предыдущей школы рассказала… – снова слышу жесткий голос матери.
Встаю со стула и тороплюсь к себе в комнату. Нет ни малейшего желания задерживаться на кухне и слушать все это про Диму.
Меня охватывает ледяной озноб. Я ложусь на кровать, свернувшись калачиком, и укрываюсь сверху покрывалом. Но мне все равно так холодно, что зуб на зуб не попадает.
Мамины слова будто на репите снова и снова звучат в голове: «запойные алкаши», «брат под следствием», «сестра ворует», «маргиналы»…
Нет, нет, нет, это все не может иметь отношения к Диме. Он не такой, он не маргинал и не гопник. Он умный, хороший, самый лучший.
Ну, допустим, мама Димы может выпить алкоголь. Ну так-то практически все взрослые его пьют. И не только взрослые. Вчера на дне рождения Полежаевой некоторые ребята так нажрались, что облевали Лере ванную на первом этаже.
Да и что далеко ходить, мой папа тоже любит алкоголь. Футбол без пива он вообще не смотрит, а на даче летом у него обязательно коньяк под шашлык.
Но хоть я и не верю маминым рассказам, а все равно эта информация ложится тяжелым камнем на душу. Так это гадко и неприятно было слышать…
Я продолжаю лежать на кровати и дрожать от неизвестно откуда взявшегося озноба, когда в комнату раздается тихий стук.
– Что?? – рявкаю.
Приоткрывается дверь и заглядывает головка Настены.
– Соня, можно к тебе?
При виде сестры я чуть смягчаюсь.
– Да.
Настя закрывает дверь и бежит к кровати. Забирается ко мне под бочок и обнимает ручкой. Настя все слышала. Несмотря на то, что сестре всего лишь пять лет, она очень смышленая и все прекрасно понимает.
– Соня, а кто такой этот Соболев? – осторожно спрашивает через долгую паузу.
Мне не хочется говорить, что это тот самый мальчик, который недавно провожал нас до дома и так понравился сестре.
– Это Дима? – сама догадывается, когда я так и не отвечаю.
– Да, – произношу и чувствую тупую боль в сердце. – Не говори, пожалуйста, маме, что он нас провожал. Хорошо?
– Не скажу.
Я запускаю пальцы в мягкие волосы сестренки и принимаюсь их перебирать. Это немного успокаивает, но все равно я чувствую себя очень подавленной.
– А все, что сказала мама, это правда? – задает новый вопрос через некоторое время.
– Нет! Это не правда. Ты же видела, какой Дима хороший.
– Дааа. Он мне понравился. Он лучше, чем Никита. И вы с Димой очень красиво смотритесь вместе, – деловито заявляет.
Улыбаюсь ей в макушку, чувствуя, как меня немного отпускает. Прикрываю глаза и вспоминаю Диму. То, как он меня целовал и какие нежные слова шептал. В животе тут же происходит взрыв бабочек.
– Знаешь, Настя, а я тоже так считаю, – шепчу.
Глава 30.
Понедельник не задается с утра. Когда я вижу в чате нашего класса в ВК 300 непрочитанных сообщений за ночь, мое сердце предчувствует неладное. Открываю беседу и вижу, что все обсуждают пост в «Подслушано». Тут же фигурируют и наши с Лилей имена.
От плохого предчувствия становится дурно, а спина покрывается испариной. Захожу в «Подслушано» и в самом верху стены вижу пост:
«Вечер перестал быть томным, когда две лучшие подружки не поделили одного парня. Соня Рузманова и Лиля Шарифутдинова чуть было не оттаскали друг друга за волосы из-за Никиты Свиридова. Пока я курил за воротами дома Полежаевой и наблюдал за девчонками, решил снять их на видео. Но потом моя сигарета погасла, а сам я замерз и устал слушать бабские разборки, поэтому пошел в дом. Не знаю, чем там у них все закончилось, но судя по тому, что Шарифутдинова умчалась с праздника жизни чуть ли не в слезах, Рузманова-таки отстояла свое право собственности на Никитоса».
Я перечитываю это снова и снова, отказываясь верить. За несколько секунд меня бросает то в жар, то в холод, то снова в жар. К посту прикреплено видео. Подвожу к нему дрожащий палец и нажимаю play. В темноте под светом фонаря видны я и Лиля. Не очень четко, но все же слышен наш эмоциональный диалог:
– Тебе нравится Никита???
– А то ты не знала! Я ведь говорила тебе, что влюблена в него.
– Ты говорила это в четвертом классе…
– А с тех пор ничего не изменилось.
– Так, стоп. Я помню, что в четвертом классе ты мне сказала, что любишь Никиту. Но с тех пор ты не говорила об этом ни разу! А в шестом классе ты поцеловалась с Бондаренко из параллельного. А в восьмом ты начала встречаться с тем парнем из соседнего лицея! Не помню его имя. Про Никиту ты не говорила больше ни слова!!!!
– А что я должна была сказать?? Я видела, что ему нравишься ты!
На этом видео заканчивается. Видимо, анон докурил сигарету и замерз. Под постом в «Подслушано» куча комментариев, в чате класса тоже все обсуждают только это. У меня кровь в ушах стучит и чуть ли не телефон из рук падает.
Мы с Лилей попали в «Подслушано». Это какой-то дурной сон… Наши имена теперь все полоскают, в школе будут тыкать пальцем и шептаться за спиной. Но самое страшное – Никита узнал о чувствах Лили вот так, из анонимной группы-помойки.
Я листаю чат класса, пытаясь сфокусироваться на сообщениях, но их суть ускользает от меня. Впрочем… Какая тут может быть суть? Наверняка все ржут над нами. Дойдя до конца, вижу, что Никита печатает сообщение. Прикипаю взглядом к экрану, ожидая, что он на это скажет.
«Заткнитесь тут все. Еще одно слово про Соню или про Лилю, и я вам своим гипсом зубы выбью. Всем понятно???».
После сообщения Никиты в чате воцаряется тишина. У Свиридова есть авторитет, поэтому я знаю, что в беседе теперь не пикнут. Одно успокаивает: «Подслушано» – это закрытая группа, в ней нет учителей и тем более моей мамы. Администрация в лице Полежаевой добавляет в «Подслушано» далеко не всех, а только тех, кто вызывает доверие. Она и меня включать не хотела, опасаясь, что я буду передавать все родительнице, но потом все-таки добавила. Так что до мамы мой позор не дойдет.
Однако это не отменит того факта, что в школе меня и Лилю будут обсуждать минимум несколько дней. Участники «Подслушано» наделают скриншотов и начнут пересылать по чатам. Нас будут не просто обсуждать. Над нами будут ржать.
Порог учебного заведения я переступаю с гордо поднятой головой. Но уже через минуту мой воинственный настрой падает. Не знаю, на самом ли деле на меня все пялятся или это самовнушение, но мне вдруг становится не по себе от хихиканья и взглядов в мою сторону.
Дима в гардеробе снимает куртку. При виде него у меня гора с плеч падает. Соболев бросает на меня обеспокоенный взор, а я тут же устремляюсь к нему.
Нет, мы все еще не демонстрируем наши чувства на публике. Но хотя бы почувствовать его близость мне жизненно необходимо. Поэтому я становлюсь вплотную к Диме и медленно опускаю молнию пуховика.
– Ты как? – тихо спрашивает, не поворачивая ко мне головы.
– Ужасно, – отвечаю со слезами в голосе.
– Ну и дебилы у вас тут…
– Над нами теперь ржать будут, наверное, неделю.
Дима находит мою ладонь и крепко сжимает, но я замечаю боковым зрением Никиту в коридоре, поэтому резко отхожу на шаг в сторону. Свиридов заходит в гардероб злой, как черт. Видит меня и на секунду замирает. А затем, тяжело вздохнув, подходит ко мне вплотную.
– Нам надо поговорить, – начинает без лишних обиняков.
Про себя я отмечаю, что Никита пришел без цветов. Это уже хорошо. Я по-прежнему намерена подтвердить ему сегодня наше расставание, а цветы бы все усложнили: принять нельзя, а не принять неудобно.
– Да, надо.
Никита, несмотря на поломанную руку, очень быстро снимает с себя верхнюю одежду. Я замечаю, что Дима не двигается, хотя куртку и шапку уже снял. Наблюдает за нами. Никита бесцеремонно хватает меня за руку и тащит под лестницу. Надеюсь, Соболеву хватит ума не идти следом. Я предупреждала его, что мне еще предстоит разговор со Свиридовым.
– Никита, мы расстались в пятницу, – сходу начинаю, когда мы оказываемся под лестницей.
– Да брось, Сонь…
– Никита, мы расстались, – повторяю жестче.
Он как будто не верит мне. Опускает ладонь мне на талию и притягивает к себе. Поспешно сбрасываю с себя руку и отхожу на шаг.
– Никита, всё. Я не шучу.
– Из-за Лили?
Осекаюсь. Я не знаю, говорил ли уже Никита с Лилей. Они соседи, думаю, он мог бы подняться к ней на этаж выше и обсудить пост в группе. Но я с Лилей еще эту ситуацию не обсуждала, поэтому не знаю, как сейчас вести себя перед Никитой, чтобы не навредить подруге.
Утром я видела Лилю онлайн, написала ей, но она даже не открыла мое сообщение. Ульяна засыпала меня смсками о том, что подруга даже не берет трубку. Не знаю, придет ли сегодня Лиля в школу после такого.
– Нет, Лиля здесь не при чем. И вообще, наш с ней разговор был вырван из контекста. Все было вообще иначе.
– Как иначе?
Отвожу глаза в сторону. Не знаю, что ответить Никите. Вчера я несколько раз прокручивала в голове свою прощальную речь, но сейчас ничего из того, что я собиралась сказать, неуместно.
Никита мой друг с первого класса. И мне нравилось с ним встречаться: все было хорошо и мило. Но сейчас мое сердце тянется к другому парню. Не Никиту я хочу чувствовать рядом с собой, а Диму. Хочу, чтобы Дима меня обнимал и целовал, а не Никита.
– Сонь, посторонние люди не должны влиять на наши отношения, – его рука снова опускается на мою талию, из-за чего я дергаюсь, будто кипятком ошпарили. – Даже если эти посторонние люди – наши друзья.
– Дело не в Лиле, – все-таки заставляю себя посмотреть Никите в глаза.
– А в чем?
– В том, что я не хочу больше с тобой быть. Прости, Ник… Но наши отношения завершены.
Его лицо вмиг становится жестким, а глаза стеклянными.
– Сонь, ты же не серьезно…
– Серьезно, – перебиваю его. – Никита, я хочу расстаться.
Звенит звонок на урок, но мы не двигаемся с места. По лестнице над нашей головой раздается топот учеников, ребята торопятся в классы.
– Почему? – спрашивает побледневшими губами.
Ох, как я не хочу говорить ему это! Ну зачем, зачем он требует от меня ответа??
– Почему, Соня? Что я сделал не так?
– Ты все сделал так, Ник, – чувствую, как против моей воли на глаза наворачиваются слезы. – Просто я не люблю тебя. Ты так и остался для меня всего лишь другом.
Его лицо изображается гримасой боли, а рука обессиленно спадает с моей талии.
– Прости меня, Никита, – говорю с чувством и, смахнув слезу, разворачиваюсь, чтобы пойти на урок.
