Текст книги "Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь (СИ)"
Автор книги: Инна Чеп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Бажена закусила губу от стыда и чувства несправедливости.
– Вас успел ещё кто-то обидеть, пока меня не было?
– Нет, – ответила Бажена, не поднимая глаз.
– Ваши обидчики наказаны. Впредь им стоит быть осторожнее. К сожалению, многие забывают, что человек является живым существом вне зависимости от того, носит ли он приставку к фамилии. Пройдёмте.
Ей предложили руку, и Же́на с благодарностью вцепилась в мужской локоть.
– Надеюсь, мы догоним Ала до того, как девицы вен Прот выжмут из него весь пыл и все деньги. Мне необходимо с ним обсудить кое-какие детали дела, касающегося семьи, проживающей на землях, находящихся в ведении его рода. Надеюсь, вены не будут вас ругать, что вы отстали?
– Не думаю.
– Это хорошо. О, они зашли в лавку со всякими лентами-кружевами-тесемками! Это надолго. Вы не против, если пока они забавляются с цветными бирюльками, мы зайдем на секунду в книжную лавку? Обещаю выгородить вас перед девицами вен Прот.
Книжные лавки в отличие от городской залы Бажене очень нравились. Они пахли чудесами: пылью, бумагой и типографской краской, что в совокупности представляли собой открытые двери в волшебные миры чужих приключений.
– Нет, не против. Я люблю книги.
Ее ответ явно удивил мужчину.
– Простите, я не пред…
– О, Драгомир! Как я вам рад! Вот, для вас берег – "Калиантийские скрижали: законы первой и последней Империи Континента". Мне чудом достался этот экземпляр. Уважаемая, приятно вас снова видеть!
Решив не мешать книжнику расхваливать свой товар перед потенциальным покупателем, девушка кивнула старому торговцу и отошла к полкам с легендами. Провела пальцами по корешкам книг, всматриваясь в золотые буквы, глубоко вдохнула, прикрыла глаза и наугад вытащила одну из легенд.
"Дивные сказания о Либоре Яростном и Злате Верной".
На чёрно-белом рисунке были изображены высокий длинноволосый мужчина с мечом в левой руке и сидевшая у его ног девушка. Ладошки героини были сложены лодочкой, из которой пробивался тонкий росток с маленьким бутоном.
Бажена опять вспомнила сон. Захотелось сесть на коня, и мчатся, мчатся вперёд, ощущая, как ветер бьёт в лицо. И если встанет на пути зло – то непременно будет порублено праведной рукой. И над озером чудесный скакун подпрыгнет так высоко, что никакое чудище не достанет, и небо перенесет их в чудесные края, полные сказочных существ и добра. Чтобы можно было кормить с рук говорящих белок, танцевать с травяными духами и петь песни лесным зверятам. Они бы рассаживались вокруг – и слушали ее музыку. И слышали бы ее.
– Вы сейчас похожи на девушку из легенды не меньше, чем изображённая на рисунке героиня.
Бажена вздрогнула, согнулась, резко захлопнула книжку.
– Извините, я не хотел вас напугать.
– Нет, все в порядке, – она затолкала книгу обратно на полку и развернулась к собеседнику. – Вы все купили?
Мужчина стоял очень близко к ней. Так близко, что Же́на слышала его дыхание. Но самым странным было то, как он на нее смотрел – как на загадку. Если раньше его взгляд был нейтрально-вежлив, словно исполнял некую обязанность, то теперь в нем сквозил пусть и лёгкий, но искренний интерес.
– Вы всем девушкам, попавшим в беду, помогаете?
Слова вырвались прежде, чем она подумала, чем ей грозит такой наглый вопрос. Но мужчина, названный торговцем книгами Драгомиром, лишь улыбнулся в ответ на эту фразу.
– Вообще-то да. Это моя работа.
– Спасать девушек? – удивилась вена Хлад.
– Помогать людям отстоять свои права. Препятствовать нарушению законов, дарованных нам господарем.
– Это очень благородно.
Мужчина помрачнел.
– Не всегда. Иногда действовать в рамках юридического закона значит переступить законы человеческие.
Бажене показалось, что на плечах ее собеседника лежит какой-то тяжкий груз, и она, поддавшись порыву, коснулась ладонью мужской груди.
– Самый главный судья – сердце.
Мужчина вздрогнул – она тут же убрала ладонь – и невесело усмехнулся.
– Пафосно, но все же хочется надеяться, что вы правы… Хотите, я куплю вам эту книгу?
Он шагнул мимо нее и вытащил с полки именно тот том, который рассматривала Бажена.
– Нет, благодарю! Боюсь, родители не одобрят такой подарок.
Драгомир перелистнул пару страниц.
– Это легенды? Вам нравится такое?
– Да! – Бажена гордо выпрямилась. Матушка тоже смеялась над ее страстью к подобному чтению. – Разве это плохо: читать о приключениях людей, что ведомы лишь своей свободной волей и долгом? Они едут, куда хотят, находят новые страны и новых друзей! Они борются за справедливость и защищают слабых и обездоленных!
– А ещё убивают полчища монстров или орды степняков, или сонм злых древних духов. – Заметил мужчина. – Всем героям почему-то обязательно надо с кем-то бороться. Но это суть легенд, здесь ничего не поменяешь. Не обижайтесь, я не думаю, что эти книги плохи. Просто весьма наивны и односторонни. Если вам так хочется узнать про "новые страны и новых друзей" есть замечательная книга "Путешествие из Иландора".
– Я читала! – немного обиженно ответила Бажена. Мужчина вернул книгу на полку и посмотрел с интересом на собеседницу.
– И вам понравилось?
– Да.
– Там есть один момент, когда они плыли по Безымянной реке…
– Встреча с тигром?
– Да! – Драгомир улыбнулся. – Когда дон…
Полки с легендами находились рядом с окном. Бажена, стоящая к окну лицом, увидела, что мимо прошли родители, переговаривающиеся о чем-то с четой вен Прот.
– Простите! – Бажена подхватила юбки. – Я должна бежать!
И она бросилась на улицу догонять родителей. Мужчина проводил ее задумчивым взглядом.
– Что-то ещё, нис Зорь? – спросил торговец, с хитрецой посматривая на покупателя.
– Да, – согласился Драгомир. – Я возьму ещё одну книгу.
*Травяные духи – южные провинции были присоединены к Серземелью позже, всего двести семьдесят лет назад в результате долгих войн, до этого присоединения люди, проживающие на этих территориях верили не только в Отца всего живого, но и в его мелких подручных – разных духов. Травяные духи обитали в полях и лугах, их изображали маленькими снопами с глазами, носом и ртом. Сейчас легенды о духах считаются просто сказками.
**Бариды – сказочные птицы-вестники с четырьмя крыльями. Два крыла у них черные (плохая весть), два крыла белые (хорошая весть). Какими крыльями машет барид – такую весть и несёт. На праздники духов бариды поют человеческими голосами
Глава 12. Нахолмье, деревня Бороздки
Дона Умн приложила к талии Бажены огромный яркий бант.
– Вашей матушке так понравится, я думаю.
Девушка смотрела на нелепое украшение с отвращением. Ей вспомнилась вчерашняя встреча с незнакомцем, дважды выручившим ее из беды. Чувство стыда – за свой нелепый вид, за глупое поведение и резкие слова – тут же отразилось на щеках юной вены Хлад ярким румянцем. Что он о ней подумал, этот человек с зонтом? Ясно, что ничего положительного! Вчера она вела себя ужасно: мямлила что-то невразумительное, терялась от его взгляда, говорила глупости. Да и платье… Ну что хорошего может подумать мужчина о девушке в нелепом безвкусном наряде? Все эти многочисленные рюши, оборки и банты, может, и были модными во времена молодости родителей Бажены, но сейчас девушки-аристократки одевались совсем по-другому!
Бажена почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она опять поедет на бал в смешном виде – и будет не танцевать, а смиренно сидеть у стеночки рядом со старыми матронами. Она опять будет посмешищем. Ее никто никогда не пригласит на танец! Никогда!
Бажена вцепилась бледными пальцами в яркую ткань. Мать почему-то всегда выбирала для нее наряды очень ярких цветов, тогда как в высшем свете уже несколько лет держалась мода на светлые мягкие тона: розовый, персиковый, бледно-голубой и др…
В груди расцветал огонь, с губ сорвался полувскрик-полувсхлип.
– Не надо рюш!
– Но…
Дона Умн хотела что-то возразить, но посмотрела на девушку – и замолчала. Порылась в своих многочисленных коробках, достала широкую атласную ленту.
– Можно отделать лиф ей. И на плечах сделать кружевные вставки.
Бажена посмотрела на женщину с надеждой.
– Да… Да! Давайте так и сделаем! И уберем бант! И по подолу – лишь редкая вышивка серебром, без "пятидесяти роз", как заказала матушка. Хорошо?
Портниха тяжело вздохнула, но кивнула. Принялась копаться в корзинке с нитками, пряча глаза. Бажена ощутила странное чувство: будто раньше она не могла дышать, а теперь вдохнула полной грудью. Это ощущение пьянило. Хотелось ещё! Ещё!
– А другое – без воротника. И рукава пусть будут короче, выше локтя. А на юбке…
Когда мать с отцом вернулись за Баженой, улики их с доной Умн самоуправства уже были уничтожены.
– Вы не покажете нам, как выглядят платья?
Девушка вцепилась в руку матери.
– Прости! Там не на что смотреть! Я случайно порвала рукав! И наступила на подол. Но дона Умн обещала все исправить в срок!
Анджей вен Хлад недовольно заметил:
– Нам опять придется из-за тебя доплачивать!?
Бажена с тоской посмотрела на портниху.
– Нет, что вы! – вступила в разговор та. – Это все легко исправить! Просто понадобиться чуть больше времени. Но ради таких уважаемых людей девочки посидят за работой и ночью.
Лестное высказывание успокоило венов, и они покинули швейный дом без скандала.
По дороге домой мать отчитала Бажену за неуклюжесть, но та была так рада произошедшему в ателье, что даже недовольное лицо матери не могло испортить ей настроения.
Платья! У нее будут красивые платья! С кружевными вставками на рукавах! Может даже теперь ее кто-нибудь пригласит на танец. Интересно, а почему тот незнакомец бывает редко на местных балах? Но "редко" – это ведь не "никогда"? При удачном стечении обстоятельств они ведь могут хотя бы один раз встретится и потанцевать…
Едва карета остановилась у дома, юная вена Хлад вышла на улицу и, вдохнув полной грудью сухой полуденный воздух, спросила:
– Матушка, я прогуляюсь до деревни? Я же больше часа стояла на месте, а доктор Инт советует обязательно разминать ноги после долгого стояния или длительного бездеятельного сидения.
Доктор Инт, сорока четырехлетний вдовец, практикующий в Нахолмье и прилегающих к нему землях, умел говорить так уверенно, что даже Береслава вен Хлад прислушивалась к его мнению. Тем не менее Бажена ожидала протестов со стороны родителей и придумывала новые аргументы в пользу своей прогулки. Однако родители только переглянулись и почти в один голос сказали:
– Ну что ж, иди.
– Прогуляйся.
Бажена сделала глубокий реверанс, благодаря за разрешение, вежливо попрощалась, и, наслаждаясь ещё одной победой, подаренной ей этим днём, бодро зашагала в сторону полей.
Прогулка вышла чудесной. Теплый ветер слегка растрепал Бажене волосы, выбив из прически пару коротких прядей. Когда-то Же́на отрезала их сама, специально, а матери соврала, что случайно выжгла волосы во время завивки. За ложь тогда было очень стыдно, но… Она задыхалась. В тот вечер, накануне бала у венов Креп, Бажена как никогда почувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Родители выставили ее полной дурой перед соседями, и юный наследник рода вен Голь, перед которым матушка за полуденным чаем нахваливала ее слишком усердно и чересчур нелепо, постоянно усмехался, едва его глаза останавливались на потенциальной невесте. Это было тем обиднее, что мать буквально силой вытянула из юноши обещание пригласить Бажену на вечернем балу на первый танец. Вымученно-снисходительная улыбка соседского сына весь день стояла у девушки перед глазами. Ситуацию усугубляло нежелание матери хоть немного прислушаться к робким попыткам Бажены внести изменения в вечерний туалет. Мать сама выбрала платье, туфли, перчатки, украшения, прическу и даже кавалера на первый танец. От дочери Береслава вен Хлад отмахивалась как от надоедливого котенка, мяукавшего какие-то свои глупости на непонятном людям языке. И когда мать вышла из комнаты, бросив на Баженино: "Я не хочу ехать, я плохо себя чувствую," – короткое (не глядя на дочь): "Брось, конечно, ты поедешь!" – Же́на вспылила. Едва закрылась дверь, она бросилась к столу, схватила ножницы и отмахнула передние пряди. Непонятно, что ещё она успела бы натворить, если бы в спальню не вошла служанка с нагретыми щипцами. При виде постороннего человека бушующее в груди пламя вдруг разом потухло, смытое испугом, как огромной волной. И Бажена струсила – опалила кончики прядей и соврала родителям, что случайно их прожгла, когда попыталась завить волосы сама. Она часто трусила. Может, поэтому они ее и не слышали?
В тот вечер младший вен Голь ожидаемо опоздал к первому танцу. Наследник трёх заводов и семи деревень, он был завидным женихом в Дрягвенской провинции, и многие мамочки пытались его свести со своими дочерями. Некоторые, как Береслава вен Хлад, были в своих устремлениях столь настойчивы, что молодой человек старался избегать их общества. Впрочем, обещанный танец он с Баженой всё-таки станцевал. Холодно, смотря куда-то в сторону и без единого слова. Какая может быть радость от подобного времяпрепровождения? Бажена желала совсем другого…
Внимательно осмотревшись и никого не заметив в зоне видимости, девушка глубоко вдохнула и, прикрыв глаза, сделала шаг в сторону. Взмах рукой… Вторая ложится на руку воображаемого партнёра… Раз-два-три… Лёгкий ветер – это чужое дыхание, шепот травы – нелепая шутка, над которой Бажена согласна великодушно рассмеяться, дабы не сконфузить молодого человека, хлестнувшая по подолу ветка дикого куста – платье дамы из соседней пары. Мелодия сплетается с шумом поля, можно открыть глаза – и видеть только чужой силуэт в свете акаримских люстр, ярких, словно само солнце.
Раз-два-три… Поворот… Легко, непринужденно улыбнуться, изящно взмахнуть рукой… Ведь на ней сейчас самое красивое платье… Да и не стал бы он смотреть только на наряд, и матушкина болтовня его тоже бы никогда не отпугнула… Он видит глубже и больше… Он разгадает, как разбить ее стеклянный кокон… Вот если бы на балу…
Бажена танцевала, воображаемый партнёр смотрел на нее восхищёнными глазами и удивлялся, почему он раньше никогда не приглашал ее на танец.
– Просто вы впервые посмотрели на меня, а не мимо, – сказала бы ему Же́на. И он посмотрел бы на нее – и понял бы, как она одинока, и увидел бы не нелепое платье, а совсем другое: любовь к приключениям, веру в сказки, одержимость музыкой. И прямо посреди бального зала он стал бы на колено и предложил ей руку и сердце, ведь он догадался, как ей сиротливо и тяжело в холодном родительском доме, как жаждет ее сердце чужого участия и тепла. А если какой-нибудь столичный хлыщ вдруг объявил бы на нее права, то жених непременно вызвал бы его на дуэль и заколол бы шпагой насмерть… Нет, на смерть не надо, пусть живёт. Просто: жених безоговорочно победит, и счастливые молодожены уедут в… Да какая разница куда, если они будут там счастливы? Же́на будет играть, он – читать газеты, потом они непременно сядут пить чай – держась за руки, рассказывая друг другу, как плохо и одиноко им жилось до этого момента. И…
Лошадиное ржание выдернуло вену Хлад из мира грез. Она открыла глаза, опустила руки, лежащие до этого момента на невидимых плечах несуществующего партнёра. Остановилась, всматриваясь в приближающуюся телегу.
Незнакомец, косоплечий деревенский мужик, завидев ее, поклонился.
– Здравы будьте, уважаемая!
– И вам здравствовать!
Повозка проехала мимо. Бажена посмотрела вдаль и заметила крыши небольших одноэтажных домов. Вот и Бороздка. Ей осталось пройти совсем немного. Она тряхнула головой, отгоняя нелепое, но сладкое видение, и зашагала быстрее к домам.
На одном дворе разделывали поросячью тушу, и девушка, морщась, поспешила пройти мимо. У дома мельника ей встретилась младшая старостина дочка – юркая черноокая красавица (есть тижийские корни в этой семье, точно есть!), тремя годами младше Бажены.
– Ой, вена! Здравствуйте! А вы если к батьке – то лучше не ходите. Он щас рвет и мечет, ходит злой, аки бык, увидевший красную тряпку.
– Да нет, я не к нему. А сестра твоя где?
Девчонка тут же нахмурилась, отвела взгляд. Подхватила ведро, что стояло у ее ног.
– Вы простите, мне корову доить надо!
Бажена поймала прошмыгнувшую было мимо девчонку за рукав.
– Где сестра твоя?
Старшая старостина дочка была хоть и менее болтливая, чем младшая, но зато ко всему подходила ответственно и с умом. Бажене нравилось иногда с ней разговаривать – аристократка из этих бесед всегда узнавала много нового о крестьянской жизни, о посевах, о трудностях деревенских обитателей. Учитывая, что Бороздка и еще несколько соседних деревень находились в ведении венов Хлад, значит, именно Же́нина семья должна была помогать здешним сельским жителям справляться с трудностями, руководить их работой и собирать налоги – для себя и для господаря, которые они сдавали сначала стардам, а те уже отчитывались перед министром торговли и сборов. И Бажена с интересом узнавала, как об успехах, так и о проблемах людей, живущих на подведомственных их роду территориях.
– Ну? Что-то случилось?
– Прилегла она. Болеет, – ответила девчонка, не смотря Бажене в глаза.
– О! Тогда я ее проведаю. Может, наша семья чем-то сможет вам помочь…
Громыхнуло упавшее на землю ведро.
– Не надо! – девчонка вцепилась в руки аристократки, с мольбой смотря ей в глаза. – Пожалуйста, не надо! Ну что вы к нам ходите постоянно? Зачем? Вам делать больше нечего? Проболталась сеструха про неурожай – а теперь лежит, пошевелиться боится! И зачем она с вами связалась? Толку никакого, одни беды!
Пыл угас. Девушка отпустила Же́нинины руки, вытерла рукавом выступившие слезы.
– Простите… Простите, хозяйка… Я…
– Ну какая ж я вам хозяйка? – удивилась растерянная Бажена. – Мы же не рабовладельцы какие-нибудь. Мы, наоборот, следить за урожаем должны, руководить, помогать вам… Почему "хозяйка"…
Девчонка зло усмехнулась, но тут же стёрла эту улыбку с лица. Опять подняла ведро, поклонилась.
– Пора мне.
– Так что с сестрой? Скажи, а то отцу пожалуюсь!
Выдуманная за секунду угроза неожиданно возымела действие.
– Приказал высечь ее ваш отец. За "ложь и са-бо-ти-ро-вание господаревой воли".
Бажена замотала головой.
– Я не поняла… Я не расслышала…
– Все вы услышали, – сказала девчонка неожиданно жёстко.
– Он не может… У него нет права… – пробормотала вена Хлад. – И он не стал бы…
Да, вены могли решать какие-то крестьянские споры – но только очень мелкие, почти все в Серземельерегулировали судебные коллегии и суды (крестьянский, городской, военный и благородный). А родители… Они никого из слуг никогда не били. И ее не трогали, даже когда были очень сердиты. Правда матушка в случае неодобрения посмотреть могла так, что тут же хотелось побиться головой о стену – иногда от отчаяния, иногда от стыда. Но и только. Хотя Бажена знала, что соседи, например, своего сына розгами воспитывали. Подслушала случайно разговор взрослых ещё лет десять назад. Юноша этот года два как уехал учиться куда-то на восток, да так ни разу домой и не приезжал. Говорили, он промотал почти все родительское состояние.
Бажена пряталась за глупыми воспоминаниями из прошлого, словно за бумажным листком. Но младшая старостина дочка отобрала ее жалкий щит. Сурово сдвинув брови, девчонка сказала:
– Есть. Аристократы могут наказывать крестьян в случаях, коли дело касается пашни, луга, али других хозяйственных забот. За тем и поставлены – за порядком следить и помогать. Только помощи той… – она осеклась, махнула рукой и пошла в сторону луга совсем неизящными большими шагами. Это всегда удивляло Бажену: как крестьянки, даже красивые, ведут себя чуть ли не по-мужицки? Кричат громко, бранятся, все время куда-то торопятся, ходят быстро, не элегантно, ещё и тяжести носят! И…
И она опять пыталась загородится пустыми, глупыми мыслями от чужих слов. Да, ей тяжело задуматься над этим. Высечь… Отец… не мог приказать подобного. Бажена это точно знала. Да, он бывает холоден. И смотрит почти на все с точки зрения выгоды, но куда теперь деваться? Это непременное условие успешности в современном мире!
Отец всего живого, это же шутка! Девочка просто неудачно пошутила. Деревенские шутки они такие, грубые…
Бажена посмотрела в сторону старостиного дома. Ветер бросил ей в лицо горсть пыли. Теперь он не казался другом, его прикосновение не походило на лёгкое робкое касание руки возлюбленного, нет, ветер стал врагом. Его порывы беспощадно трепали подол ее платья, словно он хотел высечь ее розгами также, как отец высек Старостинку. За неверие, за самообман, за нежелание видеть то, что выглядит неприглядно. Так просто – закрыть глаза на то, что рушит привычную, спокойную картину мира.
Просто грубая шутка… Или даже злая ложь… Отец всегда говорил, что крестьяне тупы и злы, как плохо воспитанная скотина… Спуску им давать нельзя!
Бажена зашагала прочь. Солнце светило ярко, и свет его бил по глазам так сильно, словно небесный круг пытался их выжечь. Желтое пятно посреди дрожащего мира. Же́на попыталась сморгнуть слезы, но те скатились по щекам крупными каплями, освобождая дорогу другим, ещё более горьким и горячим.
Старостинка. Старостина дочь. Младшая и старшая. Их так везде звали. Смеялись: старшая Старостинка – как осинка, а младшая – сметаны крынка. Бажена даже не знала, как их на самом деле зовут…
Солнце выжигало глаза, а она все никак не могла опустить взгляд – казалось, подол ее испачкан кровавыми каплями.
Старшая… Она сильно кричала? Как это вообще происходит? Это же… до крови, да?
Нет…
Отец не мог!
Бажена помогала головой, пытаясь вытрясти из головы острые, режущие до боли мысли. Если б она была сказочной принцессой, то во все стороны посыпались бы вместо слез чистейшие алмазы. А навстречу ей мчался бы всадник на…
Удар хлыста. Конь заржал, отпрянул в сторону, и телега аккуратно объехала бредущую по дороге Бажену. Кажется, мужик ей опять поклонился. А может и нет, она все равно толком ничего не видела.
Да. Она ничего не видит. Ей не дают видеть. Да и сама она…
Огонь внутри разгорался сильнее. Нет, если бы она жила в сказке, она не была бы принцессой. Она стала бы драконом.
Бажена подхватила юбки и побежала вперёд. Совсем неаристократично. Даже пошло. Матушка наверняка убила бы ее взглядом за подобное нарушение приличий. Прожгла бы насквозь… И встретилась бы с собственным пламенем Бажены? Какое бы тогда победило?
Думать о поединке, пусть и мифическом, с собственной матерью – подлость. Неблагодарность. Зло. Мать права, она, Же́на, слишком себялюбива и…
Дождь коснулся лица девушки как раз в тот момент, когда ей показалось, что внутренний огонь вот-вот вырвется наружу и сожжёт ее дотла. Холодные струи хлынули за корсет, смыли с лица слезы, небесными копьями вонзились в землю, за несколько минут превратив сухую тропу в чавкающее болото. И Бажена бежала по этому болоту изо всех сил. Словно норовистая лошадь, дорвавшаяся до воли. Словно свободная. Но дождь смыл с ее души огонь – у ворот собственного дома, Же́на остановилась. Она сразу перестала быть злой, самостоятельной, огненной. У богато отделанных дверей стояла мокрая, ничего не значащая девочка в грязном платье. К ней выбежали служанки, увели в дом, нагрели воды, принесли горячего.
– Вена Хлад приказала…
– Вена Хлад передает…
– Вена Хлад распорядилась…
Щебетание слуг вызвало раздражение. Бажена почувствовала себя вдруг очень плохой – ведь ее злят разговоры людей, всячески помогающих ей не заболеть. Ванна, отвар, теплая одежда… А ей тошно и противно…
Кто-нибудь помог Старостинка после…
Она не выдержала, грубо отослала служанок – те послушно испарились. А когда к ней зашли родители, Же́на притворилась, что крепко заснула. Мать сказала что-то недовольное, погасила свечу и вышла под руку с отцом.
А Бажена весь вечер пролежала в кровати, смотря в большое окно, за которым лил дождь. Жаль, что она не может утечь с дождем. Все было бы проще.
Да, гораздо проще.
И совершенно… по-предательски.